Стоит ослабеть дневному зною, появляются запахи: трав – терпкие и пряные, цветов – сладкие, волнующие, как мечта.
Бездонное небо, дивное жилище Бога, неуловимо меняет цвет, становясь глубже, мягче, ближе.
Остывающие камни. Длинные тени. Пыль у овчего двора, голоса пастухов, блеяние ягнят.
Дым очага, запах свежего хлеба и молока, детский смех. Можно, присев возле шатра после дневных забот, не торопясь, обсудить с друзьями возможные пути поисков лучших пастбищ; послушать вести издалека, которые принес разведчик, чье смуглое лицо, обрамленное узкой бородкой, казалось, еще хранит следы дневного жара пустыни и холода ночевок под открытым небом; пошутить, блеснув улыбкой хозяйке, занятой приготовлением ужина в шатре из грубой черной козьей шерсти, – ее просторная сине-красного узора ниспадающая рубаха и перехватывающая густые черные волосы белая лента дополняют ощущение домашнего уюта – простого, прочного и всегда желанного в бесконечной череде скитаний среди чужих и враждебных племен и кланов.
Как обычно, Авраам стоял на вечерней молитве. Он благодарил и славил Господа за Его благословения, за прожитый день, удачный на редкость, было легко и весело, благодарил за Исаака, который радовал отца и умом, и характером, и внешностью. Огонь вечерней молитвы горел, как всегда, сильно и ровно, прекрасные слова возносились в небеса, слова, достойные прекрасного Бога.
Сандалового дерева нэвель1, послушная легчайшему прикосновению, отзывается привычно, беседуя с душой, почти сливаясь с ней воедино.
«Я буду тихо говорить с Тобой, Господь мой и Бог мой. Я буду тихо говорить с Тобой сейчас. Ты приходишь всегда, Господь. Не смею сомневаться в Тебе».
Чуткие пальцы осторожно касаются струн. Тихий голос говорит о любви. Серебряные нити в теплом вечернем воздухе. Знакомое дыхание и поступь. Все ближе. Все отчетливей.
«Я не хочу говорить просто слова. Я не хочу просто произносить молитву. Пусть это будет жертва! Пусть это будет огонь, исходящий из уст! Пусть это будет – чудо прикосновения».
Музыка, донесшаяся с небес, становится музыкой, растворяющейся в небесах. Простые, неувядающие терции.
«Уйти с молитвы. Куда? К проблемам, суете, болтовне? Уйти с молитвы, когда только пришел, когда огонь разгорелся, как следует, так что это уже не фитиль, а небольшой пожар? Я буду смотреть на огонь – долго. Я буду слушать тихий голос. Я буду говорить слова любви. Пусть это продолжается. Пусть светит во тьме свет. Я буду вспоминать об этом завтра и мне станет тепло и радостно. Молитва – пусть она продолжается. Я выбираю лучшее. Я еще здесь. Я еще дышу. Мои уста еще говорят Тебе. Мое сердце еще бьется. И пусть каждый его удар славит Тебя, Господь! Пусть моя молитва будет признанием в любви. Я помню Твои знамения, я знаю Твою верность, я ожидаю Твоих чудес! Я могу говорить то, что хочу. Я могу говорить то, чего не знает никто. Я могу говорить то, чего никто не захочет слушать. Но Ты – услышишь, Ты – ответишь, Ты – благословишь, ибо Ты – Господь мой и к Тебе молитва моя. Никто и никогда да не встанет между мной и Тобой. Никто и никогда да не возмутит тихие воды нашего общения. Я буду молиться, доколе есть время. Я буду молиться, доколе есть дыхание в ноздрях моих. Я буду молиться, доколе сердце бьется. Иначе зачем ему биться?»
«Авраам! Возьми сына единородного, возлюбленного твоего Исаака, пойди в землю Мориа и вознеси его во всесожжение на одной горе, о которой Я возвещу тебе».
- Ну, что, Авраам? Не все так просто, дружище. Вечно тебе не везло. Ну и жизнь! Ты только вспомни...
«Принял Аврам жену по имени Сара, бесплодную».
- Если бы тебе попалась другая жена, у тебя бы уже были правнуки, ты сейчас был бы прадедушкой Авраамом!
«Тогда не осталось бы места вере. Господи, для меня ведь важнее всего знать, что я всегда верил, верил Тебе! Когда мы выступили из Ура, города мудрецов, астрологов и магов, чтобы осмотреть страну Ханаан, мой отец, я с женой и Лот, мы покидали навсегда родной дом, зная, что больше никогда не увидим вымощенного обожженным кирпичом внутреннего двора, где знакомы каждый камень, трещина или ложбинка, не услышим, как под ногами скрипит деревянная галерея, на которую можно выйти, не спускаясь вниз, из своей комнаты на втором этаже, став почти вплотную к струям дождя, хлещущим в проем, окаймленный тростниковым навесом, а лунной ночью наблюдать за сияющим квадратом лунного света, завораживающе медленно вползающем на стену. Нас ожидала неизвестность, но никто не жалел, никто не хотел оставаться в Уре ни дня... Чудовищная власть жрецов, толпы храмовых рабов, жизнь которых не стоила ничего; официальный культ бога луны Нанны – главного божества, чей зиккурат2 возвышался над тенистыми ущельями узких улочек, переулков и тупиков, зажатых между стен, сложенных из кирпича-сырца, и превращавшихся в непроходимое зловонное болото после первых минут дождя; религиозные обычаи – холодные и страшные, как каменные лики богов и богинь с зияющими провалами глазниц; эламиты, ассирийцы, финикияне, арамеи, урарты, хурриты, чтущие богов Двуречья... Все осталось в прошлом. Но в сердце моем, однажды и навсегда, вписаны простые, могущественные слова: «Бэрэшит бара Элогим эт хаша-маим вэ хаарец».3 Ты, Господь, Бог мой, поднял жизнь мою из пропасти! Сущий вразумил советом. «Господи, нет сил, поддержи поскорее!» – воззвал я к Тебе. Мой Господь – защита великолепная, превознесенная!»
- Тебе просто почудилось, Авраам.
- Ты не так понял. Это надобно понимать духовно.
«Придя в Харран, жили в нем. Дней Фарры двести и пять лет, и умер Фарра в Харране».
«И тогда Ты сказал мне, Отец: «Обследуй землю для потомков дома отца твоего, рассмотри эту страну, приготовленную, как благословенный дар в знак примирения, для великого народа, имя которого будет прославлено и возвеличено. Благодатью исполнится благословляющий, проклинающий будет проклят, благословятся в тебе народы земли». И я пошел. И я ни разу не пожалел о том, что сделал, послушавшись голоса Твоего. Покидая Харран, мы знали, что становимся «хабири», кочевниками, скитальцами-скотоводами, что назад дороги нет... но стоит ли озираться назад, когда начал идти вперед?»
- Ты все себе сам придумал, это старческий маразм.
«Господь, о той земле, на которой я стою сейчас, Ты сказал мне: «Потомству твоему дам землю эту». И я отчетливо помню первый жертвенник, который я построил руками своими Богу моему, явившемуся мне. Это – как первая любовь. Это невозможно забыть. Это сокровище сердца моего. Потом будут другие, но этот – первый. И словом Господа Ты сказал мне. И я поверил слову. И я продолжаю верить».
«Устрой алтарь земляной для заколания жертвы всесожжения, мирной жертвы и жертвы благодарения».
«Я прихожу к Тебе сегодня, я так высох без Твоей росы, а ты так скучал за мной, мой Господь, любовь моя, вот я, озари сердце мое, наполни меня Твоей славой и пусть молитва течет, как река и Твой огонь горит – настало время жертвы вечерней! Я беру лучшее, что имею, самые нежные и ласковые слова и иду к Тебе, и приношу их, и пусть уста мои произносят лучшую хвалу, какую я могу, и я возлагаю этот тук на жертвенник Всемогущего и Его слава сходит, и огонь ниспадает, и сердце озаряется, и молитва устремляется, как поток! Пусть жертва уст моих будет прекрасна, я хочу подарить Тебе прекрасную жертву! И оживает мертвое, и поднимается из руин. Пробудись и воскликни, ликуй, обитатель выжженной земли: дождь, мелкий дождь сияет радугой, и страна твоя сбросит Рефаимов! Потоком воды накатывается суд и праведность – неиссякаемой рекой!»
- А помнишь, как ты «подставил» фараона? Конечно, он не ангел, но разве это дает основание для подобного коварства? И не говори, что ты не знал, к каким последствиям это приведет! Ты конечно же догадывался, друг Божий, о том, что твой Покровитель устроит фараону и его людям за твою жену.
«Осознание своей нищеты духом приходит, когда я вижу пепел на жертвеннике, где только что полыхал Божий огонь. Видя этот пепел, я понимаю, что нужно срочно искать Источник огня. Моя жертва – это благоухание. Есть цветы, которые не пахнут. Они не привлекают. Мимо них проходят. К ним не склоняются, чтобы вдохнуть аромат... Я буду благоухать для Тебя...»
«Почему ты плачешь? Ты такой, какой надо – именно сейчас. Прославь Творца своего! Когда искушение приходит, тебе кажется, что ты становишься другим. Но ты – такой же победитель, каким был за секунду до этого. Пусть это поможет тебе перебросить мост через пропасть падения к победе, в которую Я хочу ввести тебя – снова и снова! Искушение – это предзнаменование победы. Здесь и сейчас – ты побеждаешь».
«Бывают моменты, когда молиться можно. Бывают моменты, когда молиться необходимо. Но бывают моменты, когда не молиться – нельзя! Ты не загоняешь никого в угол, просто я понимаю, что идти некуда, кроме как к Тебе. Боязнь ошибиться – уже ошибка. Страх перед поражением – уже поражение. Уста Твои, Боже, пусть дохнут на меня огнем! Я говорю потому, что верю. И однажды слово становится плотью. Ибо верен Бог. Твою руку пусть познают народы, Твой голос пусть услышат племена!»
- Отче Аврааме, отче Аврааме! Это будет последняя ошибка твоей долгой и, увы, бессмысленной жизни!
- Авраам, и для этого ты прожил такую долгую жизнь – чтобы увенчать ее таким ужасным событием?!
«О, Господь! Ты ведь помнишь, как в ту ночь, когда лишь звезды освещали наш путь, погоня была долгой и упорной, а битва – короткой и жаркой! Со мною было триста восемнадцать человек и еще трое друзей. Разделившись, мы бесшумно окружили врагов и обрушились, как смерчь, наши мечи разили без промаха с одного удара, каждый из нас был – как десять воинов, а двое из нас – как сотня! Да, мы догнали их, как охотник – добычу! И мы преследовали их, словно это было стадо антилоп. Как беркут вонзает когти, распростирая могучие крылья, так мы поразили четырех царей и войско их, как одного человека! И привели обратно Лота, брата моего, и всех людей, захваченных вместе с ним, со всем имуществом их. Нас, как героев, встречали на Царской равнине и я ничего не взял у этого грешного царя грешников. И никогда не протяну руку к испачканному. Не разменяюсь. И Ты знаешь это, Бог мой. Мы могли погибнуть, сражаясь, но Ты дал победу».
«Мелхиседек, Царь Салима, вынес хлеб и вино, священник Бога Всевышнего призвал Божью благодать, говоря: прославлен Аврам мощью Вседержителя, Владыки неба и земли, отдавшего притеснителей руке его!»
«Враг восстает, чтобы ты победил. Лучшее, что есть в тебе, это твоя вера. Но любовь – больше».
«Если руки опустились и молитва умолкла, Твоя рука не сократилась и Ты не изнемог. Слов не должно быть много. Но они должны быть. Я многого не знаю. Я верю. Это – больше. То, что ломается, пусть будет сломлено. Все, что горит – пусть сгорает дотла! То, что устоит – останется навсегда. Я хочу слышать Тебя, Адонай, в любом месте, при любых обстоятельствах . Слышать Тебя».
- Столько лет ты ждал. Верил. Надеялся. Молился. Уповал. Мечтал. Благоговел. Хранил себя от осквернения. Боролся за справедливость. Недосыпал. Недоедал. Постился. И, наконец, получил. И – все?! Ради мгновения – весь этот путь?! Поманили – и кинули. Показали рай – и захлопнули дверь твоей темницы под названием «человеческая жизнь».
- Ты не заслужил этого. Ты достоин лучшего. Бог приготовил тебе самое лучшее. И дал это. Не верь мрачному обману.
- Ты слишком долго шел к этому, Авраам. Второго Исаака у тебя не будет.
Некоторое время спустя произошло одно событие: Бог в видении проговорил к Авраму:
«Грозный Аврам, внушающий благоговение, защита немощных! Безмерно велико воздаяние твое!»
«Адонай Вседержитель! Что я имею? Я умираю бездетным. Если есть у меня кто, то это – «сын имения» семейства моего, Елиезер из Дамаска, управляющий моими делами. Потомок его получит во владение наследство мое».
«Наследником твоим, который получит владение, будет рожденный тобою. Взгляни на небеса и исчисли звезды, у тебя достаточно терпения для этого: подобно звездам многочисленны будут и потомки твои. Доверие Я расцениваю, как праведность. Я, Всемогущий Господь, выведший тебя из Ура, города мудрецов, астрологов и магов, даю тебе землю, чтобы ты овладел ею».
«Адонай Вседержитель! Покажи знамение, чтобы я знал, что завладею этой землей».
«Принеси трехлетнюю телку, трехлетнюю козу, трехлетнего барана, голубицу, молодого голубя».
Аврам принес их всех, рассек пополам, поместив одну часть поблизости от другой. Трупы привлекли стервятников и Аврам отгонял их. Когда стемнело, впал Аврам в сонливость, и велик был страх его, и беспросветна была ночная тьма. И сказано было Авраму:
«Знай: твои потомки, переселившиеся в чужие земли, будут в рабстве, уничижаемы, угнетаемы и мучимы четыреста лет, но Я стану судиться, и вынесу приговор, и отомщу явным образом язычникам, поработившим их. И дам избавление детям твоим, выведя их с великим богатством. И будут счастливы седины твои, и пойдешь ты к праотцам с миром, и будешь погребен в благополучии. Четвертое поколение снова возвратится сюда: к тому времени исполнится мера преступлений аморреев».
Солнце давно погрузилось во мрак, утонув в чернильном море азиатской ночи.
«Это все, что у меня есть, это то, что может меня поддержать, это то, что позволяет мне жить - кусочек неба в сердце моем. Мой Бог даст ответ посредством огня! Я знаю: Твой огонь начинает гореть там, где взывают; Твой огонь вспыхивает там, где верят Тебе; Твой огонь зажигает тех, кто жаждет гореть. Жажда огня призывает Тебя. И то, что выйдет из огня Божьего, будет бессмертно, то, что пройдет через огонь Господень, останется навеки. Мой Бог даст ответ посредством огня! Ты не будешь там, где равнодушные и беспечные, Ты не будешь там, где ищут своего. Мне следует измениться больше, чем это кажется возможным для меня и за этой гранью возможного меня будет ждать Твой огонь. Огонь не остывает. Остывает то, что нагревается огнем. Мой Бог даст ответ посредством огня! Облако росы – это то, что ждет меня по ту сторону...»
Дым, тонкими прядями струясь в слепящем свете – точно пролили на землю расплавленный металл – беззвучно и таинственно, возникнув из ниоткуда, плавно потянулся кверху из промежутков между частями жертвенных животных, пламя озарило остывшую плоть, на миг заполнив пустоты пылающим пространством.
В тот день заключил Господь союз с Аврамом.
- А Сара все никак не могла родить... А тут, случайно конечно, рабыня-египтянка. Агарь, подарок фараона. И когда Сара сказала тебе, что Бог «заключил под стражей» ее, так сказать, детородную функцию, и предложила, точнее, подложила ее тебе... Агарь в семье уже как родная стала, за десять лет-то... И ты не возражал. И стало у Аврама две жены. Мда. Ну, что-ж, Адам тоже ошибся, послушав Еву. С кем не бывает. Не смертельно. Нехорошо, конечно. Обидно. Но жить можно. Стало быть, Агарюшка забеременела от тебя. Что и требовалось доказать. И, конечно же, возгордилась, как любая бы на ее месте. И твоя жена начала обвинять тебя в том, что она же и придумала! О, эти женщины! Сама толкнула служанку в твои объятия, а теперь обвиняет тебя, что та, дескать, на почве этого унижает ее достоинство! Да еще Господа в судьи призывает! Кошмар! Ничего святого! В таких случаях лучше не вмешиваться. Если одна женщина хочет отомстить другой, она обязательно добьется своего. И начала Сара «наклонять» Агарь. Да так, что ни в чем не повинной бедняжке пришлось исчезнуть из дома. У родника на пути к Суру, по ее словам, встретился ей Ангел и велел вернуться домой. Тебе не кажется, что все это просто чудовищно: беременную женщину, служившую вам верой и правдой, выживают из дома, практически выгоняя в пустыню, не оставляя шансов выжить?! Ангел утешил, Ангел вернул, Ангел спас... А где был ты – отец ребенка, которого носила Агарь?! За что ты молчаливо приговорил его к смерти? «Бог слышит», но слышишь ли ты? И если слышишь, то что именно? Исаак – следующий? Уж теперь промаха не будет, да?
«Я могу пасть на лицо свое и это самый короткий вход в чертог смирения, в обитель кротости, в царство прощения, примирения, понимания. Когда есть только одно дело, которое я в состоянии делать. Когда есть лишь безмолвный вопль, приносимый Тебе в духе моем. Разум умолкает. Мысль замирает. Воображение цепенеет. Сердце верить не перестало. Сердце не перестало биться. То сердце, которое однажды я отдал Тебе, Господь мой и Бог мой. Неверие имеет тысячи масок. Лишь у веры одно, истинное, лицо. Когда я проходил через испытания, способные убить что угодно, они не смогли уничтожить во мне веру Божью. Все сгорало и уходило в небытие. Но вера осталась. Вера – это то, что действительно связывает меня с небесами. Пусть Твоя победа, вопреки всему, сияет в моем сердце! Кто устоит в день посещения Твоего? Я укроюсь в тени крыл Твоих. Не буду ждать, когда придешь в огне и ярости, поспешу навстречу Тебе и Ты успокоишь душу мою. Не буду убегать от Тебя, чтобы Ты преследовал меня, как лев добычу свою, но пойду к Тебе и, как лань в потоках воды, найду спасение в присутствии Твоем».
Однажды луч неземного света озарил дух человеческий и уста повторили слова: «Ани Эль Шадай хитхалэх лефани въехйе тамим»4.
«Я обещаю: ты будешь родоначальником множества племен и народов. Я призвал тебя, когда ты был Аврамом, но имя тебе – Авраам, и тебе дано стать отцом многочисленных полчищ людских: чрезвычайно, безмерно размножишься ты, цари народов будут потомками твоими!»
«Ты, Господи, утвердил завет для меня и потомков моих, которые будут жить на этой земле после меня, во всех родах их и поколениях, во всех местах, где бы ни обитали они, установил навсегда союз Бога вечного и рода человеческого».
«Храни же завет Мой: обрезывай мужчин, срезай крайнюю плоть тела их в знак завета».
- Ты ведь уже далеко не юноша, Авраам. Такие откровения по плечу молодым. Не впадай в детство, старик, ведь это даже не обрезание, которое ты ввел однажды... Все решили тогда, что ты лишился рассудка. Помнишь, как один старейшина возмутился, говоря, что «ты хочешь всех нас зарезать»? Ну, то было полбеды, но теперь... это действительно безумие, Авраам. Конечно, ты не сделаешь этого. Это будет слишком больно... твоему сыну... и тебе. Ты слишком стар, да. Ты просто не сможешь. Не дойдешь. Твои пальцы не смогут удержать жертвенный нож. Твоя рука не сможет подняться на Исаака, твоего единственного, самого дорогого, самого любимого, самого лучшего человека в мире, отраду твоей одинокой старости, утеху твоих слабеющих глаз.
«Жене твоей, которую ты зовешь Сарой, истинное имя – Сарра. Благословенная, она подарит сына тебе и Я прославлю ее в народах, племенах и языках, и цари земные воздадут Мне хвалу за нее».
«И не смог я стоять тогда, и бросился на землю перед собой, и опустил на песок лицо свое, и тихо засмеялся, и никто не слышал тогда смеха моего, кроме Тебя, Адонай. Не потому я смеялся, что не верил Тебе. Новым, неведомым Ты явился мне. Таким я Тебя еще не знал».
- Что, досмеялся, старик? Посмейся теперь, попробуй!
- Какой чудный ребенок у тебя. Прекрасное дитя. Достойный венец. Разве это не полнота счастья? Он будет твоей опорой в старости. Его голос будет радовать твое сердце во все дни жизни твоей. И от него Бог произведет великий народ – как и обещал. Бог верен. Даже если ты не верен Ему. Не так ли?
«Твоя жена Сарра родит сына и дашь ему имя – Исаак. Утвердится завет Мой навеки с ним и с потомством его. Измаила провозглашаю благословенным, плодоносным, умножу его так, что весьма многочисленны будут потомки его и двенадцать властителей произведет он на свет, дав начало великому народу. Завет же утвердится в Исааке, рожденном Саррой в назначенный срок, в следующем году».
- Ведь если с Исааком что-нибудь случится, твое сердце не выдержит, старик. Ты не дойдешь домой, ты останешься там, где будет принесена эта жертва. Ужасная жертва. Человеческое жертвоприношение. Подумай, разве мог человеколюбивый Бог потребовать этого?!
«У ног Твоих – начало пути, у ног Твоих – конец пути, у ног Твоих – отдых в пути земном. Я верю Тебе потому, что Ты Бог, а я человек. Мое дело верить. Твое дело совершать. И я говорю сейчас эти прекрасные слова: «Я верю!» С какой бы кручи я ни сорвался, крыло Божьей любви подхватит меня. Я верю, что это будет происходить всегда. В любом случае, что бы ни произошло, пусть у меня будут основания сказать: «Я сделал все, что мог, поэтому я спокоен сейчас». Это и есть моя вера. Не так уж важно, каковы результаты, важно то, что я сделал все. Шаг веры я смогу совершить только верой, ничто и никто не поможет там, где должна проявиться вера. Ее достаточно. Если надежда умирает последней, то вера не умирает вообще. Она – с вечных небес, где смерти нет. А еще я знаю: когда ад восстает, это значит, что я на верном пути. И пусть разум говорит мне: «Не безумствуй!» – я все равно верю, верю, верю!»
Теревинфовая роща в оазисе Мамре.
На ровной, расчищенной площадке – прямоугольный, высотой по пояс человека, жертвенник, сложенный из камней, скрепленных глиной. Неподалеку – отверстие колодца, прикрытое массивной плитой. Фисташковое дерево, затеняющее вход в шатер. Печь для приготовления хлеба.
Солнце огненным катком раскатывало землю тугим, удушающим жаром. Было самое знойное время дня. Ни дуновения. Ни звука.
Подняв глаза, Авраам увидел перед собой трех молодых мужчин в белых мантиях, изнемогших от пешего перехода, словно возникших из воздуха, дрожащего, как над раскаленной плитой, над обжигающим песком. Они чем-то напоминали храбрых воинов пустыни, сильных и беспощадных бойцов, порой встречавшихся Аврааму. Разве что кожа у этих была посветлее. И взгляд – ясный и чистый. И что-то еще было в них. То, что не имеет названия. То, что приходило у жертвенника, когда Адонай принимал всесожжение. Когда Он говорил к сердцу. Когда сердце говорило к Нему. Когда дым поднимался кверху светло-серым мягким столбом.
«О, Эль Элион!.. Это – Ты?»
«Это Я».
«Но как это может быть?!.»
Забыв обо всем, Авраам рванулся навстречу. Упав на колени, он склонил голову до самой земли.
«За что мне такое счастье, Господь? За что Ты так любишь меня? Откуда это мне? Словно Ты проходил мимо и, утомившись, зашел отдохнуть к другу, у которого можно найти приют и пищу. Бог пришел. Радуйся, сердце: Бог пришел! Восторгайся и ликуй: Бог пришел!»
Когда путники, освежив ноги холодной водой, уселись, прислонившись к стволу дерева, перед каждым из них уже стояла чаша холодного кислого молока. Тем временем, распространяя аромат, готовилась телятина. Пшеничные лепешки из самой тонкой муки, используемой для жертвоприношений и праздничных трапез, издавали неповторимый запах свежего хлеба. Принесли сливочное масло и сыр, чистый елей и блюдо свежих оливок, соль, зелень...
«И вот, Ты пришел, и все стало другим, но Ты – Тот же! Когда Ты приходишь, все понятно без слов – всем. Остается только прошептать: спасибо Тебе, что Ты пришел... и все тени разбегаются: тени из прошлого и тени из будущего... посмотри мне в глаза, мне нужен Твой взгляд, полный любви, я черпаю силу в этом, и научи меня видеть глаза каждого человека – словно Твои, ибо все мы – образ и подобие Твое. Близость Твоя вселяет страх и радость наполняет сердце, и любовь – в духе моем, но я трепещу, ибо Бог всякой плоти так близок!..»
Авраам смотрел, как гости едят и не был уверен, сон все это или явь. Стоял в тени дерева, молча смотрел и молился беззвучно.
«Где Сарра?»
«В шатре».
«Когда Я буду возвращаться назад, в эту же пору, у жены твоей, Сарры, будет сын».
В шатре, у самого входа, стояла Сарра. И услышала. И не поверила. И тихо усмехнулась там, в темноте. «Конечно, этот незнакомец шутит. Мой Авраам верит, что Господь даст нам сына, и многие знают об этом. Наверное, кто-нибудь сказал ему и он решил сделать нам приятно. Но слишком все это не похоже на простую шутку. Как бы это не обидело моего Авраама, он очень чувствителен ко всему, что связано с этим Божьим обещанием. А мы уже стары, дни наши близятся к закату, в этом возрасте женщины уже не рожают детей от своих белобородых мужей. В этом возрасте они разве что могут мечтать о них. Несбыточные мечты обветшалых, изможденных жизнью, благородных седин: утешение и радость, украшение и сладость – дети, которых у нас так и не было...»
«Зачем смеется Сарра, говоря: «Истинно я, старая, рожу»? Чудны дела Господни! Срок назначен: возвратится жизни плодоносная пора и у Сарры будет сын».
И устрашилась Сарра. И, как человек вздрагивает от испуга, так уста ее непроизвольно произнесли: «Не смеялась я...»
«Нет. Смеялась».
Нагревалась, нагревалась на солнце черная шерсть. Катились, катились капли соленого пота по щекам. И слезинок прозрачных бисер.
Плакала старая женщина, прислонившись лбом к шершавой, теплой, мягкой стене своего кочевого жилища. «Он не мог услышать. Неужели это... Он? Тот, кто однажды сказал мне: «Не сомневайся, ничто не устоит против любви Моей. Жизнь и смерть в руке Моей. Я скажу смерти и она отдаст. Я повелю жизни и она придет. Я – Господь». И, в общем-то, неважно, что, – лишь бы говорить Тебе, шептать Тебе, лепетать Тебе слова любви, слова любви, ибо сердце мое, как птенец в ладони Твоей, Ты – слезы мои, Ты – счастье мое, Ты – радость моя, Ты – все мое!.. Однажды это вдруг происходит: слезы в глазах и голос прерывается.. я не знаю, что со мной, я не знаю, что это, но это – хорошо, мне просто очень хорошо. Я знаю, Он любит меня, мой Бог любит меня! Слава Тебе, Господи, слава! Я хочу быть с Тобой, всегда быть с Тобой! Господь, Ты можешь благословлять так просто и неожиданно, и Твое благословение приходит, как порыв свежего ветра, как облако, закрывшее жаркое солнце, Ты – Господь, и Ты творишь, что хочешь».
Окончив трапезу, молодые мужчины, похожие на неустрашимых воинов пустыни, встали, и ясные, чистые взоры их устремились туда, где в долине Сиддим спал тяжелым полуденным сном город Содом.
«О, Господь, в моей жизни так много минут, но далеко не все они так прекрасны, как те минуты, когда Ты так близок, Господи, ко мне. Ты близок. Ты рядом. Ты вокруг. Ты внутри. Теперь я знаю: однажды Сам Бог пришел на эту землю, и Он был так близок к нам, что к Нему можно было прикоснуться! Я по-настоящему верю сейчас в исполнение того, что Ты обещал и о чем молюсь. Потому, наверное, что Ты так близок, Господи мой, Господи. В иные минуты Ты обращаешься ко мне как-то по-человечески просто, это трогает мое сердце, это покоряет меня и я понимаю, как похож на Того, Кто сотворил меня по образу и подобию Своему, я ощущаю эту сокровенную близость к Творцу – не плоти и крови, а духа, глубочайшего во мне, начала начал».
Не желая так быстро расставаться, Авраам повел Посланников в долину Сиддим, где в городе Содоме жил его племянник Лот с женой и двумя дочерьми. С каждым шагом приближался миг расставания. Шорох складок белого виссона вторил шепоту песка под ногами, обутыми в кожаные сандалии. Скоро этот невероятный визит окончится, чтобы никогда больше не повториться.
«Открою Аврааму, что приготовился совершить. Род Авраамов, великий и многочисленный – это благословение народам и племенам земным. Те, кто впоследствии будут вразумляемы заповедью, данной потомкам рода твоего, будут хранить путь Господень, совершая благодеяния, в готовности исполнить всякую правду, и так придет от Бога сказанное Им Аврааму».
Некоторое время снова шли молча.
«Силен вопль Содома и Гоморры, многочисленны преступления их и чрезвычайно тяжки, сердца их ожесточились, сделавшись твердыми, как гранит. Схожу и увижу, что совершают они так, что стоны и крики доносятся до небес, давая знать о них».
Повернувшись к городу, лежащему перед ними, трое долго смотрели, как будто изучали его улицы, потемневшие от удлинившихся теней. Кое-где виднелись, едва различимые издалека, легкие струйки дыма. Вся окрестность была покрыта, словно сыпью, колодцами, вырытыми местными жителями для добычи жидкого битума. Где-то там, в одном из домов, сейчас находился ничего не подозревавший Лот. Его жена, наверное, собиралась готовить ужин, быть может один из дымков поднимался из их печи...
Когда трое, наконец, решили идти, перед ними стоял Авраам.
Он сделал один шаг навстречу и сказал Господу:
«Погибнет невинный вместе со злодеем? Вдруг есть среди них пятьдесят праведных? Не отнимешь ли милости Твоей от города ради пятидесяти праведных среди них?»
Голос Авраама звучал глухо и сдавленно, комок в горле и слезы, готовые политься по морщинистым щекам, мешали, но он боролся... он побеждал.
«Да не свершится умерщвление справедливых и беззаконных, честных и преступных, да не будет! Судящий землю поступит справедливо!»
«Найду среди жителей Содома пятьдесят праведных – прощу всю эту местность».
«Решаюсь сказать Господу, я, пыль и пепел. Если до пятидесяти праведников не хватит пяти, то из-за пяти уничтожишь город?»
«Растленных – найду сорок пять».
Авраам продолжал спрашивать, словно преследуя по пятам, боясь остановиться, избегая пауз, настигая, стремясь сократить дистанцию... сейчас... сейчас все будет кончено...
«А когда найдешь сорок?..»
«Не совершу из-за сорока».
«Пусть гневается Адонай, но скажу: достаточно ли будет тридцати?»
«Не исполню, найдя тридцать».
«Решаюсь сказать, Господь: найдется ли двадцать?»
«Не погублю, если двадцать».
«Раздражая Владыку, спрошу последний раз: достаточно десяти?!.»
«Не уничтожу ради десяти».
Сказав, посмотрел Господь в глаза Аврааму. И пошел домой Авраам.
«Я вижу, как разрушает дьявол – умы и души, тела и судьбы, и ревность, как магма в вулкане, поднимается во Мне. Жестокое насилие над братьями своими покроет Содом и Гоморру, Адму и Севоим позором, облечет посрамлением, окутает погибелью и уничтожением, и они изчезнут навсегда. Ливнем могучим изольются пыль, сажа и пепел, обрушившись с небес, чтобы опустошать, истреблять и губить. Жару ярости, яду гнева преданы сорняки и терновник! Я нападаю и сражаюсь, выжигая дотла!»
Это осталось в сердце навсегда. Эхо, прозвучавшее в вечности. Огонь и дым, и вопль из огня. Мертвящий ужас. Последнее отчаяние. Рев пламени. Содрогающаяся земля.
Гнев Божий – натянутый лук, суд Его – пущенная стрела.
«О, неистовство ревности Отца моего! Страшен ее пожар!.. Уверения в любви того, кто не ревнует – жалкая ложь равнодушного. Любовь – это наваждение, это сон наяву и бессонные ночи, это преследование по пятам, это часы, дни и месяцы, исчезнувшие в ожидании, это мысли, не покидающие сознание ни на мгновение, это жгучая, испепеляющая ревность по поводу и без повода. Ты любишь, но гнев Твой ужасен и смертоносна ярость! Пусть грех умрет, пусть даже память о грехе умрет и засохнет!»
«Отправившись в южные земли, Авраам жил в Кадесе, что в пустыне Сур, и, странствуя, расположился в Гераре, как пришелец. И говорил о Сарре, жене своей, что она сестра ему. Авимелех, царь Герара, послал за Саррой и принял ее».
- Опять вранье! Как Бог мог сказать тебе об Исааке, разве ты чистый сосуд?! Ты сам все это придумал! Ты просто сошел с ума и все это придумал сам! Бес в тебе! Отрекайся, пока не поздно! Покайся в обольщении, Бог простит тебя! Ты слышишь?!
- Это хорошо, что царь Герарский не успел сблизиться с Саррой! Чем бы все кончилось – неизвестно, а все из-за твоего малодушия и неверия! И кому ты после этого докажешь, что Бог сказал тебе об Исааке? Как Бог вообще может говорить с подобными типами?! Бедный Авимелех чуть концы не отдал той ночью, когда Бог пришел к нему во сне, самом кошмарном за всю его жизнь, и сказал: «Умрешь за женщину, которую ты принял: она замужем!» Обливаясь холодным потом, – сведенные судорогой ужаса губы и онемевший язык почти не слушались, – царь отвечал: «Владыка! Он сказал: сестра! Он назвал себя ее братом! Не погуби непорочное сердце и невинные руки! Я не знал!»
- Твой справедливый Бог вполне мог бы поразить и царя, и подданых его, а ведь они в этом случае были ни при чем. По твоей вине, Авраам. Конечно, после подобного внушения тебе и жену вернули, и отступного дали тысячу серебром, а впридачу еще штат прислуги, да по стаду овец и коров, все отборные, не дай Бог чтоб изъян какой! – сам царь проверял! А тебя он только спросил кротко: «Как понять то, что ты сделал?» Иными словами, как изволите вас понимать, преподобный Аврааме? Ну, а отговорки типа: «все мы братья, дети Адама и Евы, род человеческий» и так далее... это все понятно, слов прибавляется, авторитет падает. Такие дела.
«Посетил Господь Сарру, исполнив возвещенное Им. Забеременела Сарра и родила Аврааму сына старости в назначенный срок, как было сказано Богом Всевышним, и дал Авраам имя новорожденному сыну: Исаак. Обрезал Авраам Исаака, сына, на восьмой день, по заповеди Божьей».
И было тогда Аврааму сто лет, когда родился у него сын по имени Исаак, от Сарры, жены его.
«Есть молодые юноши и у них – сердца стариков. Но есть столетние старцы и у них – сердца юношей».
Авраам вспоминал первые месяцы жизни Исаака, когда они с Саррой прислушивались к его дыханию, вставали к колыбели, если он начинал плакать... Сарра повторяла: «Смех мой, Исаак мой, радость моя!»
«Для кого-то это, может быть, было смешно и странно: девяностолетняя кормилица с младенцем на руках. Можно посмеяться, услыхав: «Старость родила сына!» А можно склониться в благоговейном трепете, каждый день видя воплощенное чудо».
«Выросший мальчик был отнят от груди и Авраам устроил великое пиршество в тот день».
Однажды, заигравшись, – Исааку было тогда лет пять, – забыв о возрасте, шаля, как дитя, счастливый Авраам услышал от смеющегося сына: «Папа, ты такой смешной, когда веселый!»
«Ты снова учил меня, Адонай, что значит быть отцом. С каждым днем я все отчетливее понимал: мой Исаак – это бесценный подарок моего Господа, Который желает научить моего ребенка через меня и научить меня через моего сына. Тебе нравится в нас – как во всяком любимом ребенке любящему отцу – как мы едим, двигаемся, общаемся. Ты только не терпишь грех в нашей жизни и когда мы ненавидим друг друга... Ты дал нам наших детей. Но Ты также дал нашим детям нас! Мы призваны служить нашим детям, умножая благословение, доверенное нам. Отец, Тебе есть, что сказать нашим детям и сделать это через нас. А мы учимся у них, удивительных учителей. Как искать лица Божия? Как ищут родительского внимания дети. Они заходят так, чтобы их видели. Они заглядывают в глаза. Теребят за рукав. Повышают свой голос. Они не боятся повторять несколько раз, много раз! Они ищут, ищут – и находят! Дети учат нас тому, что по сердцу нашему Отцу: я говорю «не скоро», а сын уверяет «скоро!», когда просит чего-то. Как дети учатся говорить? Они начинают, не умея, вначале ничего не понятно, но они говорят, говорят и выучиваются. Когда дети говорят нечто совершенно банальное, родителей радует это и умиляет. Поняв это, я не боюсь говорить моему Небесному Отцу – в простоте – все, что думаю. Не оцеживать комариков, чтобы не поглотить верблюда: от комплекса неполноценности до лицемерия и религиозной фальши – в жизни и на молитве в том числе! – меньше одного шага! Быть, как дитя! И пусть от полноты сердца моего говорят уста мои! Когда дети бегут навстречу своему любимому отцу, они восклицают, они поднимают руки, с распростертыми объятиями они летят ему навстречу! Они не стоят, как столб, они не ожидают его, стоя на коленях, – они летят навстречу! И если молитва о моей жене – это молитва обо мне самом, молитва о твоем муже – это молитва о тебе самой, то молитва о наших детях – это молитва о нашем будущем...»
«Видела Сарра, что сын Агари Египтянки, рожденный Аврааму, забавляется и говорила Аврааму: «Изгони рабыню и сына ее, чтобы не лишил он наследственного владения моего сына Исаака».
Сильно огорчило это слово Авраама, было досадно ему и скорбел он из-за сына. Бог сказал Аврааму: «Опечален ты из-за мальчика служанки. Послушайся сказанного Саррой, в Исааке назван будет род твой. Сын же служанки положит начало роду язычников».
Авраам встал ранним утром, с рассветом, взял еды и бурдюк с водой, принес Агари, помог ей возложить кладь на плечи, и отослал ее вместе с сыном».
- Авраам, «отец множества»... какой ты «отец множества»?! Двое сыновей. Один, от рабыньки, неизвестно где, изгнан собственным отцом из родного дома. Второго ты завтра убьешь. Где твое множество, Ав-ра-ам?.. Ав-ра-ам... Злая шутка судьбы.
- Но ведь все в порядке, Исаак с тобой, ложись спать, а завтра все забудется, как страшный сон. Ты еще не испил чашу радости до дна, Авраам!
- Ладно, выпей хотя-бы немного вина, для храбрости... ведь это не грех.
- К чему теперь все?.. жизнь потеряла смысл. Святость – че-пу-хаа-аа!... Расслабся, старик. Выпей вина. Лучшего твоего вина. Позови молодых девушек. Помнишь, как они танцевали на празднике? И пусть все горит огнем! Жизнь окончена. Смысл потерян. Осталась скорлупа. Песня допета. Лишь эхо звучит последние мгновения. Оторви от этой жизни хоть клок. Оторвись на этом последнем вираже, Аврааммм!.. Оторрррвись! Эй, старик, эта ночь – для тебя! А завтра будет новый день. Ведь Бог творит все новое. Поэтому завтра – новый день. Новый. С нуля. И никуда ты не пойдешь. Исаак – твой сын. Твоя собственность. И никто, кроме тебя, не вправе решать его судьбу. А ты уже решил. Ведь ты уже решил, Авраам? Ведь ты уже решил?!
«Сын Мой, не смотри на грех, не озирайся назад, там только прах и тлен, и пылающий огонь. Смотри вперед, посмотри Мне в глаза и тебе расхочется грешить».
«Искушение – во времени. Победа – вне времени. Искушение временно. Победа вечна. Довольно о прошлом, сегодня Господь зовет к новой победе! Победа – это именно то, что нужно сейчас! Это прыжок моей веры. Прыжок – это когда нет опоры на землю, когда летишь и только на Бога надежда. Я открываю мое сердце для Твоего огня, в котором сила, святость, победа, помазание. Слава Тебе, Верный мой! Твоя верность да будет моею!»
- Неужели тебе все равно? Неужели ты в состоянии так просто перечеркнуть всю свою – и не только свою! – жизнь?! Ради чего? Зачем ты жил? К чему тогда всё? И что остается? Умереть в надежде, что в вечности ты будешь с Исааком, с Саррой, со всеми, кто так дорог тебе? Не слишком ли дорого тебе приходится платить твоему благому Богу? Платить за то, что ты и так уже заслужил. Подумай. И не спеши совершать непоправимое. Да, непоправимое!
- Подумай, как ты будешь возвращаться домой? Что ты скажешь твоей Сарре? Что ты скажешь матери, убийца?! И что подумают о тебе люди? С тобой никто не будет разговаривать до конца твоих дней, это хуже, чем проказа! «О, этот благочестивый Авраам... Этот безумный, жестокий старик... Лучше обойти его десятой дорогой, вдруг ему взбредет в голову еще кого-нибудь принести в жертву! Ужасный человек. Человек ли он вообще?! Разве люди так поступают?»
- Ты так похож на Каина, Авраам: боголюбивый человекоубийца...
«Когда лицом к лицу мы встретимся с Тобой, Твоя рука обнимет мои плечи, станет светло и радостно. Наверное, я буду молча плакать от счастья, которое пришло и уже никогда, никогда, никогда не уйдет».
Рассвет. На фоне светлеющего неба с блекнущими искрами звезд – узкое лицо, нос с горбинкой, под густыми седыми бровями – спокойные, умные глаза старика, который видел если не все, то почти все, что можно увидеть под солнцем, начинающим свой дневной путь.
«Бог усмотрит. Ему не нужен Исаак. Зачем Ему Исаак? Разве для этого Он дал его нам, чтобы забрать? И что дальше? Ведь это Бог. Он – усмотрит. Я знаю, ибо – верю. Мое знание – это моя вера. Моя вера не подводила меня. И не подведет на этот раз. Поднимайся из твоих руин, Авраам, тебя ждет одно важное дело. Бог покажет жертву».
Авраам медленно встает на затекшие ноги. Некоторое время стоит неподвижно. Потом идет будить Исаака.
...Той ночью Авраам заново пережил многое из своего прошлого. Последний экзамен требовал предельных усилий и в дело шло все, самые незначительные детали былого, приобретая неожиданно большую значимость, могли помочь его вере или ослабить ее. Не так уж легко, «забывая заднее, простираться вперед». Аврааму на это потребовалась ночь. К утру он был готов. И он пошел...
«Клятву даю, изреченную Сущим, из-за Которого ты приготовился совершить дело, не щадя сына единородного: потомков твоих прославлю, сделав великими, как звезды небес; благословляя, умножу детей твоих, подобно песчинкам пределов морских; они завладеют вратами противника; народы земли преклонятся пред Семенем, Который есть награда за то, что ты был послушен призыву».
С. Проуторов
Январь, 2003 г.
1 Псалтирь, струнный щипковый инструмент.
2 Храм, культовое сооружение.
3 «В начале сотворил Бог небо и землю».
4 «Я — Бог Всемогущий, ходи передо Мной и будь непорочен».
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
интересный расказ, но очень много слов паразитов, а ведь за каждое слово дадим ответ в день суда. А если мы дети Божии мы должны особенно следить за тем, что говорим и пишем.
