Насилие. 1 часть.

(На фото - кукла ручной работы Натальи Подкидышевой)

Предисловие.
"Насилие? - слишком громко сказано,"- скажете Вы, но нет, простите, совсем не громко. Ведь это вторжение не в физическую личную жизнь - это вторжение в самое средоточие чувств, нервов, эмоций, самую наготу разума. Хоть, без осознания глубины происходящего, это и может показаться пустяком, незаметной мелочью,- это насилие! Жестокое, неумолимое насилие. И после него, как и после физического надругательства, очень трудно восстановиться психически, эмоционально - духовно. А для некоторых - невозможно.
Некто сказал, что "психи" живут в своем, вымышленном мире, их когда-то называли "блаженными" - счастливыми. А что скажет Бог на то, что Вы кого-то "одарите" таким "блаженством"?!Его драгоценное, живое, умненькое, развитое дитя, бросите в яму безумия, в тьму из которой дьявол не даст выбраться из-за двери - обиды, цепи - самобичевания, зыбучих песков осознания собственной ничтожности и беспомощности. Это - НАСИЛИЕ!
"Вы слышали, что сказано древними: не прелюбодействуй.
А Я говорю вам, что всякий, кто смотрит на женщину с вожделением, уже прелюбодействовал с нею в сердце своем.
Если же правый глаз соблазняет тебя, вырви его и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геену.
И если правая твоя рука соблазняет тебя, отсеки ее и брось от себя, ибо лучше для тебя, чтобы погиб один из членов твоих, а не все тело твое было ввержено в геену." Ев. Матфея 5:27-30.
Наши мысли и желания реальнее самой реальной реальности.

Глава первая. "Красавчик".
Она так красива, что у него перехватывает дух каждый раз, когда посреди долгих разглядываний ее волос, лица, слежения за ее движениями. Легкими, порхающими, словно она и сама не стоит на земле, а парит, она вдруг поворачивается к нему и пристально всматривается в его широко раскрытые, хлопающие от неожиданности глаза. Слегка наклоняет голову вперед и смотрит, смотрит, куда-то глубоко внутрь, а он не в силах оторваться, наслаждаясь, хлопает глазами, будучи не в состоянии ни пошевелиться, ни что-либо сказать. Она с легкостью переводит взгляд с него куда-то еще, а он потом долго-долго вспоминает ее каштановые кудрявые волосы ,темно-серебряные с синей окаемкой глаза, пристально глядящие на него, ее руки... ее губы... В сердце поселилось и горит что-то другое, не такое, как по отношению к другим, роящимся толпой возле него девчонок. Он позволил себе любоваться, наслаждаться вниманием, созерцанием ее - чужой жены... А теперь... Теперь он не может без этих воспоминаний, без этих желаний, обуревающих им уже долгое-долгое, слишком долгое для него, - красавчика, время. Он не спорит с ними, не борется, не кается и не отказывается. Он ими упивается, принимая как должное, заслуженное внимание. Как одарение каждый... каждый жест и взгляд, направленный в его сторону. Она, она ,она! Она стала дороже всего на свете, центром средоточием всего его существа, опьяняющим до одурманивания. Если бы мог, бежал бы за ней по пятам, ходил бы, ловя каждое желание, подхватывая любую, самую безумную идею, воплощая в жизнь ЕЕ мечты. Он позволил, снова позволил себе мечтать. То он представил себя с ней на море, то в горах, в снежную метель, то спасал ее от обиды, утирая драгоценные слезинки... Целуя ЕЕ губы, лицо, целуя упрямые кудряшки, лаская нежные плечи...
Но в последнее время, когда он в своих фантазиях пытался к ней приблизиться, пред ним вырастала стена, он не мог проникнуть... Пробирался, силясь найти хотя бы щель и втиснуться в нее,но стена становилась все крепче. Нерушимая и надежная... Измотанный, он просиживал на подоконнике долгие часы, вглядываясь в темные ночные аллеи парка, представляя как обсыпал бы ее листьями осенней порой, или снежинками... Но его мечты теперь стали только его мечтами. Он не чувствовал взаимной связи с... Ней.
Сколько раз... Сколько раз ему нравились девочки-сокурсницы, первокурсницы, знакомые, девушки его друзей... Они были открыты. Он флиртовал с ними, бросая приветливые дымчатые взгляды , пара фраз и все - дверь открыта. Он мог мечтать о любой из них и балдеть, наслаждаясь потоком разнообразных ощущений, чувств, подпитываясь вниманием ничего не подозревающих девчат. Он прикасался к ним в своих фантазиях, испытывая чувства никогда не пережитые им в реальности.
Красавчик - самый красивый парень в семинарии: карие глаза, черная челка, спадающая на лицо на уровне ушей, густые брови - два крыла летящей чайки, прямой красивый нос и средней полноты губы, смазливо улыбающиеся во флирте, рассыпая завлекающие флюиды. Ему оччень легко было влюбить в себя любую из наивных девушек, засматривающихся на него, А в семинарии их так много...

Глава вторая. "Колибри"
Однажды, примерно больше полугода назад, он познакомился, точнее его случайно сокурсник познакомил со своей сестрой: хрумкая рыжеволосая девушка с длинными - по пояс, вьющимися от природы мелкими волнами волосами, ослепительной улыбкой, огромными, слегка подкрашенными, ресницами, вокруг голубых, как весеннее небо глаз, острым, слегка вздернутым вверх носиком и взлетевшими, словно от удивления, аккуратными бровями. Милая колибри, щебечущая о своих вопросах и ответах, с хорошим чувством юмора и покладистым характером - дорогая нежная душа, она и подумать не могла, что такой парень обратит на нее внимание. Она даже старалась не смотреть в его сторону, чтобы не принимать и не позволить себе думать, что его взгляды, знаки внимания, нечаянные прикосновения - это нечто большее, чем просто дружба. Ей он был абсолютно безразличен как парень, но дорог, как друг ее брата.
Когда однажды ночью она увидела странный сон, не похожий на сон, то испугалась, что влюблена. Но проверив свои чувства и отношение к другу брата, поняла, что он по-прежнему безразличен ей... Но "сон" продолжался, как нескончаемый кошмар и в следующую и в последующую ночь: друг входил к ней, прикасался, все так же смазливо улыбаясь, увлекая ее за собой куда ему вздумается... Она хотела кричать, но голос исчез, она отбивалась, но руки не слушались, словно она бестелесное создание, которое кто-то жестокий лишил силы справиться, бороться и побеждать. Милое создание, он решила, что это скоро пройдет : "Наваждение, блажь... Но это не я! Я не хочу этого! Я не хочу его. Только не он... Почему со мной это происходит?"
Наконец, после недели почти бессонных ночей, она решилась рассказать обо всем брату. Рассказала о том, кто приходит к ней по ночам, сто делает и как плохо ей от этих прикосновений: словно душу вынимают и связывают, заставляя наблюдать за происходящим с ней против ее воли.
- Ты любишь его? Ты влюбилась? - недоверчиво спросил брат.
- Да нет же! Нет! Разве я жаловалась бы на себя?! На себя! Я не люблю! И чем дальше, тем мне противнее. Омерзительно! Я начинаю ненавидеть! Поверь же! Поговори с ним - это он виноват!
- Я когда-то слышал о таком... Но чтобы поверить? - опозорюсь я с тобой.- Она таким умоляющим взглядом смотрела на него, что ему пришлось смириться.
Они стояли в кафе за барной стойкой, попивая кофе, она, сидя за столиком, наблюдала за ними, желая услышать его ответ. Но могла только вглядываться в шевеление губ, пытаясь различить слова.
- Скажи,- пытаясь как-бы между прочим задать интересующий вопрос, произнес брат,- М-мн... Даже не знаю с чего начать... М-мы с тобой верующие люди и ... оба понимаем, что мысли, тем более мысли верующих людей, они имеют силу влиять на духовный мир... Очень большую силу...- Он замялся, подбирая слова.
- Ну и...- подбодрил его друг.
- В общем... Ты думаешь о моей сестре?- он пристально посмотрел на друга, пытаясь различить фальшь в поведении, глазах во время ответа.
- Н-не больше, чем о других,- нахмурившись ответил тот, - а почему ты спрашиваешь? я ей не безразличен?- улыбнувшись подмигнул он другу.
- Ты не мечтаешь о ней?- Помня испуг, озабоченность и настойчивость сестренки, продолжал друг,- фантазия, мимолетная мысль?..
прижатый к стене, он изо всех сил старался не выдать себя, откинувшись на спинку стульчика и потянувшись, он невозмутимо произнес:
- Дружище, знаешь сколько девок за мной бегает?.. Успокойся.- он наклонился к другу и, пристально глядя ему в глаза, произнес,- мне - хватает.- Улыбнувшись девушке своей коронной ухмылкой, и беззаботно помахав ей пальчиками, красавчик ушел, оставив их обоих: ее в недоумении, его в раздумьях. Но... это был он! Всю последнюю неделю он каждый вечер "тащил" ее по всем местам, где ему самому хотелось побывать с красоткой вроде нее, любовался ее огненным морем волос, заглядывал в глаза, держа тоненькие пальчики в своих руках и... сам того не зная, не осознавая и не желая осознавать... Насиловал ее, возбуждаясь от одной мысли о том, сто она принадлежит ему: "Надо притормозить... Чувствительная... Поняла? ей все равно никто не поверит. Никто же не видит. Это невозможно доказать".- Он снова ухмыльнулся сам себе и успокоился.
А она - бедная девочка! она осталась одна, наедине со своими страхами, боясь ложиться спать. Брат накричал, говоря, что позорится из-за нее, что все невозможно.... Мама и папа - все равно не поверят: они так же далеки от духовной жизни, как и от Самого Бога. Иногда кошмар повторялся и не во время сна: " куда бежать? кому рассказать? даже брат не верит... Не поверит никто... А он?1 Как он может?"- Мысли роились в голове, сменяя одну за другой, опустошая душу разочарованием и обидой...
Он отступился, успокоился, переключился на другую девушку из круга потеснее, которую мог видеть каждый день. Иногда его харизма не срабатывала и девушка, оставаясь равнодушной, грубила и отталкивала его. Тогда он снова переключался, прихватив с собой "достоинства" отвергнувшей его притязания на фаворитство, девушки и "цеплял" их на другую, у которой они не дотягивали до его "стандарта" вожделения и сладострастия...
Он отступил, но только он... Дьявол никогда не пройдет мимо,- открытой человеком двери, даже если ее открыл другой человек. Он стал пользоваться страхом и незащищенностью маленькой милой колибри, входя, входя, входя и входя, все дальше отдаляя ее от любимых, родных и друзей.
Она чувствовала себя грязной, она боялась, что все вокруг видят все, что с ней происходит, знают о ней все: "Но я не люблю тебя!"- Кричала она в пустоту, когда демон с лицом друга снова и снова прикасался к ее обнаженной до раны душе. Перед глазами стояла ехидная ухмылка и пальчики во взмахе руки, словно: "Мы еще встретимся..." Она все больше просиживала дома, девичьи посиделки, учеба, музыка стали ей безразличны. Да и о чем она могла с ними говорить: о прочитанной впустую книге, из которой она ничего не поняла и не запомнила? О фильме, просмотренном ею с мамой открытыми, но незрячими глазами?.. О ...ночи?...
Мать, заметив состояние дочери, ее необычную молчаливость, забеспокоилась и отвела к психологу: "Ну, что я могу сказать? -думала девушка,- Если он сам не признался, а брат мне не верит...Они не поверят. Что я могу вам сказать? "- она промолчала, сеанс не принес никаких результатов, а кошмарные ночные измывательства продолжались и становились невыносимее и беспощадней.
Девушка решила прекратить все это страшным способом: она перестала есть, сидела у окна, постоянно глядя в никуда, изредка поглядывая то на мать, щебечущую возле нее о соседском коте, Ваське, который на нее прыгнул, напугав до смерти, то снова в окно. Она хотела сказать маме: "Не плачь, так будет лучше... Для меня и для всех"... Но только плакала, плакала, не вытирая слез, сотрясаемая объятиями плачущей мамы. Наконец, истощение достигло критической точки и ее пришлось поместить в клинику, где капельницами врачи "кормили" ее угасающее тело, пытаясь спасти еще теплившуюся в нем жизнь. Но та потихоньку угасала в изможденной демоном-плейбоем девушке.
Однажды брат, собираясь к ней, проходил мимо библиотеки, а друг из нее вышел:
- Эй! Куда летишь? ты уже своих не замечаешь... Привет!- Широко улыбаясь произнес друг,спешащему сокурснику.
- Привет,- словно в голове пронеслась слабо уловимая мысль, догадка, мало похожая на надежду, но все же. С тех пор они редко общались, но все же...- К сестре иду, в больницу... Хош со мной? - с легким подозрением глядя на друга, произнес брат.
- Н-ну, пош-шли. А че ей можно?- бодрясь произнес тот,- я апельсины куплю, пойдет?
- Она...- Но брат осекся и не стал объяснять - сам увидит.
Когда они вошли в палату, она сидела за столом, глядя куда-то в белоснежную скатерть, держа кулак в кулаке:худенькие руки стали почти прозрачными, исхудавшие личико уже мало походило на миле: оно потускнело и осунулось, брови и всегда задорно вздернутый носик посерели и опустились.
все так же яркими оставались лишь волосы.
- Привет, птичка,- стараясь не выдавать своей печали, произнес братишка и присел рядом с ней.
- Привет, - помахал рукой друг, после мимолетного взгляда, опустив глаза на табурет, стоящий сбоку от стола, и уселся на него.
Она смотрела на него широко раскрытыми глазами, брови поднялись, в лице появилось нечто похожее на надежду, надежду на то, что он подаст ей руку помощи своим признанием. Разобьет оковы, удерживающие ее в плену недоверия, прольет свет на то, что же с ней происходит на самом деле: "Скажи, скажи ему правду, скажи, что ты приходил,- она открыла рот и не смогла произнести ни слова, только еле еле шевелящийся язык да открытые, не моргающие до рези, глаза.- Скажи ему, что я не виновата, не обрекай меня... Признайся. Помоги мне поверить... в честь праведность. Пролей свет на то ,что со мной... Они должны знать... что я не такая...Признайся - забери себя от меня!"- Кричала она в своем сердце, но никто не мог ее услышать.
- Ну что ж, мне пора, - когда он увидел в каком она состоянии, ему стало не по себе: "Я же ни причем. Я давно уже... ни при чем..."- Пока, - он встал, чтобы уйти, взмахнул своей коронной прощальной распальцовкой и ушел.
Ее лицо снова осунулось: глаза поникли, брови опустились еще ниже,чем были раньше. Обреченность, разочарование, безысходная тоска и полное, гнетущее безразличие отобразились на нем. Опустошенная, она снова ушла в себя, глядя незрячими глазами в стол, воздух вдруг стал тяжелым так, что его трудно было вдыхать, ее губы приоткрылись, она медленно наклонилась в сторону и упала бы на холодный линолеум, если бы брат не поймал ее и подхватив на руки, легкую, как пушинка, не отнес в постель, подталкивая ногой капельницу.
Он плакал, глядя на нее несколько минут, потом упал на колени, склонясь к земле бросил руки на пол, и зарыдал, ка ребенок:
- Сестренка, цветочек мой аленький... Не сберег... Как же это? Милая, как же это?!
Через несколько дней она умерла.
Друг был на похоронах. "Невдомек" ему было от чего она умерла... Но он помнил ее последний взгляд: толи умоляющий, толи удивленный: "Разве можно так влюбляться? Дурочка... До смерти..."- Хмыкнул он в себе, размышляя, что же все таки означал тот - последний...
Он перестал "подолгу задерживаться" на девочках и стал чаще "переключаться", словно ощущая свою вину, чувствуя, что, наверное, часть ее в случившемся есть и на нем. Но только часть! Маленькая часть.

Глава третья. Она.

Глава третья. Она.

И вот – она! Женщина, старше его на 10 лет. Красива, как королева красоты. Умная, манящая, заводная, но неприступная, как крепость.
Приезжая к ним в гости, при виде ее, он замирал. Сначала реже, потом он почувствовал, что 3-4-х дней наслаждения фантазиями с ней ему стало маловато. 7… 9 и вот, уже месяц он не мог найти себе достойный объект для «переключения». Она. Она! И только она!! Занимала все его мысли, его время и дела. Если он что делал – думал: «а понравится ли ей?» Если что читал: «надо поделиться мыслями, - что скажет она». Если оставался один – принимался мечтать и бесстыдно разглядывать ее в своей душе, лелея надежду на то, что рано или поздно, она ответит на его чувство взаимностью. Он не мог есть, спать, думать… Незаметно для себя, он полюбил. ОН?! Как это могло случиться? Он никогда не допускал к себе мысли о том, чтобы вот так СЕБЯ отдать под ноги какой-то… ОНИ бегали за ним толпой, некоторые, даже не скрывая восторга. Но теперь – ОН перед собой видел строгий и холодный, с икринкой хитрости взгляд под длинной кудрявой челкой. Кудри обрамляли лицо и падали на глаза, окутывая образ неимоверно приятной манящей дымкой таинственности и неприступности.
Он только и мог, что вздохнуть, вспоминая драгоценные локоны. Ему стали неинтересны и флирт и его холеная улыбочка. И флюиды, о которых он давно забыл, наслаждаясь ЕЕ флюидами, ее красотой – не своей, ее прелестью, ее привлекательностью. Он забыл о себе, он перестал для себя существовать. В нем поселились она. Она заняла в его жизни единственный пьедестал, на котором, до сих пор, восседал только он.
А с недавних пор – эта стена. Вначале он легко мог «войти» к ней в свои фантазии, словно она сама звала и ждала его там, наслаждаясь в тайном убежище души, где никто не поймает, вместе с ним. Сладострастие, любовь, нега, нежность – как хотите, что хотите, - ему было сладко, будто она отвечает ему взаимностью и делает то же, что и он. Берет его, когда хочется и наслаждается. Ему было вкайф – он парил, упиваясь похотью к своей королеве…
Но теперь… его будто опускали в чан с холодной водой: «остынь, мой мальчик», - словно глухим эхом звучало каждый раз, когда он пытался «всласть приложиться» к ней. Горячий, как огонь, упрямо желая ее, снова и снова он пробивался, натыкаясь на ту же холодную стену с ледяной водой, окатывающей с ног до головы пронзительным осознанием: «Она не любит меня… Но ведь любила… Не любит!».- Звучало эхом в его голове,- не любит. Не любит. Меня… Меня!.. Не любит!».
Он вышел из своей комнаты и умылся холодной водой из крана, проведя мокрой рукой по груди, другой стирая пар с зеркала: «Не любит?..- Его лицо выражало обеспокоенность: осунувшееся, со впалыми глазами. Поникшая челка, погрустневшие ямочки уже давно не играют на его щеках, рассыпая улыбочки во все стороны,- не любит… Не…»
Он закрыл глаза и опустил голову: «Я сойду с ума… Мне надо ее видеть. Мне надо спросить ее… Что я спрошу? Как? Что сказать? Выкрутиться? Выкрутиться перед ней!? Я хочу честности. Я хочу, чтобы она была со мной честна,- ему казалось, что она видит его насквозь, , словно заглядывая в сердце, через его глаза, когда смотрит своим серебряным взглядом на него. Что она заметит все, ей нельзя врать, она заметит фальшь и ответит тем же. Я хочу правду, какую есть. Как же я ее хочу…- Измученный, с поникшими плечами, оттолкнув раковину умывальника, в которую упирался, вглядываясь в непохожего на себя себя, он пошел в комнату и упал навзничь на кровать. Глядя в потолок, лежал, думал, складывая слова во фразы, пока не уснул.
Он пришел к ней рано, пока сын в школе, а муж на работе.
- А… Привет, приветливо открывая дверь, произнесла женщина. Виктора Николаевича нет дома…
- Я к вам…- Не отрывая взгляда от ее прелестного личика, произнес юноша.
- Ко мне?- Хмыкнула она, подняв одну бровь, ну входи, коль не шутишь… - она хитро и как-то подозрительно посмотрела ему в след, закрывая за ним дверь. Но он этого не увидел. Он медленно разулся и прошел в гостиную, так же неторопливо снял сумку и уложил ее на кресло.
- Присаживайся. Чай? Кофе не дам: нечего молодежи его пить – сердечки берегите,- она ушла на кухню, даже не заметив, как он кивнул головой и уселся рядом со своей сумкой.
В голове роилась тысяча фраз, сменяя одна другую Он закрыл глаза. Уши словно оглушило волной снаружи. Ему придется сказать правду… Другое ничего не подходило и не хотелось… Он стонал изнутри от неотвратимости и тяжести признания. Она может отвергнуть, насмеяться, рассказать, опозорить. Он ведь перспективный… «Все равно. Она – пусть топчет, я лягу и буду рад. Лишь бы ОНА. Он снова закрыл глаза, опустив голову так низко, что оставалось только уложить ее на стол и дать отрубить.
- А вот и …- что с тобой?- Ставя чашки на подставки для них, и глядя на него пристальным, но не беспокойным взглядом, спросила женщина. Она уселась почти напротив, немножко слева от него, на пушистый диван и стала ждать ответ.
Он снова закрыл глаза… Она ждала прохладно глядя на него, словно зная наперед, каждое слово, которое будет сказано… Оставалось только дождаться или надавить, задав «контрольный» вопрос. Он сполз с кресла и сел на полу на свои ноги. Оказавшись на коленях, положил голову на столик и поднял на нее глаза: «Она так близко… и… так далеко…»
- Я люблю вас,- почти неслышно прозвучал его ответ,- я вас очень сильно люблю.
Он смотрел на нее со стола печальным щенячьим взглядом ничуть не стесняясь, ни его, ни своего положения «полуподстолом». Он просто хотел, чтобы она это знала. Чтобы она сказала ему, хоть что ни будь. Чтобы слышать ее голос, видеть шевеление губ…
Она поставила чашку и откинулась на спинку дивана, а он продолжал смотреть и ждать, наблюдая, как, от раздуваемого вентилятором воздуха, колышутся ее локоны. А палец, коснувшись зубов, приоткрыл губы. Казалось, он чувствует ее дыхание. Но глаза – они холодны, как прежде: в них ни жалости, ни сострадания, ни… тем более, любви…
Его душа, словно распластанная и обнаженная, лежала пред ней на столе, а она с жестокой, колкой прохладой разглядывала ее потаенные закрома. Хотя и полностью опустошенные мучительными ожиданиями взаимности.

Она Сидела напротив, подпирая одну руку другой, пальцем водя по зубу и думала, думала, думала… уже давно она замечала эти растопыренные глазенки, раздевающие ее и заглядывающие везде, куда непопадя. Потом взгляд изменился на более нежный, и она поняла, что чувства накаляются. Затем изменения в поведении: трепетное отношение при встрече, вопросы, касающиеся ее желаний… «Мальчик попал всерьез,…но что мне с этим делать, Господи? Он должен чему-то научиться. И… И потакать ему я не должна была… Помоги мне ответить… что ли. Ответить правильно…»
- Я – м… я не могу тебе сейчас ничего сказать… - Задумчиво произнесла она, переведя от него взгляд на чашку, обняв ее руками, словно отогревая свои глаза от льда,- я позвоню тебе… - Она хотела сказать что-то еще, но он подполз к ней и, оторвав ее руку от чашки, поцеловал ее, прижав к губам, трепеща, будто держит самую великую ценность во вселенной. Чем ничуть не растопил айсберги в ее глазах. Закрыв глаза и глубоко вздохнув, он встал. Еще раз взглянул в ее задумчивое лицо сверху вниз… К губам снова вернулся палец… Кудряшки…
- Я буду ждать.- чуть дыша сказал он,- я жду… - она не ответила, глядя на чашку. Он медленно взял сумку и ушел. Оставив ее наедине с мыслями, чувствами и с… Богом.
Еще до того, как он участился к ним в гости, она замечала его игривое поведение. Она видела, что он налево и направо раздает свои комплименты, порой неуместные и лицемерные, лишь бы обратить на себя внимание максимума людей, особенно слабого пола. Ненасытный, вечно голодный на внимание, принятие и любовь, он превратил их в своеобразный допинг-наркотик, без которого и дня прожить не мог, словно от него и только от него зависит значимость и целостность его личности, самоутверждение и самооценка.
Всегда на высоте, подтянутый, продуманно одет, улыбчивый… Таким как сегодня она его еще не видела за все время знакомства, а это уже больше года…
«Что случилось? Почему я? Что я могу сделать для него? Чем помогу? – Эти вопросы она задавала Богу, знающему все ответы и души, нуждающиеся в них,- если он любит… то будет слушать, примет все, что я скажу,- прозвучал ответ, - и что я скажу? Что мне сказать, Господи?!» – она погрузилась в тяжелое, но не давящее остолбенение, в котором прошла мимо памятников, могил… И наткнулась на одно знакомое лицо на надгробной плите: вьющиеся локоны длинных волос, выражение глаз, носик, - где-то она видела… только волосы, ярко-рыжие…
«Не-ет! – Она зарыдала, глядя на черно-серый портрет на могиле, - это же… Милая, как же? Господи! Почему?! Боже! – сквозь слезы, разрывающие грудь, она увидела громадного серого демона, стоящего к ней спиной, измывающегося над этой беззащитной, маленькой и связанной недоверием душой. Девушка смотрела на нее сначала с ужасом от происходящего, потом ее взгляд становился все тускнее и безразличней, а тело худело на глазах, отдавая все жизненные силы чудовищу, возвышающемуся над ней. И когда девочка превратилась в прах и рассыпалась… демон обернулся и… посмотрел на женщину, - это… - она не сразу узнала его за злобной ухмылкой, но спустя секунду-другую лицо демона приобрело человеческий облик, тело, одежду… - Ты!? Как?! Как ты мог?!» – Вопила женщина, беззвучно открывая рот, широко открыв глаза от удивления и злости.
Затем она увидела его среди молодежи: он улыбался, мило беседуя, прикасаясь к девушкам, и от каждого прикосновения, манящей улыбки, взгляда, малозаметные огоньки опускались на одежду окружающих его людей и, быстро пробираясь к сердцу, на его уровне прятались под одежду. Некоторые, вылетая из слов, попадали прямо в уши. Другие падали, падали в бессилии на пол и она увидела причину: их сердца были окутаны двумя ладонями – то были молитвы: молитвы этих людей, их родителей, братьев, сестер, церкви. Но больше – их собственные в твердом, нерушимо принятом решении и выборе любить! Любить Бога больше, чем себя, свое эго и либидо. И во всем, даже в мелочах, коими мы считали мечты и фантазии, следовать за Его, а не за своими желаниями. К таким сердцам искры пробиться не смогли.
Потом она видела этих девочек, всех и одновременно. Они уходили домой, как и распространитель демонят и тут начиналась… оргия. Иначе это назвать невозможно! Ее охватила дрожь от ужаса всего происходящего, мурашки оцепили все ее тело с головы до пят… Только увидев финальную картину, она смогла прийти в себя и собраться с мыслями…
«Я убью его,- первое, что пришло на ум, - я просто избавлю мир… - она увидела прямо перед собой на столе красную искорку, упавшую с ее руки, оставленный им во время поцелуя. – Этого я убить не смогу», - подумала она. Ее щеки впали, а глаза, широко раскрытые, продолжали вспоминать картины увиденного…
«Что делать? Что мне делать? Я потакала ему… мне тоже нравились внимание, ухаживания… мечты!! – Она в ужасе вспомнила несколько ночей… - Это было оно – то же, что и в видении… Что де… Прости меня… Прости меня, Бог! Безобидная, на первый взгляд мысль… Фантазия…. Мечта…
Боже! А ведь он замучил ее, она не хотела этого, не знала как дать отпор… Я же думала – это просто демон похоти – моя вина и мои мечты… Я назвала его по имени: дух похоти, блуда, прелюбодеяния, я связываю тебя и разрушаю твою власть и силу надо мной, во имя Иисуса! Пошел вон!.. И он ушел. Я просила Бога поставить стену, стену покрепче для защиты своего сердца, чтобы больше никто и никак…
А она не смогла. Ее никто не научил…»
«Некому было выслушать, - прозвучал в сердце голос. Она заплакала, роняя слезы на пол, на котором очутилась сама, каясь и прося прощения. – Мое любимое дитя…» - Он плакал вместе с ней, а она видела Его глазами в каких муках и терзаниях самобичевания, самосъедания и унижения со стороны ангела тьмы, умирала любимая Богом душа.
«Я знаю… понимаю – убив его, проблему не решить… Нужно…»
«Нужно, чтобы она покаялся, признался перед всем миром, что творил, чтобы снять оковы, наложенные на других. Открыть им глаза на путь освобождения. Зачастую такие вещи не обсуждаются – стыдно. Но они реальны. Они реальнее физической близости, ведь дух дышит, где хочет и проницает все, и имеет влияние на гораздо большее количество душ, чем плоть. Незаконное его использование влечет за собой ужасающие последствия. Моя церковь осквернена и не может молиться, предаваясь сладострастью и похоти, угождая своим вожделениям и помыслам. , опьяненная ложным чувством любви. Это, как гриб-поганка – он очень похож, но он – отрава, влекущая оковы смерти».
Как мне зас-… донести… объяснить, доказать, что это позарез… НЕОБХОДИМО сделать, чтобы спасти… Спасти тех, кого еще можно спасти,- в глазах снова поднялись кресты и надгробья… И тот… тот самый. Ее сердце сжалось, наполнившись тоской, она заплакала снова, словно обнимая, припав душой к обреченно наполненному землей холмику.
«Я скажу… - произнес Господь, - а пока отдохни…». Ее голова уже болела от слез. Красные, опухшие глаза уже не были похожи на красивые, привлекающие яркостью холодных блестинок. Она сидела на полу и продолжала плакать, плакать…
- Прости, прости меня,- шептала она невидимому холмику, под которым покоились останки несбывшихся надежд ее и на нее, нереализовавшихся возможностей,- она ведь очень талантлива, она так пела… - женщина покачала головой, - не вернуть, не вернуть никогда. Девочка, милая…- Слезы непрерывным потоком сливались по щекам… - Прости! Прости меня, солнышко! Прости! Она положила голову на диван, плача и силясь не упустить из виду драгоценный холмик… Так и уснула, придерживая его ладонями, заплаканная и уставшая от тяжелых мыслей.

Вначале, она просто спала, головная боль провалилась в покой и умиротворение. Потом она ощутила в своей руке нечто круглое и приятное на ощупь. Открыв глаза, она увидела плод: большой бордовый, орошенный утренней росой, маняще подставляющий блестящие бока утреннему солнцу. Краем глаза она видела сад, но оторваться от плода была не в силах и не хотела.
«Вначале была мысль»,- Словно из громогласной трубы прозвучал тот же знакомый, звучный, но спокойный добрый голос.
«Никто же не увидит, не узнает… Доказать невозможно…» - прозвучал другой, до жути, леденящей душу, знакомый голос. Глаза ее округлились от осознания того, что плод уже касается ее открытых губ… Медленно взглянув на него и с ужасом осознав что происходит, она опустила руки.

Насилие. 1 часть.Проза

Насилие. 1 часть.
Проза