– Мы прибыли к правителю по личному делу! Мы говорим правду! Доложите о нас! Скажите: пришли братья из Кириаф-Арбы и привели с собой Вениамина.
– Всю вашу ораву впустить к Цафнаф-пенеаху? Чтобы я потом лишился из-за вас места?
– Почему?
– Потому что у вас вид проходимцев.
– Вы не очень-то вежливы.
– А почему я должен быть с вами вежливым? Таких, как вы, у нас навалом! Так и прут отовсюду! И всем чего-то надо!
– Этот жаргон просим к нам не применять! Вы же еще не знаете, кто мы такие!
– И кто же?
– Сначала пропустите нас к правителю, а потом мы вам скажем!
Стражник, видя, что перебранка с решительно настроенными чужеземцами принимает постоянный характер, плюнул на землю и нехотя пошел с докладом во дворец.
Сыновья Иакова остались стоять перед входом, привлекая нездоровое внимание своей напористостью и шумливостью. Но очень долго ждать им не пришлось. С противоположной стороны дворцовой площади появилось несколько человек, среди которых нетрудно было разглядеть внушительную фигуру Симеона.
– Вот вам, забирайте! – презрительно кинул один охранник, толкнув Симеона в спину.
Иосиф, затаив дыхание, наблюдал за ними из небольшого окошка в верхнем этаже дворца. Если бы они подняли головы, то увидели бы его, припавшего к оконной раме и жадно ловящего каждое их движение, каждый возглас...
– Симеон! Голубчик! Братец! – заголосили сыновья Иакова, плотно окружив потерянного брата. – Слава Господу! Мы уже не надеялись увидеться с тобой! Нам так тебя не хватало!
– Так где же вы тогда пропадали, несносные вы мои? – ответил Симеон, поочередно рыдая у каждого на груди.
– Нужно было дойти до крайнего голода, чтобы победить упрямство отца. С каждым годом он становится все более невыносимым, – пояснил Рувим, ласково гладя Симеона по плечу.
– К сожалению, это так, – подтвердил Иуда.
– Целый год! Подумать только! Вот она, отцовская любовь! – Симеон вытер слезы широкими ладонями.
– Ты же знаешь, что отцу всегда были важны только два его сына, – ответил Иуда и посмотрел на Вениамина. – Ты, конечно, не виноват в этом, мой мальчик. Да и Иосиф не был виноват...
Иосиф, слушая их, беззвучно плакал.
Рувим попытался сгладить неловкий момент.
– Но что же нам теперь делать? – спросил он.
– Бежать нужно отсюда, пока не поздно! – ответил ему Иссахар, как всегда, желая словчить.
Никто не пошелохнулся, находясь в плену сомнения. Немногословный Левий был матер на жесткие выводы:
– Значит, дадим деру? Нет возражений?
В пылу всеобщего замешательства Симеон принял позу мученика, скрестив на груди руки, сжатые в кулаки и задрав вверх голову.
– Пойдемте же! Заберите меня из этого карцера!
Все ринулись прочь от дворца.
Внезапно раздался крик Завулона:
– А как же зерно?
Все разом остановились и переглянулись.
– Тебе легко рассуждать, Симеон, – почесывая затылок, сказал Иуда. – Ты весь этот год сидел на казенных харчах, нужды не зная. Пополнел вон... А у нас там семена были на счет, понимаешь? Изголодались мы...
– А неволя? – возразил Симеон. – Это вам просто так, что ли? Ведь поймите же вы, что нет гарантии, что нас всех не бросят в тюрьму, не сделают рабами! Или хотя бы одного из нас! Вениамина, к примеру! Зачем тогда этот правитель его так добивался? Молодого раба захотел!
– Не паникуй! А что, если он только того и ждет, чтобы схватить нас при попытке побега?
– Какого побега? Мы – свободные люди! – Симеон подбоченился.
– Давно тебя из тюрьмы выпустили? – прозвучало ехидно.
– В этом-то все и дело! Я знаю, что это такое! Прозрите же вы, несчастные! Семена купим в другом месте! Не проблема!
– В каком это другом? – попытался отрезвить его Иуда. – А ну-ка, подскажи, раз ты такой умный!
Назревала драка. На стороне Симеона были: Левий, Иссахар и Рувим. Остальные занимали позицию Иуды. Еще одно невпопад брошенное слово, еще одна непотушенная искра... и сыновья Иакова в который раз возьмутся пересчитывать друг другу зубы. А заодно считать количество заслуг каждого из них перед отцом...
– Довольно, – сказал Иосиф слугам. – Так они могут натворить немало бед. Идите и оповестите их о моем приглашении и препроводите их в мой дом.
После короткого, бойкого и безалаберного препирания сыновья Иакова последовали за своими провожатыми в дом Иосифа. Комментарии были излишни. Подозрения – слишком очевидны. И если бы слуги правителя были помалочисленнее... Кто знает, какие опрометчивые действия могли бы совершить эти, зачастую абсолютно неуправляемые люди.
К полудню Иосиф подъехал к своему белому дому. Сердце трепетало у него в груди. Чтобы остаться до поры незамеченным, он вошел через задний ход и, поднимаясь по черной лестнице, услышал в гостиной знакомые голоса и приостановился. Его «дорогие» братья находились так близко и одновременно так далеко от него...
В его кабинете на полу сидела Асенефа и с крайним вниманием глядела в маленькое отверстие в стене.
– Ну, что? Как тебе они?
– На вид – нормальные люди, только чересчур возбужденные.
– Дай-ка я посмотрю...
Иосиф прильнул к отверстию.
– Да, вот они, мои одиннадцать братьев. Все в сборе, – Иосиф отодвинулся от стены. – Асенефа, умоляю, подскажи, как мне им открыться? – он озабоченно обхватил руками плечи и опустил подбородок на грудь.
– Ты уверен, что обязательно должен это сделать? Может быть, ограничишься только этим приемом? Я не хочу, чтобы ты так переживал, – Асенефа смахнула слезу со щеки. – А за последний год... сам знаешь... ты стал... излишне замкнут. И, самое главное... Ты действительно хочешь это сделать?
Иосиф растерянно посмотрел на жену.
– Не знаю...
Послышались негромкие шаги за дверью.
– Таппуах! Тарик! – облегченно воскликнул Иосиф. – Вот молодцы, что пришли! А почему вы оба такие возбужденные?
Таппуах застенчиво улыбнулся.
– Что касается меня, то я пришел посмотреть на твоих настоящих братьев.
По лицу Иосифа пробежала тень.
– На настоящих, говоришь? Ну, посмотри, – сказал он, приглашая своего секретаря к отверстию.
– Да, ничего, – сказал Таппуах с детским изумлением, глядя в маленькую дырочку. – Красивые и бравые. Только очень злые, как я знаю. Я их не люблю.
– Ну, а ты, Тарик, что скажешь? – спросил Иосиф, как всегда ожидая от виночерпия какого-нибудь меткого словечка.
– Любовь все переносит. Нет, я не горю желанием поскорей увидеть твоих братьев, потому что знаю, что какими бы они ни были, ты все равно их простишь, – кротко ответил тот.
Встреча прошла чинно и без больших эмоциональных излишеств. Такой ее наметил Иосиф и в этом стиле он постарался выдержать ее до конца. Очень постарался.
– Все вы знаете мой нелицеприятный характер. Сегодня к себе на обед я пригласил наших друзей-пастухов из Ханаана, – оповестил Иосиф собравшихся.
Братья выглядели испуганно-смиренными и слишком пассивными, что, по всей вероятности, было результатом их прежних опытов.
Они принесли ему в дом дары: несколько бальзама и несколько меду, стираксы и ладану, фисташков и миндальных орехов, и поклонились ему до земли.* Белизна гостиной отражалась чистотой и свежестью на их лицах, проникая в каждую черточку и разглаживая глубоко залегшие морщинки. Наверное, поэтому, а может, и почему-то другому, у Иосифа возникла искренняя, неподдельная симпатия к ним. Он спросил их о здоровье, и сказал:
– Здоров ли отец ваш старец, о котором вы говорили? Жив ли еще он?
Они сказали:
– Здоров раб твой, отец наш; еще жив.
И преклонились они и поклонились.
И поднял глаза свои, и увидел Вениамина, брата своего, сына матери своей. Иосиф узнал его лишь потому, что он был одиннадцатым и самым молодым среди них. Сходства с воспоминаниями о шестилетнем сыне Рахили не было никакого.
И сказал:
– Это брат ваш меньший, о котором вы сказывали мне?
Они кивнули.
И, помедлив немного, он воодушевленно произнес:
– Да будет милость Божья с тобою, сын мой!**
Эти благословенные слова вырвались из самых глубин его израненного сердца и отозвались в каждом из сердец его несведущих братьев.
Но после этих слов Иосиф почувствовал, что вот-вот упадет. Внезапное головокружение заставило все заплясать перед ним в бешеной, дикой пляске, а звуки сделало глухими и отдаленными. Он покачнулся и, сделав нетвердый шаг в сторону, обхватил обеими руками витиеватую колонну. Потом, почти наощупь, держась за стену, вышел из гостиной. Присутствующие замерли в ожидании.
Иосиф вошел во внутреннюю комнату*** и упал на диван. Слезы фонтаном брызнули из его глаз и он, низко нагнувшись, заплакал навзрыд. Но это уже не были слезы обиженного, оставленного подростка. Плакал человек, осознающий всю трагедию своей разрушенной, растоптанной, раздавленной семьи.
В дверь осторожно просунулся Таппуах.
– Тебе нужна помощь?
Иосиф поднял залитое слезами лицо.
– Нет, спасибо... А впрочем, принеси мне кувшин с водой, таз и полотенце, чтобы умыться. Я должен возвратиться к ним.
– Да, но скажи мне: ты в порядке?
– Я потерял силы, Таппуах. Надеюсь, – ненадолго.
И, умыв лицо свое, вышел, и скрепился и сказал:
– Подавайте кушанье.****
Тяжелый камень лежал у него на сердце и он, больше ничего не произнося, обводил присутствующих бесстрастным взглядом.
Были принесены массивные столы и пододвинуты добротные скамьи.
Друзьям-пастухам из Ханаана, как почетным гостям, был накрыт стол в центре зала. Они робко и неуклюже приблизились к нему и постарались усесться за него как можно скорее, чтобы не привлекать лишнего внимания. Они сели друг напротив друга по пятеро с каждой стороны, тогда как Вениамин оказался в торце, и когда он посмотрел вдоль стола, то увидел правителя, восседающего, согласно своему высокому положению, на особом возвышении впереди и пристально его рассматривающего.
– Что он на меня так уставился? – тихонько спросил Вениамин у Симеона, сидящего рядом.
– Не смотри на него! Лучше опусти голову, – жарко прошептал Симеон и тайком огляделся. – Какая нервозная обстановка...
Несколько приглашенных придворных тоже сидели отдельно, на приличном расстоянии. У египтян бытовал высокомерный обычай: не есть вместе с евреями. Среди придворных не было ни одного египтянина. Однако они строили из себя таковых.
Тарик и Таппуах вполголоса переговаривались между собой:
– Видал? Сколько в этих, так называемых братьях, еще осталось заносчивости! Если ее черпать, то и за сто лет, наверное, не вычерпаешь! – возмущался Таппуах. – Ишь ты... Расселись тут...
– Остынь немного. Не ты их сюда пригласил, – терпеливо отвечал Тарик. – И разве ты не заметил, как они оробели?
– Как же! Волки в овечьих шкурах! Я некоторых из них запомнил еще с того дня, когда они его продавали... Вон того, величавого и вон того, суетливого, что сидит рядом с молоденьким...
– Да ты просто ревнуешь, Таппуах! Признайся!
– Вовсе нет, Тарик, вовсе нет!
Когда начали преподносить кушанья, сыновья Иакова вновь были страшно удивлены: еда им поставлялась строго по старшинству, причем доля Вениамина была в пять раз больше, чем у остальных.
– Что за наваждение... – пробормотал Иуда.
– Мы стали его беспомощными жертвами, – ответил Симеон. – Он все про нас знает.
– Это какая-то мистика... – задумчиво сказал Рувим. – Я ничего не понимаю.
– А по-моему, все мы голодны и надо подкрепиться, – сказал Иссахар.
– Везде ты ищешь выгоду, – одернул его Левий. – А если пища отравлена?
– Смотрите! – воскликнул Завулон довольно громко. – Вениамин...
Драгоценный сын Иакова преспокойно уписывал царские яства за обе щеки, даже не прислушиваясь к тому, о чем говорили его братья.
Таким образом, дело разрешилось само собой.
Когда день склонился к вечеру и все были достаточно навеселе от обилия всего и вся, братьев, по приказу Иосифа, препроводили в самую лучшую, заранее оплаченную гостиницу, предварительно нагрузив их зерном и другими припасами до отвала.
Однако же, они не забыли сунуть управляющему положенную плату и в веселии отправились на покой.
Иоханан, управляющий Иосифа, с облегчением хлопнул в ладоши и сказал сам себе: «Ну, все. Дело сделано. Пусть теперь эти родственнички убираются обратно в свой Ханаан».
Человек уже немолодой и изрядно утомленный, он как можно неслышнее вошел в дом, но тут же услышал голос своего господина:
– Иоханан, поднимись ко мне в кабинет.
«Только этого мне не хватало в такой поздний час, – подумал управляющий. – Непременно сейчас ему нужно что-то решать... Совсем меня хочет доканать».
Увесистой поступью он поднялся по высокой лестнице.
Иосиф сидел за квадратным столом, инкрустированным гранатом и сердоликом, и задумчиво вертел в руках большую серебряную чашу.
– Все выполнено, господин мой, как повелели, – осторожно произнес управляющий.
– Хорошо, хорошо, Иоханан, – отозвался Иосиф, продолжая внимательно рассматривать чашу. – Только боюсь, что тебе сегодня придется сделать кое-что еще.
– Что-то не так, господин?
– Все так, все так... Да ты сядь, пожалуйста, – Иосиф поднял голову и сделал неопределенный жест рукой.
– Что же все-таки случилось?
– Ничего. Просто я понял, что не могу их вот так отпустить.
– Ладно... Значит я сейчас возвращусь к ним и скажу, что завтра Вы снова хотите их видеть.
– Ни в коем случае! – вспыхнул Иосиф и со стуком поставил чащу на стол. – Так – нет!
– Тогда как?
– Я думал... Я не знаю... Я... сомневаюсь.
– Да, Вы порядком извелись, господин. И на что они Вам только сдались? Мне помнится, что они когда-то очень плохо с Вами обошлись, судя по некоторым Вашим словам. Хотя конкретно я не в курсе. Но вижу, что Вам это определенно не на пользу.
– Да, ему это совсем не на пользу! – послышался женский голос. – Это вредит ему! Иоханан, повлияйте на него, пожалуйста!
Иосиф вскинул недовольный взгляд туда, откуда донеслись эти слова. Асенефа, в розовом балахоне для сна и с крайне озабоченным видом, появилась из противоположной, тайной двери кабинета с намерением войти внутрь и принять участие в волнующем ее разговоре.
– Асенефа, иди назад. Я тебя не приглашал, – строго сказал ей Иосиф.
В подобном тоне он обращался к ней впервые. Она сдавленно глотнула и молча вышла.
Иоханан тоже почувствовал себя неловко и нетерпеливо заерзал на диване.
– Вот что, Иоханан, – произнес Иосиф после затяжной паузы. – Сейчас ты возьмешь монеты, которые тебе заплатили мои братья... Они ведь тебе заплатили? Так вот. Возьмешь их и, как в прошлый раз, положишь каждому из них в мешок с зерном. Да так, чтобы тебя никто не заметил. Это будет нетрудно сделать, ведь их верблюды и ослы вместе с мешками стоят во дворе. А если кто что спросит, скажи, что я приказал. Подожди, это не все. Главное. Вот эту мою серебряную чашу, которая считается чудодейственной, что вроде бы с ее помощью можно определить, отравлено ли вино, ее ты положишь в мешок Вениамина, моего младшего брата. Наверное, ты успел заметить, что его одежда и все атрибуты не такие, как у прочих братьев. Даже его мешок выделяется своим особым качеством, потому что Вениамин – любимец отца. На этом мы и сыграем. И это еще не все. Завтра на рассвете они отправятся в обратный путь, и твоя задача будет заключаться в том, чтобы догнать их, обвинить их в краже и вернуть сюда. Безусловно, ты поедешь не один.
Иоханан был поражен.
– Но как можно, господин... Ведь это же ложь. Как можете Вы совершать такое? И для чего? Чтобы теперь засадить в тюрьму Вашего младшего брата? Но ведь он же невиновен! Знает бог Сет, что я служу Вам верой и правдой уже десять лет и глубоко Вас уважаю, но такое... Может быть, Вы нездоровы?
Иосиф странно усмехнулся.
– Я здоров, Иоханан. Телом. Но душа моя изранена и истомлена. Какое-то время назад мне удалось забыться в государственных делах и в семейных заботах. Но последний год измотал меня. Я чувствую, что больше так не могу. Я обязан им открыться.
– Прекрасно. Но зачем же таким жестоким способом?
– Потому что другого они не заслуживают! – Иосиф ударил кулаками по столу. – И потому что я до сих пор не знаю, как себя с ними вести. Я измучился... Неужели ты не видишь? – лицо Иосифа приняло до того жалобное выражениек, что старый управляющий растрогался.
– Да, господин. Сложная у Вас задача. Но Бог, которому Вы поклоняетесь, обязательно поможет Вам.
– Он всегда помогает мне. Без Него я не смог бы жить. Но осуществить Его замысел придется мне! Я обязан не только открыться им, но и помочь. Это мой долг. Бог послал их мне, а меня – им. Когда-то я считал, что наши пути навеки разошлись, но ошибся. Господь снова соединил их! И если я ничего не сделаю, то постепенно сойду с ума, так как Бог останется недоволен мной. Но нужно сделать только то, чего хочет Бог. Никакой самодеятельности! Потому что лично я предпочел бы ничего этого не предпринимать. Моя жизнь давно налажена. Я достиг всего, о чем только может мечтать человек!
– Что правда, то правда, – вздохнул управляющий.
– Впрочем, достиг не я, но Бог поставил меня. Поэтому я в долгу перед своей семьей. Сейчас в Ханаане голод. А там мой отец. Тот, кого я люблю больше всех на свете. Теперь ты понимаешь? Но, чтобы открыться моим братьям, я должен переступить через самого себя. В этом вся проблема. Я не знаю, как это сделать. И потому ищу вспомогательные средства. Это большое испытание в моей жизни. Вероятно, даже самое большое. Не знаю. Сегодня за обедом мне было очень трудно совладать с собой и казаться невозмутимым. Я чуть не потерял сознание. Я намеревался открыться им сегодня. Пригласить их на интимную беседу. Но не смог. Возможно, в гневе мой язык развяжется и я, наконец, скажу им, кто я есть.
Лунный свет серебрит неясные очертания внутреннего дворика и кладет свои замысловатые узоры на пол и гладкие стены, а также на Иосифа, неподвижно сидящего в углу на низкой скамье. Он нарочно спрятался сюда, чтобы побыть одному и набраться сид для предстоящего дня. Нет никакого смысла возвращаться к прошлому, к событиям давно минувших дней. Все уже давно передумано и выстрадано. Вот они, эти причудливые тени деревьев, что каждый раз заново рисуют свои черно-белые картины на стене! Не надо придавать им значения и поддаваться на их уловки. Пусть они остаются одиноки в своем сиротливом призвании.
Прощение очищает и облагораживает душу, но как невероятно трудно иногда сказать: «Я прощаю тебя». И еще труднее, чтобы простило сердце.
Татьяна Осокина,
Буэнос-Айрес, Аргентина
Как велика любовь Господня!
Как высока и глубока!
Со всеми нами Он сегодня!
Простерта вновь Его рука! e-mail автора:tatosso@gmail.com
Прочитано 3252 раза. Голосов 3. Средняя оценка: 3.67
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Интересно читать спасибо. Комментарий автора: Благодарность Вам, брат Сева!
Вячeслaв Сeбeлeв
2009-10-28 21:04:55
Судьбa Иосифa дeйствитeльно нeвeроятнa и рaскрывaeт всeмогущeство Богa, из рaбa в цaри это тожe очeнь большоe чудо. Блaгословлeний! Комментарий автора: Спасибо, Вячеслав! Но и став правителем, Иосиф остался таким же простым и честным, каким был в рабах. Знаете, подобная честность дороже золота!
