Глава восемнадцатая
Миша
5 декабря 1997 года
14.00
Аня отправилась к Мише с Оксаной. Долго никто не открывал она даже собралась уходить, но вдруг за дверью послышались шаркающие шаги. Аня засомневалась:
- Странно, может я квартиру перепутала? Кто же там так шаркает? Родители Оксаны живут отдельно, а Мишины умерли. Может продали квартиру, переехали?
Когда дверь медленно отворилась, Аня непроизвольно вскрикнула. На нее испуганно смотрело небритое, измученно лицо со впалыми щеками и черными кругами под глазами:
- Здравствуй, Аня.
- Миша? Ты?
- Я. Заходи , только побыстрее, пожалуйста. Мне тяжело стоять.
Аня хотела обнять Мишу, но тот скривившись отстранил ее и побрел к дивану. Каждый шаг давался ему с трудом
- Мишка, что с тобой, ты что заболел? – Аня понимала, что задает идиотский и бестактный вопрос. Страшная догадка уже не оставляла места умирающей надежде на то, что она ошиблась или ей показалось.
Никаких следов детского присутствия и вообще вещей и мебели в квартире поубавилось. Пыль никто не вытирал много месяцев, а на столе вперемешку с заплесневевшими остатками еды были разбросаны истерзанные конспекты и теологические книги.
Миша заметив Анино замешательство с натяжкой улыбнулся и показал «дорожки» на руках:
- Вот как бывает! Жизнь дала трещину все дорожки ведут на Троещину. Это каламбур – у меня на Троещине поставщик живет. Садись Анечка рядом - стульев у меня нет, - Миша кряхтя прилег и натянул плед, его знобило.
Аня осторожно присела на скрипящий диван, у нее сперло дыхание. Так бывало всегда, когда надо было сказать что-то очень важное. Она крепко обняла Мишу и поцеловала в небритую щеку. Он скривился от боли, но был счастлив. Она чувствовала что сейчас разрыдается.
- Мишенька, родненький, прости меня! Я теперь тебя не брошу! Я тебя вытащу! Все будет хорошо!
Ане конечно очень хотелось задать ряд традиционных вопросов типа: « Как же так вышло? Что случилось? Как ты мог так поступить?» и прочие, но сострадание и милость всегда преобладали у Ани над любопытством. Но Миша не заставил ее долго ждать: попросив у Ани прощения он раскумарился и начал свой жуткий рассказ:
- Когда ты с Дим Димычем от нас ушла, то Ксюша оставила работу и стала образцово показательной матерью, женой и домохозяйкой. Казалось вот оно решение всех проблем – из глаз долой из сердца вон. Вроде бы как самое благоприятное время чтобы заняться ремонтом рухнувших взаимоотношений. Начали мы клеить разбитую чашку своей семейной жизни только безрезультатно. Из разбитого пусть даже и склеенного сосуда уже не напиться.
Мы оба испытывали чувство вины, за происшедшее, но боялись себе признаться в этом. Мы оба чувствовали себя жалкими лицемерами, «гробами крашенными», когда появился твой Дмитрий с сыном. Мы так и не решились ему объяснить почему ты ушла, а потом и Андрею Викторовичу тоже лгали…
- Мишка, перестань все драматизировать! Папе я уже звонила и адрес Димин знаю только вот нет его наверное куда-то уехал. Ну это же не на всегда он скоро вернется я вас поближе познакомлю все будет хорошо!
- Хорошо говоришь? Что у меня уже может быть хорошо? Ни жены,
ни детей, ни денег, ни славы. Вот только квартира осталась но думаю ненадолго скоро я и ее проколю.
Аня погладила друга по всклокоченным волосам:
- Ой, Мишка, Мишка, где твоя сберкнижка?
Миша кивнул на кучу вещей в углу:
- Да вон она валяется. Только нет на ней больше ни копейки, проколол я все, что зарабатывал с таким трудом…
- Это все поправимо. Не в деньгах счастье и даже не в их количестве. А слава она все только Богу принадлежит, а жена и дети…
-Так вот я продолжу, о жене и детях. Значит стали мы с женой образцово показательными родителями. Уравновесили свой график, чаще стал бывать дома больше уделять внимания детям. Только вот они от этого почему-то счастливее не стали.
Как Оксана не старалась не шли дети с ней на контакт, затаили обиду. Вова и Поля заявили, что она им больше не мама и что без тебя они с нами жить не будут, чтобы мы их в детский дом сдали. Ксюша рыдала по ночам в подушку, но при детях держалась из последних сил, боролась, постилась молилась. А меня прихватила страшная депрессия, только я тоже виду не подавал все бравировал. Так мы протянули пол года.
Как-то раз Оксана производила очередную генеральную уборку и обнаружила в детской «Эротический клуб» и в негодовании бросила его мне в лицо. Жена попрекала мена плодами моего слишком демократического воспитания. Я испытал весьма неоднозначные чувства когда упав к моим ногам журнал раскрылся именно на той странице, где привлекательная девушка в очень пикантной позе, демонстрировала зрителю свои прелести. Вначале хотел выбросить эту дрянь, но сердце екнуло: очень уж эта фотомодель мне кого-то напоминала. Это была моя жена Оксана образца пяти летней давности. Я расхохотался до слез: да уж, во истину, нет ничего тайного, что не стало бы явным.
Оксана сама была в шоке, но вместо того чтобы посмеяться всем вместе над происшедшей ситуацией и успокоиться она решила что лучшая защита это нападение. В ответ на материнские упреки дети объяснили что еще два года назад одноклассники по воскресной школе рассказали им все о прошлом их мамы. Узнали же они все эти пикантные подробности от своих благочестивых родителей, которые настоятельно им порекомендовали не дружить с детьми бывшей проститутки. Свидетельствуя на конференции о том от чего ее освободил Бог, Оксана даже предположить не могла о последствиях своей излишней откровенности.
А вскоре дети нашли этот журнал у дедушки с бабушкой в макулатуре и были «приятно» были поражены увидев на его глянцевых страницах свою еще молодую маму. Решив не ставить мать в неловкое положение они утаили этот факт но журнал все же припрятали.
Вова и Поля затаили обиду за то что мать выставила их на посмешище перед всей церковью за то что узнали обо всем последними, их убило то что сообщили им об этом посторонние, а не родители.
После этих событий моя депрессия стала накрывать меня с новой силой. Все мое служение, коту под хвост пошло. Никакого я больше удовлетворения не испытывал от всего того, что раньше считал своим предназначением и смыслом жизни. Как снял я розовые очки - все увидел в черном цвете: меня теперь раздражали все и все. Сослуживцы, братья, сестры, а жена больше всех. Вот только к детям я раздражения не испытывал и всячески их одобрял и поддерживал в их бунте против матери.
Временами на меня просветление находило, я пытался стать таким, как раньше. Но понимая, что кроме раздражения моя жена у меня никаких эмоций не вызывает, прекращал попытки к примирению. Меня в ней теперь бесило все. Я постоянно сравнивал ее с тобой. Слава Богу, мысленно. Правда, пару раз сорвался и высказался в слух. Ксюша расплакалась и ушла из дому. Не было ее дня два. Я места не находил, искал везде, а когда она вернулась я замучил ее вопросами и подозрениями. Я не поверил в то, что она ездила к подруге и донимал ее своей ревностью. Трещина в наших отношениях становилась все глубже, пока не превратилась в страшную пропасть. Я собственноручно разбил об асфальт расписные хрустальные замки нашей любви.
Оксана терпела терпела и не вытерпела: решила, что лучше грешной бить, чем грешной слыть. У нее образовалась душевная связь с одним братом: пыталась ее тонкая и ранимая душа найти тепла на стороне, восполнить тот пробел в отношениях, который я допустил. Ведь мы никогда ничего не скрывали друг от друга, даже когда без Бога жили, а теперь…
Я как-то раз их вместе вычислили, надавал ему по роже и даже жену ударил. Я - тот, кто еще в прошлой жизни, не поднял пальца не на нее, не на одного из ее мужиков. Я всегда все решал словами. Мой девиз был: самый лучший бой тот, который был выигран без боя. А это был не бой, а избиение.
После этой своей безобразной выходки я подал на развод. Я не хотел тянуть и обременять Оксану этой тяжелой обязанностью. Ведь если бы она от меня ушла, то их брак с этим парнем никто не благословил бы в дальнейшем. Как бы там ни было я не хотел сделать ее несчастной на всю жизнь.
Последний месяц, который мы прожили вместе перед разводом, превратился в сущий ад на земле.
Как-то мы с детьми отдыхали и смотрели телевизор. Поля прижалась ко мне и шептала мне на ухо, что не уйдет с мамой и Вова тоже. Я пытался объяснить дочери что она должна понять и простить мать, ведь вместе у нас больше не может быть счастливой жизни. Зачем мучить друг друга? А так есть шанс пройдет время и может мы снова сможем стать друзьями.
Оксана влетела как фурия, стала оттаскивать от меня дочку и орать, что в ее возрасте уже неприлично в футболке и трусах, полуголой лежать в обнимку с мужчиной, даже если это ее отчим. «Отчимом» она назвала меня впервые. Дети всегда звали меня отцом. Поля вспыхнула разрыдалась и убежала.
Я высказал Оксане все, что у меня накопилось по этому поводу. Сказал, что мол она говорит о том, что у нее болит. Если ей такая несуразная мысль могла прийти в голову, то стоит вытащить бревно из собственного глаза, а уж потом соринку замечать в глазу дочери. Оксана попыталась защищаться, тогда я вспомнил ей все обиды за долгие года совместной жизни. Я такими словами, как тогда не называл жену ни разу жизни. Я сам не понимал, что говорю, словно у меня язык жил самостоятельной от разума жизнью. Оставив ее ошарашенную, оскорбленную и униженную, я ушел из дому.
Тогда я и услышал знакомый, но давно забитый голос, который раньше бил частью меня. Теперь он из вне настоятельно рекомендовал мне свести счеты со своей несостоятельной жизнью, чтобы отомстить неблагодарной жене, которая ни во что меня не ставит. Вот на моей могиле она поймет что потеряла! Я был на грани нервного срыва и чтобы прогнать мысли о самоубийстве купил бутылку вина и выпил ее залпом в четыре глотка. Я думал, что после стольких лет воздержания упаду замертво или земля разверзнется и проглотит меня. Но небо не упало на землю, а алкоголь снял стресс. Я даже как-то юмористически воспринял всю сложившуюся ситуацию. Правда домой возвращаться все равно не захотелось и я стал шатался по улицам.
Утром пришел домой, только тогда, когда дети ушли в школу. Ее тоже уже не было дома. В глубине души я бил этому рад: меня терзало похмелье, раскалывалась голова и ничего не хотелось никому объяснять.
Но вечером Оксана с меня все же потребовали отчет о причине моего отсутствия и неудовлетворительного самочувствия. Оказалось, что она искала меня всю ночь и даже звонила в милицию, больницы и морги. Я огрызнулся, что мол уже не мальчик и не нуждаюсь в том, чтобы меня контролировали и не намерен ни перед отчитываться. Еще я попросил оставить меня в покое. Сказал, что всегда бил «одиноким волком», а семья меня обременяла все эти годы. Мол я только притворялся счастливым из приличия и ради детей. Высказавшись с чувством глубокого удовлетворения я лег спать. По крайней мере мне теперь не надо было притворяться хорошим семьянином. Начал портить – продолжай.
Ночью я проснулся с чувством необъяснимой тревоги и отправился на кухню попить воды. В воздухе стоял удушливый кислый запах. Я подумал что взорвалась банка скисших огурцов. Я был возмущен и был готов устроить скандал. За столом сидела Оксана с стаканом в руках – это уже было слишком. Видимо это были первые не «пять капель» - Оксана даже не услышала моих шагов. Когда она поднесла стакан к губам я был взбешен и выбил его у нее из рук. Разлитая водка стала разъедать линолеум. Это была уксусная эссенция. Вот так сам того не ведая в приступе бешенства я спас жизнь своей нелюбимой жене.
После этой попытки самоубийства моей жены я больше не решился искушать судьбу и подал на развод. Каждый день прожитый со мной приближал ее к смерти. Да, я не хотел больше с ней жить но не совсем не хотел ее убить.
Вскоре мы развелись. Оксана с детьми уехала к родителям. Ее намерение выйти замуж вновь пастырь не одобрили и она со своим избранником перешла в другую церковь.
Дети приходили ко мне редко и тайком. Оксана запретила им видаться со мной. Они плакали и просились остаться жить у меня. Я даже уже думал подавать в суд. Но тут случилось то, чего я не мог представить себе в самом кошмарном сне.
Как-то в мае Поля пришла ко мне поздно вечером, одна, без Вовы, от нее разило вином. Она бросилась ко мне на шею, стала обнимать и целовать совсем не по детски. Моя дочь сказала, что любит меня уже давно и не только, как папу и что она очень рада, что мама бросила меня. Ей уже пятнадцать лет и теперь она может выйти за меня замуж, через два года, ведь я ей не родной отец и это не грех.
Я всю ночь утешал Полю и разубеждал в ее замыслах. Просил понять и простить маму. Ми вместе плакали, молились, просили друг у друга прощения. Утром я отвез дочь домой, естественно ничего не сообщив возмущенной ее отсутствием матери об откровении Полины.
С того вечера я все время размышлял о происшедшем, анализировал. Почему это произошло с моей дочерью? А самое удивительное и ужасное было то, что я все чаще стал ловить себя на мысли о том, что Полинино предложение не показалась мне отвратительным. Я первый раз в жизни взглянул на свою дочь, как на очень привлекательную и не по годам развитую девушку. Она очень выросла и повзрослела за этот страшный год предшествующий разводу. Дети радо взрослеют когда родители разводятся. Эта странная мысль стала все чаще посещать меня во сне и наяву вызывая вожделение. Знакомый голос из прошлой жизни опять стал давать мне советы:
«Она молодая, красивая, не испорченная, в отличии от ее матери. Ты сможешь воспитать из нее образцовую жену. Она тебе не дочь, здесь нет никакого греха.» Я позволил этим помыслам поселиться в моем сердце и они стали изъедать меня из нутрии словно черви. Теперь мне приходилось бороться с самим собой. Одна половина моего естества страстно желала встречи с Полиной, как с женщиной, а вторая избегала ее изнемогая от отцовской любви к дочери.
Когда она приходила одна без брата я не открывал дверь делая вид, что меня нет дома скрепя зубами и кусая руки, чтобы не завыть от боли.
К кому я мог пойти с этим? К пастырю? К бывшей жене? У меня не было такого близкого друга, как ты, которому я мог бы рассказать то, что со мной происходит. Я был на грани помешательства и самоубийство казалось единственном выходом. Но я знал, что это страшный грех и молил Бога забрать меня, но безрезультатно. Я умышленно, каждую ночь выходил на «охоту»: шлялся по самым злачным местам и цеплялся к пьяными и обкуренным малолеткам в надежде, что кто-то меня убьет. Но они все шарахались от меня, как от прокаженного. Даже им я не был нужен, хотя бы чтобы избить и ограбить меня.
Я стал все чаще выпивать, но алкоголь больше не производил на меня должного впечатления. Приходилось увеличивать дозы, я испугался, что опять попаду в зависимость и обратился к психоаналитику. Тот выслушал меня, дал ценные советы, рассказал о теории Фрейда и « эдиповом комплексе». Он сказал, что это весьма распространенное и вполне нормальное явление. « Комплекс Лолиты» в таком возрасте возникает частенько и у дочери скоро пройдет, как только закончиться период полового созревания. Мне психоаналитик выписал антидепрессанты и посоветовал отвлечься поездкой на море с легким, ни к чему не обязывающим романом. Я не стал ему объяснять то, что я христианин и роман мне не поможет, просто поблагодарил, расплатился, взял рецепт и принял решение отвлечься на работу.
В начале таблетки мне помогли и я был практически счастлив. Я снова смог все увидеть в ясном свете. Я покаялся, вернулся в служение, приступил к работе и даже смог здраво и конструктивно пообщаться с бывшей женой и детьми. Жизнь стала налаживаться.
Только вот антидепрессанты теперь я жрал пачками, а без них места себе не находил. Но вот пришел день, когда они просто перестали действовать на меня. Я выпил столько таблеток, что чуть не отбросил кони. Хорошо, что перебрал, организм не выдержал и стал само очищаться. В тот вечер я узнал что такое ад. Я купил водки и стал ее пить. Я выпил пол-литра, но ничего не ощутил. Тогда я впервые за долгие годы закурил и тоже не ощутил никакого эффекта. В ту жаркую августовскую ночь я бродил по улицам, словно сомнамбула и в пока не выбрел под окна квартиры Оксаниных родителей. Я стоял и смотрел, как она примеряет свадебное платье.
Хотел пойти утопиться, но встретил своего школьного товарища, поделился с ним своим горем, а он мне предложил утешение. Я с ним выкурил «косячок» тоже не вставило. Тогда он предложил вмазался. Я вначале возмутился и отказался потому, что я никогда раньше не кололся и презирал всех наркоманов. Но потом, представив, что он сейчас уйдет и мне придется вернуться в свою холодную, одинокую постель, чтобы бороться с желанием умереть, я согласился.
Эфедрин - мне понравилось. Я попробовал кокаин – оказалось это то, что я искал. Я всегда любил общаться с людьми, а не улетать в иные миры своих фантазий. Это средство оказалось лучше всех антидепрессантов. Хандра стала опять ослабевать, желание жить -усиливаться, только вот не на долго. Кокаин перестал меня утешать. Теперь меня мог спасти только героин.
Первые несколько месяцев я умело скрывал свою зависимость, даже продолжал служить вмазанный. Никто ничего не замечал или делал вид, что не замечал. Но я так долго не смог, ушел из церкви и с работы тоже. Я «сжег все мосты», попал в систему. Я кололся пока не проколол все деньги, которые у меня были, а потом стал продавать все ценные вещи и вот видишь что осталось.
Я все годы, живя с Господом, каждый день бегал от греха, боялся его как огня, а надо было Бога бояться. Чего боишься то тебя и постигнет.
Когда осознал, что погибаю, покаялся и решил пойти «сдаваться» в ребцентр, где сам когда-то служил. Ребята приняли меня, как родного, ведь я их когда-то сам из подвалов выволакивал и на ноги ставил. Один мой воспитанник даже стул протер после меня, помолился и елеем помазал, чтобы очистить оскверненное. Превозмогая боль, обиду и гордыню я стал исповедоваться, вынося на свет мусор из всех темных уголков моей души. Мои ученики хихикали в тихаря и шушукались у меня за спиной думая, что я ничего не замечаю. Прервав на полуслове мою исповедь мне сообщили, что не стоит копаться в прошлом. Надо сбросить со спины рюкзак с грехами потому что я теперь новое творение. Они поторопились крестить меня Святым Духом, да бы я поскорее заговорил на иных языках. Они даже не поинтересовались покидал ли Он меня переставал ли я на них говорить - спешили на обед. Я не стал их обременять своим присутствием, развернулся и ушел.
Знаешь, Аня, я никогда не мог себе представить, что нарвусь сам на недоделки и перегибы своего собственного служения. Неужели я так когда-то с кем-то поступал? Неужели я пожал то что посеял? Написано же что по плодам узнаем? Вот я и наелся своих плодов в которых пепел и зола. Мне за пацанов моих обидно, которые не знают не то, что такое милость и сострадание, а просто элементарно не воспитаны. Это я не сумел их воспитать.
Все ми имели только вид благочестия, силы Его отрекшись. Нет в нас любви, а значит и Бога нет. Тогда зачем весь этот цирк? Я, когда смотрю на этих братьев-пофигистов припудренных и надушенных в дорогих костюмах, так думаю: может Бог наш такой же? Ведь Он же через нас, детей своих, проявляться? Раз любви нет, так и Бога нет? Все только карьеру делают, в бизнес ломятся в политику! А светить этому миру не царское дело? Я не хочу больше таким бить, я хочу любить по настоящему! Я смогу, я вырвусь! Я покаюсь, я возьму себя в руки, я поеду в другой ребцентр, туда где меня никто не знает и не будет после меня стул протирать, как после прокаженного!
Я Бога просил меня освободить! Ведь от бухла и сигарет он меня в один миг освободил, почему же сейчас ничего не получается? Он меня не слышит? Конечно. Бог грешников не слышит. Значит я в потолок ору? Равнодушие - ад на земле. Сплошное безразличие, нет любви!
- Есть, Мишка! Люди они и в Африке люди, а ты на Бога, а не на них смотри. Только Ему одному ты нужен. Бог - не пофигист! Если бы Он от тебя отвернулся и не слышал тебя, то разве привел бы меня к тебе сейчас? Дал бы тебе спокойно умереть под кайфом и обрек бы тебя на муки вечные и все! А Он все не уймется! Ты не грешник Миша, а упавший праведник, дитя Живого Бога. Ты бы Миша от Поли отрекся если бы она впала начала пить и с мужиками спать? А от Вовочки если бы из дому сбежал, стал колоться, грабить, убивать? Забил бы ты на них, вычеркнул из своего сердца? Не простил бы им ?
Миша взвыл от боли:
- Никогда! Я искал бы их, я жизнь свою положил бы, только бы их вернуть!
- Так ты же человек, будучи по природе злым, хочешь своим детям добра и счастья, так не уже ли же Господь, тебя, своего сына не поднимет и не очистит от грязи? Поднимет. Чем глубже ми падаем, тем выше Он нас поднимает, если мы сами того хотим! Он тебя давно освободил, только ты, как тот узник, что стенает в камере с открытой дверью. Дверь, которую Иисус открыл, никто не закроет, никто не может забрать тебя из Его руки и отлучить тебя от Него.
Я, Мишенька, как от вас ушла недолго лишь четыре месяца продержалась и опять на панель вернулась. В этот раз пуще прежнего. Раньше пьянки, беспредел, а в этот раз чинно благопристойно, куча денег. Только вот они грязные и утекают сквозь пальцы, как песок. Потом я попала в милицию, заявление о сотрудничестве подписала и стала стукачкой и «уткой подсадной». Должна была на дело идти очень опасное, я бы с него живой не вернулась. Я покаялась и мне никто больше не позвонил. Не чудо ли? Бог мне помог, меня спас, с болота вытащил. Неужели же Он тебе не поможет?
- Это из-за меня Анечка тебе так настрадаться пришлось. Господи, какая же я сволочь! Знаешь, ведь Ксюша тогда, от части, права была - влюбился я в тебя. Но не, как в женщину, я бы Ксюшу никогда не бросил бы, только она мне нужна, просто ты мне другом очень близким стала. Таким, каким только моя жена для меня когда-то была, но потерялась как-то, заблудилась где-то...
Аня крепко обняла Мишу:
- Это друг мой дорогой все Божий промысел! Не вини себя ни ее не в чем. Ели бы я на панель не вернулась, так не было бы у меня теперь Лизы.
- Кого?
- Дочки моей.
- Это когда же ты успела за год с лишним и на панели побывать и дочку родить и «уткой» стать?
- Одна моя сотрудница свою дочку бросила, другая хотела взять ее, но не потянула. В общем-то вся та эпопея и стала причиной того, что я вернулась обратно в это все дерьмо. Девочка у меня осталась. У нее документов нет и ее у меня могут забрать в любой момент. Только я ее удочерить хочу. Я понимаю это против всякой логики и законов, но я знаю, что Бог сделает чудо. Она моя дочка, я ее не отдам. Собирайся, Мишка!
- Куда?
- Я тебя в стационар отвезу.
- Так там же надо тысячу баксов, платить! У меня таких денег нет.
- Ну неужели же Бог о тебе не позаботиться? Договоримся, поехали. Я найду деньги.
- Что опять зарабатывать пойдешь? Теперь, что бы меня спасать? Не многовато ли на тебя одну будет, спасительница ты наша?
- Нет, зуськи! Больше не пойду ни за что! Я на Бога уповаю. Помолимся –Бог все устроит.
А про себя Аня уже все решила:
«У меня, как раз штука зелени и есть, а на оформление Лизы мне не меньше пяти надо. Эти деньги нас все равно не спасают, так пусть они, хоть и грехом заработанные, на доброе дело пойдут. Теперь они Мишке нужнее, а о Лизе Бог позаботиться!».
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
