Метания разума в поисках Бога

Я родился в самый расцвет «хрущевского атеизма» в 1961 году, год выхода человека в космос, эпоху наивных ожиданий «светлого будущего», надежд на освоение человеком жизни в космосе, контакты с другими внеземными цивилизациями. Это было время, когда «физики» были в почете, а «лирики в загоне». Вся эпоха 1960-ых гг., как рассказывали мне родители, была полна оптимизма в отличие от голодных 1930-1950-ых гг., пронизанных к тому же атмосферой страха. Шестидесятые же годы стали периодом оттепели, начала проникновения в СССР западной музыки и др. проявлений свободы, хотя и крайне ограниченной. Но в этот же период опять началось активное наступление на церковь, сам термин «церковь» подавался как нечто «темное», «отсталое», крайне реакционное. Вот в такое время довелось мне родиться, и с раннего детства жить в атмосфере квазидуховности.
Мои родители были инженерами на одном из крупных оборонных заводов г. Свердловска. Отец закончил Ленинградский военно-механический институт и Университет марксизма-ленинизма, был парторгом конструкторского бюро, ведущим конструктором. Он метался между двумя направлениями профессиональной карьеры: партийная работа, и совершенствование, как инженера-конструктора. Победило первое направление, и отец стал секретарем парткома предприятия, на котором работало почти 18 тысяч человек. Профессиональная партийная деятельность оказалась для отца неудачной и через несколько лет его отстранили от должности, и он стал рядовым заместителем начальника отдела. В дальнейшем он стал начальником службы технического контроля, но, уже на другом предприятии, и в другом городе, куда мы переехали через несколько лет после снятия отца с относительно высокой партийной должности.
Отец был убежденным атеистом, однако, как и мать крещенным в детстве. Бабушка, мать отца, была верующим человеком (как тогда говорили «темным»). Мы смеялись над ее верой. Не знаю, можно ли было назвать бабушку глубоко воцерковленным человеком, но она ходила в церковь на причастие раза 4-5 в год, пыталась соблюдать посты, дома прятала в своих узелках иконки. Вера сделала ее добрым человеком, ее все любили за добрую простоту и детскость души. Она умерла в 93 года на пасху. Бабушка крестила мою сестру, когда та жила с ней в Орехово-Зуево. После того, как сестре исполнилось три года, они с бабушкой переехали к отцу в г. Свердловск, а там и я родился. Меня же крестить в детстве бабушке отец не разрешил, наверное, чтобы не иметь проблем в парткоме конструкторского бюро. Так и рос я не рожденным в Духе.
Воспитывали меня с детства, как дома, так и в школе, в духе атеизма, веры в победу коммунизма на земле, в рамках атеистического мировоззрения. Как сказал известный богослов А.И. Осипов, есть только два кардинальных мировоззрения: первое утверждает конечность человеческого бытия (атеистическое), второе – вечность человеческой жизни или примат Живота Вечного над относительной временной жизнью. Из первого мировоззрения производной естественной ценностью будет «жизнь во имя своих собственных, личных интересов». Разумный эгоизм Гельвеция (когда я плачу не об умершем друге, а о самом себе, что мне будет не с кем поговорить) вполне естественен для атеизма. Хотя и такая утилитарная этика подразумевает выход за пределы «наличного бытия», устремление в хоть какое-то, пусть близкое «потом. Поэтому, на мой взгляд, для атеистического мировоззрения будет более естественным мировоззрение короля Людовика XVI, который сказал: «После меня хоть потоп». Действительно: «Пей и веселись моя душа, пока я жив» или, - «живи здесь и сейчас». Ценности же веры в «светлое будущее», «жизни ради других», «коллективизм» явно противоречили атеистическому мировоззрению, и я не мог в глубине души воспринять атеистическое мировоззрение, и чувствовал его противоречие с пропагандируемыми в рамках «советского варианта атеизма» ценностями, хотя в «светлое будущее» человечества верил. Итак, не воспринимал я атеистическое мировоззрение, в котором абсолютна только материя, и та «постоянно течет и меняется», единственное, что в ней есть абсолютного, - это вечность бытия или, собственно бытие, а не существование.
Я искал другого мировоззрения, но, так как «мозги мне промыли» основательно, прежде всего, материалистическими воззрениями, то я вполне естественно стал склоняться к гилозоизму, говорящему о вечности и материальности мысли (можно думать, - души). В 18 лет я ухватился за репринтное издание по йоге Воронова, которое также было проникнуто отмеченным гилозоизмом. Судя по всему, Воронов не был знаком с философией йоги, да и не знал, что у каждой системы философии в Индии, своя йога, ведущая к освобождению. Я начал практиковать по чуть-чуть хатха-йогу.
Но, надо отметить, что практика моя не была глубока, и я больше стремился к философскому осознанию бытия. Философия – это рационально аргументированное мировоззрение, а мой падший, разорванный и не целостный разум был склонен только к рациональной аргументации и других форм мировоззрения (например, умозрение в красках, - иконопись) я тогда не принимал, не был к ним готов. Никакого сердца во мне не было, только сухой и холодный разум, как у доктора Фауста из Гете. Конечно, я был человек эмоциональным, но это скорее были не эмоции сердца, а горячка или холодность «воспаленного» или «опустошенного» разума.
Таким образом, поиски смысла жизни, абсолютной основы бытия привели меня к бессистемному изучению философии. Я читал все, что можно было найти в библиотеках. Читал философию, изучал теоретическую физику на дилетантском профанированном уровне (смешно, но пытался в физических теориях найти основу бытия), зачитывался произведениями классиков русской литературы, теми, прежде всего, которые не давались в школьной программе: Достоевский, Гоголь, Лесков, ранний Горький. Я становился то платоником, то скептиком и т.д.
В конце 1980-ых гг. появилась хорошая (не профанированная) литература по индийской философии (а я в то время приторговывал дефицитными книгами по психологии, философии и др.) и я основательно погрузился в изучение систем индийской философии, даже купил учебник санскрита и стал изучать его в шрифте «деванагари». К этому времени я уже был убежденным идеалистом, верил в бессмертие духовной основы человека, в духовные законы, но теистом назвать меня было нельзя, так как в Бога-Творца, я еще не верил. Теистичное мировоззрение только у исповедывающих первый член Символа Веры. А это христиане, мусульмане и иудеи.
Постепенно я уверовал в Творца, и даже в Христа, но у меня сформировалось четкое гностическое мировоззрение, то есть, я смотрел на материю и тело, как источники зла, от которого если не освободиться, то, по крайней мере, надо стремиться обуздать, подчинить духу. Правда, Господь не попустил моего полного падения в гностицизм, элементы «оптимизма и радости жизни» во мне еще присутствовали. Незадолго до своего крещения мне протестанты, которые в начале 1990-ых гг. наводнили «города и веси» территории бывшего СССР, дали почитать евангелие от Матфея. Я читал и зачитывался, читал и зачитывался! Что-то было в нем простое и истинное, что я в глубине души чувствовал, но не понимал разумом. Естественно, я попытался для себя истолковать евангелие от Матфея в своем гностическом ключе, исказить истину Христову теориями своего падшего разума. У меня сформировалось смутное желание креститься. Вот так Св. писание может поставить человека на путь к вере быстрее, чем вся философия и все «концепции современного естествознания».
В 1995 году я познакомился со своей будущей женой и переехал в г. Фрязино Московской области. Здесь я крестился, мы обвенчались с женой, но воцерковляться не стал, то есть, я не участвовал в Евхаристии, так как не верил еще в реальность человеческой природы Христа, а при таком понимании причастие или бессмысленно, или просто символ! В целом я был христианином-гностиком, если можно считать гностиков христианами. Чтобы навести порядок в своей голове, я поступил заочно на философский факультет, где системно прошел всю философию от античной до русской религиозной. Так как я уже многое знал, учеба только углубила и систематизировала мои знания. Если оглянуться назад и посмотреть на вектор движения моего разума, то можно сказать, что это было постепенное в течение шести лет восхождение разума к истинам православной веры, выраженных в Никео-Константинопольском символе веры. Окончательное утверждение моего разума в истинах православной веры произошло после знакомства с русской религиозной философией, прежде всего, с духовно-академической школой, развивавшейся в семинариях и духовных академиях России. Это были труды прот. С. Булгакова, о. Павла Флоренского, проф. метафизики и логики КДА В.И. Несмелова, прот. В. Зеньковского и др. Я понял четко, что христианская философия, а такая есть, так назвал свой 3-томный труд прот. В. Зеньковский, преодолевает все противоречия дохристианской, «естественной», языческой философии, антиномии человеческого разума. С этого момента меня уже не интересовала философия, хотя я и уделял иногда ей внимание, и я перешел к изучению богословия, к сожалению, также бессистемному.
Но через какое-то время я вдруг осознал, что без участия в таинствах все эти движения разума являются не более чем сотрясением воздуха словами или мыслями. Я пошел, исповедался и причастился в Жегаловском храме. В это время мы переехали с женой в с. Гребнево, и я начал посещать Гребневский храм, участвуя в таинствах исповеди и Евхаристии. И здесь я благодарен строгости батюшки, который мне сразу и строго сказал, что на исповедь и причастие надо ходить как минимум один раз в месяц. Первое время я ходил на исповедь и причастие не реже раза в месяц, отчасти следуя указанному мне правилу и без истинного желания, но в последнее время я уже почувствовал необходимость причастия для себя. Это необъяснимо для меня разумом, я просто начал жить от причастия до причастия, то есть, Евхаристия постепенно становится центральным моментом моей жизни, хотя в целом до такого состояния Духа, мне, наверное, еще далеко.
Полностью мой разум еще не обрел покоя, да я думаю, и не обретет в этом мире. Но он стал более спокойным, почувствовал твердый фундамент под собой. С укреплением разума в истинах православной веры, я почувствовал, что во мне и сердце «маленькими шажками» стала просыпаться, а сердце и разум вместе стали двигаться друг к другу, хотя до встречи им еще ой как далеко!!!
Таким образом, я пришел ко Христу через медленное восхождение разума, а сердце долго еще оставалось «сухим», в какой-то степени «сухо» и сейчас. Хорошо или плохо прийти к Богу через разум, а, не наоборот, сначала уверовать, а потом начать познавать истины веры разумом? Не знаю! У меня не было другого пути, к сожалению! Не было его и у многих моих сверстников, рожденных и выросших в СССР. Я задал соответствующий вопрос в Интернете на православном ресурсе. Мне ответили из Нижегородской епархии следующее: «свт. Филарет Дроздов сказал: «Вера всегда должна начинаться в разуме, а укореняться в сердце». От себя могу только сказать, что вера Христова несет людям «истинный свет Разума», «просвещает разум Светом Христовым», и каждый христианин должен стремиться «осветить» свой разум истинами, выраженными в Св. Писании и Предании, тогда разум, «просвещенный Светом Христовым», укрепит вашу веру!!! Но лучше вначале уверовать «сердцем», на мой взгляд, а уже потом, в процессе воцерковления осветить веру разумом, но, ограничить его «верстовыми столбами», догматами православной веры. Конечно, такой путь доступен, прежде всего, тем, кто с раннего детства сердцем вошли в православие, хотя у каждого свой путь. Воцерковленные с молоком матери, также иногда уходят от церкви, что только свидетельствует о падшести человеческого состава. В варианте движения к Богу через разум, есть соблазн уклониться в ереси, как и было со мной, так как когда я прочитал историю церкви, то вдруг обнаружил, что все вариации христианства, которые раннее придумал мой «падший разум», являются давно известными и осужденными Церковью на Вселенских и Поместных соборах ереси!!!

Метания разума в поисках БогаПублицистика

Метания разума в поисках Бога
Публицистика