Над морем Галлилейским

Над морем Галлилейским догорал закат. В розовых лучах заходящего солнца лениво перекатывались волны. Легкий ветерок, дувший со стороны моря, давал долгожданную прохладу после жаркого дня. Над древним морем стояла тишина, которую нарушал лишь негромкий плеск волн.
Трое рыбаков медленно поднимались по дороге от причала к домам. Первым шел высокий худой старик по имени Симон. Он давно рыбачил на Галлилейском море, здесь прошли его детство и юность, здесь к нему незаметно подкралась старость. Морщины избороздили его лицо, посмуглевшее почти дочерна от работы под палящим южным солнцем, волосы поседели и согнулась спина. Но был он еще крепок – старый рыбак, один из самых опытных рыбаков на Галлилейском море. Сейчас он вместе со своими двумя сыновьями возвращался домой после дневной работы. Шел старик неторопливо, даже медленно, но вызвано это было не усталостью после долгого рабочего дня, а задумчивостью, которая выражалась то в улыбке, время от времени озарявшей его лицо, то во взоре, которым он смотрел на море, и тогда улыбка исчезала с его лица, а брови сердито хмурились.
Следом за Симоном шел его старший сын – Марк. Пониже ростом и более плотный, он явно сдерживал себя, стараясь идти также медленно как и его отец, бросая на него недовольные взгляды. Но когда он переводил свой взгляд на дом, который был целью их пути, то успокаивался и даже улыбался. Лицо его при этом становилось удивительно похожим на лицо Симона.
Последним шел младший сын Симона – Иоанн. Внешне он мало отличался от отца, разве что лицо его было более подвижно. При взгляде на брата, которому только почтение перед отцом мешало кинуться вверх по дороге, в глазах Иоанна появлялись озорные искорки, и, хотя он очень старался сохранить серьезность на лице, губы его растягивались в усмешке.
Рыбаки шли молча, каждый думал о чем–то своем. Так, в тишине, они и подошли к старому дому, который надежно служил их семье на протяжении четырех поколений.
Дома их ждали с нетерпением остальные члены большой семьи: жена Марка – Анна, их сыновья Никодим и Фома, жена Иоанна – Елизавета, их сын Иаков и дочь Марфа . Никодиму было уже десять лет, Фоме и Иакову по восемь, а Марфе – пять. Они уже сели ужинать, и Анна, увидев вошедших, улыбнулась им и приглашающе махнула рукой.
Когда после ужина семья собиралась ко сну, внуки наперебой начали просить Симона рассказать им какую–нибудь историю на ночь. Марк прикрикнул на детей:
- Какую вам еще историю! Спать ложитесь!
Но Симон жестом остановил Марка и задумчиво произнес:
- Сегодня, когда мы доставали рыбу из лодки, мне внезапно припомнилась одна история, которая произошла, когда я была еще совсем молодым. Я тогда рыбачил вместе с несколькими такими же молодыми ребятами из нашей деревне – одного из них звали так же как и меня – Симон.
- Ну вот, опять началось, – тихо прошептала Анна Марку, – уж сто раз про это слышали.
- Ой, расскажи, дедушка, расскажи, – хором закричали дети.
- Ну, пожалуйста–а–а, – протянул Никодим.
- Да вот мне кажется, что не все хотят слушать, – обиженно произнес старик, глядя на Анну.
- Нет, что Вы, мы с удовольствием послушаем, – с добродушной улыбкой произнесла Елизавета.
- Конечно, – поддержал ее Иоанн.
- С удовольствием, – сказал Марк, с укоризной глядя на жену. Та немного смущенно улыбнулась старому рыбаку, и тот, ободренный столь дружным согласием, начал свой рассказ.
- Как я уже говорил, было это очень давно. Немногие теперь помнят эти времена. Тогда я, Симон, его брат Андрей и сыновья Зеведея – Иоанн и Иаков, рыбачили все вместе. Я тогда собирался жениться на вашей бабушке. Вы ведь ее, наверное, совсем не помните.
- Нет, – сказал Никодим. – Я ее помню.
- Правильно, – поддержал его Марк. – Ведь она умерла вскоре после того, как родился Фома.
- Да, точно – произнес Симон глухим голосом и тяжело вздохнул.
- Ну да впрочем, – внезапно улыбнулся старик, – тогда мы были молодые. Да, хорошие были денечки: и рыбы было больше, и погода была лучше, не то, что теперь. Все было бы здорово, если бы только не эти проповеднички, считающие себя пророками Божиими. Тогда как раз был один такой по имени Иоанн. Ходил в пустыне, питался не пойми чем и говорил что–то такое непонятное. Все про покаяние, да очищение. Что до меня, то я, например, считаю, что главное не усложнять. Работай, корми семью, отдыхай в субботу и праздники. Ну, конечно, грешить не надо, и про жертву в храм забывать тоже не надо. Я вот так всегда жил и все нормальные люди так живут.
Ну ладно, речь сейчас не о том. А о друзьях моих глупых. Они–то как раз этого сумасшедшего очень уважали. Ходили к нему в пустыню, слушали его с раскрытым ртом. Ну вот, прям как вы меня сейчас.
Дети посмотрели друг на друга и засмеялись. За ними засмеялись и взрослые. Симон подождал пока стихнет смех и продолжил свою историю, понизив голос.
– А потом к Иоанну пришел один человек, сын плотника Иосифа из Назарета по имени Иисус. Меня там, в пустыне, конечно, не было, но сколько я историй об этом деле наслушался. Дескать, чуть ли не целая толпа ангелов тогда появилась и объявила этого Иисуса Мессией. Андрей мне, помню, про это дело все уши прожужжал. Да, доверчивый он был. – С сожалением сказал Симон. – И братец его Петр тоже. Да и сыновья Зеведеевы такие же были, все любили про пророков, да древних героев поговорить. Не нравилось им, видишь ли, рыбачить...По мне, так надо поменьше байки всякие слушать, да побольше работать.
– Дедушка, дедушка, а что было дальше? – спросил Никодим.
- А то и было, что рыбачили мы в тот день. А погода была точь–в–точь как сегодня. Тихо так, спокойно. Солнышко греет, ветерок тихий. Симон с Андреем и Зеведеи на берегу сети мыли, наша лодка неподалеку плавала. И тут вдруг шум, гам. Народ к берегу бежит и орут: “Иисус, Иисус!”. Я еще подумал, не случилось ли чего, даже подплыл ближе к берегу. А потом смотрю, толпа–то не на пожар и не для дела какого собралась, а послушать, чего им этот проповедник новый расскажет.
Вот дурачье. Сбежались, понимаешь, разинув рты, мешают честным людям работать. Мы ведь семьи свои кормим. Нам некогда всяких там слушать. Если ты человек честный, а не бездельник какой, то вот и занимайся своей работой. Нет, я ничего не говорю, в Иерусалим, допустим, на праздник сходить, жертву принести в храм – это дело необходимое. Ну а так–то, по–пустому, чего народ мутить. Вот ведь люди непонятливые...
Старик совсем разошелся, разгневался, начал махать руками, лицо его покраснело. Но тут Никодим прервал его вопросом:
– А как он выглядел–то?
– Кто? – Опешил от внезапного вопроса старик, – Симон? Да как и все. Ну, может, чуть повыше меня ростом...
– Нет, дедушка, не Симон, Иисус.
– А–а–а, – протянул старик и задумался на некоторое время, – странно. У меня с памятью вроде все в порядке, и Симона хорошо помню, и Андрея, и других. А вот проповедника этого молодого не помню. Хотя, я ведь его не разглядывал, не того мне было, чтобы на него любоваться, я делом занимался – рыбу ловил. А вот Зеведеи – тем прям чуть ли не на берег вылезли, только бы его послушать.
- Так что же этот проповедник говорил, дедушка?
- Да я и не слушал особо. Я рыбу в это время ловил. Ну чего они обычно говорят. Про покаяние там, про суды Божьи. А по мне – тут все просто: работать надо честно, все грехи – они от безделья, вот.
- Но, дедушка, – возразил Никодим, – кроме работы еще что–то должно быть.
- Мал ты еще о таких вещах рассуждать, – рассердился старик, а потом задумался, повернулся к младшему сыну и сказал. – А знаешь, тезка твой Иоанн прям вот такими же словами мне говорил.
- Ну, вот видишь, – радостно воскликнул Никодим.
- Что видишь? – саркастически спросил старый Симон. – Я только вижу, что ушел тогда Иоанн. Лодку бросил, сети, родителей своих престарелых оставил. Ушел с этим, из Назарета. Симон тогда ушел, и Андрей, и Иаков. И вообще много народу с ним ходило. Причем народишко–то – самый что ни на есть поганый. Ну ладно наши рыбаки – те хоть честные ребята. А то взял к себе в ученики мытаря – представляешь? Я–то сразу понял, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Только как я друзей своих не отговаривал, так они и не успокоились. Все говорили о том, что Иисус их Царь, он восстановит царство Давидово, прогонит римлян. А по мне, что Давид, что римляне, что Ирод – все одно. Только бы работать не мешали. А так – какая разница, кому подать платить.
- Так они все–таки ушли?
- Да, ушли. И ходили по всей Иудее – без дома, без родных, без работы – добрым людям на смех. Ловцы человеков, тоже мне.
- Ловцы человеков? – недоуменно переспросила Елизавета.
- Да, это Ииусус их так назвал. Тогда еще, на берегу моря.
- Получается, дедушка, что кое–что ты все–таки слышал. – сказал Никодим.
- Может, кое–что и слышал. – Глухо ответил старик. Он уже начал уставать и голос его терял силу.
- Ну, а потом, что потом? – Наперебой загалдели дети.
- Что, что. Сколько раз уже эту историю слышали, а все спрашивает. Казнили этого проповедника. – жестко сказал Марк. – Чтобы лишнего не говорил. Он ведь до того дошел, что уравнял себя с самим Господом, называл себя Сыном Божиим. Так что правильно его казнили. Закон говорит, что богохульник должен умереть.
- Угу, – буркнул старик, – только сдается мне, что очень многие в Иерусалиме вздохнули спокойнее, когда Иисуса убили. Уж больно много он говорил про наших учителей, которые все из себя такие праведники, а на честного труженника гнушаются даже взглянуть гнушаются. Они, дескать, весь Закон изучили, весь его соблюли, а мы – дураки, от которых одно только и требуется – ходить вокруг них, да восторгаться их праведностью. А они на нас смотрят как на собак, хотя сами даже парус не умеют поставить.
Марк покраснел и, судя по его виду, хотел ответить какой–то дерзостью. Но тут его внезапно прервал Никодим:
- Получается, дедушка, Иисуса несправедливо казнили?.
- Ну не мне об этом судить,– отвечал старик, постепенно успокаиваясь, – Но, вообще, в народе разное говорят про его смерть. Кое–кто потом уверял, что Иисус этот будто бы воскрес, и его даже много народу видело. И в Иерусалиме, и здесь у нас.
- Ух ты, – радостно воскликнул Никодим, – так получается, Иисус действительно был Сыном Бога?
- Так, ну все, – вскочил на ноги Марк, – поговорили и хватит. Ну ка быстро все в постель. – обратился он к детям. Потом подошел к Симону и, понизив голос, с плохо сдерживаемой яростью произнес:
- Пора бы уже забыть эту историю. Сам ведь знаешь, никому не нравится, когда о Назарянине вспоминают.
- Не надо, Марк, – встревоженно сказал Иоанн и встал между отцом и братом, – успокойся.
- А почему я должен успокаиваться? – Грозно спросил его старший брат. – Сам знаешь, сколько проблем было из–за этих “Иисусовых учеников”. Я не хочу, чтобы в нас тыкали пальцами, я забочусь о своих детях.
- Да ладно тебе, Марк. Что плохого в том, что отец вспоминают своих старых друзей.
- Плохо то, что эти так называемые “друзья“ – христиане. А еще плохо то, что эти воспоминания слушают дети.
- Ну знаешь ли... – начал Иоанн.
- Нет, Марк прав, – устало прервал его Симон. – Я сегодня наговорил много лишнего. Эта погода на меня так подействовала. Мне показалось, что я снова молод. А ладно, что там говорить. Марк прав – пора уже забыть эту историю.
Он повернулся и медленной шаркающей походкой пошел к двери. Сейчас Симон выглядел даже старше своих и так немалых лет. Иоанн с укоризной посмотрел на Марка. Тот смущенно отвел взгляд в сторону и пробормотал:
- Иди, посмотри, как он там.
Иоанн тяжело вздохнул и, помедлив немного, направился к двери и сразу за порогом окунулся в ночную прохладу. Ночь была настолько тиха, что, казалось, можно расслышать, что происходит на другом берегу моря. Когда глаза Иоанна привыкли к темноте, он увидел своего отца, стоящего неподалеку. Симон смотрел вверх, на луну, лицо его было очень спокойным, даже умиротворенным.
- Завтра будет хорошая погода, – сказал Иоанн, подойдя к отцу.
- Да, – ответил старик.
Они постояли некоторое время рядом. Казалось, что Симон напряженно прислушивается к ночи.
- Ты прости Марка. Он ведь за тебя волнуется.
- Да, я понимаю.
- Он тебя любит. Просто не хочет, чтобы у нас были неприятности.
- Да, я знаю.
Иоанн смущенно замолчал. Казалось, он хочет что–то сказать, но никак не решится. Отец и сын постояли еще какое–то время в молчании. Старик продолжал неотрывно смотреть на луну. Иоанн прокашлялся, посмотрел на море, на луну, обвел длинным тоскливым взглядом небо, вздохнул, переступил с ноги на ногу, а потом тихо сказал:
- Если бы ты тогда ушел вместе с Назарянином, то не было бы ни меня, ни Марка, ни наших детей.
- Да, наверное, – Симон наконец отвернулся от луны и взглянул прямо в глаза Иоанну. – Только знаешь, Иоанн, а я ведь его видел.
- Ну да, – непонимающе нахмурился Иоанн, – конечно, видел. Ты ведь сам сейчас рассказывал...
- Нет, ты не понял, – мягко перебил его старик и на лице его появилась улыбка. – Я его потом видел. После казни.
- Что?
- Да, да. Здесь это было, недалеко. Я тогда рыбачил и видел издали, как Симон и Зеведеи сидели на берегу, у костра, вместе с Иисусом.
- Нет, не может быть. Ты наверняка ошибся. Ты ведь и лица его не помнишь. Да и смотрел издалека.
- Может быть, может быть. Только я ведь потом с Симоном говорил, и он меня уверял, что Иисус воскрес и они видели его, а потом он вознесся на небеса.
- Гм, – неуверенным тоном произнес Иоанн. – Ну мало ли что говорят.
- И потом, – продолжал Симон, – они так изменились. Я имею в виду Симона и остальных.
- Ты знаешь что, отец, – понизив голос и опасливо оглянувшись, сказал Иоанн, – мне кажется, что лучше об этом не вспоминать. Марк прав. Слишком многие хотят забыть безумного учителя и его безумных учеников.
- Откуда ты знаешь, Иоанн, может это мы безумные, а они как раз в своем уме. Симон, Андрей и другие ушли проповедовать о Мессии, а я... Я остался здесь – при лодке, семье и рыбе. а ведь мог тоже уйти, тоже стать ловцом человеков, как и они.
Старик замолчал, и снова устремил свой взгляд к луне. Иоанн потоптался на месте, явно не зная, что сказать, но тут старик продолжил:
- Я никому раньше не рассказывал об этом, кроме моей жены. А она мне говорила то же самое, что и Марк. Что люди не поймут меня, что они будут считать меня сумасшедшим, что я умру нищий и всеми забытый, в одиночестве, если меня, конечно, раньше не побьют камнями...– Старик говорил тихим, надломленным голосом, и с каждым произнесенным словом плечи его опускались все ниже и ниже.
Иоанн обнял его и воскликнул:
- Но ты же остался с нами, ты был нам так нужен.
- Да, – ответил старый рыбак, – только может быть где–то я был нужен еще больше.
Так они и стояли в тишине, обнявшись, несколько долгих минут. Потом Симон тихо произнес:
- Ладно, пошли спать. Завтра будет новый день. – и они пошли обраьно к дому.
Когда отец с сыном зашли в дом, дети уже легли. Взрослые же сидели вокруг стола с немного встревоженными лицами, но увидев Иоанна и Симона, женщины радостно заулыбались, а Марк облегченно вздохнул.
Симон уже начал засыпать, когда внезапно услышал тихий шепот:
- Дедушка, ты спишь?
- Нет, – также шепотом ответил рыбак, он узнал голос Никодима.
- Дедушка, а что стало с твоими друзьями?
- Они отправились ходить по миру и проповедовать.
- Дедушка, а это их дядя Марк назвал “христианами”?
- Да, их, – ответил после некоторого колебания старик.
- Когда я вырасту, дедушка, я обязательно найду Зеведеев и других христиан и обязательно спрошу их о чем учил Иисус. Ты слышишь, дедушка?
- Слышу, слышу, мой маленький, – прошептал Симон дрожащим от напряжения голосом, чувствуя, как на глазах у него выступили слезы. – Ты их найдешь, я уверен. А сейчас – спи, спи, мой маленький.

Над морем ГаллилейскимПроза

Над морем Галлилейским

Над морем Галлилейским
Проза