Кромвель, его вера и его эпоха.

1.
3-е сентбяря — особенная дата в жизни Кромвеля, именно в этот день он одержал две блестящие военные победы, в этот же день он умер. Ко всякого рода знамениям и совпадениям в середине 17-го в Англии относились серьезно, множество таких «знаков» и возможных толкований описаны современниками Кромвеля, его друзьями и врагами. Это не было суеверие в чистом виде, скорее во всем люди искали подтверждение того, что Бог принимает участие в их жизни здесь и сейчас.
В наш секулярный век мы привыкли, что никто не считается с религиозным фактором в истории, видя в нем всего лишь предлог для более «серьзеных» причин происходившего. В нас почему-то крепко засела уверенность в том, что все эти люди «и сами в это не верили». Истории это только во вред: акценты смещаются, общая картина искажается. Справедливости ради надо заметить, что никто из действующих лиц драмы, разворачивающейся в Англии в середине 17 века под названием «война короля с парламентом» не был ни атеистом, ни агностиком. Разумеется религиозный мотив у разных людей стоял на разном месте по степени важности. Как всегда чья-то вера сильнее, чья-то слабее. Даже в партии короля не было однородности, а парламент представлял собой разноголосье, точнее даже какафонию, но каждый раз, когда интересы разных групп начинали совпадать, возникала гармония и голос Общин обретал особенную силу. Как раз это и произошло перед революцией. И в этом аккорде религиозный фактор был одной из самых сильных и громких нот, если не самой сильной.
Англия не просто вступала в пору капитализма, она уверенно шагала в свой золотой век, когда народ с небольшого острова «за проливом» доминировал над всем миром. Не удивительно, что они не остались верны католицизму: сама идея свободного предпринимательства плохо уживалась с католическими традициами. Испания была врагом номер один, примером для подражания — богатые и свободные голландцы-протестанты. Дворяне женились на дочерях богатых торговцев и наоборот, создавались кланы совершенно нового типа. В Долгом Парламенте практически все члены были связаны между собой разной степенью родства, но все имели разные экономические интересы и религиозную принадлежность. Идея официальных политических партий в то время еще не появилась, хотя на деле партии (от крайне правых роялистов до появившихся уже во время революции крайне левых левеллеров) уже существовали и действовали. Формировались они не только по классовому, но и по религиозному признаку.
Историки называют разные причины револиции и гражданской войны 1640-х. Хотя монарх и парламент спорили по поводу прерогатив и прав, в целом они не вовсе не обязательно должны были есть друг друга. Парламент и король создавал баланс сил, который был залогом стабильности в стране, а значит, обеспечивал и власть короля, и права паламента в конечном итоге. В отличие от других европейских стран, изнуренных бесконечными войнами, Англия процветала, и никакой революционной ситуации, когда нороду нечего есть и кто-то из верхов хочет этим воспользоваться, тут не было. Конфликт разгорелся от того, что король запустил руку в карман своих подданных, посягнув их священное право собственности, а народ пожелал участвовать в устойстве церкви — это право король считал своим безраздельно. По большому счету король мечтал избавиться от парламента («многоголовой гидры» — как он его называл) совсем - в результате чего остался без денег. В средствах ему было отказано сначала по причине того, что королевский фаворит Бэкингем из рук вон плохо справлялся с обязанностяи первого министра, а тратил много. Даже после смерти герцога ничего особенно не изменилось. Чтобы установить налог, король должен был созвать парламент, а он этого делать ни за что не хотел. Его юристы выискивали предлоги, чтобы собирать для казны хоть какие-то средства. Все это вызывало недовольство и подозрения (справедливые) в том, что Карл стремиться к абсолютизму. Последний «звонок» прозвенел, когда король взялся за церковь.
До этого момента в англиканской церкви, которой руководил пуритански настроенный Джордж Эббот более или менее мирно сосуществовали два течения, которые позже были оформлены как «высокая» и «низкая» церковь. Считается ,что «высокая» внешне не сильно отличалась от католической, но оставалась национальной и независимой от Рима. На самом деле по вероучению она была совершенно протестантской и даже кальвинистской. Все монархи начиная с Генриха Восьмого так или иначе стремились выстроить иерархию, чтобы держать руку на пульсе духовной жизни своего народа, но именно Карл начал выравнивать церковь под то, что слишком напоминало католической образец. Вряд ли он сам был склонен к перемене вероисповедания. Он слишком держался за свое право главы церкви. Да и королева отметила в одном письме, что хотя она «рада была бы обращению мужа в католичество, это маловероятно».
«Низкую» нишу занимали пуритане. В отличие от распространенного нынче мнения, пуританство проявлялось вовсе не в отказе от удовольствий. Они желали очистить церковь Англии (их название происходит от слова pure — чистый, без примесей) в первую очередь от того, что считали папизмом. Отделяться (как это сделали сепаратисты, уехавшие в Америку) они не хотели, стремясь к определенному уровню религиозной свободы внутри национальной церкви. Пуританизм появился ранее этих событий, по сути он был с самого начала реформации. У них уже были традиции, например собрания посреди недели для изучения библейских текстов, богословие, университеты.
Доктринально между «высокой» и «низкой» не было особых различий. Они не сходились по вопросам содержания службы (пуритане хотели видеть центром своих собраний проповедь) и административного устройства церкви.
Монархи по понятным причинам предпочитали «вертикаль» епископального устройства, когда назначенное руководство деражло в руках все бразды правления. К примеру при Елизавете они имели право наказывать сексуальные грехи и вмешиваться в юридические процессы завещания имущества — подобные вещи никому не нравились. Пуритане считали, что епископы должны сосредоточиться на духовных аспектах, а управление следует передать дьяконам и персвитерам. Подобное устройство было в пресвитерианской цекрви в Шотландии. (Кромвель не поддерживал ни епископальную систему, ни пресвитерианство). Идею избавиться от епископальной власти выдвинул Томас Картрайт, профессор Кембриджского университета в середине правления Елизаветы. Он считал епископальное устройство церкви злом, идея которого не имела библейского основания, и требовал вырвать его с корнем (буквально с корнем и ветявми (root and branch).
Что касается аскетизма, то пуританский аскетизм был далек от практиковавшегося в католических монастырях. Они воздерживались только от того, что считалось безусловным грехом; пуритане ели и пили, что хотели, женились, многие имели изрядное состояние. Тот же Кромвель пил вино, курил трубку и обожал охоту и музыку в хорошем исполнении. Некоторые пуритане одевались роскошно, если конечно могли себе позволить, большинство предпочитали скромность в одежде. Хотя отрезать «корни и ветви» многие были не против, в целом они оставались лояльными подданными короны.
Но Карл упрямо желал избавиться от пуритан, точнее от пуританизма, потому что так бы ему пришлось лишиться доброй части своих подданных. Именно это задача и стояла перед назначенным в 1633 году на должность Архиепископа Кентерберийского Вильямом Лодом. Он взялся за дело всьерьез. Церковь должна была стать повсеместно такой, какой ее желает видеть ее глава, король.
Действовал он методами традиционными для того времени, но на деле весьма неуклюже. Реформа была направлена против пуритан, но когда Лода начинали подозревать в симпатиях к папизму, он отвечал преследованием католиков, многие из них оказывались в тюрьме. За них вступалась королева, Карл приказывал их выпустить. Лод опять оказывался под подозрением и снова доставалось католикам. Реформы эти были весьма непопулярны. Лондонская «рабочая молодежь» (apprentices - подмастерья) бунтовала, и проклятия Лоду и угрозы расправиться с ним всегда были у них на устах. Ему даже приходилось прятаться от разъяренной толпы.
Навреное тут необходимо отметить, что месса в Англии была вне закона, и дело тут не в ненависти к католикам. Англичанам необходимо было законодательно защитить себя от распространяющейся контрреформации.
Но хуже всего дела у лодовской реформы были в Шотландии. Там персвитерианство было уже много лет, и шотланды рьяно сопротивлялись, угорожая даже выбрать себе другого короля. Карл настаивал на реформе, и ему заметили, что если он хочет добиться своего, ему придется привести в Шотландию армию. Армия Карла была в плачевном состоянии, так что он даже не решился начать военные действия. Шоландцы выдвинули ряд условий и среди них был созыв английского парламента. Пришлось Карлу уступить и собрать Парламент, который не успокоился, пока не избавился от короля совсем.

2.
В этих обстоятельствах на исторических подмостках появлися человек по имени Оливер Кромвель. Кто-то говорит, что в его жилах текла кровь валлийских королей и даже шотландских Стюартов, но эти версии не приняты в академических кругах. Наверняка мы можем сказать только, что он был из младшей ветви рода, стремительно теряющего свое влияние и богатство, нажитое министром Генриха Восьмого Томасом Кромвелем (он приходился Оливеру чем-то вроде двоюродного дедушки) посредством разорения монастырей и благодаря милостям монарха.
Исследователи и писатели всегда отмечают, что Кромвель родился в пуританской местности, пуританской семье, его учителем был ревностный пуританин, затем он учился в пуританском Кембридже и так далее в том ж духе. Все это правда и, разумеется, не могло не повлиять на юного Оливера. Однако если вы рисуете себе тихого книжного юношу, то ошибаетесь. Опять же нам мало известно о его ранних годах, сам он не оставил большого количества свидетельств, кроме признания в одном письме (текст приведен ниже), которое многие считают преувеличением. Возможно, но мальчишкой он воровал яблоки из садов соседей (вовсе не потому что ему было нечего есть), потом дебоширил немало, приставал к приличным женщинам на улице самым непристойным образом. Лавочники предупреждали друг друга криком: «Закрывай двери, юный Кромвель идет». И кто знает, что еще он делал! В университите он учился средне, но увлекался верховой ездой и всяким спортом. Когда отец Оливера умер, он вынужден был бросить универститет, потому что теперь являлся главой большого семейства. По счастью ему удалось избавиться от опеки короля, и он сохранил свое небольшое семейное состояние. Потом он еще, скорее всего, изучал право в Лондоне, но это точно неизвестно. В 1620 году 21-летний Оливер женился на дочери богатого торговца мехами Элизабет Буше (в википедии она названа Буршер), тоже пуританке, появились дети — и теперь он уже был ответственнен за две семьи.
Поначале ему не везло. Он ввязался в политическую борьбу и проиграл, ему пришлось уехать из родного города. Дела шли плохо, он даже вынужден был арендовать землю, что для человека его звания было явной неудачей. Семья Кромвеля не голодала (возможно его доход в это время был около 100 фунтов в год), но ни о какой политической карьере с таким доходом и мечтать было нельзя.
Затем он получил наследство и до некоторой степени поправил свое положение (по некоторым оценкам до 400 фунтов). Но ни на это обстоятельство и ни на свои пуританские корни ссылался сам Кромвель, когда говорил о том, что оказало решающее влияние на его жизнь. Где-то между периодом налетов на кабачки и 38 годом он пережил драматическое обращение, духовный опыт, который вероятно и превратил его из неудачника в человека семимильным шагами идущего к невероятному успеху.
Никто не знает, когда и при каких обстоятельствах произошло его обращение. Очевидно, что в упомянутом 38 году он уже ощущал себя новым человеком, потому что писал в письме родственнице:

«...Господь принял меня в в Своем Сыне, и позволил мне пребывать в Своем свете... потому что Он Сам есть Свет.... Да будет благословенно Имя Его за то, что Его свет светит в таком темном месте, как мое сердце. Вы знаете, как я жил. Я жил во тьме и любил тьму, я ненавидел свет, я был первым из грешников. И это правда, я ненавидел все благочестивое, но Бог помиловал меня...»

Подобной опыт был характерен для всех пуритан, возможно и для многих из нас. Не избежал Кромвель и того, что называлось «пустыней», периода сомнений и даже страданий, причиной которых было, вероятно, ощущение, что он не сделал того, что чего был предназначен. Сохранились записи лондонского врача Теодора Майернэ, очень дорогого, которой во Франции пользовал Генриха IV, затем уже в Англии к нему обращались король и королева. 19 сентября 1628 года доктор зафиксировал жалобы «месье Кромвеля» на боли в желудке через 3 часа после еды (гастрит?) и крайную меланхолию (депрессию). Его лечащий врач в Кембридже Симкотт рассказывал в письме позже, что Кромвель иногда вызывал его посреди ночи, потому что ему казалось, что он умирает. Иногда у него случались странные фантации: он видел во сне огромный крест посреди городка, где жил, или ему казалось, что когда-нибудь он станет первым человеком в королевстве. Все это вполне может быть неправдой или сильным преувеличением (к свидетельству Симкотта серьезно как правило не относятся).
В любом случае когда Карл вынужден был собрать парламент опять в 1640 году, Кромвель был его депутатом. И тут начался его стремительный карьерный взлет.
Парламент бурлил. У этих нескольких сотен «рассерженных мужчин» были разные причины для беспокойства. Многих возмущал корабельный налог и другие поборы, в Сити опасались, что Карл снова потребует займов и на это раз начнет применять силу. Католичесая партия королевы Генриетты-Марии, имевшей реальное влияние на Карла, усиливала свои позиции при дворе, посол Ватикана проводил с королем слишком много времени. Опять же они боялись не столько обращения самого Карла, сколько влияния матери на юного принца и наследника престола, и их опасения вовсе не были беспочвенны. В общем повестка дня была общирной. Но Оливера Кромвеля ничто не расстраивало так, как реформы Лода. Он заседал в различных комиссиях, но ближе всего его сердцу был вопрос религиозной свободы, и здесь он готов был трудиться не покладая рук. Вскоре он стал уже правой рукой главы парламента Джона Пима. И хотя его имени не было среди тех пятырех, арестовав которых король рассчитвал избавиться от всех своих проблем, если бы список был слегка расширен, Кромвель вполне мог туда попасть.
Дело шло к войне. Карл собирался нанести решителный удар и вернуть себе всю полноту власти. Хотя до этого времени он действовал нерешительно, в открытом конфликте многое было на руку королю. Платить солдатам король мог только обещанием раздачи земель, но это было неплохой платой. Дело парламента осложнялось тем, что королевская власть была вековой традицией, которая никогда ни кем не ставлась под сомнение, и открытое выступление против этой власти было слишком революционным. «Мы можем девяносто девять раз разбить короля, но он все равно останется нашим королем, а если он победит нас один раз — нас всех повесят» - так сказал Эдвард Монтагю, граф Манчестер, один из командиров ранней парламентсой армии, и так думали многие. Кромвель так не думал, он считал, что с таким отношением нет смысла воевать. Он сумел убедить парламент в необходимости создания другой армии, которая потом стала известна под названием «Армии нового образца».
Во всех этих событиях таланты его проявились в полном блеске. Стратегия, тактика, логистика, — все это было ему более чем по плечу. Именно он в очень короткие сроки создал первую в Англии (даже, пожалуй, со времен Рима и в Европе) профессиональную армию не только из дворян, но и из простых людей, готовых сражаться опять же за религиозную свободу. Среди солдат было много пуритан и «сектантов», которым реформы Лода оставляли только один выход — Америку. (В армии Манчестера по оценкам шотландцев было только треть пресвитериан. Остальные были представителями независимых групп, в том числе и пуританских. Сохранилось письмо Кромвеля, в котором он требует освободить лейтенанта Вильяма Пэкера, баптиста ( его арестовали, так как он не принимал "пресвитерианской" присяги). В этом же письме упомянут другой баптист, лейтенант-полковник Генри Варнер. Здесь Кромвель утверждает что «государство, выбирая служащих ему, не взирает на их мнения в некоторых вопросах. Если те желают верно служить, этого достаточно». Ни Манчестера, ни Крауфорда, который как раз арестовал упомянутого баптиста, в новой армии не было.

Армией командовал генерал Ферфакс, но Кромвель был ее передовой силой. По решению парламента, на котором Кромвель настаивал, он вместе со всеми старыми командирами должен был уйти из армии, но Ферфакс не мог этого допустить. Он направил ходатайство депутатам, убеждая их сделать для Кромвеля исключение. Тот должен был остаться, так как был талантливым полководцем, пользовался доверием военных и «Бог споспешествовал ему». Именно эта новая армия и разбила короля.
Последующие несколько лет Кромвель провел между парламентом и аримей. Он был стремительно восходящей парламентсокй звездой. Действительно, его доля в победе над Карлом была более чем значительной, его не зря считали спасителем положения. Теперь он не был более одним голосом среди многих, но мог позволить себе «солировать» при обсуждении многих вопросов. Не удивительно, что он скоро стал главой одной из парламентских фракций - индепендентов.
После прекращения военный действий встал вопрос о том, каким образом английский народ будет устраивать свою дальнейшую жизнь. По поводу этого устройства (“settlement”) и разгорались теперь споры в парламенте, который вдруг приобрел своершенно новый вес. До этого момента никто не смотрел на Палату общин как на средство управления. Она лишь балансировала власть короля. Теперь необходимо было принимать решения и побыстрее, потому что страна была разорена войной. Нужны были новые законы и новая схема управления. Ради этого ведь и воевали.
Среди вновь образовавшихся фракций на правом фланге (роялисты были повержены) оказались пресвитериане. Они все до единого были монархистами, и желали лишь, чтобы Карл согласился на пресвитерианское устройство церкви. В армии зарождалось левое движение левеллеров. Они требовали избирательного права для всех свободнорожденных мужчин, а некоторые из них — отмены собственности. Что касается короля, то именно они требовали его казни, называя его "человеком кровавым" и считая ответственным за развязывание гражданской войны. Традиционно считается, что среди них были пуритане победнее и «сектанты» (квакеры, унитарии, люди пятой монархии и пр). Кромвеля не устраивало ни одно, ни другое, так что он был «умеренным». Когда речь заходила о церкви, он предпочитал как можно больше независимости (отсюда вся фракция получила название «индепендентов», от английского слова independent). Вероятно, поначалау и он относился с недоверием к разного рода религиозным группам, но их представители были большой частью его армии и он хорошо знал многих из них лично. Кромвель посчитал, что люди проливавшие кровь за свою веру, достойны свободы вероисповедания, и до конца жизни оставался верен этому убеждению. Уже будучи протектором, он лично хлопотал о том, чтобы тех, кто оказался в тюрьме по соображениям религии, отпустили. Благодарности в ответ он видел не много, но позиций не сдавал. Как-то он заявил, что скорее согласился бы видеть живущих среди англичан магометан, чем допустил, чтобы кто-то из ищущих Бога подергался преследованию за веру.
Но в государственном устройстве анахрии места быть не могло. Позиция Кромвеля по тому поводу была озвучена его зятем Генри Айртоном, который считал, что только тот, кто имеет собственность («долю в королевстве») и платит налоги, имеет право решать, как королевство будет управляться. Этих босяков в Англии пять на одного, они выберут такого же как они сами, и что тогда будет?
Был еще король, остававшийся законным владыкой, и все так или иначе пытались перетянуть его на свою сторону, чтобы усилить позиции. Кромвель с Айртоном тоже рассматривали возможность решить дело миром с королем. На самом деле будущий лорд-протектор даже симпатизировал Карлу, его посвящению семье и религиозности. Карл часто предлагал ответственную должность лидеру оппозици, а Кромвель определенно был самым авторитетным из всех политических фигур. К его собственному удивлению ему даже адресовали дипломатическую почту, когда Карла разбили. Как произошел этот взлет, до сих пор не совсем понятно, вероятно молва о его военных подвигах быстро облетела всю Европу. Похоже, что многие ожидали, что Карл назначит Кромвеля министром, и все успокоится. В ближайшем окружении короля на это наверняка надеялись: Элизабет и дети были преставлены ко двору. Но из этого ничего не вышло. Возможно потому, что инициатива прежних подобных решений принадлежала Генриетте, а теперь она была далеко. А может быть просто каждый из них хотел остаться при своем.
И Карл и Кромвель были в большо степени людьми чести. Кромвель не собирался себя «дорого продавать». Историк Морис Эшли утверждает не без оснований, что согласись Карл на религиозную свободу и хотя бы некоторые новые функции парламента, Кромвель поддержал бы его и его наследников в тот момент. Карл же верил в то, что король может и должен практиковать абсолютную власть, данную ему от Бога, с таким же фанатизмом, с каким пуритане верили в предопределение, а отказ от этой власти считал не меньше чем грехом. И поэтому предолжения Кромвеля его ни сколько не интересовали. К тому же от власти над церковью он не хотел отказываться, даже уже сдав все остальные позиции. В итоге король выбрал в союзники своих старых врагов, шотландцев, которые теперь, имея Карла «в кармане» уже готовы были диктовать условия англичанам. Карл же, скорее всего, не собирался «платить по счетам», просто от шотландцев избавиться потом было бы легче, чем от Кромвеля.
Опять началась война. Кромвель и Ферфакс без особого труда разбили шотландскую армию, с которой в свое время Карл даже не решился воевать. Но после этих событий веры королю не было никакой. Все привыкли к тому, что он не исполняет обещаний, но теперь стало ясно, что война не прекратиться никогда, покуда Карл жив и больше смерти боится стать «марионеточным королем». Но что делать с ним, никто не знал. Кромвель долго запрягал, но скоро ехал. Ему требовалось много времени для того, чтобы составить мнение, он готов был ждать «слова от Господа» (wait upon the Lord), но если он был уверен, что воля Божья открыта ему, то действовал решительно и уверенно. Похоже, поначалу он не решался взять на себя ответственность за смерть законного владыки, но потом все же пришел к определенным выводам. Дело было не только в самом Карле, Кромвель рассмотривал ветхозаветную историю и пришел к выводу, что у евреев были разные формы правления в зависимости от ситуации. Англия могла прожить и без короля. Вопреки распространеному заблуждению, подпись Кромвеля на приговоре королю стоит не первой, а третьей. Но его позиция ясна, он считал казнь короля «жестокой необходимостью».
Затем Кромвелю пришлось воевать еще в Ирландии с роялистами и католиками. Ирландия далась ему нелегко, там погиб Айртон, а сам Кромвель заболел чем-то вроде малярии, от которой, как принято считать, впоследствии умер. Но и там он выполнил все поставленные задачи уже в качестве главнокомандующего. Затем снова шотланды, которые короновали Карла Стюарта младшего. Этот новоиспеченный монарх начал свою карьеру, в точности повторив ошибку, стоившую его отцу и короны и жизни: привел шотландскую армию на английскую землю.
Именно над ними никем и никогда не побежденный Кромвель одержал свои самые блестящие победы (обе 3-го сентября), которые стали классическими образцами успеха в военном деле.
В битве при Данбаре (1650) армия шотландцев более чем в два раза превосходила силы англичан и позиционное преимущество было на стороне врага, но в итоге всего за два часа Кромвель разбил их, взял 10 тысяч пленных и весь обоз. 3 тысячи шотландцев погибли. Невероятно, но Кромвель потерял менее 30 своих солдат.
Ровно через год в Вустере Кромвель, на сей раз имевший в два раза больше человек, снова разбил шотландцев и роялистов, причем опять с очень небольшими потерями со своей стороны, и самое удивительное (как тут не поверить в «знамение»?) опять взял 10 тыс пленных при 3 тыс погибших в стане врага. Удовлетворенный Кромвель-патриот отметил, что все англичане (и парламентские, и роялисты, включая юного Карла) сражались храбро. Надо заметить, что и роялисты удивлялись тому, с какой ловкостью «сельчане», их «средний класс» держаться в седле и владеют оружием, и даже городились ими. Что сказать? Англичане!
После всех этих событий авторитет Кромвеля не только в армии, но и в обществе, видевшем в нем орудие провидения, был настолько высок, что когда он оказался во главе государства в статусе Лорда Протектора в 1653, он просто стал де-юро тем, кем уже давно был де-факто.

3.
Роялисты и левеллеры наперебой обвиняли Кромвеля в том, что он стремился только к личной власти и стал военным диктатором. Первое слово в этом словосочетании оправдано: его действительно поставили военные и он во много опирался именно на армию. Но диктором в духе Наполеона или Сталина он не был. На самом деле Протектор был не более чем главой исполнительной власти, он занимался внешнеполитическими делами, армией, разведкой и поддержанием порядка в стране - и делал это хорошо! Он же назначал на государственные должности, причем Кромвель основывал свой выбор исключительно на способностях людей и не обращая внимания на их партийную принадлежность. Он даже не сменил придворного врача Карла, что дало повод к подозрениям, что тот в конце концов отравил Протектора.
Кромвелю на содержание всех его офисов была выделена ничтожная по большому счету сумма в 200 тысяч фунтов в год. Для сравнения Карл Первый тратил 250 тысяч только на плату прислуживающим за королевским столом. Когда денег не хватало на какие-то важные дела, Кромвель не раз выделял их из своего собственного жалования. Никаких побочный доходов вроде «распила-отката-заноса» Протектор не имел. Его семья нисколько не обогатилась за время его правления.
Парламент должен был взять на себя законодательные фунцкии и основное «устройство» в стране. Они принимали законы, и когда его офис должен был их исполнять, Кромвель исполнял.
Сначала было Охвостье Долгого Парламента, Кромвель долго смотрел, как они превращались в олигархию и слушал жалобы на них, а также пытался убедить исполнять их «обяанности перед Богом и людьми», прежде чем решился и разогнал их ко всеообщему удовлетворению. Его позиция состояла в том, что если будут разорены многие ради обогащения некоторых, добра для республики от этого не будет.
Второй парламент, так называемый «Парламент Святых» (1653), состоял из представителей независимый церковных общин. Разумеется, он не был демократичным с той точки зрения, что не представлял всех англичан, а только победителей в войне. Сакразм у роялистов вызывали не столько их решения, сколько их состав (пивовары и мельники). Между тем там были мелкопоместные дворяне, торговый люд, представители армии (в меньшинстве). Тот самый Барбон, вызвавший столько насмешек, был успешным торговцем. В целом этот парламент был, между прочим, не так уже плох, и многие «их» законы были приняты позже. Они особирались отменить церковную десятину, узаконили гражданское заключение брака, отменили тяжелые наказания за небольшие преступления, запретили сжигать женщин заживо(!), упростили некоторые юридические процедуры, рассматривали возможости расширения образовательных возможностей и схемы законодательной защиты арендаторов. Они действитвли так ретиво, что проводили чуть ли не по закону в день. Но не только и не столько поэтому впоследствии Кромвель назвал их результатом «своей глупости». Они опять посягнули на собственность, собираясь законодательно закрепить обязанность тех, у кого больше, отдавать тем, у кого меньше. Кромвель полагал, что это приведет к хаосу: «Кто тогда хоть что-то сможет назвать своим?» При этих обстоятельствах лидер умеренной партии и ветеран шоландских битв Джон Ламберт разработал протекторат и с одобрения офицеров предоложил должность Кромвелю.
И в следующих парламентах (начали работу в 1654 и 1656 гг соответственно) среди депутатов были способные и порядочные люди, в том числе и из партии Протектора, но дело неизменно оборачивалось тем, что более всего Общины хотели избавиться от протектората и возложить на самих себя всю полноту власти. Этого Кромвель не мог допустить, поэтому его отношения и с этими парламентами не заладились. Не будем забывать, что политическая система тогда еще не сложилась, разделение властей не было традицией. Кромвель боялся отсутствия крепкой исполнительной власти так как понимал, что если он не сможет поддерживать в стране стабильность, все их завоевания, включая дорогую его сердуцу «свободу совести», могут быть потеряны. И не напрасно боялся, именно это и произошло после его смети.
Кроме того всем скоро стало ясно, что далеко не все депутаты разделяют кромвелевскую идею религиозной свободы. Как только им предоставилась возможность осудить инакомыслие, унитарий Джон Биддл был обвинен в ереси и поплатился бы жизнью, если бы за него не заступился Кромвель, который, кстати, ни в коей мере не разделял его идеи.
При Кромвеле в Анлии в первый и в последный раз была конституция в виде свода законов. Но он прожил недолго, а после его смерти воцарился хаос, так что традицией конституция стать не успела.
О времени войны мы знаем много из личных писем самого Кромвеля, и картина ясна. Он верил в то, что действует на благо нации по воле Бога. Набирая армию из простых людей, сравнивал себя с Гедеоном. Кстати, он использовал гедеонову тактику и в войне: всегда старался напасть неожиданно, когда враг меньше всего этого ожидал, и хранил резерв, спобсобный извенить ход битвы. Победы он воспринимал как знак одобрения от Бога.
Во время протектората он меньше писал сам (оне более не был разлучен со многими членами семьи, письма которым проливают свет на его эмоции и мотивы), но больше произносил речей, написанных другими людьми. Государственная переписка велать от его имени, но не им самим. Так что общая картина оказывается менее детальной. Многие выводы о Кромвеле были сделаны по письменным воспоминаниям его врагов, хотя и они часто отдают должное некоторым его достоинствам. В частности флорентийский посол писал о нем, что «в этом человеке нет других стремлений, кроме служения своему народу». По-видимому Кромвель был разочарован тем, как шли дела в королевстве, и не видел ясного выхода из сложившейся ситуации. Он долго колебался, принимать ли предоженный ему королевский титул, но в конце концов отказался. Считается, что он сделал это под нажимом армейских офицеров, хотя подобные вещи ранее его не останавливали. Вероятно, важнее для него было то, что он считал, что Англия переживает время «судей», а не царей. К чести его надо сказать, что он продолжал делать что мог: создал вместе с Джоном Терло внешную разведку, основал университет (улучшение образования и продвижение науки были приоритетными целями пуритан), пополнил коллекцию живописи Карла. Но самое главное, что во время его руководства Англией в этой отдельно взятой стране практиковалась религиозная свобода (они называли это «свободой совести») для всех протестантских конфессий (католиков при нем, впрочем, тоже никто не преследовал). Это был важный прецедент (напомним, что английское правостроится именно на прецеденте), позволивший потом легализовать сущестование религиозных меньшинств.
Совершенно непонятно, почему Кромвель назначил своего сына Ричарда, которого сам ценил не слишком высоко, наследником. Это настолько не вяжется с тем, что мы знаем об Оливере Кромвеле, что многие считают, что этого назначения на самом деле не было. Если бы он непременно хотел оставить власть сыну, то его второй сын, Генри, успешно управлявший Ирландией, более соответствовал этой должности. Были и другие, гораздо более подходящие кандидатуры, в том числе и из членов семьи протектора. Но ответа на этот вопрос мы, возможно, никогда не узнаем. «Официальной» версий остается Ричард, в пользу которого говорит и тот факт, что незадолго до сменти Протектор назначил его на ряд важных должностей.
Историки очень по-разному оценивают события этого времени. С одной стороны революция в Англии стала примером для ужасающих кровавых событий во Франции и России. С другой - монархи стали более осмотрительны в своих действиях. В момент, когда голова несчастного Стюарта отделелась от тела, такое положение вещей, когда «если король разобьет нас один раз - нас всех повесят», перестало существовать.
Ни Карл (старший), ни Кромвель не были кровожадными тиранами и деспотами, хотя их обоих часто представляют именно такими. По личным качествам Карл был гораздо лучше и своего отца и обоих своих сыновей, хотя от совершенства был далек. Но он был живым вполщением феодального века, безвозвратно уходящего, слабый отголосок былого. На роль короля с «должностыми обязанностями» нового времени он совсем не годился, хотя и не был лишен способностей и добродетелей. Кромвель же, наоборот, прекрасно подходил на эту роль, но «его» век был еще далеко впереди (а может, и еще до сих пор не наступил). Не даром именно в 19-том ругательная в основном тональность в оценке его деятельности вдруг переродилась в восхищение. Причем если многие современники с обеих границ политического фронта ненавидели его (левеллеры даже объединились с роялистами), то двести лет спустя и правые и левые видели в нем талантливого человека, добившегося всего собственными силами, защитника личных прав и свобод, в впервую очередь свободы совести. Сегодня под свободой совести понимается целый ряд вещей, но в то время и в той стране «совестью» считали заложенный Богом в человека интрумент для распознавания того, что Сам Бог считает добром или злом, а под свободой подразумевалась возможность самостоятельно исследовать этот вопрос и принимать решения. И хотя до момента, когда в Северной Америке сформулировали принцип отделение церкви от государства, никто не знал, как совместить религиозную свободу с националным устройством, Кромвель был одним из первых, кто практически позволил ей пустить корни, которые уже никто никогда не смог вырвать.

Перед смертью Протектора произошли два интересных события. Во-первых он получил письмо от того самого Джона Биддла с благодарностью за назначенное ему в тюрьме небольшое содеражание, которое ему так пригодилось, потому что хотя он и был свободен теперь, найти средства к существованию не мог. Это было одно из немногих проявления благодарности со стороны тех людей, которых Кромвель спас. Вот и незадолго перед смертью, будучи уже больным, он послал одного из своих секретарей освободить из тюрьмы квакера Джеймса Нейлора.
Во-вторых в Темзу заплыл огромный раненый кит, он умирал долго и мучительно, его кровь окрасила воду, и зрелище это было зловещее. Люди увидели в этом явный знак. Морской Левиафан пришел возвестить о смерти земного. «Левиафан» был символом чего-то или кого-то действительно великого. Видимо и многие потомки согласны с этой характеристикой: о Кромвеле написано книг и монографий более, чем о любом другом британском правителе. Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд, назвавщий второго сына в честь Лорда-Протектора, писал своей будущей жене: «Я до боли жажду свободы.... и в памяти моей встает особенно дорогой мне период истории: правление пуритан и Оливера Кромвеля».

Приступая к изучению его жизненного пути, я подозревала, что Кромвель будет мне симпатичен, так как он явно был христианином евангельского толка. Но теперь я могу сказать: он ошеломляет. Я даже не знаю, с кем в один ряд поставить его. Кто-то из его друзей сказал, что он как Атлас держал на своих плечах всю Англию. Не знаю насчет Англии, но на меня его жизнь, его вера, его устремления, его ощущение собственного предназначения, посвящение Богу и своему народу, его отвага, наконец, оказали огромное влияние. Я не мечтаю повторить его биографию (не думаю, что это вообще возможно), но могу сказать с полной уверенностью: если вам кто-нибудь когда-нибудь скажет, что того, что произошло с Давидом и Гедеоном, на самом деле быть не может, расскажите им про ОЛИВЕРА КРОМВЕЛЯ.

Использованные материалы:
Maurice Ashley, The Greatness of Oliver Cromwell, New York, 1958
Antonia Fraser, Cromwell, New York, 1973
Peter Gaunt, Oliver Cromwell, Blackwell Publishers Inc, USA
Leaders in Battle – Cromwell, Kultur
Веб-сайт Оливере Кромвеля (http://www.olivercromwell.org/index.htm ).
Татьяна Павлова. Кромвель. Серия ЖЗЛ.
Katie Whitaker, A Royal Passion, W.W. Norton and Company
Edward Parry "Royal visits and progresses to Wales, and the border counties”
и другие

Кромвель, его вера и его эпоха.Публицистика

Кромвель, его вера и его эпоха.
Публицистика