-Мама... Мама...- Ребёнок стоял на склоне оврага и даже отсюда было видно, как он, вздрагивая, дрожит.- Ма.., мамочка,- глотая тяжёлые вздохи, всхлипывал он. Прямо над ним стояла полная луна.
-Агата,- почти прорычал Архип,- у-убери его отсюда.
Агата, передав конец длинного полотенца, спускающегося в жижу из грязи и воды под своими ногами рядом стоявшей послушнице и, подбирая на ходу юбку, засуетила вверх по склону. Мальчишка, не замечая её, медленно спускался вниз к топи. Подбежав к нему, она схватила его за рукав и потащила вверх.
-...боже, душа её жаждет к тебе. Воздай ей венцом небесным за венец мученический.- Архип обтёр рукавом густо заросший рот, открыл Библию и торжественно зачитал из неё несколько местописаний.
-Архип, кажись - всё,- послышалось со-стороны жижжи.
-Вытаскивайте её!- приказал Архип.
Несколько женских рук потянулось к полотенцу и, напрягаясь, потащили что-то тяжёлое наверх. Архип, прижав обеими руками Библию к груди, тихо запел. Его поддержало небольшое собрание из женщин и одного мужчины, стоявших чуть в стороне от вытаскивающих.
В жидкой грязи напрягались ещё две женщины, толкая перед собой расслабленное смертью тело. Жижжа была чуть выше колен, но они были полностью вымазаны грязью. Платок одной развернулся у неё на голове и закрывал поллица, у другой сполз на плечи и её растрёпаные и скомканые грязью волосы придавали ей вид лешего. Всю работу делали только женщины. Когда труп подтащили к бережку, к ним на помощь, отойдя от поющих, подошёл единственный, кроме Архипа, мужчина.
Утопленную подтянули на сухую часть оврага, уложили поприличней. Одна из измазаных женщин, наспех обтирая лицо, вполголоса сетовала:
-Ох и брыкалася, ох и брыкалася...
Хор вяло допевал. Это были измождённые, ссутулившиеся женщины. Человек двадцать. В грубых балахонах на голое тело, из подниза которых торчали босые и худые ноги, отдававшие на подмёрзшей земле белой костью. Впалые, и при луне зловещие серые лица, были обращенны к чёрной пропасти топи.
-Сестра ваша, Марья, уже вечеряет со Христом. Ангелы пением ублажают её...Нет ей мучений более здесь.- Голос Архипа певуче, со слышимой слезой, пронёсся эхом в овраге, как только кончилась песня.- Она сокрылась в мире ином, где нет страданий и боли, где нет страха перед смертью, где нет власти антихриста.
Архип замолчал. Каждая из стоящих в группе чувствовала на себе его взгляд. Десятидневное голодание не давало сил сопротивляться его проникновению в их волю. Сам Архип напрягся, чувствуя своим нутром их нутро. Он готов был вместе с ними даже вздрогнуть, если сам же и хлопнет в ладоши. Он не мог не верить в то, что говорил, потому что это была его вера. Эту веру он принёс им, познав её силу. Весь вчерашний и сегодняшний день послушницы слушали его, слушали истину.
-Разве вы не слышите, как она зовёт вас?.. Она кличет каждую по имени, вторя Христу: Анна.., Лида.., Клавдия...- Архип медленно стал перечислять имена стоящих кучкой женщин.
Услышав своё имя, каждая из них вздрагивала и ещё пристальней всматривалась в отражающую луну топь, как буд-то там, кроме грязи, было ещё что-то. Каждой из них оставалось только ступить.
Архип позвал всех. Когда он замолчал, над оврагом поднимались тяжёлые вздохи обессиленных женщин. Некоторые из них стали тяжело стонать. Одна, от долгого напряжения, сделала шаг вперёд и упала. Обе измазаные подскочили к ней, шустро обвязали уже пользованное длинное полотенце вокруг её пояса и потащили в грязь. Две послушницы, которые стояли чуть в стороне от общей кучки и помогали при вытаскивании, взялись за другой край полотенца.
-Разве вы не видели ангела, позвавшего Марфу?- Архип сказал о той, которую, надавив ей на плечи и голову, погрузили в жижжу.- Пойте, пойте с ангелами песнь освобождения.
Подняв к небу руки и лицо, он негромко запел. Его одинокий голос стал по- степенно теряться среди подхватывающих песню слабых голосов. От послушниц отделилась одна из женщин и медленно ступила в топь. Агата, незаметно для всех подошедшая и стоявшая за Архипом, шагнула ей в след. Измазаные были заняты Марфой. Нужно было удостовериться, что она жить больше не будет - они ещё раз вытянули её голову из грязи, подождали и сунули снова.
Ещё одна пожелавшая умереть выглядела достаточно молодо, хотя долгие посты и затворническая жизнь давали о себе знать на её обтянутом, как-будто чужой кожей лице. Отделившись от мрачной толпы и ступив в жижжу она выпрямилась, приподняла голову. Сравнявшись с занятыми убийством, присела на корточки. Агата, словно священник в храме к алтарю, подошла к ней сзади. Одной рукой взяв за шею, а другой за плечо, опрокинула её лицом в грязь. С полминуты над оврагом слышалось только тихое пение, но неожиданно его перебили громкие и резкие всплески. Через пару секунд резкий и хриплый вдох заставил всех вздрогнуть.
Агата была крупная и сильная женщина лет за сорок и ту, которой она помогала умереть, превосходила в ширину раза в два. Но сразу стало видно, что она не сможет справиться с послушницей.
-Савелий, помоги ей,- Архип обратился к мужчине.
Мужчина было двинулся, но всё-таки остался стоять на месте, напрягая скулы. Желавки у него задёргались даже на висках.
-Савелий,- сквозь зубы процедил Архип не сводя глаз с места казни - девушка, поджав под себя колени уже пыталась встать. Агата тоже стояла на одном колене, уцепившись руками в густые волосы послушницы.
-Архип, я убивать не буду.- Мужчина отпустил глаза себе под ноги, как-будто там искал силы возражать.
Архип не стал настаивать. Хотя он и имел некоторую власть над ним, но во многом был от него ещё зависим.
-Помогите вы Агате.
Но ему это уже не надо было говорить - две женщины, занятые до этого Марфой,
перебирались по жижже на помощь Агате. Послушницы на суши потащили за полотенце тело Марфы к себе. Хор пытался петь.
Девушка, наглотавшись грязи и ощутив страх смерти, обезумела ещё больше, когда заметила, что идёт помощь к её убийце. Хриплый стон вырвался из её груди, она забила руками по всему телу Агаты, куда только могла попасть. Агата притянула её ближе, что бы размах рук девушки был поменьше. Ей не в первые приходилось бороться в этой топи, но послушница, рывком хотевшая оттолкнуться от неё, попала одной рукой ей в нос. Всего на мгновение у Агаты перехватило дыхание, но этого было достаточно, что бы девушка смогла освободиться из её рук. Подспевающим не хватило полшага до неё. Проваливаясь в вязкой грязи девушка поспешила к противоположному склону оврага. Обе женщины, чуть отставая, преследовали её.
Уже, когда девушка, помогая себе руками, поднималась по склону оврага, Архип обратился к смирённо сбившимся в кучку женщинам:
-Идите все к себе.
Тело Марфы оставили лежать не вытащенной до конца на сушу, а Архип остался теперь только вдвоём с мужчиною. Агата, оправившись от удара и зажимая кровоточащий нос, медленно тащилась по грязи вслед догоняющим.
-Этих мы закопаем, как и пологается, а Анну они догонят,- с натянутым спокойствием сказал Архип куда-то в пустоту.- Сколько у тебя ям?
Мужчина, медленно отходя от своих мыслей, посмотрев по очереди на оба трупа освещённых яркой луной, ответил со вздохом:
-Для этих двух хватит.
Потом, помедлив, спросил:
-Сейчас закапывать не будем, как принято?
-Сам не видишь, что случилось? А для похорон гармония нужна... Анна всё перебила, нарушила святое. На завтра оставим.
Архип глубоко вздохнул и, не взглянув на трупы, медленно пошёл вверх, вслед за послушницами:
-Пойду, успокою их. Принесу радость о смерти, а не страх. Приготовьте всё на завтра. А, Анну, как поймают, в малую землянку, после поговорю с ней.
Поднявшись из оврага, Архип шёл на встречу луне... Анна всё испортила... Сегодня мог быть богатый урожай для господа - Архип это чувствовал. Он видел, он ощущал волнение душ в послушницах, их жажду вечного. Почти год прошёл после последних крещений смертью. Этот год он готовил скит в этих дремучих местах к новому крещению. Скит пополнился новыми послушницами, жаждущими единения с богом. Посещая скиты в разных местах, Архип рассчитывал именно на этот скит, что здесь будут принесенны большие плоды веры. Сколько труда он вложил сюда, только бог может знать. Анна, Анна всё испортила. Бес её попутал, заставил отречься.
Так размышляя, Архип зашёл на огромный и ухоженный двор среди густых лесов. По бокам двора тянулись добротно сложенные сараи и хлева. От-туда доносились ночные шорохи и шумы скотины, говорившие о её многочисленности. Посреди этого обширного двора стоял, под стать ему, высокий, добротный дом. Всё вокруг говорило о свежести постройки, а размеры хозяйства – о достаточном числе рабочих рук.
Архип поднялся на крыльцо и вошёл в дом. Здесь, в сенях, был потайной люк, ведущий в жилище послушниц. Он поднял тяжёлую, на случай простукивания крышку сделанную под половицы и протиснулся вглубь. В темноте, наощупь опускаясь вниз по лестнице, он достиг земляного пола. На случай обнаружения властями этого погреба, он служил как-будто бы складом всякого рода хлама. Он был неглубок, приходилось даже нагинаться. Но прямо под лестницей был ещё один скрытый люк. Приоткрыв его, лицо Архипа осветил совсем тусклый свет внутренности подземелья. Архип полез туда.
-Бог с вами, сёстры,- ступив с лестницы на покрытый мешковиной земляной пол, обратился он к находящимся там.
Отовсюду послышались тихие голоса, отзывающиеся на приветствие. Женщины ещё находились под впечатлением присшедшего и приход Архипа вызвал в них ещё большее волнение. Он присел на ступеньку лестницы и обвёл почти отеческим взглядом измождённых и уставших психически послушниц. Некоторые робко, некоторые с внутренней усталостью смотрели на него.
-Бог вас любит. За ваше усердие, за вашу преданность, за вашу жертву. Вы здесь сокрылись от зла и божья рука над вами. Вокруг вас не земляные стены, вокруг вас не сырость и тьма, а благая внутренность божья. И ни мне, ни мне надо увещевать вас, бодрить вас, а вам, вам следует давать мне сил к труду веры. Ибо здесь, в этой тиши, в глубоком общении с богом, вы крепните к твёрдому свидетельству вашей веры. Мария и Марфа уже прямые свидетели трудов ваших перед создателем.
Архип находил ещё и ещё слова в своём воображении веры. Послушницы в который раз молча слушали разъяснения их затворнического подвига, соглашаясь со своей святой избранностью в этом веке зла. Их увещеватель призвал их к молитве - и их воззвания к творцу, одно за другим, отрываясь от простёртых вверх рук, ударялись в тёмный потолок и отзываясь тупым эхом в холодных земляных стенах.
-Архип,- позвал Савелий сверху, открыв крышку люка.
Архип встал с колен и посмотрел мутными от слёз глазами на тесно стоящих или сидящих на коленях, среди двухярусных нар, послушниц: «Будьте счастливы в боге»,- и полез вверх по лестнице.
Пойманную Анну поместили в закрытую землянку, недалеко от дома, где начинался густой хвойный лес. Савелий шёл спереди с зажжённой керосиновой лампой. Молча подошли к земляному бугру, зайдя за который, Савелий нагнулся и открыл замок, распахнув перед Архипом дверь. Оставив замок отпертым висеть на двери и ни-чего не сказав, он тут же ушёл.
Архип прикрыл за собой дверь и подсел к горящей на столе свече. Анна, скомкавшись на углу грубой скамьи, насквозь пропитаная грязью, сидела тупо уставившись в пол. Он придвинул свечу на отколотом с краю блюдце ближе к себе и, заинтересованно наблюдая за крошечным пламенем, заговорил:
-Анна, я верю, что ты свой подвиг совершишь.
Он был артист действия, действия живого, сущного. Что может остановить его желания? Какая сила? Он знал великую силу в себе, силу действия, когда желания имеют исполнения. А в нём жило желание божее, воля божья. Бог избрал его принести людям освобождение от гнёта греха, призывая скрыть себя от власти антихриста над этим миром в глухих скитах, в освобождающей смерти. Он был готов плакать или радоваться как ребёнок, быть суровым и жестоким как беглый каторжанин, любить, как любит мать своих детей, ненавидеть, как ненавидит загнаный волк свору псов. Он мог всё. И это всё он принял для божьего дела, подчиняя себя этому для приобретения душ.
-Неужели сатана научил тебя так любить жизнь, Анна?..
-Да.., да я хочу жить,..я хочу домой.- Она обхватила руками голову и, чувствуя своё бессилие, зарыдала.
-Ты хочешь в колхоз?- Брови Архипа поднялись вопросительно ко лбу.- Там, за скитом, последнее время антихриста. Он хочет всех согнать сегодня в колхозы, что бы легче их пожрать в последний день. Не это ли тебе знамение от бога?.. Думай, думай хорошо.
-Не хочу думать, и знать больше ни-чего не хочу... Я хочу назад, в свою прежнюю жизнь.
-В жизнь греха и служения антихристу,- добавил Архип.
Ему вспомнилась прошлогодняя поездка на Украину, кода он там тайно посещал некоторых из старцев:
-Он жрёт уже. Разве ты сама в прошлом не говорила это? Разве ты ни сама пришла однажды на собрание и просила укрытия? Мы помогли твоей душе тогда. Мы не отбросили тебя. Так доверши же с достоинством начатое...
-Не знала я тогда, что делала. Мама умерла, а я... я..,- Анна опять уронила голову на колени и не имея уже сил плакать, только тяжело дышала.
Архип нутром чувствовал, что её будет тяжело смирить. Эта напряжённая неделя, проведённая в долгих беседах с послушницами, дала о себе знать – усталость, после внутреннего разочарования в сбунтовавшейся послушнице, навалились как-будто разом на его утомлённое тело, уставший мозг.
-Думаю, недели две тебе хватит одуматься.-Архип встал и повернулся к двери.- На работы водить тебя не будут, твоя работа – молить бога о разуме, Анна...А дороги домой отсюда нету.
Когда щёлкнул замок и его осторожные в темноте шаги скрыла ночь, Анна сползла со скамьи на глиняный пол и царапая его, почти по-собачьи, заскулила. Только сейчас, за все эти долгие месяцы, она спросила себя – зачем она сделала этот страшный шаг? Может она не совсем понимала, что её ждёт там, за чертой нормальной жизни? Нет, она даже хотела этого. Она хотела от всего уйти, убежать, спрятаться от повседневной суеты. У неё было желание прикоснуться к чему-то возвышенному, одухотворённому, чего так не хватает в действительности. Ей верилось, что здесь, в скиту, она получит мир своей терзаемой душе. Теперь же она поняла, что так называемый антихрист царит не только там, за идеалами скита, но и в самом скиту, в его стенах построенных из людских заблуждений. За эти долгие месяцы она перечитала Библию несколько раз и в последнее время все сочинения Архипа, которые их заставляли изучать, стали терять всякий смысл, в них жил полнейший абсурд, не имеющий в смысле своём ни-чего общего со всеми учениями Библии. Обида на себя была в том, что она не читала Библию внимательно тогда, когда ещё была далеко от всего этого кашмара...А теперь она была мертва. Убита злом ненормальных людей, разрушенна своим невежеством веры. Где и что она? Слышима ли она действительным Богом? Ей больно всё, ей больно везде, ей больно ото-всюду...
На подходе к дому к Архипу вышла из-за сараев Агата. Её услужливую походку
Архип почему-то не любил; да и не только походку. Но как помошница, она была незаменима. Хотя она и была смотрительницею над этим женским скитом, но он иногда пользовался её услугами и во втором женском скиту – когда у кого-то не хватало веры.
-Что делать с мальчишкой?- спросила она, как только он приостановился.
Он знал наперёд, что этот вопрос будет его раздражать. Он повернулся к ней. Начинающийся в далеке рассвет, давал возможность разглядеть её лицо. Архип пристально посмотрел на неё, стараясь сдержать гнев, но заискивающиеся глаза над распухсшим носом почти взбесили его.
-Не знаешь, что с ним сделать?- сверкнув глазами и выговаривая каждое слово, спросил он её или, вернее, спросил с неё.
Она молчала и расстерянно смотрела ему в глаза, не понимая его. Архип, буравя её своими глазами, растягивая слова, намекнул ещё раз:
-Неужели он не просится больше к матери?
-Зовёт он её, Архип. Спрашивает про мамку-то свою, про Марию.- Агата аж обрадовалось, что Архип не закричал на неё.- До сих пор не заснул. Я в свинарнике его заперла.
-Так отдай его мамке... Да и она его уже давно заждалась.
Духовник резко развернулся и пошёл в дом, пряча голову в плечи, а Агата тенью скользнула к сараям. «С матерью и покладём его и ямку новую копать не нужно»,- думала она о мальчишке и довольная тем, что Архип не накричал на неё.
2
-Ты не можешь, что бы не говорить про неё? В кои века я вырываюсь к тебе из города, что бы провести с тобой хоть один вечер, а ты мне снова – Анна, да, Анна.
Павел вышел из-за стола и подошёл к низкому оконцу, отодвинул зановесочку и стал всматриваться в наступающие сумерки. Не стянутая ремнём гимнастёрка мотылялась на нём и этим явно ему мешалась. Начиная волноваться, он всё пытался вправить её в ремень, брошенный вместе с кобурой на кровать.
-Ты говоришь год уже прошёл, как она исчезла?
-Да, год. Ну, и что?- Никита исподлобья посмотрел на старшего брата, но тут же опустил глаза на неубраный после ужина стол.
-Ну, как – что? Как что? Пойми же наконец, это – всё. Забудь, забудь её! Ты здесь, в этой глуши, совсем одуреешь. Тебе что, девок мало? Да за тебя любая пойдёт. Или, бросай всё, свой трактор: я тебя возьму к себе. Сколько я тебя зову?
-Оставь, Павел. Я всё-таки серъёзно хочу с тобой поговорить.
-О-о-о..,- Павел закатил глаза, сел на свой стул и начал закуривать папиросу.
Никита отвернулся, не решаясь продолжить.
Павел же понимал, что ему надо перестать причитать и выслушать своего неразумного братишку. Он глубоко затянулся, наблюдая взглядом тлеющий огонёк и, выпустив со вздохом дым, посмотрел уже дружелюбнее на Никиту:
-Ну, давай, что ты там узнал.
Знал ведь Никита, знал, что он захочет его выслушать! Он, от набежавшего на него волнения, сглотнул комок в горле и, борясь с дрожью в голосе, стал по порядку всё рассказывать. Он боялся только того, что бы Павел не перебил, как ещё раньше и выслушал его до конца.
-Картошку мы тогда копали в «Звёздном». Это новый колхоз за озером - они один новый из двух отстающих сделали, так они сейчас вообще не справляются, а какие колхозы могли чем-то помочь - помогали. И я там с парнем познакомился, молодой совсем, лет шестнадцать, семнадцать, он мне помощником на тракторе был. Неделю я с ним работал вместе. Странным он мне сразу каким-то показался – всё молчал, сторонился всех. Потом как-то мать его видел, так она вообще какая-то не живая, только по сторонам дико озирается – она ему поесть в поле приносила.
-А как это с Анной то твоей связывается?- Было понятно, что Павел это спросил, что бы поторопить брата.
-Прямо-таки напрямую, Павел. Но это я узнал на последний день нашей с ним работы. Парень-то он ни-чего, ему просто внушают быть таким отрешённым. Он из Ручьёв, их там таких почти вся деревня. Староверы они.
-Что ты говоришь? Что я Ручьи не знаю? Там два двора, помню, всего оставалось после тифа. Какая деревня?
-Так это когда оставалось? Они там уже пятый год живут. Пришлые они. От коллективизации когда-то бежали, но она их обогнала, вот они там и осели. Семей пятнадцать...
-...И Анна теперь с ними?- Павел мрачно улыбнулся, дёрнув усами.
-Год назад она там была на собраниях их. А потом её увёз какой-то мужик.
-Бросила она тебя, значит, Никита, с другим уехала, детишек ему рожать. Ну, а первый будет вылитый – ты.- Павел рассмеялся так, словно и разговору этому конец, бросив со стола в рот пригоршню сушённой смородины.
-В скит её увезли.
Павел дожевал смородину и строго, по военному, посмотрел на брата:
-Ты веришь этому пацану?
-Он описал её мне и почти точно назвал дни, когда она приходила к ним. В последнее время она ведь часто стала пропадать по нескольку дней и выглядела как больная. А ты ведь знаешь, у нас с ней ещё ни-чего не было, она со смерти матери стала нелюдимая... Я ей даже не говорил, что люблю её.- Никита подпёр голову рукой и замолчал.
-Ты это, что, с ней даже не ходил ни-когда?
Никита помотал отрицательно головой, уйдя на мгновение мыслями в себя.
-Никита, Никита, а что ты убиваешся-то по ней, словно её из подвенца похитили!?
-Если бы я ей тогда сказал, что я её люблю, а не прятался за заборами, наблюдая только за ней изо дня в день, то было бы всё по другому.- Он не слушал сейчас Павла, вспомнив всё упущенное.- Уборка ещё шла, самый разгар, ночевать приходилось в поле, и я прглядел её...
-Э-эй, хватить убиваться, я тебе не батюшка, что бы выслушивать тебя. Но мне кажется, что я начинаю верить тебе. Говорил ведь – давай, к нам, в милицию, ты умеешь с людьми обращаться. Что тебе этот пацан ещё рассказал? Где этот скит?
-Не знает он. И даже в деревне ни-кто не знает это место.
-А что за мужик был этот, кто забрал её?
-Его он тоже не знает, только, что Архип его зовут.
-А что, где скит находится и этого в деревне не знают, это ты сам думаешь или пацан так сказал?
-Он сказал это, но врать он, кажется, не будет. Я и вид делал, что это мне так, между прочим, интересно.
-Это значит, Анна в религию подалась. Да и ещё и к староверам, или в одну из их многочисленных сект. Не нравятся они мне. С детства мать ещё нас ими пугала, помнишь? Утащат, говорила, в лес, и не найдут тебя больше – пропащий будешь тогда. Так и с Анной твоей вот получилось.
Павел встал и осторожно потянулся, помня с детства о низких потолках в избе.
-Знаешь, мне даже интересно становится - если всё это правда. Завтра я могу и после обеда домой, или даже к вечеру – Светка может и без меня воскресенье провести. Детям, правда, обещал конфет, ну, да ладно. Рванём мы с тобой завтра в Ручьи, хорошо я при форме, и допрос им всем устроим.
-Нет, нет Павел, тогда я вообще ничего не узнаю. Да и не знают они про скит.
-Мужик нам нужен этот, Архип что ли? А там и скит найдём.
-Про Архипа, где он и откуда, они тоже не знают, и это – специально. Здесь штука серъёзная. Дело делает своё прячась от властей. Беглый он.
-Беглый?..
Павел был прирождённый охотник. С детства, как только силёнки позволили поднимать старое, однозарядное ружьё отца, погибшего в шестнадцатом на германском фронте, он пропадал в лесу, охотясь на разную живность. Это было его самое любимое дело и возможность иметь дополнительный кусок мяса на скудном столе. И когда он, пойдя после армии служить в милицию и переехав в город, всё-таки вырывался в деревню, он снова брал это старинное ружьишко (хотя мог себе позволить куда не простое) и шёл в лес. Приходил всегда счастливый, не зависимо от застреленного зверья или птицы – его привлекал сам процесс охоты. Наверное поэтому дела его в милиции шли неплохо и он считался на хорошем счету. Но ему всегда не доставало тонкой работы с людьми, поэтому ему большее удовольствие доставляло гнать убийцу, а не вычислять какого-нибудь спекулянта-мошенника. И, услышав о беглом, у него аж лицо сделалось хищнически-напряжённым.
-Я очень хочу познакомиться с этим пацаном. Тебе не кажется, что он слишком много знает?
-Просто его отец старший среди них, и многие разговоры проходят в их доме, а парень он, как я понял, очень любопытный. Конечно, было, что он и сочинял, стараясь нагнать чего-нибудь загадочного, но этим мало кто обделён.
-Фамилию ты не узнавал, Архипа этого?
-Не знают они. Знаешь, как всё тут у них?- Спросил Никита и тут же сам ответил.- Над поселениями их, или общинами, есть старший, потом есть старейшины – учителя их, есть скиты, где живут затворники, типа монастырей поповских, а над этими скитами есть надзиратели. Архип, как раз, и есть такой. Вот и Анна в скиту его теперь.- Он глубоко вздохнул и продолжил дальше:- Эти надзиратели имеют сообщение со всеми общинами и желающих забирают к себе. Есть женские и мужские скиты. В Ручьях староверы пришлые и Архипа они не знали раньше и ради его конспирации их не стали посвящать глубже. Это почти всё, что я узнал.
-Разгон им поехать дать и если это правда – привлечь.- Павел бы так, наверное, и сделал, это он мог без накладных проблем.- Тем более, там беглый замешан и мой долг это выяснить...
-Ты выясни сперва был ли такой Архип – бежавший, привлечённый по религии.
-Фамилия мне нужна.Ты знаешь,сколько их сидит за религию? Уйма: правых и неправых.
-Но бежавших намного меньше.
Усы Павла растянулись в улыбке, он провёл языком по своим белым и крупным зубам, после чего, взвесив Никиту хитрым взглядом, произнёс:
-Умён, братишка. Я постараюсь проверить всех бежавших по стране, но это будет о-очень долго... Если же этот тип подтвердится, я открываю на него дело и здесь ты должен мне будешь уступить свою историю.
Они оба посмотрели друг другу в глаза, как когда-то в детстве: младший пытался оценить свою силу и способности в противовес старшему, а старший, подзадоривая младшего ухмылкой, не соглашался поверить в младшего, как в достойного противника. Но сейчас всё было по другому, для Павла это была интересная игра, а для Никиты серьёзная жизненная проблема.
-Я думаю начать с ними общение, посещать их служения. Это уже что-то может принести. Как ты думаешь, Павел?
-Агенты – это незаменимый орган нашей советской милиции, да и везде, наверное. Ты только это, смотри, не начни общаться с ангелами. Ха – ха – ха.
-Я серьёзно, Павел. Завтра, как раз, я еду к ним на богослужение. Я обещал.
-Ты это, что Никита, серъёзно?- Старший брат искренне расхохотался над младшим.
-Павел, согласись, что это - правильный ход и он принесёт больше пользы и всё будет быстрее.
Никита отличался тем от Павла, что если он что надумает, то он это сделает. И сделает обязательно. Было ещё то, что его ходы всегда были вернее, чем ходы Павла. Решительность и напористость Павла не всегда была обдуманной и приносила меньше пользы, чем расчётливость Никиты. Спорить было бесполезно.
-Тогда я еду с тобой, дашь мне гражданскую одежду и мы пообщаемся с ними вместе.
-Павел, это привлекёт больше внимания. Ты лучше конфет завтра своим купи.
Павел внимательно вгляделся в полное решимости лицо Никиты и вдруг, наконец снова что-то уяснив для себя, очень серъёзно произнёс:
-Тогда ищи Никита, ищи.
Это было то столь долгожданное понимание для Никиты, после целого года насмешек от Павла. Ведь он был единственным, кому Никита мог доверить свою проблему. После гибели отца в германскую и смерти матери в начале гражданской, Павел стал ему и двум сёстрам между ними и отцом и матерью, а ещё и другом, старшим товарищем. Когда сёстры вышли замуж, а он, Никита, ушёл в армию, Павел уехал в город, женился и Никита уже вернулся в пустой родительский дом, выучился на тракториста и стал работать в колхозе. Павел почти всё время зазывал его в город, часто меняя по восходящей милицейские петлицы. Но деревня для Никиты была и душой и жизнью, а город его только расстраивал своею скучной суетой; тем более здесь, в их деревне, подрастала дочь у вдовы Кондратьевой – красавица Анна. Она была даже в чём-то одинакова с Никитой: на танцы не ходила, много читала, в работе была умела. Никита решил дождаться её восемнадцатилетия и потом идти свататься, презирая дружбы. В этом он был мужчиной особого склада, видя в любимой только жену. Ждать оставалось совсем чуть-чуть, как неожиданно умерла вдова и Анна осталась одна. О внутренней жизни их семьи Никита знал немного, только то, что со смерти мужа, замёрзшего лет десять назад, они жили замкнуто и уже несколько лет вдова часто куда-то уезжала, оставляя Анну одну на хозяйство. Теперь Никита был уверен, что она наведывалась в Ручьи, хотя набожности сильной он в ней не замечал. Но вот умерла вдова и Анна, лишившись матери, совсем замкнулась. Никита несколько раз пытался пойти к ней, объясниться, но, внутренне горя и пересиливая себя, откладывал на следующий раз, пока Анна, оставив запущенное хозяйство не ушла. Он всё надеялся, что она вот-вот вернётся и проводил всё свободное от уборки время только у её дома. Ему уже было безразлично, что в деревне шли разговоры о его карауле и её исчезновении, он знал только одно – если она только появится, он тут же ей всё расскажет. Про Ручьи он тогда ещё не знал, да и узнал он про них две недели назад, но не про то, что они есть, знал он их ещё с детства, а о том, что они связаны с Анной. А тогда, не дождавшись её возвращения, он искал её везде, где только мог. Спрашивал чуть ли не каждого встречного о ней, изъездил все ближайшие колхозы, но она просто исчезла. Тяжело что-то скрыть в деревне, но её исчезновение было скрыто от всех. Он не верил, что потерял её, отдавая каждодневные мысли её поискам. И вот, наконец, он её почти нашёл, хотя он знал, что от него ещё потребуется много терпения, что бы увидеть её. Но он готов действовать и идти до конца.
-Павел, ещё одно. Можешь ты мне достать Библию?
-Библию?- Павел хотел снова улыбнуться, но передумал.- Хорошо, я постараюсь.
У них была в распоряжении ещё целая ночь, что бы обдумать роль и действия Никиты среди староверов, но оба знали, что это будет не просто, поэтому спать они легли только под утро, каждый обуреваемый своими мыслями.
3
Никита упорно пытался понять, что читает. Вот уже и снега пошли, а он всё пытается разобраться в этой Книге. Здесь столько противоречий с его жизнью, его мыслями, что ему просто не хотелось её понимать. Но от этого он ещё настойчивее вгрызался своим умом в её слова.
Поиск Анны, ожидание того, что что-то начнёт сдвигаться с места ближе к встрече с ней, затянулись даже для него до невозможности надолго. Мало того, что он сам не свой, физически и морально разбитый как никогда, что при каждой встрече с Павлом ему становится всё тяжелее изображать спокойствие и уверенность в делаемом, так ещё и деревня ульем гудит о его похождениях к богомольцам. Он уже устал отмалчиваться на их насмешливые, а то и председательски строгие вопросы... Да и сами староверы, казалось, что то подозревают в нём, близко не подпускают. Он устал, невероятно, чудовищно устал... Сколько он ещё протянет? Неделю, две? Все стоят сейчас в гаражах на ремонте и так до весны. Если бы в поле был, то сам по себе, а тут – весь день с людьми. Просился ведь вчера на вывоз леса, трактор ведь на ходу, так нет, другие с ремонтом не справляются, подсобить надо: вон два двигателя разобраны, а ты у нас, Никита, один учёный такой, начитаный...
Никита резко встал из-за стола, прошёл в сени и с размаху выскочил во двор на мороз. Набирая холодный, колючий воздух полной грудью, он огромными клубами пара выпускал его к покрытому миллионами ярких звёзд небу. Ему было мало этих нескольких секунд и он прошёлся ещё вокруг двора. Немного успокоившись и проходя около сарая он прихватил дров и уже, подмерзая, быстро пошёл к распахнутым дверям. В сенях было темно и он чуть не натолкнулся на какого-то человека.
-Никита, это – я,- произнёс испуганый голос.
Он сразу узнал голос Николая, сына старшего у староверов, его, не подозревающего в оказываемой ему помощи, союзника. Никита почувствовал, что парень пришёл неспроста. Но как он нашёл его, его дом?
-Какое-то дело, Николай?- серъёзно, но в полном спокойствии, спросил он юношу.
-Новость есть, Никита. Отец сказать послал,- ответил парень не решаясь входить вовнутрь.
-Да ты заходи, заходи, не чужой ведь.- Никита толкнул плечём дверь в комнату, пропуская войти гостя.
Войдя, парень сразу разрумянился в тепле, снял шапку и, переступая с ноги на ногу, стал ждать, пока Никита сложит поленья у печи.
-Проходи, проходи, к столу проходи,- подбодрил хозяин нерешительного гостя,- устраивайся.
Из-за борьбы с волнением, Никита сам тянул время, не оборачиваясь лицом к юноше. Он ещё некоторое время повозился с печкой, шевеля отгорающие поленья и подбрасывая новые. Наконец, переборов себя и внутри и снаружи, он подсел к Николаю:
-Ну, давай, Николай, рассказывай. Но, только сперва, расскажи, как ты мой дом отыскал?
Лицо юноши залилось краской, а глаза виновато потупились на крутящуюся в руках шапку.
-Мне интересно было, Никита, где ты живёшь и я один раз посмотрел за тобой, что бы знать, если что.
Отцу, отцу его это было интересно, а не ему. Но Никита уже пожалел, что задал этот вопрос, потому что подобное любопытство могло серъёзно насторожить этих людей.
-Ах ты, сыщик,- шутя пожурил он напрягшегося парня, стараясь его расслабить.- Что ж за новость-то такая важная у тебя для меня?
Юноша как-будто этого и ждал, что бы скорее удалиться от неловкой ситуации и оживлённо заговорил, время от времени переходя на шёпот:
-Помнишь, я тебе про одного человека рассказывал – его власти гонят, ищут всюду, а он всё-равно про бога говорит всем?
У Никиты буд-то внутри что-то оборвалось и сильно там всё зажгло. Но, найдя ещё в себе сил сохранять спокойствие, он, как-будто не понимая о ком идёт речь, вопросительно посмотрел на парня.
-Ну, это, он ещё с тюрьмы сбежал, дядя Архип. Сильно уважают его за веру.
-А-а-а, этот Архип, что скиты организовывает?
-Да, да,- радостно подтвердил юноша и доверительно улыбнулся Никите, но тут же шёпотом продолжил:- Так он, сегодня вечером, ни-кого не предупредив из-за конспирации (это слово парень проговорил почти по слогам), к нам заехал, проездом. Завтра утром он едет уже дальше...
-Знаешь, Николай, я бы хотел увидеть этого человека.- Никита сам удивился, сколько уважения было в его словах, понимая для чего был послан юноша.
-Вот, вот, Никита, все собираются послушать его, а я за тобой приехал. Ты ведь поедешь, да?
Сборы были недолгими, Никита запряг лошадь в сани и поехал за санями Николая. Юноша гнал свою кобылу, что было мочи, желая вдоволь наслушаться гонимого проповедника. Никитин конь, выгнаный из тёплого стойла на мороз, всё никак не хотел поспевать за передними санями и ему приходилось первое время разогревать его плетью и окриком так, что бурные мысли ещё сдерживались какое-то время. Но только он присел на сено, как всё разом ухнуло на него. Что делать? Как вести себя?.. Архип здесь... Сейчас он его уже увидит. Желание тут же схватить его и всё выпытать, отступило назад, когда он подумал о его возможной упёртости фанатичного героя. Да и как он его схватит, если там столько людей. Проследить? Но как? Подиграть? Разыграть доверчивую душу? Но эти люди не так легко верят. Обмануть можно этого парня, но не даже его отца. Да и Никита этого не сможет сделать, он может притвориться любопытным, как и делает это уже второй месяц, но изображать подобных религиозных фанатиков – это противно его нутру.
Они въехали в деревню. Сейчас, как заселили её староверы, здесь всё было тихо и мрачно. Не из одного дома не доносилось ни музыки, ни смеха. Эти люди были всегда сдержанны на улыбку и радость. Их мысли должны были быть не в мире сём.
Подъехали к дому старшего, где обычно собиралась вся деревня. Его дом был значительно больше, чем у других – чтобы вместить достаточное количество людей. Управившись с лошадьми, они вошли вовнутрь. В занимающей почти весь дом комнате собрались все – от мала до велика: где-то похлипывали младнцы, где-то вздыхали в согласии старики, шушукались дети и женщины, мужики неторопливо переговаривались.
За ними зашли ещё несколько семей, потолкались вместе с ними, снимая шубы и, как Никита с Николаем, прошли на свои места. Николай, когда они сели, стал осторожно показывать на человека сидящего у стены к ним в профиль – это был Архип. Он был такой же бородатый, как и все собравшиеся мужики, что и делало их всех одинаковыми, но он всё-равно выделялся среди них: в нём было что-то притягивающее, что-то стремительное, казалось, что он может знать всё обо всех.
Минут пять ещё всё было в движении, как в мгновение всё утихло, даже грудных детей не стало слышно. От первых рядов пение пошло до задних и, достигнув последних, могучим хором наполнило дом. Никита, следуя своей роли, уже мог в полголоса подпевать в знакомых местах.
Последние слова песни словно врезались в тишину. Архип встал со своего места и выйдя совсем чуть-чуть наперёд, утёр по мужицки рукавом свои крупные слёзы и его мощный голос потряс тишину:
-Я люблю вас всех. За вашу веру и преданность господу. За вашу силу в противлении власти антихриста. Вы, вы и только вы достойны сегодня неба. В чём разница ваша с ангелами перед богом?.. Ни в чём!.. Ибо и вы сегодня воинство христа, достойное его славы. Вы собрались сегодня видеть и слышать меня. Что могу я, человек? Вы собрались, что бы порадоваться о величии и славе творца! Сегодня я не буду говорить, что вы делаете меньшее, чем ваши братья и сёстры скрывшие себя в далёких скитах и обрёкшие себя на затворничество или добровольную смерть...
От этих слов у Никиты мурашки пробежали по коже. Он уже раньше стал понимать о предназначении скитов, слыша то от одного, то от другого старовера о жизни этих страшных сообществ, а теперь он слышал открытую речь. Но, не заметил ли кто, как он дёрнулся? Он осторожно посмотрел по сторонам, но Николай и другие с разинутыми в напряжении ртами слушали этого «ангела», который стал теперь ещё большим для Никиты врагом. Он тоже не хотел пропустить ни одного слова этого человека.
...-Нет, вы приносите богу то, что он как-раз от вас и требуется: ваша помощь деньгами и продуктами для скрывших себя братьев и сестёр, а так же, конечно, и странникам, один из которых – я. Потому, что и я живу на ваши деньги, на вашу помощь. И вы знаете ни мало странников, останавливающихся в своём пути у вас. На них огромная работа в распространении веры среди не знающих и служащих в своём заблуждении антихристу людей. А это и ваше служении...
Сколько говорил Архип? Час, два? А может и всю ночь - Никита, к концу его речи уже не смог бы этого сказать. Он услышал многое, он понял жизнь этих людей, их страшный фанатизм. В прежнии свои посещения он больше уделял внимания себе самому, своей роли, не задумываясь глубоко над их жизнью. Но сейчас было вынесенно всё их существование, неприятное и отталкивающее. Под конец Архиповой речи Никита, не скрываясь, оборачивался на собравшихся людей и смотрел в их не замечающие ни-кого и ни-чего, кроме Архипа, лица. Ещё он не мог смириться с их глупостью: Архип читал какое-нибудь место из библии, а потом объяснял это им на свой лад. Никита уже два раза прочитал Новый Завет, и, пускай он мало что понимал из написанного, но он мог точно сказать, что подобных дурных мыслей он там не находил. Его мучило возмущение – ведь эти люди тоже читают, почему же они слушают размышления и мысли этого, лишённого нормального разума, человека? И это ведь он обманул Анну, воспользовавшись её тяжёлым положением.
Aрхип давно сел и собрание запело вторую песню, а Никита всё пристально смотрел в его глаза, терзаемый всевозможными мыслями и чувствами. К нему придвинулся Николай и шепча в ухо, восторженно спросил:
-Ну как? Скажи - какая сила божья?
-Да,- Никита чуть слышно пропустил сквозь зубы.
-Тебе тоже, очень понравилось?
«Играй, Никита, играй!!!» – боролся внутри него разум с гневом.
-Было очень... интересно,- прошептал он ему в ответ.
-Я знал, что тебе понравится... Мы с отцом говорили этому человеку о тебе и он говорил, что может даже с тобой поговорит.- Николай потупил глаза на руки Никиты, как-будто говорил с ними.
-Да, это очень хорошо, я уже сам думал попросить тебя об этом. А что вы ему говорили обо мне?
-Ну, что ты серьёзно интересуешься верой и так, просто о тебе, какой ты.
После общей молитвы они остались сидеть на своих местах, дожидаясь пока все разойдутся. Многие подходили к Архпу и приветствовали его лично. Наконец все разошлись и Архип остался сидеть с отцом Николая и ещё с двумя мужчинами обсуждая, вероятно, какие-то проблемы.
-Пойдём, Никита, я познакомлю вас.- Николай встал и легонько потянул его за рукав.
Архип сразу обратил на них внимание, когда отец Николая что-то шепнул ему, указывая на Никиту. Он встал им на встречу и поздоровался с Никитой за руку.
-Наслышан о тебе, молодой человек, бог тебе в помощь.
-Я тоже о вас.
-Время у нас мало, а мне говорят, что у тебя много вопросов о вере. Душновато здесь, пойдём на улицу, на морозец, да там и побеседуем перед сном.
Они оделись и вышли во двор. Никита молчал, не зная, что и говорить по роли, опасаясь, как бы не вырвалось всё, что у него накипело на этого человека.
-Вижу, что не знаешь с чего начать - ново всё для тебя. Но так просто человек не устремляет сердце своё к вере, к богу. Печаль какая, или горе-боль заставляют его искать лица господнего. Все мы, люди, творения его, но радости мира и веселие суетное отвращает нас от его близости, и, что бы обратить нас к себе, даёт он трудности житейские, дабы дух проснулся в нас и возжелал его общности...
Говорил Архип, словно елеем мазал, но пах его елей Никите зловонием могильным. Но он уже знал, уже чувствовал, как этот человек входит в его сети, поэтому ему оставалось свою роль терпеть дальше.
...-И твою внутренность, наверное, что-то тревожит, Никита?
Он не заметил того мгновения, когда взгляд Архипа вцепился в его глаза. Он словно ковырял в нём, испытывая его изнутри... И всё-таки слово и понятие «артист» не всегда совместимо с театром в городах. Суметь играть роль, о действиях которой не знаешь наперёд, для этого нужно большее, нежели талант развлекать публику.
-Да, у меня большое несчастье,- скорее глазами ответил ему Никита.
«Но, что дальше?»,- судорожно неслось у него в голове. Ему вдруг показалось, что всё прямо сейчас может кончится - он не был готов так далеко врать.
Во дворе стояли распряжённые сани гружённые большим стогом сена и упёршиеся оглоблями в снесённую со всего двора высокую кучу снега. Они как раз остановились около них, когда им навстречу из-за сена вышел незнакомый Никите человек. Он молча встал перед ними, перегородив им дорогу.
-Здравия тебе, Семён,- вглядевшись в его лицо, поприветствовал Архип.
-Да здоров я, Архип, но вот, сестра моя, Клавдия, жива ли она ещё?
-Пускай бог всё это знает, а мы помолимся за неё. Ты же, Семён, иди, иди домой,- мягко и кротко ответствовал ему Архип.
-Пусти её домой, Архип.- Этот человек был решителен и сделал шаг к ним ближе.
Елей в словах Архипа не возимел ожидаемых действий и он жёстко обронил ему:
-По твоему, Семён, всё-равно не будет, иди стороной.
-Я хочу, что бы она детей воспитывала своих. Война у них отца забрала, а ты – мать.
-Имей страх божий, еретик. Противник ты богу, раз в дело его вмешиваешься. Тебе он доверил воспитание детей скрытницы, внушая им её подвиг, а ты брезгуешь славой божьей.
-Не верю я тебе, Архип. Знаю ведь, что не очень она хотела в скит идти...
-Что ты знаешь,- оборвал его Архип.- Как можешь ты знать душу человека? Забудь её – нет её больше, ни для вас, ни для мира этого. Всё, конец разговору.
Архип хотел обойти его, сделав шаг в сторону.
-Стой, Архип. Я долго думал – и ты её вернёшь.
Но последний, не слушая его и взяв за рукав Никиту, твёрдо пошёл прочь.
-Стой, говорю!
Мужик снова преградил им дорогу, выхватив из сена вилы. Сейчас он как-раз попал на тусклый свет из дома и Никита смог разглядеть отчётливей его, покрытое бородой, лицо. Крупные и резкие черты лица, решительный взгляд - Никита понял, что сейчас будет что-то серъёзное.
-Догадывался я, Семён, что нечист ты душой, вижу теперь это. Но брось, брось вилы и иди с миром домой, а я не буду говорить о тебе ни кому.
-Это ты душу свою изморал о жизни людей, Архип. В тебе нет ничего человеческого. Тебе рабы нужны, отдающие жизни и души твоим бредням.
-Бога, Семён, бога ругаешь.
-Да не Бога, тебя я ругаю. Не тебе одному за Бога то говорить.
Никита, за рукав которого держал Архип, почувствовал, как тот дернулся при последних словах.
-Ах ты грязь бесовская, - сквозь зубы процедил Архип. – Может, ты меня и вере учить будешь?
Он отпустил Никитин рукав и стал против мужика.
-Ты, Архип, выбирай то слова. Я тебе не простачок-дурачок и разговор с тобой веду не о трёх копейках. Верни Клавдию! – Мужик был далеко не из пугливых. Чего он может и боялся, так это фанатичных идей, но сейчас они, видно, были ему мало важны.
Архип оглянулся на Никиту и, мотнув головой, позвал:
-Пошли отсюда.
Оттолкнув мужика рукой, он прошел мимо, но остановился, ожидая не трогающегося с места Никиту. Тот, не зная, что делать, медленно пошел за ним.
-Архип,- тихо сказал мужик повернувшись к нему. – Архип, стой.
Архип, видя, что Никита идёт за ним, повернулся и пошел дальше.
-Архип стой!- теперь уже возбуждённо крикнул ему вооружённый вилами человек.
Но тот, не оборачиваясь, шёл дальше. Никита уже догнал был Архипа и в замешательстве шел за ним.
-Ах, ты ... На!..
Никита резко повернулся и увидел, как мужик замахнулся вилами, целясь Архипу в спину. Никита как раз оказался между ними, но не совсем на прямой, чуть в стороне, так как обошел был стороной мужика. Что толкнуло его загородить собой того, которого готов был сам..?
4
-Всё...всё - хватит с меня этого театра, братишка. Это жизнь, мальчик, жизнь, а у жизни есть свои правила, по которым и надо жить, а не комедии ломать. – Павел шагал взад и вперёд по палате, временами бросая на Никиту тяжёлые взгляды. Двое других больных только вышли в столовую на обед, и Павел дал волю своим чувствам.
-Ну, ничего страшного нет, ни что не задето, а ты причитаешь, словно при смерти я. – Никита для большего убеждения сел на кровати.– Ну, успокойся, всё нормально.
-Нормально? Ты говоришь норьмально? Нормально будет уже тогда, когда ты мне скажешь, кто нацепил тебя на вилы. Твоим делом буду заниматься я, а мне ты уже не пропихнёшь, про несчастный случай с неумелым обращением вил. Плевать мне на твои пацанячьи расследования - мне ты раскажешь правду, а я буду делать всё так, как я хочу, как нахожу правильным, как надо. – Он подошёл к окну и ударив по подоконнику, стал рассматривать заснеженный больничный сад.
Никита, медленно встав с кровати и обув тапочки, подошёл к умывальнику. Стараясь не напрягаться, он, осторожно шевеля руками, умылся. Потом вернулся снова к кроватии и присел на неё с краю.
-Тебе, что, уже ходить можно? – скрывая небольшуя тревогу, спросил брат.
-Я уже жалею, что сообщил тебе про больницу. Недельку пролежал бы без посещений и без твоих наставлений. Мне бы с тобой поговорить о деле, посоветоваться... А ты....
-Посоветоваться? Это хорошо, если вовремя. И это время пришло, я советую тебе – дай возможность мне действовать, или завтра я тебя не то, что в больнице, вообще нигде не найду. Скажи Никита, кто это был? Архип?
Хоть и не хотел Никита сейчас ничего говорить ему, но знал, что Павел отходчивый и может ему ещё уступить один шаг.
-Нет это был не Архип... Зато в Архипа метились...
Он рассказал ему про свою поездку к староверам, про знакомство с Архипом, про мужика с вилами и как эти вилы продырявили ему его толстый тулуп и проткнули грудь до рёбер, но дальше не пошли.
-...Мужик этот, Семён, сам и привёз меня в город до больницы. Сильно он переживал за то, что сделал. А я много узнал, пока ехал с ним, очень мнго. Воспользовался, так сказать, его расстройством. Но не винить же мне его, Павел, что я закрыл того, который, наверное, заслуживает наказания?
-А, что Архип, где он сейчас?
-Он должен был уйти, как и хотел. Николай, наверно, навестит и я узнаю. А переживал Архип сильно, обещал на обратном пути заехать, а я уже знаю, что буду делать – в скит проситься буду. Доверие его я заслужил полнейшее, ты бы видел, как он восторженно на меня смотрел. Думаю я, что мужик этот мне хорошо помог.., с вилами.- Никита криво усмехнулся, дотрагиваясь до груди.
Павел устало посмотрел на него – ему уже давно надоели братишкины догонялки, перерастающие в серъёзное дело, участие в котором его, Никиты, было совсем неудобно для него. Но он оставался единственной зацепкой в поимке Архипа.
-Теперь, Никита, послушай, что узнал я: правда, беглый этот Архип – Архип Данилов. За религию он сидел. Стрельнуть его тогда надо было, а не на нары. Получил я письмо с тех мест, где он «истине» учил и где судили его по причине двух смертей, но отбрехался он тогда от вышки, да и шума наделали его почитатели, заседания суда пытались срывать, чуть ли ни демонстрацию устроили там, так что он червонцем отделался. А смерти ведь были. И не две, а пишут, что больше. Хороший там милиционер мне попался, на мой запрос даже больше, чем я ожидал, ответил. Но вот дело они не смогли раскрутить - не было прямых доказательств. Но я теперь его возьму, Никита, я обязан это сделать.
-Но сперва найдём Анну, а уже потом он будет твоим.
Они посмотрели друг другу в глаза и так замерли на несколько секунд. Никита боялся, что если Архипа возьмут прежде, нежели он найдёт Анну, то он не сможет уже никогда её найти.
Павел начал потихоньку закипать: подобное происходило с ним всегда, когда что-то намечалось к разрушению его задуманых планов.
-Скажи, было ли в тот раз, с Архипом, что нашли были скиты, или ещё что-нибудь в этом роде?- спросил Никита и машинально притянул ладонь к груди – от напряжения болезненно потянули повреждённые мышцы. Павел мог уже сейчас начать гонки за Архипом и разрушить этим всё.
-Угадал, братишка, даже трупов не нашли, были только пропавшие, которых мёртвыми видел один единственный свидетель, но против него нашлось намного больше свидетелей.- Павел понял, к чему клонит Никита и стал немного успокаиваться.- Но не нравится мне, Никита, что ты делаешь. Даже этот мужик, ты простил его, не простишь ли ты и Архипа как-нибудь. А то, больно ты начитаный стал, может и церковь скоро начнёшь посещать?- За всё это время Павел позволил себе немного улыбнуться, показывая, что смягчается.
-Архип – это совсем другое дело, да и вера его хоть и из Библии, но что-то с ней не вяжется. Толкует он её на свой лад, по своим фантазиям.
-Ну-ну, ты мне ещё про боженьку расскажи с ангелочками.
Никита проигнорировал его насмешку и, как ещё когда-то в детстве, имея нужду в помощи старшего брата, сказал, испытывая его любовь и доверие:
-Я прошу тебя, Павел, не предпринимай сам ничего, осталось совсем чуть-чуть, а потом ты с Архипом делай, что хочешь. Я прошу тебя.
-Это ты без меня больше не делай ничего.
Тут в палату вошли двое больных, обсуждающих обеденное меню и братьям пришлось выйти в коридор. Там они ещё некоторое время оценивали сложившуюся ситуацию, каждый выдерживая давление друг друга, но Павел всё же уступил, не переставая внутри себя удивляться, на какую великую глупость он идёт..
Дома он весь вечер мерил зал своими большими шагами и, отправив детей предварительно к тёще, на повышенных тонах объяснял и себе и жене, молча наблюдавшей за ним, о своей и о братишкиной дури. Жена уже привыкла к его не столь частым, но бурным обсуждениям затруднительных ситуаций, экстренному отсутствию детей и неспокойной ночи. Раньше она ещё пыталась ему советовать, думая, что он в этом как раз и нуждается, рассказывая ей всё и размышляя вслух о происходящем, но сразу поняла, что подобных мыслей - о её участии в его делах, у него совсем и не было, он был не из тех, кто нуждается в советах, используя её всего лишь как слушательницу. Со временем она привыкла к этому и, оставляя все дела, набираясь терпения, сидела и молча слушала его.
Но когда всё это приключилось с Никитой, подобное стало происходить чаще. Брат Павла ей очень нравился и за его судьбу она переживала не меньше мужа, и здесь она находила силы высказывать свои мысли. Но Павла это ещё больше горячило, он уже почти не закрывал окно на улицу, впуская колкий морозный воздух в комнату, который всё никак не мог остудить его.
-...Сколько я ещё могу наблюдать за этой дурью? Слушая его я и сам себя веду как мальчишка, как па-цан. А ты его ещё защищать хочешь... – Он хотел ещё что-то сказать, но, смерив кутавшуюся в большой платок от холода жену строгим взглядом, пошёл закрывать окно, громко выдыхая уже собирающийся в пар воздух.
-Паша, не всегда ведь можно решить проблему милицейской указкой. Ты сам знаешь, что Никитка далеко не глупый парень.., – это всё она успела выпалить, пока он закрывал окно и задёргивал штору.
-Не глупый – да, но эта его любовь - она высушила его мозги, он потерял реальность, он играет в какого-то... – Павел потряс перед собой рукою, не находя уже нового обидного на Никиту слова... – Любовь – это самая большая глупость в мире. Да, это глупость. Неужели нельзя реальнее смотреть на жизнь, на свои чувства; ты посмотри, сколько девчат вокруг. – Он обвёл по комнате рукой, словно кроме его жены в зале находилось много, даже очень много, девчат, к тому же и без чувств и в должной реальности.
-Паш, а ты вспомни нас, вспомни себя,- тихо и мягко промолвила Света, стараясь уловить своими, по-детски широко раскрытыми глазами, его беспокойный взор.-Никита поделился с тобой своими трудностями, расчитывая на твою помощь как от брата, как от друга, надеясь, что ты будешь помогать, а не препятствовать.
Суровый милиционер Павел, который был грозой не только рецедевистов и грабителей, но и некоторых не очень радивых подчинённых, имеющий уже два служебных ранения и ещё множество противоречивых слухов о своей грубой натуре, оказывается когда-то тоже любил, да и сейчас для этого чувства не нашёл сколько-нибудь реальности. Он подсел к Свете и обнял её, уткнувшись лицом в её шею...
Через три дня его вызвал начальник и Павел думал, что это будет связано с соседним районом, где дела ухудшились с орудовавшей там небольшой бандой, которую никак не могли взять, а это иногда может и надоесть большим начальникам из области, которые прибегают, если что не так, к мерам по объединению милицейских сил. Что ж, Павел давно хотел там быть.
-Можно, Николай Фёдорович?
-Заходите, Григорьев. Садись. – Официально начальник с ним был на «Вы», а в личных беседах, как впрочем и со всеми - на «ты». Это было как-то даже удобнее для всех, уютнее.
-Нюх, я скажу, у тебя Паша – любой пёс позавидует.
Павел не знал, что ответить - дело о попытке убийства директора завода, которое он ведёт, ещё в работе, хвалить рано, за что-нибудь прошлое - так это уже прошло; он вопросительно посмотрел на хитро улыбающегося начальника милиции.
-Про Данилова Архипа я говорю, знаешь такого?
-Слышал, Николай Фёдорович.
-Это хорошо, что слышал, но вот почему ты захотел услышать про него?
-Мне тут однажды сказали, что беглый появился в наших краях, так я проверил.-Павел не на шутку испугался об информированности начальства, и что теперь последует за этим.
-Я всегда говорил, что настоящий сыщик должен иметь нюх, вроде интуиции, сыщиком рождаются, а не становятся.- Здесь начальник поднял к верху указательный палец, что говорило о его глубоком убеждении в этом вопросе.- Ты знаешь, что у соседей большая беготня с этой бандой, они просят помочь и мы собираем группу. Но ты сразу то не хохорись – тебя в группе этой нет,- сразу последовал ответ на реакцию Павла,- и не будет. Для тебя дело посеръёзней и тоже у соседей. В их районе, в посёлке Петровка, мальчишку по причине религии удавили, а кто удавил – ты наверное уже догадался.
-Архип?
-Он самый. Пацану одинадцать лет ... было. Родителей нет, а воспитывали бабка с дедом, дед-то тот совсем лежачий уже, а бабка нет-нет наведывалась на какие-то собрания, так бы и ходила грехи свои замаливать до встречи с богом, но на днях Архип явился в вере подучить, а внук приболел. Бабка, мальчишку к этому... «апостолу» для исцеления, а он его придушил – в царстве, говорит, небесном лучше. Но это в кратце.
Короткая история кончилась и он замолчал, рассматривая заглянувший в комнату луч света, оставившего свой след на красном бархате стола.
-Сколько бабку не упрашивали сектанты молчать, а она в милицию всё-равно сразу заявила. Так вот и узнали о беглом Данилове, а вот как запрос о нём сделали, то соседям ответили, ко всему прочему, что про этого сумасшедшего интересовался ты; соседи тут же к нам. Короче, Паша, все свои дела сдаёшь Елисееву, а сам будешь заниматься этим. Обо всём разберёшься на месте, работать будешь с Карпатовым. Да, да, его сняли с банды, как видишь, лучший сыщик соседей тоже там. Это, я тебе скажу, похлеще чёртовой банды. В посёлке такое творится...
-Что, с верхушки, Николай Фёдорович, тарабанят?
-Да, Паша, не к лицу митинги в нашей области. Архип-то этот исчез, а староверов местных народ сознательный жечь хочет. Уже вторые сутки милицией их охраняют. Поэтому мчись, Паша, пока след этой твари ещё не остыл. Не молчи смотри – если не будете справляться, сразу сообщай, будем снимать ребят с дел и - к вам.
Напряжение, охватившее Павла ещё в кабинете начальника при упоминании Архипа, не оставляло его до самого посёлка, куда он поехал на машине начальника. Здесь ему уже доводилось пару раз бывать, поэтому местность ему была знакома. Подъехали к дому староверов, окружённому высоким сплошным забором из массивного дерева. Через дорогу напротив, на куче угля, недавно видать привезённого, сидела куча ребятни, стараясь заглянуть за забор. Здесь уже прохаживался один милиционер. Когда они подъехали, он подошёл к ним и узнав, кто приехал, провёл их через ворота во двор. Здесь как раз закуривали ещё двое милиционеров. Карпатов ещё не приехал был из города, поэтому Павел захотел сперва поговорить с сектантами, собравшимися вместе в небольшом доме. Они все вместе, несколькими семьями, так и ночевали здесь. Коротко расспросив милиционеров о новостях, Павел вошёл в дом, во всех комнатах были люди, человек тридцать вместе с детьми, но детей было очень много. Напуган был даже, казалось, грудной младенец, которого держала мать, прислонившись спиной к печи.
-А старший у вас, или что-то в этом роде, есть?
На какое-то мгновенье всё замерло вокруг, но тут от стола, где сидело четверо мужиков, встал один рыжий бородач и повернувшись к нему всем корпусом, глухо ответил:
-Ну, я.
-Ну, раз ты, то пойдём, по снежку пройдёмся.
Мужик не торопясь оделся, что было немного раздражающе для Павла и первым вышел во двор.
-Моя фамилия Григорьев и я работаю вместе со следователем Карпатовым, которого ты уже знаешь. Ситуацию ты видишь сам – в посёлке серьёзные волнения насчёт вас. Вас охраняет только, понимаешь?- только три милиционера; ну, плюс я и шофёр. Пять. Так? С города сюда ехать больше часа. Мужского населения у вас в посёлке – триста человек, здоровых работающих мужиков. Сейчас ещё утро и день рабочий, но вечером здесь будет не 50-70 атеистов, как вчера, а 500-600. Сколько у тебя детей?
-Шестеро.
-Милиционер не дурак, у него тоже дети дома, и он наврядли будет совершать смертельный подвиг, охраняя подозреваемых. Детоубийц. – Павел говорил всё это обыденно и уверенно, словно оно всё так и будет и ни как по другому.
Мужик старался сохранять спокойствие на лице, молча наблюдая за мирно прохаживающимися милиционерами. Чуяло ведь его сердце, что не всё ладно с Архипом, да и старцы уже с опаской поглядывали на него. Хотя и хорошее дело затеял было он, скрытников выискивая для убежищь духовных. Но вот зачем перебарщивать со смертями стал? Теперь вот и нас народом губит, а уговор был , что мы не лезим дальше, чем мирные и тихие собрания, да помощь в деньгах. И старцы ведь ему не указ уже, сам править верой хочет. Бес, бес попутал этого Архипа и он тоже взял грех на душу, что не удержал его. Что ж теперь гореть, гореть всем хороводом? Нет, хоть он и старшим здесь поставлен, но огня он не поднесёт себе под ноги; да и кто с ним пойдёт? Гришка или Пётр с семьями? Да у них страх перед каждым собранием, не то, что жечь себя в избе. Вера, вера не та, как прежде: огня живого боятся более чем адского. Ой, Архип, неужто хочешь, чтоб мы горели, как и та банька в Чёлках, которую ты своими руками запалил? Не хотели бабы тогда гореть, знаю, не хотели - без веры к богу пошли.
-Ну, что молчишь, ответил бы что.
-На что отвечать? Ты кажется до самых мест пугал только.
-Напервой расскажи мне всё, что ты рассказал Карпатову, а потом продолжишь дальше.
У Павла появилось чувство, что бородач будет говорить толк. Только бы суметь вытянуть нужное. Карпатову уже было известно о приблизительном направлении Архипа, о некоторых далёких связях, эти данные он сейчас и прорабатывал в городе.
Слушая мужика, Павел получил более полную картину, окружающую жизненным пейзажем Архипа. Бородач осторожно валил всё на эту фигуру, выгораживая тех, кто находился в контакте с Архипом. Мужик не наврал, что Архип в Ручьях прежде был, а потом к ним пришёл. Под конец беседы Павел так ощущал убийцу, как будто тот был в этом же доме. В его голове прокручивалось одно действие за другим, как-будто примеряясь, с какой ноги было бы лучше прыгнуть.
-Скажи, начальник, что будет с нами?- осторожно спросил бородачь в конце разговора.
-Я ещё не знаю, но глупостей посоветовал бы не делать.
Павел пошёл к воротам, а мужик ещё долго стоял на крыльце, смотря на морозное солнце, пока замёрзшие милиционеры, идущие в дом погреться, не завели его с собой...
Неделю Павлу пришлось помотаться по поездам и далёким селениям староверов, но Архип изчез, он нигде не появлялся и не давал о себе знать. Сроки преследования вышли, результатов - ноль, он понимал, что предстоит долгая возня с этим делом. Неожиданно он вспомнил рассказ Никиты о скитах и что Архип то хозяин им, как же он такое простое упустил? А это ведь самое важное и есть! Хозяин то ведь всегда при хозяйстве. Но где они? Борода, он должен знать. Павел ринулся к соседям в город, даже не позвонив заранее. Борода и трое других мужиков были в изоляторе, а семьи их жили на станции в вагоне, со дня на день их должны были отправить на выселение в дальнюю часть Сибири.
-Не догнать нам Архипа,- поделился он с рыжим борадочём.
-Так он ж не заяц, чтобы бегать за ним,- огрызнулся мужик.
-Вот и расскажи мне о скитах.
Мужик независимо посмотрел Павлу в глаза и с расстановкой ответил:
-Скит – дело божье, его жизнь среди нас и не можно это место знать тем, которые бога гонят.
-Да не бога я гоню, борода, а убийцу и зовут его – Архип.
Павел хотел было накричать на него и уже грозно надвинулся на отшатнувшегося мужика, но неожиданно вспомнил, какая страшная новость ждёт этого человека – разлука с семьёй. Нет тюрьма ему не будет, но вышлют этих троих совсем в другие места, чем жён и детей. Но Павлу показалось это страшнее, чем тюрьма.
-Захочешь что сказать – зови.- Павел круто повернулся и пошёл к двери.
-Не знаю я, где он скиты прячет.- Почти шёпотом сказал ему вслед борода.- Дьявол в сторожах у него
Ну вот и всё, начинать надо почти с нуля.
5
«Знать они меня не хотят. Пригрели они себе места на именинах антихристких, святошь из себя корчат, а куда ж святость ваша девается, когда божья подходит? В погреб, вместе с евангелием прячите? Кто вас старцами поставил? Бог? Сами пролезли в щель иудину... Архип? Нет, слышать слышали, но не наш. Так, еретик какой-то. Да вы ж еретика этого сами благословляли на скиты. Не уж-то на вас нету душ покойных? На каждого баньке по две выйдет. Это вы так революцию-то и отпраздновали: народ божий и себя жгли, что бы сатане большевистской не достаться. А я, дурак, к ним за советами отцовскими отправился, наставлений услышать, да вот с собаками ихними только и поговорил. Ну, ни-чего, не старцами свет божий правится, тем более, что... Не уж-то, господи, не уж-то всё к концу идёт? Всё пустыннее в душах людских становится, криком кричи, не дозовёшся жизни духовной в человеке. Что ж, целуйте, в губы целуйте змея из ада, сладок яд его и на всех вас хватит, питайте сердца ваши безверием... Как гонят, как гонят меня, в спине дыхание их чую! Но меня не проведёшь – бог мне спутник, а с ним вам меня не взять».
Архип сидел на попутных санях, скребущих рыхлый снег. Старик, правящий дряхлой лошадкой, сморщенными губами сосал еле дымящийся самокрут, и выцветшими глазами, котрые слезились старческой слезой, рассматривал даль дороги.
Архип, спрыгнув с задка саней и нагнав их перед, где сидел старик, подсел к нему. – Не знаю я тебя старик, но спросить хочу: Не тесен ли тебе этот мир?
-Да как он тесен может быть? Смотри – сколь места-то,- улыбнулся старик и скрюченной рукой обвёл вокруг себя.
-Про мир духовный спрашиваю тебя, про мир тот, который глазами человеческими видеть невозможно.
-А как же ты его видишь?
-Сердцем, душою своею.
Старик прищурился и внимательно осмотрел Архипа:
-Ну, и что ты там видишь такого тесного?
-Тесного? – Глаза Архипа забегали по верхушкам сосен у дороги.- Всё тесно, старик, всё.
У развилки дорог он спрыгнул с саней и побрёл по несильно накатанному снегу, по направлению к заброшенному конезаводу.
«Глупый старик, что, что он может знать о душе? Да и кто сегодня способен здраво взглянуть на мир духовный? Все развратились под властью антихриста. Ну, ничего, господь не без милости к своим избранным, сколько ещё будет возможности – призовёт к себе. Ставил я скиты, в них и укроюсь на время; вот только бы парня того с собой прихватить. Видно бог мне помощь в нём даёт. Давно я мечтал о подобной встрече, хороший из него ученик мог бы выйти».
Но все эти дни не оставляли его мысли об Анне, она преследовала его всюду. Он злился на её малодушный поступок, на её предательство, а ведь именно на неё он возлагал большие надежды. Если бы на её месте была другая, он бы так не переживал, но вот Анна - её смерть его волновала больше. Где-то там, в глубине души он даже жаждал именно её смерти. Да, другие смерти ему тоже приносили некую разрядку, ведь это была воля божья, и душа освободившаяся, и бог радовались встречи, этому радовался и он. Но смерть Анны должна была принесть нечто большее, это он чувствовал, он это ощущал всем телом, всем своим сознанием. Он верил, что это высшее его торопит заставить Анну совершить подвиг. Сейчас, именно сейчас, он был горд тем, что несёт людям самую действительную веру, религию, которая в состоянии их освободить, освободить их души. Он так проникся мыслями к душе Анны, что чуть ли не бежал по почти заброшенной дороге, что бы скорее рассказать ей, как бог ждёт её. Вот оно, общение с богом, его откровения ему, ради которых он ещё живёт и борется.
За разваливающимся и растаскивающимся по частям для хозяйства жителями окрестных деревень конезаводом, Архип свернул на еле приметную и блуждающую между деревьями накатанную на снегу колею, котрая вела к дому лесничего – Савелию. По ней надо было петлять версты три в глубь леса. Ночью, или даже если было тучно, с этой дороги можно было без труда сбиться, поэтому Архип и шёл днём. В какой-то мере это было опасно, потому что могло привлечь ненужное внимание к жизни всеми уважаемого в округе лесничего Савелия. Хотя тесной округой эти места можно было назвать с большой натяжкой – толи уже Сибирь, то ли её начало. Близость поселений была относительной. Любые «гости» Савелия, имеющие с ним связь по вере, припровождались в его глухую обитатель обычно ночью, он их сам встречал на последней развилке дорог, где Архип и спрыгнул с телеги, и сам вёл их по лесной чащи.
-Здоров, Архип.
Савелий вышел из-за густой ёлки. Днём наврядли кто мог пройти этой дорогой незамеченный им. Скит, который был под прикрытием Савелия-лесничего, Архип считал самым надёжным.
-Привет, Савелий, привет. Ты так не знающего странника и до смерти напугать можешь.
-Заждались мы тебя, Архип, обещался в неделю вернуться, а так уже и снега давно пошли.
Савелий, придерживая за спиной ружьё, как всегда холодновато, облобызал гостя. Архипу всегда не нравился этот холодок в нём, но Савелий был одинаково недоверчив со всеми, даже к жене он был по своему чужд. Поэтому Архип старался этого не замечать, – к делу, доверенному ему здесь, в глухомани, он относился добросовестно.
-Много, чего случилось, но больше не доброго. Дьявол огонь жгёт вокруг; как бы уберечься вовремя, Савелий, от него. Не то достанет и уже во веки не отпустит.
Они подошли к дому окружённому, словно стеной, высоким и массивнм забором.. На дворе было пусто, только в сараях было слышно, как кто-то работал. Здесь каждый день, чередуя друг друга, работали по две скитницы, чтобы многочисленностью не привлекать внимание. А на случай, если эти две будут замеченны, то всегда можно было сказать, что родственницы приехали помочь. А другие в это время постились, молились, перечитывали брошюрки учения и веры, наставлялись Агатой на добровольную смерть.
-Что там с Анной? – Архип сбросил котомку у крыльца и посмотрел в сторону леса, скрывающего землянку.
-С утра жива ещё была.
-Говорит чего?
-После твоего ухода, кроме поскуливания по ночам, я от неё ничего не слыхал.
-А, Агата, что, беседует с ней?
-Бьёт, нет-нет, когда у меня время есть дверь посторожить, чтоб не убежала, а так, чтоб разговор с нею был – пусто - дальше молчания не идёт. Да и помрёт она скоро – не жрёт в последнее время ничего.
Архип хотел сперва войти в дом, но передумал и, вытащив из котомки Библию, и получив в молча протянутую руку ключи, направился к Анне.
-Слышь, Архип, бесполезно это всё, она уже дня два пластом лежит, да и не соображает совсем.
Но Архип даже не обернулся на эти слова, а, наоборот, ещё быстрее пошёл к лесу. Анна ему нужна была живая. Перед смертью.
-Ты дождалась меня, Анна. – Архип осторожно подошёл к скамье, на которой, вытянувшись на спине и завёрнутый в лохмотья, лежал живой скелет. В маленькое, зарешечённое оконце под глинянным потолком, пробивая густой лес и закопчённое стекло, проникал тусклый свет в землянку. Куски тряпья на Анне время от времени приподнимались на груди, а из полуоткрытого рта доносился слабый хрип и при вдохе и при выходе.
Глаза умирающей девушки были широко открыты и не закрывались, казалось ни-когда.
-Анна, Анна,- прошептал он, и по-отечески, с любовью проводя широкой ладонью по её лбу и наклонившись к уху, словно исповедь, зашептал,- вот она, наша жизнь земная – нет в ней радости, ибо плоть мукою тяжкою одолевает нас, скребет там, где сердце. Надрывается, надрывается душа наша непосильною ношею греха и желает высвободиться, выпорхнуть из проклятой в прах плоти и улететь, вознестись к богу. В каждом члене нашем, в каждой частичке нашей засел грех и нету, нету исцеления от него человеческого, не найдено людьми лекарства от него и этим душа томится и этим губится она, если мы сами не захотим освободиться. Господь дал нам благо смерти добровольной, своим крестованием дал нам пример, он благословил этот подвиг веры, так возликуй с ним вместе на кресте.
Из незакрывающихся глаз девушки показались слёзы. Архип, умилённо утирая рукавом свои глаза, вышел из землянки.
Снаружи ждала поклониться ему Агата, она заискивающе поцеловала его руку и торопливо затароторила:
-Ой заждались мы вас, запереживались, где вы, да и что с вами, неужто что случилось...
-К Анне ступай, - прервал её Архип, но не повышая голоса,- готова она крест принять.Лица не повреди только. Возьмёшь бабу Савелия – после тело обмоете и приоденете в чистое. А Савелий, если я его не увижу, пусть гроб получше приготовит – людей завтра будет много, чтоб всё по-человечески было.
Ему дышали в спину, его гнали все. Он знал, что и Савелий через пару дней возьмёт его на мушку своего ружья, с которым не расстаётся. Власть учуяла его след, старцы гонцов пустили авторитетных по всем местам, объявив его еретиком. Время антихриста и тьмы. Но у него ещё есть время и власть божья собрать для неба жатвы. Завтра вечером он приоткроет, как никогда, путь к вечности, он донесёт ещё раз радость до душ. Он покажет тем, которые не в скитах, в какой благости уходят к богу пожелавшие и познавшие его. Завтра будет праздник, праздник желанной смерти. Завтра её будут желать многие. Не будет победы антихристу там, где он – посланник божий – Архип.
5
-Я, значит, неделю по поездам мотался, чуть ли не пол-России исколесил, а он, совсем под носом праздник устраивает. Да ещё и братца гостем почётным зовёт. Хорош я после этого, хорош.
Павел обтёр рукой лицо и ударил кулаком по столу. Ему было обидно на самого себя. В кабинете они были вдвоём: Павел сидел за столом, а Никита, весь взбудораженный, стоял у прикрытой двери. Никита пол-часа как приехал из деревни и рассказал, что через Николая, Архип приглашает его в незнакомое селение на старообрядческий праздник. Вся старообрядческая деревня после обеда, со старым и малым трогаются на санях, чтобы к вечеру успеть там быть. Хорошо, что Николай сообщил ему это рано утром, а то у Никиты не было бы времени передать это Павлу и теперь он торопился ворачиваться, дабы успеть застать староверов не уехавшими без него.
-Человек придёт за ними и поведёт их к месту, я думаю что это всё-таки тот самый скит, где Анна.
-Выходит они сами дороги не знают.
-Получается так.
-Я, что думаю: взять бы этого человека, да и без всей этой делегации отправиться туда. А там – тебе Анна, а нам – Архип. – Павел, словно ища согласия у Никиты, посмотрел ему в глаза.
-А, ты уверен, что он покажет тебе, где скит? Даже если назавтра от него этого всё-же добьёшься – это будет поздно, а ты уже знаешь, как бегать за Архипом. – Никита всё переминался у двери, торопя этим действовать брата.- Давай, Павел, бери кого-нибудь и, как договорились, не теряй нас из виду, и к вечеру будешь у Архипа. Но, дай мне быть первым в этом скиту, а потом – делай, что хочешь, а я уже поехал – время, Павел.
-Постой.- Павел встал из-за стола.- Мы тебе лошадь обменяем, а то загубишь свою.
Они вдвоём выскочили из дверей и побежали во двор. Время торопило. В сани Никиты запрягли свежего, из милицейской конюшни, жеребца, а за это время Павел приказал запрягать себе сани, а сам побежал искать Елисеева, чтобы взять его с собой на задержание Архипа. Так они потом и двинулись: спереди Никита, а сзади, на милицейских санях и на расстоянии видимости: Павел с оторванным от завтрака и ничего не понимающим Елисеевым.
-Ты, начальству хоть доложил, что я с тобой еду, а то искать будут. На целый день ведь, да?
Елисеев, говоря это, кутался в тулуп и обкладывал себя сеном, сгребая его со всех саней, но тут он спохватился:
-Стой, Павел, я того, обед свой в кабинете забыл, жена сегодня пол-курицы отвалила.
Павел лишь обернулся на него и этого хватило, чтобы Елисееву начать оправдываться:
-Да я ведь того, подумал только – как это без обеда весь день. Говорят, и язву от этого заработать можно, не обедавши-то.
Елисеев парнем был толковым и Павлу нравилось работать с ним вместе. Когда советы давал, то всегда дельные, попусту никогда не советовал. Если не знал, что к чему, то просто молчал или вспоминал, что было вчера на ужин, и на какой обед в последний раз его приглашала тёща. Короче, если к его помощи прибегали по ходу дела, то от него можно было не ждать проблем и навязчивости. Что надо, Павел ему объяснил и теперь Елисееву оставалось только вслух размышлять под каким гарниром была курица и как, этот самый гарнир, готовила жена. Но это он рассказывал самому себе, Павел же правил лошадью и следил за далеко едущим Никитой, чтоб не потерять его из вида и переживал, как всё будет. Архип для него не был простым убийцей, с которыми Павлу часто приходилось иметь дело, изучая его, знакомясь с ним по следственным бумагам, со слов знавших его людей, он представлялся для него чем-то злым, хищным для человеческой личности, что ли. Павел преследовал его ни как простого преступника, а как какой-то кошмар, чтобы вырвать его из нормальной человеческой жизни. Изо дня в день он становился почему-то его личным врагом. Ему пришлось встречаться с теми, которые вырвались из его рук или по своей воле, или когда раскрыли один его скит. Павел и сейчас задаётся этим вопросом, ну, почему эти люди так верили этому Архипу, учителю веры, что готовы были добровольно умереть для созданного им самим бога. Да не верит он этому, что Бог, пускай он даже и есть, хочет этого. Где это может быть написано – в Библии? Никита ведь прочитал её раз пять и ни где не вычитал подобного. Врёт, значит, Архип – ему нужны эти смерти, его религии, его гнустной душёнке. Он выжигает ложью волю людей, пользуясь их слабостями. Ведь нормальный человек просто рассмеётся этому мракобесию, да и только. Павел аж ёрзал на сене от распирающего его гнева, предвкушая тот момент, когда Архип попадёт ему в руки.
Когда Ручьи показались, Павел съехал в лес и из-за деревьев они стали наблюдать за деревней. Там была видна некая возня, но выезжать ещё никто не собирался. Видать, ждали начало темноты, благо темнеть начинало рано. Темнота тоже была под руку милиционерам – следить было безопасней. Когда солнце начало заходить, с противоположной стороны в деревню въехали сани, за ними бежала большая собака. Скорее всего это и был тот человек, который должен был вести к скиту.
Ближе к темени свет в избах стал гаснуть и по одним, или по двое саней, соблюдая дистанцию и так, чтобы не потерять друг друга из виду, стали выезжать из деревни.
-Ну, что, Володя,- обратился Павел к Елисееву,- готовь револьвер, скоро чёрт появится.
Ехать пришлось часа три, пока не въехали в самый лес и здесь пришлось держаться совсем близко, чтобы не потерять последние сани из вида. Хорошо, что вся процессия плотно скучковалась, чтобы тоже не потерять друг друга. Здесь уже ехали медленно и осторожно – совсем узкая, между могучих сосен, дорога, была тяжело проезжаема и петлява. В её конце лес отражал заревом многих костров. Они поняли, что цель достигнута и решили оставить лошадь с санями здесь, заведя их немного в лес.
-Волки не сожрут? Казённая всё-таки,- запереживал Елисеев.
-Да не сожрут,- успокоил его Павел, - огня близкого побоятся. Да и не долго мы там будем – концерта у них сегодня не получится.
Павел скинул на сани тулуп и остался в лёгком милицейском полушубке. Елисеев, чуть подумав, тулупа снимать не стал. Так они и пошли в сторону огней по свеженакатанной дороге...
Никита ехал в середине всей размеченной цепочки и сколько не старался разглядеть, при ярком месяце, саней Павла, но кроме, иногда появляющихся вдали задних саней их процессии, ничего не видел. Но это его так не беспокоило – Павел был где-то сзади и он это знал, но вот встреча с Анной – как вести себя? И Архип – узнает ли его среди других мужиков Павел? Когда они въехали в лес, его сердце стало биться ещё быстрее – что будет?
Костры, разложенные посреди огромного двора большим кругом, внесли в сердце Никиты беспокойство. А когда они все въехали на огромный двор и, сойдя с саней, вошли в этот освящённый огненный круг, из большого дома стали вереницей выходить какие-то женщины со странным унылым песнопением. У каждой в руке было по большой толстой свече, которые освящали их бледные лица. Никита понял, что это и есть скрытницы и тут он стал внимательно вглядываться в лицо каждой из них, ища Анну. Но вот вышла и последняя, а Анны среди них не было. Никита вытер рукавом испарину, выступившую у него от волнения на лбу.
«Где ж Анна, куда он дел её?» – пронеслось у него в голове и тут из дома вышел сам Архип. Он молча спустился с крыльца и прошёл между приехавшими из Ручьёв единоверцами, собравшимися в толпу, к самому большому, но в стороне ото всех и не в кругу других костров, костру. Все повернулись за ним. Чувствовалось нарпряжение каждого из стоящих рядом с Никитой. Женщины со свечами, легко одетые в черное, кончив пение, пристроились в стороне от Архипа, но лицом к приехавшим.
-Сердцу радостно моему видеть вас, братья и сестры, здесь, в этом святом месте, где заключается чудная общность человека с его создателем. Откуда многие души вознеслись к высотам, неизмеримым никакой человеческой наукой. Я хочу рассказать вам сегодня о том мгновении, когда душа соприкасается с вечным. О сладостном мгновении отделения чистой души, от нашего зловонного от греха тела. Я расскажу вам о смерти и о начале новой жизни...
Жар, от разложенных кругом костров, начинал согревать тело. Люди с замиранием слушали Архипа. А тот говорил всё дальше и дальше... приглашая умереть. Какая-то энергичная женщина всё бегала и подбрасывала поленья в костры, но на неё никто не обращал внимания, все были увлечены проповедью. Но Никита, не переставающий осматриваться кругом, заметил, как она бросала какие-то порошки на уголья. «Спирт сухой?» – пронеслось в голове у Никиты. Потом Архип стал немного удаляться назад, но голос его не стих, а наоборот приобрёл ещё большую силу и уверенность. Он говорил о ангелах, о рае. Некоторые из собравшихся стали садиться прямо на снег, становилось всё жарче и тяжелее стоять. Сколько они уже здесь час, два, всю ночь? Никита снял шапку и расстегнул тулуп – дышать становилось тяжелее.
...-Одна из сестёр ваших уже в радости великой и в общении с небесами пребывает, но тело её, в назидание нам, ещё с нами.
Никита, мутными глазами, попытался разглядеть ту, которую или привели, или принесли тот самый мужик провёдший их в скит и женщина жгущяя костры. Они заскочили в круг костров и, быстро поклав, даже кинув тело, вынырнули обратно из едкого, голубоватого дыма, наполнившего пространство с людьми, между кострами.
-...Вот она, сестра Анна, подойдите, поприветствуйте её... – пригласил Архип, удаляясь всё дальше от огромного, ядовитого круга костров.
Но подойти или хотя бы сделать шаг никто не смог. Никита, собрав последние силы, заставил себя думать – где он, что с ним?
Из оставшихся стоять он был последний, все уже сидели или лежали. Костры, набирая силу, шипели всё сильнее порошком, распространяя ядовитый угар вокруг себя. «Анна, ведь это Анна. Что с ней?» – Никита, заставляя себя, делал неимоверно тяжёлые шаги переступая и наступая на свалившихся в огненном кругу людей, в сторону Анны.
Вдруг в нём пронеслась чистая и ясная мысль, что Анна мертва. Вот она, лежит совсем рядом с ним, с неестественно широко раскрытыми глазами, в грязной накидке на худое измождённое тело, на растопленном и мёртвом снегу.
Голос Архипа давно уже затих, но слышались какие-то крики, прогремел выстрел, один, другой. А Никита хотел только одного – хотя бы прикоснуться ладонью к её щеке. Неожиданно кто-то влетел из темноты в огненный круг и, грубо схватив его, потащил прочь от ядовитого дыма. У Никиты даже не было сил сопративляться, он только слышал знакомые голоса:
-Я говорил ведь тебе, Павел, не нравится мне этот запах от костров. А где этот гад?- Это был голос Елисеева.
-Да вот, лежит, не видишь что ли?
-Жив?
-Жив. Я ему ноги связал даже. Тащи Никиту дальше, и других давай – неба сегодня ни-кому не будет. А где лесничий?
-Нет его, он чуть пальнуть не успел, но я его вовремя догнал, не достал он ружья. А ведь какой мужик был – на дрова не скупился.
-Все они хорошие, когда не знаешь кому моляться. А что с девчёнкой той?
-Да мёртвая она конечно, видел ведь, как её из сарая тащили. – Елисеев отпустил Никиту на снег и побежал вытаскивать других.
-Смотри, не дыши этой дрянью, - крикнул ему вслед Павел и присел над Никитой, растирая снег на его лице. – Давай, дыши братишка, свободно дыши.
Никита, приходя в себя, тяжело дышал и еле слышно шептал брату:
-Анна..., Анна...
-Нет её, забрал её у тебя Архип. Но ты отходи, давай, быстрей, поможешь других спасти.
Павел резко встал и пошёл к кострам – там были люди, которых можно было ещё спасти. Он шёл и плакал и большие мужские слёзы катились по его щекам. Он прошёл рядом со связанным Архипом, лицо которого было всё в крови от схватки с милицей. Его глаза сейчас были подобны глазам загнанного зверька, быстро бегающие и отражающие огонь. Поверженный «пророк».
-Сатана, если он есть – он твой бог. И ты, после суда, уже точно пойдешь к нему, –пообещал ему Павел.
Елисеев, волочащий за воротники сразу двух человек, удивлённо посмотрел на сослуживца...
6
Из милицейской кутузки, где он пробыл около недели после ареста, его забрали сразу за полночь, какие-то люди в штатском. Они затолкали его в оббитую жестью полуторку и сами тоже сели на скамью вдоль борта. Их было двое – один лет за сорок, небритый, с лицом ничего не пропускающим вовнутрь и ничего не выпускающим из себя; другой был совсем молодой, худой и длинный. Когда они ещё только вошли в камеру к Архипу, он уже понял, что это - всё...
Длинный всю дорогу отхаркивался и сплёвывал себе под ноги, а его старший напарник, засунув руки в карманы пальто и откинувшись назад на стенку борта, то ли спал, то ли просто сидел с закрытыми глазами. Было жутко холодно, стены и потолок крытой машины были покрыты инеем, но Архип дрожал не от холода, а от страха. Куда делись его вера, его самообладание духовное, он не мог понять. Ещё сегодня вечером он был так уверен в себе, в своей правоте, он с нетерпением ждал своих допросов, суда. Ему виделся тот ореол мученика, который прославит его среди этих некогда его единоверцев, но отвергших его, а вот теперь-то он смог бы им доказать - кто есть кто. Но за всю неделю, он не видел ни одного человека, кроме того, который приносил ему скудную похлёбку, а вот теперь за ним пришли неожиданно и куда-то везут. Куда? Архип знал куда и поэтому он дрожал всё сильнее и сильнее. У него даже не находилось сил спросить: почему без суда?
Машина остановилась перед какими-то воротами, которые через минуту, отворяемые выпрыгнувшим из кабины шофёром, заскрипели. Они въехали во двор и остановились. Длинный резко соскочил и открыл дверцу. Другой безразлично толкнул нерешающегося выходить Архипа в бок и, когда тот обернулся на него, кивнул на выход. Архип с трудом встал на ватные ноги и протиснулся к двери.
Это был двор полуразрушеного, но с оставшимися высокими стенами монастыря на окраине города. Они прошли между мрачными и заснеженными зданиями монастыря в его конец. Здесь находилось монашеское кладбище. Архип приблизительно знал устройство монастырей, да и заснеженные холмики говорили уже за себя. Помотавшись по тюрьмам, Архип был наслышан, о том, где часто находятся у властей места нешумных устранений неугодных им личностей.
Место ему приготовили прямо у стены – там стояли двое опёршихся на лопаты заключённых, которые курили и были под присмотром двух милиционеров. От них как раз отошёл еще один, интеллигентно одетый, мужчина и шёл к ним навсречу.
-Ну, что ж,- сказал он ёжась в модное пальто,- вам, Данилов, наверное,объяснять не нужно, зачем вас сюда привезли?
Архип только тупо посмотрел ему в глаза: «Что, что это? Неужто всё? Я не хочу. Слышите, вы, все? Я не хочу! Боже, где ты? Я ведь столько сделал для тебя. Неужели ты не вступишься?» - Он хотел всё это прокричать, обращаясь и к этому холодному и такому безучастному к нему небу и к этому жестокому человеку, но у него только вырвался хрип.
-Да, Данилов, здесь вам последнего слова не дадут. Поэтому можете не стараться, что-либо выговорить. А почему всё это так? - Интеллигент обвёл рукой, в театральном жесте, монастырскую запущенность. Ему, видать, нравились такие мероприятия и он старался вытянуть из этого приятную для себя изюминку. – Так это потому, что подобные вам люди не заслуживают большего – суда к примеру.
Архип опустил голову и заметил, как длинный, стоящий за его спиной, вытащил из кармана револьвер. «Я не хочу умирать. Боже, я не для этого тебе служил, чтобы умереть вот так, как собака.»
-Пошёл. –Длинный жёстко ткнул его в спину и они пошли к стене.
«Боже, где ты? – Внутри Архипа всё рычало и неистово билось. – В чём моя вина перед тобою? Я верою служил тебе, а ты меня в смерть? Я не хочу туда! Там не яма, там – ад!!!».
Его подвели к стене, рядом с ямой. Один заключённый остался стоять на месте, а другой, неловко чувствуя себя, отошёл в сторону и отвернулся. Архипа повернули спиной к стене. Перед ним находилось, в пяти шагах от него, бледное лицо длинного.
-Знаете, Данилов, мы не зря выбрали это место: покойнички вокруг вас будут «святые» - ума разума может наберётесь за время, так сказать, тления своего, да и батюшку, для благословения на то свет, тревожить не надо, место-то и так уже «святое».- Интеллигент улыбнулся своей шутке, показав мелкие и острые зубы.
Длинный за это время ещё раз откинул барабан револьвёра и проверил наличие патронов. Архип, с полными ужаса глазами, посмотрел на яму – там полыхал видимый только ему костёр, он поднимался всё выше и выше, доставая его ноги, а оттуда уже дальше вгрызался в его душу, которая уже начинала пылать в нём невыносимыми муками. Он отшатнулся от неё, прижавшись спиной к стене. Ему хотелось, чтобы стена растворилась и он мог бежать, бежать от этого места, бежать от себя. Нет, нет - ему надо вырвать этот огонь из себя. Вырвать и выкинуть свою душу, будь она проклята. Архип стал драть на своей груди одежду, не отрывая глаз от ямы.
-Что ж это вы, Данилов, там такого увидели?- Интеллигент удивлённо посмотрел на него.- Да, холодновато там вам будет, но не так ведь ужасаться-то.
Пистолет длинного был наведён Архипу на оголённую грудь, но он сейчас не слышал ни слов интеллигента, ни щёлкнувшегося на взводе револьвёра. Оттуда, из ямы, вырывались ужасные стоны и крики пытаемых адом людей, они разрывали всё вокруг. «Боже, ты не посмеешь.., я... проклинаю тебя.» -
Архип в ярости рванулся вперёд на целющегося в него палача. Интеллигент нервно вскрикнул:«Стреляй.» Длинному пришлось расстреливать его почти уже в упор.
«В первый раз у меня такое – чтоб так дёргались»,- удивлённо говорил длинный, выковыривая расстрелянные гильзы из револьвёра.
Но Архип этого уже не слышал, как и того, как напарник длинного подошёл к его телу и сделал для контроля выстрел в его голову.
Эпилог
Анну хоронили всей деревней. Никто не говорил в её адрес насмешливых и презрительных слов, как о ненормальной фанатичке. Для людей она была обманутой злом девушкой. Женщины искренне плакали, мужчины хмурились, изподлобья поглядывая на гроб, а деревенская молодёжь, сбившись в большую кучу, стояла у самого изголовья покойной. Председатель начал говорить речь, в которой планировалось разбить все догматы религии, вынося ненависть советских людей к Богу, которого придумала человеческая глупость. Вспупительное слово уже было сказано и он перешёл был на Библию, которая, как раз, по его словам, и есть источник заблуждения людей.
-Владимир Сергеевич,- обратился кто-то из-за его спины к нему,- прошу Вас- не надо этого. Про Библию.
Председатель обернулся и увидел Никиту, который всё время стоял в стороне от всех людей. Его все услышали и поэтому докладчик оказался в некоторой расстерянности.
-Как это - не надо, Никита?
-Да так, Владимир Сергеевич – люди обманули Анну, а не Библия и тем более не Бог.
Председатель человеком был мудрым и добрым по душе человеческой, тем более с отцом Никиты – Валентином они были друзьями и к детям погибшего друга он имел некую привязанность. Он посмотрел печально на Никиту, потом на Анну в гробу. Над кладбищем стояла напряжённая тишина, многие недоуменно поглядывали на Никиту.
-Ну, не будем, так не будем.
Вид Никиты тронул председателя за сердце: полные серъёзности глаза под сдвинутыми в задумчивости бровями словно раскрывали для окружающих переживания его сердца – сейчас это был не тот молодой и симпатичный парень, гордость всей деревни: вот, какие у нас есть ребята, перед ним теперь стоял грубый и уставший мужик и в глазах блестели не прежние искорки молодого задора, а тяжёлые мужские слёзы.
Председатель сказал последние, прощальные слова, колхозный плотник – дядь Матвей, забил обухом топора по гвоздю в каждый угол гроба, приколотив крышку, молодые парни спустили его в яму, каждый бросил по горсти земли...
Уже все почти разошлись. Никита так и стоял чуть в стороне от могилки. К нему подошёл председатель:
-Я понимаю, Никита, что тебе тяжело сейчас, но.., твои слова о Боге, как бы это не было понято неправильно. Ты ведь знаешь наших людей – ты их хлебом не корми – дай только кого-нибудь во врагов записать. А ты у них и так на языках чешешься из-за всех этих прогулок в Ручьи. По-моему это как-то непонятно получилось...
-Что? – Внимательные глаза Никиты остановились на председателе.
-Ну, ты так выразился, что Бог как-будто бы существует.- Председатель немного растерялся и отвёл взгляд.
-Если бы не существовал Он, то не существовали бы и мы, Владимир Сергеевич.
-Но разве ты не видишь, - председатель глазами показал на могилку Анны,- что творит религия с людьми.
-Религия, Владимир Сергеевич, а не Бог. А Бог любит человека, очень любит и мы это сможем понять, когда сможем в это поверить.
Председатель посмотрел на выпрямившегося Никиту и ни чего не смог сказать в ответ – перед ним стоял человек взвесивший сказанное.
-Я вечером зайду к тебе, Никита. Ты уж, дождись меня.
Никита, посмотрев ему признательно в глаза, кивнул и медленно пошёл домой. Когда он проходил по деревне, люди, собравшиеся местами в кучки и обсуждавшие похороны, смотрели ему в след и перешёптывались. Всем было интерессно, что ж теперь будет с этим парнем? Вернётся ли к нему рассудок?
Он зашёл в нетопленный дом, нераздеваясь лёг на кровать. Смерть Анны он пережил – и боль, и тоску, и безразличие к жизни. За эту неделю, пока она была в морге на медэкспертизе, всё это ушло, освободив его от груза утраты. Но вот Бог, вернее мысли о Нём, они всё с большей силой, за эти пару дней, завлекали его в некое новое, неизвестное ему до сих пор русло жизни. Жизнь предстала перед ним в другом смысле, более реальном и действительном. Каждую минуту возникали в голове отрывки из так много им когда-то изучаемой Библии, погружая его разум в рассудительные беседы с самим собой, а может быть и ещё с Кем-то. Ещё несколько дней назад у него была огромная обида на всё связанное с Богом, с религией. Он даже хотел терзать всех этих богомольцев. Когда он вернулся из города, куда отвозил Анну, вернее провожал её тело в морг, ему вновь на глаза попалась Библия, он, открыв её по середине и разорвав, в сердцах кинул в печь, но, нетопленная за время его отсутствия, она была без огня. Разорванная Библия так и осталась валяться на холодных головешках. Анна, как он не пытался в это время не думать о ней, не вылезала у него из головы. День и ночь, без нормального сна и только перекусив чего-нибудь холодного, он думал о ней. В этих воспоминаниях к нему пришли такие мысли: «Ну, почему, ты обманулась? Почему дала себя обмануть? Ведь то, что почитается в религии источником истины о Боге - в Библии, говорится совсем другое, нежели то, во что ты поверила».
Дня четыре назад Никита вытащил две половинки Библии, отряхнул их от золы и поклал на стол. Перед ним лежало то, что заставляло и заставляет уже на протяжении многих веков убивать, оскорблять, унижать друг друга в утверждениях своей правоты. Да, своей правоты! Библия была разорвана как раз разделяя Старый Завет и Новый Завет. Он взял в руки Новый и стал медленно читать. Суток ему хватило, чтобы вдумчиво считать с этой маленькой, но огромной по смыслу книги слова любви. Как он, где-то внутри себя, не пытался отыскать в ней слов ненависти и проклятий для людей, сколько он не искал там противоречий, ничего подобного он там не отыскал. В Библии этого не было, а вот в человеке – было, и корысть, и зло, и жажда убийства. Библия призывала очиститься человеку от этого, а человек, извращая её слова, прикрывался ею. Она призывала искать помощь в смирённом Христе и Духе Его, а человек берёт сам на себя посредничество спасения души и отравляет разбавленной в грехе ложью и себя и других.
К нему приходили те, с кем он работал, желая как-то утешить, заходили соседи, наведалась сестра. Всем было жаль его. Ему предлагали и выпить, и составить компанию, бригадир пообещал новые поршня ему на трактор. Сестра сказала, что заберёт его на пару неделек к себе погостить. Он находил в себе силы отвечать с благодарностью им всем. К нему стало возращаться повседневное спокойствие, направляющее в колею жизни, но это, человеческое спокойствие, ему не было уже таким успокаивающим,- там, за его суетой, стояла, покрывая всё своею могучей тенью, Библия, её вечный покой для терзающейся, без неё, души. Этот покой она предлогала уже сейчас, в этой жизни, а всё человеческое, оно было такое тусклое.
Потом что-то засавляло его забыть и о Боге, и о Библии, но приближаяся к такому решению, всё в его душе становилось пустынней и тоскливей, как буд-то он терял что-то очень важное и дорогое и этим дорогим для него был отбрасываемый им Христос, Его духовный образ, образ страдания за грехи, за зло человека. Христос был единственным, кто раскрыл человека, его греховную внутренность и кто помог и помогает ему от этого избавляться, принеся однажды Себя в жертву на кресте. И Никита смог познать это, ощутиа эту любовь Христа, через Его жертву за людям. Что может быть дороже той любви, которая в силах отдать себя на смерть для спасения других. Мысли о Боге согревали его, давали ему смысл жизни. Он хотел иметь то же, что и Христос и его ученики – Апостолы – мир внутри себя, мир неосквернённый никакой из злоб людей. «Ты станешь одним из всех этих страшных для людей религиозных фанатиков. Чем ты будешь лучше их?» - не покидал его голос противоречия. «Да тем, что я жить буду только по Библии и по Духу её»,- отвечал он с укреплявшей его, в словах Библии, вере. «Все, все живут по ней, обрушивая её слова друг на друга, чтобы победила только их правота». «Да, их правота, а не правота Бога – любовь и терпение. Не надо смотреть ни на кого, каждый пусть живёт и развивает свой грех отступничества как хочет». Никита не сдавался, он уже был очень близок к тому, чтобы принять Христа в свою жизнь. Без Него он уже даже и не решался жить дальше, но одно ему мешало – он должен был покаяться перед Богом за свой прежний образ жизни, чтоб быть прощённым и незапятнанным перед Христом. Сейчас для него Христос был ни какой-то сказкой или выдумкой, как раньше, а действительной личностью, Который жил когда-то так же во плоти, а теперь живёт и действует Духом Своим. Что ж, пускай смеются над ним, крутя пальцами у своих висков, но он то теперь знает, что Бог – есть, и к Нему надо придти, придти своею вечною душою.
За Анной, чтобы привезти её тело из города и похоронить здесь, он поехал сам. В нём уже была решительность стать христианином. Но надо было сделать ещё одно дело – он заехал к Павлу, который, как он и не хотел, но не мог быть сейчас рядом с братишкой: дела по секте были в полном разгаре; старшего из Ручьёв – отца Николая и ещё пару его приближённых держали в милиции под следствием; им грозили большие сроки за пособничество к попытке массового убийства. Других заперли в Ручьях по их домам и готовили к высолке. Про Архипа ничего не было слышно – его как-будто и не существовало. Но он уже Никиту и не волновал, ему нужен был Николай. Он хотел, чтобы Павел помог ему оставить Николая жить у него. Николай для Никиты был всё равно искренним, но обманутый кумирами человек.
В город поехал на ночь, за день до похорон, чтобы застать Павла, носящегося туда-сюда, хотя бы ночью дома. Света встретила его почти по-матерински; обняла за плечи, нежно поцеловала в щёку и ... расплакалась. Это ведь она хотела его успокоить, развеять его мысли, а тут теперь Никите пришлось усаживать её на диван и успокаивать:
-Не плачь ты так, Света. Ты думаешь, у меня всё чёрно и беспросветно? Да, нет, я уже успокоился, даже больше, я – на пути к счастью, а потом Бог,- здесь Никита немного смутился, слово это было ему ново,- Он уже устроит всё Сам. Понимаешь?
Но, по широко раскрытым в удивлении глазам жены Павла, которые к тому же были залиты целым морем слёз он, конечно, догодался, что Света его совсем не понимает. Он рассказал ей всё, всю свою жизнь, про свою любовь к Анне, про то, как он её искал. Света приблизительно всё это знала от Павла, но теперь она смогла увидеть чувства и переживания Никиты. А потом он ей рассказал главное, самое главное в его жизни – про веру в Бога.
-Знаешь, это всё для меня самого было неожиданно – вера в Бога. Всего одна неделя - и атеист стал христианином. Поверь мне, вера в Бога, это ни что-то ужасное, фанатичное, нет, это самое простое, что только есть, но мне надо сделать ещё один шаг – принять Его, покаяться за прошлую жизнь перед Ним, когда Его не было со мной и я буду самым счастливым человеком. Я это знаю.
-Никита, может Бог и есть, многим, даже и без Него не мешало бы покаяться за их, и вправду, злые дела; но ты, Никита, ты ведь всегда был таким хорошим, добрым. В чём ты-то плохой?
-Можно быть и добрым, но плохим, Света. Даже моё неверие в Бога, это уже плохо. Невозможно построить доброе на человеке - однажды оно всё-равно станет злым, потому что внутри человека живёт оно – зло. Во мне была месть к Архипу, я желал его смерти и, если бы я его тогда убил, я бы никогда не жалел о сделанном. Мне страшно теперь, что вот такой я; и я спешу теперь искать в Боге добро. У Него надёжней.
Света не стала ему противоречить дальше и отговаривать его. Уж слишком всё это звучало правдиво. И Никита, он был такой другой, не похожий на всех знакомых ей людей, и не похожий на самого себя – бывшего Никиту. Она не представляла его фанатиком религии и пообещала ему тоже прочитать Библию.
Павел пришёл почти под утро, уставший и голодный. Разговор о Николае решили отложить на утро. Павлу Никита не стал рассказывать о себе зная, что тот зациклится на своём и не будет хотеть ничего слушать, а только будет объяснять и втолковывать ему о его глупости. А так, жалея Никиту и по-братски и по-человечески, он согласился что-либо сделать, чтобы оставить Николая у Никиты. Он знал куда их сошлют, и что половина там точно помрёт: там не было ни домов, ни хозяйств, ни работы – глухая Сибирь...
Разговор с Павлом был сегодня утром, в обед похоронили Анну, к вечеру должен подойти председатель. Огонь веры в Никите разгорался всё больше и больше, ему уже давно, как только он пришёл с похорон, хотелось встать на колени и сказать всё Богу, но он думал сделать это после разговора с председателем. Но не выдержав, он встал с кровати, склонил колени опёршись руками на стул и заговорил неуверенно с Богом. Он рассказал Ему всё: какой он был человек, как много причинял в детстве болей матери, повзрослев иногда ругался с людьми, пускай даже они начинали первыми. Он поделился с Богом всем тем, что было в нём нехорошего и попросил иметь желание к доброму, делать доброе, но не человеческой моралью, рождающей гордость и эгоизм, а благодатью божьей...
Теперь кто-то может смеяться над ним, над его глупостью, помешательсвом, но главное то, что ему известно теперь самое главное в жизни – реальность Творца, его рождение души, которое Он дал ему. Его свобода от действий зла, которое зовётся грехами. Никита был счастлив. Он хотел расцеловать всех людей и рассказывать, рассказывать им о происшедшем. Но он знал, что это будет сделать тяжело – люди, введённые в заблуждение о настоящем Боге через ложь господствующих религий, относятся к вере с предрассудком и недоверием. Образы фанатизма, разогреваемые нечистыми духами, отталкивают людей от Бога. Ну, что ж придётся потрудится в доказательстве Бога настоящего и любящего.
Никита встал с колен и принялся за уборку дома, но сперва привёл в порядок себя – затопил баню, побрился, помылся. Председатель застал его в убранном доме, за приготовлением ужина. Счастливое лицо Никиты насторожило его ещё больше. Болтовня жены словно приобрела вес.
-Я это, того, Никита, поговорить с тобой хотел бы.
-Вы за стол присаживайтесь, Владимир Сергеевич. Сейчас кушать будем.
-Сыт я, спасибо.
Председатель сел за стол и молча стал наблюдать за суетившимся Никитой. Потом, откашлявшись, заговорил:
-Нет у меня желания говорить с тобой из далека. Что с тобой Никита? То плачешь, то смеёшься теперь. Да и с Библией этот разговор...
-Всё, что можно было выплакать за Анну, я выплакал, как и за отца когда-то, и за мать. Жизни их как и их души не вернуть... А вот хотите, я вам расскажу про свою душу?..
* * *
Кажется, что прошло уже много лет с тех пор, как Никита узнал Бога, привёл к Богу Николая. В деревне их все терпят, даже посоветоваться в жизненных ситуациях приходят некоторые, знают, что Никита всегда подскажет что-то доброе. Несколько человек приходят поговорить о Боге, поделиться своими переживаниями с Ним. Среди них и Света. Павел ворчит, вначале даже скандалы устраивал и ей и Никите, но сейчас отошёл и сам взялся привозить жену с детьми к Николаю: «Пусть слушают - главное, что б от дурости ежедневной подальше.»
Никита был рад найти таких же как и он, честных христиан, но они живут немного далековато, но и это не мешает им общаться хотя бы раз в месяц. Николай даже женился, взяв себе оттуда девушку. Радостно, что есть на земле ещё многие такие люди, как они – имеющие желание нести только любовь людям, любовь от Бога, а не идолов своих грехов.
|
