… I didn’t have a feeling of
living without aim
The
day before you came
(АББА, The Day before You Came)
Он пpожил много лет, он пpожил много зим,Тянулись сеpые дни и никого pядом с ним.Он пpосто пил и ел, спал, тянулись сеpые дни.Тянулись сеpые дни, они и только они.Небо, улицы, люди, все в сеpой золе,Одиночество стынет на пыльном столе.Он петляет петлей от окна до окна,Из котоpых уже не видна, не виднаОна.Любовь…Стаpый гоpод, зевая, поднялся с земли.Он стpяхнул с себя мусоp, pазогнал коpабли. Засадил голый Невский зелёной тpавой, Александpийский столп покpылся, как мечтами, листвой.Медный Пётp в увольнении? До сих поp нет?Пошёл в pазнос, говоpят, ведь конь стоял столько лет.Все дома ввеpх ногами, всё сходит с ума,Вон там, вдали, вон за Невой, она, она!Любовь.(Ю.Шевчук. «Любовь»)
Ей снилось,
будто она
провожает
кого-то на самолет.
Сдает вместе
с
отъезжающим
багаж, получает
посадочный
талон и
поднимает
руку в
прощальном
жесте. Вот она
уже одна,
стоит среди
провожающих, а
внутри такая
тоска! Какое
счастье было
бы сейчас
уехать хоть
куда-нибудь,
в какой-нибудь
другой город,
увидеть
что-то
новенькое, погулять
по
незнакомым
улицам. Да
дело даже не
в этом.
Жуткая тоска
оставаться
здесь. Тоска –
вполне
физиологическое
явление –
сжимает
грудь до
комка в
горле.
Зазвонил
будильник.
Аэропорт
исчез, а тоска
осталась. Да
такая
сильная –
даже слезы на
глаза
навернулись.
Дина попыталась
было ее
прогнать – и
правда, чего
тосковать-то,
ведь уже
меньше, чем
через неделю
ее ждет
командировка
в Лондон.
Ради таких
дней,
наверное, и
стоит жить на
свете. Она
также сдаст
багаж,
получит посадочный
талон, и
самолет
унесет ее в
волшебный
мир. У нее
шестнадцать
встреч на
пять дней. Ей
удалось
назначить
одну встречу
на субботу,
одну – на
понедельник
вечером,
поэтому
улететь она
сможет
только во вторник
утром. Она
будет гулять
по городу каждый
вечер после
своих пяти
встреч в день
(если конечно
ноги
понесут).
Если не понесут,
она просто
сядет на
скамейку в Гайд парке или
в Сэнт
Джеймс и
будет
наслаждаться
тем, на что
упадет
взгляд.
Зато у нее
все
воскресенье,
и суббота с
понедельником
почти полностью
в ее
распоряжении.
Она сядет на
автобус и
поедет в
Оксфорд, где
будет гулять
по паркам
старых
колледжей и
завидовать
тем, кто там
учится и
живет. В
Оксфорде прямо
посреди
города на
территории Модлин
колледжа
есть то ли
сад, то ли
парк для отдыха
студентов и
преподавателей,
так этот сад-парк
похож на
Шекспировский
лес. Ручеек, деревья,
полянка –
видны только
шпили старинных
домов – и ни
шума улицы,
ни
молодежной суеты.
Так и ждешь,
что сейчас
воздух зазвенит
и прямо на
тебя из-за
деревьев выпрыгнут
сияющие
эльфы. Дина
будет
валяться в траве и
разглядывать
небо, в
который раз
удивляясь
благодушию
людей и
природы
вокруг. Потом
она попьет
кофе с
булочкой в
студенческом
кафе, может
быть,
разболтается
с кем-то из
обитателей.
Поговорит с
каким-нибудь
старичком
или
старушкой о
былых днях –
да кто знает,
что там еще
может
случиться!
Начальник
сказал ей,
что она
нерационально
составила
свое
расписание.
Пусть, мол,
теперь мучается
на своих пяти
встречах, а
потом помирает
со скуки в
отеле. Ха-ха!
Ему,
американцу,
прожившему
десять лет в
Лондоне, и в
голову не придет,
что для Дины
эти три дня –
не потеря
времени, а
смысл жизни.
Зато коллеги
заскрежетали
зубами. Что
поделать, не
отказываться
же от
подарков
судьбы. К
тому же Дина
все это
вполне
заслужила.
Во-первых, умение
удерживать
внимание
собеседника сколь
угодно долго.
Во-вторых,
виртуозное
владение
иностранным
языком. Ну и
внешность,
наконец. Или
внешность
не «наконец», а
«во-первых»?
Дина
заканчивала
макияж.
Внешность,
действительно,
была в
порядке. И
остроумие, и
талант
увлекательно
говорить на
любые темы – все
это у нее
было, не
отнимешь. И
тоска прошла,
как только
она вышла на
улицу из вонючего
подъезда.
Солнце
светило,
травка росла,
воздух был
теплый, а
через неделю
– командировка
в Лондон, что
еще нужно
русскому
человеку для
счастья!
«Сейчас
надо будет
прочитать
все буклеты про
компании и
банки, с кем
буду
встречаться,
и порыться
еще в
Интернете –
может, найду
какие-нибудь
мелочи,
знанием
которых
можно
поразить
английских
коллег. В
обед сбегаю в
магазин,
посмотрю, чем
можно
порадовать
себя там. Вечером
тоже сделаю
себе
что-нибудь
приятное. В
кино схожу,
или просто
посижу в кафе
в центре. Или
съезжу
погулять на
Воробьевы горы.
Завтра после
работы – в
другой
магазин.
Выберу себе
что-нибудь
приличное, в
чем приятно
будет выйти
из самолета в
Лондоне».
Метро,
пересадка,
выход в город
– чрез пять
минут на
рабочем
месте. Она
всегда приходила
раньше всех.
Следом за ней
появлялся Андрей.
Он любил
начинать
день с позитивной
ноты.
Поскольку в
комнате в это
время никого,
кроме них, не
было, то
комплимент
доставался
Дине. «Дина, вы
сегодня
похожи на
Катрин
Денев» Или:
«Хорошо, что,
приходя в
офис, я вижу вас;
должно же
человеку
нравится в его
работе хоть
что-нибудь!».
- Наш друг и
начальник
Дэвид был
совершенно прав,
отправив в
Лондон
именно Вас.
- Что Вы, это
страшная
ошибка. Я
ведь совершенно
не
разбираюсь в
экономике.
- А это и не
нужно, они
там, в
Лондоне,
разбираются
в экономике
за нас за
всех. С Вами
зато
поговорить
приятно.
Коллеги
подтягивались
к своим
рабочим местам,
начался еще
один рабочий
день.
Дина
правила
русскоязычную
переписку шефа.
Он старался
всегда
говорить
по-русски, хотя
все в отделе
отлично
понимали его
родной язык.
Если Дэвид
переходил на английский,
это означало,
что речь
пойдет о деле
необычайной
важности. К
тому же он
считал, что
хорошо
говорил
по-русски, и
еще что нужно
постоянно
практиковаться.
Сегодня он «напрактиковал»
пару писем,
которые уже
ждали пера
редактора.
Все его
тексты, если
попадали в
отдел, зачитывались
вслух и
неумолимо
высмеивались.
Потешаясь
над ним,
коллеги
добирали то, что
он им
недоплачивал.
-
«…если я
однажды
обнаружу
себя в
Париже, буду счастлив
встретить
Вас. Не
колеблясь,
вступайте в
контакт со
мной всегда. Мы
здесь, русские
банки, ценим
свои
партнерские
отношения.
Добро
пожаловаться!
Искренне Ваш,
Дэвид Трум,
Вице-Президент».
-
Есть же на
земле счастливцы,
которые
могут
однажды
утром обнаружить
себя в
Париже.
- Во-во,
просыпаешься
в такой же
квартире, как
у тебя, та же
югославская
стенка, и
улица и дом
тот же.
Только мебель
в квартире
переставили,
и это оказывается,
не Москва, а
Париж.
- А над
тобой стоит
француженка
и воду тебе
за шиворот из
чайника льет.
-
Это что, как
вам
понравилось
«добро пожаловаться»?
Совсем
обрусел,
скоро доносы
писать
начнет.
Дина
служила
переводчиком
с его
русского. Ее
лингвистическое
чутье
помогало
быстрее всех
улавливать
смысл
псевдорусских
слов. Дэвид
злился, если
его не
понимали. Это
закономерно –
никому не
понравится,
когда над ним
смеются. Дина
его понимала.
Другому
понадобилось
бы неизвестно
сколько
времени,
чтобы
разгадать
загадку «маленьких
циферок», а
она поняла
почти сразу.
Дело было вот
как. Она составила
отчет по
проекту и
отнесла
Дэвиду. Через
пять минут он
звонит и
говорит: «Ты хорошо
сделала
отчет, но
теперь нужно
добавить еще
циферки».
Надо
сказать, что
отчет этот
состоял
преимущественно
из «циферок».
На Динин
взгляд
чего-чего, а
«циферок» там
было
предостаточно.
Но Дэвиду
понадобилось
еще. Мысль ее
пошла в
неправильном
направлении,
она решила,
что под
«циферками» он
подразумевает
что-то
другое.
-
Что ты имеешь
в виду?
Поменять
шрифт, большие
буквы сделать,
что-то такое? –
Перебирала
она в надежде
нащупать
суть.
-
Нет! Нет! Мне
циферки надо,
маленькие
циферки.
- Ну,
правильно,
шрифт
поменять,
уменьшить, да?
-
Нет, ты что,
по-русски не
понимаешь,
это ведь твой
материнский
язык. Надо
поставить
маленький
один,
маленький
два,
маленький
три и дальше.
-
Страницы
пронумеровать
что ли?
- Да.
Так надо. Как
это
называется, я
запишу, «пронумеровать
страницы»?
Она одна
понимала его
эксперименты.
Дэвид любил
живой язык,
особенно
«словечки». Он
так и
говорил: «я
собираю
словечки –
без этого не
будешь
говорить как
русский». Это
не мат,
конечно, а
разного рода
жаргонизмы.
«Если ты им не
позвонишь, они
нас будут «динамировать».
Вместо
«он опять
тупит»,
говорилось:
«Он опять
тупится». Это
так писалось
бы, а
слышалось «тупица». «Он
опять тупица».
Как будто это
явление
преходящее,
сегодня тупица,
завтра
поумнел, а
послезавтра
опять тупица.
Сегодня он
выдал
очередной
номер. Вызвал
Дину к себе
поговорить о
поездке. Она
хотела
четких
инструкций, а
у него то ли
времени не было на
это, то ли его
эти встречи
не очень интересовали.
Он сказал ей
буквально
вот что: «Дина,
ты же
интеллигентная
женщина, а
хочешь быть
как солдатка,
раз-два».
- Хочу как
солдатка,
поэтому ты уж
скажи четко,
какая у меня
на сей раз
сверхзадача?
- Просто чтобы
вы были
друзья. Чтобы
ты могла позвонить
потом и
сказать: «Хелло,
помните, мы с
вами
встречались,
у нас есть предложение»,
- и он
загадочно
улыбнулся,
видимо
показывая,
как Дина
должна была
произносить
свои слова.
Это было
то, что надо.
Больше всего на
свете Дина
любила
знакомиться
с хорошими
людьми и
становиться
с ними
друзьями. А как
приятно
после
позвонить и
сказать: «Хелло,
вы меня
помните, а у
меня
предложение!»
Когда
она
вернулась в
отдел, в
воздухе как будто
витало
что-то. Она не
могла понять
что это, но
это было
что-то
недоброе,
нехорошее.
Какая-то
странная
тишина. Дина
посмотрела
на
сослуживцев,
но увидела
только затылки
и спины
склоненных
над работой
людей. И надо
же такому
случиться,
что именно
сейчас ей
понадобилось
распечатать
какой-то документ.
Она
отправила
его на
печать,
подошла к принтеру
(он было
один на весь
отдел) и
включила его.
Аппарат
загудел,
подхватил
лист, и
вскоре его край
появился в
прорезе.
Что-то
темноват ее документ
на вид. Опять дурит
техника. Ей
бы взять этот
лист и, не переворачивая,
выбросить в
корзину. Но
она, поддавшись
какому-то
инстинкту
саморазрушения,
посмотрела.
Есть идиоты,
которые
говорят, что
пощечину
надо воспринимать
как массаж. И
что нужно
уметь абстрагироваться
от эмоций,
что даже
физиологическими
реакциями
можно
управлять,
что все это
никак не связано
и что
выражение
«внутри
похолодело» - метафора.
Никакая это
не метафора.
Когда хреново
и страшно,
внутри
действительно
холодеет. Только
сейчас у Дины
не
похолодело.
Кровь ударила
в голову, и во
внутренностях
появилась
противная
слабость. Ощущение
подлого
удара из-за
угла. Можно
сколько
угодно
думать, что
это просто
массаж кишок,
эффект не
изменится – в
тебя словно
влили яду, и
это яд теперь
всегда будет
смердеть у
тебя внутри.
Кто-то
сфотографировал
ее в один из
тех моментов,
которые не
предназначены
для чужого
взгляда. И
теперь этот
натуралистический
портрет
вылез из
принтера и
смотрел на
свой
оригинал.
Это
было
слишком
серьезно –
посмеяться
над собой не
получится.
Сзади
раздался
предательский
смешок. Дина
смяла лист и
бросила его в
корзину. Потом
в полной
тишине
подошла к
рабочему месту,
открыла
какой-то файл
и попыталась
сосредоточиться
на работе.
Куда там! Высидев
минут
пять, она
встала и
вышла из
комнаты,
спустилась
на лифте и
вон из
здания.
Перейдя
дорогу, села
в сквере на
лавку и
закурила. Она
мысленно
проверила,
достойную ли
приняла позу
– теперь надо
быть начеку,
в любой момент
ее может
поймать видео-камера.
Господи,
Господи,
Господи, как
же жить после
этого? Что
делать?
Срочно
уволиться? Не
поможет. Она
уже много раз
пыталась
убежать от
своего
растоптанного
достоинства.
Неумолимый
рок настигал
ее везде.
Стоит чуть-чуть
расслабиться
и поверить в
свое призрачное
счастье, как
вот оно,
накрыло.
С самого
детства она
помнила это
чувство щемящей
растерянности,
когда кто-то
сильный или
что-то сильное
сметает тебя
с пути
и наслаждается
твоим
унижением.
Господи,
Господи,
Господи,
Господи! В детстве
после таких
случаев она
забивалась
куда-нибудь и
мечтала о
появлении
прекрасного
принца,
который,
несмотря на
ее униженное
положение,
все же полюбит
ее, отомстит
всем ее
врагам и
увезет ее подальше.
По сравнению
с этим все
теряет остроту.
Чутье
подсказывало
ей, что в
жизни все наоборот.
Грезы о
принце
сменялись
реалистичными
снами о
противнице,
уводящей ее «принца»
по праву
победителя. А
она, поверженная,
остается ни с
чем. Принц из
благородного
защитника и
благодетеля
превращался
в трофей.
Такова жизнь,
не правда ли?
Ведь она перед
выходом из
комнаты
посмотрела
на Андрея? И
что она
увидела?
Склоненную
спину. Он же
вроде к ней
хорошо
относится?
Или не настолько
хорошо чтобы
пойти против
течения? Нет
сомнения, что
номер
готовился
заранее. Пока
она была у
Дэвида, весь
отдел рассматривал
картинку, и
над ней
потешались также, как
над ошибками
Дэвида.
И ни одного
друга среди
них, одни
трофеи.
Уже
вскоре она
нашла в себе
силы
вернуться в
отдел. Там ей
сообщили, что
Дэвид просил
срочно зайти.
У
начальника
она застала
двух коллег,
которые без
сомнения,
были
авторами ее
«бенефиса».
Как Дэвиду
удалось
вычислить
или расколоть
их, Дина так
никогда и не
узнала. Теперь
он кричал на
них и стучал
кулаком по столу.
«Я не
позволяю
больше
никогда, вы
русские
варвары,
варвары. У
меня не
концлагерь. Идем
сейчас
вместе в
отдел».
Он
схватил Дину
за руку и
потащил по
коридору. У
двери в офис
Дэвид
подождал,
пока те двое подойдут и
даже
пропустил
их вперед.
Как только
все были в
сборе, он сказал
им
по-английски:
- Вы
извинитесь
перед Диной,
и ничего
подобного
больше
никогда не
должно
произойти в этом
отделе. По
крайней мере,
пока я здесь.
В этот раз я
не буду
ничего
больше предпринимать,
но если
что-то
подобное
повторится
по отношению
к любому
члену отдела,
я буду
применять
меры,
допустимые
законом. Я также
прошу не
обсуждать
это событие и
мое решение.
Это все.
Продолжайте
работать. А
Вы, Дина,
сообщите мне,
извинятся
они перед
Вами или нет.
Он вышел,
хлопнув
дверью.
«Американская
свинья» -
сказал кто-то
ему вдогонку.
Дина еще
ничего не
успела
понять, она
только
заметила, что
непроизвольно
очень глубоко
всей грудью
вдохнула.
Когда она
выдохнула, ее
показалось,
что часть
горечи вышла
вместе с
воздухом.
Очень
хотелось
посмотреть
на Андрея, но
она
сдержалась.
Через пять
минут Дина
уже выходил
из здания
банка, а
через
полчаса
сидела в
уличном кафе
в центре.
Она
заказала
хороший обед,
и сидела в
расслабленной
позе,
потягивая
любимое вино
из
элегантного
бокала. Дина
сбежала с
работы, но
знала, что
последствий
не будет. У
Дэвида три
встречи в
городе, и он
явится
только под
конец
рабочего дня.
А коллеги промолчат.
Это будет их
платой за то,
чтобы не
извиняться.
«Проанализируем
расстановку
сил. Плохо то, что
теперь все
будут думать,
что я
любовница
Дэвида. Ведь
они никогда
не поверят,
что он
заступился
за меня
просто так.
Еще бы, они-то
не то что
за любовниц,
за своих жен,
даже детей заступиться
не способны.
Сами себя-то
не в
состоянии уважать
или любить.
Одна
ненависть и
зависть. Правильно
Дэвид сказал:
концлагерь. С
другой
стороны, что
я потеряла?
Что там про
меня только
ни думают!
Одним
аргументом больше,
одним меньше
– не все ли
равно? Все же
приятно,
когда кто-то
на твоей
стороне».
Оно
закрыла глаза
и то ли
представила,
то ли
вспомнила. Лондон.
Жара. Она
идет мимо
здания
парламента и
подходит к
статуе
Ричарда
Плантагенета,
потом дальше
по улицам с
красивыми
английскими
домами, за
стенами которых
жили ее
любимые
герои (если
можно так сказать
о выдуманных
литературных
персонажах)
всего
каких-то сто
лет назад.
Она садится
на автобус на
вокзале
Виктория и
едет в
Оксфорд. В
окне
аккуратненькие
поля и
домики с
цветами.
Пахнет
свежескошенной
травой – вот и
стога, и даже
коровы. Две
миленькие пожилые
леди болтают
друг с
другом,
вежливо улыбаясь.
Мир Томаса
Гарди,
который стал
и ее миром.
Также как и
мир Ричарда
Плантагенета,
королевы
Елизаветы и
королевы
Виктории, да
что там, и мир
терзаний
Достоевского
и смешливой
мудрости
Пушкина, и
даже маленький
мирок детей,
плескающихся
в море из
рассказа о штурманке,
прокладывающем
курс. Мир
Золушки,
принц которой
не затерялся
на
бескрайних
просторах
других миров,
а пришел и
влюбился в
нее, поверженную
и растоптанную,
победил всех
ее врагов и
увез на своем
коне. Ах,
бросить бы
все это к
чертовой матери
и написать
роман!
Приключенческий.
Где будут
пираты и
восточные
красавицы,
погоня,
большая
политика,
настоящая
дружба и прекрасный
принц.
Слишком пафосно,
критики-интеллектуалы
осудят, и она
опять будет
раздавлена.
Да что за
беда! Она и не
будет его печатать.
Ей слава не
нужна. Только
быть там, в
том мире, и пореже
возвращаться
в этот.
Губы
растянулись
в доброй
несаркастической
улыбке, каких
не бывает на
свете. Она
открыла
глаза и
посмотрела
на здание напротив.
Как
загадочно
красиво было
это здание.
Дина
весь день и
вечер гуляла
по Москве.
Поехала на
Воробьевы, а
потом оттуда
пешком до центра,
несколько
раз
останавливаясь,
чтобы выпить
чашку чая в
приглянувшемся
кафе или
просто
посидеть на
лавочке и
дать отдых
ногам. Она
придумывала
сказочные
биографии
людям,
живущим за
окнами
романтического
вида зданий,
отправляла
их в другое время
и другое
место.
Награждала
встречных незнакомцев
новыми
судьбами,
сталкивала их
в конфликтах
и связывала
страстью.
Домой
Дина
вернулась
поздно.
Ложась в постель,
она отогнала
мысль о
неумолимо
надвигающемся
рабочем дне.
«Я не буду
думать об этом
сегодня, я
подумаю об
этом завтра». Уже
через пять
минут она
крепко спала
и не знала,
что завтра
произойдет
чудо: два
мира
соединятся в
одном и
случится то,
что сделает
ее счастливой.
|