Марья Сергеевна, героиня нашего рассказа, была женщиной степенной и флегматичной. Жизнь она воспринимала взвешенно, обдуманно и спокойно, и вообще, дух разумного и практического подхода ко всему, что окружало ее, казалось, был самой неотъемлемой частью ее натуры. Коллеги ее не любили, считали "гордячкой". В свою очередь, она ко всем ним, без исключения, относилась со сдержанной, холодной учтивостью, почти пренебрежением. Однако ее ценили и уважали за то, что самые трудные задачи и непредвиденные сложности в работе, ставившие других в тупик, легко решались ею с тем же поразительным хладнокровием и самообладанием.
В молодости она слыла замечательной красавицей и, однако ж, до 35 лет умудрилась не выйти замуж. К каждому, кто желал сближения с нею, она присматривалась через ту же призму разума и практицизма, чрез которую смотрела на все жизненные явления, и, понятно, что ветреные юноши, не видевшие ничего, кроме своей страсти, всецело погруженные в стихию чувств, никаким образом не могли прийтись ей по вкусу.
Вряд ли можно было с уверенностью утверждать, что такое благоразумие Марьи Сергеевны имело что-то общее с корыстью, с видами на дальнейшую, обеспеченную в материальном плане жизнь. Ближе к правде будет назвать это просто врожденным свойством ее натуры. К тому же на то были свои причины, о которых читатель узнает в свое время.
Так или иначе, она осталась незамужнею женщиной, когда все ее подруги уже вышли замуж. Внешне она держалась гордо и независимо, показывая всем цветущим видом, что она ничуть не тяготилась незамужним положением своим, однако, втайне, положа руку на сердце, она сознавалась себе, что давно им тяготилась. В семьях ее подруг и знакомых вырастали дети, принося и радость, и хлопоты, но радость, конечно, искупала все трудности и стеснения, выпадавшие на долю родителей. А у нее никого не было, не о ком ей было заботиться, не за кем ухаживать.
За ее спиной уже начинали шептаться: про нее распространялись слухи и кривотолки на работе, но она делала вид, что их не замечает их, что спокойно может прожить одна; хотя внутри она давно чувствовало, что что-то не так в ее жизни. Как-то оглянувшись на свою незамужнюю жизнь, она вдруг поняла, что проживет ее, не оставив после себя ни памяти, ни потомства. Эта простая мысль больно задела ее, пришло позднее прозрение, что жизнь ее совершенно бесполезна, потому что никому не нужна, потому что никто не прольет и слезы, когда она окончиться. А эгоистичное существование исключительно для себя, мало того, что было безрадостно и пусто, но внезапно показалось Марье Сергеевне чем-то чудовищным; ужасным, было что-то роковое и страшное в том, чтобы пройти этот единственный путь, не оставив после себя никакого следа...
Но желание построить жизнь по-новому и само осуществление этого желания - были вещи совершенно разные, между ними лежала настоящая пропасть. Кому как не ей было лучше всего известно, что не много найдется охотников за нее посвататься, что ледяные искры ее глазах и дотошное благоразумие, возведенное в устойчивый принцип, убьют всякое, может быть, едва теплившееся расположение к ней, что не раз случалось в молодости.
Однажды, придя из гостей домой, Марья Сергеевна почувствовала себя как никогда одинокой и несчастной. После милого воркования детей, оживленного разговора со счастливыми, улыбающимися супругами, внезапная тишина, обступившая ее, показалась зловещей, полной злополучного смысла. Жизнь ее точно не сложилась и не удалась. "Неужели я виновата в этом? Неужели мой характер сделал меня такой несчастной?" - горько вопрошала она себя, прильнув лицом к холодному стеклу, за которым все было темно и сыро, и лишь слабые огни излучали тихое, мягкое и какое-то одинокое свечение, не в силах соперничать с властью ночной темноты.
В комнате все было чисто прибрано, аккуратно расставлено на свои места, все хранилось в идеальном порядке, но было тихо, мертво кругом. Не слышалось звонкого, заливистого смеха детей, не бубнил телевизор, не шуршала газета в руках мужа. Не было того обычного, радостного гула жизни, такого естественного для других, более счастливых матерей и такого желанного то для нее, уставшей от незамужней жизни, познавшей нелегкое бремя одиночества.
Этот унылый, грустный вечер и горькие раздумья как-то подтолкнули Марью Сергеевну усердней размышлять, каким образом лучше всего познакомиться с мужчиной. Все мужчины на улице, кто видели ее, конечно же, думали, что она уже чья-нибудь жена и мать. В этом-то и заключалась вся беда, несмотря на следы былой красоты, восхищавшей юношей в молодости.
Марья Сергеевна действительно отличалась благородной внешностью. Ее постоянная спутница - степенность - наложила свой отпечаток на ее лицо; оно было спокойно, черты - тихи и приятны; из темных, глубоких глаз, казалось, струиться умный, добрый свет, не лишенный той же спокойности и тишины.
Так что шансы Марьи Сергеевны были весьма велики, но как реализовать их в жизни - было еще загадкой для нее.
II
Как и у всякой загадки есть ответ, так и эта загадка легко разрешилась, когда ей случайно в руки попал какой-то журнал, где она увидела рубрику "Служба знакомств". И в самом деле, почему не попробовать этот вариант? Попытка не пытка. Неужели она в чем-то хуже других, неужели не имеет право на простое человеческое счастье: любить и быть любимой?
Эти думы ее всерьез увлекли, а мысль о возможном счастье навевала радостное предчувствие, скрасила ее одинокую жизнь, осветила яркой зарницей серую беспросветность будней.
Когда Марья Сергеевна купила конверт и положила перед собою чистый лист бумаги, она, кто бы мог подумать!, ощутила в груди какое-то сладостное замирание. Это случилось, можно сказать, впервые; ее степенность умеренный, холодный, деловой практицизм отступил куда-то далеко-далеко, на самый последний план. Она мысленно пыталась представить себе ЕГО, и от этого ее рука немножко дрожала.
Она сообщила о себе необходимые данные, просила подыскать ей человека, соответствующего ее понятию о том, какой должен быть мужчина.
Дни, прошедшие до ответного письма, были окутаны какою-то дымкою радостного ожидания. Ушли горькие думы об одиночестве, о ненужности и бесследности своего незамужнего существования. Письмо она ждала терпеливо, и само ожидание внесло новую, живительную струю в ее жизнь, полную раньше мрачной безнадежности, в чем-то схожую с тупиком, когда знаешь, что, сколько бы ни двигался вперед, там непременно ждет лишь глухая стена.
Но вот, эта стена разрушена, и уже впереди виден свет, пока еще смутный, неясный, но придет время и...
Увидев письмо в почтовом ящике, Марья Сергеевна, к собственному удивлению, сильно разволновалась. Вдруг это было не ТО письмо?! Потом она решительно взяла его и торопливо взглянула на обратный адрес... Даже дыхание захватило... Сомнений быть не могло. Писал ей какой-то Анатолий из другого города. Про себя она сразу оценила это обстоятельство, ей почему-то не хотелось, чтобы он был из ее города.
Придя домой и небрежно сняв одежду, она раскрыла конверт, ощутив при этом необычное волнение. Ей вмиг припомнился тот одинокий вечер...
Марья Сергеевна решила немного успокоиться и перевести дух. Какие только казусы не встречались ей на работе, а никогда она так не волновалась. Сердце ее быстро билось, грудь бурно вздымалась. Через миг, не в силах больше сдерживать себя, она стала читать письмо, так и впиваясь в него глазами.
Она пробежала его быстро, взволнованно...
Писал человек, который ее сразу заинтересовал. Видно было, что он так же устал от одиночества, хотел найти приют своей уставшей душе.
"С женщинами я очень робок и застенчив, поэтому мне трудно познакомиться с ними. К тому же, горький опыт учит осторожности и предусмотрительности... Я очень верю, что вы не из тех, кто смеется над святыми и благородными чувствами. В эпоху одичания и вырождения людей, цинизма и безверия, насмешливого отношения ко всему возвышенному, так хочется найти хоть одну живую душу! Хотя бы один огонек в сердце, неравнодушном и нехолодном! Я очень надеюсь, что вы не разочаруете меня и не нанесете рану сердцу, которое не имеет ни одного живого места, куда бы не наносили раны, и которое бы пощадили люди", - писал ей Анатолий.
Марью Сергеевну очень тронул этот нежный, лирический и немного грустный тон письма. Ей очень захотелось свидеться с человеком, так искренне написавшим ей, постараться утешить его больное, израненное сердце, а, может быть, утешиться самой...
Она еще подумала, что такие люди, как он, очень редки в настоящей жизни, приучающей быть расчетливым, сильным, забыть все нравственные ценности в погоне за своей выгодой.
Быть может, это ее судьба, ее единственный шанс, который посылает небо, так редко милостивое к ней. Она отвечала тот час же. В письме она выражала желание встретиться и поговорить по душам, была не против, если бы Анатолий приехал к ней сам. Пока она писала, ее лицо, бывшее доселе печальным, разгладилось и улыбалось.
Когда она отнесла письмо на почту, то почувствовала, как радостный трепет предчувствия какой-то удачи пробегал по телу, и чувствовала, как губы помимо ее воли улыбаются.
С той поры ее начало охватывать беспокойство и волнение, вовсе ей ранее не свойственное. Ей стало казаться, что на пути к манящему, сияющему всеми радужными красками счастью встанет неизбежное препятствие, что счастье не даться ей просто так.
Сотни дурных, неотвязных мыслей крутились надоедливым роем в голове. Письмо могло где-нибудь затеряться и не дойти до адресата, а Анатолий будет ждать... Может быть, подумает, что она раздумала завязывать с ним переписку. А что, если с ним произойдет что-нибудь плохое? Или с ней?
Ведь ни у кого нет уверенности, что даже через час с ним будет все в порядке, он не подхватит болезнь, не потрясет его горькое известие, или что он не будет погребен под обломками собственного дома! Как хрупко человеческое счастье! Как редки и неожиданны и кратковременны минуты чистой радости, этой гостьи, этой случайной спутницы нашей многотрудной жизни!
Казалось Марье Сергеевне, что все неистовые бури, смерчи и ураганы житейского моря так и ждут случая, чтобы обрушиться на хрупкий и тоненький расточек ее надежды, чтобы растерзать и стереть его в пыль...
Но вскоре напряженное и тягостное настроение Марьи Сергеевны сменилось новою радостью. Она получила письмо от Анатолия. Он писал ей, что был очень рад, когда получил ее приглашение. Он назначил день, в который ему удобнее всего было приехать, и теперь ожидал ее письма, где бы она выразила свое несогласие или согласие.
Марья Сергеевна сама не знала, почему повлажнели ее глаза, когда она читала строчки, написанные уже знакомым, аккуратным подчерком. Она встала из-за стола и пошла в ванную комнату, чтобы промыть глаза. Сердце трепетало. "Неужели это мое счастье? - повторяла она радостно про себя. - Неужели оно так близко?" Она прекрасно знала, что радуется слишком рано, не узнав хорошенько того человека, на которого возлагала столько надежды, зная его лишь по письмам. Но трезвый голос разума, который так подвел ее когда-то, теперь не имел того определяющего значения, что раньше. Ее душа, потянувшись к новой надежде, новым, захватившим ее чувствам, протестовала против оков, которые налагал разум на полет ее мечты. Она поддалась новому порыву, радостному ожиданию грядущего счастья, и никто не имел право охлаждать его.
III
В день ЕГО приезда Марья Сергеевна проснулась рано. День обещал быть теплым и солнечным. Хотя стояли уже последние дни сентября, погода была по-летнему мягкой и недождливой.
Марья Сергеевна встала и подошла к окну. Что готовил ей этот новый, замечательный день? Что ждет ее сегодня? Быть может, ей удастся перехитрить злодейку-судьбу и начать новую, счастливую жизнь?
Лицо Марьи Сергеевны улыбалось и в то же время было задумчиво и одухотворено. Солнечные лучи уже хлынули горячим потоком на сонный город и разбудили его. Он еще нежился в дремотной неге, однако, неумолимый день наступал и входил в свои права...
Небо было чисто, лазурно, сверкало несколькими жемчужинами-облачками в эмалевой голубизне. Вид бескрайнего, раскинувшегося по всей длине в бесконечность, властного неба всегда увлекал Марью Сергеевну. Что бы ни происходило на земле, какие бы страсти ни кипели внизу, оно было тихо и безмятежно, смотрело на людей задумчивым взглядом, и манящая загадка вечности сквозила в этом таинственном взоре.
Марья Сергеевна встряхнула неубранной головой и глубоко вдохнула прохладный утренний воздух. Потом она пошла в ванную комнату умываться. Ей предстояло сделать еще немало дел: купить продукты, сготовить, накрыть стол. Все это она проделала, безоглядно поглощенная лишь своими сладкими думами о предстоящей встрече.
Не раз она пыталась представить себе, каким будет этот долгожданный вечер, но всякий раз ловила себя на той мысли, что ее ждет невыдуманное счастье, но самое что ни на есть настоящее, и от этого сладкая истома подкатывала к сердцу, к тому самому сердцу, которое давно должно было разучиться чувствовать.
Но природа брала свое. С удивлением и радостью, прислушиваясь к своему сердцу, она начинала понимать, что чувства могут одаривать человека неслыханной радостью и блаженством, что добрая часть полноценной и счастливой жизни - именно в них.
Весь день до обеда промелькнул незаметно. Марья Сергеевна успела сделать за это время все, что планировала: купила еду, сготовила ее, накрыла стол белоснежной скатертью и аккуратно разместила на нем различные блюда. Надо отдать ей должное - хозяйкой она была замечательной.
Чем ближе продвигалось время к обеду, тем сильнее ощущала она, что к ее радости и оживленному, приподнятому настроению начало примешиваться какое-то волнение и беспокойство. Но это ничего. Все было впереди!
Ее будущность, новая жизнь, новые надежды... любовь - то загадочное и манящее чувство, о котором она столько слышала, но которое не довелось испытать. Стоило ли огорчаться, сожалеть о чем-то? Оглянись назад, а там… холод и тьма, без чувств, без надежд, серое существование одиночество горькое и безрадостное …
Когда стол был накрыт и Марья Сергеевна красиво и празднично принарядилась, она, в ожидании Анатолия, решила перечитать его письма. Давно она хотела это сделать, однако все не подходило время. Теперь оно подошло. В первый раз она читала их бегло, торопливо, а на сей раз - медленно и внимательно.
По всей видимости, кто-то в прошлом нанес ему глубокую сердечную рану, которая еще не совсем зажила. Так мог писать человек, уже много повидавший зла на своем веку, перенесший огромное число потерь, бед, разочарований. Его голос, не утерявший лиричности, был, однако, раздумчив и очень грустен. Это был голос человека, много пережившего и передумавшего, так и не нашедшего в жизни покоя и радости.
Как вдруг встрепенулось, как забилось сердце Марьи Сергеевны! Ее охватила внезапная жалость к нему. Ей захотелось утешить это больное, израненное, избитое жизнью сердце... прижать к себе с материнской нежностью, как плачущего ребенка, сказать, что он не одинок, что есть кто-то другой, кто хочет облегчить его боль, кто сопереживает ему, кто по-человечески сочувствует его душевным терзаниям...…
Однажды Марья Сергеевна увидела одного ребеночка, лет 5-6. Он был совсем один посреди многоголосой и спешащей толпы, такой маленький. Где были его родители - неизвестно. Он ходил растерянно по тротуару и грустно заглядывал прохожим в глаза, невольно подымая ручонки. Он казался брошенным на произвол судьбы, такой одинокий и совершенно беспомощный в людской сутолоке, не зная, что делать, тщетно разглядывая прохожих, доверчиво ища тепло материнских глаз.
Потом какая-то женщина, видимо его мама, схватила его на руки и унесла, однако, тот эпизод, когда мальчик был абсолютно потерян, глубоко запал Марье Сергеевне в душу.
В этом случайном приключении маленького мальчика она словно увидела аллегорический образ своей жизни, своей судьбы...
Жизнь забросила ее в водоворот событий, в пучину жизни, и она порою совершенно терялась в нем, ощущала, как будто кто-то добрый и сильный покинул и оставил ее, от чего было щемящее душу одиночество, чувство потерянности, заброшенности в этом омуте жизни. Ей иногда казалось, будто она попала в чужую, неродную ей страну, оставленная крепкой, направляющей родительской рукой...
Марья Сергеевна, с задумчивым видом, собрала письма и положила их в свой ящик. Чтение пробудило в ней множество дум и воспоминаний. То, что случилось с него когда-то быстро, что пронеслось в мыслях и кольнуло душу, когда она увидела того потерявшегося ребенка, теперь выросло перед нею в гигантских размерах и властно заявило о себе. Неустроенность и неуютность ее жизни проистекала не только из-за одиночества и незамужнего положения. Всю жизнь она чувствовала себя как будто в какой-то чужой стране, в каком- то неродном, чужом краю, потому что не знала цели и смысла своего жизненного странствования Что крылось за порогом смерти, вид которой всегда ужасал и навевал тягостные думы? Что означала эта манящая загадка бескрайнего неба? И почему, почему это разъедающее ощущение своей заброшенности, покинутости и оставленности? Кем она покинута? Кто ее оставил?
Но это были слишком серьезные, слишком смелые вопросы, которым она еще боялась прямо и честно заглянуть в глаза. Тем более накануне встречи стоило ли предаваться этим "проклятым" вопросам, которые еще никто не решил, да и вряд ли решит? - размышляла она. Быть может, это всего лишь плоды тех болезней души, которые являются неизменными спутниками одиночества? У других людей, занятых семьей и детьми, она никогда не замечала склонности к размышлениям на подобную тему.
IV
Ее раздумья перебил звонок в дверь, от которого вздрогнуло сердце и сильно забилось. Несколько смущенная, но несказанно обрадованная, она пошла открывать. На пороге, перед нею, стоял незнакомый мужчина, одетый в нарядный костюм и державший в руках цветы. От неожиданности Марья Сергеевна тихо ахнула и отступила назад. Ее щеки заалели, а губы улыбнулись.
- Это вам, Мария Сергеевна, - услышала она немного хриплый от волнения голос Анатолия.
- Спасибо... - растерянно произнесла хозяйка и посмотрела на своего гостя. Ей никто и никогда не дарил цветы.
Внешностью Анатолий был немного странен, и странность эта чуть ли не доходила до комичного. Голубые глаза смотрели немного наивно и даже чуточку глуповато, однако в них светилась глубокая, искренняя радость. Волосы рыжеватого цвета смешно кудрявились и почему-то были так длинны, что падали на плечи. Смешная внешность входила в разлад с несоразмерно развитою мечтательностью, заметной во взоре; большие, натруженные руки поразительно не гармонировали с тонкими, аристократическими чертами лица, а его смущение от первой встречи с незнакомой женщиной дополняло и усиливало то невольное впечатление чего-то неуклюжего, неловкого, неповоротливого, создаваемого его внешностью.
- Вы проходите, проходите, - вдруг засуетилась хозяйка. Она взяла цветы и поставила их в вазу. Пахли они удивительно.
Когда Анатолий вошел в комнату, торопливо приглаживая волосы, она пригласила его за стол. Сама она села напротив него. Чувство неловкости и скованности еще не прошло. Марья Сергеевна и он рассматривали друг друга.
- Угощайтесь пожалуйста, - сказала хозяйка.
- Спасибо, - услышала она робкий ответ и в тот же момент заметила, что его рука, взявшая ложку, дрожит.
- Очень вкусно, - похвалил Анатолий, опробовав угощение. Еще несколько минут прошли в молчании.
- Вы прямо с вокзала ко мне? - спросила Марья Сергеевна, чтобы что-нибудь сказать.
- Нет, я из гостиницы к вам. Я там оставил свои вещи.
- Спасибо за цветы, у вас очень хороший вкус.
Анатолий внимательно посмотрел на нее.
- Вы не сердитесь, что я так задержался?
Она подняла на него глаза и дружественно улыбнулась.
- Нет, что вы.
- А я хотел вам позвонить, предупредить. Потом хватился, что не знаю вашего телефона...
Она в пол-уха слушала его рассказ о мытарствах в гостинице. Приглядываясь к нему и стараясь сделать это как можно незаметнее, она пыталась определить, что это за человек.
- Вам не кажется это странным? - наконец, услышала она.
- Что именно?
- То, что мы сошлись как-то необычно, по переписке, через службу знакомств?
- Да, действительно, это не совсем традиционный способ знакомства.
Помолчали. Наконец, она решилась, подняла голову и прямо заглянула в его глаза.
- Хотя это даже лучше, - неожиданно прервал затянувшееся молчание ее гость.
- Почему вы так считаете? - заинтересованно спросила она.
- Просто всегда кажется, что где-то там, в "прекрасном далеке" от тебя живут люди, которые намного лучше тех, что окружают тебя повседневно. И письмо я написал вам, самое первое, помните? (Она кивнула) почему-то твердо веря, что вы совсем не похожа на тех, что я вижу вокруг. Вы согласитесь, наверное, что малознакомому, случайному попутчику, который, может быть, с вами больше никогда уже не встретиться, можно рассказать намного больше о своей жизни, чем даже родному человеку... Да, насчет моих писем… что вы подумали, когда прочитали их?
- Они мне очень понравились. Тон ваших писем показался мне очень искренним и доверительным, а мне нравиться, когда люди делятся сокровенным.
- Даже не знаю, что на меня нашло тогда, - сказал Анатолий глубоко вздохнув.- Хотелось кому-нибудь высказаться, доверить свою боль, открыться. Так, знаете, устал от грубости, злобы, цинизма. Живешь как на Северном полюсе: вокруг лишь холод и мрак полярной ночи. Сердца промерзли насквозь и ни одной души, в котором бы сохранилась теплота! Очень трудно так жить. Я уже совсем отчаялся. Единственное утешение - это книги, большей частью старые, написанные еще в то время, когда люди умели ценить благородство и товарищество, когда слова; самопожертвование и любовь к ближнему, прощающая, не помнящая зла - были не пустым звуком, как сейчас.
- А у вас никого не было рядом, кто мог бы помочь, поддержать вас? - спросила Марья Сергеевна.
- У меня? - Анатолий смутился. Видимо, вопрос застал его врасплох.
- Если хотите, то не отвечайте.
- Нет, - сказал он, подумав, - я отвечу. Но как бы вам объяснить? Я вырос и воспитался, если можно так сказать, на книгах и высоких нравственных идеалах. Меня восхищали герои с очень высокими понятиями о чести, долге, и я даже хотел им подражать. Но жизнь, конечно, разбила в пух и прах все мои мечты прожить свой век достойно, во всем руководствуясь высокими нормами морали. Я полюбил одну девушку, она казалась мне самим воплощением чистоты и невинности. Она ответила мне взаимностью... мы поженились. Потом был ужас. Я оказался так слеп! За красивой внешностью таилось ужасное содержание Сколько я выстрадал, сколько перенес! Все было хорошо, пока она не села на иглу. Пошли скандалы, сцены. Затем - измены с ее стороны, ложь, а потом и полная деградация. Умерла от передозировки… Страшно, если человеком овладеет порок. Человек легкомысленно относиться к нему, заигрывает с ним, а как окажется в его власти, то не может выбраться. Сколько раз она со слезами обещала мне бросить колоться! Но потом все шло по-новой. Пропажа вещей из дома, блуждание по притонам… Не приходила домой несколько дней, искал ее по притонам, приводил ее домой в самом плачевном состоянии, выхаживал, приводил в чувство, откармливал отпаивал… Но все начиналось опять, порочный круг… И тогда я задумался: а есть ли вообще так сила, которая бы могла вытащить человека из болота пороков? Сколько я с ней намучался, настрадался, но ничего не смог поделать. Порок оказался сильнее всяческих увещеваний, всяких доводов разума…
Анатолий опять тяжело вздохнул. Видимо, воспоминание об этом все еще доставляло ему страдание.
- Извините, что я... спросила об этом.
- Ничего... Самое страшное началось после. Пришло горькое разочарование буквально во всем, во всех идеалах, во всех высоких устремлениях, впитанных с детства. Красота, любовь, природа, творчество - все, что цениться в этом мире, что, как считается, украшает нашу жизнь, что поднимает человека о уровня животного до немыслимых, небесных вершин- все оказалось лживым, обманчивым, как красивый мираж, обернулось сплошным разочарованием.
Я тогда понял и убедился на горьком опыте, что все идеалы благородства, высшие ценности, до которых доросло человечество, остались где-то позади, далеко в прошлом, в книгах, стихах, музыке, а в реальной жизни царствуют совершенно другие законы.
- А вы сами занимались творчеством?
- Да. Я писал стихи, писал прозу. Впечатления, мысли, чувства, переполнявшие меня, находили свое выражение в образах. И это меня очень увлекало, просто завораживало... Но все, мною написанное, высмеивали, и я думаю, справедливо. За их наивность и излишнюю сентиментальность.
С тех пор я ушел в тень.
Да и о чем писать? О природе? Раньше она меня восхищала, и это восхищение заполняло самые глубины моего сердца. Я долго мог быть наедине с нею. Ее величавое молчание казалось мне признаком какой-то еще недоступной нам, высшей мудрости. Но однажды я увидел, как разразилась страшная гроза, вспыхнуло дерево, в которое врезалась тяжелая молния. Потом стал свидетелем наводнения. Видел и то, как извлекали людей из-под обломков домов после страшного землетрясения. Казалось, природа жестоко мстила за какую-то кровную обиду. Такой стихийной, разрушающей силы, которая таилась за красивой, безмятежной наружностью, я, признаться, никак не ожидал. Да и мирная природа не так уж безобидна, вспомните хотя бы мистический ужас Гоголя перед ясным, безоблачным днем, когда "ни один лист в саду не шевелиться", когда все замирает в мертвом оцепенении, и наступает ужасная тишина...
Один герой у Достоевского однажды зашел в горы, в ясный, солнечный день. Перед ним было блестящее небо, внизу озеро, кругом горизонт светлый и бесконечный... И он долго смотрел и терзался, простирая руки в эту светлую синеву, и плакал. Он видит, какое единодушие парит в природе, что "каждая мушка, которая жужжит около него в горячем солнечном луче, во всем этом хороводе участница, место знает свое, любит его и счастлива, что каждая-то травка растет и счастлива”, и томиться тем, что не может пристать к этому "всегдашнему пиру", не может отыскать и занять свое место на этом празднике. Он мучительно ощущает, что все живое знает свой путь, с песнью отходит и с песнью приходит, а он один ничего не знает, ничего не понимает, но всему чужой и выкидыш. Тем самым природа возвещает о какой-то таинственной, радостной жизни, о неведомом, полноценном бытие, которое совсем рядом, близко к человеку, но которому он чужд и из которого исключен.
А потом, когда я не находил себе места от сердечной раны, когда моя любимая умерла, я много времени проводил наедине с природой и осознал, до какой степени природа равнодушна к нашим горестям. Как писал Пушкин: «И пусть у гробового входа младая будет жизнь играть и равнодушная природа красою вечною сиять» .
Тургенев как-то, оставшись наедине с природой, оказавшись в глухом, диком лесу, вдруг почувствовал свое ничтожество, кратковременность людского века перед этим устремленным на него перстом вечности. Да и что такое человеческая жизнь перед вечностью? Что такое человек перед громадными, неисчислимыми просторами земли, не говоря уже о космосе? Он оглянулся на свою жизнь и понял, что искал, ждал, вот-вот счастье нахлынет потоком, и оно не пришло, ни одна капля не коснулась алкавших губ. И тогда у него вырвался стон, щемящий, прощальный гимн безвозвратно ушедшему счастью, былой любви. Я так часто читал его, такое созвучие находил в нем со своими ощущениями, что запомнил его наизусть…
- Расскажите, пожалуйста, - встрепенулась Марья Сергеевна, - очень интересно.
- "О, сердце, к чему, зачем еще жалеть, старайся забыть, если хочешь покоя, приучайся к смирению последней разлуки, к горьким словам: "Прости" и "Навсегда". Не оглядывайся назад, не вспоминай, не стремись туда, где светло, где смеется молодость, где надежда венчается цветами весны, где голубка-радость бьет лазурными крылами, где любовь, как роса на заре, сияет слезами восторга; не смотри туда, где блаженство, и вера, и сила, там не наше место!" - грустным, щемящим душу голосом декламировал Анатолий. Он как-то разволновался, весь оживился, сутулая его фигура расправилась, глаза засверкали необычайно. Голос его приобрел оттенок страстности и патетичности. Это, вероятно была его лебединая песнь, самая искренняя и задушевная исповедь, самое полное раскрытие себя.
- Природа не только равнодушна к человеку, но она, да и все вселенная по словам Паскаля, ополчается на человека, чтобы раздавить его.
И вот, остался я, что называется, "Без Божества, без вдохновенья, без слез, без жизни, без любви", в кромешной тьме людской ненависти и мелкого деспотизма. Все мое горение, кипение первой крови, мой юношеский трепет, радость каждому прожитому дню, восхищение каждым мгновением жизни ( как у Фауста: "Остановись, мгновение, ты прекрасно!") все осталось позади, как светлый сон, как прекрасный, но - увы! - ушедший праздник...
- Неужели вы так разочаровались во всем прекрасном?! - вскликнула Марья Сергеевна с надрывом в голосе. - И нет никакого возврата, никакого пути назад?
- Лишь в воспоминаниях, - тихо и печально отозвался Анатолий.
"Веселые годы,
Счастливые дни,
Как вешние воды,
Промчались они!"
Воспоминания делают меня на миг "счастливей и моложе". Но они и усиливают боль. Когда окунаешься с головою в прежние радости, вновь ощутишь пыл юности, бодрость, свежесть, здоровые, переполнявшие душу ощущения, а потом оглянешься кругом - какая серость, убогость, оскудение! Какая тоска и беспросветность! Кажется, лучше бы не вспоминал.
Они помолчали некоторое время.
- Мария Сергеевна...
- Называйте меня Марией, если вам не трудно.
- Мария, вы не устали слушать меня?
Она взглянула на него повлажневшими, сияющими глазами.
- Нет, говорите. Я уже стала бояться тишины. Со мной никто так не говорил, не был так откровенен. Никто не доверял мне столько много сердечных тайн, кроме вас.
- Вы... прослезились? - удивленно спросил Анатолий. - Но почему? Неужели вас так тронул мой рассказ?
- Если бы вы, Анатолий, знали, как я понимаю вас! Мне так хочется пожалеть вас, утешить… Мне тоже приходится нелегко. Представляете, каково незамужней женщине в моем возрасте все время слышать шепотки за спиной! Я знаю, какими злыми и бесчувственными бывают люди.
- Я где-то слышал такое утверждение: "Весь мир во зле лежит". Поразительно верно! Порою мне, как некогда Льву Толстому, приходиться спрашивать себя: я или весь мир сошел с ума?
- Я уверена, что вам это не грозит. Ведь есть немало людей, которые пронесли огонь юношеских идеалов через всю жизнь, через весь ее мрак и ужас. Да и наших русских народных сказках всегда побеждает добро. Я как-то задумалась над этим. Наш народ, сложивший их, хотя и находился все время в рабстве, был убежден, что добро и справедливость восторжествуют. Они сильнее зла.
- Не знаю, правы ли вы, или нет. В одно время мне казалось, что моя судьба кончиться так же, как и у Мартина Идена, героя романа Джека Лондона... Ведь и он тоже был, что называется, ранен красотою, и он так же осознал, какую великую, облагораживающую, очищающую душу силу имеет красота, красота природы, красота великих идеалов, красота любви и творчества. Однако он тоже во всем разочаровался. И даже солнечное сияние, пронизывающее зеленую листву, и глубина небесной лазури, и "знакомый северо-восточный пассат, некогда пьянивший его как вино”, не спасли его. Потому что все прекрасное, все возвышенное осталось в книгах, где-то далеко позади, затерявшись под пылью веков. Мир не понимает красоту, мир ее топчет...
- Вы хотели убить себя?
- Знаете, Тургенев как-то сказал, что смерть возвышает всякое существо, каким бы ничтожным оно ни было. В смерти есть какая-то торжественная высота, а самоубийство - это тем более бунт против низменности и пошлости людской, это вызов филистерству, бездарности, посредственности, мещанству, которые правят в этом мире. Кто-то сказал про самоубийство Вертера: "Когда этот юный герой убивает себя и падает, то поднимается во весь рост". Умереть с вызовом, протестом все-таки лучше, чем влачить дальнейшее жалкое существование. "Нынешний пламенный юноша отскочил бы с ужасом, если бы ему показали его же портрет в старости", - так определил Гоголь ту страшную перемену, которая духовно калечит человека, смеется над его юношеским трепетом пред жизнью.
- Неужели вы всерьез могли мыслить о самоубийстве?- всплеснула руками Марья Сергеевна.- Ах, ведь это страшно, очень страшно! Я где-то читала, что жизнь прекрасна всегда, и даже в глухой, темной тюрьме человек сохраняет способность мыслить, мечтать, творить, и уже это гораздо лучше, чем абсолютное небытие, которое хуже холодного, темного погреба, потому что тогда человек не ощущает ни тьмы, ни холода. Ведь это ужасно! И вообще, зачем же тогда читать книги, стремиться быть духовнее, чище, если это приводит к скорейшей погибели?
- Таков уж этот мир, погрязший в бесчисленных пороках и ненависти.
"На планете, Богом позабытой,
Мир от преступлений изнемог".
Поэт, написавший это стихотворение, был прав. Наш мир - странный мир, мир скорбей и слез. Мир разочарований и потерь. Мир боли и страха. В нем как бы что-то перепутано… поставлено с ног на голову.
Ведь, действительно, в нашей жизни все самое лучшее, чистое, благородное, гениальное - всегда приносится в жертву, всегда гонимо. В мире происходит извечный конфликт: гений и толпа, поэт и чернь, титаны и средние люди. Сколько гениальных, творческих, самобытных талантов, дарований эта толпа, эта чернь гнала, преследовала, устраивала травлю! А потом, словно спохватившись, говорила: ох, извините, мы обливали грязью, мы свели в могилу очень хорошего человека, гения, талант! Мартина Идена стали презирать и ненавидеть, когда он начал творить, писать книги; против него ополчилась вся семья! «Иди, работай», - шипели они на него. Потом даже любимая девушка отвернулась от него. Но книги принесли ему мировую славу, им стали восхищаться, приглашать на обеды все те, кто ненавидел и презирал его за то, что он не прислушивался к их указам искать себе работу. Любимая девушка, как миленькая, пришла к нему, и умоляла жениться на ней, но ему до такой степени опротивело все это лицемерие, притворство, эти «шиканья глупцов», а потом столько же громкие и притворные славословия, что он покончил с собой… Но это пример из литературы. А ведь в жизни происходит точно так же: Жанну Д арк сожгли на костре, посчитали ведьмой, еретичкой, а потом, через несколько столетий возвели в ранг святых. Ахматову, Зощенко, Булгакова обливали грязью, клеймили самыми позорными именами, а потом, после смены идеологии, вдруг стали превозносить и восхищаться их творчеством, их талантом…
Или взять, к примеру, самого совершенного Человека, Который посещал наш мир, самое духовное и милосердное Существо, Которым одаривало нас небо, - Иисуса Христа. Его унижали, били оплевывали, подвергли пытке, а потом мучительной смерти - распяли на деревянном кресте. Закон этого мира нашел свое наивысшее воплощение в Нем, самом чистом и совершенном из всех Существе. Фарисеи, религиозная элита общества, постоянно спорили с Ним, в чем-то Его обвиняли, а потом распяли… А сейчас во всем мире Христу поклоняются как Богу…
Эта участь, участь гонимых и отверженных, рано или поздно постигнет всех истинных гениев на земле. Недаром Лермонтов предупреждал молодого мечтателя: "Как язвы бойся вдохновенья". "Цицерону отрезывается язык, Копернику выкалываются глаза, Шекспира побивают камнями", - это уже Достоевский, а он знал жизнь. Чего стоит у него "слезинка замученного ребенка" в бунте Ивана Карамазова! Да и что иное происходит в нашем мире, как не торжество порока над добродетелью? Люди до сих пор распинают Христа и смеются над Ним. Распинают не только в себе, но и в других. Самое доброе, самое чистое в человеке, что только дает ему право называться человеком, оплевывается, осмеивается, а торжествует самое грязное и животное.
"Умер героический Патрокл, жив презрительный Терсит." Фундамент жизни колеблется и трясется от человеческой ненависти, эгоизма, и недалеко то время, когда жизнь съедет с рельс, и наступит кромешный мрак и хаос.
- Значит, вы считаете, что в этом мире трудно, почти невозможно жить идеалистом и романтиком?
- Этому меня учит горестный опыт... Но знаете, мне сейчас значительно легче и светлее на душе, когда я выговорил это вам.. "Печаль моя светла.", как сказал поэт. Я редко когда говорю с такой откровенностью. Но вы почему-то внушаете мне доверие и мое сердце с вами как- то отогревается и отдыхает.
- Правда? Я очень рада! Мне так хочется, чтобы вам стало хоть немного легче, чтобы ваш голос не был таким грустным и горьким. Вы заслуживаете лучшей участи. Вам нужен отдых, вы много выстрадали и смертельно устали от жизни... от жизни устали, это я поняла еще по вашим письмам.
- Да, тут вы правы, - согласился Анатолий, - я правда устал от испорченности людей, их злобы и жестокости. Каждое прикосновение с грубостью, грязью глубоко ранит и возмущает меня. Мне очень не хватает чьего-нибудь душевного тепла, заботы… Мне так хочется, чтобы рядом был близкий по духу человек, который все поймет, поддержит, когда уже совсем не можешь и опускаются руки, который может утешить, когда боль становится невыносимой.
Тургенев как-то сказал, что он отдал бы все свои книги, всю славу, весь талант писателя ради той женщины, которая беспокоилась бы о том, как бы он не опоздал к обеду. Так и я. У меня какая-то жажда до общению с хорошими людьми, для которых благородство, честь, любовь - не пустой звук, а алкоголь и деньги - не идол, чтобы приносить себя и других в жертву. Но где эти люди?
- А почему вы не едите? Ешьте, а то все остынет, и вы останетесь голодным, - спохватилась хозяйка.
Она нечаянно взглянула на часы и удивилась. Время пролетело с поразительной быстротой. Хотя прошло несколько часов, с того момента, как они впервые увидели друг друга, Марье Сергеевне показалось, что она давно знает этого человека. Она уже сознавалась себе в том, что чувствует большое расположение к нему. Сострадание к нему перерастало в более глубокое чувство. Глядя на своего гостя, она одновременно испытывала большую радость, почему-то с ним ей было уютно и хорошо, как ни с кем другим. Их духовная близость, созвучие изломанных судеб, сходность идеалов и устремлений наполняло ее душу странным, неизъяснимым блаженством.
Потихоньку начинало темнеть. Светлый, теплый день угасал, совершив свое дело; небо заслонилось огромной тучей, из которой посыпался крупный дождь.
Все вокруг потемнело.
Они сидели за столом, прислушиваясь к шуму дождя и свежему шелесту деревьев на ветру... Им было хорошо вдвоем.
- Посмотрите, какой ливень, - тихо произнесла она. - Я люблю наблюдать за дождем, когда нахожусь дома под крышей. Вы знаете, у нас здесь, совсем рядом, есть прекрасный сад. Там очень хорошо, очень красиво. Я люблю там гулять. После дождя такая свежесть…
- Вы мне напоминаете Клариссу, - загадочно улыбнувшись, промолвил Анатолий.
- А кто она такая? - заинтересовалась Марья Сергеевна, в который раз поражаясь его начитанности. Как он любил книги! Но нельзя же, в самом деле, все свое сердце и привязанность поместить в книги!
- Кларисса - это героиня повести Рея Бредбери. Девушка, которая однажды встретилась с Монтегом, пожарником. Он сжигал книги, это была его работа. Правительство страны, на службе у которого он был, запрещало кому-либо их иметь, а нарушителей прятало в тюрьмы. Так вот, он жег их, но однажды задумался, как же это так? Он в одну-две минуты уничтожает то, что создавалось, быть может, человеком всю жизнь, неустанным трудом, в который вложена и душа, и мысли художника…
Кларисса также, как и вы, любила гулять по саду, бывать на природе, наблюдать за людьми, за жизнью, а потом рассказывала о своих открытиях Монтегу, этому пожарнику, который жег книги и ничего в своей жизни не видел, кроме керосина и огня…
Книги, понял он, содержат в себе что-то очень важное, существенное; духовные прозрения, опыт, накопленные общечеловеческие ценности передаются через них от одного поколения другому и тем самым нить, связующая, времена, не рвется. Он начинает задумываться о многом, мимо чего раньше проходил мимо. Благодаря Клариссе он начинает замечать нравственное оскудение, обнищание человека, сужение его кругозора и духовных запросов. Он начинает задаваться вопросом, а не связана ли эта деградация с уничтожением книг, с тем, что люди перестали читать, мыслить, думать, анализировать…? И приходит к поразительным открытиям…
Он был пожарником, да и сама его душа напоминала обожженную, безжизненную пустыню. Кларисса была для него тем освежающим дождем, по которому изголодалась его сухая, выжженная душа.
- Вы знаете, - продолжал Анатолий, погруженный в свои мысли, - я представлял себе любимую женщину примерно такой, как она. Это был для меня белоснежный идеал, облаченный в сверкающие одежды чистоты и невинности. И мне было больно смотреть, когда жизнь разворачивала предо мною жуткую картину падения и деградации тех, кого я раньше считал самим идеалом, воплощенным на земле. Но вы чем-то напомнили мне ее... В вас, Мария, есть какая- то тихая прелесть, вас я могу назвать так, как когда- то назвал мой персонаж одну из героинь.
- И как же? - она вдруг почувствовала, как сердце сладко и томно сжалось в ее груди.
- «Ваше Величество Женщина» .
- Наверное я не стою этого, - Марья Сергеевна вдруг покраснела и стыдливо опустила глаза.
- Я чувствую, что вы как- то восстанавливаете мой образ женщины, ставите все на свои места… Как бы это объяснить? - Анатолий задумался, видимо хотел найти подходящее сравнение. Когда его осенило, глаза его мечтательно зажглись, в голосе послышалось вдохновение поэта, нашедшего нужный образ:
- Представьте, что вы художник. Вы нарисовали картину, где выплеснули из сердца "единой, торжественной песнью" что-то очень личное, самое, можно сказать, заветное и сокровенное. Вы написали картину, которая заключала бы ваши переживания, чувства, глубокие, долго выношенные раздумья над жизнью…. Вы отразили на полотне тончайшие, едва уловимые, нежные краски, оттенки вашей мечты, самого дорогого и святого для вас…. И тут находиться некто, кто вашу картину перекраивает на свой лад, вместо роз рисует жабу, уничтожает вашей рукой созданные красивые, одухотворенные лица, а рисует одних карликов и уродцев. А потом же вас обвиняют, что вы не имеете ни таланта, ни сердца, ни любви к написанным вами лицам. Вообразите смятение, отчаянье, скорбь! Но потом другая рука начинает все исправлять, рисовать другие лица, но в равной степени прекрасные и нежные, другие цветы, но такие же пышные и осязаемо душистые, как и ваши. Кто-то вносит в вашу картину былую красоту и гармонию... Нечто подобное чувствую и я теперь.
Снова воцарилось молчание, Марья Сергеевна точно замерла... Ей показалось, что она может неловким, неосторожным словом или движением разрушить то хрупкое, трепетное единение, которое возникло между ними в эти минуты.
- Смотрите, дождь уже кончился, и туча ушла, - он первым нарушил молчание.
- Если хотите, Анатолий, пойдемте в тот сад, о котором я вам говорила. Там так чудесно…
- Хорошо, пойдемте, там и простимся.
- Разве вы не зайдете ко мне после прогулки?
- Нет, оттуда я прямиком в гостиницу.
V
Идти пришлось недолго. День клонился к вечеру, и где-то на горизонте, из-за розовых туч, выглянуло красное солнце, вечерним и косым светом осветило оно свежие после дождя, блестящие деревья, мокрую траву, где, казалось, повсюду были разбросаны чьею-то щедрою рукой крупные бусинки, сверкавшие и искрившиеся в лучах.
Вечер был тих и чуден.
Легкий ветерок слегка возмущал разноцветную гирлянду не опавших листьев, обдавая лицо благоуханной свежестью.
Лучи сквозили через увядающие кроны, наполняя рощицу пестрой, волшебной игрой света. Ставшее чистым, свободным, прохладное небо с заходящим солнцем лучило сквозь золотые листы мягкий, кроткий, умиротворяющий свет.
Некоторое время Марья Сергеевна и Анатолий шли молча. Было только слышно, как под ногами тихо шуршала облетевшая листва. Совсем рядом, словно проснувшись, словно встрепенувшись от мертвой спячки, запела птица, и ее голос чистым, звонким эхом отдался по всему саду. Свежий, вечерний воздух, наполненный ароматом мокрой земли, листьев и отсыревших деревьев, был упоительно сладок, и хотелось, хотелось дышать, вдыхать его полной грудью...
- Удивительно, как хорошо здесь, - тихо проговорил Анатолий.
- Это мое самое любимое место в городе, - так же тихо отозвалась его спутница.
- Сейчас так звонко запели птицы, что я невольно вспомнил одно стихотворение ... Вам интересно?
- Да-да, я люблю, когда вы говорите.
- Спасибо. Если не ошибаюсь, у Шарля Бодлера есть стихотворение, которое повествует об одной невинной забаве моряков. Им было скучно, вот и поймали они несколько альбатросов. А у альбатросов очень большие крылья. Летают эти птицы грациозно, красиво расправляют крылья и смотрятся в воздухе великолепно… Но если того же самого альбатроса заставить ходить по земле, выглядеть он будет весьма забавно, что моряки и сделали: поймали их, связали им крылья и заставили их ходить по палубе. Можете представить их веселее, когда бедные птицы, неуклюже переваливаясь, с трудом ходили, волоча длинные крылья! Потом автор говорит:
"Поэт, вот образ твой! Ты так же без усилья
Летаешь в облаках, средь молний и громов,
Но исполинские тебе мешают крылья
Внизу ходить, в толпе, средь шиканья глупцов!"
Хороший, емкий поэтический образ, не правда ли? В жизни поэты точно такие же неуклюжие птицы; их не понимают, считают чудаками, странными людьми, чуть ли не сумасшедшими. Они ютятся в бедных квартирках, едва сводят концы с концами, страшно бедствуют, запутываются в долгах... Странные, непонятные это люди, так неуклюже, так смешно и непрактично, неловко проходят они свой жизненный путь. А почему? А потому, что нормально устроиться и ходить в этой жизни им мешают "исполинские крылья". Эти люди созданы не для того, чтобы жить на этой грешной земле, среди бытовой серости, посредственности и дрязг. Ведь нет ничего сладостней для поэта, чем его творчество. Лишь только он расправит эти "крылья", он почувствует свою, родную ему стихию, упьется полетом и вольным воздухом вдохновения, будет парить в своих поэтических высотах… Но те же самые «исполинские крылья», которые так свободно и легко носят его в поэтических высях, мешают ему нормально жить в этом мире, приспособиться к нему, отыскать свое место в нем. И в этом трагедия многих поэтов, художников, композиторов, писателей и вообще людей гениальных и отмеченных печатью Божьей.
У Лермонтова есть потрясающее стихотворение. Душа человеческая была принесена Ангелом в этот мир "печали и слез" из другого мира, где она слышала райские песни о блаженстве безгрешных Ангелов, о " великом Боге "
"И звук этой песни в душе молодой
Остался - без слов, но живой.
И долго по свету томилась она,
Желанием чудным полна;
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли."
И действительно, что поэтам земные, "скучные песни", когда в их душе еще дрожат и замирают "небесные звуки", которые они, наверное, слышали на той недоступной высоте, где они свободно парили? Что им наша суета, заботы о "хлебе насущном", когда их душа еще полна небесной, божественной красотой, еще трепещет от неизъяснимого блаженства? Им тесно, им душно в той клетке сытого, мещанского благополучия, куда их хотят запихнуть их всевозможные тетушки, кумушки и зятья... Не потому ли все наши великие художники, которым был дан этот страшный и очень опасный на земле дар - услышать "звуки небес", так плохо и трагично кончали? Пушкина и Лермонтова убили на дуэли. Гоголь умер, раздираясь внутренними противоречиями. Толстой после долгой, мучительной жизнью рядом с роскошью, которую презирал, ушел из дома и умер на захудалой станции. Есенин, Маяковский, Цветаева - покончили с собой. Наверное, те "исполинские крылья" были слишком тяжелой ношей для них...
Но это лишь великие исключения. Сейчас времена другие. Когда кругом идет страшная гонка за доходами, материальным благополучием, когда люди в этой гонке дичают, вырождаются, звереют, топчут других ради удовлетворения самых низменных, животных страстей, теряют человеческий облик, много ли тех, кто, как выразился Высоцкий, "ходят пятками по лезвию ножа, и режут в кровь свои босые души"?
- А вы, Анатолий, уже ничего не пишете, все забросили? - спросила Мария.
Он посмотрел на нее таким грустным, нежным взглядом, столько доброты и печали светилось в нем, что сердце ее дрогнуло. В его взгляде было действительно что-то необычное, словно какой-то отблеск небес…
- Я пишу иногда, очень редко . Но пишу, что называется, "в стол", для себя, никому не показываю.
- Боитесь, что вас не поймут?
- В какой-то степени да. Свою "босую душу" я уже достаточно "изрезал в кровь". Надо как-то жить, приспосабливаться к этой жизни, к ее жестоким правилам, ничего не поделаешь.
- Не все так безнадежно. Я вот гляжу на вас и почему-то уверена, что у вас еще огромный запас силы, чтобы все преодолеть и выстоять. Но вы очень пессимистично настроены, вы не верите в себя.
- Нет, Мария. Все это лишь искорки давно потухшего огня, которые вы приняли за пламя. В сущности, я давно уже успокоился к смирился. Все, даже бунт, осталось позади. Мир сломал меня. Все успокоилось. Теперь мне, действительно, нужно "как язвы бояться вдохновения». Ахматова так об этом сказала:
"У меня сегодня много дела:
Надо память до конца убить,
Надо, чтоб душа окаменела,
Надо снова научиться жить."
Видите ли, мое состояние не должно казаться вам странным. Все те, кто выбирал этот путь, оказывались в такой же ситуации.
- Я все-таки не могу поверить. Ведь вы такой умный, начитанный, вы так хорошо говорите, умеете так тонко чувствовать! Неужто поэтом и мечтателем быть невозможно? Нужно все убить, затоптать в себе, забыть, уничтожить, бояться вдохновения?
- Тогда нужно вооружиться доспехами, - в тон отвечал ей Анатолий. - Наглостью, презрением к чужому мнению, ко всем нормам морали, как Стрикленд у Моэма, ненавистью к "черни", как Мартин Идеи... словом, так наглухо закрыться отгородиться от людей, чтобы не слышать их презрения. А я не такой человек. Если и закрываюсь от людей, то не такими плотными, дубовыми дверями, как надо бы.
- Но ведь сколько художников, поэтов, писателей, композиторов живут на свете, и живут очень хорошо! Они творят, а потом издают свои произведения вовсе не для того, чтобы обогатиться, а чтобы иметь возможность творить дальше!
Видимо, Анатолий хотел ей что-то возразить, однако перевел разговор на другую тему:
- Давайте договорим о другом. О вас, например. А то один я говорю и говорю, а моя болтовня уже страшно вам надоела, по всей вероятности!
- Ах, что вы! Не шутите так! - сказала она, откинув волосы, и пригладила их рукой.
- Простите за, вопрос, и можете не отвечать, если не хотите... но вы были когда-нибудь замужем?
- Нет.
- Никогда?
- Никогда.
- В это трудно доверить... никто не заметил вас, не оценил ваш внутренний мир? Или питаете презрение ко всем представителям мужского пола?
- Зачем же так? Просто раньше я была очень благоразумной, холодной, не поддавалась никаким чувствам, со мной было ужасно скучно. Прибавьте к тому, что я еще была горда, ценила независимость, смотрела на влюбленных людей со скрытой усмешкой, однако потом я поняла, что гордость, высокое о себе мнение - это слишком мало для человека, этим сыт не будешь. А человеку гнездышко свое надо свить, пристать к какому-нибудь поначалу, почувствовать уют семьи...
Когда наступило время прощаться, был уже поздний вечер.
- Спасибо вам за прекрасную встречу, - сказал Анатолий. -Я не ожидал встретить такую, как вы.
- Правда?
- Правда.
Сквозь наступивший полумрак Анатолий все же разглядел ее зарумянившееся лицо, с полуопущенными ресницами, то лицо, которое для него почему- то стало очень дорого.
- Когда мы встретимся завтра? - спросила Марья Сергеевна, и глаза ее необыкновенно засверкали.
- К сожалению, должен сказать вам, Мария, что завтра рано утром я уже уезжаю, у меня обратный билет. Я не надеялся, что мы с вами так хорошо сойдемся, думал, меня ждет очередное разочарование.
- Значит, завтра вы уже уезжаете? Жаль, очень жаль. Мне с вами было так хорошо, словно я вас знаю уже много-много лет, - шепотом произнесла она, чтобы скрыть трепет в голосе.
- И мне, - он тоже перешел на шепот.
Они стояли в опустевшем, безлюдном саду, когда сгустились сумерки, и шептались, как заговорщики. Эта тайна, загадка осеннего вечера, темной рощицы их сблизила и объединила. Могучие деревья, казалось, прислушивались к ним и, словно сговорившись, послушно скрывали их от остального мира стволами и ветвями.
- Редко мне доводилось ощущать такую легкость на душе, такое успокоение, - проговорил вполголоса Анатолий. - В вас есть какой-то милый секрет женственности и очарования, я, честно признаюсь, не ожидал повстречать его в жизни. Ваши слова меня так поддержали, так ободрили, таким теплом повеяло на мою душу от них, такого со мной не было давно… Мне тоже жаль уезжать, но, сами знаете, ждет работа.
- Вы мне напишите, да?
- Конечно. А когда у меня появиться свободное время, я обязательно приеду к вам, или вы приедете ко мне, когда вам будет удобно. И нас с вами, как говорили герои Достоевского, будет «вечность времени»
- Я буду очень ждать этого.
- Тогда пойдемте, я вас провожу до дома.
Марья Сергеевна пришла одна к себе в одинокую, темную комнату.
Когда она включила свет и увидела накрытый стол, цветы в вазе, подарок того, кто еще совсем недавно был здесь, какая-то горечь сжала ее сердце. Опять одна, опять ждать неизвестно сколько... Почему он так быстро уезжает? Почему известие о его завтрашнем отъезде, как ножом полоснуло по ее сердцу? Ей так было хорошо с ним, так бы слушала и слушала его вдохновенные речи, ей было так интересно! Впечатления о прочитанных книгах, о чувствах, интересные рассуждения, наблюдения, рассказанные так искреннее, так откровенно…Так быстро закончилась их встреча!
Она принялась относить посуду в кухню и мыть ее. Вот, она опять одна. Светлый мир ее надежды потускнел. Сердце, еще недавно громко и весело бившееся в груди, внимая словам мечтателя и поэта, теперь исходило болью. Еще бы немного побыть с ним, послушать его… а нужно быть опять одной, опять это гнетущее одиночество и то знакомое, еще более обострившееся ощущение бесприютности, покинутости, которое смутно тревожило ее раньше. В Анатолии она почувствовала что-то до боли знакомое, родное, как будто бы тот долгожданный берег, к которому столько лет хотела прибиться, пристать и отдохнуть… Он словно принес весть из родной страны на чужбину, где она жила. От его слов пахнуло чем-то родным, каким-то теплом, по которому так истосковалось ее сердечко
Впервые за столько лет ей довелось соприкоснуться с сердцем горячим, трепетным, жаждущим истины. Узкий горизонт ее обыденной жизни далеко раздвинулся и разомкнулся; живой луч словно прорезал тьму равнодушия, лжи, враждебности. В нем она ощутила что-то искреннее, что-то теплое и родное. Однако теперь тьма опять сомкнулась и обступила ее.
Ей казалось, будто ее кто-то обманул, воспользовался ее доверчивостью, чего раньше она так страшилась и что отчасти было поводом ее благоразумия. Но ведь это было только начало, все было впереди, зачем же расстраиваться? - говорил ей разум. По что скажешь сердцу? Чем его обманешь? Как ему объяснишь? Оно хотело, оно жаждало счастья не когда-нибудь в неопределенном будущем, а сейчас, сейчас - снова услышать этот искренний, вдохновенный голос, увидеть этот теплый, согревающий взгляд, услышать эту рыцарски-почтительную фразу: «Ваше Величество Женщина», оно хотело найти защиту и покой на любящей, мужской груди!
Но по-прежнему стояла тишина, за окном застыла студнем темень, и одиночеством, казалось, был пропитан самый воздух вокруг.
Почему сердцу было так холодно? Почему так жалобно и несбыточно оно просило о том, что - увы! - невозможно, невозможно...
Не в силах более сдерживать горечь накипавших слез, Марья Сергеевна упала на диван и опустила лицо в подушку, чтобы дать волю давившим ее, душившим горьким рыданиям...
VI
На следующий день она не выдержала и написала ему очень неосторожное письмо. Ее постоянная спутница, благоразумие, вконец отступилась от нее. Письмо напоминало судорожный плач, рыдание навзрыд, отчаянный вопль человека, у которого хотели отнять самую дорогую вещь.
«Мне было так грустно, так одиноко, когда я пришла домой после чудесной встречи с вами… Мое сердце переполняется нежностью к вам. Вы мне очень нужны. Без вас так одиноко, так скучно… Мне показалось, что я давно вас знаю, что вы именно тот, кого я искала всю жизнь… Приезжайте поскорей, пожалуйста, очень жду вас, не могу дождаться нашей встречи, считаю дни. Так хочу вас увидеть, услышать… утешить вас… Милый, родной мой Анатолий, не бросайте меня, пожалуйста, так привязалось к вам сердце мое, так плачет оно от мысли, что вы можете мне не ответить мне, уйти от меня… Не уходите, так страшно опять остаться одной, без вас… Бедный, бедный мой мальчик… Так хочется вас утешить, успокоить, по-матерински обнять, согреть теплом, успокоить ваше истерзанное сердечко… Накормить, напоить чаем, уложить спать, завернув в одеялко, и охранять ваш сон, отгоняя все мрачные мысли от вашей головушки… Милый мой Толечка, вы позволите мне вас так называть? Приезжайте поскорей, томлюсь в ожидании встречи, переживаю, что не станете мне писать… Милый мой мальчик… Как томиться мое сердце, как льнет к вам, как хочет снова увидеть, снова услышать… Не бросайте меня, умоляю вас, прошу вас, я этого не перенесу. Мое сердце уже плачет, что вас нет рядом, а если расстанемся, если я потеряю такое сокровище, как вы… даже не знаю, что со мной будет… Я всю жизнь ждала такого, как вы… Не могу пока озвучить то, что со мной происходит, но такое со мной в первый раз… Вековые глыбы льда сдвинулись в моем сердце, и бурные потоки захватили меня, обрушились на меня, с трудом сдерживаю их, они могут затопить… За много лет столько, оказывается, накопилось нерастраченной нежности во мне, такое сильное желание о ком-то заботиться, кого-то утешать, кому-то дарить свое тепло, внимание, ласку… Приезжайте, очень одиноко без вас, не нахожу себе место… Страшно перечесть, что написала, ведь так нельзя… Но ничего не могу поделать с собой, верю вам, что вы не причините мне зло, не уколите моей откровенностью… Что я пишу вам? Зачем делаю такие признания? Но не могу молчать и скрывать этого в себе… Простите меня, милый мой Толя… Я знаю, есть и другие женщины, которые лучше меня, красивее меня и вы в праве выбирать… Но вы для меня - единственный на всем белом свете, больше мне никто не нужен… Еще раз простите меня, я сама мучаюсь… Приезжайте, очень, очень жду встречи!»
Перед тем, как отправить это письмо, Марья Сергеевна засомневалась, Но все же отнесла его на почту. "Он все поймет, Он умный. Он не может обратить мое доверие во зло! Он знает, что такое страдание!» - утешала она себя.
После того, как письмо было отправлено, ей стало легче. По крайней мере она сделала все, что могла, чтобы не потерять его. Мосты в прошлое были сожжены. К былому не было никакого возврата. Ее терзала лишь мысль о том, что она может упустить свою удачу, свою судьбу. Такие мужчины на дороге не валяются, она это точно знала. Это было просто чудо, улыбка фортуны, что она повстречала его.
Все дремавшее на самом дне ее души, все стихийные силы чувства, мирно покоившиеся в самой глубине, теперь вспыхнули, как порох, произвели вулканическое извержение. Ее сердце, никого прежде не любившее, изголодавшееся по любви, теперь, словно наверстывая упущенное, словно желая все поворотить вспять и вернуть ушедшую весну, вспыхнуло всем жаром, всем пылом нежного чувства. Она сама не ожидала такой бури внутри себя, бури, которую произвела всего одна короткая встреча! В ее груди смешалось и горячие сочувствие к его разбитой судьбине, и огромная, переполнявшая сердце нежность, и мука из-за страха его потерять.
На работе она была рассеяна, однако стыдилась своего чувства и пыталась его скрыть.
Каждый раз возвращаясь с работы, она заглядывала в свой почтовый ящик. Время тянулось мучительно медленно, а пустой ящик навевал тягостные ощущения.
Наконец, пришло долгожданное письмо. Увидев его, Марья Сергеевна чуть не вскрикнула от радости. Слезы выступили на ее глазах. Она прижала письмо к груди, а потом расцеловала его. Ее дрожащая рука распечатала письмо прямо в лифте. Нетерпение сжигало ее.
По всей видимости, Анатолий был несколько растерян, когда отвечал ей. Он никак не ожидал от скромной Марии такого всплеска чувств.
"Я уехал, а сам бранил себя всю дорогу, что покинул вас. Поверьте, что я... Мне тоже, как и вам... очень не хотелось расставаться. С вами я ощутил какую-то духовную близость, сердцу стало тепло. Я, конечно приеду, как только смогу... Ваше письмо меня сильно удивило, как снег на голову. Я, признаться, даже испугался... какая теперь ответственность лежит на мне! Но спасибо, спасибо, что написали, хотя я и не думал, что вы так напишите... Постараюсь приехать в ближайший выходной."
Не беремся описывать, какие чувства испытала Марья Сергеевна во время чтения. Он написал ей! Он скоро приедет!
Ее жизнь наполнилась радостным ожиданием, озарилась янтарным блеском надежды, обрела высокий смысл. Какое-то бремя скатилось с ее души. Где-то рядом восходило лучезарное светило ее счастья, и она отогревалась в его лучах.
Скоро все будет по-новому. Они будут вместе, они будут рядом и пройдут этот путь, поддерживая и укрепляя друг друга, деля горечь и радость вместе.
Да и разве найдется на свете такая горечь и беда, которая бы не облегчилась, не отступила бы, если рядом будет родной, любимый человек, его крепкое плечо? Какое же счастье может быть выше этого? Какое сокровище может сравниться с этим?
VII
Однажды, возвращаясь с работы, Марья Сергеевна, решила пойти в тот самый сад, где они гуляли с Анатолием в тот памятный день.
Уснувшие, скрывшиеся воспоминания нахлынули в ее душу и увлекли ее сладкой, ностальгической болью.
Сердце ее тихо сжималось, когда она шла того же тропинкой, по которой когда-то ходила с НИМ, видела те же деревья, то же кротко, по-осеннему сверкающее солнце, ту же спокойную, безмятежную голубизну неба, немые свидетели их прогулки, видевшие их вдвоем тот чудесный вечер …
Марья Сергеевна мечтала, что, когда приедет Анатолий, они обязательно придут сюда, и она, замирая от блаженства, что он рядом, положив ему голову на плечо, расскажет ему, как она была здесь, как она вспоминала их встречу, их прогулку, как мечтала о будущем счастье с любимым человеком… Да, они будут вместе. Он расскажет ей про свою нелегкую жизнь, или о любимых книгах, а она с удовольствием будет слушать его, отвечая ему нежной, полной обожания и восхищения, улыбкой. С нею он успокоится, он начнет жить по-другому, оставит свое разочарование, свои горькие думы, и будет улыбаться, его лицо не будет таким печальным и грустным, она постарается сделать все, чтобы он был счастлив. Она утешит его и будет утешать всегда, какие бы удары не наносила судьба. Она отогреет своей любовью и лаской его больное, промерзшее сердце, он расцветет, как расцветают по весне при щедром солнышке самые старые деревья, которые, казалось бы, давно умерли и ничто не могло пробудить их к жизни, цветению, а она пробудит его…
Погруженная в светлый праздник своих мечтаний, надежд, воспоминаний, Марья Сергеевна не заметила, как стемнело, как подул холодный ветер и свет солнца померк, а небо скрылось за гигантские громадины - тучи.
Когда она поняла, что пора идти домой, было уже довольно поздно, и город, и сад, где она гуляла, вспыхивая и светясь от счастья, стал погружаться во тьму. Фонари теперь не освещали: лампы были разбиты.
Она шла домой, а в душе еще теплился тот тихий свет, который оставляют мечты о прекрасном, долгожданном счастье.
Она поймала себя на том, что начала невольно ускорять шаги. Это ее удивило. Все чаще навстречу ей стали попадаться компании из пьяных подростков, фальшиво и развязано поющих современные, модные песенки. Очень неприятно поразили ее пьяные, захлебывающиеся в смехе голоса девушек.
Ей становилось немного боязно. В душу стала закрадываться непонятная тревога. "Разве может со мной что-нибудь случиться? - думала она с беспокойством. - Ведь я такая счастливая. Кто может отнять у меня это счастье?"
Она вспомнила, что когда рядом с нею шел Анатолий, ее рыцарь, ее защитник, она никого и ничего не боялась. Но теперь с нею никого не было, она была одна и беззащитна.
Вскоре ей показалось, что где-то позади стали раздаваться шаги. Догадка, что за ней может идти кто-то намеренно, обожгла все внутри страхом и мелкими, ледяными иглами кольнула кожу. Марья Сергеевна немного задрожала и ускорила шаг.
К неописуемому ужасу она услышала, что эти шаги, ставшие отчетливей и громче, так же ускорились. Ей стало по-настоящему жутко, она страшилась обернуться, но все же, пересилив себя, оглянулась и увидела позади чей-то темный силуэт. Дом ее был рядом. Она забежала в подъезд и судорожно начала давить на кнопку, вызывая лифт. Оказалось, что он был где-то далеко, ему требовалось время, чтобы спуститься. На лестничной площадке было пустынно: все обстоятельства были против ее. Это напугало ее еще сильнее.
Тут хлопнула дверь, ведущая в подъезд, от звука которой бедная Марья Сергеевна вздрогнула и обмерла. По ступенькам зашаркали быстрые, торопливые шаги, и на площадку, где стояла она, зашел высокий мужчина.
Марья Сергеевна, дрожа как лист, мельком взглянула на него. Одного взгляда было достаточно, чтобы подтвердились ее худшие опасения. Благо, что свет на первом этаже горел.
Марья Сергеевна почувствовала себя абсолютно беззащитной. Она никогда не думала, что может попасть в подобную ситуацию, никогда не готовилась к ней. И вот, оказалась совершенно беспомощной и неподготовленной.
Мужчина кроме высокого роста имел черные глаза и такие же волосы. Он был одет в коричневую кожаную куртку и черные брюки. Глаза его скрывали в себе что-то хищное, жестокое, смотрели с затаенной, плохо спрятанной злобой. Губы были сжаты, руки слегка дрожали.
Марья Сергеевна приняла единственное решение, показавшееся ей спасительным: она отошла от лифта, не дожидаясь его, и стала взбираться по лестнице. Ее грозный преследователь не шелохнулся. Марья Сергеевна быстрее зашагала по ступенькам, но тут приехал лифт и громко, с натужным скрипом открыл двери.
Марья Сергеевна не видела, как черная тень метнулась за ней. Она лишь ощутила, как ее крепко сжали, словно тисками, и поволокли к лифту. Она попыталась крикнуть, но его мохнатая рука зажала ей рот. Собравши все свое мужество, Марья Сергеевна укусила его за руку, больно, как могла. Раздался его крик, и она очутилась на свободе. "Быстро в лифт!" - раздался его звериный рев. Казалось, что так не может кричать человек, что этот рык принадлежит настоящему чудовищу. Это был рев раненого зверя, у которого отнимали добычу.
Марья Сергеевна, тяжело дыша, с расширенными от ужаса глазами смотрела на него. Он размахнулся и ударил ее. От его удара она потеряла сознание и погрузилась в беспамятство...
VII
Анатолий шел к ней прямо с вокзала, держа в руках букет цветов и подарки в небольшом чемодане.
Он уже с нетерпением предвкушал их вторую встречу, воображал, как она обрадуется, как загорятся ее прекрасные, живые глаза. Мысль о том, что он проведет весь день с этим нежным, красивым, умным созданием, этим чудным ангелом, каким для него стала Мария, приводила его в неописуемый восторг, и все внутри замирало от радостного предчувствия, трепетало от неизъяснимого блаженства. И что она только нашла в нем, старом неудачнике? Почему написала такое нежное письмо? - недоумевал он, и краска выступала на лице, а губы улыбались. Ради нее еще стоило жить, творить, бороться за право быть поэтом, чем бы ни грозил этот мир. Она влила в него новые силы, подарила незабываемые минуты вдохновения, когда он одновременно рассказывал и вспоминал, чем горел в былые, лучшие дни. Первое свое произведение, будь то стихотворение, или роман, он непременно намеревался посвятить ей. Ее слова о том, чтобы позаботиться о нем, приласкать его, как маленького мальчика, очень тронули его сердце. С каким бы удовольствием он позволил бы ей это сделать! Ведь он и мечтать не мог о лучшем! Такая нежность, доброта, такие чувства затронули в нем какую-то неведомую струну, пробудили ответную нежность… Хотелось и о ней заботиться, как о маленькой девочке, согреть ее в своих объятиях, защищать, утешать, поддерживать, рассказывать ей о самых своих сокровенных думах, размышлениях… От таких мыслей сердце как-то сладко сжималось и отрадно замирало… Бедная, нежная, добрая, ласковая девочка моя… - невольно шептали его губы.
Анатолий подошел к ее квартире и позвонил. Не открывали подозрительно долго. Где же она, могла быть в выходной день? А ведь он предупредил в письме о дате и времени приезда. Улыбка сошла с его лица. Недоуменный и растерянный, он позвонил еще несколько раз, но уже безо всякой надежды. Может быть, он стал жертвой обмана, шутливого розыгрыша? Вот выйдет ее муженек и похлопает его по плечу, полно, мол, мы пошутили. Анатолий сам неприятно удивился, что такая чудовищная мысль могла прийти к нему. Играть с его сердцем! А, впрочем, кому какое дело до его сердца и его чувств?
Неожиданно отворилась соседняя дверь, и сухенький, лысенький старичок выглянул из-за нее.
- Вы к Марии Сергеевне? - спросил он, разглядывая праздничную одежду и цветы Анатолия.
- Да, к ней. Вы случайно не знаете, где она? - со вспыхнувшей надеждой обратился он к старичку-соседу.
- Пройдите, пожалуйста.
Анатолий, немного смущаясь, последовал за ним.
- Садитесь, пожалуйста, - проговорил пожилой человек, указывая своему гостю на стул. Анатолий, томясь нетерпением, сел и умоляюще посмотрел на хозяина.
- Так вы вроде как жених Марьи Сергеевны?
- Да-да. Где она?
- Дома ее нет.
- Но вы-то знаете, где она! Ведь за этим же вы позвали меня, ведь так?
- Да, знаю, за этим и позвал. Вы не спешите, не волнуйтесь так сильно, молодой человек: это вредно для здоровья. Так вот, слушайте.
Шел я вечером за почтой вниз, на первый этаж, не захотел ждать лифта. Он только поехал. Кто-то, значит, его вызвал. Иду я, значит, и тут слышу чей-то крик и какие-то стуки внизу. Что там, думаю, происходит? А у нас, знаете, не все спокойно нынче. Молодежь пошла, какой никогда не было. Кричат, курят, старших не уважают, сквернословят, никого не стыдятся...
- Умоляю, что вы там увидели?
- Ага. Так вот, вижу незнакомого мужчину во всем черном, и у него в руках... Какой негодяй! Мария Сергеевна. Куда-то он ее тащил, наверно, в лифт... (Тут из уст Анатолия вырвался стон). Он по неосторожности меня не услышал. Слишком занят был. Но он меня увидел. Глаза злющие - злющие, так и пыхнули. И убежал. Я, значит, спустился, подхожу к Марье Сергеевне, а она, бедняжка, без сознания лежит. Синяки на лице, кровь... Я испугался, пошел звонить, вызвал скорую. Они быстро приехали. А я в то время ей кровь обтер. Марии Сергеевне-то. Как она, несчастная, перепугалась! Лицо бледное...
- Боже мой, дальше!
- А что дальше? Приехали, положили на носилки, увезли в больницу, вот и все. Потом ходил в милицию. Составили фоторобот, теперь ищут. Я им все рассказал, вот так. А Марию Сергеевну увезли.
- Куда? - вырвалось у Анатолия.
- В больницу, куда еще?
- Адрес, ради Бога!
- Разве я знаю? Пока здоровье крепкое. По утрам бегаю. По больницам не хожу. Да и вам не худо бы...
- Больше вы ничего не можете сказать про Марию? - кусая губы, сказал Анатолий.
- Нет.
- Хорошо. Большое вам спасибо, я пойду.
- Куда же вы пойдете?
- Известное дело: искать ее! Сколько больниц в городе? Когда ее привезли?
- Слишком много вопросов, молодой человек. Не горячитесь, не нервничайте так. Это, знаете, вредит здоровью. Привезли ее в четверг, а по больницам, как я сказал уже, не хожу. А вы неужели хотите все больницы осмотреть?
- А если бы вы оказались в такой ситуации? Если бы ваша невеста была... была при смерти, чтобы вы делали?
- Моя покойная жена, - заговорил старичок раздражающе медленно, - умерла давно и слава Богу! Она, знаете, как ругалась со мной! Э! нужно еще поискать сварливую такую!
- Спасибо вам еще раз, мне нужно срочно идти, извините! - Анатолий стремительно встал и направился к выходу.
- Подождите, я открою. У, шустрый какой! Все вы шустрые, пока не женитесь. Да и я, бывало, так же, как вы бегал и метался, а потом... Запомните, молодой человек, это еще цветочки. То, что случилось с вашей невестой - это ерунда! А поживите-ка с нею, когда ваша любовь пройдет. Загрызаетесь. Вот где самое страшное. И проклянете вы тот день и час, когда встретились с него. Вот, что, голубчик. Не я говорю, это говорит опыт!
Пожилой человек глубокомысленно поднял вверх сухощавый, старый палец. Этот жест усилил и дополнил тягостное впечатление от этого старика. Лишь только Анатолий представил себе ссоры и ожесточенные перебранки с женщиной, которую когда-то столь нежно и пламенно любил, которой был готов подарить весь мир, его просто передернуло от остро вспыхнувшего отвращения. Каким-то страшным оскудением, пошлостью, мещанством пахнуло на него после этих последних слов, после встречи с этим убогим стариком в неухоженной, обшарпанной квартире.
- Открывайте же, не томите, - проговорил он взволнованно.
Когда он очутился на улице, то почувствовал себя совершенно убитым и потерянным. Куда было ему идти? Где искать больницу? Кругом незнакомый город и незнакомые люди. А его счастье, а мечты?
Неужели опять обман, ложь, разочарование? Неужели опять ирония, насмешка судьбы? И как он мог поверить ей, как он мог сломя голову побежать за этим призраком и миражем, он, уже наученный горьким опытом? Ведь сам же цитировал: "О, сердце, не стремись туда, где счастье, вера, блаженство, любовь, там не наше место!" И неужели же, неужели он до сих пор мог обманывать себя и не понимать, что путь к свету, путь к радости закрыт для него раз и навсегда? И стоило ли, стоило ли помещать самую дорогую и трепетную надежду, отдавать все сердце этому земному счастью, которое так обманчиво, так хрупко? Стоило ли верить в простое, человеческое счастье, если оно может так легко подвести, и любая случайность, любой поворот событий может разбить его вдребезги?!
Какая-то невысказанная, невыплаканная, не растворенная в слезах горечь стиснула его сердце; где-то в самых глубинах души проснулась давняя боль. Задрожали нежные, наполовину оборванные, чувствительные струны сердца. Слишком часто они рвались. Есть сердца, которые никак не могут приспособиться к этой жизни. Слишком уж тонкое и хрупкое устройство они имеют, чтобы спокойно, не расстраиваясь, выдерживать тяжелые удары судьбы.
Где теперь было искать ее? Жива ли она? Или действительно, при смерти? И как посмел какой-то подонок поднять на нее руку? Как он посмел замахнуться на его мечту, растоптать святыню? Все, что он говорил Марии об этом мире, еще раз подтвердилось. Самые заветные, сокровенные мечты человека в этом мире рушатся, их втаптывают в грязь, причем так грубо, безжалостно, безобразно… Но напрасно было теперь думать об этом. Нужно было как-то искать ее.
Тем более, он чувствовал, как в сердце что-то болезненно оборвалось от страшной новости, он был близок к тому, чтобы скатиться в топь беспросветного уныния, отчаяния, разрывающего сердце болью. Нужно было что-то делать, как-то отвлечься от страшных мыслей, иначе они погубят его, подтолкнут в самую пропасть, на краю которой он стоял, растерзают его душу ощущением настоящего горя. Ему самому стало страшно оттого, что он заглянул в такую головокружительную бездну.
Тогда он ринулся к самым оживленным местам и стал расспрашивать людей, где находятся больницы. Но толку было мало. Некоторые пожимали плачами в недоумении, другие отмахивались от него, как от назойливой мухи. Третьим он своим отчаянным видом и странными вопросами подавал превосходный повод поизощряться в насмешках над ним. В основном это были люди молодые, воспитанные на современной идеологии, которую можно было кратко охарактеризовать такими словами: "Наплюй на другого и живи в кайф!"
Кому было какое дело до него?
Обессиленный, отчаявшийся, с болью и тревогой в сердце, наш неудачник зашел в первое попавшееся кафе, чтобы немного успокоиться, перевести дух и выработать план дальнейших действии. Он постарался собраться, успокоиться, унять все горестные чувства, чтобы они не мешали ему здраво подумать, как выбраться из создавшегося положения.
Он пил горячий кофе и грустно поглядывал по сторонам, а меж тем в его душе становилось все сумрачней и безнадежней, тьма горького разочарования, чувство потерянности в этом чужом, огромном городе, боль постигшего несчастья - все сгущалось, превращаясь в зловещий, исполинский призрак настоящего горя. «Боже мой, что же делать? Что же делать?».
VIII
В это время к нему за столик подсел какой-то человек.
- Разрешите? - вежливо спросил он.
- Да-да, - поспешно ответил Анатолий, чувствуя, что маленький огонек надежды вспыхнул среди кромешного мрака.
Человеку было лет 30-35. Мягкие, благородные черты его лица не были лишены приятности. Глаза смотрели тепло и сочувственно, и во всей его фигуре и манере держаться было что-то дружелюбное и располагающее.
- По вашему лицу видно, что вы чем-то сильно расстроены и смущены, - первым заговорил незнакомец.
- Да, у меня действительно есть очень серьезная проблема, и я не знаю, как ее решить и к кому обратиться за помощью, - начал Анатолий, обрадованный и ободренный вниманием незнакомого человека, в глазах которого он сразу заметил какое-то сочувствие и понимание. - Я здесь совершенно чужой человек, приехал из другого города. Ничего тут не знаю.
- Буду рад вам помочь, - ответил незнакомец и дружественно улыбнулся.
- Мне нужно знать, где у вас находятся больницы.
- Больниц у нас много, какую вам надо?
- Если, например, человек подвергся нападению, получил повреждения?
- Тогда вам нужно обратиться в многопрофильную, травматологическое отделение. Вам повезло, так как у нас оно одно. Я с удовольствием покажу вам, где оно находится.
- Правда? - Анатолий не верил своим ушам. - Сделайте милость, а то я совсем сбился с ног. Пойдемте, показывайте! - он словно с цепи сорвался. Движения его стали порывистые, энергичные, хотя несколько минут назад он ощущал полный упадок сил. Надежда воспламенила их.
- Хорошо, идемте, - ответил незнакомой, тоже подымаясь.
- Евгений! - послышался рядом чей-то женский голос. - Ты куда?
Спутник Анатолия остановился. Перед ним выросла какая-то женщина, по слишком красивой наружности, вероятно, его жена.
- Мы же на собрание опоздаем! - раздражено и громко сказала она, а потом понизив голос прибавила: - Вечно ты помогаешь всем этим прощелыгам!
Ее муж немного нахмурился и ответил:
- Иди без меня, я потом подойду. И вот что… вспомни притчу о добром самарянине и поразмышляй над ней, - с этими словам он двинулся в путь вместе с Анатолием.
- Имей же совесть, наконец! - раздался ему вдогонку крик, но он скоро утонул в гуле голосов.
Они молча дошли до остановки и сели в какой-то автобус. Анатолий испытывал довольно сложные и противоречивые ощущения. Он мучительно беспокоился о Марии, а, с другой стороны, неожиданная удача его радовала. До встречи с этим добрым человеком он будто медленно и неизбежно падал в какой-то темный колодец, на самое дно страшного отчаяния, но тут какая-то твердая, крепкая рука подхватила его и вернула на свет Божий. Он чувствовал растущую симпатию и благодарность к этому незнакомому человеку, проявившему спасительную инициативу.
- Вас, как я понял, зовут Евгением? - спросил Анатолий, испытывая потребность поговорить со своим благодетелем.
- Да, а как зовут вас?
- Анатолий.
- Очень приятно. Будем знакомы.
Евгений протянул ему руку. Анатолий с чувством пожал ее. У него появилось расположение поделиться своим горем с этим добрым, отзывчивым человеком. К тому же, за то небольшое время, что они были знакомы, он успел почувствовать доверие к Евгению.
Тот выслушал не перебивая, лишь изредка качая головой в знак ободрения и понимания.
- Просто не знаю, как вас благодарить, я ведь совсем голову потерял! И как это вы подошли ко мне? - удивлялся Анатолий.
- Я проходил мимо и увидел ваше лицо. Мне стало очень жалко вас, и захотелось помочь, - задумавшись о чем-то, ответил его спутник. - Раз вы гость в нашем городе, то я помогу вам. Постараемся, устроить встречу если не с самой вашей невестой, то, по крайней мере, с врачом, ее лечащим. Мне он знаком, я часто бываю там...
IX
- Нет, повреждения кожи и тканей небольшие, - говорил им полчаса спустя доктор, приняв их в своем кабинете. - Но гораздо больше пострадала ее психика. Вы, надеюсь, понимаете, о чем я говорю: испуг, нервный срыв...
Это грозит уже психическими осложнениями. Может развиться мания преследования, депрессия, регулярнее головные боли.
- Неужели у нее так сильно расстроилась психика? - взволнованно опросил Анатолий.
- Случай, видите ли, особый. Нападение произошло внезапно, неожиданно. Наверное, сколько я могу судить, до этого она пребывала в экзальтированном настроении, в состоянии счастья, выражаясь нормальным языком, а тут агрессия, редкий срыв...
Глаза Анатолия засверкали от навернувшихся слез.
- Доктор, - проговорил он слабым голосом, - есть ли надежда на полное выздоровление?
- К сожалению, очень мало. Я вас не пустил к ней не потому, что она в шоке или коматозном состоянии. У нее временная амнезия. Очень сильная эмоциональная травма. Ее нельзя беспокоить... Увидев вас, она может проявить неадекватную реакцию... У нее могут начаться срывы, депрессии, а все это может привести к серьезному расстройству психики.
Такого удара Анатолий не ожидал.
- Боже мой! Что он сделал с ней! Как посмел поднять руку на нее! Подонок!
- Вам плохо? Почему вы так побледнели?
- Ничего, я пойду, - спохватившись, ответил Анатолий.
Евгений крепко пожал ему руку.
Когда они вышли из больницы, Анатолий совсем упал духом. Такое неслыханное, как снег на голову свалившееся горе стиснуло его сердце, которое защемило от боли. Долго сдерживаемые, накипавшие слезы так и посыпались из его глаз. Видно было, что он стыдился прохожих, стыдился своего провожатого, спешно утирал их, но они неудержимым потоком капали и капали из его глаз. На душе стало так темно и беспросветно, что и не хотелось больше жить. Жизнь окончательно сломала его и без того слабый хрупкий внутренний стержень.
- Я знаю, вам очень больно сейчас, - тихо заговорил Евгений. - Я вам очень сочувствую.
- Да, ничего, пройдет. “Буду пить, хорошо бы собаку купить”, - зачем-то процитировал он Бунина. - Я буду благодарен вам по гроб жизни за все, что вы для меня сделали. Без вас… я бы ничего…
- Я знаю один действенный способ помочь вам, - вдруг решительно заговорил Евгений. - Он помог мне, и поэтому у меня нет никаких сомнений, что он поможет и вам. Я понимаю, что разговор об этом сейчас, в таком положении, может вам показаться странным и неуместными, но… мне просто необходимо сказать вам об этом.
- О чем? - слабо спросил Анатолий. Видимо, он до такой степени погрузился в свое горе, что с трудом понимал слова Евгения.
- Есть Тот, Кто может утешить вас, дать вам живительную надежду, без которой, вы сами знаете, что не выдержите в таком состоянии.
Прислушайтесь к Его словам: "Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, Я успокою вас; Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко." «Дух Господень на Мне; ибо Он помазал Меня благовествовать нищим, и послал Меня исцелять сокрушенных сердцем, проповедовать пленным освобождение, слепым прозрение, отпустить измученных на свободу».
Это сказал когда-то Бог во плоти, Иисус Христос. Он приходил на землю 2000 лет назад, но Он жив и сейчас. Это живой, воскресший Спаситель. Он зовет вас к Себе, и только у Него вы найдете утешение, мир и покой, - серьезно и проникновенно произнес Евгений.
- Но ведь Его распяли... - с некоторым недоумением ответил Анатолий, прислушиваясь к странным словам собеседника и пытаясь их осмыслить. - Его распяли негодные люди. Они издевались над Ним, да и над всеми святыми, гениями, пророками, поэтами издеваются тоже. Таков неумолимый закон этого мира. Зло торжествует. Мир грубо втаптывает в грязь все святое, светлое, чистое, высокое и благородное. Мир гонит, смеется, побивает камнями все, что украшает род человеческий. Злодеи, негодяи всякого рода подонки блаженствуют на свете и попирают грубо и безжалостно все самое святое и возвышенное! Издеваются над всем, что дорого и ценно для другого человека! Христа распинают в этом мире снова и снова.
- Вы правы, - ответил Евгений, с изумлением взглянув на Анатолия, - Однако не забывайте об одном очень важном факте: «Свет и во тьме светит, и тьма не объяла его». Христос не проиграл, а победил! Он Сам сказал: «В мире будете иметь скорбь, но мужайтесь, ибо Я победил мир!»
- Как Он победил? Ведь Его распяли! Он учил добру, любви, прощению, состраданию, а люди Его предали, били, плевали на Него, потом прибили руки и ноги гвоздями к кресту и еще издевались, когда Он мучался, страдал, истекая кровью, смеялись над Его муками!
- Все так, но вы забываете об одном событии, которое случилось после этого страшного события.
Да, Христа бичевали, издевались над Ним, потом распяли, положили в гробницу и опечатали ее римской печатью, поставили стражу. Действительно, именно так отнесся мир к Богу. Книжники, первосвященники, фарисеи, лицемеры, негодяи всех мастей, как вы говорите, обманщики, демагоги, деспоты, тираны могли торжествовать, да и весь мир тоже. Ведь они свели в мрачный склеп Того, Кто был светом и Истиной, Кто высветил их грешные, жестокие сердца. Но Он воскрес! А с Ним - Добро, Красота, Истина, воскресли! И как бы мир ни заглушал, не смеялся над ними, они восторжествовали. Ни смерть, ни склеп, ни охрана не смогли удержать Его. Он восстал из мертвых. Он победил саму смерть. Он победил мир. Потом сказал ученикам, что именно Ему «дана всякая власть на небе и на земле»… Слышите, Анатолий? Миром правит не зло, не ненависть, а Иисус Христос! Торжество зла временно, оно торжествует только на первый взгляд, Однако Иисус Христос воскрес!!! Он жив и теперь. Он приглашает всех людей обратиться к Нему. Поэтому я приглашаю вас сейчас прийти, обратиться к живому, а не мертвому, воскресшему, восторжествовавшему над злом, над неправдой, над смертью, любящему Господу. Он может поддержать вас в вашем горе, облегчить боль, может исцелить Марию, может дать вам счастье. Только поверьте Его словам, откликнитесь на Его приглашение, придите, воззовите к Нему в молитве, это самое главное!
- Значит, вы верующий, - задумчиво проговорил Анатолий, с возрастающим интересом прислушиваясь к словам Евгения. - А вы ходите в церковь, исполняете обряды, зажигаете свечи, кланяетесь иконам, целуете руку священникам?
- Зачем все это? Ведь у меня живой Бог, я поклоняюсь Ему «в духе и истине», а не «по мертвой букве», я разговариваю с Ним своими словами. Он мой Отец, а я Его дитя. Зачем эти пустые манипуляции, которые назвали обрядами, и заученные скоровоговорки, которые именуются молитвами? Молитва - это когда разговариваешь с любящим, всевидящим Отцом. У вас есть дети?
- Нет.
- Но представьте, что есть, и ваш ребенок общается с вами заученными формулами, которые он сидел и зубрил в соседней комнате. Вам будет приятно? Ведь вы хотите живого диалога, чтобы сын разговаривал с вами своими, живыми словами, а не заученными. Так же и Бог, наш Небесный Отец. Что самое интересное: и Бог не молчит. Он отвечает, только не так, знаете ли, громовым голосом с неба (хотя и такое было в истории). Чаще всего через ситуации жизни, через встречи и общения с людьми, через Слово Его, Библию.
Вы знаете, почему я подошел к вам? Я молился сегодня и просил моего Отца Небесного, чтобы Он направил меня к человеку, который ищет Его, нуждается в Нем. Когда случайно проходил мимо кафе и увидел ваше лицо, мое сердце сжалось от сострадания к вам. Сам Господь остановил меня, обратил мое внимание на вас. А когда я увидел вас, сердце мое просто екнуло. Верите вы или нет, но я ощутимо почувствовал, как сердце переворачивается от какой-то щемящей жалости и сострадания к вам. У вас на лице была такая печать горя! Тогда я понял, что это перст Божий, это ответ на молитву. Бог направил меня к вам.
Вот видите, Он не мертвый, придуманный или нарисованный Бог. Он - Бог Живой, Всевидящий, принимающий участие в нашей жизни.
Ведь и вас Он вел своим путем, вникал во все ваши мысли, чувства, дела. Он предвидел все ваши пути, и теперь свел нас в нужный момент.
- Вы так убедительно говорите, ничего не возразишь… - проговорил Анатолий, все еще находясь в какой-то задумчивости. - Я даже не думал, что верующие люди такие… Вы как-то сразу внушили мне доверие, расположили к себе, проявили внимание, доброту… Вы какой-то совсем другой человек, не такой, как все остальные, какой-то очень добрый и отзывчивый к чужому горю.
- Это не моя заслуга. Господь трудится над моим характером, учит меня любить людей.
- Ну, не скромничайте! Вы по характеру очень добрый, у вас добрый взгляд, даже в голосе чувствуется доброта.
Евгений слегка улыбнулся.
- Если бы вы знали, кем я был до того, как открыл сердце Иисусу, вы бы так не говорили.
- Кем же вы были?
- Тем, кого вы совсем недавно назвали подонком…
Анатолий резко остановился. Он не мог поверить тому, что только что услышал.
-Да, да, раньше я был бандитом и вором, нападал на людей, грабил их, сидел в тюрьмах.
Этими слова ошеломили Анатолия. Он стоял как вкопанный и мутно смотрел на Евгения, ровно ничего не понимая.
- Да за мои греховные дела я несколько раз отсиживал разные сроки в тюрьмах. Чем я только не увлекался! И спиртным, и наркотиками, и всякой прочей гадостью, о которой не то что говорить, вспоминать не хочется.
Но рано или поздно человек начинает задумываться: в чем смысл его жизни? для чего он создан на этой планете, что ждет его дальше? Вот и я начал над этим задумываться. Все те годы я пытался представить себе образ идеального человека. Я искал его в политиках, киногероях. Пытался найти его в лидерах преступного мира. Но везде я видел только ложь, разврат, стремление к власти и прочую грязь.
Что Бог есть, я не сомневался, но вот какой Он? Я начал искать Его - в буддизме, хиромантии, теософии. По все это было так сложно, так непонятно Я начал брать в руки Новый Завет, и все оказывалось так просто! Бог Сам явился этому миру в лице Сына Своего, Иисуса Христа, "чтобы взыскать и спасти погибшее." И чем чаще я брал в руки Новый Завет, тем чаще и чаще слышал голос совести и все ясней и ясней видел грязь своей души. Я осознал, насколько ничтожным я был все эти годы. Потом склонял колени, говоря: "Боже, прости меня".
Читая Библию, я захотел хоть в чем-то быть похожим на Христа. Бросил курить, пытался отказаться от наркотиков, но у меня ничего не получалось: князь мира сего, сатана, снова и снова швырял меня в грязь.
Я был просто бессилен что-либо изменить в своей жизни.
В один прекрасный день я прямо в колонии встретился с верующими ребятами-христианами, которые пригласили меня в молитвенную комнату и объяснили, что Иисус - это живой Бог, что Он был принесен в жертву за грехи всего мира (в том числе и мои) и что Он силою Святого Духа живет и действует в сердцах людей, которые искренне в Него веруют. Именно эта сила освобождает людей от рабства греха.
Вместе с этими ребятами я склонил колени и попросил Иисуса войти в мое сердце. И представьте себе! Он вошел!
Я почувствовал, что во мне стал жить другой человек. Мое сердце стало наполняться любовью и состраданием к людям. На моих глазах стали появляться слезы. Душа обрела покой и радость. Иисус освободил меня от табака, от сквернословия, зависти и гнева. Наркотики с водкой стал просто ненавидеть. После моего обращения к Богу я ни разу к ним не притронулся. Я почувствовал и осознал, что такое истинная свобода, свобода от рабства греха.
На моих глазах еще восемь осужденных отдали свои сердца Христу, двое их них до этого были признаны особо опасными.
Иисус так же освободил их от греховных пристрастий и даровал им Свою свободу. Только теперь они почувствовали истинное счастье, увидели, что буквально рядом существует совсем другая жизнь, жизнь в любви к людям. Потому что наш Бог есть Бог любви: "Ибо так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего единородного, дабы всякий, верующий в Него, не погиб, но имел жизнь вечную."
И она, эта жизнь вечная, жизнь с Богом, плодотворная, счастливая, победоносная, рядом с вами! Ее нельзя купить ни за какие деньги, нельзя заслужить никакими обрядами и своими усилиями. Она - дар Бога. Ее можно либо принять, либо отвергнуть. Иного не дано.
- Значит, вы были в тюрьме? Вы грабили и убивали?
- Да. Многие, глядя на меня, не верят. Но это действительно так. Иисус изменил меня и внутри, и снаружи. Сам человек не может произвести эту перемену в себе. Единственно, что он может - это сделать выбор между Богом и сатаной, между небесами и землей, какие сокровища будет копить. "Не собирайте сокровища на земле, где воры подкапывают и крадут, а на небе, где воры не подкапывают и не крадут. Ищите прежде всего Царствия Божия и правды его, а остальное приложится вам", - как написано. Свой выбор я уже сделал, и не жалею. Наоборот!
- В это действительно трудно поверить, - медленно проговорил Анатолий. - Моя жена умерла от передозировки наркотиков. А до этого я пытался, но безуспешно вытянуть ее из болота порока. Но ничего не получалась, и сама она не могла освободиться. Ломка, и все такое…
- Да, я все это испытал. Не мог, как ни хотел, избавиться от наркоты. Ломало по страшному. Но когда Иисус вошел в мое сердце, я ощутил такую свободу! Такое успокоение! Не могу достаточно отблагодарить Его и достойно прославить за это чудо. Чудо освобождения, чудо исцеление и души и тела моего. Раньше я пытался отказаться от наркотиков самостоятельно, было так плохо, что хотелось на стенку лезть от боли, не мог выдержать, падал, и начинал снова колоться, это был бег по замкнутому кругу, из которого не мог выйти, а сатана подхлестывал меня плетью. Но когда обратился к Богу, воззвал к Нему от всего сердца, то увидел настоящее чудо…
- Какое чудо? - спросил Анатолий, так и впиваясь глазами в своего собеседника, забыв обо всем на свете.
- Раньше, когда я пытался бросить колоться самостоятельно, я испытывал страшные ломки. Тело извивалось, корчилось от боли. Но после молитвы к Иисусу Христу я как-то проснувшись ночью, увидел, что тело мое опять извивается и корчиться…
- Было так же больно, как раньше?
- Нет! Вот что удивительно! Раньше я с ума сходил от боли, - воодушевляясь, продолжал Евгений, - а в ту ночь было такое ощущение, как будто болевой центр у меня отключили… Представляете! Тот, Кто разработал весь этот механизм и сотворил наше тело, Кому известен каждый наш нерв, каждая клеточка, - знает Свое дело. Он знает наше тело, как Свои пять пальцев и может освободить нас от любой боли, дать нам ощущение мира и покоя. Наша душа, наши эмоции - в Его руках, ведь именно Он сотворил наш внутренний мир, наши чувства…
Так вот я ощутил, как действует во мне сила Его, как освобождает от пороков, и это самое потрясающее, самое прекрасное, что только я переживал в своей жизни. Великий Отец ждет блудных Своих детей. Только бы они пришли к Нему с покаянием, а Он так сильно благословит их, даст такую радость, такие чудеса покажет в жизни! Только приди к Нему человек, только воззови к Нему с чистым, искренним сердцем. Господь, Небесный твой Отец откликнется на зов, придет и решит все твои проблемы, какими бы тяжелыми и неразрешимыми они тебе ни казались. Будут и трудности и испытания, но потом Господь покажет нам, что они служили нам только на благо.
- Да… то, что вы рассказываете, в корне меняет некоторые мои представления…- медленно проговорил Анатолий, не в силах до конца понять и осмыслить то, что он услышал. - Какая-то сказка… Наркоман, преступник возрождается, приходя к Богу, начинает любить людей, бросает порочные привычки… Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но я почему-то вам верю, и, знаете, чувствую даже облегчение. До разговора с вами мы было так тяжело на сердце, так безнадежно, так больно! А теперь сердце как-то успокаивается от ваших слов… Спасибо вам огромное!
- Я буду с этого дня молиться за вас и вашу невесту. Я уверен, что Бог обязательно поможет. Он желает вам и ей только добра. Он такие чудеса показывал в моей жизни! Я верю, у вас все будет хорошо. У Него есть власть и сила, чтобы исцелить и поставить на ноги ту, за которую вы так переживаете. Нужно только обратиться к Нему и просить и верить. "Всякому просящему дастся, а стучащему отворят", - так написано.
- Спасибо вам! Вы просто меня спасли! Можно пожать вашу руку? - Анатолий крепко пожал ее. - Я, знаете ли, считаю себя вечным неудачником, и давно уже поверил в то, что свет и истина в этом мире давно умерли, растоптаны людьми. Но сейчас выслушав вашу историю... просто не знаю, что и подумать! Вы воскресили во мне надежду, зажгли какой-то свет, который давно погас.
- Это не я, но Бог работает с вашим сердцем Духом Святым.
- Просто не вериться! Ну что же, мы расстаемся, но я надеюсь, еще встретился.
- Вот вам мой телефон. Как только будете у нас, звоните.
- Хорошо. Ну, до свиданья. Просто чудесно, что вы мне повстречались.
- До скорой встречи. Да, и не забудьте помолиться Господу, чтобы Он открылся вам. Молитва и вера горы переставляют, так написано.
Анатолий и Евгений крепко обнялись, как старые, очень близкие друзья, и разошлись.
Когда Анатолий ехал домой, сидя на мягком сидении в автобусе, он еще долго вспоминал о том человеке, с кем познакомился совсем неожиданно для себя, вспоминал его добрый, дружелюбный, ободряющий взгляд, размышлял над его судьбою, над его словами, которые вернули ему надежду, и чувствовал, как утихает и успокаивается сердце после пережитого страдания, как оно отрадно замирает...
Часть вторая.
Дневник Анатолия.
"... от века не слыхали, не внимали ухом, и никакой глаз не видал другого бога, кроме Тебя, который столько сделал бы для надеющихся на него."
Исайя 64:4
«Ибо не оставит Господь жезла нечестивых над жребием правед- ных…»
Псалом 124:3
27 сентября.
Уехал и приехал домой сегодня. По старой привычке заглянул в почтовый ящик. Там обнаружил небольшую книжечку. "Странно, - подумал я, - кто мог кинуть ее в мой ящик?" Ее не прислали по почте, так как она лежала без конверта. Брошюра, вероятно, была выпущена каким-то христианским обществом и попала ко мне через распространителей. Называлась она "Дорога к вечной любви" и содержала в себе разоблачение некоторых заблуждений о том, как человек становится христианином. Он не становится им автоматически, если родился в верующей семье, посещает Церковь, выполняет обряды, причащается Св. Таинств. Он не становиться им, потому что молится или читает Библию. Он не становится им, благодаря крещению и ношению крестика. Он не становиться им, если знает или рассуждает о каких-то событиях, связанных с жизнью и учением Христа. И даже вера в Бога не делает его христианином, так же, как и вера в то, что мыло может отмыть грязь с рук, не делает руки чистыми.
Но становиться им в тот час и в тот миг, когда своей свободной волей отдает Христу все сердце, всю жизнь, а потом живет в тесном, очень близком общении с Ним, сверяет с Его словом каждый шаг, каждую мысль, распахивая тем самым настежь двери жизни перед Христом.
Брошюра эта хороша тем, что подводит под рассуждения автора прочный библейский фундамент, каждое свое положение он опирает на Слово, изреченное Богом. Мне она показалась очень убедительной, а евангельская весть, как и все гениальное, притягивала и очаровывала своей очевидностью и простотой. После чтения я ясно ощутил в душе словно чей-то тихий, нежный зов, чей-то ласковый призыв следовать именно этому пути. Передо мною открылся новый путь, путь блудного сына в распростертые объятия милосердного, так долго ждавшего, готового великодушно простить и осиять милостью, великого Отца. Передо мною расстилалась новая жизнь под Его всемогущим покровительством. Почему бы не пойти этим путем? Ведь если она, эта вера произвела такую благотворную перемену в жизни Евгения, возродила, преобразила, избавила его от вредных привычек, сделала новым, прекрасным, любящим человеком, она не может дурно повлиять на меня! Мне даже самому стало немного странно. Никогда еще у меня не бывало такого ощущения, словно передо мной кто-то распахивал новый путь, нежно и ласково приглашал ему следовать. Ощущения было до того новы и необычны, что я не знал, что и подумать… Меня ждет мой родной, небесный Отец, зовет к Себе, передо мной открывается какая-то новая дорога, новый путь… И так хочется мне, так стремиться душа моя пойти по нему!
Мысленно я оглянулся назад, на прожитую жизнь. А там - лишь рухнувшие иллюзии, разбитые мечты, боль разочарований и потерь, беспробудное, угнетающее одиночество, грызущая тоска, полнейшая бесцельность, безнадежность, беспросветность... Мне страстно захотелось быть не одному в безысходной горечи, мне захотелось этой чистой веры, новой жизни со Христом, еще и прежде восхищавшим меня мудрой и святой жизнью. Но я не знал, что можно отворить Ему двери жизни и жить с Ним. Я не знал, что можно во всякой горести и беде приходить к Нему и просить о помощи.
Тут я вспомнил о бедной Марии и не выдержал - упал на колени и воскликнул: "О, Боже, если Ты есть, если Ты можешь помочь мне, то прошу Тебя, помоги! Я хочу принять Тебя, Твою жертву. Прости меня, я так долго жил без Тебя, но теперь будь со мной! Помоги мне, помоги Марии! Верни ей здравый ум и освободи от испуга. Прошу Тебя ради всего святого!"
И словно камень упал с моей души. В сердце мощной волной хлынул какой-то свет, в сердце зажглась какая-то новая радость, неведомая раньше; ощущение легкости, счастья просто потрясло меня. Никогда раньше такого не было. Так легко, так свободно… Христос услышал мою искреннюю, сердечную молитву, вошел в мое сердце, наполнил Собой! И такая легкость, так хорошо! Вспомнились строки лермонтовского стихотворения:
"С души, как бремя, скатится Сомненье далеко:
И вериться, и плачется, И так легко, легко!"
Да, мне стало легко, радостно. Сам не знаю, почему, но из глаз потекли слезы. Мне было так легко, как редко бывало в самые светлые, вдохновенные минуты поэтического экстаза. Но то, что испытывал я после первой молитвы, было даже лучше. Тогда я знал, что никуда свое детище не пристрою, услышу лишь смех за наивность. А теперь я повторял себе: "Я не один, Христос со мной!" Можете вообразить себе, как это действует на одинокую, потерянную душу, которой был приготовлен яд горя? Если бы не разговор с Анатолием, если бы не чтение этой брошюры, не молитва Христу, то единственное, что мне оставалось - это предаваться унынию, отчаянию, страшным мыслям о том, что любимой женщине плохо, она в больнице и очень мало надежды на выздоровление… Однако после молитвы ощутил вдруг, неожиданно для себя, такую радость, такой свет проник в мое сердце и разогнал мрак безнадежности, уныния, отчаяния; отогнал зловещие, гнетущие мысли, которые начали овладевать мной в том городе, когда я узнал о страшном известии… Неужели и вправду Бог вел меня? Неужели именно Он направил ко мне Евгения, когда я чуть не умер от горя и страшных мыслей? Слишком невероятно, просто не укладывается в сознании! Значит, я нужен Ему, я небезразличен Ему, если Он вот так решил вмешаться в мою жизнь! Как сказал Евгений, Бог любит нас, и вот эта любовь проявилась здесь так явно, так ощутимо, заполнила мое сердце, отогрела и успокоила его… От этих раздумий становилось еще отрадней и светлей.
Когда я ложился спать, мне было не так одиноко, как раньше. Я помню, что вид этих четырех стен, окутанных мраком, внушал мне раньше чуть ли не боязнь. Безысходность, тоска просто убивали. Мрачные, пустые, однообразно-угнетающие мысли просто подавляли. Хотелось убежать, уйти куда-нибудь далеко, или покончить с собой. Но теперь я предался размышлениям, которые утешали и радовали меня, Я не один. Я воззвал к Богу, и был услышан!
Еще одна удача! Я случайно увидел в конце брошюры адрес Церкви. Постараюсь ее разыскать. Хотелось бы найти в ней таких же добрых и отзывчивых людей, так же вручивших души Христу, каков Евгений.
Какой светлой, высокой радостью и надеждой загорелось мое сердце! Подумать только: новые знакомства, новый, светлый мир, новая жизнь... Со мною точно случилось самое важное, что может случиться в жизни. Меня много что подводило: и люди, и юношеские мечты. Посмотрим, как поведет меня Бог?
28 сентября.
Начну все по порядку.
Когда я проснулся, то вспомнил, что у меня где-то лежит Новый Завет. Время от времени я читал его, да и то с неохотой, мало что понимал там, и надолго забросил чтение. Но теперь мне очень захотелось узнать и перечесть слова Того, к Кому я вчера обратился.
Я достал из бумаг небольшую книжечку, сдул с нее пыль и начал читать с самого начала. Особенно поразила меня Нагорная проповедь. Я стал понимать то, что раньше не понимал! Слова Христа были прекрасны, возвышенны. Исполняй их люди, каким бы цветущим раем была наша земля! Люди не причиняли бы друг другу столько боли, а те, в свою очередь, не пылали бы ответной местью. Все наши проблемы, беды, несчастья, язвы общества именно от того и происходят, что люди не живут так, как учил Христос, что люди не воспринимают Его слова серьезно, как руководство к жизни… Человечество отбросило единственную свою надежду, Евангелие, а ищет чего-то другого. А выход вот он, совсем рядом… Все наши беды только из-за нашего пренебрежительного отношения ко Христу и Его словам, из-за нашего неверия Ему.
Потом пришла другая мысль: откуда взять ничтожному, слабому, грешному человеку сил, чтобы "быть совершенным, как Отец Небесный, Который повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных"? Кто из нас может «любить врагов, молиться за обижающих его, благословлять проклинающих?» По-моему, это самое сложное на земле. Здесь сквозит уже нечто сверхчеловеческое, сверхдоброе. Не слишком ли высоки требования? Не переоценил ли Христос слабые силы человеческие?
Но ведь Он прекрасно знает человека, если Он - Бог Всевидящий и Всеведущий. Если бы любить и прощать самых злейших врагов было бы совсем невозможно, разве поручил бы нам это Христос?
Вот о чем я раздумывал и что вызвало у меня сомнения в утренние часы, когда всходило красное солнце из-за пурпуровых туч. Однако на сердце ощущал спокойствие и внутренний мир.
Когда я пришел на работу, все, видимо, заметили мое приподнятое настроение .
"Ты че, никак новый роман замышляешь?" - смеялись они надо мной. Потом пошло, поехало... колючие шутки, едкие насмешки, гадкие высказывания, и брань, и злоба! Я хотел им что-то сказать, но, повинуясь своей привычке, смолчал, закрыл свое сердце.
"Как их таких любить?" - думал я в отчаянье, совсем подавленный той злобой и ненавистью, которая гнездилась в их очерствевших сердцах.
Мир тот же, и его вряд ли изменишь. Ни в школе, ни в армии, ни в техникуме такие, как я, авторитетом не пользуются. Но всегда и везде, и это неизменно, самые первые, самые лучшие - это гордецы, клоуны и циники. Почему так? Почему они торжествуют? Неужто и впрямь, таков неумолимый и бесконечный закон этого мира?
Уходил с работы, а радостное, приподнятое настроение, которое было до этого, совсем испортилось, на душе было тяжело, серо, бесприютно. Неужели опять выслушивать бесконечные оскорбления, соприкасаться с грязью, выслушивать этот циничный, злой смех? Неужели опять идти в свой темный угол, забиваться в четыре стены и не ощущать ничего, кроме собственной ничтожности, беззащитности? Но тут я вспомнил, что хотел отыскать Церковь, и эта мысль стремительно завладела мной, подхватила увлекла своим вихрем, своим напором.
Адрес я переписал вчера в записную книжку. Стал искать здание Церкви - и нашел!
Когда передо мной вырос скромный каменный дом, совсем непохожий на пышные, красивые храмы, я не сразу решился войти. Потом, все же пересилив себя, вошел.
Внутри помещения я увидел пустые ряды скамеек, орган, кафедру, динамики и цветы на подоконниках. Никого не было. Меня не покидало ощущение, что я забрел не совсем туда и что чем скорее я покину это помещение, тем лучше.
Но тут из-за противоположного конца, навстречу мне, вышел какой-то низенький человек. Им оказалась пожилая женщина, лет 60-ти, с приветливыми глазами.
- Здравствуйте, - сказала она мне, и посмотрела в мои глаза. И я узнал этот взгляд. Такой же светлый и согревающий он был у Евгения.
- Извините. Я нашел в почтовом ящике книжку с вашим адресом и вот, пришел…
- Прочитали и пришли? - обрадовано повторила она. - Очень хорошо. Пойдемте со мною.
Ободренный ее ласковым приглашением, я последовал за ней и скоро очутился в небольшой, но чрезвычайно уютной комнате. Рядом стояла печка, в которой весело пылал огонь, от которой согревалась вся комнатушка. Ближе к запотевшему окошку был придвинут стол с самоваром, а пониже - маленький диван.
- Давайте я вам налью супчика? - спросила хозяйка.
Так как я не успел поужинать после работы, то не отказался. Она налила мне супу в тарелку и поставила стакан чая, а сама смотрела, как я ел. Постепенно мы с ней разговорились. Чувство неловкости прошло. Я как-то сразу ощутил расположение к ней. Она очень по-доброму разговаривала со мной, при этом ее морщинистое, старческое лицо, озарялось каким-то внутренним светом…. Видно было, что она очень добрая. Редко я встречал таких людей.
Я рассказал ей о своей жизни, о своей беде. Она слушала меня внимательно, иногда переспрашивала, когда ей было что-то неясно. Когда я дошел до разговора с доктором, она даже прослезилась. Меня это очень тронуло. Почему-то в этот момент я подумал, что если простому человеку было жаль ее и нас, то неужели милосердный Бог останется бесчувственным к моему горю?
После моей трагической повести она поведала о своей нелегкой и интересной судьбе. Она вступила в коммунистическую партию и работала общественным работником по борьбе с «религиозными предрассудками и мракобесием», была лектором по научному атеизму. Однажды ее пригласили на собрание евангельских верующих. Она решила сходить ради интереса и ради того, чтобы лучше знать своего врага (веру в Бога), так будет легче с ним бороться. Когда она пришла в дом молитвы и села на скамейку, услышала проповеди, пение, стихи, у нее на глазах выступили слезы, а на сердце она испытывала какую-то тяжесть. Она спросила сидящего рядом человека, почему ей так тяжело на сердце, почему хочется плакать. Ей сказали, что Господь Духом Святым прикасается к ее сердцу, а сердце у нее грешное, невозрожденное, вот ей и тяжело. «Так что же мне делать?» - спросила она. «Обратитесь к Иисусу Христу, признайтесь, что вы - грешница, попросите у Него прощения». Тогда, прямо посреди богослужения она пала на колени и в слезах воззвала к Богу: «Иисус Христос! Я великая грешница! Спаси и помилуй меня!»
Тяжесть упала с его сердца (как мне это знакомо!) Но тогда она заплакала от радости, что Христос ее услышал и помог ей снять с души тяжелое бремя.
После этого она шла с собрания вместе с другими и ей слышалось, как ликует все небо, как оно поет в честь ее покаяния. Она говорила шедшим с нею: «Послушайте, все небо поет! Все Ангелы славят Бога за одного кающегося грешника!» Ей отвечали: «Нет, мы ничего не слышим». Но для нее разверзлось небо. Она хватала людей за плечи и всхлипывала: «Да почему же вы не слышите эту дивную музыку?» Так велика была ее радость.
Она продолжала ходить на собрания верующих и выразила желание покреститься. Но ей отказали из-за высокой должности общественного лектора по научному атеизму. Она пришла к секретарю и выложила на стол партбилет. Ее просили подождать, «подумать». Но решение было твердо. Надо полагать, поступив так, она многим пожертвовала ради Христа. Сестра не сказала о том, что произошло с ее работой, но я понял, как ей было тяжело после этого шага. Но однажды, когда она пришла вечером в темную свою комнату и потянулась к выключателю, ее осиял ослепительный свет и предстал Сам Господь Иисус Христос. Она описала Его внешность (волосы, спадавшие до плеч, усы, небольшую бороду, красивые глаза), Его одежду (хитон, рубашку, сандалии), Его руки и ноги имели следы от гвоздей, раны. Вокруг головы был нимб (как около луны зимними ночами). Вся Его фигура излучала свет, которого нет на земле и который был ярче солнечного сияния. Увидав Его, она пала на лице свое в страхе и даже почувствовала, как волосы зашевелились у нее на голове. Она лишь сказала: «Господи! Помилуй меня, грешница я!» А меж тем ощущала на себе Его взгляд, видевший насквозь, пронизывающий как рентгеном все тайное в ее сердце. Слушая ее, я подумал о том, что, наверное, именно от этого пронизывающего Взгляда будут убегать люди, крича: «Падите горы и сокройте нас от лица Сидящего на престоле!» (Отк. 6:16)
Она поведала нам о многих чудных происшествиях, случившихся с нею, где Господь явно вмешивался и помогал. А в конце разговора сказала: «Теперь мне очень хорошо, я ощущаю, что Дух Святой со мной, и мне радостно, я люблю всех. И вы любите, и вы горите Христом».
Трудные, сложные времена ей пришлось пережить ей потом, стояли годы Советской власти. Кругом царило и властвовало безбожие. О Боге можно было говорить только со своими, и то шепотом. Потом закрыли Церкви, арестовали огромное количество верующих. Мужа ее репрессировали. На каторге он и погиб, будучи слаб здоровьем. Реабилитировали совсем недавно.
Ребенок каждый день приходил домой в слезах, потому что в школе его задразнивали.
Когда смеялись, топтали ее веру, богохульствовали и кощунствовали, она, по ее словам, уходила в самый дальний угол квартиры, или в глухую чащу и подолгу молилась со слезами. Мне подумалось, что моя жизнь - это сахар, по сравнению с ее жизнью в те годы.
Без веры ей было бы еще тяжелей. Но Христос был верен. Он помогал ей всегда, она чувствовала Его близкое, укрепляющее присутствие особенно чутко, в ту лихую годину, когда ей пришлось хлебнуть горя. Это ее укрепляло, давало силу жить дальше, когда было совсем невыносимо.
У каждого христианина, объяснила мне она, свой крест. В настоящее время ее тревожат неверующие дети, а особенно - внуки, которые причиняют и ей, и своим родителям много огорчений, увлекаясь спиртным, гуляя, где не должно, по ночам и нередко попадая в милицию. Советский союз сознательно проводил антирелигиозную политику, насаждал атеистическую идеологию. Наша страна вытравляла в людях веру 70 лет, насадила в душах безбожие, а теперь приходится пожинать горькие плоды: бездуховность молодежи, цинизм, насмешливое и презрительное отношение к высшим ценностям и к вере в Бога.
Тогда я рассказал ей о трудных взаимоотношениях в моем рабочем коллективе. По ее мнению, они будут еще пуще обсмеивать меня, когда узнают, что я стал верующим. Что же делать? Мир не принимает людей, отвергнувших дела тьмы, и в этом состоит крест для христиан. Трудно, когда кругом воруют, не воровать; когда берут взятки, не брать; когда обманывают, не лгать. Сразу становишься белой вороной и изгнанным из общества. Одна надежда - Господь.
Чувствуя все большее расположение и доверие к моей мудрой, опытной собеседнице, я поделился своими сомнениями над Нагорной проповедью Христа. А потом спросил ее, неужели она могла любить и молиться за тех, кто втаптывал в грязь ее веру, кто причинил ей столько горя?
Тогда она взяла Новый Завет и прочла мне слова Христа, сказанные ученикам накануне Его ареста и страдания: "Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе, так к вы, если не будете во Мне. Я есть Лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо БЕЗ МЕНЯ НЕ МОЖЕТЕ ДЕЛАТЬ НИЧЕГО." Без Христа, - объяснила она, - своими силами, мы никого не сможем любить. Нужно укрепляться Его силой, нужно постоянно приближаться к Нему, быть в очень тесных, дружеских отношениях с Ним, чтобы сила Его действовала в нас. Нужно позволить Ему пребывать в нас и любить других через нас,. В нашем эгоистичном сердце, в нас самих нет этой любви к людям Наша задача - льнуть ко Христу, стремиться к Нему, и Он Сам наполнит наше сердце любовью. В этом весь секрет.
Уже начинало сильно вечереть, когда мы расстались, а мне хотелось продолжать это сладостное общение, я не мог наговориться с ней. Для меня это было какое-то чудо: так близко и так быстро мы сошлись, подружились, разговорились по душам, хотя час назад были совершенно незнакомыми и чужыми людьми. Моя добрая старушка пригласила меня на собрание в среду, пятницу или воскресенье. Тогда собираются верующие, поют хвалебные гимны Христу, размышляют над Библией, Словом Божиим.
Я обещал прийти и вышел из Церкви прямо в свежую, прохладную ночь. Надо мною широко развернулось чистое, темно-синее небо, усеянное мерцающими и вздрагивающим звездами.
Когда я шел, то смотрел и смотрел в это загадочное небо, не в силах оторвать от него взор. Тихие, сладостные, неторопливые раздумья увлекли меня. Мне было очень хорошо, в душе чувствовалась какое-то тихое, отрадное замирание. Сомнения и горестные ощущения после того, как меня обсмеяли на работе, рассеялись, как дым. Сердце расцветало какой-то нежностью, умилялось, таяло от благодарности Христу за то, что Он облегчил мою боль, дал надежду, познакомил с этой умной, доброй бабушкой, которой явился и которой так помог.
Все-таки нельзя человеку жить без надежды, без веры, без идеала, - думалось мне. - Все высоконравственные, глубоко духовные люди, как например, Гоголь, Толстой, Достоевский, Мережковский - были верующими, и это далеко не случайно. И можно сказать, "нейтральные" в религиозном плане великие русские мыслители, писатели: Пушкин, Лермонтов, Тургенев, Салтыков-Щедрин, Чехов так же с теплотою отзывались о Христе, находя в Нем воплощение самого возвышенного и святого, что только возможно на земле.
Помниться, раньше, читая этих авторов, я не мог понять, откуда берется у них такая тоска, когда они изображают нашу земную, неустроенную жизнь, с вопиющими несправедливостям, попранием правды, бедами и страданиями человеческими. Лермонтов, например, предупреждал убийц Пушкина о небесной каре, о "Грозном Судие". По всей видимости, в этом мире не нашлось бы управы на тех, кто сами были "Свободы, Гения и Славы палачи». Князь Мышкин мучительно ощущает, что совсем рядом с ним кипит какой-то праздник, пир, в котором участвует вся природа, и каждая мушка в этом хороводе участница, место свое знает, любит его, один он ничего не знает и не понимает, всему чужой и выкидыш. Герой Достоевского плакал и терзался от того мучительного ощущения, что рядом совсем другая, радостная, полноценная жизнь, другое, качественно новое бытие, но он не может пристать к этому празднику, слиться с ним, отыскать и занять свое место в нем… Откуда же было у великих писателей это мучительное ощущение, что жизнь людей не является тем, чем должна являться, откуда это томление по чему-то вневременному, высшему, светлому, идеальному?
Теперь я начинаю понимать. Это ни что иное, как тоска по утерянному раю. Когда-то человек наслаждался общением со своим Создателем, ощущал полный мир внутри себя и совершенную гармонию с Богом, с самим собой, с природой, пока грехопадение не разрушило это блаженное состояние, пока человек не был изгнан из рая из-за греха непослушания. Так человек остался без Бога, без света, без настоящей радости. Томится теперь и страдает в проклятом, отпадшем от Бога мире. Однако в мировой памяти, в произведениях великих творцов и гениев человечества, где-то в самых глубинах человеческой души остался и запечатлелся лишь отзвук утраченной гармонии, сохранился в виде неясной тоски и смутных порывов. Так прощальным, потухающим аккордом дрожит струна, когда небесная мелодия уже сыграна и умолкла... Но когда, как блудный сын, приходишь к Отцу, то первоначально-прекрасное состояние начинает восстанавливаться. Человек начинает занимать то место в мироздании, которое отвел ему Сам Господь Иисус, Творец. Человек возвращается в то прекрасное состояние, в котором он был изначально… Поэтому ему становится так радостно, когда он по-настоящему приходит к Богу, от всего сердца раскаивается в своих грехах… так же радостно, как было Адаму, который упивался, наслаждался общением с великим Отцом, Всеблагим, Всезнающим и Всемогущим, когда он, так сказать, купался, в горячих лучах дружбы и любви Творца и Господа… Путь к Богу, это одновременно путь к себе истинному, путь к той радостной и счастливой жизни, от которой человек отпал, ушел, а теперь влачит жалкое существование, голодает возле пойла со свинными рожками, как блудный сын из притчи, когда рядом для него приготовлен настоящий пир, только приди, только вернись к ждущему, зовущему тебя Отцу Небесному…
Кто-то сказал, что некоторые чувства окрыляют человека. Я действительно ощущал, будто крылья вырастали у меня, когда я смотрел в бесконечность звездного неба. Мне представилось, что где-то там, в этих заоблачных высотах, есть светлое, блистающее царство моего Небесного Отца, лазурные чертоги, хоры Ангелов и хоры спасенных, ликующих Христу. Там уже нет места злу, лжи, обману, торжеству лукавства, лицемерию порока, грубой силы над немощными, слабыми и обиженными, над «униженными и оскорбленными». Там царствует чистота, святость, любовь, справедливость, милосердие, и поэтому там вечная радость, счастье, ликование, блаженство навечно, навсегда! Царство моего Отца - это Царство Любви. И я когда-нибудь окажусь там. Уйдут, забудутся, как сон, все горести и боли и обиды земные, там будет вечность счастья, не человеческого, хрупкого, обманчивого, а счастья небесного, бесконечного, с которым земное, временное и хрупкое даже не сравнить! И все это мы получаем в дар, бесплатно, по великой лишь милости и щедрости благого Отца!
Я вдруг вспомнил лицо Евгения, прекрасное, одухотворенное. Как, наверное, он благодарен Христу за новую, преображенную жизнь, за прощение всех грехов, за любовь, поднявшую из грязи, греха, рабства порока, ту любовь, которой одной он живет сейчас! И моя жизнь так же озарилась, потому что свет сошел в нее, не обманчивый свет мирских идеалов, а свет неземной чистоты, свет божественный, вечный...
Иисус единственный, Кто протянул мне руку помощи, пришел и склонился надо мною, и Его добрые, сильные руки извлекли меня из завалов моей убийственной тоски, когда, казалось, я был уже погребен под осколками разбитых надежд, под пеплом собственного разочарования!
Я понял, что такое рай. Рай - это когда я и все любящие Господа встретятся с Ним лицом к лицу и припадут к Нему, узнав в Нем Того, Кто вел их по жизни, Кто так трогательно заботился о них, Кто возлюбил их больше Своей жизни. Говорят, что единственной мечтой, и наверняка сбывшейся у Франциска Азисского было "кинуться Спасителю в объятия".
Темный небосвод, тишина, мерцающие звездочки… все было исполнено какой-то таинственной гармонией, дивной, чарующей красоты для меня… Подумалось, что мой Отец сотворил и ясный, ликующий день, горячее солнышко, и эту мягкую, осеннюю ночь, сотворил и эту тишину, и это темное, прекрасное небо… Какой Он великий Художник! Поэт, Музыкант! Ведь это Он вдохновил композиторов создать ласкающие слух мелодии, вложил в души художников прекрасные образы и картины, радующие взор! Какая это творческая, поэтическая Личность! Создать этот небосвод, этот темный ковер, расшить его мерцающими звездочками… Как Он любит красоту, поэзию, музыку! Какой Он добрый, какой удивительный и замечательный! Просто нет слов!
Придя домой, я стал благодарить моего прекрасного, потрясающего Отца Небесного, самого вдохновенного Художника, Сульптора, Поэта, Самую творческую Личность во вселенной, самого нежного, доброго Друга, Брата, Товарища! Благодарил и славил Его за Евгения, за утешение, посланное мне, за радость, за то, что разогнал мою печаль и горечь, за то, что отогрел мое сердце в Своей чудесной любви… На глаза стали наворачиваться слезы, душа испытала какое-то облегчение, исцеление. Стало легко и хорошо. Слава моему любимому Господу!
29 сентября.
Сегодня произошел очень неординарный случай.
"Ты че такой, весь светишься?" - нахально спросил меня мой напарник по работе Гастонов, самый ядовитый мой критик и пересмешник.
После вопроса он сделал глуповатое лицо, которое является неизменным признаком взрыва не менее глупого хохота. Мне он в эту минуту показался особенно враждебным: толстый, с мясистым носом, неприятным лицом, гадкими глазками, бегавшими, точно мыши.
"Я стал верующим", - тихо ответил я, внутренне содрогаясь.
"Ты - верующий? В кого же? В добренького дедушку с седенькой бороденкой, которой сидит на небесах? А ты случайно не веришь в домовых, а как насчет ведьм? Может быть, мимо тебя приведение пролетело, али баба-яга с метлой?" - ехидно спросил он, готовый прыснуть от смеха.
Тут на меня что-то нашло, что-то прорвалось. Я возмутился. Давно невысказанные слова жгли меня и просились наружу.
"А во что веришь ты?" - спросил я Гастонова, взглянув на него в упор.
"Ни во что", - ответил он, оторопев. Глупая улыбка сошла с его лица. Видимо, атаки он не ожидал.
"И что дало тебе это неверие? Сделало оно тебя лучше, чище, порядочней?"
Гробовое молчание. Множество лиц, удивленных и негодующих, уставились на меня. Почувствовав, что захватил внимание, я продолжал:
"Ведь и ты, и все вы живете жизнью, которая мало чем отличается от жизни животных. Что вы так на меня смотрите? Изо дня в день вы встаете, едите, идете на работу, потом приходите и спите - и все! А на работе, если появится возможность, бежите к водке, а после нее отключаетесь, скатываетесь вниз, деградируете, несете одно горе вашим семьям. В чем ваши интересы, увлечения? В лучшем случае - рыбалка, а все остальное - водка и еще раз водка. Вы рабски зависите от нее, вы не можете без нее жить, потому что ваша жизнь пуста, бессмысленна и бесцельна. И водкой вы хотите залить эту пустоту, бессмысленность и серость, убогость вашей жизни, но признайтесь, помогает она только на небольшое время, да и то очень плохо.
Так что же вы смеетесь над Богом, Который может освободить вас от пьянства, от дурных привычек, от пустой, бессмысленной жизни!?
Ведь посмотрите на себя, вы вырождаетесь и деградируете на глазах! Вы не знаете ни цели своего существования, ни смысла! А знаете одно: работу, сон, еду и водку.
Так чем вы хвалитесь? Своим жалким неверием? Грош цена вашему неверию, потому что оно обрекает вас на жалкое, ничтожное существование и превращает вас в рабов греха! Вы рабски зависите от водки, от курева, и уже не можете жить без них. Ведь вы находитесь в настоящем рабстве! Вы - рабы своих пороков и дурных привычек.
А человек рожден, чтобы иметь близкое общение с сотворившим его Создателем, Отцом Небесным, чтобы идти к высшим целям, становиться выше, чище, духовнее, а не дичать, не вырождаться, не спиваться и кончать жизнь свою на помойке! Чем вы гордитесь? Неужели вот этим грошовым, уродующим душу неверием? Да даст ли оно вам хоть каплю той великой радости, какую дает вера?
Да, сейчас вы можете смеяться, но смотрите, не просмейтесь всю жизнь! Смейтесь, но знайте, что когда-нибудь придет ваш смертный час, когда вы предстанете пред Святым и Страшным Богом, чтобы дать отчет за всю жизнь, за все зло, которое вы натворили, каждую каплю алкоголя, которой вы одурманивали себя, за каждое бранное слово, за каждую грязную мысль! И самой главное - за то, что вы отвернулись от Него, смеялись над Его приглашением примириться с Ним, плюнули в Его простертые, пригвожденные за вас же, грешных и недостойных, руки!”
Мои горестные восклицания, исступленная, страстная речь была выслушана при том же гробовом молчании. Нахальное лицо Гастонова стало бледным. Такой бури он не ожидал. Тот, кого он считал робкой, трусливой, овечкой, показал свои когти.
- Да ладно, чего уж там, не лезь к нему. Вечно ты его дразнишь, - послышался, наконец, чей-то несмелый голос.
- Вечно ты его задираешь! (Хотя задирали они меня все). Довел человека! Так всякое терпение может кончится, - сказал другой рабочий.
- Значит, твой Бог может освободить меня от пьянства? - тихо спросил Гастонов.
Я посмотрел на него почему-то совершенно другими глазами, чем смотрел раньше. Из грозного, задиристого, наглого врага он для меня теперь превратился в несчастного, жалкого, страждущего человека.
-Я познакомился с одним человеком, который был еще хуже тебя, он не только пил, но и кололся, грабил, нападал на людей, а потом оказался в тюрьме с уголовниками. И он, представь себе, вышел из этой грязи. Ему опротивела вся прежняя грязная, постыдная жизнь. Он стал другим человеком. Теперь не пьет, не колется, а живет счастливо. Теперь всем рассказывает, как Иисус спас его от греховного рабства, сделал нормальным человеком, решил все проблемы, подарил новую, полноценную жизнь.
- Ладно, ты не сердись, погорячился я, - неожиданно проговорил он и быстро отошел.
Вот о чем я хотел написать. Мой всемогущий Господь вступился за меня, как Отец за Своего ребенка. Он дал мне мужество сказать им в лицо всю правду. Он наполнил мои неуклюжие слова Своею силой. Я и сам чувствовал упоение, когда говорил. Страх, сомнение, робость отступили. Но тот эффект, который произвела моя речь, был неожиданным и для меня самого.
Потом, когда работа закипела привычным ходом, я замечал, что на меня еще бросали удивленные взгляды и перешептывались между собой. Что это за Валаамова ослица выискалась? Мой напарник был задумчив и все время как-то странно посматривал на меня. Наверное, он еще не верил, что его забитый, затравленный объект постоянных шуток мог метать такое громы и молнии. Впервые я увидел его задумчивое лицо. Наверное, он начал размышлять всерьез и глубоко над своей жизнью.
Впрочем, успеху моей речи я обязан исключительно Христу. То, что Он по безграничному милосердию Своему, совершает во мне и в моей жизни, меня изумляет и приводит в восторг. Я очутился в таком положении, в каком оказывается нищий, питавшийся и спавший на помойках, но вдруг усыновленный самим царем, ставшим его возлюбленным сыном, начавший жить в царских чертогах.
Я разговаривал с моим Господом сегодня. Встал от молитвы - вот верите - никогда раньше не ощущал такой радости. Он так близко ко мне! Он все слышит, все видит, посылает мне Евгения и успокаивает мою боль, вступается за меня, сводит с верующими людьми, отвечает на вопросы...
Во всем теперь я чувствую Его заботливую, отцовскую руку. Его любовь, Его великую, ничем не заслуженную милость ко мне.
Сейчас я твердо уверен, что мой любящий Отец непременно восставит Марию и еще порадуется вместе с нами нашей встрече!
30 сентября.
Я не мог и предположить, что Господь может творить настоящие чудеса в обычной, повседневной жизни. Я просто потрясен. Не могу все это осмыслить и до конца понять. Как, оказывается, сильно любит меня Господь! А я ходил мимо, искал эту любовь где-то совсем в других местах, в книгах, старых фильмах, погружался в воспоминания детства, чтобы вспомнить, как хорошо, как беззаботно я себя чувствовал тогда. А оказывается, эта любовь, этот идеал, это счастье было так близко ко мне!
На работе я почувствовал, что отношение ко мне резко изменилось. Надо мною перестали смеяться. При мне стали воздерживаться от сквернословия и пошлых анекдотов. Видимо, остерегаются попасть на зубок.
Но больше всего меня изумил Гастонов. Привычное нахальное выражение на его липе уступило место глубокой, молчаливой задумчивости, серьезной сосредоточенности.
Неужели в нем, думал я, может быть хоть какое-нибудь нарождающееся зернышко нового взгляда на жизнь? Мои догадки оправдались.
Когда наша бригада обедала, он подсел за мой одинокий, как обычно, столик и внимательно посмотрел на меня. Потом неожиданно спросил:
"А какими молитвами ты молишься?"
Я разъяснил ему, что общаюсь с моим любимым Господом простыми словами, идущими от сердца. Я рассказываю Ему о своих переживаниях, чувствах, мыслях, прошу у Него то, в чем испытываю потребность, славлю и благодарю моего прекрасного Отца за милость ко мне. Я рассказал Гастонову, как чудесно вмешался Господь в мою жизнь, как сердце мое отогрелось в Его любящих руках, как Он дал мне новую, счастливую жизнь и новые надежды. Видя мое радостное лицо, он не мог не поверить мне. Потом проникновенным, очень искренним голосом сказал:
"А знаешь, Толян, ты прав был тогда, когда всех нас хорошо отругал… обрушился, как ураган... Ты сказал всю правду про меня и про нас, как в воду глядел. Что наша жизнь, что моя жизнь? Что я видел в ней хорошего? - Он остановился, наверное, его озарило какое-то воспоминание. Черты лица немного разгладились. - Знаешь, после сильной попойки, мы однажды возвращались, и мне было плохо, выворачивало наизнанку, голова трещала. Мы ехали с товарищем в трамвае. Он меня тряс и говорил... - Гастонов остановился. - Я даже не знаю, почему я все это рассказываю, но мне хочется рассказать именно тебе, - Так вот, тот мужик меня знал еще с армии, тряс меня и повторял: Держись, ты же моряк! Понимаешь, я же моряк! Я как вспомнил все: и море, и свою беленькую, чистенькую форму, и ленты... Особенно ленты, как они на ветру-то колыхаются... Молодость вспомнил... Столько силы, столько надежд, радости, бодрости. Думал, ох буду жить! А теперь что? Во что я превратился, куда все ушло? Приду с работы, уткнусь в ящик, или завалюсь спать после пьянки, а потом подыхаю с головной боли, с тоски... Действительно, какое-то рабство, какая-то серая, непутевая жизнь.
Хотел одно время пить бросить, завязать навсегда, стать лучше, что ли. А скатился еще ниже! Ты правду сказал тогда. Я прям чувствовал, что каждое слово твое - правда, как-то вот нутром чувствовал, что ты все правильно говорил он нас. В кого мы превращаемся! В каких-то животных, тупиц и пьяниц!»
Хотя он говорил очень взволнованно, эмоционально, я его прекрасно понял. В эту минуту передо мною сидел уже не злейший враг, а несчастный, потерянный, разочарованный в жизни человек, раскрывший предо мною свою душу.
-А Он, твой Бог, может помочь мне? Освободить от этого рабства, как ты говорил: ну, там пьянка, курево...? - неожиданно спросил Гастонов. Глаза его тревожно и вопросительно застыли на моем лице. Пальцы, держащие ложку, задрожали. - Может Он дать мне новую, лучшую жизнь, как ты говорил? До смерти все надоело! Какой-то замкнутый круг… Пью, а потом болею, пью, и болею и не могу остановиться. Он и вравду может освободить меня от рабства? Может Он дать мне другую жизнь, лучше, радостней, как ты говорил? А? Тебе он дал, но ведь ты лучше меня, читаешь, не браниться, не пьешь. А я... сколько гадостей я сделал людям! Сколько раз я их использовал! И теперь эти гадости висят на моей шее!
- Важно, что ты сейчас хочешь порвать с прежней жизнью, и начать жить с Богом уже по-другому, по-новому. Кстати, в Библии есть слова и про тебя.
- Какие?
- "Все мы блуждали как овцы совратились каждый на свою дорогу; и Господь возложил на Него грехи всех нас." Бог видел, то как ты будешь блуждать. ..
- Значит, Он может вытащить меня из этого болота?
- Конечно! Он пришел как раз к таким, как ты! Христос сошел с небес к нам, на греховную землю, чтобы спасти не праведников, а грешников. Он пришел ко всем нам, к тебе, ко мне, к ним! - я указал на смеющихся и оживленно разговаривающих рабочих. - Он ждет тебя.
- Ждет меня? - растерянно переспросил мой собеседник.
- Да, из-за любви к тебе Он пошел на крест. Был побиваем, оплеван, пригвожден, пролил кровь, умер и воскрес. Скажи мне, только честно, вот смог бы ты пройти не мысленные муки и отдать жизнь за того, кто тебе особо дорог, за жену, за детей, например?
Он задумался, но не ответил.
- Христос отдал Свою за тебя.
Мне странно было видеть, как этот человек, которого я всегда считал злым, не способным к проявлению элементарного человеческого чувства, глубоко задумался и мне даже показалось, что глаза его повлажнели.
- А о пьянстве и других грехах, знаешь, что говорит Христос? "Всякий, делающий грех, есть раб греха. Но если Сын освободит вас, то истинно свободны будете." У Сына Божия есть сила освободить тебя от всех пристрастий к греху, нужно лишь прийти к Иисусу в смирении, с верой попросить.
- И Он выслушает меня? - Гастонов поднял на меня вопрошающие глаза, и я увидел, как они озарились надеждой.
- Так отвечает тебе Христос через Свое Слово: "Приходящего ко Мне не изгоню вон." Люди в мире безуспешно ищут какой-то радости, какого-то удовлетворения, пытаются найти его в алкоголе, наркотиках, блуде, но не находят, а наоборот, ты правильно сказал, попадают в еще большее рабство, зависимость, и счастья не находят… А найти его могут только в Иисусе Христе. Он назвал Себя хлебом жизни, водой живой, истиной, путем. В Нем - исцеление наших недугов, решение проблем… Если ты придешь к Нему, в твое сердце прольется такой мощный свет, столько любви ты ощутишь, столько счастья, что даже сам не поверишь, что может быть так хорошо… Ты поймешь, что именно это счастье ты искал с самого детства, тосковал именно по этой радости и любви…Ты поймешь тогда, что именно этого ты и искал всю жизнь, именно эту радость, это счастье, этот свет… Ты реально ощутишь, увидишь, как Небесный твой Отец будет заботиться о тебе, будет проявлять к тебе Свою любовь в жизненных ситуациях, во внутреннем ощущении мира и счастья.
Я чувствовал себя очень несчастным до того, как пригласил Христа в свою жизнь, унывал, печалился, томился среди зла, вражды и ненависти. Но обратился к Нему в молитве покаяния, попросил Его взять в Свои руки мою жизнь… И представляешь, Он услышал меня! Столько радости, счастья Он подарил мне и дарит каждый день! Никогда не думал, что такая радость может существовать! И ты ее испытаешь, если обратишься к Нему с покаянием, пригласишь Его в свою жизнь. Ты увидишь, как Он будет о тебе заботиться, как будет разговаривать с тобой через твои мысли, ситуации, Библию, других людей… Христианство - это живое общение, живые отношения с реальным Богом, а не просто вера в то, что произошло когда-то 2000 лет назад, это новая жизнь, когда чувствуешь, что ведет тебя по жизни Некто очень благой, добрый, заботливый и мудрый, Кто очень любит тебя…и это Твой Небесный Отец. Именно эту жизнь, это счастье ищут люди на всем мире, и не понимают, что она - совсем рядом. Если бы они пришли к Отцу Небесному, Который их ждет, зовет, приглашает к Себе, хочет общаться с ними, показывать им Свою любовь и милость явно, зримо… если бы только пришли они к Нему, то такой бы радостью зажглось их сердце! Они бы плакали от счастья, осознав, что именно этого они так искали, но не находили нигде, именно по такому Другу, Всемогущему, Всеблагому, Всезнающему и Милосердному, томилось их сердце, искало Его, и не находило. Только приди к Нему, только признай, что ты хочешь такой жизни, только обратись к Нему, и Он подарит такое огромное счастье, зальет душу такими потоками любви! Все твои душевные раны будут исцеляться, разбитая вдребезги жизнь опять склеится и соберется… Ведь Иисус - наш Создатель, Он знает нас, как Свои пять пальцев, и Ему ничего не стоит исцелить нашу больную душу, решить все тревожащие проблемы, убрать все беспокойства, дать душе мир и покой… Все люди больны, потому что заражены грехом, отсюда-то и идут все несчастья, все трагедии и беды наши. А где же лекарство, где исцеление? В Иисусе Христе. Он сказал, что Он врач. Если ты хочешь получить исцеление своей души, то приди к этому Врачу, и Он исцелит тебя! Приди к Нему, вручи Ему свою жизнь, и ты все сам увидишь, - так напутствовал я Гастонова.
Возвращался с работы, а дух мой пел. Подумать только! Когда-то я хотел совершить самоубийство только лишь из-за его шуток!
Сходил в Церковь. Там читали проповеди, основываясь на стихах из Библии, пели христианские песни. Во всем прослеживалась одна мысль, одна идея: жить праведно, чисто, не допускать злобы, раздражения, ожесточения даже в мыслях. Один гимн мне особо понравился. После служения я подошел к хористам и попросил дать мне слова:
"Не раз, не два мой утлый челн
Бросал, как щепку, грозный вал
И заливал потоком воли,
И парус мой на клочья рвал.
Казалось мне в моей борьбе,
Что в гавань я не доплыву,
Найду покой в седой волне,
На дне морском склоню главу.
Но каждый раз Ты шел ко мне,
Шагая просто по волне -
Смолкала буря в тишине,
Страх исчезал, не знаю, где.
Сменялась радостью печаль,
Овладевал душой покой,
Сияла вновь лазурью даль,
Виднелась цель - подать рукой.
Предвижу бурю в тишине,
Опасен морем путь домой.
Молю, Господь, не проходи,
Как обещал, пребудь со мной.
Когда уверен в этом я, -
Благоуспешен будет путь.
Залог тому - любовь Твоя.
О, мой Господь, со мной пребудь!
31 сентября.
Сегодня случайно прочитал очень интересную книгу, которая навела на глубокие раздумья. Речь шла об одном преподавателе научного атеизма в московском ВУЗе. Однако его убеждения были абсолютно честны: он искренне считал, что Бог - это выдумка, и в этой выдумке даже не было ничего интересного, потому что существует другой, уже более реальный и осязаемый бог на земле, по имени человек. Перед величественной статуей человека, со всеми его добродетелями, великими позывами к добру и красоте, для профессора меркли и тускнели все достоинства мифического, как он считал, Вседержителя.
Однако наш герой имел несчастие родиться в тридцатые годы и угодить в мясорубку сталинских репрессий. Его, невиновного, арестовали и сослали в глухую колонию, затерянную в бескрайних просторах Сибири. Этот человек, потеряв в один день профессорскую кафедру и оказавшись с уголовниками, выносит неимоверные издевательства, всю тяжесть изнуряющего, отупляющего труда, но самое главное - живет в атмосфере постоянной ненависти и злобы.
И не таких крепышей мяла и давила государственная машина, а он сломался очень быстро. Захотел покончить с собой: полез под пилораму, чтобы распилить себя - так уж отчаянно и невыносимо было его положение и разочарование в идеалистических иллюзиях.
Профессор, когда-то обожествивший человека, теперь с ужасом осознает, в какую ужасную, зловонную яму порока может пасть тот же самый человек, в какого жестокого зверя превратиться. Все, чему он верил столько лет, что внушал студентам, дало громадную трещину, оказалось всего на всего наглым, чудовищным обманом.
Вся его жизнь превратилась в один непрекращающийся кошмар среди преступников, людей, потерявших человеческий образ и обратившихся в одну пронырливую, хищную, не ведающую ни стыда, ни совести, свору,
Как-то входит он в арестантское помещение, а кругом огоньками во тьме горят свирепые, звериные глаза. Достаются ножи. Слышатся шепотки, перебегают с нар на нары.
И он не выдерживает - начинает молиться, а вернее, читать наизусть старинный библейский псалом для собственного укрепления: "Господь - Пастырь мой. Если пойду и долиною смертной тени, то не убоюсь зла, ибо Ты со мною, Твой жезл и Твой посох - они успокаивают меня». Ему просто ничего не оставалось. Ему больше не к кому было обратиться. Говорят, что даже упрямое неверие уступает место молитве к Богу, когда жизнь совсем прижмет к стенке.
Молитва помогает, и его не трогают. Зато вся злоба, весь накал ненависти обращается на самих уголовников. Словно натравленные друг на друга, они устраивают кровавую бойню: бьют, режут, кусают друг друга...
Под конец, когда над беснующейся толпою взвивается огромный портрет вождя и все, словно под массовым гипнозом, начинают громко славословить «товарища Сталина», странные раздумья находят на нашего профессора. Наступает момент прозрения, он начинает видеть какую-то неведомую, таинственную связь между неверием, в котором закостенела Россия, и этими ужасными лагерями, изломавшими ого жизнь; между портретом вождя и этими озверелыми, одичавшими людьми, да и всеми русскими людьми, так нагло и жестоко обманутыми. Он понимает, что, отвернувшись от истинного Бога, люди стали поклоняться идолу, отказавшись жить во свете Слова Божия, стали жить в аду кромешном, отрекшись от евангельских заповедей любить друг друга, стали ненавидеть, мучить и убивать друг друга.
Он умирает на пути к Храму, в зимнем поле, делая отчаянные, судорожные усилия приблизиться к тому, что всю жизнь отвергал, и обрести ту драгоценную веру, которую всегда высмеивал... Странно, что когда я читал эти последние строки, то мне припомнились слова умирающего Гоголя в той его книге, к которой отнеслись с "хлестаковской легкостью в мыслях":
"Стонет весь умирающий состав мой, чуя исполинские возрастанья и плоды, которых семена мы сеяли в жизни, не подозревая и не слыша, какие страшилища из них подымятся..."
3 октября.
На выходные приехал в деревню, к родителям, Я уже очень соскучился по ним. К тому же, мне хотелось поделиться с ними всей той радостью, что я пережил в эти дни, открыть им путь к новой жизни, к тому блаженству, миру и покою, которые хлынули в мое сердце, когда в него вошел Иисус...
Я испытал, пережил это нежное прикосновение к сердцу Его ласковых рук, я увидел, как Он вел меня к Себе, допустил эту трагедию, чтобы обратиться к моему сердцу и войти в него, услышав мое приглашение… Какой нежный, ласковый, добрый! Какой Он удивительный Бог! Как умеет Он ставить меня в нужные обстоятельства, посылать нужных людей мне на пути, прикасаться к сердцу, утешать его, отгонять мои мрачные раздумья!… Раньше я предавался им, и сильно унывал, руки опускались от отчаяния, тоски и уныния. Если бы не Он, как бы справился я с этой ситуацией, со своей скорбью? Какой Он все-таки прекрасный! Как умеет Он утешить, прикоснуться к самому сердцу, успокоить ощутимо, явно всякую боль, всякую скорбь… Какое же Он бесценное сокровище для нас! Через веру, смирение, любовь к Нему Он посылает нам живительные соки, которые питают и подкрепляют нас и прав псалмопевец, сказавший про надеющихся на Него: и лист их будет зеленым во время засухи...
"Любите друг друга, как Я возлюбил вас" , - сказал Он когда-то Своим ученикам. Он возлюбил их, возлюбил нас, и продолжает любить, и от этого мрак жизни рассеивается, ужасы уходят, бессмысленность устраняется. Добро и любовь без Него - неполноценны, беззащитны, несовершенны, но в Нем - самая сила добра, надежная опора для него, корни всех добродетелей, всякой справедливости, всего высокого, светлого, святого и благородного…
Когда ехал в деревню в автобусе, рядом со мной оказался мужчина, лет 45-50, очень интеллигентной наружности. Мне захотелось рассказать ему о любви Христа, но с первых моих слов он стал меня перебивать и доказывать, что Бога нет. Оказалось, что он фанатично предан атеизму. Вероятно, он принадлежал к числу людей, каким-то образом связанных с наукой. Поэтому свою аргументацию он построил, привлекая научные знания, пытаясь доказать, что существование Творца - это миф, что все процессы совершаются в "силу естественной причины", что все развилось из первоначального хаоса "естественным путем эволюции", давно доказанной неопровержимыми свидетельствами.
- Вы говорите вздорные вещи! Якобы какой-то Бог создал человека, а я могу представить вам доказательства, что он произошел от обезьяны в силу естественного отбора и борьбы за выживание, которые являются движущей силой эволюции и всего прогресса.
Найдены черепа, раскрывающие постепенное развитие обезьяны, увеличивающийся объем мозга. В процессе эволюции совершенствуется рука, развивается прямохождение, гортань приспосабливается для издачи членораздельных звуков. И не только человек, но и все животные и растения прошли цепочку постепенных изменений и приведены эволюцией в настоящий вид. Все музеи заполнены этими переходными формами. Вы может быть, думаете, что и земля, и солнце созданы вашим мифическим Создателем? Милый мой, наука давно уже разбила эти мифы, держащие человека во тьме фанатизма и невежества.
Слушая его, я чувствовал, что мне становилось душно. Точно кто-то перекрыл воздух для дыхания. Он хотел убедить меня, что небеса пусты и мертвы! Он хотел доказать, что моего Господа, Которого я так полюбил, моего Небесного Отца, Который столько для меня сделал, не было!
- К тому же Его никто и никогда не видел! - хлестко заявил мой оппонент. - И я Его, извините, не видел и не вижу.
- Для познания какого-либо объекта бытия, - начал я робко, пытаясь подстроиться под его уровень - человек должен использовать соответствующие органы... Например, чтобы почувствовать красоту картины или пейзажа, нужно не завязывать глаза, а, наоборот, раскрыть их. Чтобы услышать красивую мелодию, нужно не затыкать уши, а открыть их. Точно так же, чтобы познать и увидеть Бога, нужно нечто совершенно другое, чем наши физические глаза, уши, или какие-то научные исследования .
Христос об этом так сказал: "Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят». А еще Библия говорит: «Стараетесь иметь мир со всеми и святость, без которой никто не увидит Господа".
Что бы вы могли сказать слепому человеку, если он заявляет, что картина, которой любуются все зрячие, не хороша? Что бы вы ответили глухому человеку, если он не может слышать прекрасную, чарующую музыку, которая удовлетворяет сами тонкий и изысканный вкус слушателя, и заявляет, что никакой такой музыки нет?
Точно так же вы, атеисты, не видите и не слышите Бога, потому что применяете не те органы восприятия. Нужно открыть духовные очи, очи сердца, очи веры, чтобы почувствовать, что Бог не только существует, но то, что Он наполняет Собою все, и жизнь без Него - это наоборот, отсутствие жизни, это выключенность из полноценного бытия. Кто прожил без Бога, тот просто проглядел жизнь.
- А мне нужны факты! - заявил мой ученый собеседник. - Я хочу знать, как устроена земля, луна, солнце, звезды. Я хочу изучать законы, движущие жизнью, процессы, которые имеют понятную, естественную, а не абсурдно-мистическую причину и следствие! В Библии этого нет. Там все нужно принимать на веру.
- Библия написана по большей части для верующих. Она не пытается доказать, что Бог есть, - слабо защищался я. -Бог знал, что верующий в Него столкнется с массой вопросов и сложностей и, поэтому,..
- Мы говорим, на разных языках, - резко перебил он и неприязненно закончил: - Все уже давным-давно перепроверено, и не о чем больше спорить. Наука идет все вперед, она все уже доказала, а количество людей, верящих в бабские сказки, все не убавляется. Хорошую пословицу сочинил про вас русский народ: "Заставь дурака Богу молиться, он весь лоб расшибет!"
Я совсем смутился. Я раскрыл перед ним душу, а он так грубо уколол меня! Мне стало очень больно в сердце. Но я знал, что проходить этот сложный, утыканный терниями, путь нужно со смирением, ничего не ожидая хорошего от этого мира.
Когда Христа пригвоздили, над Ним ведь тоже смеялись! И не такое терпели Его последователи в разные века. Их убивали мечем, отдавали львам на съедение, чтобы потешать публику на римских аренах, их сжигали на кострах, распинали на крестах, побивали камнями, они стонали в подземельях инквизиции и в сталинских лагерях. Однако не давали выхода злобе и мести, все покрывая великодушной, прощающей любовью, которой научил их Христос. Они смиренно и безропотно терпели, как бы ни оскорбляли их, как бы не терзали их душу и плоть!
Мне было горько и тягостно. Сам я не мог унять эту душевную боль, это болезненное, ноющее чувство. Я лишь помолился, чтобы Господь Сам просветил этого человека Истиной, чтобы помог мне справиться с тяжестью и болью на сердце, и продолжать любить его человека, несмотря на его грубость. «Без Меня не можете делать ничего», - вспомнились слова Христа.
- А вам известно, дорогой коллега, что многие именитые ученые, как, например, Паскаль, Ньютон, Ом, Ампер, Фарадей, Ломоносов, Ватт, Пирогов, Павлов, Эйнштейн были верующими людьми? - подал голос кто-то сзади. Я обернулся и увидел на заднем сидении пожилого человека в очках.
Красивые, белесые бакены на старинный манер благородно обрамляли его лицо. Во взгляде была ясность и простота. Казалось, что для этого человека больше не существовало неразрешимых вопросов и неразгаданных тайн, но все открыла ему мудрая, разрешающая все противоречия, делающая все яснее и проще старость...
Мой отрицатель так же повернулся к нему, смерил его презрительным взглядом.
- Это очередной миф, выдуманный для глупых людей! - упрямо заявил он.
- Я же думаю, что это вы щеголяете тут мифами, а не фактами, - спокойно и с достоинством отвечал человек в очках. - Впрочем, к этому пункту мы еще вернемся. Раз уж вы позволяй себе процитировать одно изречение, то неугодно ли вам выслушать и другое? И произнес его ни кто иной, как всемирно признанный гений, великолепный знаток русской души, Федор Михайлович Достоевский: "Атеистом так легко сделаться русскому человеку, легче, чем всем остальным во всем мире. И наши не просто становятся атеистами, а непременно уверуют в атеизм, как бы в новую веру, никак того не замечая, что уверовали в НУЛЬ. Кто почвы под собой не имеет, тот и Бога не имеет." Что же, и теперь я привожу вам выдуманные слова?
Как я обрадовался, услышав, что на моей стороне всемирно признанный гений, Достоевский! А то я начинал уже думать, что верят в Бога одни простые, незнаменитые люди. Атеист не ответил, а отвернулся, с оттенком досады и раздражения на лице.
- Эволюция, - продолжал старичок, - это ничем не доказанная химера, которую так же нужно принять на веру. В музеях, как вы говорите, нет ни одной переходной формы, так как ни одна еще не найдена. А этот лепет про объем мозга и прямохождение - старая сказка, ничего общего не имеющего с реальностью, сказка, которую пора сдать в архив. Мир мог быть создан Сверхмудрым и Сверхразумным Существом, и только Им.
- Кто Его видел?
- Но ведь воздух вы тоже не видите, однако это вовсе не мешает вам дышать им и жить... Мир очень целесообразен, сбалансирован, отдельные его части так искусно пригнаны друг другу, что невозможно не признать руку великого Мастера и Художника. Все слишком сложно устроено, слишком мудрено сконструировано чтобы произойти случайно. Не могут наручные часы эволюционировать в будильник, а потом, тем же самым эволюционным ходом стать большими, башенными часами.
-Я имел в виду не мертвую материю, а живую, - тихо и раздраженно процедил отрицатель. - Вы, наверно, не знакомы с трудовой теорией Энгельса, а в ней ключ ко всему. Именно труд произвел волшебное превращение из обезьян в людей.
- Что же, и бобры трудятся уже тысячи лет, однако не видно, чтобы они становились людьми, - с легкой насмешкой в голосе произнес седенький старичок. Этот простой довод подействовал на нашего противника совершенно обезоруживающе.
Он смутился и побледнел.
- Могу привести и другие примеры. В природе их очень много. Бабочки, как известно, откладывают яйца на капустные листы. Откуда они знают, что из их яиц вылупятся гусеницы, которым необходимо именно это пропитание, ведь сами бабочки не едят капустных листов? Кто открыл пчеле точную пропорцию и количество химических продуктов, чтобы сделать мед, удивительный на вкус и полезный продукт? В современных лабораториях при суперсложном оборудовании его не могут получить, да и вряд ли когда получат...
- Это просто инстинкт.
- Кто же вложил в нее этот инстинкт? Пчела, кроме всего прочего, еще и подмешивает к меду противогнилостные вещества, и она знает, где его находить. Мог бы человек, пусть даже вооруженный наблюдениями, знанием, разумом научить пчелу всему этому? Конечно, нет, А вы хотите доказать, что мертвая, неразумная природа каким-то образом привила это знание пчеле? Выходит, что природа разумней человека? А может быть, вы мне скажете мне, кто научил паука виртуозному, неподражаемому искусству плести паутину? А кто научил некоторых рыб стрелять прямо из воды по пролетающим насекомым и попадать прямо в цель? Ведь тогда рыбешке нужно высчитывать и скорость полета своей жертвы, и скорость силы бьющей струи... Наконец, кто позаботился о том, чтобы человеческий мозг был спрятан в надежном, крепком футляре, а сердце и легкие за грудной клеткой?
Человеческая клетка, человеческий мозг - это самая сложная и самая организованная матерая во вселенной, какая только известна нам, не говоря уже о строении человеческого тела и взаимосвязи всех органов, четкой сбалансированности и синхронности всех процессов в организме. И вы хотите сказать, что такой поразительно согласованный, отрегулированный, архи-сложный механизм, может быть создан слепым случаем? Значит, по вашему, слепой случай и некие неразумные, нецеленаправленные силы произвели на свет человеческий мозг и клетку, не говоря уже о других бесчисленных формах жизни? При всем своем техническом прогрессе человечество так и не смогло искусственно, из неживой материи сконструировать живую ткань в лабораториях. Все старания ученых, профессоров пошли прахом. Значит, человество, вооруженное всеми знаниями и открытиями, которые сделаны до сего момента, оказалось бессильно сделать то, что произвела мертвая, бессмысленная, неразумная материя? Это вы хотите доказать наукой, дорогой коллега? Это равносильно утверждению, что вихрь прошелся над свалкой, и в результате появился красивый лайнер, с мотором, каютами, кабинами, сиденьями, ремнями, готовый к взлету. Вы верите, что так может произойти? Тогда вы так же верите в чудо и незачем так упрекать молодого человека за его веру в чудеса.
- Это чудо природы.
- Так кто же ее создал, эту природу?
- Сама себя создала.
- Значит, было время, когда ее не было, а потом она вдруг возникла из ничего?
- Она была вечна.
- Тогда зачем ей было создавать себя, раз она уже существовала? Да и как вообще неразумный, мертвый камень и вода смогли произвести человека, наделить его разумом, памятью, волей, ощущением красоты, жаждой познания, стремлением к абсолютному и достоверному знанию? Ведь другие животные этим не интересуются!
- У человека есть разум, развившийся мозг.
- Значит, природа разумней его, раз дала ему этот мозг?
- Не буду спорить, не люблю фанатиков.
Отрицатель погрузился в мрачную задумчивость. Насупился, как мышь.
На автостанции, когда все вышли, мой защитник подошел ко мне и сказал жизнерадостно и бодро:
"Выше нос, молодой человек! Безбожие исчерпало себя и не имеет больше никаких прав на существование, ни научных, ни моральных. Нужно быть смелее, и не вдаваться сильно в философию. В Библии так и написано. А вот мой вам подарок, - с этими словами он достал из чемодана какую-то книгу.
- Атеисты не любят ее. А вы почитаете, может быть, окажется полезной. Счастливого пути! - он похлопал меня по плечу и удалился. Я взглянул на подаренную книгу. "Существует ли загробная жизнь?" П. И. Рогозин.
Мне стало радостно и светло на душе. Это был ответ на молитву. В лице этого человека, имя которого я даже не знаю, Господь Сам вступился за меня. Значит, Он помнит меня, значит, Он всегда меня видит! Я действительно дорог в Его очах! Я думал, что оставлен Им! Но в трудную минуту Он пришел, помог мне и ободрил меня, снял с души эту тяжесть, наполнил ее радостью! Какую отраду я чувствовал, когда слышал эти мудрые слова, примеры из природы, доказывающие существование моего Отца! Сердце мое оправилось от боли, от огорчения и опять возликовало! Слава Ему, моему дорогому, любимому, доброму Иисусу!
Дома меня приняли очень радушно. Накормили, обласкали. Мама даже всплакнула у меня на плече. Говорит, что сколько бы ни прошло лет, а я остался по-прежнему, как ребенок, такой же глупенький и наивный. Но это она произнесла по-доброму, с любовью-Вечером, когда мы все собрались, я стал рассказывать им о своей вере. Слушали с интересом. Задавали вопросы. Меня огорчило то, что часто осуждают других людей и очень суеверны. Верят в приметы, гадания, заговоры, шептания, "особые" молитвы. Но к чему все это? Бог - ведь не машина, не автомат, в который мы вкладываем одно, а получаем другое, нанимаем на одну кнопку, чтобы замигала другая, а Личность, Которую нельзя заставить действовать особыми молитвами и заговорами. Это даже кощунство какое-то, хула на Дух любви и свободы, который "дышит, где хочет". Зачем к чистому, кристальному напитку Евангелия примешивать темный яд суеверий, белой магии, таинственных явлений, выходцев с “того” света? Зачем собирать все в кучу: и сор и жемчуг?
Впрочем, когда я ложился спать, то ощутил огромное умиротворение. В эти несколько дней я словно заново родился, задышал полной грудью, расправившись от долгого, томительного, неуютного положения, которое долгое временя занимал. Я чувствую, как Господь открывает во мне кротость, радость, любовь, снисхождение к людям, и я поистине счастлив, обладая этим сокровищем. Мне было очень хорошо. Господь помог мне сегодня, посадил рядом нужного, знающего человека, потому что Он все предвидел и позаботился о мне. Ведь еще Давид знал, что "с престола, на котором восседает, Господь призирает на всех, живущих на земле: Он создал сердца всех их и вникает во все дела их. " Дела Его удивительны и полны Отцовской заботы и любви. Все меня рано или поздно подводило, рассыпалось в прах, за что ни ухватишься: люди предавали и обманывали, идеалы рушились, а Господь - нет. Он твердыня прочная, надежная, вечная. Постоянно взирая на Его милосердие, постигая Его верность, начинаешь глубже чувствовать свою ничтожность, черствость и неверность. Теперь я могу признаться себе, что во мне лично нет ничего доброго и хорошего, а что есть, все от Господа.
Странное дело! Оглядываясь на свою жизнь до обращения, я вижу, что раньше я искал настоящий идеал и красоту в мире, в людях и, не находя ее, проклинал и мир, и людей, считая все порочным, ничтожным, но был слеп к тому, что утонченный порок невидимым ядом вливался в меня, отравлял мою жизнь, отчуждая от людей и от всего мира. Я презирал "человеческий муравейник", воображая себя не то пороком, не то гением. Я воображал, что достиг самых высот совершенства и нравственности, однако моя добродетельность рассыпалась прахом, потускнела, как тускнеет свет электрической лампочки от яркого, заливающего солнечного сияния.
4 октября.
Я еще нахожусь в растерянности. То, что произошло, не укладывается в моей голове.
Проснулся я в это утро из-за крика. Родители о чем-то сильно ругались, пуская в ход даже грязные, нецензурные слова. Я быстро оделся и пошел их разнимать. Оказалось, они спорили из-за ничтожной мелочи, не стоящей выведенного яйца.
Я сказал им, что Богу неугодна их ругань, что они тем самым берут тяжкий грех на душу. Это совсем не по-христиански. Родители, подумал я, считают себя верующими, а первейших, элементарных заповедей не исполняют,
За обедом я снова завел разговор об этом. Но получил странную отповедь:
"Нас так воспитали, у нас не такая вера, как у тебя."
"Вы Евангелие читали хоть когда-нибудь?" - спросил я.
"Нет."
"А молитесь?"
"Да, я знаю наизусть несколько молитв, - отвечала мать. - Одна «Пресвятой Богородице», а другая: "Святый Крепкий". И еще назвала что-то.
Я стал им разъяснять, что им следует читать Слово Божие, размышлять над ним и выполнять его, и молиться не заученными молитвами, а своими словами, что они хотели бы сказать Богу. На меня посмотрели удивленными глазами. "А ты не осеняешь себя крестным знамением, когда молишься?" - спросили меня. Когда узнали, что нет, то еще с большей подозрительностью посмотрели на меня.
После обеда мать перекрестилась, быстро и торопливо пробормотала, молитву, прошла немного и, споткнувшись о ведро, стала кричать на отца, что он де такой бестолковый, поставил тут ведро.
Между ними опять началась сильная перебранка. С трудом мне удалось погасить этот взрыв ненависти, но я видел, как гневнее, невысказанные слова так и жгли им губы, а в глазах горела злоба.
Я понял, что родители живут в атмосфере постоянной ненависти и без меня эти мелкие стычки и перебранки разгораются в огромные, затяжные скандалы.
Просто немыслимо! Как же верующие в Того, Кто провозгласил самое нравственное учение, самую совершенную, жертвенную любовь, могут не только не любить друг друга, но и злословить и так сильно ненавидеть? Как же так вышло, что последователи Того, Кто есть "свет и нет в Нем никакой тьмы” не только не являют этого света, а наоборот, в их сердце гнездиться кромешная тьма? Я никак этого не мог понять.
Конечно, не читая Библию, молясь по заученному, механически крестясь, и думая, что это все, что нужно Богу, не мудрено остыть, охладеть, отпасть, по привычке считая себя христианином. Но было ли вообще чему-нибудь остывать? Была ли у моих родителей живая связь с Богом, которую убивает, и это очень хорошо чувствуется, любой грех, любая злая мысль? Почему это ужасное состояние не ужасает, но стало привычным, обыденным явлением?
Позднее, когда мать отдохнула после обеда, я спросил ее, ходила ли она когда-нибудь в Церковь.
"Да, - отвечала она, - ходила. Ставила свечки, крестилась, видела, как батюшка ходит с кадилом и что-то читает на каком-то старом, непонятном языке. Хор красиво поет, хотя и не разберешь, что, но приятно слушать."
"И ты ничего - не понимала? " - удивился я, одновременно вспомнив ясные, четкие проповеди, чтение библейских стихов в той церкви, где я был.
"А зачем, сыночек? Главное, это батюшка и все говорили, чтобы почаще осенять себя крестным знамением и класть поклоны, покупать свечки, вовремя говеть, молиться и учить новые молитвы. А потом перестала ходить. Наш поп спился и церковь закрыли."
Я покинул ее, потому что был очень взволнован. То, что открылось мне, поразило и шокировало меня.
Нужно было успокоиться.
Я собрался и вышел немного прогуляться. Забрел далеко-далеко, на обширную поляну, лег прямо на траву. Мне стало немного легче. День был веселый, теплый. Солнце грело по-летнему. Небесная высь была лазурна, чиста и светла. Я смотрел в небо долго, не отрываясь, Я словно стоял на пороге какого-то важного открытия.
Мне вспомнилось православное богослужение, пышные, блестящие одежды, дым от кадила, склоняющийся, крестящийся люд, свечи... Все чинно, пристойно, благолепно, но почему такие результаты?
Акцент начинает смещаться на какие-то действия, внешние обряды, ритуалы, богослужения, литургии со сложными, запутанными священнодействиями, которые почитаются чем-то святым, а не на возрождение человеческого сердца и укрепление связи с Богом… А меж тем русский народ так и остался в состоянии варварства, дикости, бескультурья, грубости, злобы, пьянства…. Вспомнилось, как Лев Николаевич Толстой как-то писал, что слова Христа "отдавайте Богу Божие" означали для людей отдавать Богу копеечные свечи, молебны, выученные слова молитв - вообще то, что никому, тем более Богу, не нужно, а все остальное, всю жизнь, всю душу - не Ему, а греху, злобе и своим похотям. Жандармы молились Богу перед образами, потом шли в застенок, били, пытали заключенных и выворачивали им суставы… Выполняли внешние обряды, а сердце оставалось неизмененным, злым, полным ненависти, это сердце оставалось закрытым для Иисуса, а стало быть, и ни капли любви в таком сердце не было…
Как грустно мне стало, что Россия не знала Слова Божия на протяжении стольких лет, людям не говорили, что там написано, не указывали на высшую цель - любить и удаляться от зла, а учили внешним обрядам, зажиганию свечей, поклонению людям, святым и угодникам вместо Бога… удивительно ли, что так часто на Руси бывали социальные взрывы, а в конечном итоге - Октябрьская революция, воинствующий атеизм, истребление верующих...
Но ведь были же, были на Руси святые люди, ходившие во свете Слова Божия! Самые выдающиеся лидеры православия понимали, что обряды без понимания их значения, зажигание свечей без огонька в сердце, поклонение украшенным деревяшкам без благоговения перед Всевышним - это ничто, сор и тлен, "медь звенящая и кимвал звучащий"! Они пытались проповедовать чистое Евангелие, отбросив все человеческие напластования. Однако странная была у них судьба. Александра Меня убили на пути в Храм. Вспомнилось, как я читал книгу, где были собраны беседы Д.М. Дудко. Этот священник помимо обрядов решил еще просто общаться с людьми, объяснять им основы христианской веры, отвечать на их вопросы, однако православное духовенство его сместило, несмотря на все просьбы и ходатайства прихожан…
Были на Руси и образованные, духовные люди, читающие Евангелие и сверяющие его с тем, что творится в православии! Например, известный критик Белинский как-то сказал о Христе, что "Он первый возвестил людям учение свободы, равенства и братствами мученичеством Свои запечатлел и утвердил истину Своего учения. И оно только до тех пор и было СПАСЕНИЕМ людей, пока не организовалось в церковь и не приняла за основание принципа ортодоксии. Церковь же явилась иерархией, стало быть, поборницею неравенства, льстецом власти, врагом и гонительницею братства между людьми, - чем и продолжает быть до сих пор."
Мне припомнилось стихотворение Мережковского, так поразившее меня когда-то:
"Христос воскрес" поют во храме;
Но грустно мне....Душа молчит:
Мир полон кровью и слезами,
И этот гимн пред алтарями
Так оскорбительно звучит.
Когда б Он был меж нас и видел,
Чего достиг наш "славный век",
Как брата брат возненавидел,
Как опозорен человек,
И если б здесь, в блестящем храме
"Христос воскрес" Он услыхал,
Какими б горькими слезами
Перед толпой Он зарыдал!
Вспомнились и другие факты, вычитанные в исторических книгах. Когда в Россию в конце прошлого века пришло евангельское христианство, то люди стали обращаться от обрядов к живому Спасителю, Иисусу Христу, стали собираться в молитвенных домах, читать Библию, общаться, делиться теми истинами, что Господь им открывает, петь песни, прославляющие Его. А Православная церковь с помощью карательного аппарата правительства начала преследовать, гнать, бросать в тюрьмы людей, которые в простоте читали Библию, общались с друг другом и молились своими словами, отойдя от пышных, красивых, ни ничего не дающих душе богослужений и обрядов православия.
К "сектантам" применялись инквизиторские методы, начиная от штрафов и кончая ссылками, побоями и издевательствами, что никак не указывает на присутствие духа любви в православных.
Хотя, если задуматься, откуда ему взяться, этому духу любви, если Слова Божия, учения Христа они не знали, возрождения человеческого сердца, познания Живого Бога не происходило, но было заменено внешними, усложненными обрядами, значение которых не всегда понимали?
Весь упор стал делаться на пышной, красивой форме богослужения, литургии… все внимание стали обращать на особое облачение священников, на живописные иконы, на расписной алтарь, т.е на внешнюю красоту и благолепие. Это само по себе неплохо, а плохо, что все это внешнее вытеснило живое, личное общение с Господом, Отцом Небесным, вытеснило само Слово Божие.
Как печально, что православная церковь учит поклоняться и молится посредникам, ходатаям, святым и деве Марии, совсем игнорируя ясные указания Бога в Библии, что Иисус - единственный Посредник и Ходатай между человеком и Богом, совсем не придавая внимания апостольской практики молиться непосредственно Богу. Традиции, предания и мнения человеческие, не посчитавшись, не сверив со словом Божиим, ввели в церковь почитание и молитвы людям, создали целый пантеон святых на небе и целую иерархию священников, архимандритов, архиерев, митрополитов, патриархов, которым так же кланяться и целуют руки.
В притче о блудном сыне в образе отца Иисус изобразил Самого Бога, Который ждет блудных сыновей Своих, чтобы они поскорей вернулись, обратились к Нему, готов выбежать им навстречу, обнять и расцеловать, залить душу потоками Своей милости и любви… Однако совсем другая мысль скрывается под православной практикой обращения к святым и угодникам: Бог слишком свят и страшен, чтобы непосредственно к Нему обратиться. Поэтому нужно обращаться в молитвах к разного рода угодникам и святым, т.е. к тем людям, которые приблизились к Богу в течении своей благочестивой жизни. Их, мол, Бог послушает, а нас, грешных отвергнет… Какое противоречие со Словом Божиим, Библией! Неужели священники и прихожане совсем ее не читают? А если читают, почему не видят, что на протяжении всей Библии Господь, Творец, великий и милосердный Отец зовет людей к Себе, а не к кому-то другому… что Он готов услышать молитву покаяния самого последнего грешника и снизойти к нему. Ради этого Он и приходил в наш грешный, порочный мир. Будучи Святым и Совершенным, Он, однако, общался с отбросами общества, мытарями, проститутками, которых презирали «святые и благочестивые» фарисеи, а умирая на кресте, выслушал покаянную молитву разбойника и обещал взять его в рай в тот же самый день.
Когда Сын Божий умер на кресте, то завеса в иерусалимском храме раздалась сверху до низу. Тем самым Бог Сам в неизреченной милости разорвал все завесы, сокрушил все заслоны и перегородки между Ним и человеком. Зачем же сооружать их вновь?
Стали вспоминаться и другие обряды православия, а в частности - отпевание покойников. В основе этого обряда лежит идея, что после смерти человека можно молитвами и ритуалами поправить его положение, изменить его участь в вечности, даже если человек прожил всю жизнь во грехах и безбожии, так и не обратившись к Богу. Но ведь Иисус нам так ясно все рассказал о загробной участи в истории о богаче и Лазаре. Богач наслаждался и роскошествовал на земле, не думая о вечности. А когда попал а ад, то услышал жуткую истину: после смерти нет покаяния, нет прощения, что все это он должен был пройти на земле, в предоставленный ему Богом срок. Напрасно он молит послать ему Лазаря. Ветхозаветный праведник Авраам отвечает, что между адом и раем «утверждена великая пропасть, так что хотящие перейти отсюда к вам не могут, также и оттуда к нам не переходят».
Все нераскаянные грешники услышат за порогом смерти строгий голос Христа: "Отойдите от Меня все делатели неправды, никогда не знал вас. Идите в огонь вечный, где будет плач и скрежет зубов." Покаяние, обращение к Богу возможно лишь в этой жизни, где еще звучит нежный призыв: "Приидите ко Мне, и Я успокою вас." Вот почему земной срок, хоть и краток, но так должен быть драгоценен для нас. Что же, если православные читают Библию, то как они могут об этом не знать? Или доход от отпеваний им дороже самой Божьей истины?
Что такое крещение?
Когда, однажды, мне довелось проходить по пляжу, на шее у многих молодых людей я увидел сверкающие на солнце крестики - свидетельство крещения. Но так непристойно они себя вели, такими грязными словами ругались, что я был просто поражен: неужели им ничего не прочитали из Библии, ничего не объяснили, ничего не сказали о том, к чему их обязывает крещение? Неужели сами священнослужители действительно думают, что, окропив человека водичкой и тем самым, успокоив ему совесть, дав ложную надежду на вечную жизнь в раю избавление от наказания за грехи, они не только распространяют и подкрепляют своим авторитетом выгодное им заблуждение, но и напрямую губят человеческие души, которые Христос приходил спасти от греха и наказания за него? И как могло так случиться, что служители Того Самого Бога, Который, как говорит Библия, "города Содомские и Гоморрские, осудив на истребление, превратил в пепел, показав пример будущим нечестивцам" явились сами рассадником Содома и Гоморры, ибо какое иное название подобрать к тому, что вытворяли эти, с позволения сказать, "крещенные"?
И не к ним ли обращался Христос, когда сказал гневные слова: "сами не вошли в Царствие Божие и других не пускаете"?
Всеми своими проявлениями и обрядами православие как бы говорит человеку: иди, греши, мы тебя покрестим, исповедуем, а потом, после смерти, в случае чего, отпоем, лишь бы деньги у тебя были.
Хотя я допускаю, что и в недрах православия есть истинно духовные, верующие, возрожденные от Духа Божия люди, нашедшие в Иисусе единого Спасителя. Однако в целом, не говоря об исключениях, православие мне кажется искажением и даже карикатурой великой идеи христианства. Взяты символы, имена, названия христианства, однако много того, что не только не подтверждается в Слове, изреченном Богом, но и прямо противоречит ему.
Мне, может быть, возразят: но ведь корни нашей истории уходят в православие и множество предании, традиций, легенд России сложилось под его влиянием. Да и само православие - ни что иное, как собранные в купе исторически сложившиеся обряды и ритуалы. Нельзя же отречься от своих корней?
"Зачем ученики твои преступают предание старцев?" - спросили когда-то Христа книжники и фарисеи.
"Зачем и вы преступаете ЗАПОВЕДЬ Божию ради ПРЕДАНИЯ вашего?" - ответил Он.
5 октября.
Вечером, накануне моего отъезда, мать подошла ко мне и сказала: “Не сердись на нас, сыночек. Мы люди темные, неграмотные. Все время жили в грязи, ругани... Таким чистым, как ты нельзя быть… Мы прожили тяжелую жизнь…” Она разговорилась. Рассказала многое, о чем раньше или молчала, или не любила говорить.
Она поведала мне о своих переживаниях и тяготах, когда сталась одна, без мужа. (Он бросил ее, женился на другой, но потом развелся и опять пришел к ней). Она вырастила меня одна. Потом сильно заболела, да так заболела, что от невыносимых болей чуть не наложила на себя руки. Взяла веревку, пошла в сарай, но опомнилась. "Думаю, придет мой сыночек со школы. "Мамка, мамка!" - закричит, а я - вешу, язык на бок. Ведь ты испугался бы! Кому ты был нужен? Кто бы тебя так любил? Кто накормил и приласкал, чужая тетя?"
Все это она говорила со слезами, в глубоком волнении. Потом рассказала о том, как умерла у нее на руках двухлетняя девочка, которая была бы моей старшей сестрой, мне стало неловко, и сердце стеснила какая-то мука. Взволнованный, прерывающийся голос, блестящие полосы на ее щеках - следы от слез - очень тронули меня за живое.
Слушая о ее тяготах, нелегкой женской доли матери-одиночки, о тяжелом изнурительном труде в колхозе за трудодни, которые не оплачивались, после которого она страдает многими болезнями, я невольно задавался вопросом:
"А как же мой любящий Господь? Неужели все это проходило на Его глазах? И Он ничего не сделал, не помог, но все попустил: и эту страшную жизнь, и эту смерть ребенка, после которой мать изорвала себе сердце и изошлась слезами!"
Я подумал о Марии... А если я она умрет у меня на руках, или навеки останется душевно больной? А как же моя надежда, с которой я жил столько дней? Как же моя вера? Мой Господь? вспомнились мне слова, сказанные той доброй старушкой, которая привечала меня когда в Церкви, что на всякого верующего налагается крест скорбей и тягот, что его нужно нести до конца жизни.
Значит, одинокая, холостая жизнь и потеря того, кого сильно любишь, может быть моим крестом?
Я находился в отчаянном и горьком расположении духа. Душа моя металась и рвалась на части. Что-то кипело во мне дерзкое, вызывающее, чувство возмущения, протеста... Вспомнился тот случай, когда Господь воскресил единственного сына у одной вдовы, сжалившись над нею. Но это было однажды, теперь этого не случается. Тогда неумолимые законы покорились, расступились перед любовью и состраданием, теперь же они безраздельно властвуют, жестоко разлучая людей. Неужели ничье сердце не сжалилось тогда, не пролило слезы над горем матери, потерявшей дитя? Это было ужасно, чудовищно. Так не должно быть...
Я долго не мог успокоится, усмирить расходившиеся, раскаленные до бела мысли, хотелось плакать, кричать! Все внутри протестовало, взрывалось, бунтовало против того, что я узнал сегодня.
Потом - затих, немного успокоился. Дело уже клонилось к ночи. Нужно было молиться, а я не хотел и не мог. Но все-таки заставил себя.
"Боже, ведь Ты не можешь лишить меня ее? Ведь Ты не такой. Ты ведь сжалился над вдовою и ее сыном..." - лепетал я. Но потом моя молитва утихла. Я сам ощутил, что она была неискренняя. В ней сквозило что-то мое, мои личные, своекорыстные цели, мое личное благо и земное счастье, за которое я вцепился судорожной хваткой. Так нельзя, подумал я. "Не собирайте себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют, где воры подкапывают и крадут..." - отчего-то вспомнилось мне. Это были слова из Нагорной проповеди Христа, Того Самого Христа, у Которого я вымаливаю земное сокровище.
И я вдруг понял, что в эти несколько минут перестал быть христианином, быть Христовым, потому что мой Господь не заботился о Себе. Он пришел к людям, чтобы быть им слугою, Он мыл им ноги, исцелял, воскрешал. Не о Себе Он думал, когда пошел на крестные муки, чтобы страдать и умереть опять-таки за, людей... А я думаю лишь о себе и унизительно вымаливаю у Господа мое земное благополучие, жизнь с любимым человеком.
Что-то во мне надломилось... Я смирился и утих. Понял, что жизнь не принадлежит мне, раз я собственноручно отдал ее Ему.
Я лег спать, но невыплаканные слезы жгли и томили меня. Темные, удручающие думы бродили в голове. На душе было ненастно, мрачно, глухо.
Так надо - утешал я себя. Надо покориться.
Если на земле одни несчастья, боль и слезы, значит, так угодно Господу и я не смею просить у Него что-то. Как-то Он сказал праведнику Иову, жестоко пораженному проказой, но никак не могущему понять, в чем он провинился: "Кто сей, омрачающий Провидение без смысла?.. Ты хочешь ниспровергнуть суд Мой, обвинить меня, чтобы оправдать себя? Такая ли у тебя мышца, как у Бога? И можешь ли возгреметь голосом, как Он?" Нет, не могу. Разве позволительно ничтожной пылинке подымать свой голос, когда идет ураган?
Я чувствовал, что уже скользил не по краю пропасти, зияющей бездны сомнения, ропота, а уже вниз, со стремительной скоростью, словно подо мною кто-то убрал всякую опору, всякую твердыню, на которой я до того мирно стоял и наслаждался теплом и светом от Божественных лучей ...
Странно шумел сад за окном. Поникшие кусты трепетали от налетавшего ветра и от холода. Наш старый сад...
И тут мне вспомнился Христос, мой кроткий Пастырь, там, в Гефсимании, в темном и пустынном саду, наверное, похожим наш, когда Он умолял Отца пронести чашу страдании мимо Него... Значит, не глухая стена, не железная неумолимость и неприступная, высокая башня, но Он - благой и любящий... Значит, Он все Сам испытал, прошел всю бездну отчаянья, одиночества, непонимания, гонения, выпил до дна всю чашу безысходности.
Он так возлюбил меня, что пошел на позорную, мучительную смерть, чтобы покрыть Своей невинной Кровью все мои грехи, неправедные поступки, разлучавшие с Богом и обрекавшие на вечные адские муки…И все для того, чтобы доказать Свою любовь, чтобы человек увидел, оценил эту любовь и воспылал бы к Нему ответной любовью… Он отдал Себя на избиение, позор, Его били, издевались над ним, бичевали (римскими бичами с вкрапленными железками) так, что куски мяса с кровью вылетали из тела; били тростью по голове, смеялись, издевались, возложили терновый венок на голову, и кровь от острых шипов полилась Иисусу прямо на лицо…. Потом Его, измученного бессонной ночью, допросами, бичеваниями, повели на казнь. От бессилия, от изнеможения, от ран Он упал, не в силах нести крест дальше… А на Голгофе Его, Бога во плоти, распяли, раздели, прибили руки и ноги к дереву, продолжая издеваться и проклинать… А Он молился за палачей: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают»… Распятый, избитый, оплеванный Спаситель мой висит на кресте, молясь за прощение врагов… И все это ради нас, ради меня из-за безмерной, непонятной, огромной, превосходящей разумение любви ко всем людям, ко мне…Кто еще так любил меня? Кто бы еще мог сделать это для меня? Только Он, таков мой Иисус. Как хорошо мне было с Ним! Какую невиданную, неслыханную любовь Он явил мне! Сколько света Он пролил в мою серую, мрачную жизнь, как преобразил, озарил ее! И я смею еще в чем-то сомневаться?
Я опять стал опять молиться, но на сей раз каяться, просить прощения за ропот. И - о чудо! - мрак стал отступать, моя молитва, не долетавшая раньше до потолка, взмыла теперь под самые небеса, объединила и связала два сердца: Его и мое. Тьма уходила, душа ликовала: что-то светлое, неизмеримо большое входило в нее, наполняло своими лучами. Стало вдруг немыслимо легко и тихо. Христос усмирил эту бурю во мне. "Но каждый раз Ты шел ко мне..." - зазвенели в моей памяти слова из той христианской песни, которая особо тронула мое сердце в церкви. - Ты шел ко мне...» Действительно, Он пришел, когда началась буря внутри меня, пришел и успокоил ее…Слезы текли из глаз, голос мой дрожал, но сердце пело Богу. Ведь не деспот, не тиран держит в руках мою жизнь. Он, плакавший в Гефсимании; Он, сказавший как-то: "Отче, для чего Ты оставил Меня?"; Он, прошедший все страдания и муки, какие только можно вообразить, но самое главное - весь ужас богооставленности, презрительные насмешки и плевки в Свою любовь!
Но Он воскрес, восстал из гроба, победил смерть, зло, все силы ада, вознесся и ждет там, на небесах, всех Своих! И горе и беда здешние ничего не стоят в сравнении с той славою, которая откроется в нас, когда мы окажемся в Его объятиях!
Но как же все зло этого мира? И разве может оно быть от благого и милосердного Отца, Который прощает, подымает таких грешников, как я? Как же страдания матерей и детей? Как же вопль оскверненной и попуганной земли? Но ведь мир не таков, каким он вышел из рук Творца! Первоначально-прекрасная картина исказилась, живые, яркие краски смешались в одну серую муть, утеряв всю красоту и гармонию со времен грехопадения.
Вспомнились вдруг слова Христа, которые были когда-то моей путеводной звездой: "Придите ко мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас". Зачем "придите"? Откуда "придите"? Не из того ли самого мира, который обречен на страдание, потому что отчужден и далек от Бога? Ведь и блудный сын тоже бедствовал, так как был слишком далеко от отца. Куда "придите"? Не в объятия ли Христа, чтобы успокоиться, чтобы боль ушла? Если в мире все так было бы хорошо, то зачем было Христу приглашать к Себе "всех труждающихся и обремененных"?
Я взял в руки Библию (она оказалась рядом) и открыл ее. То, что я прочитал, потрясло меня: "Целый день простирал Я руки мои к народу непослушному и упорному"...
Я лег спать, но знал, что мне долго не уснуть от переполнявшей душу радости.
И опять воспоминание. Конечно же, старец Зосима! Ребенок умер, покинул этот страшный мир, эту землю, пропитанную до корней слезами и кровью человеческими, как выразился Достоевский. Но где теперь его душа? С Господом, ликует и радуется в вечных обителях. А если бы этот ребенок прожил эту жизнь, кто знает, не опустился бы он на дно пороков, не деградировал бы? А ведь теперь он в Вечном Царстве!
7 октября.
На следующий день я покинул родителей и уехал домой. По дороге я опять заговорил с соседом по сидению, которым оказалась миловидная девушка с голубыми глазами и светлыми волосами.
Она выслушала меня очень внимательно и благосклонно, но когда она начала говорить после моего свидетельства, оказалось, что она так ничего и не поняла.
Она говорила, что желает всем добра, помогает нуждающимся, подает милостыню, никогда не употребляет в речи плохих слов, не читает грязных романов, дружит с одним парнем, по - видимому, ее будущим мужем.
- Это все, конечно, хорошо. А какое место занимает в вашей жизни Бог? - спросил я ее.
- А я и без Бога правильно живу, не делаю никому зла, а это, я считаю, главное.
- Значит, вы никогда никому не солгали, никому не сказали плохого слова, ни разу ни на кого не рассердились? Вы абсолютно чисты?
- Нет, - ответила она и нахмурилась, - но мои добрые дела перевешают злые я могу жить и без Бога, ведь Он, я думаю, нужен только тем, кто не знает, как жить правильно, кто не отличает добро от зла.
- А вы вообще верите в Бога?
- Да, верю.
Я достал Библию, открыл вторую главу Иоанна и прочитал: "... тем, кто приняли Его, верующим во имя Его, дал власть быть чадами Божиими, которые не от крови, ни от хотения мужа, но от Бога родились..."- я перевернул страницу -" Истинно, истинно говорю тебе: если кто не родиться свыше, не может увидеть Царства Божия" Вы приняли Христа? Вы родились свыше или, иначе говоря, от Бога?
Она ничего не ответила, лишь подозрительно покосилась на книгу, которую я читал.
- Бог создал нас не просто затем, чтобы мы жили нравственной жизнью. Самое главное - это познать Его лично, вступить с Ним в близкие, личные отношения, чтобы Он Сам вел нас по жизни, Сам учил нас…
-Я сама знаю, как мне жить.
- Неужели вы думаете, что вам не зачтется в вину, что вы прожили эту жизнь без Него?
- Судить Ему нужно не меня, а всех жуликов, мошенников, воров и убийц. Я никого не убила.
- Вы так думаете, потому что не знаете Слово Божие. Да, таких людей Бог обязательно будет судить, но в Библии еще сказано, что нет на земле ни одного человека, который не был грешным и не нуждался бы в прощении грехов, а поэтому, в глубоком, сердечном покаянии. Ведь если можно было угодить Богу лишь добрыми делами, то зачем страдал Христос? Не было бы надобности ни в распятии, ни в искуплении грехов наших. Подумайте об этом.
Девушка фыркнула:
- Не разводите тут демагогии. Заладили одно и то же: грехи, Бог. Я, быть может, хочу жизнью насладиться, а вы мне: грех да грех.
Я замолчал, потому что понял, что продолжать беседу было бессмысленно. Лишь помолился за эту девушку. Почему-то с грешным, нехорошим, недобрым, неправильным Гастоновым было в сто раз легче разговаривать, чем с этой высоконравственной девушкой. Еще раньше я мучительно ощущал, что люди меня не понимают, но теперь это ощущение еще более усилилось. Разговаривая с родителями и случайными попутчиками, я видел, как между мною и ними, "нормальными" людьми вырастает настоящая стена отчуждения, о чем Христос нас предупреждал.
Однажды меня посетило странное ощущение. Это было, когда я ждал на остановке автобус, а рядом стояла большая толпа, состоявшая в основном из молодежи. Слышались оживленные разговоры, а нередко и взрывы хохота, непринужденная болтовня о пустяках - все было так, как бывает обычно. Но ведь если смотреть правде в глаза, а не отворачиваться от нее, то все они без глубокого, искреннего покаяния, без перемены взгляда на Бога, на себя и на грех, все они погибнут, вся эта пестрая и смеющаяся, разнородная толпа идет прямиком в ад и даже не подозревает об этом, а все напоминания считает шуткой или выдумкой! "Широки врата и пространен путь, ведущий в погибель, и многие идут им!" - предупреждал Иисус. Но ведь это страшно: быть навсегда разлученным с Богом, Творцом жизни, Источником и Даятелем всего, Альфой и Омегой, Началом и Концом всего сущего!
Всю нашу земную жизнь окутывает какой-то покров лжи, житейский туман, сквозь который не видно самого главного. А когда человек попадет в вечность, окажется перед лицом Того, Кто отбросит все маски, все покровы и обнажит перед человеком его душу во всей ее ужасной наготе и грязи, что тогда?
10 октября.
Общение в церкви и чтение христианских книг много укрепляет и поддерживает. Мое свидетельство неверующим становиться более осмысленным и глубоким, и убедительным, хотя, для некоторых оно не более, чем "юродство".
Все более и более убеждаюсь в том, что мир так устроен, что вера в святого и милосердного Бога противоречит всему укладу жизни; духовное не вписывается в обычную, повседневную жизнь, оно - словно инородное тело в четко отлаженном механизме. Однако во время Страшного Суда этот механизм будет сломан, и ничто уже не восстановит его. Из огня, в котором сгорит этот мир, как птица Феникс, восстанет новый мир, где Бог будет править безраздельно. Веруя в Бога и мысля свою жизнь как одно лишь приготовление к другой, более лучшей, собирая сокровища небесные, а не земные, человек начинает идти против всего уклада жизни, совершенно в обратное направление тому, куда идет весь мир, а идет он в погибель. И вообще жизнь христианина - жизнь, противоположная всему миропорядку, жизнь верою, ожиданием, "уверенностью в невидимом".
Дня два - три назад, зайдя в книжные магазин, я увидел несколько отдельных полок, а на них - множество красочно иллюстрированных книг о восточном мистицизме. Рядом с этим особым стендом сидела невысокого роста женщина, с бантиком в черных волосах. Заметив, что я остановился напротив ее книг, она очень эмоционально начала рассказывать о своей вере. Слушая ее, я еще раз убедился, сколь различны наши веры. Когда же я ей сказал, что верю в Христа, она уверенно сказала:
- Но ведь это одно и то же, только по-разному называется. Ваш путь - это путь любви, он мне известен, и он очень труден, мой путь лучше и легче. У вас все построено на одной вере, а у нас все видится, все чувствуется...
- А вам известно, что Христос сказал такие слова: "Я есть путь, истина и жизнь. Никто не приходит к Отцу, как только через меня. Я есть дверь, кто войдет мною, тот спасется. Ибо нет иного имени под небом, данного человекам, которым надлежало бы нам спастись"? Библия ясно говорит, что тот, кто не проповедует Христа, заражен духом лжи, духом антихриста, врага и соперника Бога Живого.
Лицо ее, сиявшее еще неравно таким упоением, таким вдохновением, вдруг омрачилось. Она кивнула кому-то. И тут ко мне подошел плечистый парень и, оглядываясь по сторонам, тихо, с угрозой сказал:
- Иди отсюда, пока цел.
Я ушел, однако эта встреча не прошла для меня даром. Она вызвала глубокие размышления о других вероисповеданиях.
В наши дни возрождается одно очень опасное заблуждение, что все пути ведут к Богу, что все религии учат одному и тому же: добру, любви, самопожертвованию и т.д.
В восточных культах главное чертой, характеризующей весь религиозный настрой у людей, является невмешательство, не действие, не активность, а пассивность, расслабленность, вопреки ясным словам и призывам Христа к активному действию.
Мир для человека, имеющего религиозное сознание востока, - это иллюзия, "майя", нечто наподобие сна или грез. А высшей реальностью и действительностью является то состояние, которое достигает медитацией, расслабленность, углубление в себя и общение с богами. (Кто эти боги, мы еще поговорим).
Вера в карму и перевоплощение противоречит всему духу христианства. Когда человек очищен, прощен, омыт кровью Христа, ему нет никакой надобности перевоплощаться в других телах и для него не нужен неумолимый закон кармы. После смерти он сразу попадет в рай, будет вечно с Господом, как раскаявшийся разбойник.
К тому же, вера в карму подрывает основу для помощи, благотворительности ближним. Зачем, в самом деле, помогать человеку, облегчать его страдания, если он все это справедливо заслужил, пусть не в этой, то в других жизнях еще неизвестно, за что?
Помогая человеку, мы только отсрочиваем справедливое воздаяние. Зачем мешать закону кармы? Он сделает сам свое дело, кого надо - вознаградит, а кого и накажет. Поэтому-то на востоке, особенно в Индии, такая нищета и бедность. Помогать ближнему никто не стремиться. Основной уклон делается на медитирование и пассивность. Учение о карме, кстати, служит стержнем кастовой системы и оправдывает неравное положение богатых и бедных, властителей и неимущих.
Библейский Бог ясно сказал, что человеку предстоит ОДИН раз умереть, а потом - суд, все предстанут пред судилищем Христовым, чтобы каждому получить соответственно тому, что делал, живя в теле, худое или доброе. Между прощенными и не прощенными грешниками будет "утверждена великая пропасть". Человеку дается всего ОДНА жизнь, и от того, как он ее проживет, а именно: примет ли прощение от Бога, примириться ли с Ним через Иисуса, зависит его вечная участь и его положение на суде. Бог других, нехристианских религий какой-то совершенно другой бог, нежели библейский. Люди, верующие в этого другого бога, думают, что они появляются здесь, на земле, весьма часто, каждый раз в новом теле.
Странное заблуждение! Не внушение ли это "бога мира сего", кого Иисус назвал "отцом лжи"? Ведь это заблуждение, поскольку дает ложную надежду и успокаивает совесть, может стоить человеку вечного спасения.
Бог Библии - это святой Бог, не терпящий греха в Своем присутствии. Человек, так как он грешен, может приблизиться, к святости Бога только через Иисуса, Который взял на Себя этот первородный грех. Помимо Иисуса у настоящего Бога не может быть с человеком никакой связи, никакого взаимодействия .
"И, отошел немного, пал на землю и молился, чтобы, если возможно, миновал Его час сей; и говорил: Авва Отче! все возможно Тебе; пронеси чашу сию мимо Меня, но не чего Я хочу, а чего Ты."
Если было бы возможно приблизиться к Богу без жертвы Христа, Бог действительно бы "пронес чашу сию" мимо возлюбленного Сына. Если бы человек мог прийти к Богу не через Христа, а через Будду или Конфуция или Магомета, то зачем Христу было мучаться под бременем наших грехов?
И вообще, в сравнении со Христом, все основатели других вероисповеданий выглядят очень бледно.
За тысячи лет Бог дал ветхозаветным пророкам обещание послать Мессию. Было известно место Его рождения, и как Он родиться, как будет жить, как учить, как умрет и как воскреснет. Ни с одним из основателей других религий не случалось ничего подобного. Никто не предсказывал их прихода. Никто из них не воскресал и не являлся ученикам воскресший. Их могилам, их праху теперь поклоняются, а могила Одного мужа, удостоверенного Богом, пуста. Ни один другой религиозный лидер не говорил Своим ученикам: "Дана мне всякая власть на земле и на небе... и вот, Я с вами во все дни до скончания века." Все другие учили истине, Он сказал, что Он и есть Истина. Все другие учили, что есть Бог, Иисус назвал Себя Богом во плоти и удостоверил это многими чудесами и славным Своим воскресением.
Можно ли их вообще сравнивать?
И наконец, большой удар по концепции экуменизма (общности всех религий) нанесла для меня книга одного восточного учителя, который впоследствии стал христианином и порвал с индуизмом. Это "Смерть одного гуру" Рабиндраната Махарая. Книга эта вскрывает поразительные факты и содержит изумительные прозрения. В свете того опыта, который прошел автор, модное нынче убеждение, что все религии ведут к Богу, рушится, как песочный домик под напором настоящего урагана.
Увлечение медитацией, восточным мистицизмом привело автора к таким последствиям: высокомерию, гордости, кичливости высоким положение учителя. Порою в приступах злобы, доставлявших ему потом горькие сожаления, он мог делать невообразимое. Однажды он поднял тяжесть и метнул ее в свою тетю. Для нормального человека поднять эту тяжесть было немыслимо.
В процессе медитации он чувствовал блаженство, отрешенность от мира, а когда приходил в себя, ощущал душевную пустоту; хрупкий внутренний мир легко рушился. Малейшее неосторожное замечание выводило его из себя, и его охватывало такое бешенство, что он хватал плеть и стегал ею деревянный столб, а иногда и своих родных.
Среди богов, которые встречались ему в процессе медитации, не было ни одного доброго, нежного. Напрасно он читал мантры, совершал ритуалы, чтоб их умилостивить. В жизни он порою чувствовал их грозное вмешательство, всегда ведшее к боли, страху и отчаянью. Однажды оборвался канат, выдерживавший несколько тон, но не выдержавший его, и это чуть не стоило ему жизни. В другой раз невидимая рука столкнула его с едущего грузовика, и он получил серьезную травму. В третий раз что-то давало ему оторвать ногу от дорожки, по которой двигался тяжелый каток, раздробивший ему ступню.
Боги мстили ему за то, о чем он не подозревал.
Вскоре он оказался в глубоком духовном кризисе, в тупике неразрешимых вопросов, с неутоленным, тяжким неудовлетворением жизнью.
Но в глубине его души теплилась вера, что есть настоящий, любящий Бог.
Однажды, когда ему, великому учителю, воздавались божественные почести, Рабиндранат внутри себя услышал голос Этого, Неведомого Бога. И Бог сказал ему, что он - всего лишь человек и никак не заслуживает того поклонения, которое ему оказывали. Для Рабиндраната этот внутренний голос был потрясением. Этот истинный Бог, Творец вселенной не только не походил на индусских божеств, наоборот, чем ближе он подходил к ним, тем дальше уходил от истинного Бога, Которого искал.
Но пришло озарение, он познал милость Христа, принял Его искупительную жертву, и после этого события жизнь его резко изменилась. Исчезло духовное опустошение, неудовлетворение; душа наполнилась миром и счастьем.
Милость Христа не сравнима с поведением других богов, которым он до этого служил. Что же ему открылось? В медитации он вступал в контакт ни с кем иным, как с бесами, демонами, и сила, которая появлялась у него в припадках ярости, - была от них. И высокомерие, и раздутая гордость, и пустота в сердце - все было последствием общения и контактов с темными, злыми силами.
После обращения ко Христу он вынес из дома все статуэтки богов, идолов, бывших для него проклятием столько лет, а высокое положение "учителя" он променял на незначительное, ничего не дающее в этом мире звание христианина. После этого его ближайшее окружение, семья, друзья - отвергли его, вопреки сказке, будто восток принимает все религии. Но если раньше его возмущала малейшая непочтительность, то теперь он с кротостью переносит все оскорбления, насмешки и проклятия за то, что предал веру предков и порвал с многовековой традицией. Когда же ему становится совсем невыносимо, после его сердечной молитвы ему явился Сам Иисус, окруженный неземным сиянием, и укрепил Свое страдающее дитя. " Мир Мой даю Тебе," - услышал он тихий голос Святого Страдальца.
Потом он уезжает в Европу и становится миссионером.
Разговаривая с обращенными наркоманами, автор сделал еще одно открытие. То, что испытывал он, медитируя, то же испытывали и они, приняв дозу. Причем, каким-то неведомым образом им прививалась философия востока: то же понятие о карме, перерождении, майе, об абсолюте, с которым нужно слиться. Личные, близкие отношения со Христом, как с лучшим другом, не имеют, кстати сказать, ничего общего с растворением в безликом абсолюте, Брахме. Иисус обращается к нашему разуму и сердцу, а в индуизме разум нужно отключить.
Вернувшись домой, на свою Родину, в Индию, он другими глазами смотрит на нее.
"Бедность, нищета, болезни и религиозные предрассудки просто подавляли. Миллионы людей влачили жалкую жизнь на улицах городов, не имея даже глиняной мазанки или землянки, которую можно было назвать домом.
Они умирали там, где и родились - в подворотне или на грязной дороге, тщетно умоляя своих богов проявить хоть немного любви и заботы и получая взамен еще большее чувство страха перед ними. Жить и умереть в ужасной нищете, постоянно слыша о том, что ты на самом-то деле бог и тебе нужно только "осознать" этот факт, - кто мог выдумать такое? Пытаться понять, что покрытое язвами тело, голод и пустота в душе - всего лишь ИЛЛЮЗИЯ - ВОЗМОЖНО ЛИ ЭТО?"
14 октября.
За те несколько дней, что прошли после нашей откровенной беседы с Гастоновым, я очень близко подружился с этим человеком. Кажется, что черты лица его, прежде вызывавшие во мне лишь страх и отвращение, теперь стали как бы более благородными, смягчились, подобрели, а глаза, в которых не было ни искры ума, теперь причудливо светятся...
Он подробно расспрашивает меня о вере, желает сходить со мной в Церковь, многим интересуется, делится впечатлениями о тех христианских книгах, которые я даю ему читать... Это время, время наших с них дружеских бесед - самое, пожалуй, ценное и приятное для меня, из всего, что я провожу на работе. Видимо, он не далеко от Царствия Божия, выражаясь словами Евангелия.
Раньше я видел в нем лишь злую, темную сторону, но не видел в нем человека, Божье творение.
Он очень изменился. О насмешках надо мною не может идти и речи, скоре он сам начинает становиться их объектом, так как он перестал выпивать вместе со всеми, от него не слышно больше грязных слов.
Когда я подарил ему Новый Завет, то он, мой бывший, злейший враг, поменялся в лице: "Я так над тобой издевался, а ты..." - тихо проговорил он хриплым голосом, в котором уже закипали слезы и отвернувшись, ушел куда-то, видимо, стыдясь того, что с ним происходило. Никогда раньше я не видел его таким. Что-то в нем перевернулось.
Как будет прекрасно, если он действительно, реально и бесповоротно обратится от тьмы к свету, от сатаны к Богу, от худых дел к правде, добру! Бог дает такой шанс всем, независимо о того, насколько был человек грешен. Как будет хорошо, если мы станем братьями во Христе, будем ходить в церковь, продолжать обсуждать Слово Божие, как учил наш Христос, во всем помогая и поддерживая во всякой беде. И это близко к осуществлению. Я уже стал свидетелем, как действует великая, могучая, возрождающая и обновляющая, несущая радость и освобождение от цепей тьмы, цепей греха, сила Христа... Да, это реальная сила… Кто бы мог подумать, что злой, задиристый, циничный Гастонов мог когда-либо задуматься о чем-то серьезном, чтобы в нем произошла перемена к лучшему? Не в этом ли настоящая сила Евангелия? Не в этом ли чудо, которое совершает Христос с душами людей в наше время?
Я съездил в тот город, где когда-то, впервые за многие годы, почувствовал себя счастливым и молодым, к Марии.
Позвонил Евгению. Мы встретились с ним и вместе поехали в больницу. Он рассказал мне, что со дня моего отъезда он несколько раз заходил в ту больницу, рассказывал больным о Христе, видел Марию.
- Ну как она? - спросил я и замер.
- Ей сейчас нужно много внимания, ласки, утешения, поддержки... Впрочем, поехали, и все узнаешь, - загадочно отвечал он.
Я весь затрепетал от радостного предчувствия. Ночь накануне отъезда я почти не спал, молился, читал Библию. Вера боролась во мне с сомненьями. Но теперь все должно было решиться.
Когда мы переступили порог больницы и очутились в большом, просторном, многолюдном знании, я так разволновался, что у меня перехватило дыхание. С трудом продолжал идти дальше. Мы остановились возле какой-то палаты.
"Подожди", - сказал Евгений и исчез.
Не успел я опомниться, как он открыл дверь и сказал кому-то: "Вот он!"
И тут, навстречу мне, вышла моя бедная Мария в белой больничной одежде. Как она похудела! Стала такой бледной! Сколько пережитого страдания запечатлелось в ее до боли знакомых темных глазах!
Сердце мое дрогнуло и облилось кровью от щемящей, пронзительной жалости и любви. Ни о чем не думая, никого не стыдясь, я крепко обнял ее и почувствовал, как она, дрожа, прильнула ко мне. Я обнимал ее, и слезы полились из моих глаз. "Милая, бедная Мария!" - прошептал я в каком-то порыве. И слышал, как она, еще сильнее прижимаясь ко мне, тихонько всхлипывала... Какой родной и близкой стала она мне, хотя мы виделись лишь во второй раз! Сердца нами были слишком переполнены...
Прошло немного времени, как я смог расслабить объятия и посмотреть в ее мокрые, сияющие от счастья, темные глаза.
- Как ты себя чувствуешь? - спросил я.
- Хорошо, со мною все хорошо! Я скоро поправлюсь окончательно. А ты, как ты?
- Я очень скучал. Очень.
- И я, - ответила она тихо.
Сердце мое трепетало от неизъяснимого блаженства, от какой-то сладкой боли... О любви не было сказано ни слова, но зачем и что было говорить, когда все было ясно без слов? Мы были созданы друг для друга, и это было решено, без всяких оговорок, это было связано на небесах. Мое сердце расплавилось в океане жаркой нежности и сострадания к этому худому, бледному, всхлипывающему существу с огромными, темными, выразительными глазами, которые смотрели на меня и, казалось, все еще не могли поверить своему счастью.
Что она перенесла, бедняжка, в эти дни! Но Господь не оставил ее, исцелил! Наверное, небеса радовались и ликовали вместе с нами.
- Знаешь, к нам часто приходил в палату Евгений, - сказала она, и самый звук ее голоса отозвался трогательной лаской в самой глубине моей души. - Он нам много рассказывал о Боге, о том что Он любит Свое творение и желает ему только добра, и небеса благосклонны к нам, грешным людям.
Я читала Евангелие, которое нам приносил и раздавал Евгений, и поняла, в чем была моя ошибка.
- В том, что ты жила без Бога, без всемогущего Друга и Заступника.
- Да, мне всегда казалось, что Он должен где-то быть, только не знала, кто Он. Я ощущала себя, как блудный сын из притчи. Я чувствовала, что нахожусь в чужой для меня стране, что кто-то очень сильный и добрый меня оставил, что я живу без Него, а так не должно быть. Я тосковала о Нем в глубине души, даже не зная, о Ком я тоскую. А здесь я поняла, что тосковала о Боге, Творце моем. Я ошибалась в том, что не Он ушел, а я сама ушла от Него в дальние края. Но Он всегда меня ждал, хотел меня согреть Своим теплом, пролить на меня Свою любовь и нежность. Многие годы я смутно ощущала, что Он меня ждет, что мне нужно прийти к Нему, но не понимала, Кто меня ждет, к Кому нужно прийти. А Евгений рассказал нам о Боге, о Небесном Отце нашем, Который нас ждет, зовет к Себе, в Свои отцовские объятия. Как прекрасно прийти к Нему и пребывать в этих объятиях! Как я ждала этого! Всю жизнь только об этом и мечтала, а теперь поняла, что тосковала по Богу в глубине души, и теперь радуюсь, что нашла Его, моего Отца родного, теперь ушло то чувство, что я заброшена в этот холодный, злой мир, что меня оставил кто-то добрый сильный. Я пришла к Нему и радость заполнила мое сердце!!!
- Значит, ты уверовала во Христа, да?
- Да, мой милый. Я обратилась к Нему, и Он исцелил меня, мои срывы на нервной почве прекратились. Господь проявил такую доброту ко мне! Даже врачи удивлялись, что со мной произошло? Так быстро исцеление не происходит…
- Так что ты хотела сказать, радость моя?
- Помнишь слова Христа о сокровище земном и небесном?
- Да, и я недавно размышлял о них.
- В том-то и дело, что и я когда-то, и все вокруг собирают сокровища земные, а не небесные.
- А их крадут воры и истребляет ржавчина.
- Да, ты прав, мой милый. Людям так не хватает поддержки, чьей-то заботы, участия. Особенно это чувствуется здесь, в больнице, где люди считают себя какой-то "низшей" расой. Их бросили, оставили, собирают какие-то сокровища, когда вот здесь хоть малейшая помощь, слово утешения, ласковый взгляд - уже такое сокровище! Ведь Христос сказал, что подать кому-то и чашу холодной воды - уже богатство, уже будет вознаграждено... Один лишь Евгений как-то помог, ободрил. Он как-то весь светится, вообще человек удивительный.
- Да, потому что в нем живет дух Христа - дух любви, единственное, что ценит Бог, а дела любви - единственное сокровище, которое нам поручено здесь собирать.
Боже мой, а ведь у меня есть и Христос, и ты. Каким сокровищем я обладаю!
- Да, и я тоже! - сказала она мне, снова крепко обняв и доверительно положив голову дне на плечо...
Ей осталось пробыть в больнице не так много. Скоро, очень скоро она выпишется, а потом... Что же будет потом?
А это не суть важно. Самое важное, что мы нашли Христа, и Христос нашел нас, а на Него можно положиться. Вера в Него - это вера спасающая, укрепляющая, окрыляющая человека, вера, с которой можно жить и переносить все жизненные невзгоды и трудности.
Вчера перед сном я размышлял, вспоминая радостные и грустные события из моей жизни. С удивлением и благодарностью понял, что даже скорбные, трагические события Господь допустил ради моего блага, ради самого главного и важного, что только может случиться в жизни - встречи с Ним, ласковым, нежным, иногда строгим, но любящим бесконечно, сильнее, чем мать любит младенца. Ради этой встречи стоило страдать, стоило переносить скорби. Радость встречи с Ним, живым, любящим, нежным, реальным перевесила все огорчения и пережитую боль.
Все шатко, некрепко, неустойчиво, обманчиво в жизни, сокровища земные могут украсть, могут забрать, их можно потерять и лишиться навсегда. Есть ли смысл их собирать и копить? Лишь Иисус Христос со мною всегда, лишь Он неизменен, "во веки веков Тот же", лишь в Нем сияет отблеск вечности, лишь Он - твердыня и скала, на которую можно опереться и в этой жизни, и в той.
Денис,
Кемерово
Христианин, пишу. проповедую, работаю переводчиком английского языка в Омском богословском колледже. Размышляю о проповедях, пишу свои заметки e-mail автора:deniskem@nm.ru
Прочитано 8528 раз. Голосов 2. Средняя оценка: 5
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
ЗдОрово, дорогой брат. Очень трогательно. Это из личного опыта? Будь благословен!
Андрей
svhjreiner ludmilla
2004-11-01 14:26:55
da blagoslovit vas gospod, dorogoj brat, menja tronul vasch rasskas, ja tosche inogda pischu, no moi proisvedenioja bolsche ob otnoschenijach meschdu ludmi, no vi napisali samechatelnij rasskas, on boigrafichen? otkuda vsjat suschet?. da blagoslovit vas gospod.
Molchanova Mariah
2004-12-07 13:19:40
Мир Вам.
Не хочу обидеть, но мне очень не понравилось.
Стиль показался мне очень слащавым и надуманным. Очень похоже, что Вы отождествяете себя с героем.
Но самое горькое, что Вы так нападаетет на Православие, ничего по сути не зная о нем. Те вопросы, которые Вы ставите в рассказе они известны и на них давно есть развернутые ответы. Я понимаю Вашу правоту во многих вещах, в т.ч. о живой вере. Но как православная, не могу не высказать, что Вы не правы в том, что спасает вера и дела. Спасает Бог. И именно Иисус сказал, что безз Причастия спасение невозможно. И именно Он поставил епископов.
Вы приводите притчу о богатом и Лазаре. Но не забывайте, что это ветхозаветная психология и понимание ада как шеола. И богачь обращается не к Богу, Кторому возможно все, а всего лишь к Аврааму. До страшного суда все можно изменить. И вымолить можно.
Простите. Просто душит негодование.
Впрочем, Вам далека моя точка зрения, но не смею на ней настаивать. ПОмоги Вам Господь, раб Божий.
Вера Новая
2005-12-11 10:18:53
Денис, приветствую тебя, брат! Очень грустно, что ты не пишешь. Наверное, мое письмо с критикой тебя больно ранило… Прости, если так. Я знаю, что произведение (тем более такое большое, а значит, выношенное не день и не два!) – это все равно что дите. Несмотря на простую идею твоей работы, «Сокровище» несет в себе много положительно и чистого! С радостью повторюсь, что у тебя дар описывать обстановку (а значит, передать то настроение, которое ты вкладывал в героя!), на самом деле – это очень важно! Другое дело, что в твоих работах (не только в «Сокровище») очень много повторов, не буквальных, но образных! А когда чего-то слишком много, то это тоже имеет свои минусы (не даром говорят «сильно хорошо, тоже не хорошо»). Это не касается разве только Бога! И то, человеческая подача «хорошего» и Божье совершенство – разные вещи. Все же буду надеяться на Господа, что Он даст тебе сил литературно привести в порядок «Сокровище» и подарить его читателям, оторванных от интернета. И ни в коем случае не бросай писать! На одного писателя критиков во все времена было гораздо больше:)
брат Сева
2011-02-19 14:39:34
Неплохо написано.
Натка
2011-07-31 04:09:39
Мне очень понравилось... Замечательное произведение! Творите и не останавливайтесь. Да поможет Вам Бог.:)
На трамвайной остановке - виктор Писалась эта миниатюрка легко. Нахлынуло вдруг и написал. Название, правда, "дежурное" пока. Духовного (с христианской точки зрения) в этом рассказике трудно найти. Просто кусочек мира, в котором мы все живем. Пользуясь случаем, хочу пожелать всем читателям благословений Божих и Его мира и любви!
