Утренний ветерок осторожно шевельнул занавес, изысканный аромат цветущих абрикос щекотнул ноздри. Я жадно вздохнул и с удовольствием ощутил, как мои легкие наполнились прохладной весенней свежестью. Солнечный лучик проник в мою комнату, замельтешил слепящей полоской на стене. Я крепче сомкнул веки, хотя спать уже не хотелось. Однако покидать теплую, уютную постель не было ни малейшего желания. Сладкая нега разлилась по моему бренному телу, прочными нитями приковав его к кровати. Размякнув под теплым одеялом, я наслаждался пением пернатых, радующихся весне, солнышку, и вообще жизни. Всеми фибрами своего существа я был вместе с ними, но недолго…
Многоголосый хор проснувшегося большого города грубо нарушил гармонию моего естества с природой, бесцеремонно ворвавшись в распахнутое окно. Шарканье метлы об асфальт сопровождалось нецензурным монологом дяди Коли, нашего дворника, о культуре жильцов многоэтажной ночлежки. Женскую партию исполняла молочница, искусно вплетая свой зычный голос в крик души дяди Коли:
- А чтоб вас…
- Мо-ло-ко-о-о! Мо-ло-ко-о-о!
- Вот я вас…
- Свежее мо-ло-ко-о-о!
И где-то далеко-далеко бедолага старенький трамвай, отчаянно вписываясь в поворот своей судьбы-колеи, жутко заскрежетал колесами…
Леший, старый добрый кот, дремавший рядом у моих ног, вскинул к верху свою взлохмаченную голову. Потревоженный уличной шумихой, он уставился на меня своими большими круглыми глазами, как будто вопрошая: «Что, хозяин, уже пора завтракать?»
Приняв волевое решение, я выскользнул из-под одеяла. Разомлевшие в тепле ступни, не обнаружив в положенном месте тапочки, уперлись в прохладный пол. Я укоризненно глянул на Лешего и пробурчал:
- Хоть бы извинился, шельмец!
Кот, виновато зажмурившись, нервно вильнул кончиком хвоста и снова растворился в складках моей постели. Незлобиво чертыхаясь, я полез под кровать за своими атрибутами домашнего уюта.
Двумя минутами позже я вышел на балкон. С высоты третьего этажа передо мной открылась сказочная панорама. Господи, красота-то, какая! Ласковое солнышко, белокурые облака в небесной синеве, нежная зелень на земле и деревьях. И видом всего этого я могу наслаждаться прямо сейчас и сколько угодно. Могу всеми фибрами впитывать этот пьянящий воздух. Могу…
Да мало ли чего еще могу, всего и не перечесть! И все потому, что я есть на этой планете! И я живой! Жи-и-в-о-й! Мой организм, эту сложнейшую систему, состоящую из миллиардов микроскопических клеточек, чутко реагирующую на малейшие изменения окружающего меня мира, я воспринимаю, как величайший дар Творца. Какое счастье, понимая это, ощущать легкое прикосновение ветерка, вдыхать нежные ароматы цветений, наслаждаться пением птиц, чувствовать…
При мысли о чувствах по моему телу прошла мелкая дрожь. Перед глазами пестрой лентой проплыли события из далекого детства…
Однажды, когда мне было неполных девять лет, я и мой старший брат навестили своего горяче-любимого дедушку, маминого отца, чрезвычайно энергичного и созидательного человека. К своим семидесяти восьми годам на земле своих предков он успел вырастить и огромный фруктовый сад, и внушительных размеров рощу, и выкопать пруд размером с хоккейное поле…
Мой старший брат Степан, заядлый охотник, захватил с собой духовое ружье. Он предложил мне пойти с ним на пруд потренироваться меткой стрельбе. Я хотел, было подыскать какую-либо подходящую мишень в виде дощечки, консервной банки или полиэтиленовой бутылки, но брат, хитро подмигнув мне, сказал, что на дедушкином пруду недостатка в мишенях не будет. Словно исконные следопыты, мы крались к месту стрельбы. Копируя брата и едва поспевая за ним, я осторожно шел в двух шагах позади, стараясь ступать след в след. На деревьях и в траве вокруг пруда кипела жизнь: воздух был наполнен пением великого множества птиц, ютящихся в деревьях, и многочисленного хора лягушек, «загорающих» вокруг водоема и на его поверхности, обоняние дразнил пряный запах разнотравья. Ну, прямо заповедник какой-то!
Степан на ходу зарядил ружье. Его глаза при этом загорелись охотничьим азартом, а ноздри задвигались, словно у хищника, почуявшего свою добычу.
- Видишь, Егорка, ту лупатую, возле лилии? Сейчас я ее сделаю!
На круглом листке у сказочно красивого цветка кувшинки распласталась лягушка, смешно раскидав в стороны лапы-ласты. Ее красивая, темно-зеленая, пупырчатая кожа блестела в солнечных лучах, словно лакированная, а большие выпученные глаза изумленно таращились на нас. Плоская голова амфибии вскидывалась к верху в такт дыханию, и при этом ее широкий рот слегка приоткрывался. Со стороны складывалось впечатление, будто земноводное создание причитало: «Вот это да-а! Вот это да-а! Вот это да-а!»
Я не понимал тогда, что значит «сделать» кого-то. И так как в те далекие годы мой старший брат был для меня безусловным авторитетом и предметом подражания, я слепо впитывал в себя каждое его слово, ловил каждый его жест…
Степан прицелился и мягко нажал на спусковой крючок. Резкий щелчок выстрела нарушил сказочную гармонию дедушкиного заповедника. Смолкли потревоженные птицы, вокруг воцарилась зловещая тишина, и мне показалось, будто исчезло даже все весеннее благоухание цветущих трав.
- Есть! Попал! – восторженно воскликнул мой старший брат. Затем добавил, - Живучая, квакушка!
Прострелянная насквозь лягушка, перевернувшись на спину, билась в предсмертных конвульсиях. Она стучала лапками по своему недавнему пристанищу, листку лилии, раскачиваясь из стороны в сторону, будто пыталась перевернуться на живот. Из ее растерзанного брюшка вылезли наружу внутренности.
- Степа, а ей не больно? – неуверенно спросил я.
- Лягушке? Больно? Смеешься, что ли? – Степан, насмешливо поглядывая на меня, перезарядил ружье. Протягивая его мне, он тоном наставника приказал, - Держи ствол, добей ее!
Я взял ружье и стал целиться в умирающую жертву. Мои руки слегка подрагивали, должно быть от недавней неуверенности. В тот момент, когда мне все же удалось совместить прорезь прицельной планки с мушкой, я увидел, как вторая лягушка, вынырнула из воды и прикрыла своим телом мою мишень. Она стала как то странно раскрывать свой рот, будто пытаясь что-то сказать мне…
- Стреляй! Ну, же! - нетерпеливо выпалил Степан.
Я выстрелил…
Лягушка, судорожно дернувшись, затихла поверх тела своего смертельно раненного собрата, безвольно раскидав в стороны лапки. Я был потрясен и обескуражен содеянным.
- Ха-ха-ха! – Забирая у меня ружье, Степан разразился каким-то демоническим смехом, - Молодчина, Егор, прямо в яблочко, сразу двоих лягушей! Ха-ха-ха!
Глядя на старшего брата, я стал сначала нервно хихикать, а затем, видимо немного прейдя в себя, также залился странным всепоглощающим смехом. Смеясь, я стал ощущать усиливающиеся головокружение и приступ тошноты. Вдруг все вокруг замелькало в каком-то сумасшедшем танце. А мы с братом смеялись все громче и безудержнее, сгибаясь пополам от боли в животах.
Наш смех оборвался так же неожиданно как и возник. Мир вокруг перестал кружиться. Снова стало слышно пение птиц, разнообразие запахов теплой волной ударило в ноздри. Состояние покоя, радости и жажды жизни разлилось по всему телу. Произошло что-то необычное, я это чувствовал, но не мог точно определить, что именно. Оглядевшись вокруг, я ничего особенного не заметил. Так же в недосягаемой вышине ярко светило ласковое солнышко, редкие облачка пушистыми ватными клочками плыли по бездонной небесной синеве, сочная зелень услаждала взор, воздух и трава кишели вкусными насекомыми…
Шевелиться не хотелось. Я распластался на круглом листке у белой кувшинки, в сладкой истоме разбросав свои лапы по всей поверхности растения. Со стороны жилища двуногих приближались две фигуры: один большой, высокий, а второй - маленький, совсем еще головастик.
Большой держал в руках какую-то странную черную ветку, не похожую на ту, длинную, с помощью которой двуногие кормят наших водоплавающих чешуйчатых соседей. Мой старший брат, почивающий на берегу под листом лопуха, крикнул мне:
- Бойся двуногих, братишка! Спрячься, не сиди у них на виду!
- Чем ты, брат, так напуган? Они же безобидные и пользу нам приносят! Глянь, какой пруд для нас и соседей наших отгрохали?– успокоил я его, продолжая с любопытством наблюдать за двуногими существами.
А тем временем большой двуногий стал рассматривать меня через свою гладкую, поблескивающую на солнце ветку. Я с удивлением отметил, что ветка двуногого была полой внутри: черный глаз отверстия угрюмо уставился на меня. Внезапно я ощутил удар чудовищной силы. И тут же ужасная боль огнем пронзила все мое тело. Мне казалось, что плоть моя одновременно рвется на тысячи мелких кусков. В глазах темнело. Непослушное мне тело прыгало в странном танце. Жизнь ускользала от меня. «Почему мне так больно? Кто причинил мне эту боль и за что? Я же не сделал никому ничего плохого! Почему я перестаю видеть и чувствовать этот мир? Я, что умираю? Но я же совсем еще маленький и не хочу умирать! Кто и по какому праву может вот так ни за что, ни про что отобрать данную мне свыше жизнь? Я хочу жить! Слышите все? Я хо-чу-у-у жи-и-ить!» Последнее, что я запомнил, это то, как мой старший брат, выпрыгнув из воды, закрыл меня своим телом, что-то в отчаянии крича двуногим. Вдруг все вокруг стало кружиться, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее, постепенно сливаясь в сплошной пестрый водоворот…
- Егорка, очнись! Егор! – доносилось откуда-то сверху.
Водоворот замедлил свое вращение. Я стал различать облака, деревья, бледное, испуганное лицо моего старшего брата…
- Вовка, братишка, что с тобой? – Стоя на коленях, Степан сильно тряс меня за плечи.
Я отстранил от себя, руки брата, медленно, боясь потерять равновесие, встал на ноги, и, все еще испытывая легкое головокружение, пристально осмотрелся вокруг. Я чувствовал и понимал, что в моем сознании, внутри всего моего естества произошло что-то очень важное, с которым мне предстоит прожить всю оставшуюся жизнь.
Я поднял духовое ружье, валявшееся рядом в траве. Несколько мгновений я с ужасом смотрел на его вороненый ствол, сеющий смерть, затем, сильно размахнувшись, швырнул его в дедов пруд. Секунду другую Степан изумленно глядел на меня.
- Ты что, очумел? – наконец возмущенно закричал он.
А я, повернувшись к брату спиной, зашагал прочь. Не слушая его брани, доносившейся мне вслед, я все шел и шел, куда глаза глядят, с удивлением созерцая все сущее вокруг меня, будто видел все это в первый раз…
Виктор Ульяненко,
Киев, Украина
Родился в 1959г., женат, трое детей,32 года в авиации. Принимая поговорку "Век живи - век учись", мечтаю стать мастером жизни,т.е. учусь ценить и качественно проживать каждое мгновение жизни. Процесс сложный, но чрезвычайно интересный. Верю,что любовь и сострадание спасут мир. e-mail автора:marfa59_nika@mail.ru
Прочитано 4049 раз. Голосов 1. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
