Священномученик Онуфрий (Гагалюк), архиепископ Курский и Обоянский, (1889 - 1938)
Священномученик Онуфрий (в миру Антоний Максимович Гагалюк) родился 2 апреля 1889 года в селе Посад-Ополе Ново-Александрийского уезда Люблинской губернии*(в настоящее время - территория Польши) в семье лесничего. Его отец, Максим Гагалюк, был родом из Подольской губернии. Максим много лет служил ефрейтором в гарнизонах, расположенных в различных городах Польши. По окончании службы он устроился лесником в казенное лесничество Люблинской губернии и, женился на девушке Екатерине из бедной семьи поляков.
У Максима и его жены Екатерины было шестеро детей: три мальчика и три девочки. Когда Антону было пять лет, его отца жестоко избили мужики, которым он помешал вырубать лес. Истекающему кровью Максиму с большим трудом удалось добрался до дома, после того, как жена перебинтовала его, он крепко заснул. В ту же ночь мстители подожгли дом лесника. Дверь была объята пламенем, поэтому Екатерине пришлось заворачивать детей в одеяла и выкидать в оконный проём на улицу, позже она помогла выбраться из пылающей избы мужу. Вскоре на помощь погорельцам приехали на подводах жители ближайшей деревни. Екатерину с детьми отвезли в деревню, а Максима - в больницу, где он вскоре скончался.
Позже Екатерина вспоминала: «После того как меня с детьми привезли с пожарища в деревню и устроили в хате, я, глядя на моих малых детей, оплакивала их и мою горькую судьбу. Дети окружили меня и стали утешать. И вот, сын мой Антон, пяти лет, взобравшись ко мне на колени и обняв за шею, сказал мне: “Мама! Ты не плачь, когда я буду епископом – то возьму тебя к себе!” Я была так поражена этими словами, ибо не поняла их значения, и даже испугалась, что переспросила Антошу: “Что ты сказал? Кто такой епископ? Где ты слышал такое слово?” Но он мне только повторил уверенно и серьезно: “Мама, я буду епископом*, я сам это знаю”». (*Епископ избирается из монашествующего духовенства и рукополагается епископами. Епископы также именуются архиереями)
Екатерина была вынуждена отдать Антона в приют в городе Люблине, а сама устроилась работать в этом приюте кухаркой. После окончания церковноприходской школы, юноша поступил в духовное училище в городе Холм, которое окончил с отличием, и был принят в Холмскую Духовную семинарию. За месяц до выпускных экзаменов Антоний заболел воспалением легких и был помещен в семинарскую больницу. Состояние его было столь тяжелым, что врачи опасались за его жизнь. В семинарской церкви постоянно служились молебны об исцелении тяжелобольного.
После чудесного выздоровления юноша рассказал своей матери следующее: «Я находился в забытьи; или наяву, или во сне (хорошо не помню) передо мной появился чудесный старец, обросший большой бородой до ступней ног и седыми длинными волосами, закрывавшими голое тело его до пят. Старик этот ласково на меня посмотрел и сказал: “Обещай послужить Церкви Христовой и Господу Богу и будешь здоров”. Слова эти посеяли во мне страх, и я воскликнул: “Обещаю!” Старец удалился. Я заснул и с того времени начал поправляться. Когда потом я стал осматривать иконы с изображениями великих православных святых, в изображении святого Онуфрия Великого заметил я черты явившегося мне старца».
По милости Божией Антоний не только окончил семинарию, но и, успешно сдав экзамены, поступил в академию.
По окончании II курса Антон был послан ректором академии в Яблочинский Онуфриевский монастырь читать лекции по богословию на курсах, организованных для группы учителей, прибывших из Галиции. Прочитав курс лекций, уже перед самым отъездом Антоний снова заболел воспалением легких. Он лежал в келье в забытьи, перед его глазами предстал тот же старец, который посетил его в семинарской больнице в Холме три года назад. Это был преподобный Онуфрий Великий, небесный покровитель Яблочинского Онуфриевского монастыря. Он сказал юноше: «Ты не выполнил своего обещания, сделай это теперь, Господь благословит». Когда Антоний открыл глаза, то увидел, что в келье служат молебен об его выздоровлении перед чудотворным образом святого Онуфрия. Увидев икону святого Онуфрия, юноша, прослезившись, сказал присутствовавшему архимандриту Серафиму, что по приезде в академию примет иноческий постриг».
*Преподобный Онуфрий Великий в IV веке подвизался во внутренней Фиваидской пустыне в Египте в полном одиночестве 60 лет. В молодости он воспитывался в Фиваидском монастыре Эрити, узнав от старцев о жизни пустынников, которым Господь посылает через Ангелов Свою помощь, тайно ушёл ночью из обители. В глубине пустыни преподобный Онуфрий нашел отшельника и остался учиться у него пустынному житию. Когда старец убедился, что юноша укрепился в борьбе с искушениями, он довел его до пещеры и оставил одного. Господь утешил подвижника: около пещеры, где он жил, выросла финиковая пальма, и открылся источник чистой воды. Двенадцать ветвей пальмы поочередно приносили плоды, а тень пальмы укрывала его от полуденного зноя. Ангел приносил святому хлеб каждые субботу и воскресенье причащал его, как и других пустынников, Святых Тайн.
Однажды отшельника навестил монах одного из Фиваидских монастырей Пафнутий (ныне прославленный прп. Пафнутий). Они беседовали до вечера, вечером вдруг появился белый хлеб, монах Пафнутий очень удивился, тогда старец объяснил ему, что это Ангел приносит хлеб. Подвижники возблагодарили Господа, и, вкусив хлеб с водой, всю ночь молились. После утреннего пения монах Пафнутий увидел, что лицо преподобного Онуфрия изменилось. Святой Онуфрий сказал: "Бог, Милосердный ко всем, послал тебя ко мне, чтобы ты предал погребению мое тело. В сегодняшний день я окончу мою временную жизнь и отойду к жизни бесконечной, в покое вечном ко Христу моему".
Монах Пафнутий просил благословения остаться в пустыне, но святой Онуфрий сказал, что на это нет воли Божией, и велел вернуться в обитель и поведать всем о жизни Фиваидских пустынников. Благословив монаха Пафнутия и простившись с ним, святой Онуфрий долго со слезами молился, затем лег на землю, произнес: "В руки Твои, Боже мой, предаю дух мой". Невольный свидетель внезапной кончины старца, отодрал от своей одежды подкладку, завернув в нее тело пустынника, положил в углубление большого камня, и засыпал множеством мелких камней. Затем он стал молиться, чтобы Господь разрешил ему до конца жизни остаться на месте подвигов преподобного Онуфрия. Внезапно пещера обвалилась, пальма засохла, а источник иссяк. Монах Пафнутий подчинился воле Божией и вернулся в монастырь.
5 октября 1913 года в конце всенощного бдения в академическом храме Санкт-Петербургской Духовной академии ректор академии епископ Анастасий (Александров) совершил пострижение Антония в монашество с наречением ему имени в честь преподобного Онуфрия Великого. 11 октября 1913 года епископ Анастасий рукоположил инока Онуфрия во иеродиакона, а вскоре и во иеромонаха.
Летом 1914 года иеромонаха Онуфрия навестил брат Андрей. В это время было получено известие о начале войны между Германией и Россией, и к вечеру Андрей уже получил телеграмму, что он должен возвратиться к месту своей службы в Люблин, где в это время начались военные действия. Прощаясь с братом, иеромонах Онуфрий узнав, что Андрей не носит креста, снял с себя крест и надел на брата. Помолившись об избавлении брата от смерти, он сказал: «Крест, которым я благословил тебя, носи всегда на себе и верь, что он спасет тебя от смерти». По молитвам брата после войны Андрей живой и здоровый вернулся домой и устроился работать на заводе в окрестностях города Черкассы. Однажды в 1919 году на завод нагрянули кубанские казаки, поймав приказчика завода – еврея, они стали жестоко его избивать. В это время вбежал Андрей Гагалюк и, бросившись на казаков, он потребовал прекратить избиение, назвав приказчика своим товарищем. Андрея начали избивать нагайкой, когда рубашка на груди Андрея разодралась, стал виден крест, которым благословил его брат-иеромонах в день объявления войны. Когда по приказу офицера казаки, расстреляв приказчика, направили винтовки на Андрея, то увидали у него на груди крест, который засиял от луча солнца освятившего его в этот миг. Казаки отказались стрелять, заявив, что не будут стрелять в православного, носящего на груди крест. Так крест, данный братом, спас Андрея от смерти и укрепил его веру.
После окончания Петербургской Духовной Академии 1915 году иеромонах Онуфрий был назначен преподавателем Пастырско-миссионерской семинарии при Григориево-Бизюковском монастыре Херсонской епархии, после революции служил в Бориславле.
Весной 1921 года иеромонах Онуфрий писал брату: «Много было работы на первой неделе Великого поста, притом в церкви было холодно: я обессилел и замерз. В результате лихорадка. Боялся, что сыпной тиф. Господь помиловал меня по чьим-то святым молитвам... Не правда ли, как Господь хранит нас, окаянных... Уже второй год тружусь, работа эта мне по духу. Лучшей деятельности, как православного священника и архиерея, не знаю. Дал бы только Господь сил... отдаться всецело на служение Богу и людям… Каждый день непременно есть посетители, так что я ни на один день не могу отлучиться куда-либо, хотя бы в свою родную обитель... Благодарю Бога, что дал мне возможность служить Ему и людям. Живу, не зная, конечно, что ждет меня впереди. Твердо положился на волю Божию. Только чувствую, что ослабевают мои физические силы... Жизнь моя пастырская более радостна… чем уныла. С тех пор как я принял иночество и священство, с моих глаз спала как бы какая-то пелена и я стал в общем радостен, спокоен, всех люблю, кто бы они ни были. Это, конечно, не мои заслуги, а милость Господа, Который призрел на меня, низкородного, застенчивого до болезненности, омыл меня духовно и обвеселил. Дай, Господи, чтобы до конца дней моих сохранил меня в радости и покое...»
В 1922 году иеромонах Онуфрий был назначен настоятелем Никольской церкви в городе Кривой Рог Екатеринославской губернии и возведен в сан архимандрита. Верующие люди всех возрастов наполняли храм, где он служил, чтобы послушать его вдохновенные проповеди.
Следует рассказать, как удивительным образом сбылось обещание, данное в детстве святителем Онуфрием матери. Екатерина Осиповна жила до 1915 года в Польше у старшего сына Владимира. Когда началась война и приблизились немецкие войска, Владимир отправил мать вместе с сестрой и ее детьми на подводе в Брест, откуда они должны были с другими беженцами выехать в глубь России. Приехав в Брест, пожилая женщина потеряла в толпе дочь и внуков. Она решила, что они уже уехали и села в поезд. На остановках всех беженцев кормили, а когда поезд прибыл в Херсон, каждый должен был устраиваться сам. Пожилая женщина оказалась одна в незнакомом городе без крыши над головой, вещей и денег на пропитание. Пробродив целый день по городу, она пришла к набережной реки – голодная, продрогшая, близкая к отчаянью, вдруг она увидела, что на берегу стоит монах. Она окликнула его - монах подошёл к ней и спросил, что ей нужно. Екатерина Осиповна сказала, что ищет сына, который учился в академии в Петербурге. Услышав фамилию Гагалюк, монах ответил, что не знает такого. А когда женщина призналась, что от отчаяния готова бросится в реку, сжалился над несчастной и повел ее в архиерейский дом в надежде, что епископ может знать её сына. Келейник впустил ее в дом и доложил о посетительнице епископу Прокопию (Титову). Вскоре вышел епископ, он успокоил пожилую женщину сказав, что её сын находится в Григорие-Бизюковом монастыре и её отвезут туда, как только она отдохнёт и покушает.
Позже Екатерина Осиповна вспоминала: «Он вышел, и тогда я поняла, что это епископ. Я первый раз в жизни видела епископа и подумала: “Неужели и сын мой будет таким и исполнится пророчество моего маленького Антоши, который когда-то сказал мне, что будет епископом?” Через некоторое время епископ усадил меня в карету, туда же сел келейник, и лошади помчали меня к сыну. На следующий день в монастырь приехал епископ Прокопий, совершил службу и по окончании сказал проповедь о том, “как мать чудесным образом нашла своего сына”. Все бывшие в церкви плакали, и мне казалось, что более счастливого человека, чем я, нет никого на свете!»
Пройдёт несколько лет, и в 1923 году сын Екатерины Осиповны Гагалюк будет посвящён во епископа Елизаветградского, викария Одесско-Херсонской епархии. А в 1933 году в Курске мать владыки Онуфрия, которая будет жить с ним в то время в одном доме, пожелает принять монашеский постриг, и будет пострижена в монашество с именем Наталия.
16 октября 1923 года епископ Онуфрий был арестован. Поводом для ареста послужило послание епископа Онуфрия к пастве, в котором он предостерегал верующих от общения с обновленцами*. Это послание было расценено как антисоветское, и епископ был отправлен сначала в криворожскую, а затем в елисаветградскую тюрьму. (* Обновленчество— раскольничье движение в русском христианстве, возникшее официально после Февральской революции 1917 года, выступало против руководства Церковью Патриархом Тихоном, за - демократизацию управления и модернизацию богослужения. С 1922 по 1926 год движение было единственной официально признаваемой государственными властями православной церковной организацией. В середине 1920-х годов — более половины российского епископата и приходов находились в подчинении обновленческих структур.)
Когда весть об отправке епископа из криворожской тюрьмы в елисаветградскую дошла до верующих людей, они прибыли на железнодорожную станцию, но их не пустили. Тогда они обступили железнодорожную насыпь и встали вдоль путей, по которым должен был пройти поезд. Состав медленно отошел от перрона, владыка стоял у окна с решеткой и благословлял свою паству.
Так начался путь «на Голгофу» священномученика Онуфрия. Из Елисаветграда епископ был перевезен в харьковскую тюрьму, где он пробыл три месяца. В какой бы тюрьме не находился Святитель, он везде вёл миссионерскую работу среди заключенных, при этом пользовался большим уважением даже среди уголовников. Вспоминая впоследствии свои скитания по тюрьмам, владыка писал: «Немного прожито, но много пережито. Всего лишь два года я епископ, но... из этих двух лет я провел шесть месяцев в узах... в темницах... Елисаветграда, Одессы, Кривого Рога, Екатеринослава и, наконец, Харькова. Меня водили под конвоем пешком по улицам много раз, ездил я и в этапном вагоне поезда за решетками. Сидел я среди воров и убийц. .И эта атмосфера меня не только не возмущала, но даже умиляла. Я вспоминал свои грехи вольные и невольные и радовался, что Господь дал мне пить чашу страданий за мои согрешения.
Когда меня водили с позором по улицам, я был очень спокоен душой; никакого стыда я не испытывал. А что до отношения ко мне соузников-арестантов, то никто не тронул меня и пальцем. Ко мне арестанты относились с добрым чувством.
Я сидел в одной камере с налетчиками, их было десять человек. Все они были вызваны на суд, и их приговорили к расстрелу. Нас разделили: меня и других поместили в одну камеру, а налетчиков — в другую. И вот, когда приговоренные к смерти шли на расстрел по коридору, под усиленным конвоем, они умудрились бросить мне записку в окошко моей камеры, и я сумел поднять и прочесть ее (как раз стоял около окошка в коридор). Что же я прочел в записке? Имена приговоренных к расстрелу, моих прежних соузников, и просьбу — молиться за них... Меня это чрезвычайно растрогало и умилило... Этот момент был одним из радостнейших моментов моей жизни... Их всех расстреляли. Я молился о них при их расстреле, происходившем в нескольких шагах от моей камеры в гараже, через двор от нашего помещения. И теперь я вспоминаю о своих соузниках-арестантах... Помяни, Господи, души рабов Твоих, убиенных: Василия, Иоанна, Михаила и иже с ними, как помиловал Ты обратившегося к Тебе разбойника на кресте...
В Великий пост соузники пожелали исповедаться и причаститься Христовых Таин. Тюремное начальство разрешило, и поехали к епископу, проживавшему в городе Одессе, за священником. Но оказалось, что и епископ и священник были неправославные... Заключенные не захотели исповедоваться у обновленцев-раскольников. А среди заключенных был православный священник – отец Петр. Его мы и упросили, и он исповедовал арестантов, а затем служил литургию и причащал.
Свыше пятисот арестантов нас было, которые молились, исповедовались и причащались Христовых Таин. Составился небольшой хор из заключенных. А Символ Веры и молитву Господню пели все молящиеся... Многие из арестантов не говели по несколько лет, а теперь поговели. И замечательное дело – во всем обширном городе Одессе была ли тогда православная церковь, а у нас в тюрьме совершалось православное богослужение.
В другой тюрьме (Кривой Рог) со мной сидел молодой еще человек с богословским образованием, много мы с ним беседовали. Когда его освободили, он писал мне, что пребывание его со мной в узах было одним из лучших моментов в его жизни. И я тоже с любовью вспоминаю тяжести темничной жизни. Конечно, это потому, что Господь, утешающий сердца Своих рабов, был со мною, многогрешным. Между прочим, когда я сидел в узах, один довольно образованный человек говорил мне:
– Вот вы здесь сидите, при трудностях темничной жизни вы покойны; вам присылают помощь добрые люди, при этом сознание говорит вам, что вы сделали всё, что нужно. А мне кажется, – продолжал он, – что вы поступили неправильно. На кого вы оставили или бросили даже свою паству, не лучше ли было бы вам как-нибудь пойти на компромисс, признать ВЦУ, а то ведь вашу паству будут расхищать волки хищные!
Я подумал и ответил ему:
– Видите ли, если бы я отрекся от Святейшего Патриарха и своей церковной законной власти, а признал бы раскольничье самочинное и безблагодатное ВЦУ, я перестал бы быть епископом православным. И свою паству, которая доверилась мне, я обманывал бы тогда, перестав быть святителем. А теперь, с Божьей помощью, я сохранил чистоту православия, оставшись православным епископом..»
16 января 1924 года власти освободили епископа из тюрьмы, взяв с него подписку о невыезде из города Харькова.
Живя на правах ссыльного в Харькове, владыка, по благословению св. Тихона, Патриарха Московского, управлял оттуда Одесской епархией. Боролся с обновленчеством, написал большое количество статей, проповедовал.
Андрей Гагалюк, вспоминал об одном из эпизодов жизни владыки в Харькове: «Ехали вместе в храм, где епископ должен был совершать богослужение. Когда подъехали, то у храма уже собралось множество людей, которые сразу же окружили епископа, чтобы взять у него благословение. В это время, расталкивая толпу, с криком: «Владыка! Владыка!» — к нему приблизился молодой человек, по внешности — еврей. Подойдя к епископу, он упал на колени, стал обнимать его ноги, плакал навзрыд и о чем-то благодарил. Владыка стал его успокаивать.
Народ смотрел, ничего не понимая. И вдруг молодой человек обратился к народу с речью и, указывая на епископа, волнуясь и захлебываясь в слезах, сказал: «Вы знаете, кто это такой?! Это не простой человек! Он — ангел! Он — святой!
Меня, паршивого еврея, когда я сидел с ним в тюрьме и голодал, он кормил своей пищей, поместил около себя и не давал в обиду арестантам, которые пытались избить меня. Когда было холодно и я замерзал, владыка брал меня к себе и укрывал своей шубой. И мы, я, жалкий еврей, и он — епископ, лежали вместе на холодном полу, под одной шубой, как братья. Вы понимаете, что это такое?!»
Как ни старался епископ Онуфрий пройти в храм, ему это долго не удавалось: люди стояли стеной и слушали речь молодого человека. А когда он кончил, они еще теснее сплотились вокруг епископа, благодаря его за милосердие, проявленное им к несчастному узнику. С просветленными лицами все вошли в храм. Вошел туда и еврей, который простоял богослужение до конца».
В 1926 году святителя вновь арестовали, 5 ноября 1926 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило епископа Онуфрия к трем годам ссылки на Урал.
Приведём небольшой отрывок из письма владыки из заключения, свидетельствующий о непоколебимой воле и великом смирении Святителя: «Из шумного города Харькова переселился я в глухое село. Да будет воля Божия! Хотя и скорбно на душе, но нужно оставить думы о харьковских друзьях. Придется ли увидеться с ними? – сие от Господа. Во всяком случае, увидимся непременно в жизни загробной... А теперь нужно работать Богу и людям в тех условиях, в каких Господь определил мне жить... Здесь, в уединении, вдали от шума, можно больше подумать о душе, о Боге. Я недавно писал одному славному юноше, христианину, что село Кудымкар – это пустынька для меня, где нужно мне поразмыслить усерднее о своих грехах и приблизиться к Господу Богу. В общении с Богом – искренней, горячей молитве – какое это утешение для христианина!.. О, если бы Милосердный Господь призрел на меня, многогрешного, унылого, гордого, блудного, гневливого, ленивого, полного всяких беззаконий, дал мне искренне чувствовать раскаяние и стремление к Нему, Господу Богу, от всего сердца и от всего усердия!.. Как ни отдалено село Кудымкар от крупных центров (ближайший город большой – Пермь – около двухсот верст), есть еще несравненно более глухие места. Ходят слухи, что могут меня... сослать в другое далекое, пустынное место. Что же! Да будет и на сие воля Господня, если так угодно Богу!..
Верю непоколебимо, что Господь печется о всех нас, ибо неложно слово Спасителя: “и волос с головы вашей не пропадет” (Лк. 21, 18), – и другое утешительное речение Господне: “Помните слово, которое Я сказал вам: раб не больше господина своего. Если Меня гнали, будут гнать и вас; если Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше” (Ин. 15, 20)».
В период с 1926 по 1928 год владыка находился в ссылке в глухом селе на Урале, потом год содержался в Тобольске и Сургуте. Лишенный гражданскими властями возможности проповедовать в храмах, во время жизни в ссылке епископ много работал над статьями. В Кудымкаре он написал двести восемьдесят две статьи на духовные темы, во время ссылки в Тобольск и Сургут – шестьдесят одну статью. Сам епископ о церковном писательстве говорил: «На епископах преимущественно лежит долг проповедовать слово Божие. Почти все мы исполняем это и усердно возвещаем Царство Христово на земле – но устно. Подвиг духовного писательства несут из нас лишь немногие...»
В 1929 года, после освобождения, владыка Онуфрия признал церковную власть митрополита Сергия (Страгородского) и его Синода, и был назначен на кафедру в Старый Оскол. Скромный вид епископа, его аскетичная внешность, ласковые глаза, в которых отражались глубокая вера и любовь к Богу и ближним, его вдохновенные проповеди, призывающие людей к покаянию, к прощению обид, к верности Святой Православной Церкви, вызывали в сердцах верующих людей глубокую любовь к святителю, почитание и благодарность. Старооскольцы вскоре привыкли, что владыка с первого дня приезда в их город служит в храме ежедневно утром и вечером, и всякий раз проповедует, и они спешили на службу, чтобы почаще быть в храме с епископом. В 1932 году один из священнослужителей написал епископу, что решил прекратить дело проповеди и ограничиться одним богослужением, а то «иной недобрый человек извратит мои слова, и я могу пострадать! Когда увижу хоть некоторое успокоение, тогда продолжу дело благовествования».
Епископ Онуфрий ответил ему: «Никак не могу согласиться с твоими доводами. Долг святителя и пастыря Церкви – благовествовать день от дня спасение Бога нашего: и в дни мира, и в дни бурь церковных, в храме, в доме, в темнице. Послушай, как объясняет святитель Иоанн Златоуст слово святого апостола Павла: “проповедуй слово, настой во время и не во время, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием” (2 Тим. 4, 2). Что значит “настой во время и не во время”? То есть не назначай определенного времени, пусть будет у тебя всегда время для этого, а не только во время мира, спокойствия или сидения в церкви; хотя бы ты был в опасности, хотя бы в темнице, хотя бы в узах, хотя бы готовился идти на смерть – и в это время не переставай обличать, вразумлять. Тогда и благовременно делать обличение, когда оно может иметь успех. Тогда наша проповедь дает плод, когда люди ее жаждут. В дни скорби, смущений самое простое искреннее слово пастыря приносит сторичный плод.
На днях исполнилось три года моего святительского служения в Старооскольской епархии. С первого вступительного слова... и поныне всякий воскресный праздничный день за Божественной литургией и в воскресные вечерни я говорил поучения своей пастве. Делал это я не без смущения, волнений и страхов. Но Господь Милосердный хранил меня, и верю: сохранит и впредь. А если угодно будет Господу – приму и скорби за слово истины. Если мы умолкнем, то кто будет говорить? На проповедь Царства Божия послал нас Сам Господь. И горе нам, если мы не благовествуем! Мы становимся в таком случае в ряды противников Божиих. Вот почему и святой апостол Павел, убеждая своего ученика епископа Тимофея неустанно проповедовать слово Божие, заклинает его Христом Богом совершать дело благовестника...»
По свидетельству современников, владыка всегда жил очень скромно, никогда не заботился о хлебе насущном, будучи вполне доволен тем, что посылал Господь. Не было у него ничего лишнего, только самое необходимое. Видя его полную нестяжательность, верующие сами старались снабдить его всем нужным для жизни. Зная о его благотворительности, они давали ему деньги, которые он раздавал нуждающимся, ничего не оставляя для себя. У его дома постоянно толпились нищие и обездоленные, нуждающиеся в помощи и поддержке.
В марте 1933 года ОГПУ арестовало епископа. Две недели он сидел в старооскольской тюрьме, а затем был отправлен в тюрьму в Воронеж, после освобождения в том же году назначен епископом Белгородским, викарием Курской епархии, а вскоре - епископом Курским, а в 1934 году - возведён в сан архиепископа. В 1935 году Святитель был приговорён к десяти годам концлагеря. С 22 ноября 1935 года он находился в ссылке на Урале в Красноярске, работал в Средне-Бельском совхозе Дальневосточного лагеря. В марте 1938 года владыку Онуфрия арестовали и приговорили к казни.
Архиепископ Онуфрий был расстрелян 19 мая/1 июня 1938 года. Вместе с ним были расстреляны: епископ Белгородский Антоний (Панкеев) и пятнадцать священно-церковнослужителей. За десять лет до принятия мученической кончины, находясь в ссылке, архиепископ Онуфрий писал: ««Не бойся ничего, что тебе надобно будет претерпеть. Вот, диавол будет ввергать из среды вас в темницу, чтобы искусить вас, и будете иметь скорбь дней десять. Будь верен до смерти, и дам тебе венец жизни» (Апок. 2, 10). Какой смысл гонений на служителей Христовых: ссылок, тюрем? Все это совершается не без воли Божией. Значит: в любое время они могут и окончиться, если сие будет угодно Богу. Посылаются эти гонения для испытания нашей верности Богу. И за твердость ожидает нас венец жизни... Это слова Божии. Следовательно, они непреложны. Таким образом, гонения за верность Богу имеют для исповедников свои результаты: вечную радость, небесное блаженство... Не нужно и думать о каком-либо самовольном изменении нашей участи в гонениях путем каких-либо компромиссов, сделок со своей совестью. Гонения — крест, возложенный на нас Самим Богом. И нужно нести его, быть верным долгу своему даже до смерти...»
Память о мужественном Святителе до сих пор живёт в сердцах верующих людей. 8/22 июня 1993 года архиепископ был прославлен как местночтимый святой, согласно решению Священного Синода Украинской Православной Церкви. А в августе 2000 года на Юбилейном Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви — причислен к лику святых Новомучеников и Исповедников Российских для общецерковного почитания. (Память празднуется 19 мая/1 июня)
Игумен Дамаскин (Орловский). Мученики, исповедники Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. В 7 книгах. Тверь. Изд-во «Булат».1992-2003гг.
http://blagolubie.ru/raznoe/publications/pouchenie/gagaluk/zhitie.php
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
