У грани

Июльское пекло растекалось, как растаеный сахар. К полудню воздух прогревался настолько, что, казалось, становился тягучим и липким, словно сироп.
Катерина сидела за небольшим столиком, недавно установленным заботливыми руками брата у могилки её сына. Воздух раскалился настолько, что обжигал горло, но она этого не замечала. Внутри неё был огонь, который раскаленным железом жег грудь вот уже два месяца. Два месяца - для кого-то они пролетели незаметно. Но не для неё. Для неё теперь всё было не так, как прежде. Жизнь разделилась на «до» и «после». Катя смотрела, помутневшим от горя, взглядом на могильный крест. Хотелось плакать, рыдать, чтобы слезы потушили страшную боль в груди. Но слез уже не было. Наверно, выплакала за два месяца всё, до последней слезинки.
Но легче не стало, мучащие вопросы так и остались без ответа: за что, почему это случилось именно с её единственным ребенком? Почему Господь не ответил на молитвы и не исцелил сына? Почему Бог её так не любит?
Всю жизнь она карабкалась, преодолевая одну преграду за другой. Судьба била то с одной, то с другой стороны. И Катерина так надеялась, что то доброе, что «причитается» ей, достанется сыну. Но, увы, жизнь повернулось по-другому. Её мальчик тоже шел по жизни, как борец, преодолевая трудности. И вот сейчас, когда всё стало налаживаться, когда позади остались годы упорной учебы и поиски интересной работы, когда, наконец-то, он встретил девушку своей мечты, неизлечимая болезнь в считанные дни забрала его жизнь.
Где справедливость? А еще ей говорили о милости Божьей?! Тогда где, где она? Или, может, она распространяется не на всех? Тогда чем она провинилась и как дальше жить?

- Что ж ты, милая, себя горькими мыслями терзаешь? – вопрос застал Катю врасплох.
Перед ней стоял сухонький, с небесного цвета глазами, старичок. В соломенной шляпе, холщевых брюках, с большим букетом земляники в руке, он походил на сказочного героя, который встал перед ней, как из-под земли вырос.
- Ответ хочу найти, дедушка, - пододвинулась на скамейке Катя, - почему всё так получилось?
- Ты, я вижу, сына похоронила, - незнакомец присел рядом.
- Похоронила, - вздохнула женщина. – Молодой совсем ушел, еще и тридцати не было… Не спасли врачи, не сумели… И я не смогла уберечь. Да если бы было возможно, я бы жизнь за него отдала, кровь до последней капельки, сама бы в могилу легла, только бы он жил…
- На всё воля Божья, - тихо заметил старик.
- Что? Вы мне о Боге и не говорите! Слышать больше не хочу! Если Он такой, как мне рассказывают, то почему же Он мальчика моего не спас, Он ведь Всемогущий?
- Всемогущий, правильно…
- Но я же молилась, с колен не вставала, обещала всю жизнь людям о Его милости говорить… И сын перед операцией каялся, помощи просил. А оно вон как вышло…
- Так теперь он с Господом, хорошо ему там, в раю, - пытался утешить старичок.
- В раю говоришь? Но и здесь, на земле, у него сейчас всё хорошо было. Что ж Бог не мог его пожить оставить? Забрал бы попозже, в старости. Пусть бы сынок пожил еще, деток родил. А так я теперь и внуков никогда не увижу. Да и жить мне, если честно, не хочется. Сил нет. Если есть ад на свете, то для меня он уже наступил. Хуже не придумаешь…
- Ты, я смотрю, голуба, о себе больше думаешь: себя жалеешь, что одна осталась, что внуков не понянчишь…
- Да я жалею, что сына своего потеряла! - сверкнула глазами Катерина.
- «Своего»? – улыбнулся старик. – Странно, забывают люди, что дети им Богом дадены. В первую очередь сын твой Божьим ребенком был. Стало быть, к Отцу и вернулся… Что ж ты думаешь, Бог его меньше твоего любит? Больше, милая, больше… И всё то, что ты для сыночка сделать хотела, Господь уже сделал: и кровь пролил, и жизнь отдал, только бы он жив остался… Так что мальчик твой живой, не переживай… Душа же бессмертна… А вот ты Бога не гневи, если с сыном на небесах встретиться хочешь. Пуще прежнего за Господа держись и горевать прекращай.
- Как же мне не горевать, дедушка? – призадумалась Катя. – Не справедливо всё это. Не пойму, почему же Бог не дал сыночку еще пожить, ведь у него только-только жизнь налаживаться стала?
- Бог-то, небось, лучше нашего знает, - прищурил глаз старик, - куда уж нам со своими мыслями? Он жизнь человека наперед видит, как на ладони…
- Вот если бы и я могла заглянуть туда, наперед, - мечтательно вздохнула Катерина.
- Что ж вы за люди такие, - дед встал со скамейки, - веры совсем в вас мало, всё-то вы увидеть хотите, да пощупать.
Старческая рука прикрыла Катины глаза. По телу стала медленно разливаться приятная прохлада, перед взглядом стали вырисовываться четкие картины. Катерина увидела сына… Вот он счастливый, в красивом костюме идет под венец, а вот первая серьезная ссора с женой и первая бутылка. Вот жена уходит к другому, а он «уходит» в глубокий запой. А потом его, пьяного, сбивает машина, и он выходит из больницы инвалидом, без ноги. Кадр за кадром мелькали перед Катей эпизоды, где сын скатывался всё ниже и ниже по жизненной лестнице. А вот и самая страшная картина: в грязном бомже Катерина еле-еле узнала сына, который сидел на полу в вонючем подвале. Рядом бездыханно лежал его собутыльник, а в руках у сына – окровавленный кирпич.
Вздрогнув от ужасной картины, Катя открыла глаза – рядом никого не было.
«Задремала что ли? - подумала женщина. - Приснится же такое».
Катерина прислушалась к какому-то новому, пока не понятному, ощущению. Что-то изменилось. Но что? Глубоко вздохнув, она заметила, что больше нет той ужасной боли, которая раскаленным железом жгла изнутри все эти дни. Огненную рану, казалось, смазали прохладным бальзамом.
Катя подняла взгляд в высокое безоблачное небо. Рядом, на столике, лежал ароматный букет земляники…

У граниПроза

У грани
Проза