Руки матери

Когда Гришенька был маленьким, мама для него была самым лучшим другом. Он просто обожал её. Всё, что есть хорошего в мире, вмещалось для него в одно коротенькое слово – «мама». Сколько он себя помнил, жили они вдвоем – вместе играли, гуляли, вместе ходили на работу. Людмила, мать Гриши, работала нянечкой в детском саду, так что Гришенька всегда находился под её присмотром. Многие дети завидовали ему – ещё бы, не надо с мамой расставаться ни на час! Люда хлопотала над сыном, как курица над цыпленком. Он постоянно был в поле её зрения и чувствовал свою защищенность. С мамой мальчику ничего не было страшно и никогда не было скучно. Они были друзьями! Мама для Гришеньки была самой прекрасной и доброй на всем белом свете…

Впервые он почувствовал неловкость из-за внешнего вида матери, когда пошел в школу.
- А у Гришки мать – уродина! – дразнили его ребята.
- Никакая и не уродина! – выпячивал вперед грудь Гриша.
- Уродина-уродина! – кривлялись одноклассники, строя страшные рожи.
«У него была самая лучшая мама на свете! За что они так? Что она (или, может, он) сделали им плохого?» - подобные мысли не давали покоя мальчику, но он не делился ими с матерью.

А на празднике Прощания с Букварём у Гришки, словно, глаза открылись. Он смотрел на свою маму и на мам других одноклассников и с ужасом понимал, что эти шрамы, на которые он раньше не обращал особого внимания, действительно, её уродуют. С левой стороны маминого лица, от виска к уголку рта, проходил широкий розовый шрам, отчего угол глаза был слегка прикрыт, и поэтому лицо казалось чуть перекошенным. Но ещё страшнее выглядели мамины руки: бледно-розовые в сине-красных рубцах они походили на руки мумии из, недавно просмотренного Гришкой, фильма ужасов. Мать всё время, даже в летнюю жару, носила кофточки с длинным рукавом, чтобы не привлекать к себе внимание. Но изуродованные кисти и обтянутые тонкой кожицей, готовой в любой момент лопнуть, пальцы нельзя было спрятать.
Гриша вместе с другими детьми читал стихи, стоя у доски, и с ужасом переводил взгляд с холеных, наманикюренных рук незнакомых женщин на «незнакомые» руки матери.
Почему он раньше не придавал этому значения? Одноклассники были правы – красавицей его маму не назовешь.

После этого праздника что-то надломилось, треснуло в отношениях Гришеньки и Людмилы. Он запретил маме провожать и встречать его из школы, скрывал, когда проходили родительские собрания, врал учительнице, что мама очень занята на работе. Когда обман вскрывался, он, опустив взгляд, говорил матери, что забыл про собрание или о том, что её вызывала учительница. Чтобы у учителей было меньше поводов приглашать маму в школу, Гриша старался хорошо учиться. До седьмого класса он был отличником. Отношения с мамой уже не были доверительными, но все же оставались добрыми.

А в седьмом классе Гришку, словно, подменили. Сначала в дневнике стали появляться двойки и замечания, затем он стал хамить и срывать уроки.
- Не понимаю, что с мальчиком случилось, - сокрушалась Людмила перед классным руководителем сына.
- Ничего страшного, - успокаивала та, - дело обычное: во-первых, переходный возраст, а во-вторых, Ваш сын влюбился.
- Влюбился? – шрам на щеке нервно задергался. – Как же так? Он мне ничего не рассказывал…
- Ну что Вы, - повела пышными плечами учительница, - разве дети такими вещами с родителями делятся? Сейчас не те времена…
- Ах, ну да, - опустила взгляд Люда, не понимая, куда и почему ушла искренность в их отношениях с сыном.

А Гришка, действительно, был влюблен. Это чувство накрыло его с головой, и он никак не мог понять, что с ним делать. А во всем была виновата она, новенькая, пришедшая в класс, после летних каникул. Хрупкая, с большими карими глазами, слегка вздернутым носиком и шикарными вьющимися волосами, спадающими русой волной ниже лопаток, она покорила сердца всех мальчишек, вызвав ревность у половины девчонок. «Красотка» - как-то сразу окрестили новенькую ребята. Да, она, действительно, была хороша! Да и есть в кого! Когда Григорий впервые увидел её маму, то остолбенел, открыв рот. Ему показалось, что к ним в класс зашла модель с обложки одного из глянцевых журналов, которые постоянно рассматривали девочки. Худенькая, в модном платье, со стильной стрижкой, она походила скорее на старшую сестру Красотки, чем на её маму. Гриша оценивающим взглядом прошелся по её лицу, фигуре, наряду, задержался на маникюре и, тяжело вздохнув, отвернулся к окну.
Его мама не шла ни в какое сравнение с такой красавицей. Мало того, что мать была изуродована безобразными шрамами, так еще и одевалась, как старая бабка, в какую-то выцветевшую, немодную одежду. «Пугало! – злился на неё Григорий. – Ещё не хватало, чтобы Красотка её увидела. Тогда уж точно – никаких шансов у меня не будет. Кто захочет дружить с мальчиком, у которого мать – уродина?» Передёрнув плечами, Гриша представил, как Красотка смеется, глядя на его маму.

На Новый год учительница предложила детям устроить с родителями бал-маскарад.
- Хорошая идея, - одобрила Людмила.
- Только не говори, что ты тоже пойти собираешься, - нахмурился Гриша.
- Я с удовольствием, - улыбнулась Люда, обрадованная тем, что сможет (как в былые времена) повеселиться вместе с сыном.
- И не вздумай! – повысил голос Григорий. – Только позорить меня будешь!
- Чем это я тебя опозорю? – радость сменило недоумение.
- А в чем ты пойдешь? – попытался выкрутиться сын. – У тебя и одежды нормальной нет.
- При желании можно что-нибудь придумать, - Людмила мысленно перебирала скудный гардероб. – В конце концов, это же маскарад, можно в сказочного героя переодеться…
- Ага, в пугало, например, - сверкнул глазами Григорий. – Или, может, во Фреди Крюгера?
Людмила отступала под натиском сына.
- Или ты хочешь Принцессой нарядиться? – брызгал тот слюнями. – Тоже мне, нашлась красавица…
Люда уперлась спиной в шкаф и почувствовала, как качнулся пол.
На минуту в комнате повисла гробовая тишина. Играя желваками и сжимая кулаки, Гриша смотрел в помутневшие глаза матери.
- Ну почему, почему ты у меня такая … уродина? – выкрикнул он и закрылся в своей комнате.

Примерно через час, когда эмоции утихли, чувствуя вину, Григорий тихонько приоткрыл дверь. Мать сидела на диване и сквозь слёзы рассматривала фотографии. На диване были разложены какие-то афиши.
Переведя взгляд на сына, Людмила моргнула, и скатившиеся слёзы забарабанили по глянцу старых фотографий.
- Мам, - начал было Гриша, но запнулся, не находя нужных слов.
- Тебе интересно, почему я такая «уродина»? – высморкавшись в подол халата, переспросила Люда. – Присаживайся, я тебе расскажу.
Она отодвинула разложенные афиши, освобождая место сыну.
- Долгие годы я скрывала от тебя правду и никогда бы не решилась на этот разговор, - дрожащим голосом начала Людмила, - но, видно, время пришло.
- Ты скрывала причину появления этих ужасных ожогов? – заглянул в глаза Гриша.
- А ты что думал, что я такая родилась? – кивнув, спросила мать. – Ничего подобного! В твои годы я была первой красавицей в классе, да и во дворе… С пяти лет я занималась музыкой, после школы закончила консерваторию, не представляла жизни без фортепьяно. На концертах всегда был аншлаг. Все пророчили мне великое будущее! – Люда развернула перед сыном пожелтевшую афишу.
С неё прямо Гришке в глаза смотрела ослепительная красавица! И лишь прочитав имя и фамилию, он поверил что это – его мама.
- А вот твой отец дарит мне цветы, - протянула фотографию Люда. – Мы с ним, кстати, на концерте познакомились. Он восторгался моей игрой! И как потом выяснилось, любил её больше, чем меня…
- А я его совсем не помню, - Гриша взял другую фотографию, ища сходство с отцом.
- Он нас оставил сразу же после того, как всё это произошло, - Людмила задержала взгляд на снимке бывшего мужа.
- Что произошло? – заерзал Гришка. – Рассказывай.
- Тебе тогда два с небольшим было, - Люда подала сыну снимок, на котором они выглядели счастливой полноценной семьей, – на месте и минутки спокойно сидеть не мог. Всё-то тебе было интересно, всё-то ты хотел рассмотреть, попробовать. Очень тебе нравилось смотреть, как отец сигареты подкуривает – когда спичка огнем вспыхивает. Сколько раз я ему говорила: прячь спички подальше, до беды недалеко. Так нет же, бросал вечно, где не попадя.
Чуть помолчав, Людмила продолжила:
- Так вот, однажды я тебя в обед спать уложила, а сама в магазин за молоком побежала. Очереди тогда за всем «километровые» были… С тобой разве выстоишь? А никаких поблажек женщинам с детьми не давали. Времена тяжелые были…сплошной дефицит. А когда я с молоком к дому подходить стала, смотрю, а он пылает весь. Люди столпились, «пожарную» ждут, близко подойти боятся. А у меня страха не было. Я как подумала, что там, за огнем, ты пропадаешь, всех распихала и прямо в пламя зашла. Сразу к твоему «секретному» месту, за столом, побежала. Ты всегда там прятался, когда шкодничал. Еле в дыму тебя разыскала. Хорошо, что пожарников ждать не стала, они бы тебя там не нашли… Я тебя на руки схватила, всем телом от огня закрыла, а назад дороги нет – пылает всё. Пришлось окно выбивать, а оно уже тоже загорелось. Шторки вспыхнули, краска пузырями поднимается, огонь пальцы кусает. Только я тогда на это внимание не обращала… Ни боли, ни страха не чувствовала. Об одном лишь думала: чтобы тебя на воздух вынести. И вынесла. Тут как раз «пожарная» со «скорой» подъехали…
Григорий сидел с широко открытыми глазами, в которых, казалось, отражалось пламя того самого пожара.
- Я потом в больнице долго провалялась, - вздохнула Люда. – А когда вышла, отец твой нас оставил. Больше я его не видела. Моя карьера, как ты понимаешь, закончилась. А я, чтоб нам с голоду не умереть, в садик нянечкой устроилась. По-другому я не могла, мне с тобой рядом находиться надо было, ведь ты тоже стресс пережил. У тебя после этого долго еще, года четыре, истерика начиналась, если ты меня рядом с собой не видел. Так что переучиться и устроиться на более оплачиваемую работу я не смогла, не успела. Да и тяжело бы мне было это сделать…
Гришка пододвинулся поближе:
- Так это получается, ты из-за меня…?
- Ну что ты, что ты, - потрепала его по волосам мама, - ты не виноват. Это мы, взрослые, не доглядели.
- А почему ты потом пластическую операцию не сделала? – приподнял бровь сын.
- Прежнего бы все равно не вернула, да и дорого всё это, - вздохнула Людмила. – А я всё старалась, чтобы ты ни в чем нужды не знал. По крохам с зарплаты откладывала, чтобы летом к морю тебя свозить, одеть помоднее, чтобы одноклассники над тобой не смеялись…
- Мам, я такой …, ты меня… - Григорий сполз на колени и уткнулся мокрым лицом в изуродованные, но самые родные и любимые руки.

Руки материПроза

Руки матери
Проза