Он появился также внезапно, как и исчез когда-то, несколько лет назад.
Тогда об его исчезновении долго шептались соседки по подъезду. Наблюдая за тем, как резко изменилась его мать, судачили:
- Посадили, наверное. Вон как Анна Семеновна убивается.
Анна Семеновна и вправду резко сдала, за какой-то месяц превратившись из статной, властной начальницы финансового отдела завода в тихую, с поникшим взором женщину.
А уж когда баба Маня увидела её в соборе, подающей заупокойную записку, - все пересуды стихли, - значит помер. Баба Маня всегда была в курсе происходящих событий, много времени проводя в соборе. И хоть на эту её новость соседки зашикали: «Окстись, баба Маня, мало ли чего.. Может за кого другого.. Кольку то чего хоронишь?», - но почему то все решили – сгинул где то.
Но сейчас он сидел на балконе, в каком-то странном черном одеянии и смотрел куда-то вдаль, наблюдая за облаками, за остывающим вдали закатом.
Надька, внучка бабы Мани, уже полчаса за ним наблюдала с соседнего балкона. Интересно же. Она его помнила парнем, уезжающим поступать в Москву, в Бауманское. Ей самой было лет десять тогда. Ни в какой институт он тогда не поступил, но и домой не вернулся.
Как бы с ним заговорить? – терзалась Надька. С парнями своего возраста легко. Просто «эй, ты..» и вся недолга. А тут? Неудачно повернувшись, девушка загремела банками, в большом количестве и в такой же степени ненужности, накопленными бабой Маней.
- Ну и долго за мной наблюдать будешь, соседка? – он первым завел разговор.
- А чё? Нельзя что ли?
- Можно. Что-то спросить хочешь? Как тебя зовут то?
- Надька.
- Имя то какое у тебя хорошее. Обнадеживающее, надежду дарящее. Надежда.
- Имя как имя, - недоуменно пожала плечами Надька, накручивая на палец одну из прядок, окрашенную в немыслимый синий цвет.
- А ты знаешь в честь кого тебя так назвали?
- Так бабка Маня настояла. Я же 30 сентября родилась.
Николай повернулся и с интересом взглянул не неё. Мол, - не ожидал, что знаешь.
Надька задохнулась от его взгляда. Ну и глаза! Голубые, излучающие такую любовь ко всему, что можно было утонуть. Изнутри откуда-то, из солнечного сплетения, словно горячий сгусток подскочил к голове и забился, запульсировал у горла, перехватив дыхание. Она хотела что-то сказать, но в горле пересохло, першило так, что на глазах выступили слезы.
А он смотрел на неё. Просто смотрел. Так наблюдают за парящей птицей, за летящими, меняющими свою форму, облаками. Смотрит и не видит, - подумала обиженно девушка.
Но он видел.
- Ты красивая. Если только лицо умоешь.
Надька вспыхнула. Хотела дерзко что-то бросить, как не раз отбривала бабку – «не твое дело» или что-то в этом роде. Но не смогла.
Тихо проскользнула в ванную. Умылась. В зеркале отразилось миловидное личико шестнадцатилетней девушки. Веснушки, вздернутый носик, серые с поволокой глаза. Серые ведь. А ей всегда казалось, что они зеленые. Наверное, из-за ярко-изумрудных теней. И совсем уж дико выглядели пряди всех цветов радуги. Хорошо, что тушью окрашены. Она помыла за одно и голову. Пепельно-русые пряди разметались по плечам. И почему я себя «серой мышью» всегда считала? – с недоумением рассматривала она отражение.
Осторожно выглянув из-за занавески, соседа не увидела. Ушел.
Вечером баба Маня пересказала последние новости. Николай оказывается в семинарии учился. А сюда не приезжал – мать запретила, она очень уж партийная была. Но видно время меняется, вот и приехал, попрощаться, наверное. Его куда-то далеко служить посылают.
У Надьки бешено застучали молоточки в висках: «Как? Как прощаться? Куда посылают?»
Всю ночь она вертелась в своей девичьей постели. Сон не шел. Что-то горячее, томительное, то накатывало волной, то отступало, и от этого холодело внутри.
К утру, вся измученная от бессонницы, обессиленная от неизвестных ранее переживаний, забыв накраситься и взбить клок волос на голове «а-ля Чингачгук», побрела в училище.
Подруги недоуменно косились на неё, но ничего не спрашивали. Взгляд как у побитой собаки не позволял задавать никаких вопросов.
А в полдень столкнулась с ним во дворе. С дорожной сумкой на плече он шел к автобусной остановке.
- Ну, здравствуй, Надежда. И прощай. Помни, какое имя носишь. И душу свою береги.
- Как прощай? А я? – глотая слова и густо краснея, прошептала она.
Он впервые посмотрел на неё внимательно, изучающее. Понимающе улыбнулся уголками лучистых глаз.
- А ты подрастай. Ума набирайся. Господь даст – свидимся.
Светлана Поталова,
Россия
Буду очень признательна за конструктивную критику. На оскорбления не отвечаю. Не переживайте, обидеть меня очень трудно. В пустую словесную перепалку не вступаю.
Злословие, сарказм, колкости в адрес друг друга буду удалять.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
