Вкус соли

Его отступление было недолгим.
Алкоголь, табачный дым, кое-какая закуска быстро сделали своё чёрное дело. И хотя организм бывшего спортсмена ещё не подавал тревожных сигналов, заключение врачей грянуло, как гром среди ясного неба – РАК.
Жизнь уходила стремительно быстро, здоровье таяло на глазах.
А душа? Душа заметалась, как птица в клетке, в предчувствии скорой встречи со своим Творцом, Который однажды поселил её в это, некогда пышущее здоровьем тело.
В это самое время и произошла наша встреча и хотя мы и были, что говорится, земляками, и я много был наслышан о нём от родственников и знакомых, но, видно, так было угодно Всевышнему – познакомить нас именно здесь, на противоположном от родных мест континенте. Я не употреблял алкоголя и абсолютно отрицательно относился к табачному дыму и его поглощению как жизненно важной необходимости, и всё же у нас нашлось множество тем для разговоров.
Не знаю чем, я с каждым днём все больше и больше начал завоёвывать его доверие, и он с каждой нашей встречей всё больше и больше открывался мне, как морская ракушка. И вот, в один из дней моего посещения, открылась его душа. Как драгоценная жемчужина, засверкала она в лучах доброты, нежности, невыплеснутой любви.
Да, душа была действительно доброй и нежной, но несложившаяся личная жизнь завернула её в непроницаемые, колючие, ежовые рукавицы, а через промежуток времени, не получая участия и внимания, она затвердела в этом панцире, превращаясь в камень, покрытый мхом непонимания.
Он, как ребёнок, любил сладкое и самым большим лакомством для него был мёд, а любимым занятием была работа с пчёлами на пасеке. Он всю жизнь мечтал иметь своих пчёл, но так и не довелось, зато он с удовольствием проводил время с пчёлами, которых я по случаю приобрёл для него узнав о его слабости, хотя сам я не смыслил в них ничего, кроме как: “Медку бы с вощиной, а, Миш…?”
Это было весьма благоприятное время для бесед и рассуждений о великой мудрости Создателя и Творца всего видимого и невидимого. Да и душа, истомлённая в сердечно-каменном заточении, вдруг почувствовала собеседника, умеющего слушать, a Дух Святой слышал каждое слово, рвущееся, казалось, из самого дна сердечных уз. В один из таких дней он поведал мне сокровенное: что душа, уставшая от добровольно-принудительного затворничества рвётся в общение со святыми, но враг души восстаёт перед ней, постоянно напоминая, что её обладатель находится в глубоком падении, и ему оттуда не выбраться, и нет для него прощения у Господа.
Мы тихо склонились в молитве, а Дух Святой делал Своё великое дело спасения. Потом мы молились ещё и ещё.
Прошло несколько дней, в которые мы не встречались, так как дела радиовещания забросили меня в Канаду. Когда я вернулся, то первым делом решил навестить Михаила.
Смертная тень легла неизгладимой печатью на его внешний вид, но что меня приятно удивило, так это его глаза, сияющие каким-то добрым светом, а его речь дышала радостью, которой он не замедлил поделиться со мной.
- Владимир, ты знаешь, Господь даровал мне покаяние, ты даже не представляешь, как я рад.
Мы снова склонились в благодарственной молитве перед Спасителем.
С каждым днём жизнь уходила, и наступил тот период, что называется увяданием. Кожа почернела, глаза глубоко ввалились в глазные впадины, речь прерывалась горловыми спазмами. Метостазы разлагали организм, но дух был жив, правда, чувствовалось какое-то внутреннее переживание, что-то недоговоренное. Я не допытывался, просто ждал, когда он сам скажет.
Прошло два дня. Вечером, сидя у раскрытой Библии, мы тихо беседовали. И здесь он мне поведал о своих переживаниях:
- А как отнесутся к моему отступлению и последующей жизни в нём(отступлении) братья, которым должно решить, возможно ли мне стать членом поместной церкви или нет?
Я, как мог, успокаивал его словами Иисуса Христа: ”Приходящего ко Мне не изгоню вон” и, какими бы ни были грехи, Он убелит тебя в Своей Святой Пречистой Крови, и будешь ты снега белей.
Время шло. Братья почему-то не спешили с принятием решения. А душа находилась в ожидании и переживаниях.
Больно было смотреть на моего друга. С одной стороны – невыносимые телесные страдания, с другой – душевные переживания.
И вновь, как мог, я пытался его успокоить:
- Миша, ну если Христос сказал: ”Не изгоню приходящего ко Мне”, то тем более Его последователи не смогут изгнать вон пришедшего и покаявшегося перед Богом .
Но в ответ я услышал тихие слова:
- То был Христос. А сейчас для меня очень важно получить ответ, я его жду, как от самого Господа. Если «да», то моей радости уже никто не отнимет, а если «нет»?..
И у него на глазах появиись слёзы.
Прошли ещё несколько дней, и наступило очередное утро воскресного дня. Что-то неумолимо толкало меня поехать к Мише, и я без особого сопротивления, быстро собравшись, сел в машину. Несколько минут езды, и я открыл дверь дома моего умирающего друга. Он сидел на диване в какой-то необыкновенной, парадно-торжественной позе.
Поприветствовав и присев рядышком, я спросил Михаила, по какому случаю у него такой, как мне показалось, торжественный вид. И тут я почувствовал дрожь его сильно исхудавшего тела. Склонивши голову мне на плечо, он тихо прошептал:
- Сегодня братский совет решит мой вопрос, и я очень жду сообщение об их решении. Оно для меня очень важно.
Я всё понял. Это был пик его духовных и душевных переживаний. Переживаний, которые не остались без последствий и для физического состояния.
Часы тянулись томительно медленно, и стук маятника гулко отдавался в напряжённой тишине дома. А ответа всё не было. Вот уже и часы пробили полдень. Окончилось служение, значит, осталось ждать недолго. Но дыхание становилось прерывистым и тяжёлым.
- Миша, ты хочешь пить?
Лёгкий кивок головы был ответом. Я наполнил стакан свежей водой, но, увы, она уже не пошла в пересохшую, то ли от переживаний, то ли от приближающегося конца гортань. Лишь слёзы одна за другой катились из тёмных глазниц по высохшим скулам щёк.
Я вышел на улицу, возможно, от напряжения мне показалось, что к дому подъехала автомашина, но улица оставалась по-осеннему унылой и пустынной. Накрапывал небольшой дождик. Вернувшись в дом, я вновь увидел его вопросительный взгляд. Он пытался что-то сказать, но виделось только шевеленье холодеющих губ. Я понял его без слов.
- Нет, Миша, никого нет.
Прошло ещё около двух часов, и наступил момент, когда сердце сработало последний раз и, как заклинивший механизм, задрожав, остановилось навсегда.
Мой друг ушёл в страну, откуда нет возврата, куда нельзя послать письмо иль позвонить.
Мои пальцы лежали на том месте, где ещё чувствовались замирающие удары пульса. Прошло ещё минуты полторы, и пульс замер тоже.
Уложив тело на диван, я последний раз закрыл глаза отошедшего в вечность друга, но остывающие веки вновь и вновь поднимались, а остановившийся взгляд как бы вновь и вновь спрашивал меня: «Ну что, скажи, пришёл ответ»?
Жгучая боль пронзила моё сердце – неужели так и не прийдёт ответ?
В этом прошло ещё пару минут и тут…
Настежь распахнулась входная дверь, явно не выдержав усилия крепкой мужской руки. В дверном проёме показалось лицо, изображавшее некое подобие улыбки абсолютно довольного собой человека.
- А где Михаил?
- Вот лежит.
- Ну, так скажите ему, что его приняли.
- Поздно, Алексей.
- Чего это поздно? - сквозь «хи-хи» послышался добродушный вопрос Алексея.
- Миша умер.
- Умер? Когда?
- Минут пять назад.
- А-а-а, это ничего, крикните ему в ухо, - сквозь явное «хи-хи-хи» вновь раздался самодовольный совет “брата” Алексея.
Что происходило после сего диалога, помню смутно. Последним в памяти осталось чувство потери контроля над своими эмоциями.

Вместо эпилога:
Не хватило нескольких минут
Чтобы в уши умирающему другу
Ласково и нежно прошептать
«Принят ты Христом и братским кругом».
Был ленив гонец и, видно, скуп.
Весть пришла, но было уже поздно.
Отошла душа, и сердца стук
Остановлен был рукою Божьей.
Нету больше друга, он ушёл
В ту страну, откуда нет возврата,
А гонец остался жить и всласть
Наслаждаться, называясь братом.

PVL.

Вкус солиКрик души

Вкус соли
Крик души