Что стрелы в руке сильного, то сыновья молодые.
Блажен человек, который наполнил ими колчан свой!
Не останутся они в стыде, когда будут говорить с врагами в воротах.
Пс.126: 4-5.
День первый
-Перед тем, как подъедут из милиции, Матвеев, можешь рассказать нам, как ты это сделал,- потребовала директриса.
Артём, оказавшийся первый раз в своей жизни в кабинете директора школы, даже не знал на чём остановить взгляд. Над головой директрисы нависал огромный портрет главы их советского государства, который так же строго, как и хозяйка просторного кабинета, разглядывал из под густых бровей допрашиваемого старшеклассника. Военрук, доставивший сюда Артёма прямо с первого урока, сел на стул у окна выходящего в расцветающий школьный сад.
-Я тушил огонь,- просто ответил Артём.
-Значит, огонь тушил?- В голосе директрисы не было даже намёка на доверие.
-Сперва тушил сам, потом сторож прибежал и мы вместе с ним воду в вёдрах из столовой таскали,- как можно спокойнее произнёс Артём чувствуя, как краснеет от того, что ему не верят.- Чуть позже жители соседних домов, увидев пожар, тоже сбежались его тушить.
-То, что ты так же тушил огонь в спортзале, мы не сомневаемся – тебя там видели,- очень сухо заметила директриса.- Но вот кто поджёг школу?
Артёму показалось, что его сердце остановилось. Он посмотрел на военрука – человека, обучающего старшеклассников военному делу – и увидел в его глазах разгорающуюся к себе ненависть.
-Вы думаете, что это сделал я?- выдавил из себя школьник.
-Мы это знаем, Матвеев! Ты – поджигатель!- выкрикнул, вскакивая со своего стула, военрук. Подскочив к своему ученику, он с силой ткнул ему в грудь своим крепким указательным пальцем.- И ты это знаешь! И милиции признаешься в этом!
-Держите себя в руках, Игорь Анатольевич,- не особо настаивая обратилась директриса к своему импульсивному коллеге. В её правой руке появился карандаш, которым она энергично принялась постукивать по столу. А когда военрук, ещё раз угрожающе ткнув Артёма в грудь, наконец-то снова уселся на свой стул, она, почти по-матерински, обратилась к достаточно, на её взгляд, запуганному юноше:- Ты с первого класса в нашей прекрасной школе, и, не смотря на все трудности с тобой, вернее – с тем воспитанием, которое ты получаешь у себя дома, мы относимся к тебе, как к члену нашей большой школьной семьи...
Пока директриса мучила и себя и его ложью взаимной любви, Артём принялся ещё раз вспоминать вчерашний вечер, стараясь не упустить всех его деталий. Первое: почти всё второе полугодие, из-за нехватки помещений и учителей, они учились во вторую смену, с обеда. К тому же его группа – он и ещё три ученицы их класса (в старших классах парней всегда на половину меньше, чем девчёнок), были дежурными и остались после уроков мыть полы в их классе и в коридоре. Задачей Артёма было менять воду в ведре, которую он носил на третий этаж со столовой находящейся на первом этаже. Второе: когда он спускался за первым ведром воды в столовую, вернее будет сказать – к рукомойникам возле её уже запертых дверей, он заметил хулигана Зелёного со своими дружками, которые выскочили со стороны буфета и проскользнули в спортзал. Ну, что ж – у них тоже уроки были во сторую смену, может – задержались... Чтобы поджечь? Логично, но нет доказательств, кроме его, Артёма, подозрений. А торопиться сваливать вину на других, чтобы поскорее огородить себя от проблем, он не привык, считая это подлостью и малодушием! И пусть будет подозреваемым всего один – сам Артём, он постарается и ответить только за себя. Ведь ему не привыкать – оставаться в одиночестве и бороться расчитывая только на свои силы и на справедливость Бога.
-...Решать тебе, Матвеев – признаться самому и этим существенно облегчить наказание, или это всё равно установит милиция и тогда спрашиваться с тебя будет намного суровее,- сделала заключение директриса и ещё пристальней впилась своим взглядом в глаза Артёма, пытаясь угадать его состояние и понять – сломлен он, или ещё нет.
-Это тебя в вашей секте учат – злостно вредить советским гражданам, а потом трусливо прятаться от ответственности?- Военрук снова сорвался со своего места, чтобы накинуться на Артёма.- Хорошую твой папочка себе замену готовит!
Вот теперь Артём понял, почему школа и милиция так сплочённо и решительно на него набросились – их целью был не тольео он, но и его отец проповедник. Преступление, которое вешали на Артёма, было ещё одним из рычагов давления на слишком активного христианина в стремящимся к безбожью обществе.
-Я не поджигал школу,- как можно спокойнее сказал Артём, не отводя своего взгляда от бешенно вращающихся глаз учителя в военной форме.- Пусть милиция ищет виновных.
Если бы не раздался стук в дверь, то вероятно, что военрук принялся бы вновь больно тыкать его своим крепким пальцем. В кабинет вошли двое: серъёзный мужчина в гражданском и женщина средних лет в милицейской форме.
-Следователь областной прокуротуры Зацепин,- представился мужчина.
-А я из отдела по делам несовершеннолетних, майор Мазуро,- сообщила о себе женщина.
После того, как взрослые пожали друг другу руки, наглядно игнорируя присутствие Артёма, следователь, до этого мило улыбающийся школьным работникам, вдруг с грозным видом обратился к тому, ради кого они здесь оказались:
-Так ты и есть тот самый поджигатель?
С этого момента кабинет директора превратился в опорный пункт следствия по поджогу школы, где главным подозреваемым объявили Артёма.
Артёму было не привыкать к тому, что его игнорировали одноклассники, с которыми он ещё много лет назад разучивал Букварь. Атеистическое мировоззрение, которое диктовала школа, просто не могло серъёзно воспринимать веру во что-то сверхъестественное и абсолютно невидимое, кем являлся для безбожников Бог. Иногда ему приходилось слышать обидные реплики в свой адрес, не обходили его стороной и надсмешки над его верой в Иисуса Христа. Он научился нести это без особого ропота и серъёзных обид, а если иногда и щемило, неотпуская, сердце, он старался разделить эту боль с Сыном Божьим, никому невидимым, но всецело ощущаемым его, Артёма, душой. Школа близилась к концу и он даже стал ловить себя на мысли, что ему будет не хватать его школьных товарищей, которые даже не подозревали насколько он их любит и ценит их вечные души.
Но история с пожаром уже успела до начала второй смены разнестись по школе, а после первой перемены все знали, что главным подозреваемым в вопиющем акте вандализма стал Артём. Уже на второй перемене Артём сумел ощутить на себе силу всего того презрения, которое накопилось в одноклассниках за все годы учёбы: его громко обсуждали и демонстративно от него отворачивались.
На большой перемене в дверях их классного кабинета появился Зелёный с двумя дружками. Некоторые из парней Артёминого класса, которые не отправились прогуляться, сразу притихли, боясь привлечь к себе внимание местного хулиганья, а пара других, считая себя достойными, подошли поздороваться с гостями.
-Ваш убогий здесь?- презрительно и нарочито громко осведомился Зелёный у подошедших к нему парней.
-Вон он – тетрадки перебирает.- Оба парня поспешили ткнуть в сторону Артёма пальцами, хотя его и так было хорошо видно.
-Эй ты, пожарник!- крикнул один из дружков Зелёного.- В коридор вышел – разговор есть!
При слове «пожарник» многие в классе весело загоготали и Артёму пришлось выходить в коридор вслед за хулиганами под издевательские смешки.
-Слушай сюда!- Зелёный сразу накинулся на Артёма, прижав его к стене, как только они оказались в тупике коридора.- Если хоть заикнёшься о том, что вчера нас там видел, то школу закончишь калекой.
-Я и не думал,- ответил Артём.
-Правильно,- одобрил Зелёный и даже повеселел.- Ты ведь не дурак, верно?
Артём промолчал, не отводя взгляда от хулигана.
-Конечно – не дурак,- поддержал Зелёного всё тот же разговорчивый дружок.- Кто ему поверит, пацаны? А у нас уже куча свидетелей того, что мы мяч на площадке пинали.
Хулиганы от души посмеялись, смакуя, как они думали, страх и беспомощность своей жертвы. Зелёный, не желая расставаться со своей улыбкой хищника и до сих пор не отпуская из своих цепких рук Артёма, продолжил, скаля зубы:
-Но это не всё, баклан.- Зелёный хитро оглянулся на дружков.- Тебе Гнилой сейчас даст пару рублей, мелочью, и ты эти деньги отдашь директрисе, или менту и скажешь, что это всё, что осталось от денег из буфета, который ты обокрал, а потом планировал поджечь, как и спортзал. Понял?
Артём понял, что именно произошло вчерашним вечером на самом деле: Зелёный с дружками обворовали кассу буфета и используя поджёг хотели скрыть следы преступления. Но чтобы не привлекать внимания только к буфету, они решили поджечь и спортзал. Но почему они не подожгли буфет сразу, как только его обворовали, а начали со спортзала?
-Я понял, что вы не только поджигатели, но и воришки,- твёрдо ответил Артём.
Нельзя было сказать, что он не боялся их, но он знал, что их страх быть разоблачёнными был сильнее его страха перед расправой.
На какое-то мгновение хулиганы опешили, но не от того, что их вслух назвали теми, кем они были – преступниками, а от тех уверенности и спокойствия, которые без страха показала их жертва.
-Ты что, сектант, дерзить вздумал?- Зелёный, первым из хулиганов вновь обретя лицо злодея, больно ударил Артёма в живот.
-Да он страх совсем потерял, Зелёный!- добавил Гнилой и словом и новым тумаком в плечо жертвы.
-У тебя нет выбора, терпила. Вот этот парень,- продолжил Зелёный и указал на своего второго дружка, который всё время молчал,- он тот, кто видел, как ты поджигал спортзал, а затем пытался поджечь и обворованный тобой буфет. Но он тебя спугнул, даже мужественно остановил. Так ведь, Карп?
Парень с рыбьим лицом утвердительно закивал головой.
-Я не поджигал и не воровал,- нашёл в себе силы ответить на эту ложь Артём, у которого от сильного удара дыхание всё ещё было сдавленным.
-Ну, ты – дурак!- прошипел ему в лицо Зелёный.- Ты ведь даже себе не представляешь, с кем связался. Мы ведь с тобой ещё и после уроков поговорим.
На Артёма обрушились ещё несколько ударов от Зелёного и от Гнилого.
-До конца уроков не забудь главного – Карп ужё всю правду рассказал товарищу следователю. А он – честный комсомолец, а не поганный сектант, как ты.- Зелёный хотел ещё напоследок пнуть свою жертву, но передумал, встретившись с его взглядом, определённо говорившим о твёрдости характера.
После уроков Артёма снова вызвали в кабинет директора. Там его ждали только следователь и женщина-милиционер.
-Ну, что Матвеев, сам расскажешь куда наворованные деньги дел?- сразу в лоб спросил мужчина.
-Я не воровал.
-Так тебе известно, что вчера вечером в буфете была разграбленна касса с деньгами?- Следователь просиял и что-то записал в своих бумагах, которых уже набралось достаточно за вторую половину дня.
-Я слышал об этом.
-Или потому, что это был ты?
-Нет, я воду носил для мытья полов, а потом пожар тушил.
-А есть люди, свидетели, которые говорят совсем другое и указывают на тебя, как на вора и поджигателя.- Следователь снова довольно улыбнулся.- У нас есть все основания тебя задержать. А там – и колония для несовершеннолетних, а через год переведут на взрослую зону. Со всеми вытекающими из этого ужасами.
Настала зловещая тишина. Артёму и вправду было страшно. В свои неполные семнадцать лет он уже хорошо понимал силу угроз наделённых властью людей – эти люди уже один раз несправедливо заключали его отца в тюрьму. Он хотел тут же начать оправдываться, но видел, что у следователя есть что-то ещё очень важное для него.
-Но следствие сейчас и суд потом готовы принять во внимание и зафиксировать, то есть учесть тот факт, что ты воспитываешься в семье человека уже привлекавшегося к ответственности за антисоветские и античеловеческие действия.- Следователь очень чётко выговорил каждое слово, не сводя своего проницательного взгляда с Артёма.- Но это поможет тебе только в том случае, если ты правильно ответишь на мои вопросы.
Артём продолжал молчать. Он подумал об отце: сколько ему приходилось и вероятно ещё придётся вынести несправедливости и угроз.
-Вот ответь мне, Матвеев: это ведь отец отговорил тебя от вступления в комсомол?- задал свой первый вопрос следователь, расценив молчание выпускника, как согласие со своими доводами.- Это он был против того, чтобы ты стал молодым строителем коммунизма, частью нашего счастливого советского общества, гордо освободившегося от религиозного рабства?
Следователь быстро записал свой вопрос и «прицелился» своими сузившимися глазами в Артёма, который готов был ответить этому человеку и за себя, и за отца, и за всех тех, кто любит Бога. Но пока его ответ был только по существу дела:
-А Карпа там, как свидетеля, не было,- борясь с предательской дрожью в голосе, заявил он.- То есть Бузякина. Он в это время был в поликлинике, зуб дёргал.
Глаза следователя округлились от показавшейся ему наглости стоявшего перед ним сопляка. Работник прокуратуры был уверен, что признание сына богомольца было у него уже в кармане.
-Ты о чём, Матвеев?- Руки следователя быстро нашли на столе какую-то бумажку, в которую он тут же заглянул.- Константин Бузяки, свидетель – всё правильно, есть такой. Но с его стороны засвидетельствованы совсем другие факты, нежели твои выдумки.
-А вы в регистратуре поликлиники спросите...
-Замолчи!- оборвал его следователь.- Ты вздумал мне указывать?
Взглянув в набухшие от гнева глаза мужчины, Артёму очень захотелось оказаться сейчас где-нибудь подальше от этого кабинета. Он даже не сразу заметил, как между ним и следователем оказалась женщина-милиционер.
-Андрей Максимович,- очень спокойно обратилась она к следователю,- можно мне побеседовать с юношей?
-Да на здоровье, Алла Сергеевна!- фыркнул мужчина.- Мне уже всё ясно про этого... малолетнего подлеца. Можете объяснить ему его скорое будущее за толстой решёткой. Я пойду покурю.
Как только захлопнулась за следователем дверь, женщина первым делом предложила Артёму присесть. Она видела, как запуганному подростку становилось всё тяжелее удерживаться на ногах.
-Тoварищ Зацепин и школа, в лице директора и военрука, требуют немедленно поставить тебя на учёт в нашем отделе,- сообщила Артёму милиционер из отдела по делам несовершеннолетних, придвинув свой стул и сев напротив него.- Завтра утром ты должен явиться в детскую комнату милиции с кем-нибудь из родителей, с паспортом, с характеристиками, если такие имеются...
Артём только вполуха слушал, что ему говорила женщина, под власть и контроль которой он попал. Чувство обречённости накатилось на него неожиданной волной и он изо всех сил пытался ему противостоять. Что-то незнакомое в душе пугало его: а вдруг он не найдёт в себе достаточно сил, способных помочь ему выстоять в этой нечестной борьбе.
-...Откуда у тебя такие сведения про Бузякина, Артём?- спросила милиционер и её вопрос повис в воздухе – она терпеливо ждала, пока юноша оторвётся от своих мыслей и ответит на него.
-Мне на последней перемене один школьник сказал – он его там видел,- спохватившись ответил Артём.
Понятно, что про пожар и злобного сектанта-поджигателя уже знала вся школа, но Зелёный с дружками, выгораживая себя, поторопились расписать все подробности и важную роль Карпа в этом деле, формируя, хотя и грубо, мнение школы. Но в их огромной школе учились и дети из верующих семей. Один из них – беспокойный и немного хулиганистый Серёжка, насчёт которого мало кто мог предположить, что его родители были глубоко верующими христианами, первым нашёл Артёма и сообщил про Карпа. Серёжкина мать работала в поликлинике уборщицей и он часто вечерами помогал ей там, таская по этажам тяжёлые вёдра. «Говорю тебе – зуб ему вместе с корнем драли!- как всегда, горячась, торопился всё рассказать Серёжка.- Пищал как девка. Я вообще в первый раз голос его слышал – он ведь всегда молчит, как рыба». Они стояли в конце пустого коридора – во вторую смену училось не так много школьников, которые были разбросаны по многим корпусам и этажам огромной школы. Серёжке было неловко разговаривать с тем, кто себя всегда очень явно представлял окружающему миру верующим человеком. Вне дома это было не его общество и поэтому он всё время осторожно оглядывался – не видит ли кто его с Артёмом. «Ты его самого видел?»- спросил Артём, почти не веря в такую удачу с Карпом и его лжесвидетельством. «Конечно!- ещё раз подтвердил Серёжка.- Зачем бы я тогда с тобой сейчас разговаривал? Представляешь – он с мамашей своей пришёл, так боялся!»...
-Это будет легко проверить, Артём: в регистратуре наверняка есть запись,- сказала женщина.
-Да, проверьте, пожалуйста,- попросил Артём.
Молодой христианин вступил в борьбу, в которой он отныне нёс ответственность не только за себя, но и за отца. И в этой борьбе он должен был научиться пологаться только на одного своего верного Соратника, Который всегда и каждую минуту будет обязательно рядом: на Иисуса Христа.
День второй
В пятницу утром по дороге из милиции, куда с Артёмом ходила мать, им встретился Шалыгин – один из членов их церкви. Он стоял как раз напротив входа на городской рынок.
-Приветсвую тебя, сестра Катерина,- сразу обратился он к матери Артёма.- Уже из милиции?
Почему-то скорость распространения новостей пугала Артёма всё меньше и меньше.
-Да, брат Алексей, оттуда.- Мать Артёма, не спавшая всю ночь и переживавшая за сына, не очень хотела с кем-либо ещё обсуждать свои проблемы, тем более с этим человеком - были подозрения в его нечестности.
-Очень, очень тебя понимаю и сочувствую.- Шалыгин немного перегородил им дорогу, оглядываясь на вход на рынок.- Вот и моя супруга хотела бы тебя поддержать,- облегчённо выдавил он, когда из места шумной торговли появилась его жена с тяжёлыми сетками.
Жена Шалыгина, передав свою поклажу мужу и обняв мать Артёма, тут же что-то запричитала, оттеснив мать от сына. Шалыгин, положив свою руку на плечо Артёма, отвёл его на пару шагов в сторону от насторожившейся, но ничего не могущей сделать в этой на первый взгляд безобидной ситуации матери.
-Твой отец, Артём, не переживёт ещё одного тюремного срока,- доверительным тоном сообщил мужчина, работающий ночным сторожем на заводе.- В твоей ситуации отпирание от случившегося – как раз причина для милиции насесть на него всей своей безбожной властью, завести ещё одно дело. Привлечь и осудить.
Артём, которого хорошо потрепали в детской комнате милиции – туда специально подъехал этот следователь из прокуратуры, Зацепин, – не сразу понял, что от него хочет этот вдруг ставший назойливо-внимательным Шалыгин.
-Вы... думаете, что я должен сознаться?- напрямую спросил Артём.
Шалыгин, помигав своими как будто выражающими сочувствие и понимание глазами и не ожидавший от этого тихого, на первый взгляд, парня прямоты и уверенности в себе, кашлянув, быстро ответил:
-Это будет лучше для всех и для твоего отца в особенности – от него сразу отстанут, а ты, скорее всего, получишь только условный срок...
-От отца не отстанут,- оборвал «доброжелателя» Артём.- А я не стану тем, кто очернит звание христианина преступлением. Пошли, мама,- позвал Артём, отстранив от себя и от матери этих людей.
Следователь Зацепин, проводив недовольным взглядом Артёма и его мать, покинувших кабинет начальника отдела по делам несовершеннолетних местной милиции, прошёл к окну, чтобы закурить.
-Как вы намеренны поступить со свидетельскими показаниями Бузякина?- спросила его хозяйка кабинета майор Мазуро.- Я тоже, как и Вы, звонила в регистратуру поликлиники и там подтвердили то, что он в это время у них зуб рвал. Я была обязана сделать у них официальный запрос.
-Я ещё не думал про этого болвана.- Следователь глубоко затягивался и, крепко сжимая зубы, с шумом выпускал дым через широкие ноздри.- Меня сроки поджимают, а серия показательных судов над этими чёртовыми сектантами намечена уже на следующий месяц. Вы ведь сами знаете ситуацию: исполком требует разобраться в уголовном порядке со всеми сектантами по городу и по области. У них там видите ли антирелигиозные программы выработаны и требуют действий! А вот всю обвинительную базу по сектам должны состряпать мы – прокуратура. От милиции ни какого толку нет: вся их оперативная халтура по этим мракобесам разваливается в хлам. Полгода работы, которые им отводились и не были должным образом выполненны, мы должны теперь наверстать за пару недель, прикрывая их милицейскую браваду.
-Ну что то ведь у вас уже есть?- постаралась поддержать коллегу майор.
-Пресвитеров трёх церквей мы хорошо ухватили за жабры, но по мелочам и как всегда: распространение антисоветской литературы, незаконные собрания, привлечение детей к служению запрещённым сектантским культам. Наши граждане уже как бы привыкли к этим их деяниям, никого сильно не удивишь и не напугаешь.- После короткй паузы глаза следователя прояснились и стали наполняться неким смыслом, идеей.- Нужна жёсткая уголовщина со стороны этих религиозных фанатиков, акт насилия! Я ведь вчера, как только милицейскую сводку о поджёге прочёл и увидел фамилию Матвеева, и понял чей он сын, сразу взял это дело в свои руки. Отличная история вырисовывалась.
-Вы знаете Матвеева?- спросила женщина.- То есть отца.
-Конечно – по его последнему делу. Ведь это тоже я собирал на него тогда всю обвинительную базу для суда,- почти с гордостью подтвердил следователь.- Упёртый и умный мужик оказался, скажу я вам. Но свои пять лет всё равно отсидел от звонка до звонка. Мы ведь тоже не мышей ловить наученны.
-И как он вёл себя на суде?- спросила майор, почувствовав что-то важное в человеке, о котором ей сейчас рассказывали.
-А вы знаете, что спрашивать, Алла Сергеевна.- Следователь прищурил глаза и шутливо погрозил собеседнице пальцем.- По тому, как человек ведёт себя на суде, будучи осуждаем, можно о нём очень многое рассказать. Ведь так вы подумали?
-Раскусили, Андрей Максимович,- ответила ему тут же женщина.- Не зря у нас в управлениии ходя слухи про вашу просто мистическую проницательность.
Было видно, что такая оценка его служебных качеств глубоко польстила следователя прокуратуры. Он тут же с удовольствием закурил вторую сигарету.
-Если постараться ответить честно на ваш вопрос, то Матвеев-старший вёл себя на суде очень даже уверенно и цивилизованно. Он практически защищал себя сам без помощи приставленного к нему государством адвоката. Благо, что мало кто его слушал и всеръёз воспринимал, а то пришлось бы отпустить его в то время домой прямо из суда.- Следователь довольно рассмеялся припоминая былую победу в суде.
Было и так понятно, что предвзятые суды не в состоянии оправдывать. И если над выбранной ими жертвой уже занесён карающий меч возмездия, то ни что не в силах остановить их суд.
-Так, построились!- крикнул физрук и для убедительности своей команды громко хлопнул в ладоши.
Выпускной Б-класс, не совсем весь переодетый в спортивную форму, принялся выстраиваться в одну длинную шеренгу в спортзале. Здесь всё ещё пахло пожаром устроенным в дальнем углу, где хранились спортивные маты. Сейчас там всё было покрыто толстой копотью до самого потолка, а сами погоревшие маты были сбросаны в одну кучу на заднем дворе.
Уладив формальности с больными и забывшими спортивную форму дома учениками, физрук перешёл к активным действиям.
-Сегодня будем бегать трёхкилометровку вокруг школы,- объявил он с таким видом, словно это и было смыслом всех десяти лет их учёбы.
По нестройной шеренге пронёсся недовольный ропот.
-Для противников физкультуры у меня сегодня имеется альтернатива,- всё так же бодро отреагировал физрук на стоны угнетаемых бегом учеников.- Кто не хочет пробежать школьные круги почёта, может остаться в спортзале и помочь Матвееву отшкрябывать стены и потолок от сажи.
Из спортзала выскочили все и даже больные. К Артёму, который ни как не был предупреждён о намеченном для него наказании работой и сейчас оставшимся стоять посреди спортзала в спортивной форме, подошёл второй физрук. Он протянул Артёму пустое ведро и старую тряпку.
-Наберёшь воды и можешь там всё отмывать,- холодно сказал учитель.
Артём не стал спорить и пошёл за водой. Орудуя через какое-то время мокрой тряпкой, он почувствовал слегка заметный запах бензина. Дождавшись, когда второй физрук, свободный от урока, выйдет из спортзала, Артём вышел через заднюю дверь на задний неухоженный двор. Подойдя ко всё ещё мокрым от тушения матам он принюхался к ним и почувствовал уже устойчивый запах бензина. Это значило, что воришки и поджигатели пользовались для надёжности и эффективности бензином. Кроме спортивных матов от огня пострадали брусья и гимнастический конь, которые стояли в стороне от безобразной кучи сожжённых брезента и ваты и дожидались ремонта. Артём, движимый некой догадкой, поковырял найденной здесь же палкой среди сгоревших матов и тут же наткнулся на что-то твёрдое. Разворошив тяжёлое от воды тряпьё, он выудил покрытый гарью трёхлитровый алюминиевый бидончик для молока, сильно пахнущий бензином. Это была тара поджигателей, на закопчённом дне которой просматривались буквы. Артём решил без лишнего шума вернуть бидончик его хозяину.
Зелёный со всё больше нарастающей тревогой ждал конца уроков. В летнем кинотеатре под открытым небом, расположенном недалеко от школы, куда они перелезали через высокие стены используя раскидистые деревья местного парка, была назначена встреча с Хмурым. Вечернее кино там пока не крутили из-за ремонта, поэтому там всё ещё можно было спокойно посидеть не привлекая к себе внимания. Зелёный ни как не мог решить для себя: знал ли Хмурый о точной сумме денег похищенных у буфетчицы, или нет? Та мелочь, что они наскребли в кассе от продажи кексов, булочек и прочих пироженных была не в счёт и воровалась только для отвода глаз самой буфетчицы, имевшей серъёзные преступные связи. Главной целью была «чёрная» касса буфетчицы, занимавшейся крупной спекуляцией, которую спекулянтка почему-то прятала в школьном буфете. Вот на эти большие деньги Хмурый и навёл Зелёного. Откуда сам Хмурый узнал про тайник спекулянтки и кого он мог так подло «кинуть» пользуясь малолетними преступниками, для Зелёного было секретом. Дружки Зелёного, помогавшие ему «чистить» буфет, не знали о реальной цели их налёта. Зелёный технично, пока его банда в безудержной радости забивала свои карманы сладостями и мелочью из кассы, вскрыл тайник и набил свои карманы упругими пачками крупных банкнот. Хмурый точно описал ему как найти этот тайник в буфете и как вынуть оттуда деньги. Конечно, Зелёный тут же положил некоторую сумму из тайника на свой «счёт» сперва в железную банку под кроватью, а потом, подумав, перепрятал в подвал их многоквартирного дома. Он не мог не уныкать ещё сверх того, что обещал ему Хмурый в награду за его работу.
Ещё одним прмахом было то, что они сразу не подожгли буфет: но кто знал, что этот сектант как раз в это время придёт за водой и спугнёт их? Хорошо Гнилой не растерялся и предложил подпалить спортзал, что было его давнишней мечтой – ведь не пропадать бензину! А потом, когда всё заполыхало, было уже не до буфета...
В одном из уголков своего уже сложившегося воровского сознания, семнадцатилетний Зелёный понимал то, что серъёзный вор Хмурый обворовывает чужими руками серъёзных людей, выдавая это ограбление за глупую выходку школьников, случайно наткнувшихся на тайник и забравших деньги себе. Ведь в милицию о похищенных деньгах, которые были заработаны преступным путём, буфетчица не будет заявлять в милицию ни при каких условиях. Всё просто идеально! И Хмурый сегодня получит от Зелёного свои деньги.
Но Зелёного мучила не только одна мысль о утаённой от Хмурого части денег, вырисовывалась ещё одна проблема: а если буфетчица, или её друзья по спекуляции узнают, что это он – Зелёный ограбил буфет и наложил свои руки на их очень богатый тайник?.. По коже воришки пробежали холодные мурашки и он ещё твёрже убедил себя в том, что во всём этом непременно должен быть признан виновным сектант Артём.
Артём родился в стране провозгласившей своей религией воинствующий атеизм, а любая религия требует жертвенной крови своих врагов – тех, кто посмеет открыто, своей жизнью отвергнуть безбожие. В свои неполные семнадцать лет Артём полностью отдавал себе отчёт в том, что может его ждать в окружающем мире, если он твёрдо пойдёт за Христом.
Дьявол не воюет с этим миром – этот мир смирённо лежит у его ног и преданно следует его воле. Посредством мира дьявол воюет с теми, кто выбрал смыслом своей жизни путь спасения. На примере отца и некоторых других взрослых христиан, Артём знал насколько силён и безжалостен дьявол к противникам зла, к людям не терпящим греха...
Если раньше отношение одноклассников к Артёму можно было назвать неприязненным, а его вера в мистического, по их словам, Бога воспринималась многими некоторой умственной отсталостью (несмотря на то, что он учился почти на отлично), то сейчас, после случившегося, у многих появилась непримиримая к нему ненависть; несмотря на то, что его вина ещё не была доказана. Да и вряд ли хотя бы половина класса верила в то, в чём его обвиняли. Но ненависть нарастала и требовала возмездия. В Зелёном, «навещавшим» Артёма почти каждую перемену и издевающимся над своей жертвой, все видели (или хотели видеть) карающую руку школьного правосудия.
На последнем уроке комсорг их класса Таня попросла весь класс остаться после урока на своих местах для обсуждения «очень важного» дела, предупредив, что на их экстренное собрание так же придут Секретарь школьной комсомольской организации и школьный Комитет комсомола. Никто даже не спросил по какому поводу их всех так неожиданно задерживают - всем было ясно, что виной всему был Артём.
-Значит так,- начал собрание секретарь комсомольской организации Вадим, ученик параллельного класса.- У нас сегодня на повестке дня всего один вопрос: ...Матвеев.
Почти все взглянули на Артёма, а Гришка, его сосед по парте, встал со своего места и отошёл к стене. Комсомольцы так торопились, что даже не провели выборы в президиум собрания, не выбрали председателя собрания, ни секретаря собрания. Главный комсомолец школы просто взял бразды правления в свои руки, окружив себя школьным комитетом.
-Прошу иметь ввиду, что протокол сегодня будет вестить очень тщательно,- продолжал комсомолец Вадим и строго посмотрел на приготовившуюся записывать девушку.
Молодому комсомольскому вожаку с одной стороны очень хотелось похвастаться, что сегодня с ним лично разговаривал первый секретарь обкома ВЛКСМ и просил поставить на вид ученика Матвеева. Но этот очень важный человек объяснил, что это собрание уже давно должно было быть проведенно и преступные действия Матвеева – это упущения их школьной комсомольской организации. Поэтому Вадим с большим энтузиазмом подошёл к предстоящей моральной экзекуции, намереваясь как можно лучше угодить требованиям вышестоящих товарищей, заглаживая таким образом свои промахи.
-Мы все хорошо знаем о случившемся в нашей школе и... кто за этим стоит,- сразу бросился в атаку главный комсомолец.
Все снова посмотрели на Артёма.
-Но каким бы большим, или маленьким не было преступление учащегося нашей школы, в этом есть доля и нашей вины – мы были невнимательны к человеку замышляющего злое,- повторил слова главного комсомольца области Вадим.
Класс недовольно загудел и со всех его сторон послышалось типа: «Причём здесь мы?» и «Виноват только он – сектант».
Ведущая протокол девушка вопросительно посмотрела на Вадима и тот отрицательно мотнул головой, давая понять, что слова возмущения записывать не надо. Все протоколы собраний передавались для проверки выше по партийной линии.
-Но факт остаётся – комсомольцы именно вашего класса проглядели поджигателя и вора,- главный комсомолец школы принял твёрдое решение отпихнуть вину недосмотра подальше от себя.- Где вы были всё это время, пока формировалось его извращённое религией мировоззрение?
Попавший в опалу класс загудел ещё большим возмущением. Вадим начал было горячиться, но вовремя спохватился поняв, что может настроить многих ребят против себя. Ведь именно умение подстраиваться и правильно следовать заданному руководством курсу, дало ему такой важный пост среди комсомольцев школы. Поэтому следующее слово он дал комсоргу класса Тане, которая была в него безумно влюбленна и с которой он на большой перемене уже обговорил тему собрания.
-Ребята!- уверенно начала девушка, сумевшая своим громким и твёрдым голосом добиться некоторой тишины.- Произошла страшная вещь – нашу школу хотели сжечь! Представляете? Сжечь знания, культуру и идеи, которые здесь, среди этих стен, под этой крышей собрало для нас наше советское государство. У нашей страны много врагов, но всего опаснее те, которые скрываются среди нас, чтобы вредить изнутри! Такие, как сектант Матвеев!
Настала зловещая тишина. Даже Вадим был немного шокирован таким заявлением. Он попросил Таню подготовить пару осуждающих поведение Матвеева слов, но не ожидал получить несовершеннолетнего врага народа и диверсанта зарубежных империалистов в лице забитого сектанта. Это было не тем обвинительным заключением, которое хотело слышать комсомольское руководство области.
-Я считаю, что причина агрессивного поведения Матвеева лежит в его слепой вере в Бога, паразитически навязанной ему сектой и отцом-проповедником,- поторопился дать более правильное образное направление главный комсомолец, подскочивший со своего места и снова оказавшийся перед классом, рядом с Таней.
Выпускники немного расслабились, зашевелились на своих местах, но всё ещё вопросительно поглядывали на комсорга Таню, оставшуюся стоять перед классом.
-Это – психическое отклонение!- всё тем же твёрдым и громким голосом сделала новое заявление Таня, уловив мысль вожака.
«Точно! Так оно и есть!»,- наконец-таки послышались солидарные с линией комсомола реплики школьников. «Матвеев – псих и религиозный фанатик!»,- выкрикнул кто-то своё ёмкое заключение и все его поддержали.
Вадим утвердительно кивнул на взглянувшую на него девушке-секретарю этого собрания и та тщательно внесла в протокол мнение школьников. Наконец-то все оказались довольны по поднятому вопросу в определении конкретной вины конкретного человека.
Сердце Артёма бешенно колотилось. К самому горлу с каждым вздохом подступала жгучая обида на всех, кто окружил его плотным кольцом ненависти, кому он никогда не делал ничего плохого. Со всех сторон на него сыпались оскорбления и ругательства. Всё негативное и неприятное, все обиды и неудачи, что накопилось у выпускников школы за все годы учёбы, получили в лице Артёма образ того человека, на которого можно было свалить всё это.
Артём, тоже переполненный эмоциями, даже ощутил на себе несколько тумаков и затрещин, но из-за выброса адреналина не почувствовал боли. Он понял, что первым делом ему нужно было успокоиться и трезво взглянуть на происходящее. Дьявол застал его врасплох и сумел развить в его сознании ложные чувства и эмоции. Артём готовился к схватке со следователем и милицией, но дьявол обрушился на его душу оттуда, где он не видел большой опасности. И эта неожиданная атака оказалось очень болезненной.
Он видел только одну возможность защитить свою душу – в молитве. Пользуясь простыми слова о любви он обратился за помощью к Богу. Он больше не слушал в чём и кто его обвинял, какими словами и за что его ругали. Он просил Бога дать ему сил и мудрости противостоять мыслям, которые выгодны только дьяволу и его намерениям разрушать правду. И Бог не заставил себя долго ждать – Артём, даже не закончив молиться, ощутил неописуемые душевные покой и уверенность. Он даже испугался, осознав, какое прекрасное чудо коснулось его души. И этот страх Божий и трепет перед Духом Его, наполнили сердце Артёма ещё большими любовью и смирением. Он хотел подчиняться только Его воле.
-Я хочу взять слово,- насколько можно спокойным голосом заявил Артём и встал из-за парты.
Шум в переполненном классе стал немного смолкать. В глазах уставившихся на него учеников читалось недоумение – всем казалось, что вопрос по нему, Артёму, решён окончательно и бесповоротно, и любые сомнения в доказанной вине, даже самого виновного, выглядело, в эту минуту всеобщего триумфа, как-то неуместно. Но как бы не торопились ученики домой, нетерпеливо поглядывавшие до этого на комсомольский президиум занявшим всё пространство у доски и перекрывшим выход из класса, желание выступить того, кого они сейчас дружно обвинили, вызвало у них новый интерес. Но в планы комсомольских вожаков оправдательная речь Матвеева не входила – протокол собрания должен был быть незапятнанмым речью сектанта и преступника.
«Пусть говорит»,- послышалось из класса и тут же кто-то добавил: «Может, раскается?..» Даже комсорг класса Таня, громко и вызывающе произнесла своё язвительное: «Ну-ну».
Вадим, видя, что многие хотели бы выслушать врага школы, нехотя согласился:
-Ладно, имеешь право.- И, заметив, как уверенно Артём вышел перед классом, тут же добавил:- Только коротко.
Артём осторожно поднял глаза на тех, для кого он в одночасье стал заклятым врагом. Множество враждебных и тем не менее любопытных взглядов были снова прикованны к нему.
-Я не стану сейчас оправдываться в поджоге и ворвстве,- как можно спокойнее начал говорить Артём.
-Потому, что тебе никто и не поверит, Матвеев,- вставил тут же Вадим.- Ведь ты не просто так состоишь на учёте в милиции. Верно?
Почти никто ещё не знал про то, что Артём взят на учёт в правоохранительных органах, откуда, по пониманию многих, была прямая дорога в тюрьму. По всему классу снова пронёсся шум множества голосов: «Да не может быть?», «А я всегда подозревал», «Что правда?». Вадим с Таней, как посвящённые во что-то важное люди, утвердительно кивали в ответ. Артём ещё раз убедился в хитрости действия школы и следователя: если состоится суд, то он, уже состоящий на учёте в милиции, предстанет там уже как наполовину преступный элемент.
-Тогда что же ты нам хочешь сказать?- поинтересовался Вадим, снисходительно улыбнувшись.
-Я хочу выразить всем вам благодарность за то, что наконец-то, за столько лет учёбы, у меня появилась возможность перед всем классом и ещё многими другими здесь и сейчас присутствующими, засвидетельствовать о своей вере в Бога,- спокойно и уверенно произнёс Артём.
«Да, мы и так всегда знали, что ты – сектант!»- послышались насмешки из класса. «Ага, богомолец!»- добавили другие. Но начавшийся в классе шум, вызванный заявлением молодого верующего человека, который, как сперва показалось, больше не позволит сказать Артёму слова, вдруг неожиданно стих – интерес школьников пересилил их возмущение.
-Да, я молюсь Богу и чувствую Его присутствие всей своей душой, и бескончно рад тому, что знаю о Его существовании,- уверенно продолжил Артём, не позволивший сбить себя обидными словами.- От человека можно скрыть любое преступление и любую ложь, но от Бога ничто и никогда не утаится, так как Он видит наши души и читает наши мысли. Поэтому многие не желают признавать существование Бога не потому, что не верят в Него, а из-за страха согласиться с тем, что в любой тайник их сознания может заглянуть Некто. И тогда человек встаёт ещё перед одним обязательством: сохранять свой моральный облик не только перед лицом общества, но и сдерживать в рамках морали свои мысли. А контроль над тем, что происходит у тебя в голове, это – непосильный труд для любого человека. И вы это знаете. А я знаю, и другие верующие в Бога тоже знают, что этот самый Бог, исполненный любовью и честностью, в силах помочь нам разобраться со своими мыслями, чтобы мы, отвергая всё плохое, имели возможность помышлять только о хорошем и добром.
Артём надеялся, что, не смотря на некоторое волнение в мыслях перед правильным выбором слов, он всё же сумел донести до слушающих его то, что считал важным в данный момент и при сложившихся обстоятельствах. В наступившей тишине, свидетельствующей о том, что слова Артёма заставили хоть на мгновение задуматься окружающих его со всех сторон молодых людей, раздался недовольный голос Вадима:
-Причём здесь мысли, Матвеев, когда мы обсуждаем твои дела?- возразил комсомольский вожак, уверенный в реакции учеников.
Но ожидаемая волна новых возмутительных криков молодёжи в этот раз не поднялась: у каждого была тайна греха о которой он сейчас вспомнил. Только несколько жиденьких и неуверенных восклицаний поддержали Вадима.
-Он хочет сказать, Вадим, что если он себе даже в мыслях не позволяет совершать преступлений, боясь своего Бога, то на деле - тем более,- произнёс женский голос и все посмотрели в сторону двери.
Как оказалось, там уже давно стояла женщина и с интересом наблюдала за происходящим.
-А Вы кто?- поинтересовался Вадим.
-Я начальник отдела по делам несовершеннолетних, майор Мазуро,- представилась женщина без милицейской формы.- Случайно услышала про ваше собрание и решила по дороге заглянуть.
-Это очень хорошо,- одобрил Вадим.- Милиция тоже должна видеть наше возмущение, как школьников и комсомольцев, преступлениями Матвеева.
-Вот с этими обвинениями, Вадим, я бы не торопилась,- предостерегла милиционер.- Так как в совершённых преступлениях ничья вина ещё не доказана.
Лицо комсомольского вожака вытянулось в искреннем удивлении.
-Как так, товарищ милиционер?- с нарастающим возмущеним спросил Вадим.- Вся школа знает и уверенна, что это – Матвеев!
-Любая уверенность, ребята, должна быть доказуема,- очень мягко и деликатно возразила старший инспектор.- А доказательства, чтобы вынести обвинение в уголовном деле, может рассматривать только суд.
-Но его ведь подозревают!- вмешалась комсорг класса Таня.
-Всё верно,- согласилась женщина.- Но подозревать и обвинять – две разные вещи.
-И он на учёте в милиции!- не сдавалась Таня.- Это важно!
-И ты опять права,- снова положительно среагировала милиционер.- Но то, что человек состоит у нас на учёте, не даёт никому права голословно осуждать его в недоказанном ни сведетелями, ни фактами преступлении.
-А как же Карп?- торжественно поторопился спросить, или даже утвердить Вадим.- Он всё видел!
-Вот здесь-то вся и загвоздка, ребята, что соврал ваш Бузякин и дал ложные свидетельские показания,- сообщила шокирующую новость милиционер.- И это уже серъёзное дело...
День третий
Следующим субботним утром, когда младшие братья-сестрёнки отправились в школу, а двое старших вместье с матерью поехали на автобусе в деревню заниматься огородом на дедовском участке, Артём с отцом вышли во дворик их небольшого дома. Отец специально, ради этого разговора наедине, задержался дома, но должен был успеть на обеденный автобус в деревню. Они сели на широкую скамью за недавно приведённый в порядок и вновь подкрашенный стол, удобно устроенных под густо цветущей вишней. В зелёных кронах деревьев звонко щебетал птичий народ, ненарадуясь пробудившей к жизни природу весне и тёплым лучикам солнца, готовым отныне греть землю.
-Ты должен знать, Артём, что моё сердце отца просто рвётся из груди, когда я думаю о тебе и той страшной западне, которую устроил тебе дьявол,- сказал отец, положив перед собою на стол Библию.- Но Бог и не обещает тем, кто выбрал путь спасения, благ этого мира, любви этого мира, который во власти сатаны. Ты меня понимаешь?
-Да, папа,- ответил Артём.- Я прекрасно знал на что шёл, когда призвал Христа в своё сердце с желанием Ему служить.
-Я очень рад ещё раз это услышать, сын.- Отец улыбнулся и в этой всегда открытой его улыбке, сквозило отцовское счастье, когда видишь своего ребёнка на правильном и достойном уважения пути.- Окружающему нас миру не дано понять ту радость, которую мы испытываем имея истинный мир с Богом. И ради этого счастья – быть и осознавать себя частью совершенного и вечного – мы, христиане, готовы и жертвовать. Надвигаются новые потрясения на общины Христовы и если случится так, что мирская власть вновь кинет меня в тюрьму, то на счёт своих детей я могу быть спокоен: вы не позволите дьяволу и мирской суете загасить в ваших душах огонь веры, зажжённый Христом.
Они немного помолчали прислушиваясь к радостным и беззаботным голосам птиц, словно подстраивающимся под шелест молодой листвы. На по-весеннему синем небе лёгкий ветерок неназойливо подгонял редкие белоснежные облака в прячущуюся за горизонтом даль.
-Ты никогда не должен забывать одно, Артём,- продолжил отец,- что Господь ни за что не допустит испытаний нашей Ему верности больше, чем мы сможем вынести. В испытаниях крепнет наша вера и обретается духовная сила. Яркий тому пример вчерашний вечер: милиционер, которая лично ставила тебя на учёт, безо всяких на то причин, вдруг пришла и заступилась за тебя перед твоими обвинителями. Это ведь явное водительство Божье: через её сердце, совесть, её бессмертную душу...
В кабинет начальника отдела по делам несовершеннолетних майора Мазуро, ворвался разъярённый следователь прокуратуры.
-Вы что себе позволяете, майор?- рявкнул он на женщину, которая внимательно и без особого страха взглянула на него из-за своего рабочего стола.
-В чём дело, Андрей Максимович?- спокойно спросила она.- И почему вы позволяете себе на меня кричать?
-Какого чёрта вас вчера занесло на школьное собрание?- взвизгнул следователь.- Кто давал вам право оправдывать это ничтожество? Мне вчера утром показалось, что мы поняли друг друга, а вечером вы уже подсовываете мне пакость. Как вас понимать?!- спросил мужчина, сверля злобным взглядом хозяйку кабинета.
Женщина, казалось без труда, выдержала этот взгляд, которой должен был её напугать. В глазах следователя проскочила некоторая растерянность: перед ним вдруг оказался совсем не тот человек, с которым он познакомился два дня назад. С первой же минуты знакомства он подумал, что без проблем сможет ею управлять, что у него, вроде бы, и получалось эти два дня. Но сейчас перед ним сидел совсем другой человек. Следователь тут же мысленно руганулся и пожалел, что не пораспрашивал о этой женщине своих знакомых из милиции.
-Чтобы меня понять, Андрей Максимович, нужно иметь понятие о честности и моральном человеческом облике,- жёстко, делая ударение на каждом слове, ответила женщина, при первом взгляде на которую тяжело было предположить, что она способна говорить в такой властной манере.- Вы можете засудить Матвеева-старшего и я уверена, что у вас для этого имеется достаточно материала, но обвинять парня в том, что он не делал и выставлять это на всеобщее осуждение – это не только подло, но и преступно. У нас в стране статью о клевете ещё никто не отменял. Вы, в лице прокуратуры и школа вынудили меня взять на учёт Матвеева-младшего без особых на то причин, обещая предоставить обвинительный материал. Я пошла на это: я ведь понимаю, что дыма без огня не бывает и раз школа, прокуратура и горком этого требуют, значит для этого есть причины...
-Вы не верите в то, что этот сопляк виновен?- Снова взорвался покрасневший от негодования следователь.
-Я ознакомилась с тем, что вы насобирали на этого молодого человека,- всё в той же спокойной манере ответила женщина.- Всё это время, дорогой Андрей Максимович, вы не преступление раскрывали, а занимались подтасовкой фактов под невиновного человека.
-Что-о?- наконц-то усевшийся было мужчина вскочил со стула и упёрся в стол разделяющий его с хозяйкой кабинета.- Вы хоть понимаете в чём обвиняете следователя прокуратуры?!
Хотя следователь и вёл себя всё ещё нагло-агрессивно, но он уже понял, что в этой профессиональной битве он практически проиграл: эта милиционерша для детей и подростков взялась за дело Матвеева-младшего основательно.
-Да, я вас обвиняю в том, что вы игнорируете тех, кто может действительно быть причастен к краже и пожару в школе,- ответила женщина.- Тот же Синдеев, по кличке Зелёный, который уже не раз был уличён в кражах и бывший со своими дружками в то же время рядом с буфетом и в спортзале...
Лицо следователя передёрнулось. Он смотрел на эту женщину и вновь ругал себя за то, что имел глупость посвятить её в свои планы. Теперь ему наверняка придётся расстаться с этим Матвеевым-младшим, отдать школьное дело какому-нибудь стажёру и брать за жабры его отца с другой стороны. Эта милиционерша на удивление упёртая и может в своей женской дурасти дойти и до надзирающего прокурора. А на суде над сектантами можно будет упомянуть о малолетнем преступнике, сыне одного из проповедников, как бы вскользь – кто там и что будет проверять? Следователь круто развернулся и, не попрощавшись, полный новых идей, вышел из кабинета. Он был профессионал и быстро отходил от мелких неудач, если вовремя появлялась новая цель.
Майор Мазуро, проводив долгим взглядом своего грубого гостя, после того, как после него хлопнула дверь, позволила себе расслабиться: её плечи устало опустились, а глаза снова наполнились грустью. Уже третий день она не находила себе покоя и вторую ночь почти не спала: из её головы не хотел уходить этот парень, Артём, попавший под заведомо ложные обвинения. Её материнское сердце рвалось на части, когда она представляла себе, что будет ждать этого совсем безобидного и честного парня, если его обвинят в преступлениях, которых он не совершал. Она очень хорошо знала, как можно легко искалечить жизнь человеку, особенно в этом возрасте. И у неё уже просто не осталось сил поступать несправедливо, она была бессильна перед правдой.
По главной улице развязной походкой шёл Хмурый. В этой части города он был в авторитете и самым любимым его развлечением было наблюдать за шарахающейся от него в страхе молодёжью. За его уже не юными плечами была колония для малолетних преступников и два года взрослой тюрьмы. Но погубленные заключением молодые годы не сделали его умнее, наоборот – ложный уголовный героизм толкал его на новые сомнительные «подвиги».
Хмурый купил у торгующей в переулке деревенской старушки кулёк жареных семечек и, щедро расплёвывая во все стороны слюнявую кожуру, свернул в конце улицы в сторону безлюдной по случаю выходного дня стройки. Оказавшись среди котлованов, всевозможных строений, гор песка и щебня, он вдруг преобразился: ускорив шаг и лавируя среди строительства, он стал подозрительно оглядываться, забыв про семечки и свою барскую походку. Попетляв среди недостроенных зданий, он ловко запрыгнул в незатеклённое окно одного из них. Там его дожидался человек, которому он должен был отдать часть тех денег, которые он вчера получил от Зелёного. Этот человек и навёл его на чёрную кассу спекулянтов. Но вместо крепкого рукопожатия Хмурый получил в челюсть и отлетел к неоштукатуренной кирпичной стене.
-Ты конченый идиот.- Услышал он вместо приветствия, пытаясь собраться с мыслями после почти нокаутирующего удара.
Наконец ему удалось сфокусировать глаза и он увидел перед собой военрука своей бывшей школы, с которым он и собирался встретиться.
-Я тебе, дебилу, доверил это дело,- прорычал бравый военрук ему на ухо и тут же по этому самому уху открытой ладонью и врезал, отчего Хмурый аж взвыл.- Заткнись, а то твои вопли сторожа услышат,- продолжил приятную только ему самому беседу мужчина.- Я себе в тот вечер, как дурак, алиби рисую: перед этими бездарями учителями в учительской рисуюсь, а ты себе подмену подыскал: ещё дебильнее себя придурков нашёл и их вместо себя в дело пустил.
-А что, что не так?- замямлил Хмурый, закрывая своё лицо от тяжёлых рук военрука.- Ведь вот они – деньги! Вот они!- И Хмурый попытался дотянуться до карманов своих модных штанов по котором были рассованны тугие пачки крупных купюр.
-Да с такими последствиями, я мог бы и сам их взять, без твоей никчёмной помощи,- ещё яростнее взревел, размахивая кулаками, военрук, негодуя на тупость подельника.
...Военрук уже давно наблюдал за школьной буфетчицей, которая из под полы приторговывала среди учителей всякой безобидной мелочёвкой, но если надо было, то могла достать, по большому секрету, и что-то более дефицитное и ценное. Но какие зарплаты могут быть у учителей? Поэтому и дефицит, в основном, был соответствующий – малобюджетный: книги, парфюмерия, одежда. Но как-то от знакомых он услышал, что эта же дама-буфетчица помогает и с покупками более дорогостоящих вещей: шубы, золото, икра - с соответствующими спекуляционными надбавками. Вначале он хотел вывести спекулянтку на чистую воду и даже как-то во время уроков, пока она была свободна от осаждающих на переменах буфет школьников, спустился из учительской к ней и без стука прошёл в её незапертые владения. Вот тут-то он и увидел, как она, стоя на четвереньках к нему спиной и не замечая его, сортировала пачки денег в своём тайнике. Военрук, на мгновение окаменев от увиденных сумм, незаметно покинул буфет, который отныне стал для него пещерой «Сезам» полной несметных сокровищ. Это было неделю назад.
Той же ночью он собирался проникнуть в школу и разграбить чёрную кассу спекулянтки, распереживавшись, что вдруг буфетчица решит их перепрятать, или ещё что... Дождавшись, пока домашнии уснут, он, вооружившись ключами от школы и прочной монтировкой, отправился на дело. Но с каждой минутой по пути к школе, он всё больше понимал, что не сможет это сделать сам. Главным препятствием было то, что его наглая и даже вызывающая слежка за буфетчицей не была не замеченна самой спекулянткой: пару раз она внимательно вглядывалась в его грозный и испытывающий взгляд, когда «отпускала» дефецит коллегам-учителям, а его пылкие, полные возмущения речи в учительской, просто не могли не дойти до неё. А сумма тех денег, которые он краем глаза увидел в тайнике, просто не могла принадлежать только ей самой: несомненно за спекулянткой стояли большие люди, которые могли быть и жестокими преступниками, и людьми из власти. Буфетчица была простым теневым продавцом дефецита, который ей кто-то поставлял. Поэтому военрук шёл грабить не густо накрашенную торговку, а серъёзных, судя по сумме, людей. Перед самой школой военрука уже вовсю бил холодный озноб и он уяснил для себя ещё одну причину по которой был не в состоянии совершить ограбление: он ещё и боялся собственноручно совершить преступление. И тут он вспомнил про своего дальнего родственника Хмурого, которого когда-то учил и который со школьной скамьи (на которой его редко видели) загремел в колонию для малолетних.
План был прост и по-военному молниеносен: Хмурый, как можно незаметнее проникает в школу под конец второй смены, прячется в актовом зале (ключи от которого ему даёт военрук), и сразу после последнего урока прокрадывается в буфет, выламывает замок, всё осторожно раскидывает, взламывает кассу буфета с мелочью, а потом чистит и тайник. После этого он должен будет облить всё бензином и поджечь, выбравшись из школы через заднюю дверь буфета выходящую на задворки школы. Важно, чтобы какая-то часть школьников ещё была в школе, или рядом с ней: это обеспечило бы милицию потенциальными подозреваемыми. Всё просто и доступно даже для идиота с лоботомией. Кто знал, что этот придурок, к которому ему было так тяжело пересилив себя подойти с этим делом и довериться, напрягёт вместо себя подростков-недоумков, решивших ко всему прочему сжечь и всю школу? Они были настолько глупы, что бидончик для молока, в котором был бензин, бросили там же, где нагадили. Этот злополучный бидончик военрук позаимствовал из домашнего хозяйства жены, в который Хмурый, после того, как расплескает по буфету бензин, должен был положить завёрнутые в бумагу деньги и вернуть назад военруку. Почему бидончик, а не канистра? Да потому, что молочный бидончик ни как не привлекает к себе внимания, нежели канистра: очень многие в городе носили себе молоко из частного сектора. Военрук был очень доволен таким обманным манёвром. Пока вчера вечером он не увидел этот закопчённый бидончик в своём кабинете у себя на столе, перевёрнутым дном к верху, где из под отчищенной гари выглядывала его фамилия нацарапанная рукой жены. Тайком вынося из дома этот бидончик, он даже не подумал его осмотреть...
Теперь кто-то таинсттвенный знал о том, что военрук был причастен к этому делу.
-Мне эти деньги не нужны, понял?- прохрипел весь трясущийся от нервов военрук.- Я вообще ничего не знаю ни про буфетчицу, ни про её деньги. А тебе советую удрать сегодня же из города потому, что Зелёный, когда его возьмёт милиция, сдаст тебя с потрохами и вспомнит про чёрную кассу, поверь. Ты знаешь, как всё это может закрутиться, придурок? И если не суд, то те, чьи деньги ты сейчас мне предлагаешь, тебя накажут по любому.
-А что это вы на меня теперь все стрелки кидаете?- Обиделся Хмурый.
-Потому что это ты не выполнил свои обязательства в этом деле,- объяснил как можно спокойнее подельник.- Я тут ни при чём. Да, я о чём-то подозревал, где-то проболтался, а ты этим воспользовался и сорвал свой куш. И кому из нас больше поверят: тебе, многократно судимому, или мне – уважаемому в городе учителю?
-А вы – сволоч, Игорь Анатольевич,- дерзко произнёс Хмурый, вытирая кровь с разбитой губы.
-Ах, ты...- Военрук принялся ногами мутузить посягнувшего на его офицерскую честь рецедевиста.
По дороге в школу Серёжке, спешащему ко второй смене и сокращавшему свой путь из частного сектора через ремонтные мастерские троллейбусного парка, перегородили лаз в заборе двое парней. По их стильному прикиду было ясно, что это не сторожа: они были одеты в очень дорогие импортные шмотки. Одного из них Серёжка узнал сразу: это был сын второго секретаря обкома партии Олег, по кличке Облигация, по которой к нему, конечно же, никто и никогда не обращался ввиду занимаемого его папой положения. Второго, спортивно подтянутого парня, Серёжка ни как не мог вспомнить.
-Привет, Гвоздь,- почти по-приятельски поприветствовал Серёжку Олег-Облигация, наудивление знакомый с его кличкой.
-Привет, парни,- ответил подостойнее Серёжка, стараясь не показывать своим видом того внутреннего напряжения, которое вызвала в нём эта неожиданная встреча: Облигацию знали многие, но единицы имели честь с ним говорить.
-Знаешь меня?- вежливо, но не без заносчивости, поинтересоваля сынок правящей элиты.
-Да, знаю,- заверил его Серёжка, слегка потупив глаза.
-Это хорошо – не надо будет объяснять,- снисходительно улыбнулся Облигация.- А это –Илья, чемпион нашей области по вольной борьбе,- представил Облигация своего попутчика.
-Илья Горелов?- уточнил Серёжка, только теперь признав в модно разодетом парне местную знаменитость, которого несколько раз видел на борцовском ринге: сам Серёжка успешно занимался самбо и часто из интереса посещал турниры по другим видам спорта.
-Он самый,- подтвердил Илья, который не так давно вернувшись из Армии, где прослужил в спортроте, сразу же влился не только в спортивную жизнь на «гражданке».
Заядлые спортсмены сразу нашли общий язык, из чего Облигация понял, что если он их вовремя не остановит, то ему придётся выслушать все спортивные новости города и области, до которых будет далеко даже газете «Советский спорт».
-Гвоздь, к тебе есть пара вопросов,- поторопился прервать беседу спортсменов Облигация.
-Тогда спрашивай,- отозвался Серёжка.- А то я тут в школу опаздываю.
Он прекрасно понимал, что просто так Облигация не будет тратить своё время на разговоры с такими уличными пацанами, как Гвоздь, поэтому вопросы у этого отпрыска элиты советского общества должны были быть по серъёзному делу.
-Школа подождёт,- заверил его Облигация и, испытывающе посмотрев в глаза собеседника, спросил:- Ты, я слышал, должен хорошо знать того сектанта из параллельного класса, которого подозревают в ограблении буфета.
Хотя Серёжке и нашёптывало его внутреннее чутьё, о чём может пойти речь, но после заданного вопроса мысли в его голове завертелись с невероятной быстротой: такому человеку, как Облигация, отвечать придётся за каждое слово. А этот здоровенный, расфуфыренный спортсмен рядом с ним, только что так мило общавшийся с Серёжкой, очень быстро этому же Серёжке сдавит шею.
-Да,- уверенно ответил Серёжка,- очень хорошо знаю.
-И что скажешь – мог он это сделать?- Облигация, задавая вопрос, скорее всего сам знал на него ответ.
-Конечно – нет,- заверил Серёжка, не отводя своего взгляда от глаз Облигации.- Он помешан на вере в Бога, а его вера запрещает даже плохо думать о других, не то что тырить коржики по буфетам. Его под пытками воровать не заставишь.
-Неужели такое есть?- спросил сквозь смех борец, которого рассмешили слова Серёжки.
-Случается,- подтвердил сказанное Серёжка.- У меня родители такие же. Поэтому я знаю о чём говорю.
В глазах обоих собеседников Серёжки на мгновение проблеснул интерес, но, встряхнув головой, Облигация уверенно вернулся в русло начатого допроса:
-Про тебя тоже говорят: что ты парень честный и храбрый.- Сын очень влиятельного человека выдержал короткую паузу.- Скажи: ты не догадываешься, кто бы мог это сделать?
Никогда и ни при каких обстоятельствах Серёжка не стал бы на кого-то доносить, но... Зелёный пошёл на подлость и оклеветал человека, которого Серёжка уважал, или, вернее будет сказать: уважал тот выбор, который сделал Артём – жертвенное посвящение всего себя Богу. Поэтому он не мог промолчать и утаить то, что знал:
-Я там не был и не видел, но Зелёный деньгами хвастается, мотоцикл вдруг собрался покупать.- И всё равно ему было неприятно это говорить.- И это он со своими дружками Артёма заставляет сделать признание на счёт буфета и поджёга. Даже одного из своих шестёрок в свидетели снарядил, но тот, похоже, сильно лопухнулся со своими показаниями.
-Получается, что это – Зелёный?- утвердительно для себя спросил Облигация.
-Я сказал то, что знаю сам.
-Значит верен был слушок среди малолеток, насчёт этого поганца и обокраденного им буфета,- заключил борец, расправив плечи.
Когда Серёжка-Гвоздь скрылся за стенами мастерских, Облигация, немного подумав, озвучил свои мысли:
-Для нас сейчас важно то, чтобы про уведённую нычку буфетчицы и дальше никто не узнал, тем более менты. Не то потянется цепочка.
-Может Зелёный всё таки нычку случайно обнаружил и прихватил с собой?- спросил борец.
-Даже если бы он там всё вверх дном перевернул, то не нашёл бы её!- заверил Облигация своего товарища.- Здесь определённо кто-то навёл.
-Но если даже его навели, то какой здравомыслящий человек будет брать в подельники этого недоумка? Тем более на такие огромные деньги.
-Не знаю, Илья, не знаю,- задумчиво произнёс Облигация.- Но Зелёный обязательно вспомнит, кто его на это подбил, когда ты его об этом спросишь. Но надо торопиться, пока менты не нашли этого малолетнего дилетанта раньше нас. Ты с парнями поймаете его сразу после школе. Я в таких делах светиться не намерен.
Сейчас для Облигации важны были не деньги, заработанные одной из его продавщиц дефицита, который он доставал, пользуясь отцовской властью и распределял среди спекулянтов, а то, что про эти деньги могла узнать милиция, от того же Зелёного, и начать совсем другое расследование. То, что следствие, если оно начнётся из-за чёрной кассы спекулянтов, сможет добраться до самого Облигации, было маловероятным, но вот саму схему спекуляции, выстроенную с таким трудом и попорченными нервами, очень даже могли разрушить. А Облигация, к своим двадцати пяти годам, так и не приобрёл уважения к законному труду.
Ещё никогда Хмурому не было так приятно увидеть милиционеров спешащих в его сторону в сгущающихся вечерних сумерках. Зелёный, тащивший его на себе почти от самого рынка, помог ему усесться на скамейку рядом с подъездом своего дома, откуда они молча и покорно наблюдали за приближающимися к ним блюстителями порядка. Зелёный жил порядком ближе к рынку, поэтому и дошли зализывать раны сперва до него, на радость отправившимся за настоящим вором и поджигателем милиционерам. Хотя и болели нестерпимо сломанные рука и рёбра, Хмурый радовался, что ещё легко отделался от спекулянтов. Побои военрука, в сравнении с тем, как его только что покалечили эти спортивные ребята, были просто детской забавой.
Когда в побитый и запуганный Зелёный появился с ними у пивного ларька за рынком, где Хмурый любил торчать вечерам попивая пиво с дружками, он сразу понял, что эти ребята посланы людьми, которым принадлежал тайник в буфете, а малолетний дружок сдал его им с потрохами. Хмурый, глубоко обиженный на военрука за обедешнюю экзекуцию, готов был тоже сразу же сдать им возамнившего себя крутым учителя, но его, отведя за грязный рыночный угол сперва наказали, и только потом выслушали. После такой яркой и насыщенной беседы Хмурый и Зелёный твёрдо себе уяснили, что чужое (не школьное, конечно) брать нельзя и тем более рассказывать об этом следствию ни под какими пытками не стоит. Хмурый прекрасно знал как к «крысами» относятся в тюрьме, а именно такое «напутствие» на зону обещали ему организовать спекулянты, если он с Зелёным не удержат свои языки за зубами.
Артём и Серёжка впервые шли вместе из школы домой. Это Серёжка, отделавшись от своих дружков, поджидал Артёма у школьных ворот.
-Я всегда думал, что вера в Бога – это занятие для слабаков,- нарушил первым молчание Серёжка, когда они уже порядком отошли от школы.- Но как получилось против всех выстоять у тебя, никогда не заклявшего своего духа в спортивных схватках и в уличных драках, то я понял то, что мой отец всегда пытался мне объяснить: про Бога и Его защиту. Я многое понял за эти дни, Артём, и особенно то, что пытался строить своё будущее вместе с теми, кто думает только о себе и своём удовольствии. Я считал за друзей тех, кто также бы, как и тебя, высмеял и осудил моих родителей, старающихся всю жизнь делать только хорошее. Мне стыдно за свои поступки перед ними и перед Богом.
Ещё никогда Артёму не приходилось слышать от Серёжки подобных речей и мыслей, которые прямо на глазах меняли этого парня в лучшую сторону, готового сделать из него другого, нового человека. Не было сомнения в том, что он позволил приблизиться к своему сердцу Иисусу. Артём молчал, понимая, что Серёжка, приняв важное для себя решение, хочет выговориться.
-Я завтра непременно приду на собрание в молитвенный дом. Встретишь меня у входа?
-Я обязательно тебя дождусь, Сергей,- не пытаясь скрыть радости, ответил Артём.
До завершения школы оставались считанные дни и молодых людей ждала новая, уже почти взрослая жизнь.
Эпилог
По области с большим успехом прошли показательные суды над потерявшими свой человеческий облик сектантами. Ревностно отстаивающие безбожие и призванные как свидетели граждане, клеймили позором и ненавистью упрямых боговеров. Хотя суды были показательными, но верующих, смело собирающихся у зданий судов, вовнутрь не пускали.
Отец Артёма был осуждён на три года заключения. Следователь прокуратуры Зацепин был очень доволен собой и своей работой: за добросовестный труд ему было обещанно повышение. В те дни, любуясь собой, он не знал, что через много лет его смертельно больная жена найдёт спасение души и мир с Богом именно в той церкви, где пастырем будет тот самый человек, с которым он боролся всю свою жизнь яростнее чем с уголовниками – Матвеев-старший.
Майор Мазуро, убедившись, что все подозрения и обвинения с Артёмы были сняты, сняла его с учёта в милиции и словно освободилась от гнетущего её совесть груза.
Зелёный и Хмурый получили по небольшим срокам колонии и затерялись среди других калечащих грехами свою жизнь людей. Военрук, о котором Хмурый умолчал на следствии, но которого выдал организованным спекулянтам, ещё долго прятался от непрощающих обид преступников.
Для Артёма это было одно из первых испытаний его веры в Того, Кто когда-то пришёл в этот мир, чтобы победить зло добром и любовью. В недавней борьбе, которую дьявол вёл с Артёмом, молодой христианин смог убедиться не в своих силах, а в присутствии Христа рядом с ним и Его водительством. И это был самый главный опыт в его начинающейся христианской жизни. Слова отца, перед тем, как его забрала милиция, были тому подтверждением: «Если ты хранишь сердце твоё чистым, то и Иисус будет всегда рядом с тобой и ты не бойся никакого врага, сын. Не забывай, что самый коварный враг приходит не через дверь наших домов, как милиция, а пытается взломать дверь наших сердец, ворваться в наши души».
Человечество, борясь друг с другом, выдумало и произвело множество оружия, но любовь была и осталась самым сильным и самым безопасным к врагам тех, кто её имеет.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
