Восемь суток в пути показались Максимусу сущим адом. Седло до мяса растерло ноги, и мерное покачивание животного для него стало пыткой. Холод сковывал все члены, и всю дорогу молодой доктор боялся обморожений. На восьмые сутки все тело ныло и стонало. После ночного привала Максимус подошел к оленю со слезами на глазах.
«Еще пару дней, и я умру в дороге», - Подумал он и полез на животное.
Серая бескрайняя пустыня уже несколько раз сменяла невысокие холмы, и вот на горизонте вновь показались сопки, немногим более высокие, чем прежде.
Хмурый кочевник по имени Дак, который всегда ехал рядом с Максимусом, но ни когда не разговаривал, вдруг ожил и повеселел.
- Приехали. – Бодро обратился он к доктору.
Максимус вздрогнул. Он думал, что его спутник немой, потому что много раз за эти восемь дней, он слышал, как к нему обращались по имени, но тот не проронил ни слова за все это время.
- Вы думаете? – Недоверчиво переспросил доктор и окинул взглядом унылый ландшафт.
- За тем холмом – он указал рукой в сторону горизонта, где на многие километры тянулась гряда невысоких гор – начинается наша территория. Когда подъедем поближе, ты сможешь увидеть бесчисленные стада нашего племени.
- Сколько человек живет в племени?
- Да Бог его знает! Очень много. – Дак пожал плечами. – Тут очень много поселений. По всему побережью большого озера живут рыбаки и охотники. И хоть они официально не принадлежат к племени кочевников, потому что не кочуют, все же они предпочитают быть с нами в мире, и их воины идут в бой с нашими.
- И с кем же вы воюете? Если не секрет. – Завязавшаяся беседа вносила некоторое разнообразие в путешествие, и Максимус желал продлить его, потому что надо было хоть как-то отвлечься от постоянной жгучей боли в растертых ногах.
- В основном с разбойниками. Они собираются в шайки и нападают на стада, в основном на периферии. Порой их приходится преследовать несколько дней. – Увлеченно рассказывал Дак. – Но иногда встречается более опасный враг. Год назад объявились южане. Они встали невдалеке от нас большим станом. У них было много воинов, и они требовали от нас, чтобы мы пустили их к большому озеру с нашей стороны. Но мы отказались, и они напали на нас. Тогда была большая битва. Все мужчины стана вышли сражаться.
- А почему отказали им в доступе к морю? – Спросил Максимус.
Дак посмотрел на доктора, как на отсталого в развитии ребенка.
- По эту сторону большие глубины. Тут скопилась вся рыба округи. Мы разработали рыбодобывающие шахты, а они решили воспользоваться этим. Хватило того, что их стада пожрали всю пищу в радиусе пяти километров. Была бы моя воля, я бы с ними вообще разговаривать не стал. И не стал бы ждать, пока они осядут рядом с нами. – Они немного проехали молча. – Прошлый наш вождь был человек жестокий, но трусливый. – Дак огляделся по сторонам. – Но его сын – совсем другое дело. Это человек слова и дела. Все его боятся, но он до крайности справедлив, поэтому если ты ни чего не натворил, то можешь не бояться за свою шкуру.
Максимус слушал и мотал на ус. Каждое слово кочевника могло иметь для него большое значение. За неделю пути он успел заметить, что все его спутники не склонны к пустой болтовне, и узнать что-нибудь существенное о стане доктору до сих пор так и не удалось.
- Расскажи мне какой он, ваш стан. – Попросил Максимус.
Дак присвистнул.
- Да ты малый не представляешь себе о чем просишь. Это не возможно описать словами, его нужно увидеть собственными глазами. – Потом он немного подумал и продолжил: - Это бесконечные стада, это поселки ремесленников, это военные казармы и роскошь царского дома. Кроме всего прочего это еще тысячи людей! Такого большого скопления людей ты не видел уже давно. Наверное, последний раз это было еще до войны.
Максимус чуть не проговорился про Аллагор, но вовремя вспомнил реакцию Хагса и решил не смущать своего собеседника.
- В стане есть улицы, проспекты? – Чтобы поддержать разговор спросил он.
Дак с сомнением покачал головой.
- Не то чтобы проспекты, но улицы конечно есть. – Потом посмотрел на Максимуса, словно оценивая, стоит говорить дальше или нет. – Центр – царский дворец, вокруг него располагаются дома особ приближенных к царю. Это дело опоясывает пояс казарм. Затем идут большие торговые площади, вплотную к ним – дома торговцев и менял. Потом идут ремесленники и простые жители стана. Рыболовные артели располагаются по берегу, а пастухи – по самым окраинам на периферии.
- Ты мне прямо карту нарисовал. – Смеялся Максимус. – Я уже как будто побывал в стане.
- Это тебе так сейчас кажется. – Уверенно осадил его Дак. – Когда приедем, то ты увидишь, что не все так просто, и на первый взгляд определить очень трудно, где начинается одно и заканчивается другое. Я нарисовал только приблизительную картину.
Горы на горизонте постепенно становились все выше и отчетливее. Но как бывает обманчиво расстояние до гор! Когда Максимус впервые различил их на горизонте, то ему показалось, что до них час пути. Но миновал почти весь день, пока они подъехали к ним настолько близко, что стали видны отдельные детали ландшафта: покатые валуны, сухой кустарник на склонах и т.д.
Когда караван обогнул один из самых больших холмов, глазам путешественников открылся вид на обширную долину. Внизу простиралось большое поселение. Люди сновали между домами, как маленькие муравьи. Вокруг стана паслось множество животных. Где-то там за станом должно было начинаться море, но его невозможно было отличить от всего остального. Мелкие человеческие домики были разбросаны до самого горизонта. Все это предстало перед Максимусом в неприглядных серых тонах. Отсюда, со стороны Максимус увидел суету человеческую, и сердце его заныло, когда они начали спуск в долину.
- Ну вот мы и дома! – Весело воскликнул Дак, и подмигнул Максимусу.
Тот в ответ только кисло улыбнулся.
- Веселей, дружище, это тебе не забегаловка Хагса. – Подбадривал повеселевший кочевник.
Но Максимус хотел только одного – быстрее слезть с оленя и тут же прилечь. Он чувствовал сухость во рту и головокружение – это был результат большой потери плазмы. При каждом шаге животного по ногам доктора струйками стекала сукровица. Было ясно, что если в ближайшее время все это не прекратится, то очень скоро его самого надо будет спасать.
Когда караван въезжал в стан, Максимус уже ни на что не обращал внимания, он только тупо смотрел вперед да считал шаги животного. Потом вдруг все остановилось, кто-то подошел, помог ему слезть с оленя и проводил его в небольшой домик с одной комнаткой. Стоило только закрыться двери, как Максимус тут же упал на пол и остался так лежать, потому что сил не было даже для того, чтобы думать. Все его тело ныло, ноги пульсировали жгучей болью, а голова была так тяжела, что он не в силах был поднять ее от пола.
Некоторое время он лежал неподвижно и бессмысленно. Взгляд его упирался в холодную печь, рядом с которой аккуратно были уложены дрова. В голову пришла мысль о том, что в помещении наверняка холодно, почти так же, как на улице. Но он уже не ощущал холода. Это был зловещий признак. Он попробовал пошевелиться, но тело уже не слушалось его. Это был конец.
Осознав это, Максимус слегка удивился, что Господь привел его сюда, лишь только для того, чтобы он тут умер. Это было действительно странно, но кто может спорить с Богом? Максимус мысленно помолился и предал Христу душу свою. Затем умиротворенно закрыл глаза и заснул.
Проснулся он, как ему показалось, уже в Царствии Небесном. Так вокруг было тепло и уютно! Только одна деталь приводила его в смущение – было темно. Эту темноту время от времени озаряли алые блики. Максимус попытался перевернуться на другой бок, и ноги его обожгло нестерпимой болью. Тут же стало ясно – он еще на Земле. Всмотревшись в темноту, Максимус различил печь, огонь, который в ней горел, отбрасывал в комнату эти странные алые блики. В домике кроме него не было ни одной живой души.
«Странно – подумал доктор – кто-то же должен был растопить печь!» Но разгадывать такие загадки он был еще не в состоянии, а потому очень скоро опять заснул, и проспал до самого утра.
Разбудил его стук посуды и запах жареной рыбы. Жареная рыба навеяла ему детские воспоминания, и рот его тут же наполнился слюной.
Он открыл глаза. Было уже совсем светло, время, должно быть, уже подходило к обеду. У раскаленной печи, задом к Максимусу стояла стройная девушка. Она ловко переворачивала кусочки рыбы на сковороде и напевала себе под нос какую-то мелодию. Максимус вдруг поймал себя на том, что любуется ею, и ему стало стыдно.
В этот момент она повернулась, а он судорожно закрыл глаза. Но девушка заметила это его движение и улыбнулась. Она быстро закончила накрывать на стол и накинула на плечи теплый полушубок.
- Если гость не желает видеть рядом с собой рабыню, пусть кушает один. – Произнесла она певучим голоском.
Максимус тут же «проснулся».
- Нет-нет, не уходите! – Хрипло крикнул он, но девушка уже скрылась за дверью.
Он приподнялся на локтях и посмотрел в окно. Хозяюшка, как на крыльях, легко пересекла маленький двор, выпорхнула на улицу и скрылась за соседними домами.
Максимус осмотрелся. На столе остывала жареная рыба и что-то горячее в глиняном бокале. Печь топилась, так что ему становилось жарко под теплыми шкурами.
«Надо вставать», - сказал он себе и откинул шкуры. Но сказать и сделать – между этими двумя понятиями есть существенная разница. Максимус понял это, когда попытался подняться. Все тело стонало, а ноги болели так, что невольно выступила напрошенная слеза. Путь до стола оказался чрезвычайно утомителен, и если бы не голод, то он оставил бы эти попытки, а остался бы лежать неподвижно.
Рыба показалась ему чудом кулинарного искусства, и после обеда он сразу же почувствовал себя лучше. Голова прояснилась, в теле появилась бодрость. И хотя ноги все еще не позволяли ему свободно перемещаться, он все же ободрился и порадовался тому, что это бесконечное путешествие закончено.
День тянулся бесконечно долго. За то время, что Максимус провел в одиночестве он успел помолиться, поразмышлять о жизни, протопить еще раз сухими дровами печь и наглядеться в окно на прохожих. Приближался вечер. На стан опустились сумерки. Прохожих становилось все меньше, видимость – все хуже. Скоро Максимус понял, что смотреть в окно уже не на что, и перешел на кровать. Голод уже давал о себе знать. Слабость распространялась по всему телу. Легкая дремота нежно опустилась из темноты. Максимус прикрыл глаза и стал погружаться в сон…
Он снова был школьником. Его родители купили за городом небольшой коттедж. И сегодня они всей семьей идут знакомиться со своими новыми соседями. Приглашение пришло еще утром, но папа по привычке забрал почту после обеда, и теперь весь дом находился в смятении. Все торопились собраться, чтобы не опоздать и не ударить в грязь лицом перед новыми соседями. Максимус надел свою самую лучшую одежду – костюм-тройку и белую сорочку, что подарила ему мама на прошлое Рождество.
Папа уже торопил всех на улице и нервно стучал зонтиком себе по ладони. Он всегда так делал, когда нервничал.
Идти было не далеко – метров двести, и поэтому удалось избежать опоздания. Тут уже ждали. Семья у соседей оказалась большой, и все тут же стали знакомиться. Максимус первым вошел в дом. Длинный коридор провел его до гостиной. Здесь в полутьме зеленоватым светом святился аквариум. Стайка мелких рыб метнулась от стенки, как только Максимус приблизился. Абсолютная тишина поражала воображение. Максимус медленно погрузился в мягкое кресло.
Вдруг до его слуха долетел звук приближающихся шагов. Прямо перед ним в коридоре показалась человеческая фигура. Она двигалась тихо и медленно, словно боялась кого-то спугнуть. Через секунду Максимус узнал хозяйку дома и облегченно вздохнул.
- Ты тут один? – С поддельным удивлением спросила женщина и внимательно осмотрела комнату.
- Да. – Не очень уверенно ответил он.
- Как тебе у нас нравится? – Спрашивала она, слащаво улыбаясь, как будто имела дело с младенцем.
- Ни чего. Не плохой домик. – Робко поддержал разговор Максимус.
- Приходи к нам чаще. Подружишься с моими мальчиками. – Предложила она. – Что ты делаешь в воскресенье?
- Иду в церковь. – Не задумываясь ответил он.
- В церковь? – Насторожилась почему-то женщина.
Максимус качнул головой.
- Я верующий. – Пояснил он.
- О, это очень здорово! Мы ведь тоже верующие. – Хозяйка встала и направилась к двери.
Теперь настал черед удивляться ему.
- Вы тоже верующие?! Вот это здорово! Вы тоже верите в Бога?
Женщина молча прошла в коридор и запустила обе руки на полку за дверью. Максимус видел, как она медленно с большой осторожностью вынула небольшой, как бы стеклянный шар. Хозяйка медленно двинулась обратно в гостиную. Шар у нее в руках светился бледным матовым светом, а внутри, прямо в пустоте висел большой глаз и внимательно осматривал окружающее.
- Это наш бог! – С гордостью произнесла женщина и протянула шар Максимусу.
Страх сковал все члены ребенка. Шар все приближался и приближался к нему. Лицо женщины исказила дьявольская улыбка.
- Потрогай его, не бойся. – Предложила она.
Но чей-то настойчивый голос в душе ребенка говорил: «Не прикасайся к этому!»
Максимус сделал титаническое усилие над собой и завел свои руки за спину.
Женщина все приближала к нему шар, и настал момент, когда мальчик понял – сейчас он прикоснется к нему. Максимус зажмурился и почувствовал легкое прикосновение к груди, и вдруг…
Комната осветилась яркой вспышкой, послышался звон стекла. Максимус открыл глаза, и увидел изумленные глаза женщины и осколки от шара, которые быстро испарялись на ворсистом паласе. Максимус понял, что Тот, Кто внутри него сильнее того, кто в мире, и возрадовался. Лицо его озарила победоносная улыбка.
Но хозяйка быстро оправилась. Она встала, расправила складки на платье и усмехнулась, гордому виду мальчика. Затем она уверенно вытянула вперед обе руки, глаза ее закрылись, а губы что-то зашептали. Меж ее рук тут же засветился матовый свет, а мгновение спустя ее бог был опять у нее в руках. Она осторожно отнесла его в коридор и поставила на прежнее место.
И тут с грохотом открылась входная дверь, и женщина испуганно обернулась. Сердце Максимуса екнуло. Из глубины коридора сильно повеяло холодом, и кто-то заговорил с ним…
- Ну что, лежебока, приговорил рыбу?
Максимус подскочил на кровати и, тяжело дыша, уставился на девушку. В одной руке она держала небольшую кастрюльку, а в другой большую охапку дров. Дверь в дом была открыта настежь, и с улицы тянуло холодным воздухом. Он вытер со лба холодный пот.
- Кошмар приснился. – Выдохнул он.
Она понимающе кивнула, и принялась шуровать печь. Комната тут же наполнилась сажей.
- Я сегодня сказала вождю, что ты не сможешь прийти.
- Спасибо. Это было очень кстати.
- Но он не может долго ждать, завтра утром он хочет тебя видеть.
Он промолчал.
- Ты слышал, что я сказала? – Вдруг оторвалась от занятия она.
- Да-да! – Поспешил заверить ее Максимус.
- Чтобы потом не говорил, что твоя смерть на моей совести. – Деловито подвела она итог теме и оборотилась к печи.
- Как зовут тебя? – Спросил Максимус.
- Терри. – Тут же отозвалась девушка.
- А я Максимус. – Представился он.
- Я знаю. Дак мне многое про тебя рассказывал.
- Да что же он мог рассказывать про меня, если он самый неразговорчивый человек на свете. – Пошутил Максимус.
- Не смей говорить про него гадости! – Предупредила она. – Дак прекрасный человек, побольше бы таких.
Максимус присмотрелся к деловитой тени, и почувствовал, что она надулась и за деловитостью скрывает свои чувства.
- Ладно тебе, расскажи лучше про себя что-нибудь. – Примирительно попросил доктор.
- А что тебе рассказать? – Оживилась Терри.
- Ты – рабыня, если мне не изменяет память, каким образом ты ею стала?
- Если ты не кочевник, то ты тоже раб. – Спокойным голосом обрадовала она Максимуса. – Так что стать рабом в этом месте проще, чем воды испить.
- А мне, честно сказать, впервые в жизни выпадает такая участь. – Он кисло улыбнулся.
- Только не говори мне, что ты ушел к нам в стан от хорошей жизни. Я-то знаю, как сюда попадают подобные тебе.
- Расскажи.
- А что рассказывать? Что плохо тебе жилось у Хагса? Небось как сыр в масле катался, он о тебе такого мнения, так тебя Даку разрисовал, что тот теперь о тебе говорит не иначе, как с особенным почтением, я бы сказала даже, благоговением.
- Вот как?! - Усмехнулся Максимус. – Этому пройдохе Хагсу только этого и нужно. Можешь забыть всю эту чушь, я обычный человек, а Хагс трепался, преследуя свои цели.
- Трепался он, или нет – время покажет. – Недоверчиво заявила девушка. – Я вот, как только на тебя в первый раз взглянула, сразу поняла – не простой человек!
Максимус безнадежно махнул рукой.
- Давно ты тут. – Спросил он.
- Уже несколько лет.
- А раньше где жила?
- О! Далеко-о. На северном побережье. После войны образовалось рядом с нашим городом большое поселение беженцев. Вскоре после этого на этом месте образовался поселок с церковью в центре. Наш отец, сколько я себя помню, был священником. И мы с братом с детства помним эти душные служения, на которых я постоянно теряла сознание, а Гог меня выносил.
- Гог? – Вздрогнул Максимус. Но она не заметила этого.
- Да. Это мой брат. Я думаю, что когда он добровольцем уходил в армию, то просто убегал из дома. Отец не переставал твердить ему, что он должен непременно заменить его в церкви, когда придет время, а эта перспектива пугала его больше всего на свете. Прошло три года. Он остался служить сверхсрочную, попал в Афганистан. Когда он вернулся, то был уже не тот Гог, которого мы знали. Он вырос, возмужал, стал твердый, как сталь, да и характер у него стал таким же. Только одно не изменилось – он все так же крепко любил меня.
Отец был крайне недоволен изменениями произошедшими в сыне, мама не переставала плакать, а когда выяснилось, что Гог серьезно увлекается учением «Заратустры», то отец пришел в такую ярость, что выгнал сына из дома. Я же не хотела расставаться с ним, и упросила Гога взять меня с собой.
Около года мы бесцельно скитались от одного поселения к другому, пока не услышали о чудном городе «Аллагоре», который, по словам одного свободного охотника, находится под землей, и его ни кто видеть не может, но там, внутри, настоящие чудеса. Он говорил, что в этом городе целиком сохранилась всеми утраченная цивилизация, с ее благами и удобствами жизни. С тех пор у наших скитаний появилась цель – мы искали этот город.
Однажды, на поселение охотников, в котором на тот момент находились мы, напали кочевники. Они сожгли все поселение и убили всех мужчин. Гог остался в живых только благодаря тому, что кто-то донес вождю о цели нашего путешествия. Оказалось, что не только мы ищем вожделенный город, кочевники интересовались им куда более нашего. Они долго пытали Гога, но, видимо, поняли, что он знает не больше них, и оставили его в покое. Ночью ему удалось бежать.
Он не мог взять меня с собой, поэтому я и осталась тут рабыней. Вскоре жестокий вождь умер, а на его место встал его сын – человек более благоразумный и сдержанный. Могу сказать, что теперь мне живется не плохо. Но я все равно надеюсь, что когда-нибудь Гог вернется сюда и освободит меня из этого рабства.
Девушка закончила свой рассказ, но Максимус еще долго о чем-то размышлял.
- Заморочила я тебе голову! – Взбодрилась Терри. – Давай-ка лучше перекусим немного. – И она сняла с печки котелок. Комната тут же наполнилась запахом тушеного мяса.
- Похоже, что ты отменная хозяйка! – Воскликнул Максимус, как только понюхал поднимающийся над котелком пар.
- Ты преувеличиваешь. – Заскромничала она, но сразу же заметно повеселела. – Когда мы будем есть, ты начнешь рассказывать про себя. Идет?
- Идет. – Усмехнулся он и полез в котелок двузубой вилкой. – Моя история чем-то напоминает твою. Но в ней есть существенное отличие. Дело в том, что я долгое время жил в Аллагоре.
- Не может быть?! – Выдохнула девушка, и кусок не дожеванного мяса выпал ей в руку.
- Так и было. Мы жили вместе с отцом, потому что все остальные члены нашей семьи погибли во время войны. - Девушка сочувственно покачала головой. – В городе я выучился и получил профессию врача. Мой отец был видным политическим деятелем, поэтому тебе должно быть понятно, почему мне непривычно быть рабом.
Но мою жизнь ждали большие перемены. В то время я познакомился с Богом. Я познал Христа и с тех пор я – христианин.
Приблизительно через год после этого в нашем городе появился человек, который абсолютно не боялся Бога и устроил гонения на верующих людей. И в среде немногих верных Богу я был изгнан из города.
Таким образом, мы оказались у Хагса.
- А когда ты был еще в городе, случайно не встречал моего брата? – Вкрадчиво спросила Терри, и в ее глазах засветилась надежда.
Максимус немного смутился, но потом взял себя в руки.
- Нет, того Гога, о котором ты мне рассказывала, я в городе не встречал. – Произнес он твердо и отвернулся в сторону, чтобы глаза не выдали его.
Девушка только печально вздохнула.
На душе у Максимуса появился камень. Почему он не может ей сказать всю правду? А что он ей расскажет? Каким жестоким и бесчеловечным стал ее брат в погоне за славой. Скольких людей он свел в могилу, ради своей карьеры. Перед глазами встали картины прошлого, - Гог приставляющий пистолет ко лбу священника, женщина, у которой отняли дитя… Нет, он не видел того Гога.
- Ой! – Воскликнула девушка. – Уже совсем поздно! Мне пора бежать. Завтра утром, я приду за тобой, чтобы отвести тебя к вождю. Хочешь один дельный совет?
- Конечно.
- Не говори больше ни кому, что ты из Аллагора.
- Я это уже понял. – Максимус благодарно улыбнулся девушке, и та поспешно юркнула за двери.
«Удивительная девушка, - подумал он – такая искренняя и простая. Ни когда таких не встречал. Надо же, в одном семействе такие разные дети».
В эту ночь он спал спокойно и безмятежно, как ребенок.
- Скорее, скорее…- Торопила она и судорожно пыталась помочь ему засунуть непослушное тело в теплые одежды. – Долварин не любит ждать.
- Вот так имя! – Проворчал Максимус, отчаянно засовывая отекшие ноги в усохшие у печи унты.
- Имя, как имя, самое подходящее для царя варваров. – В тон ему отвечала Терри.
Крепкий утренний морозец вывел Максимуса из сонного состояния.
- Далеко идти? – Еле переступая, поинтересовался тот.
- Ты слишком важная персона, чтобы тебя поселять далеко от дворца.
Максимус равнодушно пожал плечами.
- Ни когда в жизни еще не был важной персоной. Не очень то все это сочетается с рабством, которое ты мне вчера предрекала.
- Рабы бывают дешевые, дорогие и бесценные, вождь подозревает, что ты относишься к третьей категории. Если ты сбежишь, то он в отчаянии прикажет казнить половину караульных. – Терпеливо поясняла она.
- За что же такая честь? – С легкой иронией спросил Максимус.
- Видимо, твой бывший хозяин про тебя такие небылицы караванщикам рассказывал, что теперь вождь верит в тебя, как в бога или демона. Скажу тебе по секрету, мне кажется, что он даже немного побаивается тебя. – Голос ее перешел на шепот. – Вообще, Долварин – самый бесстрашный человек в стане, но всех кочевников пугает новое, необъяснимое.
- Хагс знает свое дело туго. – Себе под нос пробурчал Максимус и добавил: - А что будет, если я не оправдаю доверие вождя?
- Тогда останется только мечтать о быстрой смерти, потому что такая великая ложь достойна пыток. – Буднично заметила Терри.
Максимус шумно сглотнул и заметно замедлил шаг.
- Терри, ты не могла бы сообщить вождю, что я и сегодня еще не в состоянии посетить его? А то, что-то я себя не важно чувствую. – Вкрадчиво попросил он.
Девушка посмотрела на него внимательно. На лице ее отразилось недоверие.
- Вид у тебя довольно бодрый. – Ее глаза внимательно прищурились. – Если я обману царя, то завтра тебя к нему будет провожать другая. – Серьезно предупредила она. – Ты действительно так плохо себя чувствуешь, что готов рискнуть моей жизнью?
Максимус только устало махнул рукой и, морщась от боли и досады, заковылял дальше.
- Неужели тут все такие никрофилы?! Тебя послушать, так казнь окажется любимым времяпрепровождением местных аборигенов. Ты так буднично говоришь о смерти, что я чувствую себя, как на приеме у патологоанатома.
Терри укоризненно посмотрела на молодого человека.
- Привыкай. – Бросила она и ускорила шаг.
Максимус теперь думал только о том, как бы ее не потерять среди прохожих. Скоро толпа людей поредела, и потянулись длинные ряды приземистых казарм. По пути стали встречаться только вооруженные люди. Они почтительно кивали Терри и подозрительно посматривали на Максимуса.
Во внутренний двор они вошли вместе, почти под руку. Все тут было чисто и ухожено. По тщательно утоптанным и выметенным тротуарам было приятно идти. От ворот, до «дворца», через каждые пару метров, неподвижно стояли часовые.
- Ты говорила, что он самый бесстрашный человек в стане, от чего же тогда столько солдат нагнал? – Прошептал он в самое ухо Терри.
- Ш-ш. – Предостерегающе зашипела она. – Это для солидности.
Дворец представлял собой большой крытый шатер, что-то вроде капитальной палатки с драповыми стенами и деревянной дверью. Эта дверь со скрипом отварилась и впустила гостей в темное, пропахшее дымом помещение.
Внутри было тепло. Это первое, что ощутил Максимус. Он внимательно всматривался в окружающее, но пара тусклых лучин по стенам, не давали достаточно света, чтобы хоть что-нибудь тут разобрать. Вокруг царила относительная тишина, где что-то сопит аденоидами, что-то кашляет сухим бронхиальным кашлем, а что-то совсем рядом дышит таким непереносимым смрадом, каким не может дышать человек со здоровым желудком. Максимус поймал себя на мысли, что начинает вживаться в роль.
А между тем его внимательно рассматривали. Вождь и вся его свита присматривались к человеку, цену которому еще не знали, но слухи, о котором вызывали у них религиозный трепет.
- Кто ты?! – Услышал Максимус впереди себя властный голос.
«Ага, - подумал он – это должно быть и есть тот самый царь, которому от меня что-то нужно. Помнится, Хагс говорил о больном сыне вождя, стало быть, речь рано или поздно должна пойти и об этом. Следовательно, мыслям царя уже сейчас нужно дать верное направление».
- Я – раб Божий. – Просто ответил он.
- Как твое имя, и какому Богу ты служишь? – Тут же последовал новый вопрос.
- Мое имя Максимус, а служу я Иисусу Христу – Господу Неба и Земли. – Глаза его уже начали привыкать к царившему вокруг мраку, и среди множества присутствующих тут людей он приметил впереди кого-то, кто сидел на автомобильном кресле и задавал вопросы. Вероятно, это был тот самый вождь.
- Я знаю такого Бога, мой священник хорошо знает Его историю, и много раз рассказывал мне о Нем. – С этими словами владыка медленно, как-то величественно, повернул голову на право, и стоящий рядом с ним человек тут же подобострастно ему закивал.
«А вот и священник. – Размышлял про себя Максимус. – Интересно обретет ли Господь в его лице союзника?» Тем временем вождь продолжал:
- Твой Бог – слабый Бог. – Уверенным тоном произнес он. – Он был слишком добр к людям, и за это Они убили его. Мои боги сильнее твоих, потому что они признают только справедливость и воздаяние. Если ты будешь достоин награды, они почтят тебя ею, если заслужишь смерть – умрешь.
От этих слов по спине Максимуса пробежал холодок, а внизу живота появилась тяжесть.
- Но, в конце концов, - Голос царя смягчился, – каким должен быть Бог безвольного раба? Он вполне подходит тебе, пришелец.
Несмотря на весь страх, который внушал ему говоривший, Максимуса настолько возмутил насмешливый тон последней фразы, что дух его встрепенулся, и он отважился выступить на защиту своего Бога.
- Если твои боги сильнее Моего, тогда почему бы тебе ни попросить у них исцеления для твоего больного сына? – Неожиданно для себя Максимус произнес эти слова с вызывающей дерзостью.
Люди слышащие это изумленно выдохнули и вдруг притихли, чего-то ожидая. От «трона» отделился не заметный ранее, до пояса обнаженный человек, вытянул из ножен длинный кривой палаш и размашисто замахнулся им над пришельцем. Жест был достаточно убедителен, и Максимус тревожно зажмурился. Зачесалась шея.
Ни кто из присутствующих не сомневался в исходе дела, но вождь невозмутимо поднял руку и повелел телохранителю занять свое место. Тот бросил оружие в ножны и опять отступил в тень.
- Как смеешь ты, пришелец, говорить со мной в таком тоне? Разве ты не знаешь, что в моей власти лишить тебя головы, когда мне этого захочется? – Без тени гнева спросил вождь.
Максимус открыл глаза, обнаружил, что еще жив и ободрился.
- Разве справедливый царь может гневаться на правдивые слова, пусть даже слетевшие с уст раба? – Вопросом на вопрос ответил он.
- Ты либо очень умен, либо абсолютный глупец, и пока я не разберусь в этом, ты будешь жить. – Пообещал вождь. - Я отвечу на твой первый вопрос. – Снисходительно качнул он головой. – Мои боги слишком велики и могущественны, чтобы обращать внимание на такого червя, как я, поэтому как громко я к ним ни взываю, они до сих пор не услышали меня. Но очень скоро это произойдет. Единственное, что мне нужно, это стать еще немного более великим правителем, чтобы моя слава приблизила меня к ним, и чтобы они могли услышать мой голос. – Правитель опять оборотился к своему священники, и тот ему опять одобрительно кивнул.
От такого богословия Максимуса передернуло.
- А как ты посмотришь на то, если я предложу тебе обратиться к моему Богу, Он достаточно могущественен, чтобы сделать тебя счастливым в том состоянии, в котором ты находишься сейчас? – Смело предложил доктор.
Священник забеспокоился.
- Владыка, прикажи этому иноверцу отрезать язык, ибо он произносит богохульные вещи в доме твоем. Он может тем самым прогневить богов, и твой несчастный сын умрет, прежде чем ты доживешь, до его чудного выздоровления. – Хриплым старческим голосом почти приказывал он.
В глазах царя вспыхнул гнев, это адское пламя отразилось на всем его облике. Нервным жестом он указал в сторону Максимуса, и телохранитель снова шагнул навстречу пришельцу, но на этот раз в руке его сверкнул, неизвестно откуда взявшийся кривой ножичек.
- Если ты врач, то язык тебе ни к чему. – Очень резонно заключил вождь и гордо вскинул голову.
Сердце Максимуса дрогнуло, в горле моментально сделалось сухо, как в пустыне.
- Как же твои боги не слышат царский крик, если они слышат жалкий лепет раба? – Успел выкрикнуть Максимус, прежде чем железный кулак палача впечатался ему в живот.
Воздух с шумом покинул легкие, в глазах потемнело, рот судорожно открылся, чтобы схватить хоть немного кислорода, но верзила отработанным движением перехватил горло Максимуса и надавил на кадык. Язык вывалился изо рта. Холодная сталь прижалась к горячей плоти. Но в этот момент вождь опять поднял руку, и внимательно следивший за своим повелителем слуга, тут же ослабил хватку своих стальных пальцев. Максимус с грохотом рухнул на пол и скрутился, жадно хватая ртом живительный воздух.
Первое, что увидел Максимус, когда в глазах его прояснилось, это невыразимую досаду на лице священника, и нервную дрожь его пальцев. Максимус одарил его кривой ухмылкой и стал подниматься на ноги.
- Тебе надо быть осторожнее в выражениях, когда ты говоришь с царем, пришелец. – Вновь заговорил вождь. – На этот раз тебе повезло, потому что я нашел логику в твоем последнем вопросе. Мы сейчас вместе выслушаем на него ответ.
С этими словами он повернулся в сторону священника и строго вопросительно посмотрел ему в самые глаза.
- Итак, почему боги, которые не могут услышать меня, слышат бред этого ничтожества? – Гневно спросил он и указал пальцем в сторону Максимуса.
Священник вздрогнул и уронил на пол четки, которые нервно перебирал до этого.
- В силу метафизической абстракции на хульные слова в эфире возникает казуальный резонанс, который и усиливает их импульс до славы и величия богов. – Лихорадочно затараторил он, и вместе с тем, его маленькие глазки забегали по всем присутствующим, как бы ища в ком-то поддержки.
- Палач! – Грозно рявкнул вождь и подался в сторону священника, чтобы лучше рассмотреть выражение его лица.
Полуобнаженный верзила опять выступил на слабо освещенное место.
- Полоний, сегодня кто-то пытается лишить меня терпения. – Заговорил с ним царь, явно желая немного успокоить чувства и восстановить рассудительность.
Полоний на его слова чуть заметно кивнул. Вид его красноречиво говорил, что он с радостью выполнит все желания своего господина.
Царь протянул руку к священнику и взял уже молчащего старика за подбородок, чтобы еще раз взглянуть в его глаза. Тот, казалось, делал все возможное, чтобы не встретить взгляд повелителя.
- Леонардо, - печально проговорил он – ведь я так верил тебе, как же ты мог все это время водить меня за нос? – И с силой толкнул старика от себя.
Священник не удержал равновесия и полетел в тень, сбивая на своем пути маленький алтарь. По залу покатились большие и маленькие деревянные божки, рассыпались свечи.
- Уведи его. – Сухо приказал он палачу. – Я потом решу, что с ним сделать.
Священник хотел упасть царю в ноги, но Полоний не дал ему сделать этого. Он заломил старику руки за спину и быстро вывел его через заднюю дверь.
- Оставьте меня наедине с пришельцем. – Обратился вождь к присутствующим.
Со всех углов зала к парадной двери потянулись придворные. Скоро в помещении стало тихо.
Царь глубоко задумался и, подперев подбородок указательным пальцем, хмурил брови. Нет-нет взгляд его проницательных глаз поднимался на Максимуса, словно он решал, как с ним поступить, но потом он опять уходил в себя и нервно теребил большую серебряную пуговицу на груди.
Максимус воспользовался передышкой, во время которой успел поблагодарить Господа за чудесное избавление и слегка осмотреться. В приемной дворца все было обставлено со вкусом кочевника. На драповых стенах повсюду висели сабли, копья, щиты и всякого рода приспособления для убиения, о которых Максимус не имел ни малейшего представления. Всевозможные стулья хаотично расставлены вдоль округлых стен. На полу перед «троном» разложен толстый ковер, который когда-то возможно был ценной вещью. На этом вещи, за которые может зацепиться человеческий глаз, заканчивались. И все вокруг было погружено в призрачный мрак, от которого внутри могло показаться холодней, чем было на самом деле. Но об одном преимуществе этой темноты Максимус догадался. Тот, кто входит в зал с улицы, некоторое время не может видеть практически ни чего, в то время как его рассматривают и оценивают.
- Итак, ты осмелился бросить вызов тому, во что я до этого свято верил. У меня теперь нет богов, к которым бы я мог обращаться за тем, что не в силах сделать сам. – Властно начал царь свою речь. – Как ты правильно заметил, сила богов нужна мне только для того, чтобы выжил мой единственный сын – моя надежда, мой наследник. – На лицо вождя опустилась тень печали. – Как показал многочисленный опыт, врачи ни чем помочь ему не могут. Скажу тебе откровенно, всех, кто брался за его лечение и ни чего не смог сделать, я казнил без жалости. Каждый новый врач имел со мной беседу, в которой мы оговаривали условия сделки. Если моему сыну станет после лечения лучше, то врач может просить у меня до половины царства. Но если попытки врача окажутся тщетны – ему смерть. Ты здесь, потому что ты – врач. Мне говорили, что ты чудесный врач. Предлагаю тебе те же самые условия. Я не могу рисковать своим сыном и должен быть уверен, что ты приложишь к лечению все старание и весь свой талант, потому что от этого будет зависеть и твоя жизнь. Именно по этой причине я не могу изменять условия.
- Меня не интересуют условия. Я – врач и лечу больных не за пол царства, не потому что от этого зависит моя жизнь, а потому что это мое призвание, потому что человек нуждается в моей помощи. Кроме того, этим даром я служу Богу. Как бы он смотрел на меня, если бы мое усердие в служении зависело от воздаяния? – Твердо заявил Максимус
- Ты говоришь странные вещи, пришелец, но я почему-то верю тебе. – Вождь удовлетворенно откинулся в кресле. – Когда ты приступишь к лечению?
- Как только буду уверен, что этого хочет Бог. – Невозмутимо ответил Доктор.
Вождь от изумления открыл рот. Пауза затянулась.
- Что ты хочешь этим сказать? – Заговорил, наконец, царь.
- Я тебе уже говорил, что служу Царю сотворившему Небо, Землю и нас людей. Что рассказал тебе лживый священник об Иисусе Христе?
Царь поморщился.
- Это Тот, Который пришел, чтобы стать царем над своим народом, но не рассчитал свои силы и был казнен своими же людьми.
- Тебя нарочно ввели в заблуждение. Это Тот, Который пришел на Землю, чтобы понести на себе наказания за все злые поступки которые совершили люди, то есть, ты и я. Тебе видимо не рассказали, что после смерти на третий день Он воскрес. И теперь Он видит каждый наш шаг, и желает, чтобы каждый человек принял от него в подарок новую жизнь.
- Что это еще за новая жизнь? – Недоверчиво прищурился Долварин.
- Тот, кто признает Его Господином и Царем, кто приглашает Его царствовать в своей жизни, тот попадает под Его опеку и заботу, тот избавляется от злых привычек, от злобы, ненависти, алчности и многого другого, что каждый день портит нам кровь.
- Ты говоришь так красиво, что это не может быть правдой. – Сурово отрезал вождь.
- Бог существует независимо от того, веришь ты в Него или нет. – В тон ему ответил Максимус.
Вождь опешил от такой дерзости.
- Кроме того, если ни один врач не помог твоему сыну, то я глубоко сомневаюсь, что смогу помочь ему. Я могу сделать все возможное, но если на то не будет Божьей воли, то все мои старания пойдут прахом. И ко всему, ты мне потом еще и голову отрубишь. Где же твоя справедливость?
- Ты хочешь свою ответственность переложить на Бога?
- Ты ошибаешься. В мою ответственность не входит творить чудеса, а мне кажется, что ты нуждаешься именно в этом.
- Хорошо, чего ты хочешь? – Устало махнул рукой царь.
- Тебе надо примириться с Богом. – Отрезал Макисмус.
- Я ни когда не враждовал с богами. – Пожал плечами тот.
- Христу не нравится твоя грешная жизнь, Он хочет все изменить для тебя.
- Так пусть меняет! – Выкрикнул вождь. – Я хочу чтобы мой сын остался в живых, и если для этого потребуется моя жизнь, то я не задумываясь отдам ее. Если какой-нибудь Бог окажет мне милость и восстановит мне сына, я всю жизнь буду называть его своим Богом и Царем. – Он в сердцах отбросил от себя что-то напоминающее державу.
- Если ты готов принести Ему в жертву свою жизнь, то скажи Ему это прямо сейчас, и тогда мы сможем надеяться на Его помощь. – Максимус уверенно приклонил колени.
Долварин повременил немного, осмотрелся, и только затем последовал примеру пришельца.
- Иисус Сын Божий, - обратился к Богу Максимус – ты видел нас и слышал сейчас наш разговор. Вот этот человек желает служить тебе и хочет быть тебе верным если Ты докажешь ему свое могущество и вернешь ему сына. Аминь.
- Если Ты такой Бог, какого я так долго искал, то можешь на меня рассчитывать. – Подтвердил слова Максимуса вождь.
Доктора немного развеселила молитва царя, и когда он встал на ноги, на лице его сияла улыбка.
- Что смешного нашел ты в этой ситуации?! – Хмуро поинтересовался вождь.
- Я рад, что теперь буду делать все что возможно, а все невозможное сделает Христос.
- Пошли!
Царь повел Максимуса по узкому проходу в заднюю комнату. С великой осторожностью он открывал дверь. На пороге его встретила перепуганная женщина.
- Что случилось? – Насторожился он.
- Минуту назад он пришел в себя, а теперь заснул. – Заговорчески шепотом проговорила женщина.
Вождь осторожно заглянул за ширму и отпрянул.
- Хорошо. Пусть отдыхает. Врач посмотрит его, когда он проснется. – Сказал он не понятно кому и вытолкал Максимуса за дверь.
- Он уже три дня не приходил в себя. – Пояснил он в коридоре, поэтому, наверное, будет лучше, если ты отправишься домой, а когда он проснется, то я за тобой пришлю.
Максимус кивнул.
Глава 16 Воспоминания
Гог отложил в сторону бумаги и привычным движением хрустнул пальцами. Ну вот, теперь последние формальности соблюдены, и ни что не может помещать его свадьбе. Впереди множество приятных моментов, романтика, медовый месяц, а потом долгая и счастливая жизнь.
В дверь тихонько постучали.
- Войте. – Пригласил Гог и откинулся на спинку кресла.
Вошел Малышев и доложил.
- Нашли ваши старые вещи в хранилище. Что прикажете с ними делать?
- Что за глупый вопрос! Неси их сюда.
Лейтенант юркнул за дверь, но тут же вновь появился на пороге с большим потертым рюкзаком.
Глаза губернатора засветились радостью.
- Наконец-то! – Воскликнул он и принял из рук подчиненного вещи. – Спасибо, вы свободны.
Дверь тихо закрылась за Малышевым, и Гог опять остался наедине со своими мыслями. Он лихорадочно распустил слежавшиеся от времени шнурки и распахнул горловину рюкзака. Все было на месте, ни кем не тронуто и в полном порядке. Рядок внутренних карманчиков заполняли всякие безделушки: губная гармошка, спички, запасной магазин к М-16, и многое другое, так не обходимое свободному охотнику, но абсолютно никчемное для губернатора «великого города». Гог сунул руку в боковой отсек, так и есть, они на месте. Стопка дневников легла на рабочий стол.
Он сел в кресло и задумчиво стал перебирать пожелтевшие от времени тетради. Вот самая потрепанная из них – первая. Гог открыл ее на первых страницах. Пред ним предстали кривые, неуверенные слова первых записей. Угол тетради набух и очертился коричневыми разводами – это неуклюже пролитый чай. Сколько же тогда ему было? Семь или восемь?
Первая надпись гласила: «2024г. 8 апреля, 8:30 утра. Здравствуй, дневник. Сегодня, в день моего рождения тебя подарили мне. Теперь я буду записывать на твоих страницах свои тайные мысли и дела. До встречи». Значит, тогда мне было восемь лет.
Гог отлистал несколько страничек, и глаз его зацепился за дату подчеркнутую красным карандашом. «2024г. 15 июня, 10 вечера. Сегодня у нас праздник. У меня появилась сестренка. Мне, конечно, говорят, что ее купили, но я уже достаточно взрослый, чтобы понимать – это мама ее родила. Она такая страшненькая и маленькая. Ее назвали Терри. Мне не очень нравится это имя, но так захотел папа». Гог не смог сдержать улыбки. Из всех родственников он больше всех любил Терри. Именно ее простота и общительность делали его жизнь в отцовском доме сносной, а иногда и приятной.
Следующая дата была подчеркнута синим. «2024г. 18 июня, после обеда. Сегодня отец лишил меня обеда и ужина за то, что я не пошел в церковь, а сбежал с ребятами купаться на реку. Нам было так весело! Тогда я подумал, что в воскресенье тоже можно радоваться, но отец мне рассказал, что думает об этом Бог».
Лицо Гог помрачнело, и он закрыл и отложил в сторону эту тетрадь. Как все-таки жаль, что у него не было детства. Другие дети его возраста веселились и играли, а ему нельзя было общаться с детьми не верующих родителей, потому что «они могут научить плохому». Гог вспомнил, как часто он убегал с соседскими ребятами в сады, или на реку, или рыть пещеры, и как всякий раз отец жестоко порол его за это. Но разве это помогло? Нет. Он убегал все чаще, а отец превращался во врага, которого можно победить только хитростью и обманом.
Гог ухмыльнулся. Удивительно, чем ревностней родители старались привить ему мораль, заставить его вести жизнь порядочного человека, тем более он преуспевал в искусстве лукавства. Своим упрямством и неизменной строгостью они только стимулировали развитие его коварства, его изощренности в обмане. Им казалось, что сын становится все лучше и лучше, а он становился все умнее и хитрее. С раннего детства он уже привык к тому, что на улице он такой, каким хочет быть, а дома – каким хотят его видеть родители.
В руках оказалась другая тетрадь. Он наугад открыл ее и прочитал: «2028г. 10 мая, вечер. Сегодня был необыкновенный день. Наша семья впервые в жизни ходила в поход. Мы жгли костер, ловили рыбу и запекали ее на углях. Потом Терри упала в реку, а мы все сильно напугались, но отец нырнул и спас ее. Нам было так здорово вместе, и мне показалось, что я простил отца. Может быть, я тоже не всегда хорошо веду себя, наверное, нужно стараться быть более восприимчивым к словам родителей». Почему все его записи раннего детства так или иначе связанны с отцом? Неужели не было больше интересов, как только борьба со своим упрямым родителем. Он попытался вспомнить, что-то не связанное с родителями. Но на память приходили только радостные минуты проведенные в забавах с Терри.
Следующая тетрадь была одна из последних. Она открылась с конца. «2033г. 27 мая, вечер. Был выпускной бал. Сюзи не выдержала и призналась мне в любви. Это меня не мало позабавило. Я давно заметил, что она ко мне не равнодушна, наверняка она боится остаться старой девой, и поэтому решилась на этот шаг. Жаль. На этом я проиграл десятку. Энрике держал пари, что она расколется, а я не верил. Надо будет познакомить ее с Патриком, он цепляется за каждую юбку, может, быть они найдут общий язык.
Толстый булочник в лавке обвинил меня в воровстве хлеба, только потому, что я не люблю жирных мужиков и ни когда ему не улыбаюсь, а у него каждый день недостача. Если он распустит грязные слухи, придется устроить ему темную.
Отец сегодня сказал, что намерен начать мою подготовку к конфирмации. Если бы он знал, что я подал заявление о досрочном зачисление в армию, он бы выгнал меня из дома».
Этим аккордом закончилось его детство. Гог вспомнил, как спустя три недели после этой заключительной записи, его призвали в армию, и началась новая жизнь. Два оставшихся дневника посвящены этому времени. Первый он даже не стал открывать, потому что в нем открывалась вся его былая слабость. Он отлично помнил, каким неприспособленным к самостоятельной жизни юношей оказался он в суровой школе жестокой реальности. Как трудно было подчиняться приказам одних и бороться за свою свободу с другими! Но только во время срочной службы он познакомился с мудростью. Только тогда он осознал глубину истины – выживает сильнейший. Только там он узнал, что справедливость это вовсе не константа и то, что для одних милосердие, для других – жестокость. Там он пришел к ясности, что злодеяние против личности, может быть добродетелью для общества, а порядок только там, где царит принцип - «командир всегда прав».
Он отложил одну тетрадь, а взял другую, тонкую, листы которой густо испачканы кровью и обожжены огнем настоящей войны. Он смотрел на землистого цвета обложку, пальцы его дрожали, лицо сделалось мраморным. На этих страницах некогда умерла его радость. Это было там, где он узнал цену истинной дружбы. Не той дружбы, что объединяет сантиментальных юнцов вокруг бредовых мечтаний, а той, по другую сторону от которой постоянно маячит тетушка смерть.
Он пропустил первые страницы пребывания на базе. «2036г. 5октября, полдень. Наконец-то серьезное задание, после долгих месяцев отсидки в тылу. Если выживу, то продолжу заполнять дневник после операции».
Следующая надпись: «2036г. 24февраля, день. После провала последней операции и трех месячного заключения в следственном изоляторе по подозрению в дезертирстве, освобожден за недостатком улик. Попал под перераспределение и переехал в северную область, под командование центра. Потеря друзей отвратила от общения. Делаю свое дело, но не желаю, чтобы все кому не лень лезли в душу. Сколько же стоит человеческая жизнь на земле?»
Гог отодвинул развернутую тетрадь и подавил слезный ком подступивший к горлу. В память ворвались свежие образы погибших друзей. Он помнил эти два месяца, как вчерашний день. В соответствии с заданием, он с небольшой группой местных разведчиков, переодевшись, пробрались в тыл моджахедов, и под видом переселенцев поселились в маленькой, почти заброшенной деревушке из двух десятков полуразвалившихся домов. В задачу входило наблюдение за передвижениями вражеских сил, и совершение микро диверсий в случае крайней необходимости.
Однажды, когда они еще только обживали свой дом, Гог заметил под стеной гнездо со змеенышами. Несколько раз он заглядывал туда, но ни разу не видел в нем матери, и из жалости он решил покормить их. В тарелку он налил им свежего молока и поставил под стену. Скоро с радостью обнаружил, что малыши выбрались на запах и сняли с молока пробу. Когда молоко в тарелке закончилось, он подлил еще. Ребятам очень не нравилась эта идея, потому что каждый из этих малых деток, в последствии станет взрослой коброй, вот тогда шутки с ними будут действительно опасны. Вечером того же дня их дом посетила мама. Это была старая кобра в руку толщиной и длинной до двух метров. Она заползла так тихо, что ни кто из присутствующих не заметил этого, и только тогда, когда она опорожнила тарелку с молоком и загремела этой пустой тарой, люди обратили свое внимание в тот угол, и в страхе больше не могли пошевелиться, до тех пор, пока она ни убедилась в сохранности своих деток и ни удалилась на улицу. С тех пор, каждую ночь она приходила чтобы полакомиться свежим молоком, которое он ей исправно подливал.
Скоро молодые кобры покинули гнездо и больше уже не попадались на глаза.
Работа продвигалась вполне успешно. В самое ближайшее время должны были прислать двух женщин, в помощи которых разведчики сильно в то время нуждались. Но произошло непредвиденное. Это случилось, когда Гог отправился за водой к ручью. Он лег на землю, чтобы напиться холодной воды, как вдруг почувствовал, что-то под своими ногами. Когда он поднял голову, смертельный страх объял его с головы до кончиков пальцев на ногах. Перед ним была голова той самой гигантской кобры. Она внимательно посмотрела ему в глаза и стала медленно обвивать кольцами его ноги. Он понимал только одно – шевелиться нельзя. Но и без этого, он был скован страхом настолько, что не мог пошевелиться или позвать на помощь. Она крепко стянула ему ноги и застыла над ним в угрожающей позе. Прошло еще несколько минут, и со стороны дома раздались выстрелы, послышались голоса людей. Гог не шевелился, но сердце его рвалось к дому, он чувствовал, что произошло самое страшное. Змея продержала его в таком положении минут двадцать, а потом освободила его и уползла в кусты. Некоторое время Гог еще медлил, не веря чудесному избавлению, но когда осознал свою свободу, тут же бросился к дому, чтобы узнать в чем же дело.
Когда он вернулся в селение, то обнаружил у своего дома всех немногочисленных жителей поселка. Со скорбными лицами толпились они неподалеку и с готовностью пропустили его в помещение. Всех своих друзей Гог нашел мертвыми. Как потом выяснилось, рано утром отряд моджахедов появился в деревне. Они тут же направились к дому и застали его обитателей врасплох. Ни кто, кроме Гога, не уцелел. Налицо утечка информации. Кто-то был предателем, но разве мог кто поверить в сказку о чудесном избавлении от боевиков, благодаря мудрости афганской кобры. Фактов, чтобы обвинить его в предательстве не было, поэтому следствие было возбуждено по факту дезертирства. Но ему везло всегда, и на этот раз он отделался только легким испугом.
Потом были еще долгие годы войны, на протяжении которых он больше ни когда не позволял себе такой роскоши, как близкие друзья. Тот случай навсегда привил его холодностью в товарищеских отношениях. Так было жить легче и спокойнее.
Он заглянул в конец тетради. «2038г. Зима. Скоро увольнение. С нетерпением жду приказ. Наконец-то появилось много времени. Много читаю. Нашел то, что более всего отражает мой образ мыслей. Книгой мудрости поделился со мной один из старших командиров. Вот уж точно руководство для жизни. Ни где до этого я не видел такого полного и глубокого анализа человеческой природы. Такие простые и понятные истины. «Нет большего блага для человека, чем стремление к власти и достижения ее всеми доступными ему методами» - Такие мысли хочется конспектировать. Когда окажусь на свободе, обязательно почитаю у этого автора что-нибудь еще».
Тут Гог словно вспомнил про что-то, запустил руку в рюкзак и вынул толстенький зачитанный томик Ницше. Он аккуратно протер обложку и бережно поставил книгу на полку. Это для него большая память, и когда появится больше свободного времени, то он непременно перечитает ее в который раз.
Он посмотрел на последнюю запись в дневнике и тяжело вздохнул. После этого была еще война, потом поездка домой, потом изгнание из дома и много разочарований. Годы лишений оказались пропущены в его дневнике, но того, что он имел сейчас пропустить было нельзя. Он взял перо и сделал очередную запись.
«2043г. Я – губернатор «великого города». На этом основании я построю «великую империю», которая затмит империю Римскую. И те, кто изгнали меня из родного дома, если они еще живы, то скоро услышат обо мне, и пожалеют о содеянном».
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэзия : Победа или поражение - Тамара Локшина Идёт война(добра и зла)...сознательно или нет, но каждый из нас принимает в ней участие. Каждый из нас одерживает победу, или же сдаёт свои позиции...
Где ты? На чьей стороне идёт твоё сражение?..
