 ******************************
Иисус сказал ей:
"Когда вы бьете, унижаете, используете друг друга, все это вы делаете Мне. Не бейте Меня!
Я хочу, чтобы вы преклонялись и славили Меня, как Я преклоняюсь и славлю тебя, человек. Ты очень нужен мне. Мое сердце салютует тебе, возлюбленное Мое дитя, мириадами звезд и планет. Ты хочешь иметь Мое сердце… Ты должна вместить в свое все это. Мое сердце необъятно, как Любовь и Любовь безгранична, как Мое сердце. Чтобы принять и вместить его в свое, ты должна умереть, чтобы суметь вместить все, что хочу вместить открыть в тебе. Я испытаю тебя, чтобы проверить, готова ли ты принять Мою любовь, способна ли видеть и любить так, как вижу и люблю Я. Я буду рассыпать Мой дух через тебя: прикосновение руки, слова, взгляда, - все будет говорить обо Мне. Ты должна быть готова. Ты должна уметь безусловно любить и тех, кто насилует и убивает. Способна ли ты? Ты будешь Моим светом, что ярче солнца, Моей солью, самой соленой, самой острой, ты будешь Моим телом, глазами и ушами, так, что ни до тебя, ни после такой не будет. Ты будешь Моей силой любви и милосердия, доброты, прощения и милости. Тебя уже не будет – буду только Я и Моя слава.
Я долго ищу такие сосуды, которые согласны отказаться от себя, а когда нахожу – мое сердце издает салют из мириад звезд и небесных тел. Говорю, чтобы ты поняла, душа, как Мне дорога Ты, твое сердце, вполне преданное Господу, желающее всем существом объединиться с Моим сердцем. Прилагающее к этому усилие с усердием. Я так хочу тебя, как никогда и ничего не хотел. Я – Царь царей и Бог богов, преклоняюсь пред тобой, драгоценнейшее Мое дитя. Я люблю тебя больше Моей жизни! – Он говорил бы и говорил, и говорил ей о Своей любви день и ночь, лишь бы видеть восторженные влюбленные в Него детские глазенки, упивающиеся допьяна, до переполнения Его присутствием, - Я люблю тебя…» Она уснула, под звук милого сердцу голоса. Переполненная чувствами, не возражающая и довольная, и умиротворенная, наслаждаясь каждым вздохом Его дыхания в своей груди. А Он нежил ее сердце и целовал ее душу, столь желанную, близкую, единую с ним, вожделенную даже до смерти…
**********************************
Глава четвертая. Умри за нее, тогда и любуйся.
Затем она очутилась у Кого-то на руках. Кого-то громадного и великого изнутри и снаружи, чья голова волосами разметает звезды, а ноги Его стоят глубоко погруженные в океан. Он трепетно прижимал ее-кроху к своей груди, склонив над ней голову, как папочка над нечаянно уснувшим на руках дитём. Он наклонился и нежно тихонечко поцеловал ее в лоб: «Как в детстве, - подумала она, улыбаясь, - как в детстве», - Он улыбнулся в ответ, отражая ее улыбку…
И вдруг, некие невидимые, но осязаемые руки схватили ее из рук перепуганного отца и, бросив на землю, стали смешивать ее с грязью, топча и измываясь насмешками и обидными словами, унижая, сводя до ничтожества ее личность… Она закричала: «Кто ты? За что?!!»
«Это твой брат, которому Я дал власть заботиться о тебе и любить», - Отец заплакал, видя искаженное болью лицо дочери. Новая волна, зажатого в тиски сердца неимоверной печалью прокатилась по Его сердцу, когда Он взглянул в лицо сына, изуродованное отвращением и ненавистью к сестре, исходящими из его мертвого каменного сердца..
«Меня! Меня возьми!» – Отец упал на колени и проник в руками в грязь, коснувшись не тела – ее души. Она увидела, как плавно перетекает из своего тела в Его и вот уже Он лежит под подошвами ликующего в лютой ненависти брата.
«НЕ-ЕТ! Нет, нет! Н-е-ет! – Папочка! Папа! Папочка! – слезы сами лились изнутри непрерывными потоками, - За что?!»
«За любовь!!» - прозвучал спокойный голос из грязного месива, в которое превратило Творца Его любимое творение.
«Встань! Поднимись! Воздвигнись, дай ему отпор!» - взмолилась она.
«Я люблю его! Он должен преисполнить чашу моей боли, чтобы она пролилась на него потоком прощения в покаянии».
«Доколе, Господи?! Сколько это будет продолжаться?»
«У каждого своя мера. Чаша твоего знакомого преисполнена. Пора.» - Он взглянул своему мучителю в лицо глазами полными любви, весь в грязи, весь в ранах и ссадинах… Человек отступился и, пошатнувшись, словно пьяный, упал перед Ним на колени. Грязь сама начала скатываться с Иисуса и какая-то невидимая сила подняла и поставила Его на ноги. С каждым словом покаяния, с каждой слезинкой мольбы о прощении, Иисус становился все больше и больше, а Его одежда сияла все ярче. Одно не менялось: неимоверная, глубочайшая, непостижимая человеку любовь в глазах. Он любил его – человека точно так же как и тогда, когда был у него под ногами.
Наконец Иисус произнес:
«твоя боль – Моя боль. Твоя радость – Моя радость. – слова прокатились громом от одного края горизонта до другого. – Теперь ты Мой сын, а Я твой Отец. Ты истинно осознаешь источник боли и разрушишь его, совершенствуясь в Моей любви, совершая то, что и Я делаю всю жизнь творения».
Она снова провалилась куда-то, не в силах осознать всю глубину, широту и долготу происходящего. Пришла в себя с вопросом: «Что делать? Что делать с братом? Как он осознает, что натворил с Тобою и…» - рыжие локоны встали перед ее глазами, освещенные солнцем, спадающие на руки, играющей в семинарии на фортепиано, хрупкой девушки… Ничего не подозревающей о будущих жестоких терзаниях. А сколько их может быть еще?..
«Он любит… Любви никто, кроме Меня научить не может. Это начало освобождения…»
«Мне противно! Мне отвратительно его… Прости меня», - она опустила голову от стыда, когда в памяти всплыли «миражные» романтические беседы под луной у самой кромки воды на берегу…
«Он на все готов ради любви. Ради тебя. Ты должна показать ему Мою боль, он почувствует твою и поймет, как тяжело было Мне видеть томление и гибель моего любимого человека. Он должен увидеть как больно Мне, когда Моя любовь плачет… Из-за него плакали и продолжают плакать многие. Он должен увидеть масштаб всего происходящего вследствие его «невинных» поступков, мыслей, желаний, похотей и фантазий. Имея сильный дух, он порабощает людей, неправильно его используя»
«Но как? Мне сыграть роль? Что говорить?»
«Я дам слова в твои уста и сердце твое станет не твоим…» - он замолчал.
«Как это?..» – Она почувствовала, что Он отдалился, оставив ее одну, собраться с мыслями и прийти в себя.
Это странно-неловкое – нежеланное ощущение, когда остаешься «без Него». Осознаешь, что только в Его присутствии живешь: ты – настоящий, реальный, чистый, по задумке Бога – святой. А Он «уходит» - и возвращается «я», «эго» и еще куча всего… Чего так не хотелось бы снова возвращать и в себе ощущать. Возвращается «мое – человеческое», как говорила Кетрин Кульман.
Прошло три дня. Она занималась своими повседневными делами, записав все увиденное и услышанное. В ожидании продолжения. Но его все не было. Она молилась, просто и откровенно высказывая свои мысли и опасения, но Он молчал. Хотя присутствие Его было осязаемо при каждой ее мысли о проблеме: «Ты со мной. Со мной. Значит, все будет… Что будет? – хорошо» - Мысли иногда перескакивали одна другую, но разум был чист, ясен и сосредоточен, как никогда, - что же?.. Ладно», - она принялась отдраивать сковородку, когда прозвенел звонок у входной двери. Она замерла, словно окаменела от осознания КТО там, за дверью… (Как объяснить, доказать ему, что все это реальность и грех?)
Смешанные чувства обуревали ею: с одной стороны – память о загубленной им невинной душе, с другой – глаза Бога, полные любви, нисходящей изнутри, на него же. Но звонок прозвучал снова, словно пробудив ее от нахлынувших переживаний и чувств.
Он пошел за ней на кухню, когда она с каменным лицом открыла дверь. Он не был похож на себя: жалкая картина небритого, осунувшегося, опустившегося старика… вызвала в ней… жалость. Ей стало жаль эту душу. Ведь в их неадекватном общении, возможно, даже в том, что он та-ак вот влюбился, она виновата не меньше…
- Вы не позвонили… я ждал… - он поднял на нее потускневший тоскливый взгляд… - Молился, чтобы вы позвонили, - он практически ничего не ел, ждал, ждал, ждал…
«Кому же ты молился? – подумала она, отвернувшись к кухонной стойке, - Господи! Что делать? Что мне ему сказать, как показать то, что я видела?!!»
- Ты любишь меня? – спросила женщина, не поворачиваясь к нему. Он молчал, глядя на ее, такие дорогие плечи. Хотел подойти и прикоснуться… Поднял руку… - Любишь? – громче спросила она и обернулась к нему с тем же неприступным выражением на лице. Он опустил руку и шепотом произнес:
- Да.
- Рыжие волосы, милое личико, курносый острый носик… А как она пела!.. Как талантлива.. была… - его лаза округлились и впились в ее, - она ничего не подозревала. Она к тебе была равнодушна, но ты, не взял это во внимание. Зачем ты ходил к ней? Зачем касался ее в своих фантазиях? – «Скажи, скажи ему правду! Скажи, что это ты меня мучаешь, что это ты чувствуешь, а не я. Освободи меня от тотального недоверия! Скажи моему брату! Не убивай меня!» - ее взгляд безмолвно умолял тебя признаться, покаяться, остановиться, но нет! Ты принял его на свой манер. Ты продолжал: новые и новые видения, ощущения, симпатии…
Он, словно заново взглянул в те глаза, маленькой милой колибри, даже, казалось, ощутил терпкий больничный запах лекарств. Только сейчас он понял смысл ее взгляда. Он то думал…
- Она мертва. Ее нет. – Печально произнесла женщина,- И ничего не вернуть обратно. Ты мог бы спасти ее тогда. Объяснить… дети Божьи умеют прощать, понимать духовное. Ей поверили бы, знали бы о чем молиться, освободили бы… Где тогда была твоя любовь? Сколько невинных, ничего не подозревающих душ ты развратил… - он стоял не шевелясь, смотрел на нее и понимал, что отпираться и оправдываться, выставляя себя в лучшем свете нет никакого смысла. Она не свое говорит, не свое видит. Она продолжила,- каждый раз, когда ты отступаешься от очередного увлечения…
- Я уже… - Заикнулся было он.
- Каждый раз! Ты оставляешь с ними бесов, те держат для тебя двери открытыми, душу оскверненной. Только та душа, которая истинно жаждет праведности, может освободиться самостоятельно, но для этого необходимо упорно отказываться от своих желаний романтики и близости с… тобой, если ты не безразличен. Но есть и много других парней… Девушка получает способность поступать так, как ты. Все больше и больше распространяя демоническое вмешательство, но уже мужскому полу. – Он молчал, ему было очень трудно поверить в то, что он – пай-мальчик, мог своими невинными грезами принести столько вреда многим… Судя по его воспоминаниям, очень многим душам. Но он слушал, а по спине, о и дело проходила леденящая душу волна.
- Я видела демона, который измывался над рыжеволосой девушкой: у него было твое лицо. Я все это видела ее глазами, слышала ее мысли: «Нет смысла жить, если никто не слышит, если праведник творит беззаконие и ехидно улыбается, будто ничего плохого не сделал. Нет смысла… если люди, призванные учить Божьим заповедям – сами Его не боятся, греша, до упоения».
Она потеряла смысл жизни с Богом среди людей, безбожно поступающих, в надежде на то, что все сойдет с рук…- Он медленно вернулся в комнату, закрыл глаза, осознавая, кто сейчас передает ему эти лова. Его тело охватили «мурашки». Юноша опустил глаза, сел на кресло и, закрыв лицо руками, уперся локтями в колени.
- «Никто ведь не увидит?» – он обледенел… - «это же вычислить невозможно», - возвышаясь над ним и холодно глядя на него произнесла женщина: «контрольный выстрел»… что дальше, Господи? Дальше?»
Глава четвертая. Осознание.
Перед его глазами встала картина чужого дома, лежащая перед ним на кровати девушка и он в центре комнаты. Луна голубовато-серым цветом освещает его смазливое лицо с томным дымчатым взглядом. Вдруг, то тут, то там по его телу загорелись искорки, они стали спускаться с его тела, сначала медленно, возбуждая в нем страсть, потом быстрее, быстрее… И побежали к девушке, проникая в уши, глаза, рот, достигая средоточия разума. На девушке, широко открывшей глаза, появляются цепи: они опутывают не только плечи, руки и ноги, но и рот, и уши, и глаза. Он осознает, что она начинает видеть, слышать, осознавать, осязать и чувствовать мир по-другому: «никто же не узнает…» - снова громкая озвучка его голоса пронзает все его существо и он понимает, что и ее – тоже.
Стоя рядом, она не могла видеть все, что видит он, она лишь спрашивала, силясь понять, что же с ним делать: «Прошу, дай мне мужества не наброситься на него с кулаками, Господи! Что дальше?» - она снова получила осознание, что виновата не меньше, что они – одинаковы… - Помоги мне видеть живую, драгоценную душу, возлюбленную Тобой… Я ведь хочу быть любимой. Возлюбленную душу, а не… гада! Помоги. Что делать?»
«На колени». - Прозвучало в сердце и быстро, как пуля, пронзило все нервные окончания с головы до кончиков пальцев, - живая, любимая Отцом душа, а не маньяк и насильник».
«На… что?» – крайнее возмущение сменилось размышлениями в усилии понять, сложить всё в логическую цепочку, но все зря… Единственное, что она могла вспомнить, это слова Бога об испытании… - Это оно?.. И… есть? Но что же говорить? – Она почувствовала, увидела, ощутила в духе, будто свет льется проникновенным потоком с небес прямо в ее душу. И поняла, что необходимо сделать для ее и его исцеления… И слова будут даны. Осознавая, что может сейчас сказать даже то, что не смогла бы без помощи, она приняла решение покориться.
Он опустил руки, а перед его глазами теперь стояла целая армия девушек: одна сменяла другую, проносясь мимо него… Но теперь ему не нужны были ни их прелести, ни все они: ему нужна была одна. На нее он готов был променять даже душу. Он возвел глаза и с неимоверной грустью посмотрел ей в лицо. Она. Она… Опустилась перед ним на колени:"Господи, что это?!!» - он ринулся к ней, чтобы поднять, но жестом руки она остановила его.
- Я… прошу у тебя прощения.
- Что?!
- Прости меня. Прости за то, что флиртовала, наслаждаясь твоим вниманием, а потом и… любовью, - голос осекся, но она продолжила, - прости, что позволила себе думать и мечтать о тебе. Прости … меня и за то, что видя все, что с тобой происходит, я не останавливала тебя сразу же. Прости меня. Простишь? – она подняла голову, и глядя ему в глаза, ожидала ответа.
Даже если бы она убила его сейчас, он и тогда простил бы ее, не задумываясь.
- Я уже простил... Я ведь так люблю вас. Это моя вина… Я – виноват, - он перевел взгляд с любимого лица на ковер… - Что мне делать? – она села обратно на кресло и тихо ответила, глядя туда же в ковер:
- Покаяться. – Он закрыл глаза, силясь совладать с эмоциями… и медленно, словно в тумане, сполз с кресла на пол…
- Простите меня… Простите меня за все. Я пользовался вами, пока не полюбил…- он не мог понять у кого же на самом деле просил, ведь перед глазами все так же проносились лица, лица, лица… И вдруг… рыжие волосы блеснули среди толпы, девушка обернулась… - прости меня! Прости меня! Бог! Я не достоин жить. Прости меня! За то, что взял ее, за то, что не признался, не спас, не поступил честно с ней, своей совестью и с… Тобой! Прости меня. С закрытыми глазами и опущенной головой, он вдруг увидел, что на месте, где сидит его любимая, восседает Бог Всемогущий… Он мог различить лучи света, исходящие из углублений – следов от ран, на Его ногах, в светящемся силуэте. Осознание Его величия и могущества привело парня в трепет и страх. То были следы от гвоздей. Он увидел, что в его руках появились те самые гвозди… - Я не знал! Я не думал, что все так важно, что все так серьезно и так сильно может ранить… убить… Я не знал! Что Ты такой… Такой глубокий. Прости меня, Иисус, прости меня! Я виноват… - Слезы ручьями стекая с лица, исчезали в ковре. Она же сидела неподвижно, наблюдая за тем, как преображается насильник в любимого ею братика.
«Я ненасытно самоутверждался, соблазняя и соблазняясь, за счет любви других к себе, повышая свою значимость в собственных глазах. Я понял все. И я виновен! Прости! Но мне хватит любви одной женщины, чтобы быть любимым. Мне хватит одной… Твоей любви, чтобы чувствовать себя и быть значимым. Я понял. Я понял!»– прошли считанные минуты, но казалось, он прожил за них целую жизнь: родился, вырос, возмужал и постарел, и… умер. В нем умерла гордыня, кичение своей внешностью – не он ведь сделал себя таким. В нем умерла похоть – он не имеет права брать чужое, тем более, что все на свете принадлежит Богу. И он – в том числе. В нем умерло нечестие: от ныне в своей очищенной душе, он хотел и просил Бога помочь, говорить и думать только правду и ничего кроме правды… Лица, люди проносились мимо него и за каждым – уродливая вереница соблазна, лжи и отвержения. За каждую из них он просил прощения, заливаясь слезами искреннего покаяния. Когда, обессилев от слез, боли, переживаний и чувств, которые он видел и мог буквально физически ощущать при взгляде на любое из лиц, он увидел ее – его сердце сжалось: «Ее мне тоже придется… отдать?! Боже! – до боли набрав в легкие воздух, вздохнул он, - Боже! Помоги –и – и!» - Она появилась в его видении: стоя рядом с Иисусом, слева от престола, лицом к юноше. Она пристально смотрела ему в глаза. Парень качал головой не в силах отпустить, отдать, потерять, отказаться… Она улыбнулась: ветер развевал ее волосы, одежда просияла изнутри светом, что ярче солнца, ее глаза выражали глубокую неподдельную столь желанную… любовь. Он так хотел увидеть себя в этих - таких глазах. Она коснулась руки Иисуса и улыбка стала еще ярче. Потом повернулась к Нему лицом и… вошла… Она вошла прямо в Него, в Его в сердце, превратившись в яркую сияющую звезду, изливающую проникновенный свет изнутри Его сердца: «Это Моя Премудрость, - сказал Иисус, - Она пришла, чтобы вас исцелить. Ты любил Ее – не человека, а Меня в нем и Ее в человеке. Она твоя всегда. В любой миг своей жизни ты можешь ощутить Ее и Мою любовь. Только не путай дух и плоть. – Он улыбнулся и сквозь глаза Иисуса парень увидел ее глаза – они отличались, но были едины, как зрачок и радужная оболочка – одно нераздельное целое, - Я буду рад дарить тебе Ее любовь, Она будет рада служить тебе Моим сердцем. Люби ее и не оставляй. - Он коснулся его чела, - достаточно с тебя Моей любви», - Он снова широко улыбнулся, видя, как радость объяла все существо настрадавшегося от собственных ошибок человека, который во весь рот улыбался в ответ.
«Мне достаточно, - утвердительно, вмиг серьезно повторил он, - достаточно. Больше не хочу!» - последние слова, словно пробудили его ото сна. Он открыл глаза: все та же комната, она, тихонечко и неподвижно наблюдающая за ним. Он - то плакал, то улыбался, то снова становился серьезным, и слезы пробивались сквозь сомкнутые ресницы, но она не мешала, боясь даже громче дышать и мысленно пытаясь заглянуть, проникнуть хоть одним глазком за завесу Божьего действия исцеляющей душу силы.
Он глубоко вздохнул, будто все предыдущее время дышать для него было непозволительной роскошью. Улыбнулся, взяв себя за лоб рукой (такая поза обычно означает «какой я балван»). Ему никак не хотелось выходить из этого места присутствия и покоя, прощения и любви:
- Спасибо, - сказал он в небо, - потом вздохнув снова и счастливо улыбаясь, посмотрел на нее, - спасибо, спасибо. – Она широко и радостно улыбнулась. Ей очень интересно было: что же там – за завесой… Но она не спросила, а только улыбнулась, зараженная присутствием Третьего, Кто и так, без вопросов и ответов все знает и даже незнающим дарует радость самых просвещенных.
Что же после? Он попросил прощения у всех, кого видел в своем видении, а кто был далеко, тому написал письма, советуясь с ней как научить их бороться с подобными демонами. Многие, узнав правду, назвали свой грех по имени, принеся его во свет и освободились от демона во имя Иисуса. Некоторые продолжают осознано грешить (никто же не увидит…), не осознавая, что в следующую секунду жизни может быть поздно сказать «прости». Он пресекает подобный дух в студентах и учит справляться с собственным эго, насыщаясь Любовью Бога Отца, Иисуса и Духа Святого в Премудрости. Как?! Я не сказала? Он стал учителем богословской семинарии, которую и сам закончил, получив высшую степень. Бог дал ему дар различения духов, ведь он так близко был с ними «знаком».
Он ходил на могилку… Там и признался брату в том, что был полностью виноват в смерти его сестрички…
- Я ей не верил! Никто не верил… Если бы…- сказал брат.
- Раньше. Если бы раньше – раньше я… меня не было. Была только ненасытная коробочка-плоть, не имеющая ни души, ни духа жизни, ни сердца, ни сострадания, ни милости, ни любви. Прости меня. – он хотел встать перед ним на колени, но брат обнял его, плача, воя в небеса, скорбя всем своим сердцем о ней, о том, чего не вернуть… Успокоившись, он негромко произнес:
- Она бы простила. Она была такой… доверчивой, - он снова заплакал, вытирая слезы, прикоснувшись к надгробию, - не делай так больше.- Друг кивнул и закрыл глаза, не в состоянии оправдываться и объяснять, а слезинки упали в густую траву.
Она, «миссис премудрость», как он теперь шутя ее называет, все время «прокалывается». С тех самых пор, как Господь сказал ей, что испытает, чтобы посмотреть готова ли она принять то, что Он для нее приготовил, она стала замечать любую, даже самую «безобидную» неправду - ложь со своей стороны. Будь то себе или другим. Она перестала выкручиваться, оправдываться, когда была виновата. Хотя и, иногда, упрямо не желала признаться, она либо молчала, либо признавалась Богу, прося о смирении в покорности признавать ошибку. Святость то – ей нужна, а не кому-то.
Когда ей очень хотелось «построить глазки», как говорится, "разбрасывать бесиков», тобеш, «невинно» пофлиртовать… Она вспоминала рыжие локоны на фоне солнечного окна: «Бог дороже всего, дороже! Даже меня! Любимей, ценней и… дороже, дороже», - Иногда она произносила эти слова вслух, чем смущала и озадачивала присутствующих. Но от этого ей становилось легко и радостно. «Бесики» отступали и «ломка» проходила. Иногда приходилось брать над ними власть во имя Иисуса и прогонять прочь!
А когда образ стал стираться из памяти, она попросила у подруги отрезать от парика прядь рыжих волос, накрутила ее и положила себе в кошелек. А когда приходило искушение или само-искушение, она заглядывала в него, «чтобы неповадно было»!
Насыщаясь Божьей любовью, она стала гораздо счастливее в браке, – ей просто стало хватать любви по-маковку. Хотя муж – тюлень, как она сама его называла, не умел быть ни романтичным, чего ей титанически не хватало, ни внимательным, ни любовно-слово-обильным, ей хватает Того, Кто Таким и есть. Никто другой не нужен!
Когда она замечала на себе «подозрительный» взгляд заново обретенного братика, она спрашивала его , подозрительно прищурив глаз:
- Ты не путаешь дух и плоть?
- 100% - нет! Бог дороже всего, дороже, ценнее, любимей. До-ро-же! – его лицо расплывалось в счастливой глубоко удовлетворенной улыбке, и она глубоко понимала его в такие моменты, как никто другой.
|
