10.00
Из-за высокого деревянного серо-зеленого забора, который венчали гирлянды из колючей проволоки, выглядывал дом с грязно желтыми облупленными стенами,
Чтобы не стукнуться лбом, высокой Ане пришлось нагнуть голову, при выходе из машины. За ней, матерясь и утирая рукавами, текущие носы высыпали трясущиеся малолетки. Сквернословили они не от отчаяния и злости и не для красного словца. Просто-напросто они не умели иначе излагать свои не отличающиеся разнообразием мысли.
Внутри трип-дачи было очень чисто, тепло, сухо и мухи не кусались. Всех прибывших усадили на длинную скамейку, выкрашенную в одноименный с забором цвет.
Старожилки сей богадельни, выглядывали со второго этажа, оценивая новеньких. Бледные из-за отсутствия свежего воздуха особи в цветастых но выцветших халатах зависли на лестнице.
Из кабинета, как ошпаренная выскочила одна из малолеток. Та, которая первая, подверглась осмотру гинеколога и стала ползать по скамейке, театрально корчась:
- Сволочь! Садистка! Гестаповка! Эта старая вешалка, мне там все порвала своими гребаными зеркалами!
- Ой, только не трынди! Что там тебе можно было порвать? Целка-невидимка ты наша! Тебе все, что надо порвали года три назад! – ехидно захихикала обладательница «ботфорт». А толстая блондинка с финалом решила отыграться на подруге за сломанный каблук и бесцельно прожитую юность:
- Не визжи, …учка, мы и так по твоей милости теперь будем здесь париться, …рен знает сколько! Я тебе, гадина, устрою «сладкую жизнь»! Будешь здесь на параше кровью харкать! Все припомню и как Кольку, два года назад ты у меня увела…
- Да отольются тебе здесь наши слезы, крыса позорная, – подключилась обладательница «ботфорт», - я тебе и сигареты припомню, и пиво, которые ты ныкала, когда у нас с бадуна уши в трубочку заворачивались! – малолетки с двух сторон стали пинать подружку локтями под ребра.
Аню бросило в жар и стало знобить, а от визга девчурок разболелась голова. Она робко подошла к медсестре, которая что-то сосредоточенно писала, сидя за письменным столом, образца шестидесятых годов, выкрашенным белой масляной краской:
- Простите, не могли бы вы мне разрешить сделать один звонок? Что бы мои родные не волновались…
Представительница медперсонала удивленно уставилась на Аню, пораженная ее высокопарной речью, явно не гармонирующей с родом занятий и потрепанным видом:
- Без разрешения главврача - никаких звонков!
- Простите, а как скоро я смогу у него взять это разрешение?
- Завтра, после обхода.
- Но мне очень надо, именно сегодня! Разве никак нельзя решить этот вопрос поскорее?
Пораженная наглостью новоприбывшей медсестра фыркнула:
- Всем надо! Надо им сегодня, видите ли! Били бы вас писюх в детстве чаще так и не надо было бы!
Аня скрипнула зубами и молча села на скамейку, подальше от дерущихся:
«Как раз меня, в детстве, били очень часто. Правда, соседи да одноклассники в основном. Папа ни разу в жизни не поднял на меня руку. Папа, папочка…» Аня проглотила комок, сдерживая слезы. Бог наградил ее поразительным свойством: быстро забывать все плохое и долго помнить хорошее.
По лестнице спускалась хромая полная санитарка, переваливаясь, как утка:
- Всем переодеваться, красавицы! Все вещички сдать для санитарной обработочки и всем в душ, быстренько. Вошек нет? Помоетесь-будете чистюли и получите одеяльца и матрасики. Потом поднимайтесь на второй этаж.
Чуть не сбив с ног добродушную толстуху, в приемную влетела сияющая, словно тульский самовар девица влетела и сунула медсестре какую-то бумажку:
- Вот, разрешение главврача на выписку!
Медсестра с опаской и подозрением окинула присутствующих леденящим кровь взглядом:
- Не торопись. Посиди. Этих уведем - тебя выпустим. Матрац и одеяло сдала?
Аня не переставала удивляться:
«Неужели не заметно, что у нее с собой нет ни матраса, ни одеяла? Да уж, скорее это вопрос не по существу, а риторический. Да, видимо мне, еще долго привыкать к странным ритуалам и обычаям этого заведения!»
- Девки, может, кому надо весточку домой отправить? Пишите номера - позвоню! – шепнула отбывающая домой. Малолетки принялись лихорадочно слюнить спичку, чтобы нацарапать телефонный номер на коробке.
У Ани не было ни спичек, ни бумаги, ни ручки. К счастью, в косметичке она обнаружила пусть не совсем подходящие, но все же средства для письма. На трипдаче и помада становиться пером, а прокладка - бумагой!
- Звать то кого к телефону? – уточнила девица.
- Наташу, а можно Диму. Да, кто снимет трубку, тому и передайте что я здесь...
- А звать то тебя как?
- Аня! Да они уже, наверное, там обыскались меня, весь город на уши подняли!
Девица понимающе, сочувственно закивала, косясь на дорогую помаду и спросила тоном, не подразумевающим возражений:
- Подаришь?
Аня вздохнула и протянула помаду:
- Конечно. Пользуйся на здоровье, она - почти новая, три дня назад купила. Франция.
Ане было жаль помаду, но еще больше было, жаль девушку, которая не умела бесплатно делать добрые дела. Вероятно, она ничего в своей жизни не делала бесплатно.
18.00
-Ужин! Ужин! Все на ужин! – жизнеутверждающий призыв выгнал алчущую толпу из палат в коридор. Десятки горящих глаз уставились на закрытую дверь - путь к удовлетворению желаний их ненасытных желудков.
Кто-то бесцеремонно пихнул Аню, свернувшуюся калачиком:
- Ты че жрать то не идешь? Брезгуешь? Будешь разлеживаться - жрачки не достанется! В большой семье лицом не щелкают!
Аня открыла один глаз и высунула голову из-под одеяла. Температура поднималась все выше, и она никак не могла согреться.
Существо неопределенного возраста, со щетиной на щеках, тщательно скрываемой тональным кремом, вопрошающе уставилось на Аню. О его принадлежности к женскому полу можно было догадаться по визгливому голосу да еще по тому, что это был женский венерический диспансер.
- Мне что-то не хочется. Я может чуть позже…
- Ты че глухая? А? Я те говорю - мисок не хватит.
- Спасибо, я не буду есть.
- Так че, можно твою пайку сожрать? – глаза существа заблестели.
- Конечно, можете взять себе мою порцию! Ешьте на здоровье! – Аня обрадовалась, что у этого назревающего конфликта так неожиданно образовался мирная, всех удовлетворяющая развязка и отвернулась к стене. Но оказалось, что у существа, помимо непрестанного желания насыщаться еще была и совесть.
- Э-э-э! Ты че это хандрить надумала? Ты тут голодовкой ничего не докажешь! Пошли хавать, а то сдохнешь, чего доброго!
Аня поняла, что упираться, противопоставляя себя обществу этого заведения, не стоит. Не смотря на плохое самочувствие, она решила завязать полезное знакомство.
- Хорошо, я сейчас. Вы идите, а то еще из-за меня опоздаете и вам не хватит посуды.
- Мне? Мне всегда хватает: у меня своя отдельная посуда! Бытовой сифон, – гордо и многозначительно расхохоталось существо. - Тебя как звать то?
- Аня. А вас?
- Че ты мне выкаешь? Думаешь, что я такая старая?
- Нет, что вы, просто мы с вами мало знакомы…
- Меня Тонькой кличут. Пошли, если тебе не хватит, я за тебя словечко на кухне замолвлю! Я ту уже не первый раз отдыхаю. Я всех знаю здесь, как облупленных. Ты за меня держись, я здесь - главная! Не жрать здесь нельзя – сдохнешь! Жрачка - единственная радость. Да еще, конечно, чай да курево. Да где их взять то? Ты со свободы недавно? Курить есть?
- Нет, у меня все в милиции забрали и сигареты и деньги…
- Вот волчары позорные! Ненавижу ментовню! Всем бы пасти порвала! – скрипнула зубами Тоня, сжимая кулаки.
Аня, всунув отекшие ноги в холодные туфли, поковыляла в коридор. Тапочек здесь не выдавали.
Когда все собрались, заветная дверь открылась и толпа хлынула вниз по лестнице, в пищеблок.
Звеня железными мисками, пестрая масса в вылинявших цветастых халатах, наворачивала перловку с тушенкой, совершенно не жалуясь на отсутствие аппетита. Аня, ковырнув пару, раз подозрительно несъедобное содержимое железной миски, отодвинула ее в сторону, тут же поймав на себе и на миске несколько вполне определенных взглядов. Тоня предотвратила назревающую драку и разделила Анину порцию с девочкой лет четырнадцати. Из-за последней ложки они чуть не поцапались, изрыгая нецензурную брань, но все-таки по братски ее разделив принялись чавкать и сербать. Компот из сухофруктов пах прелыми тряпками, но вполне пришелся по вкусу старожилкам.
Съедобным оказался только хлеб. Аня отламывала его маленькими кусочками, пытаясь проглотить. Горло опухло и болело.
«Господи, куда я попала? Это же зоопарк какой-то! Кошмарный сон!»
Но, к сожалению, это был не сон, а кошмар ожидал Аню за стенами этого безобидного заведения.
Разглядывая старожилок трипдачи, Аня на миг соприкоснулась взглядом с девушкой сидящей в углу стола. Та тоже к превеликой радости своих соседок ничего не ела, даже хлеба.
Заметив столь пристальное внимание со стороны новенькой, девушка печально отвернулась в окно. Глаза ее были полны невообразимой тоски и отчаяния, а пальцы нервно мяли какую-то бумажку.
Аня приняла твердое решение после ужина познакомиться с этой единственной родственной ей душей среди толпы этих животно-подобных существ, когда-то родившихся женщинами.
18.40
После принятия пищи, все подверглись досмотру, на предмет хлеба проносимого в карманах и удовлетворенно матерясь, отправилась в туалет. Плотно поевших женщин исполняла надежда найти, что-то покурить.
Аня наблюдала за необычной для этого места девушкой, но не решалась подойти. Задержавшись в соседней палате на пару минут, та тоже отправилась в туалет, сжимая что-то в кулаке. Она оказалась решительнее Ани и виновато улыбнулась протянула ей мятую сигарету:
- Курить будешь? Извини, что в таком виде: приходиться спать с ними, а то украдут! Ты, новенькая? Как тебя зовут?
- Аня.
- А меня - Оксана. Очень приятно. Я еще там, в столовой обратила на тебя внимание.
Аня затянулась сизым обволакивающим дымом. Жить стало легче и веселее то ли от никотина, то ли оттого, что родственная душа первая сделала шаг на встречу:
- Я на тебя тоже, – рассмеялась Аня. Странно было бы, если бы мы не заметили друга в этом зверинце.
- Ой, чувихи, дайте разок затянуться, - набежали со всех сторон представительницы местной хищной фауны, - ну не будьте жлобихами! С ближними надо делиться!
Оксана стала виновато оправдываться:
- Хорошо, я оставлю. Я бы вам дала, но у меня больше нет сигарет. Кончились.
Толпа недовольно и недоверчиво загула, но тут в туалет зашла Тоня. Нахлебницы тут же схлынули в другой угол помещения, зная непростой нрав старожилки и почитая ее положение на трип - даче:
- Кури, не парься! - Тоня гневно и многозначительно уставилась на упавших на хвост Оксане и Ане. - Она пачку сигарет с фильтром вам раздала, вчера! Где они? А? Я вас спрашиваю? У вас, стерв, еще язык поворачивается после всего у нее еще тягу клянчить? - Тоня, сверкнув татуировкой на руке, повернулась к Оксане: - А ты, дура, думаешь, что тебе здесь кто-то даст затянуться, когда у тебя курево кончиться? Шиш! Не от одной .…зды не дождешься! У них нет ничего и принести им некому! А если, и было, то никто все равно тебе не дал бы! Эти твари за крошку хлеба и щепотку чая готовы родину продать и глотки друг другу грызть! Они здесь прелые листья курят, а ты такое дорогое курево разбазариваешь! На кой хрен пачку вчера раздала? Что теперь курить будешь?
-Да мне еще принесут. Мне не жалко, курите, а здоровье, если можно так выразиться! - Оксана виновато улыбалась. В глубине души она была рада внезапному появлению Тони. Только эта мужеподобная неопределенного возраста женщина могла совладать с этой толпой волчиц, готовых разорвать всех, кто на них не похож.
После четвертой затяжки больше не выдерживая пристального взгляда Тони, протянула ей свою сигарету.
- Ты че, накурилась уже? – недоверчиво из-под лохматых бровей глянула Тоня, почесывая свою щетину под тональным кремом.
- Я много не курю. Покурите вы, то есть ты. Оставишь мне еще одну затяжку.
- Да, кури ты! После меня нельзя. Ты что забыла? У меня же «сифон»!
Толпа алчно наблюдала, как Тоня закатив глаза от удовольствия стала пускать кольца.
- Что собачье отродье уставились? Не хотите, затяжку после меня? А? Что смотрите? Кто у меня вчера чай спер? Сейчас я вам шмон то устрою! Найду – мордой парашу до блеска отполирую! Нелюди!
Про себя проклиная Тоньку толпа стала рассасываться, поняв, что ловить здесь больше нечего, а на неприятности нарваться можно. Они давно ждали удобного случая, чтобы разорвать эту зарвавшуюся старую гадину. - Ну, девки, буду над вами шефство брать, а то вы совсем какие-то не приспособленные! Ничего, вы у меня пройдете школу жизни. Здесь житуха попроще, не то, что у вас, путанок, по гостинкам да ресторанам. Забывайте про свою вольную да разгульную жизнь. Запоминайте: здесь за три тяги можно выменять завтрак, а за сигарету – обед. Это если без фильтра, а за такие навороченные, как у вас – еще и полдник с ужином. А ты, дура вчера, на шарик, целую пачку разбазарила!
Оксана вспыхнула:
- Да не нужна мне ваша еда несъедобная! Я ее и даром вам отдам! Ешьте на здоровье, если конечно от такой дряни оно может прибавиться. Я не могу жрать и курить на нычке! Не привыкла я так! Мне проще отдать все, чем выдерживать эти взгляды!
- Ничего, привыкнете. С волками жить - по-волчьи выть! Не можешь - научим! Не хочешь - заставим!
- Хочется верить, что не успеем привыкнуть. Дай Бог, долго здесь не задержимся, – Аня приняла твердое решение покинуть это дикое место, как можно скорее и вытащить Оксану из этого праздника уродов.
Глава тридцать три
Оксана
21.00
- Отбой! Отбой! Всем спать! Свет выключаем! Всем спать!
Стало темно, но только на миг: белый, чистый снег за окном освещал темноту в здании и в изуродованных грехом сердцах его обитателей.
Аня, босиком, чтобы не цокать каблуками, прокралась в соседнюю палату:
- Оксана, ты спишь?
- Нет, иди сюда. Не спиться мне.
Аня присела на край Оксаниной постели:
- Ксюша, а как ты то здесь очутилась? Ты как-то не похожа, ну на…
- Да, ты вроде бы тоже, – хмыкнула Оксана.
- Я – профи. Я уже восьмой год проституцией занимаюсь. Меня на гостинице взяли.
- А я, по-твоему, кто? Кинозвезда или фотомодель?
- Ты тоже?
- Что непохожа?
- Нет, совсем не похожа. У меня - глаз алмаз, я в этом бизнесе с семнадцати лет, съела не одну собаку!
- Ну, вообще-то я – учительница младших классов.
- Кто?
- Да. Если я здесь еще хоть на день задержусь, то останусь без работы. Хотя, какая это работа!? Платят копейки, да еще и раз в пол года. Но мне нравиться с детьми работать! Нравиться то нравиться, а чем мне своих кормить? Ну, я и решила подработать. Сначала по объявлениям стала звонить, где работу высокооплачиваемую предлагают. Пошла я секретарем устраиваться. Взяли и триста долларов зарплату пообещали. Только вот в мои обязанности входило не лишь кофе варить. Еще нужно было обслуживать директора фирмы. Ну и не его одного. Тогда я решила попробовать построить себе карьеру в качестве фотомодели. Платили по двадцать пять рублей в час, но клеились практически все фотографы и операторы. Гувернанткой пошла – тоже все через постель. Ну, тогда я решила переступить через свои моральные устои и позвонила по объявлению. Предлагали работу массажисткам. Я уже понимала, что и к чему и позвонила без всякого зазрения совести по поводу отсутствия навыков и диплома в области массажа. Пару раз съездила, неплохие чаевые получила, а на самой фирме кинули, ни копейки не заплатили. Тогда решила объявления в газете опубликовать в рубрике знакомств. Мол, молодая вдова, мать двоих детей будет благодарна состоятельному мужчине.…Ну и все такое прочие. Стали звонить вполне приличные мужики в основном зажиточные, пожилые и без особых претензий и извращений. Платили щедро. Так все нормально шло, но вот приехала к одному в гостиницу, а там облава. Были бы деньги, разве лежала бы я здесь сейчас! Вчера тут одну привезли, так выписали через два часа. Приехала ее директриса, пятьсот зеленых главврачу уплатила и все. У нее видимо ничего не было. Если что нашли бы то не за, какие деньги не выпустили бы.
- Ксюш, ты извини меня, конечно. Вдова это «сценический образ» или…
- Или. У меня мужа в драке убили еще девять лет назад. Дочери год был, а сын только родился. Погодки они, десять месяцев разница….
- Девки, не борзейте! Дайте поспать! - послышался злобный шепот из соседней кровати. Аня нырнула к Оксане под одеяло. - Эй, вы это чего задумали? Не балуйте, у нас это не положено! У нас из-за таких, как вы даже двери на палатах поснимали.
- Федоровна, тише, – Оксана сунула под одеяло соседке апельсин, – мы же не по тем делам! Нам бы поторохтеть.
Федоровна, понимающе крякнув, отправилась в туалет витаминизировать свой организм. Ведь кушать цитрусовые под одеялом невозможно так, чтобы у тебя не образовался «хвост».
- Мне легче – у меня никого нет. Ничего не держит. Только сама за себя ответственность и несу. Я в это дерьмо вляпалась по собственной глупости еще в семнадцать лет. Вот девятый год и бороздим просторы мирового океана! Четыре года в родном городе, а четыре здесь, в столице, с Наташкой-Гастролершей работаю. Слыхала о такой? Ее еще Итальянкой называют, она там долго зависала. Ну, а теперь вот приподнялась и фирму свою открыла. Она - девка, что надо! Мой лучший друг! Давай после выписки к нам на работу! А? Я тебе телефончик оставлю и твой возьму.
- Обязательно телефонами обменяемся, но только я - пас. Я буду с этого грязного дела спрыгивать. Всех денег не заработать. Мне дети и муж дороже…
Аня чуть не подпрыгнула от такой новости:
- Ты что же замужем?! Ты же говорила что вдова?
Оксана саркастически ухмыльнулась:
- Что впервые видишь замужнюю проститутку?
Аня даже чуть смутилась от своей нетактичной реакции:
- Ну, вообще-то не приходилось, если честно!
- После смерти мужа я все отца детям искала. А кому чужие дети нужны? Пожила с одним, потом с другим. Они женатые были и, нагулявшись, возвращались в свои семьи. Миша тоже был женат и дети у него есть. Только вот жена его сама бросила, ушла к другому. Пить он сильно стал с горя, а потом со мной познакомился. Стали мы вместе жить. Вот уже третий год. Меня никогда никто, так как он не любил! Я такая счастливая была, хотела еще одного ребеночка родить... А за что их кормить то детей? Разве на зарплату учительницы и инженера можно семью содержать? Мишка бился, как рыба о лед, подрабатывал, как мог. Пошел ремонты делать. Жить нам негде. Его родители, гонят к моим, а мои к его. Ну, вот и решила я денег заработать, чтобы квартиру снять. С этого все и началось. Первое время врала, что устроилась продавцом в ночной киоск. Но я долго притворяться не умею и все мужу рассказала, как есть. Он как узнал, хотел, было вены себе вскрыть, а потом вот как-то стерпелся. Правда, пить стал больше чем раньше. Понял, что так долго не протянет, пошел и закодировался. Почти год выдержал. Все мои похождения терпел, но не вынес: вскрыл вены и выбросился с третьего этажа.
- Как? Он умер?
- Нет, каким-то чудом я смогла его удержать. В тот доме в котором мы по дешевке снимали комнату в коммуналке был балкон без перил. Выход на него мы забили гвоздями, что бы дети случайно не вылезли. На него Миша и вывалился, выбив окно головой. Я его за штанину поймала и держала, пока соседи на мои вопли не сбежались. Пятеро тащили, а вытащить не могли. Он вырывался, словно бес в него вселился. Я тогда на колени упала и воззвала к Богу. Пообещала, что больше никогда на панель не пойду, если Он моего любимого спасет. А потом побежала вниз по лестнице, чтобы подставить себя, смягчить удар, если его не сумеют удержать и вытащить. Но Бог свое слово сдержал и Мишку спас. Мы покаялись, стали в церковь ходить, хотели даже крещение принять. Оказалось, что нельзя потому, что мы в блуде живем. Какой же это блуд? Ну и что, что мы не расписаны? Разве штамп в паспорте имеет для Бога какое-то значение? Да мы бы и расписались, он все со своей бывшей женой ни как не мог развестись официально. Но мы же хотели! Мне священник посоветовал Мишу в покое оставить, а ему вернуться к своей прежней семье. Я еще как-то стерпела, а Миша вспылил. Сказал, что никому не позволит диктовать с кем ему жить. Перестали мы в церковь ходить. Мишка пить стал пуще прежнего, да и я тоже на стакан подсела вместе с ним. Ну, а потом опять на панель вернулась. Не выдержала я испытаний и предала Бога. Как теперь жить?
Аня обняла Оксану за плечи крепко-крепко:
- Возвращайся к Нему!
- А Он простит?
- Простит! Обязательно простит! Слушай, а давай вместе? Давай покаемся! Я ведь Бога тоже с самого детства знала и предала Его! Но Он же все равно любит нас с тобой и ждет! И дождется, я знаю! – Аня утирала покатившиеся вдруг из глаз слезы, а Оксана уже рыдала в три ручья
- Я с Библией даже на заказы ездила! Я ни разу из дому не вышла не прочитав «Отче наш»! А еще псалмы! «… когда пойду долиною смертной тени, то не убоюсь зла, потому, что Ты со мною…»
- Я тоже всегда пред заказом молюсь и после него каюсь. А потом опять.… Но я все равно, только на Него уповаю…
27 марта 1993 года
20.00
Темный силуэт с коридора поманил Оксану:
- Эй, ты долговязая! Иди, там твой, опять на заборе зависает и свистит! Чего дашь? Сигарет дашь? А чаю?
- Дам! Дам! Я вам все отдам! Аня, бежим скорее, это мой Мишенька! Ему удалось! Он обещал, значит вытащит меня от сюда!
Оксана неслась босиком по коридору в десятую палату к полу прикрытому окну в торце здания. Обитательницы палаты закутались в одеяла в ожидании зрелища. Да и хлеба впрочем, тоже: ведь все знали, что Ксюхин мужик не приходит с пустыми руками. Всем перепадает от охранников до сопалатниц. Оксаниного мужа все любили, как родного, хотя многие сомневались в том, что он ее муж. Разве бывают мужья у проституток? А если и бывают то, такого, как этот, не вытворяют! Чего каждый день торбы таскает и виснет на заборе? Сидел бы дома, бухал да и радовался хотя бы временной свободе! Неправильный какой-то мужик этот Мишка.
Оксана бросилась грудью на решетку, как раненая птица.
- Солнышко мое, девочка моя, что же ты раздетая! Ты же простудишься!- мужчина лет тридцати пяти осыпал поцелуями лицо любимой меж металлических прутьев.
- Мишенька, любимый, как там Вовочка и Полина?
- Не волнуйся, мы справляемся! Я в школу их отвожу и забираю во время. Я все перестирал и кушать приготовил. Я соседку попросил с детьми посидеть, пока я к тебе схожу. Поленька спала уже, когда я уходил, а вот Вова - нет. Он без тебя плохо засыпает, только если сказки ему читаю. Не переживай, мы справимся. Правда, твои родители мне пообещали, что посадят меня в тюрьму за то, что я тебя до такого довел. Да, еще с работы звонили. Я сказал, что ты в больнице… Ну, в общем почти правду сказал.
Снизу послышался короткий условный свист охранника. Миша ответил. Его руки прилипали к металлической решетке, а ноги скользили по ветке дерева.
- Мишенька, а где же твои перчатки?
- Перчатки? Я их продал. Понимаешь, мне же надо было купить тебе еды и сигарет. Только никому ничего не отдавай! Слышишь? Я уже всем все дал, кому надо! Ну, я понимаю, что глупости говорю, ты все равно все раздашь. Я там тебе шоколадку купил. Пообещай, что скушаешь ее сама! - Миша поцеловал Оксану в губы. - Ты только не плачь, а то лицо обветриться. Потерпи, родная моя еще чуть-чуть. Я сегодня встречался с главврачом. Я все сделаю, что надо, ты скоро будешь дома! У меня уже есть покупатели на книги, на собрание сочинений. Я еще икону бабушкину продам. Она очень дорогая. Я заплачу…
Оксана взвилась:
- Только икону не продавай, не надо! Бог не простит!
- Любимая, Бог он же не в иконах, а в сердце! Ты мне дороже всех икон на свете!
«Господи! Вот если бы я могла стать такой же счастливой, как Ксюша! Вот если бы меня кто-то так любил! Тогда и умереть было бы не страшно!» Аня утирала слезы и медсестра тоже та, что принесла передачу. Такая любовь не могла оставить равнодушными даже истерзанные, циничные сердца обитательниц палаты номер десять. Ведь все они были женщинами, мечтавшими любить и быть любимыми. Каждая из них когда-то ждала своего принца, а потом перестала. Какой же принц приедет к конченной бомжихе изъеденной сифилитическими язвами? Они уже давно поставила на себе крест, так и не дождавшись своего счастья, а кто дождался так почему-то не того, которого хотел. Они убили свою любовь неверием, но надежда была все еще жива. Она всегда умирает последней, оплакивая скончавшуюся любовь. Никто из них не знал, что любовь - бессмертна. Никто из них даже не догадывался, что истинная любовь умерла две тысячи лет назад, ради них. Умерла один единственный раз, претерпев все унижения, боль и страх, дабы воскреснуть, ради них – заблудившихся принцесс, чтобы вернуть их домой.
Только двоим из них, в этом мрачном месте, была приоткрыта эта тайна. Тем, которые закрывшись в кабинке туалета, смеясь и плача одновременно, поедали шоколадку из передачи.
28 марта 1993 года
16.00
- Кто тут из вас Хвыля? – дежурная медсестра загадочно окинула взором, всех присутствующих в палате. Аня встрепенулась:
- Я! Я – Хвыля!
- Сюда иди!
Аня, пожав плечами, запахнула халат и вышла в коридор.
- Передача тебе, – медсестра, оглянувшись по сторонам, добавила, мило улыбнувшись, - сигареткой угостишь?
Аня догадывалась, что та уже получила все, что ей причитается, но не хотела портить отношения с персоналом и сунула пачку «мальборо» в карман медсестре.
- Курите на здоровье!
Аня стала выгружать в тумбочку «сухой паек». Чего там только не было! Сухая колбаса, рыба, ветчина, шоколад, фрукты, прокладки и банка икры! А на дне, чинно покоилась чекушка коньяка.
Аня подала Оксане условный знак, незаметно перегрузила в карман халата чекушку, сигареты, шоколад и непринужденно вышла из палаты.
Она даже не могла подумать, что ее может так вставить от ста двадцати пяти грамм.
- Хорошо, что тебе только чекушку передали, а то бы мы с тобой сейчас нарезались, - довольно улыбалась Ксюша, выпуская сизый дым. – Рассказывали, что девчонкам из первого этажа, директриса их фирмы передала по кульку предметов первой необходимости каждой. Там помимо всего необходимого они обнаружили по бутылке «мартини». Девушки от радости нажрались, а бутылки побросали в туалете. Утром мед персонал обыск по палатам устроил. А что уже искать? Кстати, ты, куда бутылку дела?
- Вот она, я ее с собой домой заберу! - Аня достала из кармана пустую бутылочку и вчетверо свернутый листочек, чтобы перечитать письмо в третий раз:
« Анечка!!! Я сделала все возможное и невозможное! Сегодня тебя выпишут. Целуем, ждем, любим. Наташа».
«Господи, неужели я завтра увижу Диму? Что же он мне хотел сказать? От этого теперь зависит вся моя дальнейшая судьба!»
Настроение было приподнятое то ли от алкоголя, бродившего в крови, то ли от надежды на скорое освобождение. Аня раздавала сигареты в обмен на двадцать завтраков, десять обедов, пять полдников и пять ужинов. Все это ужасно ее забавляло, и она хохотала до слез.
- Что ты с этим всем будешь делать? – недоумевала Оксана.
- Ничего! Просто мне интересно, на что они согласны ради сигарет! Хавчик почему-то их так не интересует. Чай и кофе я оставлю напоследок. Трипдача будет гулять с икрой и балыками на наших с тобой проводах!
- Да они тут передернуться и поубивают друг-друга. Это же полулюди! Не дай Бог такими стать. Надеюсь, что меня сегодня тоже выпишут.
- Нет, у Бога «полулюдей» не бывает. Он всех одинаково любит и тебя и меня и Тоню и ту девчонку-сифилитичку, что у меня под кроватью сегодня ночью пряталась, что бы ее не линчевали, когда сперла что-то в соседней палате.
- Одинаково, говоришь? Да как же Он может так любить? Так, как Он любит, нам никогда не полюбить. Вот они все ничего плохого мне не сделали, а я их презираю. Как же Бог полюбил тех, кто распинал Его Сына?
- Не знаю. Будет время – узнаем и сами так любить сможем.
Когда девчонки вернулись в палату, их ожидал «сюрприз». Анины выстиранные трусы, которые она оставила сушиться на спинке кровати, сперли. В тумбочку лезть не рискнули.
Тоня завращала глазами:
- Кто?! - и принялась шманать своих подопечных. Трусы исчезли бесследно.
- Да ладно, Тоня, брось! Пусть остаются, на память: я сегодня выписываюсь.
- Нет, это дело принципа! Я крыс в родном доме всегда мочила, мочу и буду мочить! А ты чего трусы свои фельдиперсовые развешивала? Что бы народ искушать?
- Тонь, ну не в руках же мне их с собой носить? – хохотала Аня.
- Зачем же в руках? Положила бы в карман.
- Так они же мокрые были…
- Ничего бы с тобой не случилось. Мокрые были бы, за то - целые, а теперь выписываться будешь без трусов!
- Да ладно! Я и без трусов согласна, только бы домой поскорее!
- Ну, я вам сейчас нелюди устрою! - Тоня погрозила татуированным кулаком поникшим Аниным сопалатницам.
Только пачка сигарет умерила Тонин праведный гнев, и она великодушно, оставив своих подопечных, удалилась размышлять о недостойном их поведении.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
