- А-а-а, это, а я-то думала.. - разочарованно протянула Оксанка, моя соседка, коллега, ученица и по совместительству подруга, и надула губки – ну в точности так, как это делают малыши, когда распотрошив мешок для подарков у игрушечного Деда Мороза в надежде найти там “что-то интересное”, они обнаруживают лишь скомканные ли-сточки бумаги. – Если ты не помнишь, что обещала, то я освежу твою память: исторические очерки, романы о любви и человеческих взаимоотношениях, пособие по педагогике, детектив, любовная лирика, книга о сотворении мира и его конце, – и всё это в одном флаконе! Мы с тобой ещё поспорили: я говорила, что такая разноплановость жанров просто несовместима в одной книге, а ты утверждала обратное. Ты меня так заинтриговала, что я тебе уже почти поверила! Но что я вижу: ты мне даришь ВСЕГО ЛИШЬ это...
Здесь стоит сделать небольшое отступление и пояснить, что Оксанка является заядлым книголюбом и книгочеем. Читать она, похоже, научилась ещё раньше, чем ходить, потому что как иначе объяснить тот факт, что в свои двадцать с маленьким хвостиком она не оставила родным и близким ни единого шанса блеснуть оригинальностью и пода-рить ей на день рождения то, чего она ещё не читала. Причём те, кто был знаком с Оксанкой поверхностно, наивно полагали, что подобрать хороший подарок для девицы, которая в плане чтения яв-ляется “всеядной”, т.е. читает всё, не выказывая предпочтений какому-то одному жанру, проще пареной репы. Здесь-то и крылась ловушка! Оказывалось, что книга эта нова для них, но уж никак не для Оксанки. Один из аспирантов, долго и безрезультатно подкатывавший к моей подружке, именно таким образом и опростоволосился. Желая покорить учёную барышню своим умом, интеллектом и изобретательностью, он преподнёс ей сборник стихов Жана Лоррена, ранее не издававшихся на русском языке. Победоносно вручив ей небольшой томик, аспирант ожидал возгласа счастливого удивления, но триумфа не последовало. Оксанка, скользнув взглядом по глянцевой обложке, вышла из комнаты и через минуту-другую вернулась обратно, неся в руках точно такой же томик, но... на французском языке. При этом она попутно объясняла, что читать Жана Лоррена в переводе и при этом заявлять, что читал Жана Лоррена, – это два взаимоисключающих понятия, потому что вы уже не Жана Лоррена читали, а того поэта-переводчика, который идею Жана Лоррена выразил в собственной стихотворной форме и т.д. и т.п. Что там ещё говорила Оксанка, я уже не вспомню, но то, что больше этого аспиранта мы у нас не видели, так это я помню точно. Стоит ли гово-рить о том, что проблема подарка с каждым разом вставала с новой си-лой перед нами, близкими Оксанке людьми, которые ну, никак не могли ограничиться традиционными парфюмерно-косметическими наборами. И вот сейчас, накануне двадцать пятой Оксанкиной весны, я почувствовала, что должна вручить ей тот подарок, который уже давно терпеливо (пожалуй, даже долготерпеливо) дожидался своей очереди. Почему я не решалась подарить его раньше? Трудно сказать... С одной стороны, мне всё казалось, что ещё не время, что Оксанка при всей своей начитанности, ещё не созрела для ЭТОГО ПОДАРКА. А дарить ЭТО, чтобы оно просто пылилось на полке среди остальных прочитанных и “ушедших в отставку” книг, мне не хотелось. С другой стороны, далеко не последнюю роль сыграла моя нерешительность. Ну где, где найти такие слова, которые убедили бы Оксанку, что ЭТО ИМЕННО ТОТ ПОДАРОК, который ей нужен? Поиск нужных аргументов занял довольно-таки продолжительное время: я перелопатила ворох литературы, дотошно выискивая факты, говорящие в пользу изучения ЭТОЙ КНИГИ. Я осознавала, что битва предстоит нешуточная, и посчитала нужным даже выписывать на отдельные карточки умные мысли учёных мужей. К концу недели я накопила уже целую картотеку, и по вечерам, перед сном пребывала в том состоянии, в котором, по моим представлениям, обычно пребывают полководцы накануне великих сражений: расхаживала по комнате взад-вперёд, раскладывала карточки в строго определённом порядке, ведь по моему задуму, каждое из высказываний призвано было пробить брешь в “обороне противника”. Иногда размещение не казалось мне достаточно убедительным, и тогда каре трансформировалось в клин или наоборот. Засыпала я тогда, когда линия наступления представлялась мне безупречно отлаженной. Но вот, что характерно: то, что вечером звучало для меня убедительным, наутро напрочь разбивалось о “неопровержимые” аргументы Оксанки, с которой я всё это время мысленно вела диалоги. В подобные минуты я чувствовала себя абсолютно поверженной, мне хотелось отказаться от своей затеи и оставить всё, как есть, и я понуро плелась на кухню пить кофе... В один из таких дней, ровно за неделю до Оксанкиного дня рождения, прийдя на работу и включив компьютер, я обнаружила короткое послание, пришедшее по электронке: “В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение”1. И хотя в строке “Отправитель” был указан адрес Клуба (мне регулярно присылали оттуда стихи ободряющего содержания), я знала точно, Кто является истинным Отправителем, по Чьему указанию действуют сотрудники Клуба – ведь им самим, ни разу не видевшим меня, было невдомёк, какие мысли копошатся в моей голове. Итак, приняв эти слова, как руководство к действию, я начала действовать, и к тому моменту, когда Оксанка, обладавшая феноменальной памятью, дословно процитировала обещанное мной, использовав его в качестве упрёка, у меня было всё готово.
С обидой на хорошеньком личике Оксанка продолжала копаться в нарядно украшенной коробке, видимо, втайне надеясь, что найденное ею только что – это всего лишь прелюдия к подарку, а сам подарок где-то внутри, надо только хорошенько его поискать. Извлекая слои обёрточной бумаги, Оксанка наткнулась на небольшой конвертик и, по-винуясь какому-то импульсу, углубилась в чтение. Я не стала ей мешать, ведь, в конце концов, это было частью моего плана...
|
