В начале четвёртой стражи инок Авраамий как обычно открыл глаза. Келья освещалась слабым светом лампады. Не торопясь, он зажёг свечу перед иконой Спасителя и приготовился к молитве. Плечо после всех событий ещё побаливало. Кто-то мягко, но уверенно подергал дверь.
- Войди, Ефрем - отозвался Авраамий.
В келью проник запах прогретой на солнце пыли, сухой травы и сладковатой горечи. Вошедший был примерно одного роста с ним. Лицо с короткой бородой и темным загаром. На голове монашеский кукуль. Это был не Ефрем.
-Eirini to oiko touto* - сказал гость.
- Неужели это он? - подумал Авраамий.
- Не всякому духу верьте, - произнёс ночной посетитель.
Стороннему наблюдателю невозможно было бы понять, поучает он инока или насмехается. Рот не кривился, зубы не скалились, спокойные глаза и взгляд. Да взгляд. Авраамий знал этот взгляд. С таким лицом можно сидеть на пиру, и никто не скажет, что он угрюм. С ним можно гладить по голове ребёнка и тому и в голову не придёт, что, говорящий ему, строг, только потому, что не улыбается. Он видел в глубине его глаз радость. Сдерживаемую ровную радость, о которой апостол сказал "Всегда радуйтесь...". Видимо в ответном порыве в душе инока затеплилась такая же радость. Плечо перестало болеть.
- Сотвори молитву. Я подожду.
Авраамий обернулся к иконе и начал молиться:
- Отче наш ...
Это была всё та же молитва ... и не та. Слова как бы проходили перед глазами и, увеличиваясь, возносились вверх. И вот он уже сам наверху вместе с ними, и между ними он успевал обозревать и небеса, и грешную землю, и сияние Спасителя. С последними словами, "...от лукавого" , он уже знал. Да это Антоний.
Три дня назад, когда его влачили по улицам, как злодея он в молитве обратился к нему.
- Присаживайтесь, отче - попросил, поклонившись, Авраамий.
Удивителен был разговор этих двух монахов. Один говорил на коптском, перемежая свои слова греческими, другой на своём славянском. Оба полностью понимали друг друга.
- Ты говорил, что Адам не провинился перед Богом.
- Я не говорил этого на суде.
Авраамий вспомнил судилище. Если бы Бог не смягчил сердца князя и бояр, смоленские игумены и иереи растерзали бы его. Тогда и открылись иноку слова Евангелия о Моисеевом седалище, что пока есть Церковь, пока есть храм в нём всегда будут сидеть книжники и фарисеи. Это один из соблазнов, которому надобно прийти. В сравнении с ним всякие еретики, лжепророки и какие-то там новые апостолы - просто несмышлёные дети.
- Сам усомнился?
- Но ведь были прокляты и змей, и земля, и люди.
- Были ли это слова проклятия? Или это были слова предупреждения, заповедь о возможных последствиях, сказанная ещё до вкушения плода?
- Но ведь они были изгнаны.
- А может быть ушли сами?
- Отче, разве Адам не любил Бога?
- Он любил Его и несравненно больше, чем Его любим мы.
* * *
Впервые Антоний посетил его в тот год, когда он стал пресвитером. Однажды после полунощницы Авраамий был в келье. Он сотворил молитву перед сном. В келью доносился убаюкивающий шум дождя, но сон не шёл. Почему-то вспомнились слова из дневного чтения Апостола:
"Яко всё, что в мире: похоть плотская, похоть очей и гордость житейская, не есть от Отца, но от мира сего".
- Где я раньше читал подобное? - силился вспомнить инок.
Пришло мягкое, знакомое, всегда радостно волнующее чувство соприкосновения с тайной.
Он встал, зажёг свечу от лампады и раскрыл книгу Бытия.
" И увидела жена, что дерево хорошо для пищи, и что оно приятно для глаз и вожделенно, потому что дает знание..."
- Как до вкушения плода могли возникнуть в Еве похоти, которые суть плоды вкушения? - поразился Авраамий - Почему Антоний Великий пишет:
"Ева, по неразумию своему прельстившись надеждою
получить бессмертие и Божественность, была обманута диаволом."?
Свеча погасла, инок опустился на колени и стал усиленно молиться.
Он не слышал, как вошёл Антоний. Вместе с ним, не смотря на дождь, в келью вошёл запах зноя полуденного дня. В тот раз его приход был для Авраамия настолько естественен, что он и не задумался, что вот так же к инокам приходит и дьявол.
- Ты сомневаешься, что диавол обманул Еву?
- Но ведь чтобы, там не произошло, душа Евы не подверглась тлению. Получается, что диавол говорил о душе, а Ева, превосходящая его в совершенстве и близости к Богу, оказалась непонятливой и неопытной в сравнении с ним, служебным духом. Отче, ведь диавол всего лишь служебный дух! - голос Авраамия задрожал.
Антоний смотрел спокойно, но очи его горели. Они смотрели друг другу прямо в глаза. Это не был поединок взглядов. Это было тем самым со-зерцанием, в котором участвует Слово. Что видел Антоний в этом со-зерцании? Но сам Авраамий видел в глубине его глаз любовь и тайну, радость и готовность раскрыть эту тайну.
- Разве ты не видишь, adelfe** , что Бог сказал одно, а сатана другое? Разве ты не видишь, что люди выбрали слово сатаны?
- Я вижу это, отче. Но я не понимаю, как у людей могло возникнуть какое-либо желание, кроме желания быть с Богом? Ведь все остальные желания, как говорит апостол суть мирские похоти, похоти падшего мира, но ведь падший мир появился только после падения, только после вкушения плода Адамом.
Авраамий всё ещё стоял на коленях. Антоний у входа. Дверь за ним была закрыта. Дождь прекратился. Стояла тишина, которую не нарушал ни единый звук. Как будто природа замерла перед раскрытием тайны.
- adelfe, все слова Евы и были желанием к Богу.
- Отче, так за что же были наказаны прародители? Разве тот кто любит наказывает?
Антоний открыл дверь и, выходя, сказал, то, что уже и так понял Авраамий.
- Никакого наказания не было.
Когда зазвонил колокол к утренней Авраамий ещё стоял на коленях.
После дневной трапезы игумен призвал инока. Беседа была о принятии сана.
Через неделю Авраамий стал пресвитером.
* * *
После судилища епископ перевёл Авраамия в прежний монастырь и запретил совершать литургию.
Пребывая в скорби, Авраамий все эти дни, а точнее ночи, проводил в беседах с Антонием.
- Отче, если Адам любил Бога и за свой выбор он не был наказан, почему и Вы, отче, и святитель Иоанн Златоуст, и преподобный Ефрем Сирский и многие отцы писали о вине и наказании?
- Кому писали, adelfe? Рабам плоти, тем про которых апостол сказал: " их Бог - чрево".
Писали, да чтобы остановить их падение. Как только человек устремляется к Богу, он перестаёт падать. Он вспоминает, что он не раб и даже не наёмник, но сын, любимый сын. А кто сыновья Бога?
- Боги - вымолвил в ответ, поражённый инок.
- Воистину, adelfe. Скоро ты сам убедишься в этом. - Антоний помолчал.
- Епископ призовёт тебя молиться о дожде, ибо засуха поразила ваш край.
Авраамий задумался, печать сомнения легла на впалое лицо аскета.
- Большое испытание ждёт тебя, adelfe.
Летописи доносят до нас, что епископ Игнатий призывал св. Авраамия и просил молиться о страждущем граде. Бог услышал молитву святого: "Еще преподобному не дошедшу своея келия, одожди Бог на землю дождь", и с этого времени возобновилось почитание Авраамия и стечение к нему народа.
_________________________________________________________________
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
