Глава 3.
Мартин тихонечко проскользнул мимо комнаты, в которой были король и королева, и хотел было проскользнуть к Дину, но услышал за спиной голос королевы:
- Мартин, куда ты направился?!- Строго спросила она.
- Я? Я-а-а иду спать… мы с Дином засиделись чуть-чуть…
- Спокойной ночи, Марти,- подозрительно прошипела королева, указывая пальцем в противоположную сторону.
- Спасибо, ваше величество.
План Марти провалился. Чувствуя себя виноватым в том, что отговорил Дина сегодня объясниться с Лори, он решил во что бы то ни стало предупредить друга: «Что же делать? Меня казнят, если снова поймают в коридоре… Голубь, точно. Лишь бы не успели закрыть ставни!» Мартин быстро написал записку: «Дин, Лори уедет в шесть утра. Королева приказала казнить того, кто тебя предупредит. Так что, заранее прощай, друг».
Бедная птица не успела: окна уже были наглухо затворены ставнями. Голубь усердно стучал клювом в закрытые ставни, но звук таял и исчезал между ними и окном. Не добившись ответа, птица вернулась в окно своего хозяина и уселась на столике у изголовья его кровати. Воркоча и цокая коготками по полировке стола, она словно укоряла Марти за то, что он заставил ее зря потратить столько усилий.
- Тай, ты знаешь, сколько сейчас времени?- проснувшись от назойливого воркования над ухом, пробормотал Мартин.- Что?!- Спохватился он,- это ответ?.. – Он схватил птицу и прочел,- Уй-й, как же это?! 5:50 – О, горе мне!- Его окна выходили на задний двор, и он не мог увидеть короля с королевой и Лори. Слуги уже привязали багаж и вывели Торро.
- Это мой подарок вам, ваше высочество,- сказал король,- опечаленный и озадаченный,- вы уж не обессудьте, если что не так. Мало вы у нас погостили.
- Спасибо за все, особенно за Торро. Спасибо, ваше величество,- она поклонилась королеве,- и передайте мою благодарность принцу. До свидания.
Марти тем временем, спотыкаясь и теряя тапочки, прячась от посторонних глаз мчался в покои принца.
- Дин. Дин,- сначала потихоньку, потом громче и громче, словно от этого зависела его жизнь, кричал он, стуча в дверь друга,- Дин, вставай, она уезжает, а меня казнят. Вставай. Сколько можно спать!!!
- Зачем казнят? Что случилось?!
- Она уезжает сейчас!
- Нет!
- Скорее! Королева приказала казнить того, кто тебя предупредит. Я просто вспомнил про монастырь…
Но Дин уже был не с ним: он мчался вниз, перепрыгивая через несколько ступенек, чтобы не отпустить, чтобы остаться с ней навсегда.
- Нет, Стой!!- закричал он, выскочив из-за королевы и хватая, двинувшихся в путь, лошадей за поводья.
- Ваше высочество,- возмутилась королева,- ваш непристойный вид! Это непростительно!
- Мама, отец, простите, я просто не могу ее отпустить,- все так же держа поводья, ответил принц. Одетый в ночную рубашку, в халате нараспашку, в одном тапочке, он выглядел смешно, но ему было все равно: единственное, что интересовало его сейчас – это ее ответ.
Дин, неспеша, прошел к карете, минуя перепуганных смешным белым человеком лошадей. Переведя дух, и глубоко вдохнув воздух, он распахнул дверцу кареты.
Лора сидела в карете и ждала, когда же ее увезут прочь от этого замка, от этих людей, и от него, того, кто пленил ее сердце. Она не собиралась снова выбирать: «Я не хочу другого. Но он не воспринимает меня такой, как я есть, а такой, какую он хочет, я не буду,- ее мечты о простом семейном счастье рухнули на глазах. Ей всего 17, она уже приняла для себя самое главное решение в жизни,- это не мое, не для меня. Я уйду в монастырь».- горло сдавило, но глаза не заплакали: они уже наплакались во время утренней молитвы. Она лишь тихо прошептала:
- Я люблю его, Господи, подари ему счастье с той, кого он ищет,- она закрыла глаза и карета тронулась, но вдруг. Снова остановилась. В окошко кареты сквозь приоткрытые шторки она увидела юношу, который за парадной дверью прятался от королевы. Лори услышала голоса, но не расслышала значения и смысла произнесенных слов.
Дверца кареты резко открылись и, к своему великому удивлению, девушка увидела Дина… Юноша молчал, теребя в руках какой-то помпон: кажется, это было все, что осталось от его ночного чепца. Сам чепец неизвестно куда подевался по дороге через бесконечные ступеньки.
Она смотрела то на его лицо с опущенными на помпон глазами, то на его руки в ожидании «приговора». Но он молчал.
- Вы пришли попрощаться, принц? Не стоит, не надо было утруднять себя.
- Да? нет. Нет, я не… Я пришел. Чтобы… Я пришел, чтобы…- он снова опустил глаза на помпон,- Я понял. Нет. Да. Я хочу, чтобы вы остались. Пожалуйста, останься.
- Я не могу, принц, это мой первый отъезд из дома так надолго. Мой отец отпустил меня всего на три дня. Мне предстоит долгий путь...- Она улыбнулась,- Насколько я знаю, вам не будет скучно, ведь скоро у вас снова будет гостья. А мне пора.
Но Дин испугался этого, ему не нужна была другая!
- Нет, то есть, я прошу вас остаться навсегда,- глядя прямо в глубину ее карих глаз, выпалил он,- ты моя долгожданная гостья. Будь моей женой, Лори.
Не поверив своим ушам, глазам и ощущениям принцесса закрыла лицо руками.
- Прости меня, прости, что я тебе не верил. Я научусь верить. Помоги мне, не бросай меня,- он долго-долго ждал ответа. Точнее его ждали все: и озябшая королева, которая прижалась к королю толи от холода, толи от опасения услышать отказ; и паж, заглядывающий с облучка в карету. И прячущийся Марти, помнящий о гильотине, висящей у него над головой; и фрейлина Лори, которая закусив губу и затаив дыхание, ловила каждый звук в ожидании слова согласия. Ответа ждал и король: обняв одной рукой королеву, другую он сжал в кулак на груди так, что косточки побелели. Он был рад за сына, но еще больше ему нравилась эта девушка: не напыщенная, не горделивая, как большинство придворных дам, а милая, приятная и, в тоже время, с характером.
- Что ты ответишь, Лори? Я могу встать на колени, притащить дюжину колец… Что? не молчи,- казалось, молчание слишком затянулось. Дин готов был вытащить ее из кареты и унести обратно в замок, лишь бы она не исчезла из его жизни.
Девушка перевела дух, остановив рвущиеся наружу слезы, и вышла из кареты:
- Знаешь. А я ведь собиралась уйти в монастырь после смерти отца,- Дин улыбнулся,- да, а знаешь почему? По тому, что Единственный, кого я люблю больше, чем тебя, это Бог.- Дин засиял:
- Это значит «да»? скажи «да»! ты выйдешь за меня?
- Да,- он взял ее за руки и помпон оказался в ее руке, ощутив его, уже улыбнулась она,- это свадебный подарок? – Весь двор ликовал!
- Да, нет, это… нет, - смутился Дин.
- Но я попрошу еще один…
- Что угодно проси, дам тебе,- но сомнение снова подступило к его сердцу: «чего ты попросишь, Лори?»
- Помолись со мной прежде, чем мы обвенчаемся. Ты согласен?
- Помолиться?!
- Да.
- И все?!
- Все.
- Гм,- удивился Дин. Сомненьям пришел конец.- А зачем? Священник за нас помолится и попоет, и все такое…
- Я объясню тебе. Но сейчас мне пора к отцу: он волнуется за меня, будучи наслышан о твоих похождениях.
- Я с тобой. Я поеду с тобой, как Марти. О, я же не познакомил вас. Мартин, Марти,- Дин махнул рукой и Марти, от радости обнимающий дворецкого, отпустил его и медленно, страшась королевы и обходя ее стороной, приблизился к Дину.
- Марти!- Окликнула, нахмурив брови, королева,- как ты посмел нарушить мой приказ!? Мальчишка! Как насчет гильотины?!
- Простите. Ваше величество, я не смог иначе…
- Я горжусь тобой, Мартин – ты самый лучший друг для моего сына, лучшего и не сыскать: Дин, он будил тебя, зная, что за это может поплатиться жизнью. Цени его дружбу, сын. Что ж, я поздравляю вас и нас всех: на конец-то я дождусь внучат,- она потрепала челку сына и, улыбаясь, оперлась на руку мужа, который украдкой смахнул скупую мужскую слезу.
- Да, и я рад, очень рад за вас!- Король взял их руки в свои и, не выдержав обуревающих его чувств, от радости обнял сына и его невесту.- Будьте счастливы, дети мои.
- У тебя хорошие родители,- улыбнулась Лори.
- Познакомься, это Мартин, мой лучший друг. А с его женой ты познакомишься, когда она проснется. Сколько можно спать!
- Лори, принцесса Ифании.
- Я удивлен,- Сказал Марти, целуя ее руку.
- Чем же?
- Вы сумели обуздать сердце Дина.
- Дин, мне пора ехать,- обратилась Лори к принцу.
- Марти, ты поедешь с нами?- заторопился Дин.
- Если вы дождетесь, пока я разбужу Аннет, поедем вместе.
- Подождем?- спросил Дин свое неожиданное долгожданное счастье.
- Пожалуй,- но Мартин уже не слышал ответа, он мчался вверх по ступенькам в свои покои, чтобы будить, удивлять и радовать.
Глава 4.
- Мой отец очень рад вашему приезду. Принцесса замолчала, опустив глаза и застенчиво перебирая пальчиками ленточку на воздушно-пышном бирюзовом платье. Вечерний сад дышал прохладой, а гроздья винограда, свисающие над головой, в небольшой альтанке, устроенной среди цветов, манили свежестью, отражая лучи садящегося за горизонт, солнца.
- Что-то не так? Лори, я даже думать не могу о ком-то другом кроме тебя. Ты просто пленила меня своей, своей ветреной чистотой. Я хочу быть с тобой!
- В том-то и дело, что были другие, кроме меня. Они в твоей памяти, даже в сердце, а брак – это свято, он должен быть непорочным, чистым, как в первый раз, с нового листа. Для меня это так, но не для тебя. Я не хочу, чтобы кто-то или что-то стояло между нами после нашего венчания.
- Ты одна для меня существуешь.
Лори печально улыбнулась:
- Я хочу рассказать тебе одну историю: историю моей мамы. Присядем.- Они уселись на ажурной качеле под лиственно-виноградным сводом.- Она рассказала мне о себе, когда болела. Я часто подолгу просиживала у нее в комнате, надеясь на то, что общение поможет ей поскорее прийти в себя и выздороветь. Но… В общем, когда она выходила замуж за моего папу, она не была девственницей. У нее было много мужчин до свадьбы. Один из них более всего запомнился ей. Он не желал покинуть ее память, хотя они больше никогда в жизни не встретились. Память жила и не давала маме покоя, долгое время, заставляя вспоминать, прокручивать снова и снова сюжеты из их встреч. Деля ее сердце на две части. Она по-своему любила отца и старалась отдавать ему все свое сердце и тепло, но в то же время ощущала, что между ними существует невидимая и прочная стена. Сама того не желая, мать часто обижала папу и уходя в себя, не замечала меня и пренебрегала нами. А папа любил ее без памяти, только о ней и думал, готов был выполнять все ее, даже самые безумные прихоти, терпел ее выходки. Я помню, как больно было и ей самой смотреть на раненого ею, опечаленного мужа. Она мучилась сама и мучила нас. Ее сердце разрывалось на части. Ей хотелось дарить постоянное счастье нам с отцом, а вместо этого, в минуты воспоминаний, она набрасывалась на нас, как разъяренная кошка.
- Наверно, ты в нее: как ты набросилась на меня за того оленя? – Лори снова улыбнулась и продолжила, а Дин потихоньку взял ее за руку.
- Наконец, эта боль стала сильнее ее, она настолько истощила ее изнутри, что мама замкнулась в себе. Она постоянно тосковала, молча думая о чем-то. Она была рядом и в то же время витала где-то далеко. Выхода не было: она не могла избавиться от воспоминаний, от этой, порочащей ее, связи и самой памяти о ней. Ее душа была, словно, привязана к тому человеку.
Однажды к нам в гости приехал король Симон, мамин отец. Он редко нас проведывал, у себя в королевстве он открыл монастырь, приют для бедных людей и школу, в которой дети бедняков могли учиться грамоте. Люди говорили, что он Божий посланник и сам слышит Бога. Когда-то, после смерти жены он сам стал блудником и гулякой, пока однажды не встретил его Некто в белом одеянии. Этот Некто дал моему дедушке послание для таких же, как он, развратников и научил, как очистить свою душу от всех душевных порочащих связей. Как разрушить стены, то есть ту самую стену, которая стояла между моим отцом и мамой.
Мой дед был так напуган видением, показанным ему, что почти две недели болел и ничего не ел. Мама и слуги постоянно слышали его молитвы и вопли о помощи и пощаде. К сожалению, к тому времени, мама уже успела нагрешить и не принимала близко к сердцу слова отца, резкую перемену в его жизни, его новое пристрастие к Богу Иисусу. Ей нравилось то, что она делала. И только спустя многие годы, ей стало не до шуток: она постоянно плакала, старалась избегать нас с отцом, чтобы снова не причинить боли нам троим.
Когда приехал дедушка Симон, в маминых глазах блеснула искра надежды. Они так долго разговаривали, что казалось, что их беседа никогда не закончится. Мне было около десяти, и многого я не понимала, но я помню, как сияло мамино лицо, когда. выйдя из библиотеки, она присев, обняла и поцеловала меня: она плакала навзрыд и просила прощения за то, что обрекала мою душу на повторение ее ошибок, за всю причиненную боль и отвержение. Они с дедушкой объяснили моему отцу то, что я теперь хочу объяснить тебе. Я помню, что отец тогда долго ходил хмурый по холлу туда и сюда, размышляя над услышанным, пока мы втроем ждали его ответа. Папа знал, что у мамы кто-то был, но не желал это помнить, потому, что безумно любил ее. Внимательно выслушав все объяснения дедушки и мамы, после долгих раздумий. Он спросил:
- Выходит, человеку стоит только покаяться? Попросить - и Бог прощает? Греши себе, делай, что угодно, потом покаешься и – в рай? На что дедушка ответил:
- Нет, Бог не желает, чтобы мы грешили – это оскорбляет и оскверняет Его чистоту и непорочность. Но есть люди, которые, как моя дочь, попадают в ловушку: так поступал отец, почему мне нельзя? все так делают, я что хуже? Или в человеке действует наследственный потомственный, так сказать, корень греха, одержимость. Зная, что это плохо человек делает то, чего не хочет и не понимая, что с ним происходит, не может остановиться. Именно для освобождения из ловушки, чтобы показать таким людям выход из тупика, всем, кто хочет, желает свободы, показать, что они не потерянны, не безнадежны, что они любимы, желанны Творцом, Он и дал мне это послание, эту молитву, это прощение. Бог явил к нам Свою великую милость, взойдя на крест и взяв с собою все наши грехи. Он любит нас.
Еще одно чудо – это то, что я сейчас здесь: мне приснился сон о том, что моя дочь голодает, что она иссохла без хлеба, она жаждет и алчет, простирая руки к прохожим, но никто не подает ей. В Писании сказано: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божьих». И еще: «Пища Моя есть творить волю пославшего меня Отца». И « реки живой воды потекут из чрева у всех, кто верует в Господа Иисуса». Это есть слово Божье в духе Святом. Жажда исполнить волю Его, желание истины, а «истина сделает вас свободными»,- он обнял нас с мамой и мне стало так хорошо, словно Сам Бог Иисус обнял меня. Потом дедушка подошел к моему папе и сказал:
- Ты же любишь ее, правда? Я же вижу, как ты смотришь на нее. Как я когда-то на свою Жасмин. Любишь! Любишь, хотя знаешь о ней все. Так и Бог Иисус: Он знает о нас все, но положил за нас свою жизнь, чтобы быть с нами, живыми, близко-близко. – Он обнял моего отца и они вместе плакали, отвернувшись к окну, а мы с мамой незаметно выскользнули из холла, чтобы не мешать их «мужскому воздыханию», как сказала мама. С тех пор она настолько изменилась: мы любили друг друга без фальши и притворства, мы стали по-настоящему одной семьей, одним целым.
Слушая рассказ Лори о Добром Боге, Который, положил жизнь за того, кто постоянно его ранил, Дин вспомнил свою «первую» принцессу, как она уговаривала его быть с ней. Ласковыми словами и жестами завлекала его в свою постель. Что-то внутри него протестовало против этой связи: она была слишком назойлива. И, на конец... он вспомнил фразу: «все принцы это делают. Ты что хочешь жениться невинным? Ты же ничего не будешь уметь. Женщины любят умелых»,- это была последняя капля. Он вспомнил чувство отвращения к ней после всего. Как, одевшись, он вышел из комнаты, даже не взглянув на нее. Ему было противно, он, словно, что-то потерял, чего больше никогда не сможет вернуть. Он одиноко бродил по своим аллеям, как потерянный, не понимая, что с ним происходит. Но шло время и все как-то поутихло в сердце, притупилось. Его друг был таким же, как он, и Дин успокоил себя тем же способом: «все так делают. Я же мужчина». Но в душе что-то отвратительно шевельнулось: он понимал, что не прав.
Со временем совесть умолклала, будучи заглушена и уговорена новыми страстями и соблазнами. Теперь эта девочка напомнила ему о его совести, куда-то подевались все заглушки, и внутри зияла огромная огненная пропасть – совесть, поглотившая все желания и похоти, вожделения, которыми он сладострастно закрывал ей рот, загромождая все новыми и новыми воспоминаниями: «Она девочка, ей не нужен твой опыт»,- кто-то громко проговорил внутри и Дин, с перепугу, оглянулся.
- Что с тобой? – обеспокоилась Лори.
- Ничего. Я понял, о чем ты говоришь. Я хочу знать, что дал Тот Некто твоему деду. Ч то изменило твою мать?
- Ты действительно хочешь узнать?
- Да, Я нечто потерял в этих ночах без тебя. Теперь я хочу это вернуть, чего бы мне это ни стоило.
Она подала ему свиток, на котором, рукой ее деда было написано послание:
«Ничто в целом мире мне не дороже, чем ты. Ничего не стоит столько, сколько стоишь ты. Ты – самое ценное, что есть у Меня в мире. Из всех Моих творений - ты возлюбленное Мое дитя. Я берегу тебя, как зеницу ока Моего, я забочусь о тебе более, чем оком либо и о чем либо. Ты - Мое творение – желаннее и дороже, ценнее и любимее любых вещей и душ на земле. Я, Я твой Бог. Я твой Отец и Творец. Я должен быть центром твоей жизни и твоей жизнью, и твоим наслаждением, и твоим желанием. И утешением, и твоей отрадой, и твоей сладостью, и твоей любовью, и твоей опорой, и защитой, и скалой, и отрадой! Я твой Бог. А ты избираешь себе тех, которые не боги, тех, которые не наслаждают и не утешают тебя, кто не дает тебе любви и мира. Вечером ты получаешь. А на утро жаждешь и алчешь снова. Голоден и жаждешь по тому, что выбираешь то, что не насыщает твою душу божественным миром и любовью. Я могу утолить твою жажду, могу накормить тебя, что ты пищу земную не захочешь есть, так сыта будет душа твоя и упоен твой дух, что земное вино по сравнению с вином, которое Я дам тебе, – будет для тебя, как помои. Вкуси, сын мой, вкуси, человек, как благ Господь.
Тебе больше не захочется предаваться страсти к женам, которые не принадлежат тебе: Я наделю тебя совершенной всесильной любовью к людям в исполнении Моих заповедей. Ты будешь уметь любить и наслаждаться в истине, чистоте и святости всем, что Я уготовил для тебя на этой земле и в Небесах. Ты не будешь алкать и жаждать сего земного, твое сердце будет принадлежать Небесам, оно будет алкать и жаждать только Царствия Небесного, когда ты вполне предашь его Господу, заботясь о своей бессмертной душе.
Взыщи Меня, человек! Ты просишь о пустых, ненужных вещах, в то время, как твой Небесный Отец жаждет тебя всем естеством Своим жаждет близости и общения с тобой, возлюбленное дитя.
Но Я не забыл тебя! Я хочу спасти твою душу и еще многие заблудшие души в этом мире, погрязшие в блуде и похоти, всегда кушающие и не наедающиеся, всегда пьющие и не напивающиеся, жаждущие и алчущие, ищущие и не могущие постичь. Я хочу открыться тем, кто Меня не искал. Я хочу быть познан теми, кто не вопрошал о Мне. Я Бог твой, человек! Обрати свой взор к небесам: Я жду тебя таким, какой ты есть. Я хочу спасти, обновить и очистить твою душу. У тебя есть путь и нет тупика. У тебя есть жизнь и нет смерти. У тебя есть истина, которая дает тебе истинную свободу и наслаждение жизнью. Я есть путь, истина и жизнь, приходящего ко Мне не изгоню прочь. Я люблю тебя человек. Кого я освобожу, тот истинно свободен будет. Я Господь. И всякий, кто призовет имя Мое спасется. Аминь».
Я Симон 2, король Карского королевства, находясь в здравом уме и трезвой памяти, записал это послание со слов некоего старца, явившегося мне, на пути домой.
Будучи гулякой и пропойцей, я ехалдомой, рассуждая о своей новой пассии. Кое что мне в ней не нравилось и я попросил Бога дать мне новую. С фигурой предыдущей и характером этой. И вдруг, внезапно, ниоткуда, перед лошадью появился старец в белой одежде, седой. Его глаза, казалось, видели насквозь все мои внутренности. Лошадь от испуга поднялась на дыбы, а я упал. И такой страх напал на меня…Все мое тело дрожало крупной дрожью, страх, словно сковал меня. Он подошел ко мне и я увидел рядом с собой зияющую пропасть: бездна была столь велика, что не было видно ни стен, ни дна. Она медленно приближалась ко мне и я слышал вопли, стоны, крики, скрежет зубов, раздающиеся из глубины преисподней.
Я понял, что если она приблизится ко мне - я погибну. Все. Конец.
Я хотел кричать. Но не мог: мой голос пропал, я хотел бежать, но не моги пошевелиться. Я даже не мог закрыть глаза. чтобы не видеть когда упаду. Я смотрел и слушал, в ужасе осознавая свой конец.
- Ты связан. Как связал Меня в своей жизни. Я смотрю и слушаю, как гибнет Мое любимое дитя и не могу ничего изменить – ты сам губишь себя, выбрав широкий путь, а не Меня. Твоя гибель для Меня равносильна Моей – Я люблю тебя, человек. И не хочу твоей смерти. Даже если ты грешник, блудник и пропойца.
Признай свой грех. Вспомни все и открой Моему взору, чтобы испепелились все твои прегрешения. Поклонись Мне в Духе и истине, исчерпав себя до остатка, честно признай все свои грехи, обрати свое сердце ко Мне и я прощу тебя. Не греши больше. Всех грешников ждет ад и преисподняя, и не избегнут. Никто не избежит и не даст за себя выкупа. Выкупом стал Мой единственный Сын Иисус. Веруя в Его искупительную жертву, спасешься. Иного пути нет! Аминь.
Ад уже касался огненными языками моей руки и колена, как вдруг... Внезапно все исчезло, как и появилось: и старец, и крики, и зияющая подо мной пропасть.
14 дней я не ел, молился и плакал, и писал слова милости и избавления пришедшие от Бога Иисуса через Его жертву. Ты стоишь Его жизни, человек! Оцени это и прими. Другой за тебя столько не заплатит.
По спине Дина прошлась холодная волна страха, потом он плавно сменился спокойствием и теплотой.
- Выход есть: мама говорила, что надо вспомнить все, о чем тебе напоминает тебе совесть и попросить у Бога за это прощения. Все, понимаешь, чтобы не было никаких душевных связей и порочных дел и, даже, мыслей, которые могут стоять между нами, - ее пылкость в конце немного подупала,- если, конечно, ты хочешь окончательно проститься с ними … навсегда.
- Да. Я… хочу быть с тобой и твоим Богом Иисусом. Наверное, я давно ищу Его и этой чистоты… просто не понимал, чего же все-таки хочу. Я давно ищу невинность и чистоту (Марти сейчас подшутил бы надо мной). Я страстно хотел, чтобы моя невеста не была такой, как я. По-настоящему искренне-чистой являешься ты. Бог тебя сохранил такой. Я Его не слушал и потерял… - юноша закрыл лицо ладонями, - как бы я хотел не делать этого. Вернуться назад и все сделать не так… не так! Теперь я снова нашел Его, я хочу просить у Него прощения. Хочу чистоты и невинности, которую потерял.
- Нужно признать всё и разрушить во имя Иисуса всякие душевные связи с теми женщинами, с которыми ты был и просить очищения и прощения. Обещай стараться быть послушным своему Небесному Отцу. И пусть Он поможет тебе в этом. Я пойду, – она отступила от него к выходу.
- Ты уходишь? – не отпуская ее руку, Дин хотел идти с ней…
- Я оставлю вас наедине. Это беседа без подсказки и свидетелей: от сердца к сердцу. Понимаешь? – она отступила еще на шаг и вышла в сад.
Когда ее пальцы выскользнули из его рук и он остался наедине с Кем-то, чье незримое присутствие ощущалось на протяжении всего их общения, он закрыл лицо ладонями и слезы неудержимыми потоками сами полились сквозь пальцы. Он так не хотел ее потерять!
Он собирал воспоминания и чувства, о которых сейчас должен честно рассказать Ему. Но ничего не получалось. Мысли путались: несколько явных грехов казались такими ничтожными, что он решил назвать их ошибкой юности… Некоторое время он боролся с собой, пока не устал сопротивляться настойчивому побуждению совести признать все, как грех:
- Что я выкручиваюсь, оправдываюсь! Ты же Бог,- сказал Дин и подошел к небольшому окошку, увешенному гроздьями винограда,- я признаю мои грехи, Бог. Нет, знаешь. Я никогда о Тебе не думал и даже не интересовался есть ты или нет. Услышь меня, Боже, я здесь. Я, принц Дин, сын короля Тонии. Я хочу быть честным с Тобой настолько, насколько это возможно человеку: предельно, абсолютно честным.
Я много грешил, Ты все видел, - его колени силились согнуться. но королевская гордость не позволила отдать им такой приказ, - от Тебя не спрячешься. Моя совесть пом…- слезы хлынули из глаз принца и потекли по щекам горячими потоками. А колени сами согнулись: Дин забыл про свою человеческую честь, вспомнив свою цену, заплаченную Богом Иисусом, которую он видел на распятии, висевшем в его комнате,- Ты простил. Верни мне мою совесть! Живую, чуткую, горячую, чтобы обжигала от неправды и греха, даже ничтожного. Господи, я помню мою совесть. Я никогда не умел врать – она помогала мне быть честным. Но я сам убил ее, Господи! Я связал ее и залепил ей глаза грязью моих поступков. Господи, прости меня за Сюзон… - он насчитал около десяти имен женщин, с которыми имел связь,- Господи, я прошу прощения за то, что пользовался Твоим доверием и отдавал себя кому попало. Во имя Иисуса я разрушаю всякие душевные, духовные и физические связи с ними. – Совесть вернула его к одной из этих девушек: он вспомнил невинное, нежное чувство, которое он испытывал к ней. Она была невинной и чувственной с ним, пока он не застал ее в объятиях другого. Эта рана до сих пор не зажила. Он понял, что именно она больше, чем все остальные будет стоять между ним и Лори, - Бог Иисус, я люблю и ненавижу ее: мои чувства спутались, но я не хочу быть двойственным, я люблю Лори и хочу быть с ней навсегда. Просто, я обижен. Оскорблен и унижен клеветой Нелли…- в его сердце появилось ясное, точное знание что нужно делать: Господи, я прощаю Нелли и отпускаю ее навсегда, она сделала свой выбор. Я отпускаю ее и разрушаю мою любовь к ней и мою зависимость от нее. Спасибо за ответ и свободу, Бог! – он почувствовал, как окно, которое было перед ним, без стекол и ставней, широко распахнулось и Дин смог полной грудью вдохнуть прохладу вечернего сада. Она проникла внутрь, а вместе с ней обновление, очищение и свобода: Я свободен, - прошептал юноша, с парящей легкостью вдыхая воздух. Теперь ему было и признаваться легко, он хотел избавиться от всякой грязи, даже самой ничтожнейшей и продолжил,- Я делал еще массу глупостей: например, насмехался над стариками, которые приходили просить милостыню. Прости меня, они Твое творение. Я ругался и спорил с отцом, когда он вычитывал меня за мои похождения – он был прав, прости меня. Помоги мне измениться, изменить мое отношение к совести, чтобы мне всегда слышать и повиноваться ей. Я больше не хочу жить прежней жизнью, Бог Иисус, я принимаю Твою цену: жизнь за жизнь. Я хочу подарить Тебе жизнь, как Ты подарил для меня Свою. Помоги мне быть послушным, даже когда послушание требует жертвы...- юноша замолчал. Внутри было тихо тепло и мирно. Приятно, как никогда. Чистота и свобода заполнили его душу, - я говорю это не по тому, что хочу выпросить у Тебя Лори, а по тому, что хочу... чтобы ей было со мной хорошо, чтобы она не почувствовала в своей жизни боли от измены и лжи.
Я хотел чистоты и невинности в моей невесте – Ты преумножил мои мечты: я уже имею больше, чем желал. Спасибо Тебе, Бог Иисус. Ты мой Бог. Мой Господин. Я не знаю, что значит иметь Господина: научи меня повиноваться Тебе, БО-ог,- слегкостью выдохнул принц,- Спасибо.
Вечер опустился на ликующий замок. На небе уже блестели первые звезды, когда Дин, радостный, свободный и опьяненный близостью с Самим Богом, подошел к задумчивой невесте. Он опустился на колени, взял ее ручки в свои ладони… В груди юноши яростно колотилось сердце, так, что ему показалось, что он оглушен:
- Лори, любимая... любимая принцесса Лори,-целуя ее ручки сказал он,- я прошу твоей руки и сердца. Стань моей женой, прошу тебя.
Лори удивленно смотрела на него, не понимая, от чего он пьян: то ли он упился вина, то ли…
- Что с тобой?
- Я влюблен, опьянен и…- он вдохнул и , выдыхая произнес,- свободен! Лори, Он освободил меня, я чист. Я теперь Его, понимаешь. Я , принц Дин, королевский сын, подарил себя Богу Иисусу! Я его раб и слуга, и... не жалею об этом – я свободен! Лори, ты согласна стать женой раба?
Лори заплакала и присела рядом с Дином, чтобы поцеловать его руки:
- Да, да , да, я твоя. Твоя. – она прижалась щекой к его руке, а он не мог налюбоваться на свое неожиданное долгожданное счастье.
Принцесса рассказала своему желанному о том, как отец не хотел отпускать ее в гости к Дину, зная о репутации разгульного принца. Когда девушка уговорила отца отпустить ее, а это был первый выезд юной леди из дома, она и не догадывалась, что ожидает ее в этом путешествии. Увидев принца, она поняла, что другой ей не нужен. Но он был такой… она поняла, что без Бога изменить его никто не сможет. Молясь за спасение его души, она решила уйти в монастырь по смерти отца и посвятить себя Богу, если Господь не дарует ей милости быть с новым, свободным Дином.
Дин слушал ее и не мог, и не хотел и представить себе своего существования, если бы она не молилась, молилась иначе: «Не дай Бог!».
|
