2 ч. 27 гл. Цена

Глава двадцать седьмая
Цена

19.00
В тот вечер Аня удалившись из больничного холла в свою индивидуальную палату, была в приподнятом настроении: она три часа провела в общении с бабулечкой санитаркой, в чтении и обсуждении Божьего Слова. Молодая, почти трижды мама, произвела на православную верующую в третьем поколении, самое наилучшие впечатление. Пожилая женщина сделала для себя открытие - оказывается и среди пятидесятников есть приятные и просветленные люди и Библия у них такая же. До этого она встречала только тех которые хотели сжечь ее иконы:
- Эта девочка сказала что ничего плохого в них нет, если я смотря на них с Живым Богом общаюсь, а не с деревяшкой раскрашенной. Как же можно с деревяшкой то? Я Богу молюсь. Господу нашему Иисусу Христу, Пресвятой Троице - Отцу, Сыну и Святому Духу и Пречистой Деве Марии. Какие уж тут деревяшки? Я же ни какая то там идолопоклонщица! Она мне еще такое странное рассказала, но мне все понятно стало. Говорит мол, если ты в разлуке с фотографиями родных разговариваешь, то ничего тут зазорного нет. Но, мол, если домой приедешь и на живых внимание не будешь обращать, а будешь дальше с фотографиями разговаривать? Вот так и Богом то… Ей хорошо, она Его слышит и видит без иконы. А вот мне с иконой как-то легче Его лик святой представить. Не буду же я к пустому углу обращаться? А вообще эти самые протестанты не такие страшные, как их рисуют, даже забавные. Ну и ничего страшного, что поют и хлопают. Это дело десятое, нравиться - пускай веселятся. Лишь бы любили Бога да всех людей, зла никому не творили, нуждающегося в беде не бросали.
В этот вечер Аню почему-то вдруг решили перевести в роддом хотя сроки ей позволяли пока лежать в гинекологии.
20.00
После плотного ужина Аня никак не могла примоститься чтобы прилечь почитать - дитя тревожно билось под сердцем. В палату вошла незнакомая медсестра с капельницей в руках.
- Капельнечку, Анна Андреевна!
Аня искрение изумилась:
- Зачем? Я и так себя чувствую отлично!
- А это не я, а врач вам приписал, потому что у вас маточка в тонусе! Магнезия вам чуток его послабит и все будет хорошо!
Аня в больнице послушно выполняла все предписания врачей и особо не вникала в состав и предназначение прописываемых ей медикаментов и процедур. Сейчас же почему-то вдруг ей стало очень любопытно:
- Зачем мне магнезия, если я не чувствую никакого тонуса?
Медсестра изобразила недоумение граничащие с обидой:
- Анна Андреевна я здесь не причем! Решайте все с врачами не хотите как хотите!
- Странно, меня же на обходе врач смотрел и ничего мне не говорил о капельнице…
- Не знаю я ничего! Я - человек маленький, мне сказали - я выполняю. Если вы отказываетесь от процедуры - пишите расписрочку, чтобы мне по шапке не надавали. Утром врач прейдет с ним будите выяснять, - медсестра обиженно закопылила губу и повернулась к выходу.
- Ладно, уж, - Аня не любила обижать людей - закатила рукав халата и подставила руку. После капельницы на нее навалилась сонливость, ребенок тоже успокоился.
22.00
Аня не могла дождаться, когда пройдет два часа, очень хотелось по нужде. Медсестру она так и не докричалась и взяв капельницу в руки, отправилась в туалет. Что-то теплое внезапно хлынуло по ногам.
- Кровь?! - Аня поднесла к глазам испачканные пальцы. Самое странное, что не было никакой паники или ужаса, просто констатация факта. Сунув халат между ног, Аня с капельницей в руках шагами японской женщины посеменила в ординаторскую, оставляя за собой кровавую дорожку.
Тут поднялся несусветный шум, гам, суета. Аню уложили в гинекологическое кресло и подставили эмалированный тазик. Тут же сменили капельницу, шумно выясняя какой …уак умудрился назначить женщине с предлежанием плаценты и кровянистыми выделениями магнезию, расслабляющую тонус и приоткрывающую шейку матки.
Тут же принялись вызывать искусственные роды, но после магнезии все применяемые врачами препараты производили на организм беременной женщины, истекающей кровью, такое же впечатление, как на мертвого горчичники. Аню стало знобить, она никаким усилием воли не могла унять мелкую дрожь во всем теле. Ее отсутствующие спокойствие беспокоило врачей, ей подносили нашатырь, щупали пульс, заговаривали зубы, интересовались самочувствием, которое у нее просто отсутствовало.
22.30
Аня ничего не чувствовала. Она просто молилась. Вначале она просто не позволяла страшным мыслям приземляться в своим сердце и надеялась до последнего на благополучный исход. Когда она попросила медсестру позвонить мужу, та отказалась мотивируя тем, что в таких случаях персонал не имеет права звонить родным пациентов. С третей попытки подкрепленной серебром, которое за все отвечает, особенно в столичных роддомах, Аня упросила акушерку позвонить подруге Вале.
- Ну и че сказать?
- Попросите, чтобы молилась.
Медсестра ехидно ухмыльнулась, но пошла к телефону.
Кровотечение не прекращалось. Аню стали готовить к операции. Вторая медсестра, оторвавшись от рассказа о том, как она провела вчерашний вечер, фыркнула:
- Если вы мне сейчас еще скажите, что вам, сектантам нельзя переливать кровь…
Но тут на подмогу подоспела акушерка, сердце которой смягчилось от материального благословения в кармане:
- Нет, ей можно она не "иегова", а "пятидесятница"! Это тем нельзя, а этим можно. Позвонила я, Анна Андреевна и все передала как вы просили!
Ане сунули зонд он больно оцарапал горло, вызывая безудержную рвоту. Обильный ужин забил тоненькую трубку и выходил естественным путем, пачкая Анины волосы.
- Ну, что же вы Анна Андреевна перед операцией творога с вареньем наелись? Вы бы еще сала натоптались! - хихикала медсестра, а акушерка цыкала на нее зубом:
- Так че она знала, что ли, че такое будет? Помолчи! Разболталась…
Схватки так и не начались и Аню увезли на операцию:
- Опять коридор…
23.00
Аня потеряла надежду и молила Бога только об одном, чтобы ребенок умер до того, как его извлекут из ее чрева. После укола в последние секунды, перед тем как впасть в забытье она попросила прощения у Бога и у своего не рожденного ребенка и приготовилась идти на небо.
Ане сделали малое кесарево сечение. После извлечения плода, кровотечение так и не прекращалось. Анестезиолог на грани нервного срыва орал на хирурга, чтобы тот скорее удалял все, что можно. Надо было спасать жизнь пациентке, но хирург почему-то медлил. Он молился и просил у Бога, в которого сам не верил, чтобы Он спас эту пощадил эту молодую и красивую женщину. Ведь после того, как ей удалят всю половую систему, она начнет быстро стареть и скоро превратиться в инвалида. Она еще сегодня утром говорила ему, что мечтает иметь минимум пятерых детей, а вот теперь ему среди ночи пришлось делать ей операцию.
Хирург недоумевал:
- Почему так, Господи? Одни в роддомах бросаю детей, другие рожают, как кошки в подворотнях, душат и топят их, потому что не имеют совести и средств к существованию. А здесь и желание и средства и люди верующие… И ничего нельзя сделать… Такая вот несправедливость, черт побери, Господи прости! Жена такого известного человека… И как же так получилось? Господи, только бы дело до суда не дошло!
23.30
Дело до суда не дошло. Кровотечение прекратилось также внезапно, как и началось, в тот самый момент, когда врач уже собирался взяться за скальпель. Ане перелили литр донорской крови и отправили в реанимацию.
27 июня 1998 года
09.10
На следующий день мужу пациентки позволили ее посетить. Слов не было они только долго молча держали друг друга за руки. Аня попыталась заглянуть Додику в глаза, но он их спрятал. У нее не было сил выяснять причину и только лишь печально улыбнулась и крепко сжала, побелевшими пальцами его дорожащую руку.
09.30
Заведующий чуть ли не стелился по полу перед известным музыкантом, приглашая его к себе в кабинет. Он долго что-то объяснял, оправдывался, приносил извинения и соболезнования. Он умолял не подавать в суд, а решить все полюбовно. Додик не слушал его, в ушах стучало:
- Ты захотел построить свою новую семью, украв счастье у друга? Так было и с твоим царственным теской, когда он возжелал ту, которая ему не принадлежала, и отправил на смерть преданного товарища. Теперь ты как и он должен заплатить цену.
Додик подписал бумагу о том, что претензий не имеет и тело ребенка забирать не будет. Увидеть мертвой свою не рожденную дочь - было выше его сил.
А в это время Аня тихо стегала в реанимации:
- Господи! Господи, почему, Отче, почему? Это милость Твоя? Да, Бог мой, спасибо тебе. За все Тебя буду благодарить и всегда и в радости и горе. Мое дитя сейчас с тобой - это главное. Моя доченька счастлива. Только с Тобой на небесах она будет по настоящему счастливой. Счастливыми дети могут стать только у счастливых родителей.
Что я натворила Господи?! Что я наделала?! Как я могла?! Как посмела?! За что я обманываю того, кого люблю и который любит меня? Додечка, такой искренний, заботливый настоящий, а я… Он думает что я… А я просто решила им заткнуть свою кровоточащую рану! Предательница! Его то я смогла обмануть, а вот себя нет. Себя не обманешь… Но разве я его не люблю? Люблю, очень-очень – жизнь готова за него отдать как и прежде, только он мне теперь, как брат, а я легла с ним в постель... Мы даже благословение получили не по-людски… Мы не спрашивали у Тебя, Боже, совета и разрешения - мы сами все себе придумали и поступили как сочли нужным. Тебя мы просто уведомили…
Ни я ни он родительского благословения не попросили и даже не сообщили им - тайком расписались, как воры… Господи! Папочка, милый папочка мой! Жив ли он еще? Как я могла подлая его опять таким страданиям подвергнуть? Тогда не появлялась - было стыдно, но не так, как сейчас, как я ему теперь в глаза буду смотреть? Что же мы натворили, Господи? Что же теперь делать?
Мы уважение, привязанность, дружбу потащили в постель, перемешали с сексом… Господи, как это все отвратительно! Я ведь так до сих пор и желаю только одного Диму, а Додик свою жену Лену! Нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Я просто воспользовалась его чувствами, его угнетением после потери, чтобы устроить свои дела: удочерить Лизу. Имела ли я на это право? Смела ли я распоряжаться судьбой этого ребенка? Может у Тебя был иной план на ее жизнь? Прости, я даже спросила у Тебя раньше… Сама все решила и… Может Ты усмотрел для Лизы совсем других родителей, тех, которые по настоящему счастливы и смогут ее вырастить такой, какой Ты ее хочешь видеть? Я - подлая эгоистка я ничего и никого не видела вокруг себя, я заставила весь мир вращаться вокруг моего желания удочерить Лизу. Не слишком ли высокая цена? Нельзя построить счастье на горе другого! Прости меня, Господи! Что же теперь делать? Рассказать все Додику и развестись с ним? Заставить его страдать еще сильнее и убить его? Но ведь обманывать его дальше – обречь на ту же смерть, только на медленном огне. Неужели мы так и будем теперь всю жизнь лгать, притворяться и изображать вид благочестия, не имея силы Твоей истинной любви?
Да мы были искренние и честнее во сто крат, тогда, много лет назад, когда впервые переспали, чем сейчас. Я сегодня же должна с Додиком поговорить, все объяснить, попросить прощения… Но Лиза! Как же Лиза? Что теперь будет с ней? Ведь мы еще не получили на руки документы о ее удочерении... Что делать?
Господи, я все в твои руки предаю! Пусть будет, что будет, но я должна распутать этот «гордеев узел», который сама и завязала. Для тебя, Господи нет ничего невозможного и я предаю свою жизнь, жизнь Додика, жизнь детей в Твои руки! И жизнь Димы… Милый мой, прости меня, чтобы там ни было - я больше не могу прятаться от себя самой от своей любви к тебе и обманывать весь мир. Я должна встретиться с тобой, поговорить, посмотреть тебе в глаза, простить и попросить прощения. Ты - отец моего сына и он должен видеть своего отца. Даже, если у тебя другая семья…
Если нельзя распутать этот узел, то разруби его, Господи!
Додик почему-то больше не появлялся, только звонил. А по телефону, что был бы за разговор? Аня не могла дождаться дня, когда выйдет из этого адского заточения. Шесть суток среди счастливых матерей, для женщины потерявшей желанное дитя – пытка, страшнее не придумаешь.
03 июля1998 года
В последнюю ночь перед выпиской и снятием швов ей уже не кололи успокаивающее и обезболивающие. Всю ночь под окнами Аня слушала рев машин, шум и смех. Она слышала жуткие голоса, которые насмехались над тем, как провели эту глупую овцу. Мол, она думает, что ее ребенок умер, а мы принесли его в жертву. Аня не сомкнула глаз, только под утро забылась тревожным сном.
Она вскочила в холодном поту, услышав в палате детский плач. рядом стояла детская кроватка, а в ней неподвижно лежал ребенок прикрытый с головой пеленочкой Дим Димыча в корабликах и ракушках. Аня подошла и сдернула ее, это был мячик и куча окровавленного тряпья. Она в ужасе отпрянула и наткнулась на сидящего на кровати худого, жуткого типа со впалыми щеками и горящими глазами, отдаленно напоминающего Сашу. Он тянул к ней свои костлявые руки и брызгая слюной требовал, чтобы она отдалась ему молча, а если она будет кричать и звать на помощь, то его люди, которые захватили весь роддом, убьют заложников - всех рожениц и всех детей.
Аню обуял праведный гнев, она с силой оттолкнула урода и выскочила в коридор. Там все было как-то не так, как всегда: не одной четкой линии, какие-то серо-салатовые стены и бледно желтая мебель. Слева от двери в углу толстая карлица во врачебном хирургическом халате пряталась за горкой из рулонов туалетной бумаги. Аня с ожесточением стала крушить пирамиду награждая карлицу ощутимыми пинками, которые той не причиняли ни малейшего вреда. Она лишь ехидно захихикала. Аня набрала воздуха в легкие, да бы молиться. Она теперь знала, кто это такая - та которую нельзя было победить никакими физическими усилиями.
Аня сама испугалась своего баса, словно на замедленной пластинке. Язык был как ватный, нечеловеческих усилий стоило заставить его шевелиться во рту. Рядом с карлицей появились еще двое маленький, толстый, и высокий, худой в таких же врачебных халатах. Они уцепились за Анины руки пытаясь ее затащить в комнату с размытыми стенами. Но она вдруг почувствовала такое непреодолимое желание свободы, что ощутила поток силы, что изливалась в нее. Аня физически ощутила данную ей свыше власть над этими больничными уродцами. Слова молитвы становились все внятнее, язык шевелился все легче и быстрее.
- Духи нечистые! Я, властью данной мне Господом моим, Иисусом Христом, запрещаю прикасаться ко мне! Я дочь Живого Бога! Я омыта и очищена Его кровью от всякого греха и вы не имеете никакого права даже находиться рядом со мной! Я приказываю вам убираться прочь во имя Иисуса !
Слова Божьи срывались с ее уст с такой яростной силой, что нечисть, спотыкаясь словно под ударами бича, бросилась на утек. Уродцы в панике заскочили в спасительную комнату с размытыми стенами и стали взбираться вверх по многочисленным лестницам и козлам.
06.00
Аня проснулась от собственного громкого голоса. В окно светило солнце. В палате все было по-прежнему, никакой детской кроватки. Обеспокоенная медсестра предложила пациентке успокоительное, но Аня отказалась. Теперь ее успокоительным и тонизирующим опять стал только один Бог.

2 ч. 27 гл. ЦенаПроза

2 ч. 27 гл. Цена
Проза