Светло-коричневая жидкость в железной помятой кружке, наполненной до середины, колышется из стороны в сторону, повинуясь импульсу, посылаемому рукой. Кружка катается из стороны в сторону по раскладному кухонному столу, накрытому клеенкой. Клеенка вся в порезах и крошках, сегодня ночью тут наверняка ползали рыжие тараканы. За столом на «белом» обшарпанном табурете сидит мальчик лет тринадцати. Невысокий крепкий с яркими глазами цвета утреннего неба. Светло-русые волосы лежали на голове в беспорядке. На его теле белая майка, кое-где в пятнах, кое-где в дырках и трико темно-синего цвета с провисающими коленками. Ноги подложил под себя, и лежа подбородком на сложенных локтях, наблюдает за кружкой. Вокруг кухня с небогатой, старой обстановкой. Электрическая плита с четырьмя конфорками и духовкой, залитая едой, казалась старым роботом, побывавшим в ста сражениях за освобождение Галактики. В раковине горой лежала грязная посуда. На двери низенького холодильника «Полюс» висят черные половинки магнитов от сломанных динамиков, его рев был подобен мотору «КамАЗа»: всякий раз, когда холодильник открывают и закрывают, казалось из «КамАЗа» выходит водитель, попить. А внутри холодильника, ровным счетом ничего интересного.
Мальчишка отпивает из кружки и морщится, ведь чай, как обычно, без сахара. Из зала, несмотря на закрытую дверь, донесся грубый мужской храп. Мальчишка скосил глаза в сторону двери с фигурным стеклом и вздохнул. Немного поерзал на табурете, тот недовольно скрипнул.
«Вот и все, - думает он, - вся моя оставшаяся жизнь будет такой…» Он закрывает глаза, ему вспоминается прошлая осень… Они с мамой идут в театр на детский спектакль. Вместе стоят в буфете, поедая пирожки… Она нежно берет его за руку, переводя через дорогу… И болтая обо всем на свете, возвращаются домой в свете фонарей… А дальше… Он, пошарив в кармане, находит уже потрепанный листок – программку того самого спектакля. Долго читает…
Сегодня он не пошел в школу. Его не разбудили, не дали чистую одежду. Да и желания особого не было. Не потому, что ему трудно дается учеба, а потому что его не понимают. Он чувствовал себя неуютно в толпе усредненных детей. Именно в такие минуты размышлений он хотел стать доктором, чтобы навсегда излечивать людей от того, что он так ненавидел. Ему жутко не нравилось, как о нем отзывается классный руководитель: «из неблагоприятной семьи», «несчастный мальчик».
«Почему??? Почему несчастный?!» - вскипает в мальчишке, он всплеснул руками и опрокинул кружку. Чай растекся по столу и начал капать с края на пол. Тряпка, которая когда-то была капроновыми колготками, мгновенно оказалась в руках. Мальчик принимается усердно вытирать лужу. Когда закончил, в кухню вошли.
- А почему ты не в школе? – спросила невысокая женщина лет сорока. Она зашла на кухню в одной ночнушке, с растрепанными волосами и красными опухшими от пьянства глазами.
Это мама. Мальчишка буркнул что-то под нос и ушел в свою комнату.
На кухне загремели посудой. Он садится на незаправленную кровать и смотрит в пол. На полу ковер, покрытый слоем пыли и пепла… Ему становилось все тошнее и тошнее в этом прогнившем мирке. Он оделся и вышел.
Как только мальчишка открыл подъездную дверь, в глаза ударил яркий свет. На несколько секунд парень остается недвижимым, привыкая к навалившемуся окружающему миру. Он погрузился в яркий морозный день. Чистое небо и солнце, как точка. Свежий воздух. Свобода. Внутри все перевернулось от восторга, он хотел закружиться, упасть в сугроб и, лежа там, глядеть на солнышко. Он побрел куда глаза глядят. Прошел по школьному двору, не опасаясь встретить ни одноклассников, ни учителей. И не встретил. Все куда-то торопятся, спешат. Во дворах гуляют пары, не подозревая о том, что могут не дождаться своего счастья. На лавочках сидят бабушки, какие-то молча, какие-то разговаривая. На тротуаре все совсем по-другому: немые лица, серая копошащаяся масса людей. Базар, лотки, товары - все яркое, глаза разбегаются, и тем не менее ничего не привлекает внимания.
- Здорово!!! А ты че это делаешь в нашем районе? Ты откуда? – спросил такой же, как он парнишка, только в глазах его дикость.
- Я? – опешил мальчишка.
- Ты че, глухой?
- Да, нет. Я тут живу недалеко.
- Так, это наш базар, и мы тут работаем, – объяснял чумазенький, а сзади уже подтягивались другие, такие же, как он.
- Я просто гуляю. Я дома живу с родителями.
- Че, отмазываешься? А ну пшел, отсюда, – сказал с оскалом беспризорник.
- А может у него деньги есть? – спросил другой, более старший.
- Деньги есть? – спросил первый
- Нет.
- Кирпич, пробей.
Мальчишку начали обыскивать, он не сопротивляется, хотя ему неприятно.
- Смотри, малой, у него тут про театр что-то.
- Ты че, Склифосовский что ли?
Все захохотали. Мальчишка смутился.
- Это мама меня… - начал было он, но его перебили
- Забудь это слово, наша мама - улица и то мы выглядим лучше, подотри сопли и вали, – Кирпич кинул в него программкой и ушел.
Мальчишка медленно поднял потрепанную бумажку и прижал к себе. «Пусть моя мама пьет и курит, но это моя мама, и я люблю ее». – Сказал он сам себе и пошел домой. Что он там найдет неизвестно, но явно не то, что желает…
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
