Чудесный бурдюк

Чудесный бурдюк*
(рассказ-аллегория)

Однажды, один человек ехал на своём верном скакуне вдоль длинной и бурлящей реки, которая извилистым сверкающим серпантином пролегала между, крутыми, нередко непреступными, иногда нависающими над водой, скалами. Иногда, местами, дорога текла по широкой, наверное, как и сама жизнь, ровной долине. Его дорога тоже была длинной и нелегкой, но он не обижался на судьбу. К тому же, с ним был его верный четвероногий друг - конь.
Многое испытали они вместе: дождь и снег, зной и холод, избыток и недостаток. Много раз им вдвоём приходилось двигаться против ветра. Стихии только закаляли. Лицо человека приобрело смуглый оттенок от обилия солнечного света. На нём были заметны следы странствия по этой дороге.
Всегда, когда хозяин ел сам, то никогда не забывал и о своём незаменимом, грациозном и преданном помощнике. Не раз и не два, конь выручал седока, приходил ему на помощь.
Честно сказать, вдоль этой реки хватало разного рода опасностей. Не один, странствующий вдоль реки и увлечённый захватывающими пейзажами, подарил свою жизнь прибрежному миру, оставив там всё, с чем мог путешествовать, включая саму душу. Сухие кости вдоль дороги свидетельствовали о былых трагедиях душ человеческих. Дорога вдоль реки, как и сама река, тянулась серой лентой, хорошо утоптанной великим и бесчисленным множеством, постоянно проходящих здесь ног путников. Она, то вдруг поднималась в гору, шла по краю пропасти или обрыва, то вновь опускалась в долину и спешила вперёд среди цветов и зелени. У этой дороги была одна очень необычная особенность: по ней можно было идти только в одном направлении: вперёд. Никто не возвращался по ней обратно, откуда вышел. Все шли и шли. Шли к какой-то заветной мечте или цели, о которой никто из последующих путников никогда не узнает. Хотя у каждого и были какие-то свои намерения, но никто из движущихся по этой дороге не знал и не понимал почему, зачем, для чего и с какой целью они идут и что ждёт их в конце пути. У каждого из идущих была одна дорога, но шли по ней все по-разному.
У любой дороги есть конец, как был он и у этой. На этой тропе встречались люди хорошие и плохие, добрые и злые. Были торопливые и медлительные, хитрецы и простодушные, мудрые и глупые. Кто-то кого-то обгонял, кто-то отставал, были и толкавшие других, друг друга, но никто не стоял долго на месте. Они шли, где пешком, где верхом. Никто не мог оставаться на одном месте долго. Речная вода имела огромную силу и влияние на всех путников и обязывала, заставляла двигаться дальше каждого странника, от малого до большого.
Человек в задумчивости ехал по этой известной, проторенной дороге. Всякий сторонний наблюдатель мог легко, по его одеянию, узнать в нём горца. Горы были его домом. Он был частью этих гор и, казалось, что даже понимал их разговор. Путь в этом месте всё ещё шёл на подъём. Реки, из-за скалы и камней, не было видно, но её грохочущий рокот отчётливо доносился. Впереди маячил горизонт. Что было там? Продолжение подъёма, спуск или что-то ещё? Уставший конь и измученный дорогой наездник требовали короткого отдыха. Начинало темнеть. Прошло ещё некоторое время, прежде чем они достигли пика перевала. Дальше, внизу, заблестели воды реки и показались очертания равнины. Оставаться здесь под продувным ветром на ночлег было бессмысленно, поэтому всадник пришпорил коня и направился вниз, ближе к реке.
Спустившись вниз, всадник заметил, что здесь уже было очень много ищущих ночлега в прохладе бегущих вод. Наконец, найдя единственное, свободное именно для него, место, он, поспешно разбив свой небольшой стан путешественника, стал готовиться ко сну. Это, к слову сказать, было не так уж и просто. Кто-то рядом ворчал или роптал; другие – бранились; третьи – спорили; четвёртые – сплетничали или просто шумели. Некоторые пытались что-то требовать, умолять, доказывать, навязывать или диктовать какие-то свои условия. Были и такие, кто использовал темноту для хвастовства. Они усердно рассказывали всем, как много у них чего-то имеется. Благо, никто в сумерках не видел, как многого, а может даже и того же самого, о чём они усердно рассказывали, у них как раз и нет. Среди стана, находилось и немало весельчаков. Взрывы людского смеха о том свидетельствовали. Только у одних этот смех был искренним и добрым, а у других - ехидным и злым. Было много и других голосов. Всё это сливалось в сильнейшую многоголосицу приятных и неприятных звуков. Уснуть было невозможно. Притом, присутствовали уверенность и страх, что тебя могут во сне ограбить. Это чувство подтверждалось тем, что среди, подобных ему, отдыхающих ходили те, кого уже обворовали. Сумерки сделали из их силуэтов подобие ходящих призраков: вреда никакого, но и пользы тоже.
Взошла Луна. Лунный луч хоть и был лунным, но всё же светом. Этот свет посеребрил всё побережье. Совсем рядом, на сундучке, восседал, одетый в тёмное, обладатель большого галстука. Лицо почему-то было трудно разглядеть или запомнить; оно постоянно менялось, а галстук оставался тот же. Время от времени, этот человечек нервно вскакивал, поспешно открывал свой, а может и не свой, сундук и что-то брал и прятал по карманам. Затем, вновь, с невозмутимым видом садился на своё место, взирая пустым взглядом, безразличным к окружающим, по сторонам. Когда Луна оказывалась за облаками и мрак покрывал всех томящихся у реки, силуэт этого тёмного человека пропадал, становясь как бы невидимым, но был виден лишь блестящий и горящий непонятными переливами, как указатель на дороге, галстук, странным образом показывая какое-то, известное галстуку, направление.
Рядом с ним расположился какой-то робкий мужичишка. Его дрожь ощущалась даже в воздухе. Он всё время озирался по сторонам, при каждом шорохе втягивая голову в плечи и кутаясь в свой поношенный сюртук. На мгновение горец задержал на нём свой взгляд и сразу же к нему обратился некто с приятным, елейным голосом.
- Привет, приятель! Вижу, интересуешься этим человеком.
Горец повернул голову в сторону говорящего. Подле него сидел благочестивого вида человек со сверлящими собеседника маленькими, едкими глазками и необычайно узкими губами. Он мило и приветливо улыбался, располагая к себе собеседника. Казалось, что от него веет радушием.
- По этому поводу имеется кое-что, от чего этот боязливый ещё больше голову в плечи втянет. Тут мне о нём такое рассказали. Такое! Уже многие о нём из моих уст знают. Мне, каждый должен понимать, эти вести не из простых рук попадают. За достоверность можно не беспокоиться. У меня только верные источники. Громко не говорю и не кричу, но люблю доверительное общение. Я Вам что-нибудь интересное расскажу, молву, какую, а Вы со мною о себе чем-нибудь, достойным внимания, поделитесь.
- Не надо мне такого общения! Нечем мне с тобою делиться. Я для тебя неинтересный человек.
- О! Такого не бывает. В каждом есть что-то для моего языка интересное. Не хотите ли узнать о боязливом? Могу сказать.
Не дожидаясь ответа, он начал рассказывать о робком разные вещи, но они все были как под копирку – плохие и сомнительные. На что горец незамедлительно отреагировал.
- Я же сказал. Почему ты ещё не понимаешь? Не хочу я с тобою общаться. Ступай своей дорогой. Не занимай моего времени своей болтовнёй. Я честный человек, а ты сплетник и ябедник какой-то. Не к лицу это мужчине.
Недовольный сплетник поморщился от слов горца и нехотя отошёл в сторону, наметив себе другую жертву.
Неожиданно, сзади, прохрипел чей-то голос, тоже обращающийся к горцу.
- Правильно Вы сделали, что прогнали этого разносчика-благодеятеля. Лучше иметь контакт с профессионалом, чем с подобными элементами. Я же имею море будоражащей умы, сердца и души всякой информации. На любой вкус. Для любого возраста, взгляда или образования. Говорю, чтобы слышали все. Не то, что тот. Я особо не представляюсь, так как меня здесь знают все. Я ведь, знаете, как глубоководный колодец. Чем, дорогой, интересуетесь?
Горец оглянулся. Перед ним стоял некий худотощий незнакомец с непомерно длинным носом и большими ушами.
- Интересно, что за водица в этом колодце? Вам нужен мой интерес или что-то ещё, иное?
- Что Вы, что Вы! Я жалкий слуга современной эпохи. К слову сказать, мой житейский девиз: “Мнение малой группы – мнение масс”. Поэтому просто стараюсь держать ручку на пульсе времени. Всегда есть необходимость для моей информационной работы. Я готовлю путешественников к тому, что уже сделали, приготовили для них там, за поворотом. Главное, чтобы отвлечь всех от чего-то главного и очень важного на данный момент. Не хочется расстраивать людей раньше положенного времени. Конечно, я эти вещи держать в себе долго не могу, поэтому, после, со всей гласностью и открытостью, всем обо всём рассказываю и даже осуждаю нехорошие вещи. Но, знаете, к тому моменту - это уже история. Для творящей историю малой группы, данное действие не приносит, к счастью, никакого вреда.
- И каков же успех?
- О! Вы знаете, жаловаться не приходиться. Смею Вас заверить - успех поразительный и ошеломляющий!
Хриплый голос хихикнул.
- Постоянный поток желающих. Ха-ха-ха! Расхватывают информацию взахлёб и разносят её быстрее ветра от стана к стану, тем самым, формируя сознание. Разве Вам не интересно знать, что происходит у соседей? Я, понимая психологию каждого, и Вас в том числе, преподношу это в лучшем виде и, совершенно, легально. Одновременно делаю социологический опрос и исследование. Главное не сказал. Всё совершенно бесплатно. И, так, что предпочитаете?
Зашелестели какие-то бумаги. Худотощий достал карандаш, чтобы записать новый заказ. Он уже было принял сладострастную позу официанта-разносчика пыльных событий извилистой дороги, как с другой стороны прозвучал негромкий, но очень ясный, голос.
- Тёмные и отравленные у тебя воды, мил человек. Будет их кто пить без разбору – отравится. Себя погубит и рядом идущих заодно.
Все посмотрели в сторону говорящего. Это был седовласый старец. В лунном свете, да и без него, волосы старца как-то необыкновенно светились, немного освещая морщинистое лицо. Каждый мог определить в нём многодневного путника. Худотощий не стал сдаваться, но, заметно нервничая и переходя на повизгивание в голосе, начал утверждать и доказывать, что у него с виду неплохо получалось, полезность абсолютно всей обширной информации. Многие, из невольных свидетелей этой сцены, одобрительно кивали головами, соглашаясь с Худотощим. Последний, в свою очередь, по-видимому, уже был готов торжествовать победу. Седой старик, со своей стороны, не стал останавливаться и продолжал спокойным размеренным тоном отстаивать свою позицию.
- А я и не утверждаю, что информация не нужна. Просто она либо полезная, либо вредоносная; либо правдивая, либо лживая. Ты же, носитель всякой информации, можешь ли сказать, что не несёшь плохого в людские сердца? Можешь ли убедить меня, что, давая хорошее, не предлагаешь и плохое?
- Позвольте.
Не унимался Худотощий.
- Люди должны быть разносторонне информированы. И моя задача, дать им, в первую очередь, всё желаемое плотью. Если бы Вы только видели, с каким голодным наслаждением они жадно используют то, что я им даю. Сколько гнусного они поглощают. И бедные, и богатые; правители и рабы; образованные и малограмотные; верующие и безбожники.
- На своём веку, я повидал многих, пьющих из твоего источника. Немало и безвозвратно мёртвых встречал, а отравил их – ты.
- Ну, если кто и умер или умрёт, меня это не касается. Они же сами этого захотели. Для них желание плоти всегда основной закон. Я же эти желания лишь подогреваю, заодно предлагая всякие плотские удовольствия.
- А я приношу исцеление этим несчастным. Даю им испить живой воды. Некогда сам её попробовал и ожил, поэтому и посвятил всю свою жизнь, чтобы нести эту воду жаждущим. Я ношу эту живую воду в этом кожаном мешке.
Старик нагнулся и взял свой дорожный, кожаный бурдюк. Среди присутствующих при беседе, промелькнул некоторый живой интерес и, в свою очередь, охладел интерес к Худотощему. Видя, что потерял клиентуру, последний поспешил удалиться для своих дальнейших поисков.
- Ну, мне это не интересно. Я и обыкновенной воды попью.
Когда носитель всякой информации удалился, растворившись во тьме, а с ним и некоторые из беспечных любителей безразборного, безрассудного и безудержного поглощения информации, седой старик продолжил свой рассказ.
- Этот бурдюк имеет чудесное свойство. В нём живая вода имеет удивительный вкус и никогда не истощается. Напротив, чем больше другим раздаёшь, тем она свежее и вкуснее, а бурдюк всегда полный. Какой бы усталый ты не был, бурдюк этот тяжелым не покажется. Упадёт ли из него капля на камень, в том жизнь появиться, закипит. Обронишь ли капли на мёртвое, в него жизнь возвратиться. Всему хромлющему вода из бурдюка силы даёт, твёрдо по Земле ходить позволяет. Нечистый и грязный от длинной дороги способен очистится водой из этого кожаного сосуда. Боязливый и робкий приобретёт смелость. Безрассудный найдёт в воде из него разум. Дремлющий или спящий найдёт в воде этой бодрость духа. Никто душу не обворует, нагой и несчастной её не оставит. Утомлённому душой, живительная влага принесёт покой и отдых. В юности - из бурдюка с водой мудрость для молодых, а в старости - пьющий из него всегда сочен и плодовит. Во тьме пьющему из бурдюка, светло как днём становиться, а при дневном свете вся красота, полнота и прелесть жизни обнаруживается. Пока из бурдюка пьёшь, смысл пути своего понимаешь и цель свою ясно видишь. Знаешь, как и где на дороге этой от опасностей спастись, всякое падение избежать. Бурдюк с живой водой сохранит пьющего из него от скользкого пути.
Неожиданно, некто из молчаливых и праздных слушателей прервал рассказ седого старика небольшой репликой.
- Слушай, старик! А если бы кто-то захотел вдруг украсть или отнять этот чудесный бурдюк у тебя? Разве трудно это сделать? Странно, что он ещё у тебя имеется после подобных рассказов о нём. Слишком уж всё хорошо.
- Если я сам буду проявлять нерадение к бурдюку и его содержимому, то придёт враг и с лёгкостью похитит его. В противном случае нелегко это сделать. Пользы же тому, укравшему с корыстью, не будет никакой! Эта водица будет его жечь огнём неугасимым: совесть, душу и сердце. Будет жечь до тех пор, пока не упадёт эта душа пред Богом на колени и не раскается в своём злодеянии. Вода в бурдюке имеет свойство, если сам пьёшь её и другим даром даёшь. Бурдюк от этого не истощается, но наоборот, переполняется. Если захочешь просто хранить бурдюк как реликвию без использования, увы, пользы тоже никакой. Когда кто-нибудь захочет его силой у меня отобрать, то и от этого ему пользы будет ровно столько же, как и для вора. Ко мне же бурдюк вновь вернётся, если я буду искать его. Так что, если кто хочет пить воду живую, иди и пей даром!
Старик замолчал, глядя куда-то в неведомую окружающим даль. Луна всё также освещала его серебристым светом, а лёгкий тёплый ветер нежно трогал старческие седые волосы. Рядом текли воды могучей реки, но и они как будто укротили свой шум после слов старого человека. Время же, как обычно неумолимо бежало вперёд, приближая всех к рассвету. Присутствовавшие при беседе начали медленно расходиться, не поверив рассказу старого путника, и, увлекаемые заботами ночи, вернулись к своим шатрам. Старик же с печалью закончил свою речь.
- Придёт время, захотят люди найти воду живую и не смогут. Для них она иссякнет. Много званных, но мало избранных!
Остались лишь старик и горец. Горец тоже о чём-то размышлял. Небесное светило также освещало и его, но иначе, чем старика.
- Послушай, отец! Не дашь ли мне, земному страннику, испить из твоего бурдюка? Дорога у меня длинная; не знаю, на каком её отрезке нахожусь ныне. Ночной отдых, как сам видишь, покоя не приносит. Сил же уже почти не осталось.
- Бери, путник! Пей живую воду! Эти глотки принесут твоей душе успокоение, наполнят небесной силой, и путь твой будет тебе под силу, чтобы преодолеть и достичь окончания в безопасности, ибо сохранит тебя эта вода живая от ужасных и губительных житейских бурь.
Горец пил, временами отрываясь для раздумий. Ему не казалось, что он пил много или мало. У этой воды было ещё одно удивительное свойство: её количество невозможно было измерить. С каждым глотком, он чувствовал необыкновенный прилив сил. Старик же, понимая жажду человека, всё это время сидел, улыбаясь доброй улыбкой. От него исходило человеческое, душевное, и, одновременно, небесное, духовное тепло.
Утолив первую жажду, человек обратился к старцу.
- Скажи, старик, давно ли этот бурдюк у тебя? Как попал он к тебе? Кто дал тебе эту удивительную вещь? Я пью; кажется, что напился, а пить эту воду вновь хочется. Пью и чувствую, как сила необычная ко мне приходит, и глаза всё видеть по-другому начинают. Скажи, отец, не скрой тайну!
- Нет в том никакой тайны. Давно это было. Много воды протекло в этой реке. Я был много моложе тебя и только начинал свой самостоятельный путь на этой тропе. Ко мне в толпе подошёл какой-то человек. Протянул этот бурдюк с водой и сказал: “Кто будет пить воду живую, спасён будет!” Пока я рассматривал неожиданный подарок, тот человек растворился среди шедших по дороге и я его больше не видел. Долго я думал, что бы значили те слова, пока, наконец, не решился пить из бурдюка. Когда пить эту воду начал, глаза на будущее начали взирать. Понимать многое стал. Конец этого пути видеть. Стал я свет и тьму различать, узнавать в ком доброе или худое. Много повидал я на своём долгом веку. Помогал другим как мог. Теперь же, вот, присел дать отдых ногам, прежде чем дальше идти. Моя душа слышит зов небесный и откликается на него сердцем. Чувствую, что скоро будет цель моя достигнута, но не знаю когда. До тех пор пока моё время не настало, надлежит мне идти по той же дороге вдоль реки и говорить всем об этом чудесном бурдюке и о живой воде и её животворящих свойствах.
- Послушай, уважаемый старец! Не возьмешь ли и меня к себе в попутчики? Не будем мы с конём тебе в тягость. Вижу, не смогу я больше без живой воды, а она у тебя есть.
- Ну что же, мил человек, так тому и быть! Будем держаться вместе!
Очень рано, когда ещё рассвет ещё только должен был начаться, они покинули берег реки и отправились в путь. Луна уже давно скрылась, оставив всем, спящим в беспечности, глубокий и густой мрак. Хотя солнца ещё не было, но дорога была видна среди сумрака, словно какой-то невидимый свет освещал их путь. Горец не знал точно, видна ли эта дорога всем также как и им или это было особое проявление свойств воды из бурдюка. Они шли молча, не упуская друг друга из вида. Чтобы выйти на прямой путь, им предстояло взойти на гору. Это требовало определённых затрат сил и энергии, поэтому каждый молчал, но при этом пребывал в своих раздумьях. Подъём был затяжной. К тому же, по обеим обочинам их совместного пути, там, где свет дороги исчезал, блуждали какие-то пугающие душу парные огоньки чьих-то злобных глаз. Их было много. Заметна была их суетливость. Они то приближались к дороге, то удалялись. Метались, в расчёте наброситься на путников. Пересекали дорогу впереди и позади идущих там, где дорога ещё или уже не светилась. Но все старания этих злых огней были тщетны, так как какая-то неведомая сила не допускала их. Лишь сердца у обоих странников время от времени сжимались в некотором страхе, а немые просьбы о помощи и охране возносились высоко в небо, да испуганный конь старался ближе прислониться к своему хозяину, ища защиты, жалобно и тихо издавая ржание. Чем ближе приближались они к вершине, тем становилось светлее, а мелькающие по обеим сторонам огоньки становились реже. Подъём ещё продолжался, а уставшим путникам нужен был отдых. Всё предыдущее время, в целях безопасности, горец вёл коня. Там, где дорожных ночных страхов стало меньше, старик и горец сделали короткий привал. Только здесь каждый позволил себе заговорить. Первым нарушил молчание старик.
- Трудна и крута в этом месте дорога не только для человека, но и для коня. Кто знает, как впереди будет. Подъём ещё не закончился. У нас здесь лишь сереть начинает, а внизу тьма сплошная. Только редкие факела горят, как свечи. Давай, друг, попьём из бурдюка, утолим жажду, подкрепим силы наши водой живою.
Старец снял с плеча, бурдюк, попил сам и протянул горцу. Отхлебнув немного воды, тот промолвил.
- Странно, но вода стала для меня другой вкус иметь. Прежде, когда впервые попробовал, она была приятна, но не такая вкусная, как сейчас.
- Чем больше и чаще пить эту воду будешь, тем она вкуснее и целебнее будет для тебя.
- Скажи, уважаемый, что это за глаза бесчисленные были вокруг нас и страх нагоняли? Боялся ли их ты? Я видел твою белую одежду, которую и ночь скрыть не в силах, и торопился за тобою. Я, хотя и намного моложе тебя, но твоей энергичности можно позавидовать.
- Праведник смел, как лев. То были страхи тьмы. Эти глаза лишь плоть нашу немощную страшат. Они стараются напугать тех, кто только начинает свой путь к свету, кто начинает своё восхождение к вершине. Они боятся силы, исходящей от чудесного бурдюка. Для них живая вода опасна и губительна, поэтому они, эти тёмные существа, так суетились и пытались остановить нас, сбить с пути. Сила же не в молодости или в старости, а в духе, рождённом свыше. Вода из бурдюка даёт такую возможность всякому, кто пьёт её с желанием и постоянством. Верь мне, друг дорогой!
- Я это и сам сейчас чувствую. Тело немощно, а дух силу получил после живительных глотков. Странно, я родился в горах, а к подобному восхождению не готов. Если бы не живая вода, не осилил бы этой части подъёма. Скажи, старец, все ли идут этой дорогой?
- Нет, друг мой, не все! В том месте, где мы встретились, тропа раздваивается. Большинство идущих путников избирают путь, проходящий во тьме. Для них он, кажется легче и проще, но конец его ужасен. Эта тропа, по которой пошли мы, она труднее, но ведёт нас к вечному свету.
После некоторого молчания старик обратился к горцу.
- Давай здесь ещё немного подкрепим наши силы и начнём двигаться дальше навстречу рассвету.
Горец дал согласие и они, утолив голод и жажду, вновь отправились в путь.
Становилось светлее и светлее, но всё же это был ещё не день. Вдруг, впереди появилось препятствие: серая мгла.
- Друг мой, есть у меня крепкая нить веры. Если привяжемся ею друг к другу, то не потеряемся в этой серой мгле.
Горец с радостью согласился, и они продолжили свой путь.
Чтобы видеть дорогу, путникам приходилось склоняться или становиться на колени и, таким образом, коленопреклонённо находить тропу. Ползти по ней на коленях. За мглою уже сияли первые лучи света. Чем выше продвигались друзья, тем больше солнечного света изливалось на них, даря им своё утреннее тепло. Одежды старика особо сияли в этом свете. Здесь открывалась вся их белизна и чистота. Ночь не могла сокрыть этой белизны, а день открывал её святость. Воздух тоже становился чище и приятнее для дыхания. Горец обратил внимание, что и дорога уже не была крутой, но ровно и прямо вела к вершине. Когда они достигли пика, их взору предстала вся красота творения. Они увидели светило, которое нельзя было ни с чем сравнить. Для этого стоило жить. “Если так красиво всё окружающее творение, каков же должен быть Творец?” – думал горец.
- Сын мой, позволь мне так тебя называть! Мы достигли одной из вершин. Это моя вершина. Свою ты найдёшь много позже тоже. Здесь мы расстанемся с тобою. Дальнейший твой путь будет уже без меня.
- Что ты, отец! Не говори так! Посмотри, ведь дальше дорога ведёт среди цветов, покрывающих её благоуханием. Путь здесь совсем ровный. Куда же ты уйдёшь? Мы же ещё не достигли конца этой дороги. Как же я буду без бурдюка и его живой воды!?
- Не волнуйся! Бурдюк останется с тобою. Будешь прилежно пить из него, многих бед, выпадающих на душу человеческую, избежишь. Береги бурдюк! Не потеряй в пути! Вода откроет тебе путь к спасению. У этой дороги нет обычного конца. Кто много пьёт из бурдюка, тот об этом знает. Люди, кто без живой воды и кто выбирает тот другой путь среди тьмы, идут вдоль реки и не знают, как быстро и неожиданно земля разверзает свои уста, поглощая путника за путником в свои недра. Их пути тоже могут идти параллельно с твоим, где-то и пересекаться, но никогда не сольются, если будешь пить живую воду и следовать тому свету, что произведёт в тебе эта вода. Для посторонних всё скрыто тьмой, а для тебя открыт свет. Стремись сам к свету и помоги и им обрести свет. Дай и им живой воды из этого бурдюка.
- А что же ты или такие, как ты? Есть ли ещё подобные тебе?
- Я не одинок, друг мой! Ищи их и найдёшь. Души, пьющих живую воду, незримо восхищаются в Небо, туда, где бескрайнее и необъятное Царство Света. Здесь о них остаётся добрая память. А теперь давай ещё раз вместе попьём мы с тобою живой водицы прежде, чем расстанемся.
Первым пил старец. Пил долго, наслаждаясь каждым глотком. В глазах у него горел огонёк вечности. Затем он передал бурдюк горцу, благословляя последнего. Когда горец начал пить и немного отвлёкся, увлёкшись вкусом живой воды, старика не стало. Горец посмотрел вокруг, но его седого друга нигде не было. Только у камня, где старый человек сидел, лежал его дорожный посох, котомка с хлебом, связанный пояс и дорожные сандалии, как будто кто-то из них только что выпорхнул, а также бурдюк, наполненный живой водой.
Горец, сильный и мужественный человек, плакал. Он вдруг остался вновь один, если не считать коня. Впереди же был неизведанный путь. Пробыв в недоумении какое-то время, человек поднялся, стряхнул с одежды дорожную пыль, собрал все вещи старика, обвязался его поясом, попил из бурдюка, взял за узду своего коня и отправился далее по прямой, узкой тропе. Здесь идти было легче. Свет с неба освещал каждый его шаг. Чувствовалось тепло и нежность небесных лучей. Внизу же была тьма, но и там путники брели, пролагая себе путь в неизвестность. Многих там уже потеряли и потеряют ещё.
Горец шёл. Тянулось время. Где пешим, а где и конным способом двигался он вперёд. Его узкая, но прямая, дорога, действительно, поравнялась с широким путём, по которому брели массы, но не слилась с ним. При каждом признаке жажды он пил из бурдюка и начал многое видеть и понимать. Он мог легко следовать по единственно верному пути среди толпы бредущих по дороге. Ничто не могло его сбить или столкнуть, хотя время от времени и случались попытки. Содержимое чудесного бурдюка давало ему стойкость и укрепляло веру. Он стал видеть будущее, своё и чужое. Как мог, горец помогал путникам, говорил о воде живой, поил ею, но не все имели к ней интерес. Говорил он и о страшной трагедии, что открылась ему, которая ждёт идущих. Горец говорил и говорил о той зияющей пропасти, что ждёт беспечных. Были внимающие этим предупреждениям и, поэтому, стали спасёнными. Многие же были поглощены дорожной суетой, став её жалкими рабами. Поэтому лишь махали руками и уходили прочь.
Не всегда дорога была гладкой и ровной, но на спусках и подъёмах от живой воды исходила сила, которая была превыше человеческой.
Были у горца и встречи, и расставанья. Одни приносили радость, другие огорчения, а иные недоумение.
Однажды проезжал горец мимо виноградника. Глядит, корень живой, а ветви мёртвые. Нет на них ни плодов, ни листьев. Трудно лозе держать на себе сухое и ненужное. Где-то в глубине этого виноградника, вдалеке, уже и садовник идёт, обрезает бесплодное. Слышны его шаги. Горько у путника на душе от этого стало. Взял горец живой воды из бурдюка и окропил ею сухие ветви раз, другой, третий. Ожили веточки. Набухли почки. Появилась свежая листва, цветы, вселяющие надежду, что будут скоро и добрые плоды. Радость от этого в сердце вспорхнула, словно в просторные небеса взвилась. Благословил горец ветви и пошёл далее.
Дугой раз, догнал его некто на резвом ишаке с ярким красным бантом. Во виду, торопливый. Быстро поздоровался и заговорил.
- Мир тебе, добрый путник! Вижу, издалека идёшь и далеко. Я, вот, тоже. Спешу познать всё новоё. Новое увлечение, новое течение, новая вера, новые идеи. Во многих местах был, но нигде долго не задержался. Где, какой новый призыв, клич какой – я, там! Где, что-нибудь необычное, современное – без меня не обходится. Такая моя натура. Характер у меня такой. Жизненный девиз ему соответствует.
- Много ли ты, дружище, уже испробовал? Я, тоже, гляжу и вижу, что ты не стар, но имеешь некоторый опыт от пыли этой дороги и её завихрений.
- Верно, опыт немалый. Большую эрудицию имею. Могу на многие темы поговорить, только недолго. Меня сразу же что-то новое увлекает. Сейчас тоже тороплюсь, поэтому долго с тобой не задержусь.
- А как же прежнее? Что с тем делаешь?
- Это в багаж истории, как несовременное.
- Прости, уважаемый попутчик, а слышал ли ты о чудесном бурдюке и живой воде, что свет во тьме посылает? У меня такое имеется. Могу с тобою водою той поделиться.
- Слышал! Пробовал даже немного, но это всё устаревшее. Благодарю! Я стремлюсь вперёд к новому, ещё неиспытанному. “Вода живая” – это так старомодно!
- И как же тебя терпят твои убеждения? Верно, нелегко тебе?
- Напротив, очень просто и удобно! Я свободно меняю свои убеждения, к тому же, если это часто не только модно, но и выгодно. Новый круг общения, влияния. Материальные ценности я тоже не сбрасываю со счетов. Мир вокруг изменчив и я вместе с ним. Люблю подстраиваться под новую волну.
- Смотри, приятель, чтобы не смыло тебя очередной волной туда, где не посмотрят на твою эрудированность убеждениями.
В этот момент, в стороне, послышался клич: “Новое движение веры! Новое поколение, войдём в новый век с новыми убеждениями! Бросимся с головой в глубь стихи этого мира!”
У торопливого загорелись от этого глаза и он, пришпорив своего бедного ишака, в безумстве помчался на сомнительный призыв и скрылся с глаз. Через некоторое время пути, горец вновь увидел того ишака с красным бантом на шее, но без наездника, у большой дыры, покрытой густым туманом. Время от времени, в неё вниз головой прыгали новые желающие, торгующие своими убеждениями. При этом, кто-то невидимый и неведомый всё время выкрикивал этим прыгающим новые и новые призывы, призывающие к сомнительному и ложному . Возврата из той ямы уже не было.
Горец стоял, скорбно наблюдая за несчастными. Он пытался их образумить. Увещевал как мог, указывая на воду живую, что только она способна открыть новое, непознанное. Лишь немногие отвернулись от лживых увлечений, но и это было победой. Спасать других стало его целью жизни. Он понял, что перенял эстафету веры и святости у своего седого друга. Он с желанием хотел нести живую воду всем жаждущим. Этот сын гор был уверен, что сможет это, несмотря ни на что. Впереди же, у горца было ещё много, что предстояло ему пройти. Он знал об этом и верил, что, преодолевши дорогу вдоль реки, достигнет того же, что и тот седой старик, оставивший ему бесценный и чудный бурдюк с живой неиссякаемой водой, дающей вход в вечную жизнь.
* * *
*Бурдюк – кожаный мешок из цельной шкуры животного, предназначен для хранения жидкостей. Бурдюки распространены в странах Востока, на Кавказе, у некоторых народов Сибири и Средней Азии.

Декабрь/10/2009 г.
Вячеслав Переверзев

Чудесный бурдюкПроза

Чудесный бурдюк
Проза