К БАЛКАНАМ СВЕТЛАЯ МЫСЛЬ НЕСЁТСЯ.
«Нет остались мне сны золотые,
Их возьму в предназначенный путь.
Византия, моя Византия,
Как диковинно мне помянуть.
Ало – мраморный сумрак Влахерна,
Где сплетались со святостью скверна,
Синий ладан и жёлтая гниль,
Ветер с моря и душная пыль»
(А. Белецкий)
Прекрасен Балканский край, о читатель! Это край легенд и мифов Греции, Фракии и Македонии, край богов, живших на Олимпе, край героев. Жива ещё память об ахейских воинах, ушедших из Греции покорять Трою, о борцах греко-персидских войн, прогнавших иноземцев со своей земли. Помнит весь мир легенду о основании величайшего города Балкан Константинополя, который до сих пор ещё считается куполом мира, благодаря своему чудесному храму Святой Софии – величайшему памятнику Восточной христианской церкви.
Прекрасны лазурные берега Балкан, греческие храмы с голубыми куполами, незабываемо Эгейское море в час заката. Цепь Балканских гор тянется по всему полуострову. Как загадочны эти горы! Именно здесь когда-то бродили немейские львы и киренейские лани. Над этими горами пролетал Пегас – покровитель поэтов. Именно здесь чудесный крылатый конь познакомился с чудо-бабочкой – химерой. Балканы были всегда центром романтики и культуры во всём мире. Здесь находилась славная Восточная Римская империя, тут погибли такие знаменитые поэты, как Джордж Гордон Байрон и Христо Ботев. Сюда устремляли свои взоры русские классики: Пушкин, Кюхельбекер и Одоевский.
А ещё Балканы будут всегда напоминать нам о наших славных соотечественниках: Гурко, Скобелеве, Столетове, Радецком и о многих других, которые шли тернистым путём панславизма – идее, которая до сих пор заставляет трепетать сердца славян по всему миру. Однако, несомненно, в те дни люди были настроены более серьёзно к ней…
Посвящаю сию повесть балканским повстанцам и партизанам, чести русского оружия и великой идее Панславизма.
Д.А. Тихомиров
ВСТАВАЙТЕ, БОЛГАРЫ!
«Вставайте братья все к оружью
И смело двинемся вперёд!
Готовьте к бою сабли, ружья,
Ведь скоро помощь к нам придёт!»
(Добри Чинтулов «Юнак балканский»)
Был июнь 1877 года. Этот год оказался самым ужасным для болгар, но именно тогда блеснул первый луч надежды, что они наконец обретут независимость. Дул солёный морской ветер с востока, палило жаркое солнце. Наступил тырновский полдень. Журчала весёлая река Янтра и вилась среди рати болгарских домишек. Чудесны дома Тырнова: двухэтажные, с крепкими дубовыми подпорками, деревянными решётками на окнах. Рядом с тырновскими домами росли кипарисы, а под их кронами - вились виноградные лозы. Над городом возвышался холм Царевец, на котором стоял полуразвалившийся замок кралей погибшего Второго Болгарского царства. Рядом стояли два других холма – Святая гора и Трапезица, которые Янтра превратила в полуостров.
Тырново было оживлено. По улицам разъезжали длинноусые янычары, торговцы в телегах развозили товар в дома знатных турков, греков, албанцев и омусульманившихся славян, на дорогах сидели оборванные, лишённые крова и имущества болгарские нищие, монахи в чёрных рясах ходили по домам и продавали медные крестики, ладан и свечи за жалкие гроши, которые уходили на хлеб и воду, чтобы прокормиться самим и на подаяние нищим. Харчевни, стоящие по обочинам дорог были полны людьми самых разных национальностей. Заглянем в одну из них. Именно здесь начнётся наша повесть!
Вот за старым, подкосившемся столиком сидит македонец с пистолетами за поясом и длинными растрёпанными усами, а напротив его волох в меховой безрукавке поверх туники и чёрном клобуке на голове. Около окна пьёт вино старый турок с чубом на бритой голове, размашистыми усами и кривой саблей за поясом. Ближе к входу о чём-то толкуют за столиком грузин и армянин. За соседним столом два молодых болгара, в папахах, с кручёными усами и пистолетами в карманах меховых безрукавок, азартно играют в кости. Бородатый курд беседует с хозяином харчевни, и они весело смеются. В самом углу харчевни сидит болгарский юноша лет восемнадцати. Он пьёт кислое некачественное вино, морщится и заедает его полусладким крыжовником. Это был один из многих болгарских патриотов, которым было невыносимо признавать турецкое владычество. Несмотря на юность, он был уже закалён в бою, так как в апреле прошлого года уже поднимался против турков. Этого юношу звали Димитрием. Ещё свежа была его память о гибели поэта и революционера Христо Ботева, который возглавил апрельское восстание против турок. Он помнил, как упал на землю истекая кровью, с пулей в сердце человек, которого можно было сравнить лишь с Гордоном Байроном, Михаилом Лермонтовым и Адамом Мицкевичем. Только с их пылким сердцем можно сравнить сердце Христо.
Сам Димитрий с остатками гуйдуцкого отряда скрылся в лесах. После этого потекли моря крови. Тысячами гибли болгары от той резни, которую устроили турки: убивались и мужчины, и женщины, и старики, и дети. До сих пор были часты расправы турок над болгарами.
Димитрий мрачно размышлял о будущем Болгарии. Он думал, что надежда на свободу его страны погибла вместе с Христо Ботовым, и эта мысль делала его ещё несчастней. Юноша ставил знаменитого болгарского революционера в один ряд с Милошем, князем Лазарем, царевичем Марко, Георгием Скандербегом и Теодоросом Колокотронисом – людьми, отважно воевавшими с турками за свободу своего Отечества, великими полководцами, которые погибли ради свободы своих народов. И им не было замены.
Ах, бедный Димитрий! Он и не подозревал, что снова подняли головы гордые сербы и черногорцы в надежде освободиться, что уже шагают в сторону Балкан пять тысяч русских панславистов под предводительством генерала Черняева, и что дело, начатое Христо, не погибло. Но вернёмся назад, в старую харчевню, где в это время находился герой нашей повести – Димитрий. Он всё ещё задумчиво пил вино и морщился от каждого глотка. Вдруг к Димитрию подошёл человек в чёрном плаще, со скрытым под капюшоном лицом. Он сел рядом с юношей и произнёс:
-Какая сегодня жаркая погода. Ещё два таких дня - и высохнет Дунай.
Димитрий еле удержался от радостного возгласа. Это был его соратник - гуйдук Иоанн Стрелецкий. Димитрий сердечно пожал Иоанну руку и стал расспрашивать старого товарища о его делах.
-Ну, раз уж зашёл об этом разговор, - проговорил Иоанн, - то я к тебе с делом.
-Ну, рассказывай, что случилось, - сказал Димитрий, поудобнее устраиваясь на старой деревянной табуретке.
И Иоанн начал:
-Целый год я блуждал по Болгарии, с ружьём за спиной и саблей за поясом. Я горел желанием отмстить туркам за смерть Христо Ботева, - карие глаза на бледном обветренном лице Иоанна злобно блеснули, - я убивал всех турков, которых встречал в своём пути. Я упивался убийствами. Ни один турок не был пощажен мною. Мне доставляло удовольствие истреблять этих собак! Моя рука была легка и турок, которого щадила моя пуля, умирал с перерезанным горлом…
При этих словах Димитрий передёрнулся.
Иоанн же спокойно продолжал свой рассказ:
-В дороге я видел много изуродованных тел болгар, и каждое тело добавляло во мне уверенность, что я делаю правильно. Что нужно нещадно бить турок. Нельзя оставить погибших соотечественников не отомщёнными. Я был словно Азраил – ангел смерти в вере басурман! Более жестокого, яростного и беспощадного человека, чем я, не было на свете. Меня называли шайтаном басурманы за то, что я не умел их щадить, за моё бледное и злое лицо, за мой взгляд, полный ненависти!
Так вот, долго я бродил по неизведанным тропам и диким местам Балканских гор. Вставал с восходом, ложился с закатом, и ничто меня не радовало. Я питался едой отнятой у убитых басурман, запивал её их вином. Кстати! Что за кислятину ты пьёшь! Эй! Хозяин! Подайте нам хорошего вина. Я щедро заплачу.
Тут же Иоанна и Димитрия обслужили: подали им отличного вина и миску фиников.
Иоанн продолжил свой рассказ, который становился всё ужасней и ужасней:
-И так бы прожил я всю жизнь, если б случайно не забрёл в Тырново. Я остановился переночевать у хозяина одной таверны. Он оказался славным малым и наотрез отказался от денег, которые я ему предлагал, говоря, что ни монеты не возьмёт с такого героя, как я. Мы потолковали с хозяином таверны, и я узнал, что тот был в молодости гуйдуком, таким же, как я. Я же в свою очередь рассказал хозяину о своёй печальной судьбе. Слёзы выступили на глазах у добродушного хозяина таверны. Он обнял меня и заплакал.
И я понял, что он плачет о судьбе Христо, о моей судьбе и о судьбе всей Болгарии. Я смущённо похлопывал старика по плечу и говорил:
-Ну… Будет вам.
А затем глубже задумался над всем, что пережил, и у меня самого словно ком застрял в горле, и слёзы потекли по моим щекам. Впервые за весь месяц у меня не было в душе ненависти. Она ушла, когда я увидел слёзы хозяина таверны. В душу закралась скорбь, достойная человека и православного христианина. Я дал волю рыданиям. И вот мы двое стояли, обнявшись, и рыдали. Мы не слышали, как хозяйский кот скрёбся за окном и мяукал, требуя впустить его, мы не заметили, что на улице начался дождь. Мне было одновременно и тяжело, и легко. Когда, наконец, вытерли руками глаза, то я почувствовал давно забытое чувство облегчения. Мне стало стыдно за содеянное мной, хотя я и утешал себя, что это было достойное возмездие за кровь православных. Я подошёл к иконе с Иисусом Христом и в раскаянии прошептал:
-Боже, очисти мя грешнаго, яко николиже сотворих благое пред Тобою; но избави мя от лукаваго, и да будет во мне воля Твоя, да неосужденно отверзу уста моя недостойная и восхвалю имя Твое святое, Отца и Сына и Святаго Духа, ныне и присно и во веки веков. Аминь.
В это время хозяин, наконец, заметил бедное животное за окном, и мокрый тощий кот
прыгнул с подоконника мне на колени.
-Может, Бог услышал твою молитву и послал тебе знак, что она услышана в виде этого жалкого существа, - предположил хозяин таверны, а кот тем временем отряхнулся, взглянул с укоризной на хозяина и пронзительно мяукнул.
-Я очень хотел бы быть в этом уверенным, - ответил я и судорожно вдохнул воздух.
Вдруг в дверь кто-то постучал. Хозяин таверны открыл её, и в дом вошла вся вымокшая девушка. Она сняла мокрый плащ и обняла хозяина.
Он с укором сказал ей:
-Ангелика! Я волновался! Почему ты так долго была на рынке. Сейчас опасно на улицах ночью! Башибузуки (иррегулярная конница Турции) могли похитить или зарезать тебя!
Ангелика ответила, улыбаясь:
-Отец! Я должна была навестить многих несчастных людей, как можно было вернуться, не утешив их?
-Храни тебя Бог, Ангелика, - вздохнул хозяин, - ты утешаешь многих, но огорчаешь своего отца. Однако, да воздаст тебе Всевышний за твою доброту.
Я тайно поглядывал на девушку. Ангелика была стройная, как лань, у неё были длинные распущенные чёрные волосы, кожа белее, чем мрамор Парфенона. Когда Ангелика смеялась, то слегка обнажала белые ровные зубы, а её голубые глаза ярко блестели из-под густых чёрных бровей. Девушка наклонилась к мокрому коту, и смеясь, сказала, что только она и Мурлыка (так она называла кота) знают, какой на улице дождь.
-Ангелика! – сказал хозяин таверны, - познакомься с этим молодым человеком. Это наш болгарский гуйдук, и зовут его Иоанном. Поверь, что немногие сейчас более несчастны, чем он.
Я поспешил заверить хозяина таверны, что его сочувствие было для меня лучшим утешением и теперь я менее несчастен.
-А это моя дочь Ангелика. Единственное моё утешение на старости лет, - представил хозяин девушку и покашлял.
Ангелика улыбалась мне, и свет её ясных очей заставил меня потупить взгляд.
-Дети мои, - как бы невзначай сказал хозяин, - пойдёмте ужинать.
Кот одобрительно мяукнул. Эй! Подайте нам ещё вина, - очнулся от воспоминаний Иоанн, когда в его кружку капнула последняя капля этого напитка. Димитрий только сейчас увидел тёмно-фиолетовые кровавые синяки под глазами товарища на его бледном, изнеможенном лице.
Когда принесли ещё вина и красные реки потекли из кувшина в кружки, Иоанн продолжил свой рассказ:
-Я, хозяин таверны и Ангелика сели за столик, и мы начали разговаривать. К нам присоединились другие постояльцы: еврей-арендатор по имени Самуил, старый клефт из Эллады – Георгий и два болгара: Стефан – хозяин булочной и Янко – торговец мясом. Мы весело разговаривали, рассказывали разные истории из своей жизни друг другу. Во время разговоров я иногда поглядывал в сторону Ангелики, и тут же отводил взгляд, так как она смотрела только на меня. От её нежного взгляда у меня щекотало в горле. Я боялся показаться ей неловким, а руки не слушались меня и всё валилось из них. Хозяин объяснил это другим рассказом об моей судьбе, но я чувствовал, что он знает настоящую причину моей неловкости. Постояльцы с трогательным сочувствием отнеслись ко мне. Старый клефт даже сказал:
-Я тебя понимаю, так как я сам когда-то участвовал в сражениях с басурманами под предводительством Теодороса Колокотрониса! Он был таким же великим полководцем и революционером, как Христо Ботев.
А Самуил попросил меня рассказать ему о славном Христо. Я рассказал всё, что знал о этом великом человеке. Он родился в 1848 году, в городе Калофере, в семье учителя. Юность Христо Ботев провёл в России и учился в Одесской гимназии, где большое влияние оказали на него русские демократы. Гимназистом он начал писать стихи. В 1871 году Христо был арестован. Вернувшись из заключения Христо Ботев стал руководителем Болгарского революционного центрального комитета. И вот зазвучали в газетах и журналах призывы поэта подняться болгарам против басурман. В сатирах он осмеивал турецких богачей и болгарских буржуев, прислужников турков. В 1875 году Христо ездил в Россию и получил там оружие. Тем временем произошло восстание в Болгарии. Христо Ботев организовал небольшой отряд и сделал из него дисциплинированное войско, в котором был и я. Однако в горах наш отряд был разбит превосходящими силами турков. Христо геройски погиб. Постояльцы, хозяин таверны и Ангелика молча выслушали меня и мужчины сняли шапки, чтобы почтить почившего героя.
Глубокой ночью мы разошлись по спальням. Дождь утих. Я слышал, как тихо храпят постояльцы и хозяин в соседней комнате. В окно светила луна. Я подошёл к окну, открыл его и влажный ветер освежил мне лицо и грудь. Я взглянул на небо и у меня захватило дыхание: небо было тёмное-тёмное и усеяно тысячами звёзд. Я услышал, как стрекочут сверчки. Вдруг в окно запрыгнул Мурлыка. Он потёрся о меня своей влажной шерстью, затем спрыгнул на пол, лениво доплёлся до моей кровати и уснул возле неё.
И снова наступила тишина. Кипарис возле моего окна покачивался от ветра, где-то вдали слышался мерный цокот копыт, а затем и он затих. Внезапно я услышал тихую песню. Её пел девичий голос. Я стал оглядываться и увидел, что это пела Ангелика. Она гуляла по саду и напевала о Солнце и юнаке, как они решили поспорить, кто быстрее из них вокруг всю Землю объедет. Я заслушался. Сердце почему-то сладостно билось у меня в груди, часто перехватывало дыхание и хотелось плакать то ли от счастья, то ли от горя.
Вдруг девушка обернулась ко мне и своим звонким голосом спросила:
-А ты, свет мой, почему не спишь? Ты верно за день устал.
Я пробормотал невнятно что-то вроде того, что я люблю по ночам смотреть на звезды.
Сердце моё всё чаще билось, и мне не хватало воздуха.
-Мне тоже нравится ночью смотреть на это бездонное, тёмное небо, - произнесла Ангелика, подняв очи к небу, а я любовался ей. Девушка мечтательно улыбалась, и глаза у неё светились.
Я спрыгнул с окна на землю и тоже поднял глаза к небу. И показалось оно мне бездонной мглой.
Вскоре у меня закружилась голова, и я перевёл взгляд на землю.
Затем невольно взял нежную белую руку Ангелики и задумчиво произнёс:
-При виде тебя я испытываю странное чувство, которого никогда не испытывал. Поверь, моя душа плачет.
Так проговорил я, отвёл взгляд и залез через окно обратно в свою комнату. Мурлыка, разбуженный шумом, лениво приоткрыл глаз, почесался и снова заснул. Ангелика ласково смотрела на меня. Я пожелал девушке спокойной ночи, отправился к кровати, не сводя своих глаз с неё, лёг, не раздеваясь, в кровать и вскоре заснул. Хозяин! Ещё вина! - крикнул Иоанн и продолжил, - на следующий день я спустился вниз в обеденную, на завтрак. Постояльцы уже собрались за общим столом. С ними сидели хозяин и Ангелика. Я невольно залюбовался девушкой. Она была свежа и прекрасна, как нежная горлинка. Её руки, которыми она прикасалась к кружке с водой, были похожи на величавых лебедей. Её тонкие губы, которые она часто кусала от её природного нетерпения, были краснее самых сочных яблок в окрестностях Плевны. На ней был одет такой же ярко-красный сарафан – сукман. На её талии был затянут шерстяной белый пояс, который подчёркивал её стройный, ровный стан.
Ангелика постоянно ходила из кухни в обеденную и из обеденной в кухню, прислуживая постояльцам. Я пожелал доброго утра всем. Меня встретили радостными улыбками и спросили о моём самочувствии. Я ответил, что всё хорошо. Ангелика с печальной улыбкой то и дело посматривала в мою сторону. Мне казалось, что она способна затмить солнце. Так были добры её взор и улыбка. Я чувствовал, что все хоть и разговаривают о разных житейских проблемах, но в то же время посматривают на нас. Я услышал, что кто-то прошептал:
-Ну чем не пара?!
Мне показалось, что это был голос хозяина таверны. Я решил остаться в таверне ещё на один день. В полдень Ангелика отправилась на рынок, а я долго смотрел ей вслед. Вдруг хозяин таверны положил мне руку на плечо и сказал:
-Мне ты полюбился юноша, как сын, и я думаю, что не смогу уже с тобой расстаться. Возьми мою дочь в жёны и будем жить спокойно и весело, не смотря на всё, что делается вокруг.
Я упал в ноги доброму хозяину таверны и стал благодарить его. Хозяин же с печальной улыбкой поднял меня с полу, отряхнул и сказал мне тихо:
-Ты напоминаешь мне моего племянника. Он был таким же славным малым и воевал в войске Христо Ботева. Однако он погиб. Ты будешь напоминать мне об моём Александре.
Я вошёл в свою комнату (теперь она была действительно моя) и прочёл молитву благодарности. Вдруг в дом влетел булочник Стефан и закричал:
-Сосед! Твою дочь взяли башибузуки.
У меня голова закружилась, и я с грохотом опустился на табуретку. Хозяин таверны, убиравший в это время стол, выронил тарелку из рук. Я выглянул из окна и увидел, как Ангелику уводят турки. Первая моя мысль была – кинуться в бой и постараться спасти её, но, признаюсь, я струсил, не хватило духу. Мимолётное счастье плохо повлияло на моё слабое сердце. Да ещё разум подсказал мне, что глупо будет опрометчиво кинуться спасать девушку. И вот я здесь. Я снова зажёгся желанием мстить, но не так бесполезно, как раньше. Я собираюсь поднять всю Болгарию против этих турков-угнетателей, - вскричал Иоанн, - я спасу Ангелику из рук башибузуков! Они заперли её в одном из Тырновских замков. Ты мне поможешь? – затем тихо спросил остывший Иоанн Димитрия.
-Что толку? – печально вздохнул Димитрий, - погибла надежда. Заклевали вороны белую горлинку. Закрыли чёрные тучи красное солнце, сгубили басурманы-душегубцы души юнацкие. Нет надежды и потому плачет душа моя.
-Надежда есть! - с жаром воскликнул Иоанн, забыв про осторожность, - я набрал уже гуйдуцкое войско. Много людей собирается в лесах. Болгары снова подымаются, они встают и ты вставай! Всё будет, как при Христо…
Дальше он поведал Димитрию, то, что я поведаю вам в следующей главе, но только более содержательно. Ведь от тех дел, про которые вам расскажу такой простой гуйдук, как Иоанн Стрелецкий был далёк.
СПАСЁМ НАШИХ БРАТЬЕВ!
«По всей Болгарии сейчас
Одно лишь слово есть у нас!
Один лишь стон и глас – Россия!»
(И. Вазов «Россия»)
Давно с сочувствием, жаркой поддержкой и любовью смотрели русские в сторону Балкан. Они всем сердцем рвались на помощь сербам, черногорцам, болгарам, македонцам, грекам и другим балканским народам. Поэт и декабрист В. Кюхельбекер выразил всё желание русских идти на помощь к угнетённым народам Балкан в своих стихах:
«Друзья! Нас ждут сыны Эллады.
Кто даст нам крылья? Полетим!
Сокройтесь горы, реки, грады, -
Они нас ждут – скорее к ним!»
А Александр Пушкин написал стихи о гибели несчастного мечтателя о свободе Эллады Теодороса Колокотрониса:
«Гречанка верная! Не плачь, - он пал героем,
Свинец врага в его вонзился в грудь.
Не плачь – не ты ль сама ему пред первым боем
Назначила кровавый чести путь?
Тогда тяжёлую предчувствуя разлуку,
Супруг тебе простёр торжественную руку,
Младенца своего в слезах благословил,
Но знамя чёрное свободой восшумело.
Как Аристогитон, он миртом меч обвил,
Он в сечу ринулся – и, падши, совершил
Великое, святое дело.»
А в это время Добри Чинтулов в своих стихах мучительно ждал, когда же «с севера на помощь герои русские придут». Вся Россия была отвлечена от будничной жизни симпатией к Балканским народам. Туда устремляли взоры славянофилы, панслависты, византологи, православные идеалисты и просто люди сочувствующие своим братьям по крови – славянам. Россия не успела помочь Христо Ботеву, хотя бы из одних дипломатических проблем. Но всё же открытые по всей Российской империи славянские комитеты собирали денежные пожертвования от русского народа и покупали оружие, чтобы переслать болгарским братьям. Но оружие, посланное вместе со знаменем «Болгарскому народу. 1876 г. Самара» не успело прийти в Болгарию вовремя, так как отряд Христо Ботева был разбит и башибузуки перерезали тысячи болгар. Болгарское восстание было подавлено, подавлена была и вся Россия этим событием. Однако в конце июня 1876 года поднялась против Турции отважная Славянская Спарта (как тогда называли в России княжество Черногорию). Вскоре (а именно 30 июня) княжество Сербия последовало черногорскому примеру. Снова против гайдуков султаном были высланы сипахи (это элитная конница Турции, состоящая из дворян), янычары (это уже были не те янычары с большой буквы, которые часто бунтовали против султана и вели себя подобно независимому от государства ордену, так как после очередного янычарского восстания орден упразднили, многих янычар казнили и янычары стали просто «йени цери», что значит новое войско) и башибузуки. Снова загремели турецкие туфланги (турецкие мортиры, прозванные Русью тюфяками из-за их неуклюжести) в Балканских горах.
Славянские комитеты снова оживились и начали посылать оружие в Сербию и Черногорию. А также они принимали заявки добровольцев, которые желали идти на помощь братьям-славянам. Заявок было так много, что в добровольцы принимались только люди, имевшие военную подготовку. Однако Александр Николаевич II – император «Всея Руси» помнил о Крымской войне, когда против России воевала не одна Турция, а половина Европы и потому опасался повторения этой ситуации. Министр финансов М.Х. Рейтерн обращал императорское внимание на то, что финансов в стране не хватает для ведения войны, а Великий князь Константин на то, что в Чёрном море практически отсутствуют военные суда. Дело в том, что в 1856 году для того, чтобы закончить Крымскую войну Николай II подписал Парижский договор, который запрещал иметь Российской империи военные корабли в Чёрном море. Договор был отменён лишь после победы Пруссии над Францией в 1871 году. За пять лет в Чёрном море было построено лишь два броненосных корабля низкого качества, называемые по имени конструктора А.А. Попова поповками в то время, как Турция имела мощный броненосный флот, построенный для неё Англией. Граф Милютин же подчёркивал невозможность России уклониться от прямой помощи к братьям-славянам. Решающее слово оставалось за императором. Александр II был мягким человеком, в душе военным и романтиком во многом благодаря своему воспитателю В.А. Жуковскому. Александр Николаевич видел, что доводы противников войны более убедительны, чем сторонников. Были живы надежды и на то, что Россия и Европа смогут надавить на Турцию и заставить её предоставить автономию славянским княжествам. В мае 1876 года состоялись берлинские переговоры на которых присутствовали император Александр II, германский канцлер Отто Бисмарк и министр иностранных дел Австро-Венгрии Андраши. Германия, Австро-Венгрия и Россия составили меморандум о принятии Турцией требований восставших и перемирии и предъявили его Порте (правительство Османской империи). К меморандуму присоединились Франция и Италия. Однако союзная Османской империи Англия отвергла эти требования под предлогом, что они затрагивают «интересы султана». Мирным путём урегулировать балканский вопрос не получилось. Однако Россия не так боялась далёкой Англии, как Австро-Венгрии, которая могла решительными действиями отрезать путь русским на Балканы. В Чехии (Рейштадтский замок) в июне 1876 года встретились австрийский император Франц-Иосиф, Андраши и Александр II. Россия достигла желаемого: австрийцы согласились сохранить нейтралитет и не вступать в конфликт. В ноябре сербы получили сокрушительное поражении под Джунисом. В этот же день вечером сербский князь Милан обратился к Александру за помощью. Россия предъявила Турции жёсткий ультиматум: если за 48 часов Порта не подпишет перемирие с Сербией, то Российская империя разрывает дипломатические отношения с Турцией. Порта приняла ультиматум, так как не была готова к войне с Россией. В октябре в Ливадии были открыты совещания. Н.Н. Обручев – правая рука министра военных дел предложил план военных действий против Порты: из-за отсутствия флота дорогу в Османскую империю преграждали крепости в низовьях Дуная: Силистрия, Рущук, Шумла и Варна.
Поэтому Обручев предлагал форсировать Дунай в центральном течении, перейти Балканы по Шипкинскому перевалу, а затем через Софию и Эдирне (Адрианополь) идти к Истанбулу (Константинополь).
В декабре 1876 года произошла Константинопольская конференция. Порте был предъявлен ультиматум и тут.. участников конференции оглушил артиллерийский салют, а министр иностранных дел Османской империи Саффет-паша объяснил это так:
-Его Величиство султан осчастливил свою империю конституцией. Провозглашается равноправие всех подчинённых Порты – и мусульман, и христиан перед законом!
Был избран парламент, который потребовал отклонения ультиматума, что перечёркивало все труды конференции. Только тут участники конференции поняли, что это была комедия, придуманная к случаю и рассчитанная на поддержку Англии. Конференция сорвалась, что переполнило чашу терпения сторонников мира. Войны теперь было не избежать.
А речь императора в Москве отрезала путь к отступлению. Представители держав сделали ещё попытку. Они потребовали у Порты автономии для Болгарии (которую Россия, скрепя сердце согласилась сделать двумя государствами вместо одного) и для Боснии и Герцеговины, однако Порта отвергла и это требование.
Русский посол Новиков вёл переговоры с графом Адраши в Австро-Венгерской империи о конвенции двух держав в случае войны с Турцией.
15 января между Австро-Венгрией и Россией была подписана секретная конвенция о нейтралитете первой в случае войны России с Турцией. Взамен австрийцы получили право на оккупацию Боснии и Герцеговины. Россия и Австро-Венгрия договорились не вводить свои войска в Сербию и Черногорию, а также не создавать большое славянское государство на Балканах, которое могло бы угрожать Османской империи и Австро-Венгрии. Тем временем ситуация войны изменилась из-за поставки огнестрельного оружия туркам из Америки. Началась русско-турецкая война!
ВОЙНА НАЧАЛАСЬ!
«Поднявшись, сербы, черногорцы
Помогут нам сражаться тут,
И скоро с севера на помощь
Герои русские придут!»
(Добри Чинтулов «Юнак Балканский»)
Российская империя развернула три фронта против Османской империи: Балканский, Закавказский, Черноморский. Решающим фронтом должен был стать Балканский, так как на нём находилась столица Турции Константинополь – память о славе погибшей Византии. Князь Румынии – Карл Гогенцоллерн 23 марта подписал договор, по которому русские войска допускались на территорию княжества. 12 апреля 1877 года Славянская Спарта (вы помните, что так называлась русскими Черногория) возобновила военные действия против турецких империалистов. Румыния объявила себя независимой, опираясь на русскую армию уже шагавшую по пути из Ясс в Бухарест, и даже объявила войну Турции, как бы говоря «мой старший брат с войны вернулся. Теперь только суньтесь!» В добровольческое войско прибыл Михаил Дмитриевич Скобелев – молодой генерал, панславист и ветеран войны в Туркестане. Он был храбрым офицером, имел орден Георгия третьего. В русской армии он нашёл своего отца – Дмитрия Скобелева и старого приятеля, с которым он познакомился в Туркестане – Василия Васильевича Верещагина. Верещагин – художник-баталист и передвижник был здесь одним из добровольцев. Михаил Скобелев был человеком активным и придумал кучу планов перехода через Дунай, предприятий для внезапных нападений на турецкие пикеты, батареи и др., которые он постоянно по секрету сообщал то тому, то другому из старших офицеров, что многих привёл в совершенное недоумение.
-Он какой-то шальной, - говорил своим друзьям отец Михаила Скобелева, - чуть не каждый час новый план; возьмёт под руку – «знаете, что я вам скажу» - и начнёт, и начнёт, да такую чушь!
Верещагин сказал Михаилу Скобелеву:
-Будьте поосторожнее и воздержаннее. Конечно ваша молодость, фигура, Георгиевские кресты и прочее бесспорно произвели известное обаяние, но вы должны опасаться разрушить его надоеданием всем со своими проектами, как бы ни казались они лично вам практичными и удобоисполнимыми.
-Спасибо! Это совет истинного друга! – горячо поблагодарил Михаил Скобелев Верещагина.
Верещагина смешило отношение Скобелева-отца к Скобелеву-сыну. Михаил Скобелев имел крест Георгия третьего, а его отец - Дмитрий Скобелев только Георгия четвёртого.
Однажды Михаил Скобелев сказал своему отцу:
-Ты служил, служил и дослужился до того, что я тебя перегнал. Неужели, отец, тебе не обидно?
-А я тебе денег не дам, живи на жалованье, - отпарировал Дмитрий Скобелев.
В Бухарест русские войска не пустили, а разместили недалеко от города близ Дуная.
Южная Молдавия присоединилась к Российской империи и активно принимала участие в войнах между турками и русскими. С помощью умелого использования минного оружия и береговой артиллерии русские войска нанесли значительный ущерб туркам. Османская империя потеряла два монитора (броненосные плавучие батареи). Турецкая армия отступила в Силистрию, и Дунай можно было форсировать. Переправу же через Дунай готовили скрытно, чтобы турки не могли помешать. Турецкую армию умело водили за нос, делая переправу одновременно в нескольких местах. На конях и вплавь перебирались отважные русские солдаты через могучий, вольный и бурливый Дунай.
Крепости Никополь и Рущук, оснащённые прожекторами, вели беглый огонь по русским войскам день и ночь. Василию Верещагину разрешили переправляться через Дунай на военном корабле вместе со Скрыдловым, а вот Михаилу Скобелеву запретили до поры, до времени.
Скобелев прощаясь с Верещагиным обнял друга и шепнул:
-Вы едете, этакий счастливец! Как я вам завидую!
В ночь с 14 на 15 июня была совершена переправа, столь внезапно, что турки были застигнуты врасплох. Это была первая значительная победа. Верещагин и Скрыдлов на небольшом миноносце попытались потопить турецкий монитор, но из-за плохого знания Скрыдловым установки мин не смогли взорвать монитор и лишь один раз стукнули бортом огромную турецкую посудину, а затем причалили к берегу. Верещагин получил ранение. Михаил Скобелев был уже на этом берегу и наблюдал за действиями Верещагина и Скрыдлова. Он в восторге повторял:
-Какие молодцы! Какие молодцы!
Так как русская армия была плохо оснащена новыми малокалиберными винтовками Бердана и каждый солдат имел только по 60 патронов, то генерал М.И. Драгомиров распорядился об экономии. Каждый солдат, у которого после завершения дела оставалось меньше 30 патронов, подвергался наказанию. У неприятеля же всегда имелось множество ящиков их, что позволяло ему вести беглый огонь. Но, несмотря ни на что, русское наступление быстро и успешно развивалось. Генерал Н.П. Креденер штурмом взял Никополь и заполучил 113 орудий. Сын Александра II Александр блокировал неприятеля под Рущуком. И.В. Гурко с армией отправился в Тырново…
Турки, находившиеся в харчевне стали оглядываться на пылкого и неосторожного Иоанна, и, когда тот вдруг сообщил Димитрию, что они должны отправиться в окрестности Тырново, так как в одном из горных ущелий их ждут гуйдуки, башибузуки посоветовались и решили не убивать Иоанна, а сначала выпытать место нахождения гуйдуцкого войска. Они медленно стали подходить к столу Иоанна и Димитрия, но те уже заметили опасность и приготовились защищаться. Болгары, сербы и армяне, давно ждавшие возможность подраться с башибузуками тут же примкнули к Димитрию и Иоанну. В таверне началось сражение. Хозяин харчевни сбегал в кухню и притащил свой пистолет, а его товарищ курд орудовал кухонным топором.
-За свободу Балкан! – воскликнул один грек.
Македонец повалил стол и используя его, как прикрытие начал обстреливать басурман из своего пистоля. Харчевня наполнилась выстрелами, запахом порохового дыма, стонами умирающих, криками, увлечённых боем головорезов.
Один пьяный болгар пропел отрывок из «Юнака Балканского»:
Пускай восстанет лев Балканский,
Повеяв бурей грозен, смел!
Чтоб полумесяц Оттоманский
За тёмной тучей потускнел!
Вскоре сражение в харчевне закончилось.
-Если б эта харчевня была пошире, а турок побольше, то мы бы… эх, - с досадой проговорил македонец.
Все башибузуки были перестреляны или зарезаны. Кровью был залит пол харчевни. Также много болгар лежало с простреленными головами или перерезанными горлами.
-Теперь башибузуки нас не выпустят из города, - мрачно сказал Иоанн, - давайте займём оборону.
Стрелецкий подошёл к Димитрию и положил ему руку на плечо:
-А ты скачи во весь опор в стан к русским! Они близко. Скажи им, чтоб они поторопились, а мы пока наберём армию из прохожих и отвлечём турков.
Димитрию дали запас пороха, и он взобрался на коня, пришпорил его и понёсся на север. Обречённые на оборону харчевни долго смотрели ему вслед. А тем временем к ним в таверну собиралось множество сорви-голов, которые хотели помочь в бою с турками. Хозяин выкатил из погреба старый туфланг и установил его на столе напротив окна. Турки попытались взять харчевню штурмом, но наткнулись на отчаянную защиту, отступили и решили укрепиться в соседнем доме. Осаждённые поняли их мысль и приложили все силы, чтобы как можно меньше турок заняло гарнизон дома. Иоанн предложил сделать подкоп под турецкий гарнизон и взорвать его пороховой бочкой. Все одобрили эту идею. Хозяин с несколькими помощниками содрали деревянный настил, взяли лопаты и начали рыть подкоп. Часть турков уже заняла соседний дом и направила огонь по харчевне из окон.
Тем временем Димитрий во весь опор мчался к русскому стану. Турки его заметили и послали погоню. Увидев сипахов, скачущих за ним Димитрий прижался поплотнее к коню и стал стрелять по туркам. По нему открыли ответный огонь. Одна пуля попала Димитрию в плечо. Юноша вскрикнул от боли, сделал выстрел наугад и убил коня под одним из сипахов. Снова несколько пуль было пущено по Димитрию. Свинец больно впился в бедро, однако Димитрий был человеком большой выдержки, и, стиснув зубы, продолжал скакать вперёд. Сипахи настигали. Вот уже конь - закачался и упал под Димитрием, злобно светятся глаза у приближающихся турков и тут в страхе турки повернули назад. Что же там впереди? Красное знамя с нашитым на нём двухголовым орлом! Димитрий ползёт туда. Тут один из отступающих сипахов прицелился и выстрелил в несчастного гайдука. Пуля задела висок, в глазах у Димитрия потемнело и он лишился сознания. Тем временем уже прошло два часа обороны харчевни. Турки безуспешно пытались её сломить. Был сделан подкоп под соседнее здание. Иоанн покатил бочку с порохом по вырытому туннелю. Македонец и хозяин харчевни привезли ещё две. Затем снова они привезли ещё по бочке, так, что под зданием оказалось шесть бочек пороха. Иоанн потянул длинный флигель от бочек с порохом в харчевню. Наконец, всё было готово. Иоанн с помощью огнива поджёг флигель. Маленький огонёк быстро побежал по флигелю, обмазанному керосином, в подкоп. Через минуту раздался оглушительный грохот. Грандиозный взрыв сотряс дом, являвшийся гарнизоном турок. Серьёзно пострадали стены дома, дверь разнесло в щепки, все, хоть немного более целые, чем остальные, окна со звоном вылетели. На мгновение все затихли. Вдруг раздалось громогласное «Ура!!!». На улицах города появились солдаты Российской империи и сербские гуйдуки…
Когда Димитрий очнулся, то услышал речь, которая показалась ему родной, но чем-то она отличалась от болгарской. На него смотрели какие-то незнакомые люди и простодушно ему улыбались. Их добрые глаза успокоили несчастного юношу. Никогда Димитрий ещё не видел таких весёлых, добрых и почему-то очень родных глаз.
-Он очнулся, - негромко проговорил кто-то.
Множество людей в синих формах с красными лентами наполнили палату, где он находился. Какой-то весёлый офицер подошёл к ослабевшему Димитрию:
-Как у вас самочувствие? – спросил он и снова юноша почувствовал как мил ему этот северный говор, похожий на болгарский.
-Хорошо, - слабым голосом ответил Димитрий.
-Мы уж волновались, что вы погибли, - сказал весёлый офицер, - но к счастью наш полковой врач настоящий Асклепий. Вы не слишком слабы? Наш генерал Гурко Иосиф Владимирович хотел бы поговорить с вами.
-Я сам бы хотел поговорить с вашим генералом, - проговорил Димитрий.
Весёлый офицер удалился. И вот в палатку к Димитрию пришёл сам генерал-фельдмаршал Гурко. Это был простодушный, бородатый мужчина, располагающий к себе. Он улыбнулся и спросил у Димитрия:
-Здравствуйте, как вас величать?
-Здравствуй и ты. Мое имя Димитрий Левской, я из Тырново, - скромно ответил Димитрий
-Я видел, что за вами была погоня. Что бы это значило? Вы принесли нам важную весть? Или просто бунтовали против турков? - Гурко спрятал улыбку в бороде.
-Я принёс важную весть! – выпалил Димитрий, и тут же задумался, а действительно ли такому бравому солдату, как Иосиф Владимирович покажется его весть серьёзной и достойной внимания, и всё же юноша продолжил, - Тырново восстало. Оно ждёт вас. От вашей быстроты зависят жизни многих болгар.
Гурко задумался над вестью принесённой Димитрием. Но вскоре его взгляд прояснился, он улыбнулся и сказал:
-Тырново восстало, говоришь? Тогда мы отправляемся туда! Немедля!
Гурко вышел из палатки Димитрия и отдал приказы русской армии. Тут же казаки, гусары, офицеры, драгуны и другие военные подразделения начали готовиться к продолжению похода. Димитрий хотел тоже встать в ряды русских, но Гурко запретил ему, ссылаясь на запрет врача вставать больному в течение недели.
Вскоре на месте военного лагеря осталась только зелёная поляна, да в некоторых местах следы костров. И вот русская армия построилась и зашагала. Над войском полилась песня. Эта северная, дикая песня была грустна и прекрасна. Димитрию она казалась одновременно далёкой и близкой, родной и чужой. Она затрагивала все нити его души, и Димитрию хотелось плакать то ли от горя, то ли от счастья. А песня всё лилась и лилась из уст солдат. Каждый вдруг почувствовал свою одинокость в этом мире, полном жестокости, небольшая тревога закралась в душу, но мелодия поднимала дух, и не только у сентиментальных юношей, но и у зрелых солдат, нюхавших порох, и у стариков, всю жизнь прослуживших в российской армии. И вот что это была за песня:
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит;
Ночь тиха. Пустыня внемлет богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? Жалею ли о чём?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб дыша вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб вечно зеленея
Тёмный дуб склонился и шумел.
-Чья эта песня? – тихо спросил Димитрий у одного из солдат, несущих его на носилках.
-Слова для неё придумал русский поэт – Михаил Юрьевич Лермонтов, - также тихо ответил ему солдат. Долго Димитрий думал о этой песне. Как потянуло его душу романтика в странствия. Ему захотелось бродить по ночам под луной в одиночестве по неведомым дорогам и обдумывать вопросы жизни и смерти. Но Димитрий откинул эти мысли и вспомнил другие строчки: «я ищу свободы и покоя!». Как здорово поэт выразил этими словами состояние самого Димитрия. Димитрий заснул, и приснились ему одинокие осенние поля, улетающие в другие края журавли и корабль, плывущий далеко на юг, в тёплые гавани. А ещё снилась ему свобода!
Димитрий проснулся от грома картечи, пули летали кругом и рвались в воздухе. Русские уже взбирались на стены какого-то города. Димитрий признал в виде города своё родное Тырново. Вот открылись городские ворота, и русские солдаты лавиной хлынули в туда. Турки сдавались в плен русской армии. Победа была за русскими!
Из домов выбежали болгары. Они радостно встретили русских. Вот пятилетняя девочка вручила букет роз русскому гусару. Он улыбнулся в усы, подхватил её и посадил на коня впереди себя. Торжественно шедших русских солдат с Иосифом Владимировичем Гурко во главе осыпали цветами, пели им песни, дарили подарки. Простодушные русские люди были тронуты. Ещё ни в одной из взятых крепостей их не приветствовали так. Весёлые девушки подносили уставшим воинам хлеб, вино и воду. Монахи с пистолетами на поясах (они тоже участвовали в восстании болгар) несли иконы навстречу православному генералу православной армии. Из окон люди высовывали флаги со львами (герб Болгарии). В толпе встречавших русских героев болгар поднимались ввысь шапки и опускались обратно (не всегда назад к хозяевам).
Юноши и девушки с заливистым смехом пели песню «здравствуйте, братушки!»:
Шипка! Шипка! Слышен гром. Гурко перешел Балканы! Шумно, празднично кругом. И нарядны и румяны, к храбрым девушки спешат, и в цветах ряды солдат, ружья, сабли, кони, пушки... Словно братьев дорогих, все встречают их:
«Здравствуйте, братушки!»
Ну и храбрый же народ! Сколько сил в нем молодецких! Вот один казак ведет целый полк солдат турецких. А народ, смеясь, глядит: жалкий у злодеев вид, тащатся, как побирушки! Русских храбрецов солдат все благодарят:
«Здравствуйте, братушки!»
Навстречу русскому войску выехало сербское воинство. Один серб в белом хитоне и в княжеской папахе спрыгнул с коня и, радостно улыбаясь, подошёл к Гурко. Иосиф Владимирович тоже улыбнулся сербу. Он узнал князя Милана. Черноволосый молодой князь был с ног до головы вооружён: сабля свисала ему до пят, через плечо была перекинута винтовка, в меховом жилете он держал пистоль. Иосиф и Милан начали разговор о делах в Сербии.
-Князь Черногории уже ведёт свою армию нам навстречу, - сказал Милан Гурко.
-Говорят у Шипкинского перевала нас ждёт армия турков. Верно ли это? – спросил Иосиф Владимирович у сербского князя.
-Действительно. Это так! – ответил Милан, - басурманы укрепились в горах, и я чувствую: битва будет не из лёгких.
Гурко скрыл улыбку в бороде. Такой молодой был этот князь Милан, но так хорошо он был осведомлён уже в военном искусстве. Иосиф не смотрел на то, что этот князь потерпел поражение при Джунисе. Он понимал, что сражение сербов и турков было для последних не больше, чем победа над разведывательным отрядом. Сербы не имели сил сопротивляться туркам и потому в открытые битвы никогда не вступали. Но все знали, что только черногорцев можно сравнить с сербами по храбрости.
Неожиданно перед конём Гурко бросился навзничь какой-то бледный, хилый и израненный юноша (это был Иоанн Стрелецкий) и воскликнул:
-Множество наших девушек заперли в старой византийской крепости башибузуки. Спасите их! Прошу вас!
-Я знаю турков! – сказал Гурко, - они перережут всех пленниц, как только мы начнём наступать. Лучше предложить им жизнь в обмен на то, что они сдадут крепость.
Посол был послан для переговоров с башибузуками, запершимися в крепости. Он поднял белый флаг мира и башибузуки согласились его принять. Они выдвинули такое условие для сдачи крепости и сохранения жизни пленницам: возможность покинуть город и отправиться к своим войскам. Гурко был согласен с этими условиями. Башибузуки отворили ворота крепости и строем отправились за пределы города, предварительно сложив своё оружие. Вслед им свистели, смеялись, кричали оскорбительные слова. Освобождённые девушки выбежали из крепости. Их со слезами встречали родители, мужья, женихи и друзья. Иоанн разглядел в толпе свою суженную. Она тоже увидела несчастного гайдука и со слезами бросилась к нему. Гурко был тронут этим событием и смахнул слезу.
-Вы очень обдуманно действовали, - сказал восхищённый Милан Иосифу Гурко, - поистине русские не только храбры, но и мудры.
А Иоанн тем временем усыпал свою возлюбленную поцелуями. Как радостен был миг их встречи. Юноша рассказал Ангелике о том, что сказал ему её отец о их будущем.
-Согласишься ли ты стать подругой моей жизни, солнце моё? – спросил Стрелецкий Ангеликой.
-Да, свет мой, - кротко ответила девушка.
Поистине был счастлив тот миг. Единственное, от чего у Ангелики сжималось сердце – это бледность Иоанна. Иоанн пошатывался, кашлял, но всё твердил, что с ним всё в порядке. Действительно, многие в такие счастливые моменты забывали о своих болях. Добродушный старик хозяин таверны разыскал Иоанна и Ангелику, обнял их и, не в силах сдержать свои чувства, расплакался. Вдруг Иоанн всполошился:
-А где же человек благодаря которому мы вместе сегодня? Где же Димитрий ?
К нему подошёл всё тот же знакомый нам весёлый офицер и сказал:
-Ваш друг слегка ранен, но будет жить. Он остановился в соседнем доме. Это очень храбрый человек! Поверьте мне.
-Кто вы такой? – удивлённо спросил Иоанн.
-Я Маковский Константин Егорович - русский живописец-передвижник.
-Я польщён тем, что познакомился с таким великим человеком, как вы, - сказал Иоанн, - моё же имя Иоанн Стрелецкий и я бывший гайдук, участвовавший в восстании Христо Ботева.
-Расскажите мне, пожалуйста, об этом знаменитом человеке побольше, - попросил Константин Егорович, и глаза у него зажглись.
-С удовольствием, - сказал Иоанн, - только сначала я проведаю своего товарища Димитрия Левского. Так что извините. Я вам обязательно расскажу всё, что знаю о Христо, если мы ещё увидимся.
-Не сомневайтесь, - улыбнулся Маковский, и художник пошёл в свою сторону, а гуйдук в свою.
Иоанн вошёл в дом, где должен был находиться Димитрий. Два русских врача пропустили его, но попросили слишком не тревожить больного.
Димитрий слегка приподнял голову, и его глаза радостно заблестели.
-Здравствуй! – поздоровался он.
-Здравствуй и ты, мой храбрый друг, - ответил на приветствие Иоанн.
-Я не опоздал? – спросил Димитрий.
-Нет. Русские освободили город и прогнали всех башибузуков. При этом погибло не более ста человек.
-Я рад это слышать, - улыбнулся Левской, и Иоанн подумал: «Какой же замечательный это человек».
- Как твоё самочувствие? – спросил Иоанн, обеспокоенно разглядывая раны друга.
-Отлично, - проговорил Димитрий, - даже лучше, чем твоё.
Левской спрыгнул с кровати и подошёл к окну:
-Ради этого можно умереть. Вот о чём давно я мечтал. Сербы, черногорцы, болгары и русские! Все они говорят между собой, они словно братья расставшиеся много столетий назад и вот вновь встретившиеся. Вот встретились эти четыре родных народа.
И действительно было на что посмотреть! По всему городу Тырново раздавался весёлый смех славян. Прекрасен был миг, когда русские, болгары, сербы и черногорцы почувствовали себя едиными. Гордо звучало в толпе слово: «славяне».
И вот на площадь вышел молодой болгар и сказал:
-Я хотел бы прочитать в этот прекрасный день свои стихи.
Он достал лист и с жаром по-болгарски продекламировал:
Русия! Колко не плени
Туй име свято, родно, мило!
То в мрака бива нам светило,
Надежда – в нашите злине!
То спомня ни, че ний кога сме
Забравени от целий свят,
Любов, що никога не гасне,
За нази бди с най-сладък свят!
Русия! Таз земя велика
По шир, по брой, по сила! Тя
С небето има си прилика
И само с руската душа!
Там, там молбите ни се чуват
И в днешния печален час,
Сърца се братски се вълнуват
Осемдесет мильони с нас!
Раздались громкие аплодисменты. Смущённый поэт скрылся в толпе.
Русские, сербы и черногорцы спрашивали: «Кто этот человек?», а болгары с гордостью отвечали: «Это наш поэт – Иван Вазов».
Теперь любой европеец мог бы увидеть в Тырново эту дикую, но прекрасную картину: смешение славянских народов. Все болгары, евреи, армяне и грузины откинули будничные проблемы и поспешили посмотреть на своих гостей: простодушных русских, смелых сербов и суровых славянских спартанцев. Вот уже зашло солнце за горизонт. Золотая луна вышла на небо. Загорелись на агатовом небе изумрудные звёзды. Подул ветер с моря.
Ангелика и Иоанн стояли на утёсе над Дунаем. Ветерок нежно трепал волосы Ангелики, и она ясным взором смотрела на своего возлюбленного. Иоанн же держал девушку за руки и смотрел ей в голубые глаза. Давно уже изорванная пулями туника развивалась на Стрелецком. На ней были следы всей его огненной жизни: запёкшаяся кровь и не выветрившийся запах пороха. Юноша шептал ласковые слова Ангелике, а она молча слушала, и глаза её улыбались. Священник уже обвенчал их в маленькой часовенке, и теперь они были законными супругами.
-Ангелика! - сказал Стрелецкий, - впереди нас ждёт долгая разлука. Хоть и Тырново свободно, но Болгария, Сербия, Черногория и Македония до сих пор в руках поганых! Я должен продолжить дело Христо Ботева и помочь русским освободить Балканы!
Ангелика тихо и печально вздохнула, а Иоанн страстно поцеловал её в сахарные губы. Но нам не время предаваться романтизму. Шипка ждёт героев!
ШИПКИНСКИЙ ПЕРЕВАЛ.
«Много копий там разбито в щепки,
Там разбито сербских и турецких,
И турецких, - только сербских больше…»
(«Битва на Косовом поле» сербская народная песня)
К утру снова русских ждала дорога на юг. Они спешили спасать другие балканские народы. Но теперь им уже не было так уныло, как раньше. С ними были их товарищи сербы, черногорцы и болгары, а также много грузин, армян и греков.
Грустно прощались болгары со своими семьями. Но они твёрдо были намерены идти тернистым путём Христо Ботева. Иоанн Стрелецкий прощался с Ангеликой и со своим тестем, выздоровевший Димитрий оживлённо разговаривал с Маковским, Гурко слушал гайдуцкие рассказы Милана. Но вот уже великое славянское или уже, вернее сказать православное воинство, пошагало к Шипке. Шипкинский перевал находился на шоссе Габрово – Казанлык. Он разделял Болгарию на Северную и Южную. По слухам там находилась небольшая турецкая армия. Никто не сомневался в победе.
Пришли вести о том, что в Закавказье князь Михаил Николаевич взял крепости Баязет и Ардаган и осадил Карс. Они порадовали русских воинов.
Неплохо дела обстояли на Черноморском фронте. Все коммерческие русские корабли подняли Андреевский флаг и успешно сражались с турецкими броненосцами. Благодаря проекту будущего героя русско-японской войны Степана Осиповича Макарова был реконструирован пароход «Великий князь Константин», который начал перевозить к турецким портам немореходные паровые катера, вооружённые торпедами и шестовыми минами. У Батуми с помощью торпедной атаки был затоплен крупный сторожевой корабль «Интибах».
Гурко легко взял Шипкинский перевал, без особых потерь, и спустился в долину Роз. Радостно встречали везде армию Гурко болгары песнями и розами.
Однако пришли и дурные вести: большое турецкое войско под командованием Осман-паши из крепости Видин направилось в Плевну.
50 тысяч румын наблюдали за шествием турок со своего берега Дуная, из города Калафата, не в силах вмешаться. Турецкие войска стали угрожать тылу и флангу русских, а также мешать переправе через Дунай, потому после взятия Никополя уже два дня бездействовала армия Криденера, вместо того чтобы отправиться к Плевне.
Сорокатысячная армия Сулейман-паши вынудила отступить к перевалам армию Гурко и небольшой русско-гайдуцкий отряд Н. Г. Столетова. Долина роз превратилась в долину стенаний и воплей из-за бесчинств башибузуков. Через три недели армия Сулейман-паши напала на Столетова, защищавшего Шипкинский перевал. Командующий Южным отрядом генерал Радецкий неверно рассчитал главный удар противника, и это едва не переменило весь ход войны и не сделало её исход трагичным для балканских народов.
Но это не случилось благодаря отваге и самоотверженности болгар, сербов, черногорцев и русских. Почти лишённый боеприпасов, страдающий от голода и жажды, отряд Столетова отбивался ручными гранатами, штыками и камнями и продержался трое суток. К концу третьего дня отряд Столетова был почти окружён, но тут на помощь пришёл Радецкий. Ликованье поднялось в рядах славян, и турки были сначала отброшены, а затем и вовсе отошли. Сулейман-паша не сумел прорваться в Северную Болгарию! А вот с Кавказского фронта пришли вести о неудачах: генерал В.А. Гейман 13 июня проиграл битву на Зивинских высотах, и потому пришлось снять осаду Карса 28 июня. В Чечне и Дагестане поднялось восстание против Российской империи. Русский отряд в Баязете был осаждён турками. Великий князь Михаил Николаевич попросил подкрепления, и на Кавказ двинулась 40-я дивизия.
Туда же поехал и сам генерал Обручев, составивший план военных действий на Балканском фронте. Но и эти известия не омрачили радость героев, отстоявших Шипкинский перевал.
Всю ночь после битвы продолжался праздник, в котором участвовали теперь знаменитые на Балканах и в России генералы: Радецкий, Столетов и Гурко, а с ними славный князь Милан. Слышалась сочинённая русскими солдатами песня о Шипкинском сражении, поистине строки, добытые в пылу войны!
ОБОРОНА ШИПКИ.
Вспомним, братцы, как стояли
Мы на Шинке в облаках!
Турки нас атаковали —
Да остались в дураках!
Только утро рассветает,
Разнесет вокруг туман,
И на Шипку наступает
Вновь упорный Сулейман.
Сулеймановы аскеры
Крепко в Шипку били лбом,
А мы били их без меры.
И прикладом, и штыком.
Сорок «таборов» свалили,
Повалили груду тел.
Поздно турки отступили —
Сулейман их всех поддел!
Плохо было в одну пору:
Дрались турки жестоко
И как черти лезли в гору —
Да взошли не высоко!
Как Стрелочки прискакали
На казачьих лошадях,
Турки разом закричали
Свой «аман» и свой «Аллах!».
Тут пошла у нас потеха,
Наши грянули «Ура!».
Разом турки побежали,
И досталась нам гора.
Было, братцы, трудновато,
Да помиловал нас Бог.
От рассвета до заката
Отдохнуть никто не мог:
Накрест пули и гранаты,
День и ночь над головой;
Холод... голод... Эх, ребята!
Станем крепки мы душой!
Разнесли мы басурманов,
Раскатали всю орду!
Это все, Стрелочки, было
В семьдесят седьмом году!
Стрелецкий писал письмо Ангелике, обливаясь слезами, и его слёзы смешивались с запёкшейся кровью.
Маковский помогал перевязать рану на плече Левскому, и они беззаботно о чём-то разговаривали. Несчастный! Несчастный сентиментальный Иоанн с завистью смотрел на них и на ум приходил ему отрывок из стихов Христо Ботева: «Морозом юность моя побита…».
Василий Васильевич Верещагин отложил холст на котором рисовал свою картину «На Шипке всё спокойно» и поздоровался с проходящим мимо Милютиным.
-Как у вас дела, г-н Милютин? – поинтересовался Верещагин.
-Завтра завтракаю с императором на позициях, - мрачно усмехнулся Милютин.
Александр II желал, чтобы о нём говорили, что он нюхал порох в русско-турецкой войне и потому завтракал, обедал и ужинал под турецкими пулями и снарядами.
Вот опустилась на землю мгла ночная – родная сестра гайдуков. Зазвучали в ночной тишине звуки струн гитарных и песни гуйдуков о славных деяниях кралевича Марко, князя Лазаря, Милоша, Стефана Высокого и многих других славных героях сербского эпоса. Тихо прислушались к чужеземным песням русские герои, и в душу их закралась грусть и ещё какая-то таинственность. Но после битвы все устали и вскоре уже задремали на сырой земле, подложив сёдла под голову. Потёртые шинели немного грели русских, а гайдукам было не привыкать к прохладным ночам Балкан. А теперь покинем наших героев и перенесёмся в другую часть Болгарии к Плевне, где, как вы помните, укреплял крепость Осман-паша.
ПЛЕВНА.
«Встревожен мертвых сон,— могу ли спать?
Тираны давят мир,— я ль уступлю?
Созрела жатва,— мне ли медлить жать?
На ложе — колкий тёрн; я не дремлю;
В моих ушах, что день, поет труба,
Ей вторит сердце...»
(Д.Г. Байрон)
Российская армия сразу из-под Никополя двинулась под Плевну. Пришло сообщение, что эта важная турецкая крепость плохо охраняется, однако туда уже движется турецкая армия из Видина. Несколько раз бездарный генерал Криденер получал об этом сообщение, но ничего не предпринимал. Предлагали выслать казаков Тутолмина к Плевне, но Криденер отклонил это предложение. Долгое время генералы склоняли его двинуться на крепость, а всех рьянее это делал Михаил Скобелев. Наконец, Криденер решился отправиться к Плевне. И вот русская армия потянулась по болгарской равнине. Скобелев с облегчением направил свой полк следом за армией Криденера. Он был рад, что теперь русские примут участие в осаде Плевны. Скобелев видел, как на востоке тянется цепь гор, покрытых зеленью и мрачных каменных скал. Вдали голубел горизонт. На западе виднелись прекрасные леса Балкан. Скобелев обдумывал свою самую заветную мысль. Он давно мечтал об объединении славян, неужели теперь она осуществится, ну, хотя бы частично? В это с трудом верилось, весь поход был ещё впереди, Криденеру Скобелев не доверял, но всё же генерал не терял надежды. Один из его лучших друзей – Василий Верещагин сейчас находился на Шипкинском перевале, и потому Скобелеву было не с кем поделиться своими мечтами и опасениями. От дум Дмитрия оторвал шум от выстрелов. На скалах показались турецкие всадники с ружьями. Они начали обстрел русского войска. Русские солдаты спешно вскинули винтовки и начали отстреливаться. Многие падали на дорогу, истекая кровью. Скобелев прицелился и сбил с коня одного из турок. По всей долине раздавался грохот от стрельбы, крики убитых и стоны раненных. Но вот турки повернулись и ускакали прочь.
-Это был разведывательный отряд, - сказал Скобелеву Тутолмин, - уж я то знаю этих бестий.
Через несколько дней перед взорами русских возникла Плевна. Это была грандиозная крепость! Она была расположена среди скал, и сама природа делала её неприступной. На скалах уже расположилась турецкая армия Осман-паши.
Русский генерал-лейтенант Шильдер-Шульднер двинулся под Плевну по приказанию Криденера. Однако турецкие войска превосходили русские количеством. Генерал не имел точных сведений о силе противника и потому не рассчитывал на сильное сопротивление. Плотными колоннами двинулась русская армия к Плевне.
К вечеру она отступила. Русские потеряли две с половиной тысячи солдат, а турки только около двух тысяч.
Однако этого поражения не хватило главнокомандующему, чтобы убедиться в силе плевенского гарнизона. Он послал генерала Криденера повторить атаку. Русские попытались блокировать Плевну, но не смогли: у турков оставались Софийское шоссе и дорога на Ловчу. Михаил Скобелев - белый генерал (это прозвище он получил ещё в Туркестане за храбрость), панславист, мечтавший объединить всех славян под властью единого православного царя и ненавидимый за это пангерманцами, предложил Криденеру перерезать путь на Ловчу, однако Криденер предпочёл атаку «в лоб». Русские потерпели новое поражение.
В этот раз потери русских были ужасны: погибли семь тысяч российских солдат, а турецких всего полторы тысячи. В ужасе Военный министр Милютин взмолился к военачальникам беречь русскую кровь. Был также вызван на Балканы Петербургский гвардейский корпус, а военачальникам был дан приказ переходить с нападения на оборону. Скобелев же добился своего, и Ловча с минимальными потерями была взята 22 августа 1877 года. У турков осталось только Софийское шоссе. Тем временем русские приготовились к «третьей Плевне». Румынский князь Гогенцоллерн принял командование над Западным отрядом. Начальником в его штабе стал генерал П.Д. Зотов. Под беглым огнём турков Скобелев и Гогенцоллерн повели русско-румынскую армию на штурм Плевны. Скобелев занял редуты Исса-ага и Кованлек. Румынская часть захватила Гривицкий редут. Дорога в город была открыта. В Плевне началась паника. Скобелев ждал резервы, но не получил их. Видно Скобелева уже не хотели видеть покорителем Плевны. Ночью турки организовали контрнаступление. Вскоре они отбили редуты. Скобелев с остатками армии отступил. В «третьей Плевне» погибло 32 тысячи человек. Только благодаря Милютину Александр II не отступил за Дунай. 15 сентября в стан русских прибыл инженер-генерал Э.И. Тотлебен.
-Четвёртой Плевны не будет, - заявил он. От штурма Плевны русские перешли к её блокаде. Русская гвардия штурмом взяла Горный Дубняк, Дольный Дубняк и Телиш.
Софийское шоссе было блокировано. Осман-паша оказался плотно заперт в Плевне.
Русских приободрили хорошие вести с Кавказского фронта: 3 октября под Авиляром Кавказская армия генерала Обручева одержала победу, взяв в клещи турецкие войска.
В плен попало 8 тысяч турецких солдат, 250 офицеров и 7 генералов, а также 6 тысяч человек турки потеряли в бою. Карс практически лишился при этом армии и пал 6 ноября. Как-то утром пришли вести о взятии Карса в стан Скобелева. Дмитрий Скобелев поставил на холм знамя с надписью «КАРС ВЗЯТ!». Турки в ярости начали обстреливать знамя, а из русских рядов послышался дружный хор:
Боже! Царя храни!
28 ноября сдалась Плевна после пяти месяцев осады! Осман-паша оказался пленником вместе со своими 40 тысячами турецких солдат.
Солдаты обожали Скобелева, а после Плевны авторитет Скобелева резко возрос. Он был храбр, всегда весел и быстр мыслью, однако пугал своей дерзостью и активностью. Однажды офицер Паренсов, восхищённый подвигами Дмитрия Скобелева, захотел позвать своего друга генерал-майора Нагловского в армию Скобелева. Но Нагловский опередил Паренсова, сказав:
-Переходи к нам от этого несносного мальчишки Скобелева! Иосиф Гурко отличный генерал! Он храбр, брав, остроумен! И армией руководит умело!
Паренсов только рассмеялся в ответ.
Я – ПАНСЛАВИСТ.
Слышался шум от суеты вокруг приготовления еды. Воины шутили, бранились и просто разговаривали.
Раздавался говор русских, болгарских и сербских воинов. Неожиданно послышалась песня боевых труб. К славянскому войску приближался пёстро одетый, хорошо вооружённый отряд. По стану разнеслись радостные крики. Это была помощь от хорват и далматов. Все они были одеты в белые традиционные гиматии и на голове у них были ярко-красные шапки. Все приветствовали братьев по оружию. С ними была и часть сербов, жившая на побережье Адриатического моря.
Скобелев подошёл к молодому сербу и произнёс:
-Бог! (сербское приветствие) Можно с вами поговорить?
-Бог! – отозвался серб, - всегда рад быть полезен.
-Мне очень бы хотелось просто по-дружески с вами побеседовать. Вы не возражаете?
-Мне некуда торопиться, - ответил серб, - беседа время коротает. Ведь я иду с вашей армией и не сложу оружие, пока хоть один славянин будет жить под турецким игом.
-Ценю пыл, - сказал Скобелев, - я тоже буду до последнего издыхания бороться за славянское дело. Здесь я обрёл себе новую Родину. Слышите звук дружеских бесед между славянами? Это – лучшая музыка для моих ушей.
-Для меня лучшая музыка – свист пуль под турецкими крепостями, - гордо проговорил сын Балкан. Скобелев рассмеялся и сказал:
-Вижу, что сербы – находчивый народ.
-Мы также находчивы, как и наши братья русские, - сказал серб.
-Ты за словом в карман не лезешь, - заметил Скобелев, - лучше собеседника трудно найти даже при дворе Александра II.
Серб улыбнулся:
-Я понял кто вы. Вы тот Белый генерал про которого все говорят. Скобелев, верно?
-Верно, - согласился русский генерал.
-Мне интересно, какие планы имеют русские для Балкан. Может создания единаго православного царствия?
-Я рисую себе в будущем вольный союз славянских народов, племён. Полнейшая автономия у каждого, одно только общее – войска, монета и таможенная система. В остальном живи, как хочешь, и управляйся внутри у себя, как можешь.
-Мудро, - похвалил серб, - о том же мечтаем и мы. Среди нас много панславистов.
-Я сам – панславист, - гордо сказал Скобелев.
Серб восхищённо посмотрел на Скобелева и шёпотом спросил:
-А много на Руси панславистов?
-Много. Очень много, - заверил Скобелев.
-Значит есть надежда? – всё таким же восхищённым шёпотом спросил серб.
-Есть надежда, - твёрдо ответил Скобелев, - я верю, что есть!
И он продекламировал стихи:
Славяне, вам светлая слава —
За то, что вы сердцем открыты.
Веселым младенчеством нрава
С природой весеннею слиты.
К любому легко подойдете,
С любым вы смеетесь как с братом.
И все, что чужое возьмете,
Вы топите в море богатом.
Враждуя с врагом поневоле,
Сейчас помириться готовы,
Но если на бранном вы поле —
Вы тверды и молча суровы.
И снова мечтой расцвечаясь,
Вы — где-то, забывши об узком,
И светят созвездья, качаясь,
В сознании польском и русском.
Звеня, разбиваются цепи,
Шумит, зеленея, дубрава,
Славянские души — как степи,
Славяне, вам светлая слава!
Глаза серба заблестели радостью и счастьем и он спросил:
-Чьи это стихи?
-Это стихи русского поэта – Константина Бальмонта, - ответил Скобелев.
-Славяне! Вам вечная слава! – повторил серб, и прервавшись от размышлений, сказал, - пойдёмте искупаемся в здешней реке. Жаркая погода.
-Хорошо, - согласился Скобелев.
И серб и русский отправились купаться. Они чувствовали, что их объединяет прекрасная, красивая и неповторимо нужная славянам идея – панславизм, а также братская любовь.
СУРОВА БАЛКАНСКАЯ ЗИМА.
Наступил ноябрь. Выпал снег на Балканах. Началась суровая Балканская зима. Многие русские умерли в армии Радецкого от мороза. «Честный маклер» Отто Бисмарк в Германии заявил, что до конца зимы он убирает карту Балкан со стола, так как в это время года Балканы считались непроходимыми. И хотя многие умирали от холода было принято решение форсировать Балканы зимой. Отряду Гурко было поручено перейти Западные Балканы и взять Софию. Генералу Карцову поручили прорваться у Троянского перевала, а Радецкому у Шипкинского. Это был настоящий подвиг. Не каждый дикий и выносливый черногорский горец решился бы на такое дело. А перейдя горы зимой, ничего приятного русские не должны были достигнуть. Наоборот, их ждала тридцатитысячная армия Вессель-паши. Германский фельдмаршал Мольтке называл безрассудным того генерала, который прорвётся первым к Трояну. Однако и здесь, в этих, казалось бы, гиблых местах, русских не покинули их отважные спутники: сербы, черногорцы и болгары. Они разведывали путь и расчищали дорогу русской армии. Князь Милан был неутомим. Изредка он появлялся в русской армии, докладывал важные сведения и уже через полчаса он пропадал где-то в горах. Местное население снабжало армию и ополченцев продовольствием. Часто случались небольшие обвалы и тогда солдаты начинали выгребать из-под сугробов провиант и заваленных товарищей. Иоанн слегка простудился, но он поклялся, что не умрёт, так как его ждёт дома его семья. Впервые он чувствовал такие тёплые чувства! Раньше, когда он уходил с Христо Ботевым, то знал, что никто его не ждёт, а теперь одни мысли о том, что дома его встретят родные люди, что он сможет обогреться у своего домашнего очага, только одни эти мысли грели его. Часто теперь он разговаривал со своими весёлыми товарищами: Димитрием и Константином. Питались солдаты впроголодь но никто не роптал.
-На всё воля Христова, - говорили черногорские всадники.
Болгары же просто рвались в бой. Их не страшили вьюга, метель и мороз. Они желали свободы! Как здорово звучит это слово. Свобода!
Гордые сербы изо всех сил пытались блеснуть своей храбростью и выносливостью перед своими северными братьями, а также находили время для шуток над русскими военачальниками. Армяне были людьми привычными. Они-то помнили кавказские морозы. На привалах около костра слышались болгарские, сербские, черногорские, русские и армянские песни. Иоанн вдруг подумал: хорошо бы вечно так дружно шагали вместе славяне, как сейчас. А ещё лучше, если соединятся на веки вместе все славяне: бравые русские, разгульные малороссы, добрые и искренние белорусы, весёлые поляки, простодушные чехи, свободолюбивые словаки, спокойные и улыбчивые словенцы, смелые хорваты, отважные далматы, гордые сербы, свободолюбивые черногорцы, пылкие македонцы, непродажные герцеговинцы и безусые боснийцы. Для костров приходилось рубить влажные стволы горных кипарисов.
Питались солдаты чёрствым хлебом, горными сернами и баранами, добываемыми такими умелыми охотниками, как сербы и черногорцы. С водой было туго, однако оставались ещё бурдюки вина из Тырнова.
И вот к самому концу декабря Скобелев, Радецкий и Святополк-Мирский (этот замечательный генерал и политик) и гайдуки форсировали горные перевалы, а затем атаковали Вессель-пашу у болгарской деревни Шейново. Завязалось сражение. Поистине неутомим был в ней Скобелев – белый генерал, которого солдаты уже считали неуязвимым. В белой бурке он появлялся в самых горячих местах битвы, подбадривал воинов и при этом не получал ни одной раны! А вот Димитрий получил рану в руку…
Иоанн неустрашимо сражался с турецкими сипахами и метался по полю боя, ища Вессель-пашу. Он наивно хотел убить военачальника турок, окружённого телохранителями, подобных которым не имел даже персидский царь Ксеркс.
Битва была выиграна русскими, так как турки оказались окружены, и почти вся их армия сдалась. В плен захвачены были 22 тысячи турок.
В КОНСТАНТИНОПОЛЬ!
"Там, под оливами, близ шумного каскада,
Где сочная трава унизана росой,
Где радостно кричит весёлая цикада
И роза дикая гордится красотой…"
(А. Фет "Греция")
23 декабря генерал Иосиф Гурко взял болгарский город – Софию. Русские, сербы и черногорцы ходили по городу и восхищались им. Гайдуков и русских везде приглашали в дом освобождённые софийцы. С радостью встречали православные монахи освободителей у храма Святой Софии и церкви Святого Георгия.
Везде звучали песни и смех. Иоанн Стрелецкий совсем забыл о печали. Он и не знал, как прекрасна София в день победы. Кругом сильно пахло розами. Розы стояли на окнах в каждом болгарском доме, пели песни болгарские девушки в красных сарафанах и политые розовыми духами (они и сами были похожи на некие розы). Не было места на свете, где было бы также весело.
А тем временем Европа и Турция были поражены переходом русских через Балканы. Русско-гайдуцкая армия по их представлениям сделала невозможное!
А русские войска тем временем рвались вперёд. Они уже отправились к городу Пловдиву – бывшему Филиппополю, городу, основанному великим Филиппом Македонским. Греки и болгары уже ждали здесь Александра II. Известный уже нам Сулейман-паша собирался сделать из Пловдива новую Плевну. Но русские и болгары верили, что победят: ведь с ними были сам белый генерал Скобелев и знаменитый Иосиф Гурко! Русские сражались, как могли. Они знали, что за их подвигами наблюдает вся Европа, но это не главное! На них смотрят их братья: сербы, черногорцы и болгары. Словно в сказке три витязя вели русских и гайдуков к их победе: Гурко, Скобелев и Александр II. Уже было не так тяжело, так как на Балканах рано наступает весна. Снова стало теплее. Запели птицы, застрекотали цикады, и солдаты вместе с весной почувствовали новую надежду на лето. И вот Гурко нанёс поражение Сулейман-паше под Пловдивом, и он был взят. Что за прекрасное место этот город! Да и с трудом можно было узнать по виду Пловдива в нём город. Везде стояли деревянные национальные болгарские дома, около домов росли деревья, и потому город напоминал какой-то сказочный лес. Вдали виднелись зелёные горы. Рядом же текла река Марица. О! Поверьте! Ничто не может украсить город лучше, чем сама природа! В восхищении замерли русские, увидев это чудо Балкан с зелёных холмов. Не хотелось никому уже воевать, многие захотели здесь остаться, однако это было бы нехорошо: подать надежды многим угнетённым народам и неожиданно забыть об этом.
И вот снова продолжила свой победоносный путь русско-гуйдуцкая армия.
Она по цветочным полянам, прекрасным цветочным полянам Балкан. И вот вскоре русским показался Адрианополь. Прекрасны голубые купола Греции! Этот греческий город – вторая столица Турции сдался русским без единого выстрела русским. Греки говорили о Александре II:
-Он поистине Александр!
Ведь имя «Александр» на греческом языке значило освободитель. Да! Прекрасен был Адрианополь! Храмы, мечети, римские и византийские памятники украшали его. Многие греки присоединялись к армии трёх русских витязей.
Поистине был прекрасен день воссоединения братьев по вере. Греки, сербы, черногорцы, болгары, македонцы, молдаване, грузины, русские и румыны встретились в Адрианополе, который носил турецкое название Эдирне. Все они страстно желали взять Константинополь. У греков проснулась ностальгия и они рвались к столице погибшей Византии. Они были словно в сказке и верили, что император Александр II станет императором Балкан, когда он захватит Константинополь и снова восстановится Византийская империя, только уже более большая, чем раньше.
В Константинополь! Все были в отличном настроении. Война в которой было пережито столько лишений кончалась и как! Она кончалась сказочным Константинополем. Каждый мечтал, что первый сорвёт полумесяц с купола Святой Софии и водрузит крест.
Везде слышно было слово Константинополь. Не Стамбул, а именно Константинополь!
-Византия! Мы идём! – воскликнул Скобелев, подняв коня на дыбы и обнажив саблю. Раздался оглушительный салют и все участники Балканской кампании подхватили Скобелева:
-Византия! Мы идём.
На миг показалось, что всех их коснулась тень огненной Святой Софии. Знамёна русских, сербов, черногорцев, болгар, греков и македонцев взвились к небу над головами воинов. Византия! Мы с тобою. Солнце заходило за горизонт, тихо шелестели листья кипарисов на ветру. Димитрию чудился легендарный Константинополь. Наконец-то он увидит древнюю столицу Византии! Ему казалось, что София тревожно шепчет ему что-то по-гречески, но он не понимал её слов. Хоть он и избрал путь панслависта, но он помнил завет товарища и брата по-оружию Христо Ботева – Георги Раковского о солидарности балканских народов. К Димитрию подошёл Иоанн и, положив руку на плечо другу, произнёс:
-Разве это не здорово? Мы скоро закончим поход. Говорят, что огоньки русских костров видны даже на той стороне Геллеспонта. Мы вернёмся домой и заживём свободно и счастливо!
-А по-моему, я уже достиг высшего счастья! Никогда ещё не собирались под один стяг русские, болгары, сербы, черногорцы, хорваты и далматы, разве, что в те незапамятные времена, когда все славяне были единым племенем! И вот мы на пути к чуду Средневековья! На пути к Константинополю!
При последнем слове Димитрия снова послышался сигнал труб. Солдаты двинулись к Византии…
Нет остались мне сны золотые,
Их возьму в предназначенный путь.
Византия, моя Византия,
Как диковинно мне помянуть.
ЭПИЛОГ.
Я встал на мост над рекой Шексной. Недалеко стояла православная церковь. Эх! Не было шапки, а то бы снял. Тихо шумела Шексна – дочь Велеса. Вольная язычница! Ныне ты скована мёрзлыми берегами, как узница, среди каменных стен. Вокруг тебя лесные рощи. Я глубоко задумался. Неужели не объединиться нам, любезные братья? Любезные, милые братья славяне. Зачем так томить сердца ваших товарищей по оружию, сердца братьев? А в мире у нас так много врагов! «В моих ушах, что день, поёт труба, ей вторит сердце…» А ветер будто бы пел песню Балкан, далёких и милых:
ПАМЯТНИК НА РУЕВИЦЕ
Скинь ты шапку, если здесь проходишь,
Помолися богу;
Знай, за братство тут юнацкой крови
Пролито много.
Встали сербы защищать родные
Славянские нивы,
Брат наш крикнул, видя в бой идущих:
«Нет, не одни вы!»
Из далеких из краев студеных
Тут русские встали,
С братской они славянской любовью
Помощь нам дали!
Вы заслужили, чтобы в потомстве
Бессмертно бы жили,
Многие здесь за сербский народ наш
Жизнь положили.
Отдали жизнь, а ее обратно
Не вернешь ведь с поля,
Может ли дать кто-нибудь другому,
Дать еще боле?
Скинь же здесь шапку и помолись ты,
Вспомни дни боя,
То береги, что предки геройски
Взяли борьбою.
Камень большой на русской могиле
Славою дышит!
Память, живущая в сердце сербском,
Больше и выше!
Джюра Якшич.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
