Просто звезды так удачно сложились

Оранжевое октябрьское солнце, прошептав на прощанье: «До утра!», спряталось за скалистым хребтом. Небо вспыхнуло сиреневым и красным и почернело. Крупные звезды, до того таившиеся позади солнечных лучей, вышли на его бархатную сцену и принялись перемигиваться, медленно и величественно выстраиваясь в замысловатые танцевальные узоры. Прекрасные, живые звезды Неуделья, которые лишь сумасшедший мог сравнить с безжизненными ночными светилами других миров, что висят весь свой век на небесах, составляя одни и те же незатейливые фигуры созвездий.

Тихим, покойным городом Доркеном овладевал вечер. С улиц постепенно исчезали прохожие. Стражники, днем бдительно глядевшие по сторонам, позволили себе наконец расслабиться и приспустить шнуровку кирас, уже не так высоко и ровно удерживая в руках пики. Фонарщики пару часов как запалили фитили и разбежались по переулкам. Откуда ни возьмись появилась армия подметальщиков и обходчиков мощеных дорог.

Задув свечи, я затворил свой кабинетик и направился в дальний конец опустевшего гулкого коридора. Тяжко застонали под ногами ступени, скрипнула обитая железом створа двери.

– Доброй ночи, господин секретарь!

– Доброй ночи, Кароль. До завтра.

Распрощавшись с сухоньким стариком-привратником, вечно простуженным и сонным, я ступил за порог, под прохладный ночной ветер. Вдохнув свежего воздуха, запахнул плотнее пальто, потоптался на пороге и уныло побрел вдоль кустов шиповника, не глядя под ноги и не замечая ничего вокруг.

День завершался отвратно...

Удивительно! Меня простили за то, чего я не совершал. А перед этим аргументированно доказали, что я – пресловутая заморская лошадь-горбач. Впервые в жизни. И, наверное, я первый, с кем подобный номер прошел. Потому что я в это поверил.

Она удивительная женщина! Она обладает невесть каким по счету чувством, подсказывающим ей такие вещи, в которые простому смертному не проникнуть ни за что и никогда. Но она... Искупитель мой... Лорьен, почему ты ни разу в жизни не допускала мысли, что твои чувства могут тебя обмануть? Что я совсем не то имел в виду, что я просто свалял дурака?

Моя беда в том, что я слишком сильно ее люблю, а любовь всему верит. Поэтому я готов поверить, что я лжец, вор... что я подлец. Что я совершенно беспардонный тип. Мне стыдно за то, кем я стал. Стал в один миг, по одному ее слову, по одному ее чувству.

И вся беда в том, что, насколько я люблю Лорьен, горничную супруги нашего губернатора, настолько же она не любит меня. Играет, позволяя себя любить, дразнит, манит... и гонит. Сегодня она всего лишь на минутку забежала в ратушу, принесла господину губернатору записку из дома. Всего на минутку мы увиделись... Искупитель, сколь дорого мне далась эта минута!

Нет! Не хочу вспоминать.

Путь домой как обычно не занял много времени. Яркие звезды освещали брусчатую дорожку, тянущуюся мимо базара, храма Искупителя Скорбящего, часовни Искупителева Брата, воинских казарм и Доркенского парка, в котором, по старинному преданию, обитали привидения. Пройдя последний поворот, я отпер двери, поднялся на второй этаж и, не раздеваясь, упал на постель. Сон не приходил, и я проворочался полночи, гоня воспоминание о вчерашнем дне. Навязчивый образ Лорьен то всплывал передо мной, то исчезал куда-то, я проваливался в забытье и снова отрывал от подушки голову с широко раскрытыми глазами, в которых не было ни капли сна.

В очередной раз открыв глаза, я понял, что больше их не сомкну. Встав с кровати, выглянул на улицу. За окном стояла тьма, лишь в черной вышине мерцали огоньки... Не удержавшись, я уронил руки и беззвучно взмолился:

– О, Искупитель, пусть она придет! Только лишь придет, о большем я тебя не прошу. Просто увидеть ее – а потом будь что будет.

Звезды моргнули еще раз, вспыхнув на мгновение чуть ярче, и вдруг одна из них сорвалась с места и, прочертив небо, упала позади храма Скорбящего. Вскоре восток посветлел, небо окрасилось розовым и зеленым. Звезды погасли, уступив место всходящему солнцу. В мире Неуделья начинался новый день.

Я умылся, нашел чистую рубаху, натянул кафтан и куртку и приготовился выйти из дома.

– Искупитель мой... неужели тебе так трудно?

В этот момент раздался стук.

Я вздрогнул, невольно подскочив на месте.

Дверь несмело приоткрылась. На пороге стояла Лорьен.

– Привет. А я шла мимо...

Я остолбенел, не смея верить в свалившееся на меня счастье. В то, что Искупитель ответил на мои мольбы.

– ...и вдруг подумала, дай зайду... попрощаться.

– Что? – я ошарашенно заморгал.

– Я уезжаю. В столицу.

– Куда? В столицу? – я не верил ушам. – Почему? Зачем? А как же...

– Вместе с госпожой. Вот, доделывала последние задания, пробегала мимо... Надо же, не хотела заходить, а что-то как будто привело само.

Внутри все оборвалось. Исполнилась моя мольба, но исполнилась совершенно не так, как я того ожидал. Хотя... я ведь просил, чтобы она просто пришла ко мне, и больше ничего, вот именно так все и произошло. Я передернул плечами.

Она подошла поближе. Положила руку мне на грудь.

– Не грусти, Альхи. Мир не опрокинется из-за этого. Прощай.

Она быстро привстала на цыпочки, вскользь чмокнула в щеку и, развернувшись, упорхнула. Я попытался удержать ее, расспросить, что, наконец, случилось, но она остановила меня:

– Не надо, Альхи, пусти, я опаздываю. Госпожа ждет. Правда, мне пора.

Я отпустил.

Она ушла.

А я долго стоял, прислонившись лбом к притолоке.

Затем поспешил в городскую ратушу.

В тот момент, когда я достиг места своей службы, городские часы пробили четверть десятого утра. Я вздрогнул: за всеми волнениями не заметил, как опоздал, и, схватившись за бронзовую ручку, с силой рванул на себя массивную дверь.

В пространном холле городской управы было многолюдно и шумно. Слуги сновали тут и там, носильщики бегом таскали какие-то ящики, коробки... полнейший бедлам царил во всех кабинетах. Меня словно никто не замечал. Даже оба моих помощника пронеслись мимо, едва успев обронить подобие вежливого «здравствуйте, господин секретарь». Я недоуменно переводил взгляд из стороны в сторону, не зная, что и предположить...

– Господин штат-секретарь, здравствуйте! – окликнул меня главный советник губернатора, неприятный тип по имени Барталомей Эдью. – Хорошо, что встретил вас. Мне нужно, чтобы вы подготовили кое-какие бумаги и вместе с ними зашли в кабинет губернатора. Я буду ждать вас там.

Он протянул список документов.

– Да, господин советник! – я принял список и, поклонившись, побежал в канцелярию, а затем в свою каморку.

Барталомей незнамо отчего поморщился и куда-то заторопился.

Спустя полчаса я был на пороге означенного кабинета.

– Господин губернатор, вы позволите? – спросил я, осторожно прикрывая за собой дверь. И лишь после этого поднял глаза.

Самого губернатора внутри почему-то не оказалось. Зато за огромным столом, ссутулившись над горой всевозможных бумаг, восседал собственной персоной Барталомей Эдью.

– Проходите, Альбрехт. Вы разыскали все, что я просил?

– Да, господин советник.

– Хорошо... Кстати, Альбрехт, вам не кажется, что вы сегодня несколько опоздали на службу?

Я покраснел и смущенно проговорил:

– Да, господин советник. Прошу меня простить. Это моя небрежность виною, я обещаю, такого более не повторится.

– Надеюсь, Альбрехт, – кивнул он, – весьма надеюсь. Тем более, насколько мне подсказывает моя память, это ваше первое такого рода нарушение?

– Да, господин Эдью. Как правило, я стараюсь быть пунктуальным.

Он изобразил улыбку и, выйдя из-за стола, панибратски потрепал меня по плечу.

– Успокойтесь, милейший. Все хорошо. Давайте считать, что я не заметил вашей... гм, оплошности. Тем более что нам с вами работать и работать. Собственно, именно поэтому я вас и пригласил. Дело в том, что наш уважаемый господин губернатор нынче утром отбыл в столицу на неопределенный срок. Ему просто необходимо полноценное и скрупулезное лечение, которого он не в состоянии получить в нашем городе. Доркен попросту не располагает столь искусными докторами.

– Как? Но...

– Что, вы имеете в виду любезнейшего Макбара? Он, конечно, прекрасный лекарь и прекрасный астролог, однако, боюсь, его знаний в данной ситуации явно недостаточно. Но не важно. Несмотря ни на что, все есть именно так, как оно есть. Господин губернатор отбыл в столицу, а исполняющим его обязанности назначен я. Посему давайте уговоримся сразу: никаких «но», никаких «нет». Никаких «не могу, не знаю, не умею». Я всего этого не потерплю!

– Конечно, господин...

Я замялся.

– Пост-губернатор, – незамедлительно пришел он мне на помощь. – Итак, ступайте, работайте. Благодарю за бумаги.

Поклонившись и пробормотав нечто вроде «не стоит благодарности, господин пост-губернатор», я задом покинул кабинет.

В коридоре, наконец, сумел продохнуть.

Что же это, сбываются самые страшные опасения? Искупитель, почему ты меня так не любишь? За что все это со мной?!

Однако стоять на одном месте, тем более, если это место – порог кабинета «пост-губернатора», было невозможно. И я заторопился в башенку, где размещалась лаборатория старика Макбара.

Тот встретил меня радушно. Поздоровавшись, он отодвинул с середины стола ворох свитков и какие-то склянки с порошками и зловеще-ядовитого цвета жидкостями, а на их место водрузил подносец с иными склянками, в которых плескалось нечто слабо пузырящееся и наполняющее воздух вокруг легким запахом лимона и ванили.

– Вот, отведай! Приготовил по своему новому рецепту.

Я осторожно взял одну из бутылочек. Повертел ее в руках, взглянул на просвет, понюхал... Пахло вполне аппетитно.

– Согласись, сынок, я по праву могу называться лучшим изготовителем лимонадов на всем восточном краю Неуделья!

Я глотнул щекочущей нёбо и язык жидкости.

– Ты во всем лучший, Макбар! – я помялся, подбирая слова, и в конце концов спросил прямо. – Скажи, Макбар, а что, господин губернатор действительно так плох, что нуждается в каком-то особенном лечении? Он вчера еще не выглядел серьезно больным.

Доктор задумчиво пожевал губу и развел руками.

– Да как тебе сказать, сынок... Ты правда полагаешь, что я больше не в силах лечить подагру нашего губернатора? Скажу тебе, если бы наш любимый господин градоначальник не кушал столько жареного мяса, все было бы замечательно. Но, к сожалению, повара больше слушаются своего хозяина, чем его врача.

Макбар покачал головой и рассерженно стукнул в дубовый пол массивной тростью (с которой не расставался даже когда обедал).

– Конечно, теперь ему вдруг взбрело в голову, что столичные доктора помогут гораздо эффективнее. Ладно, пусть его.

Мы помолчали. Лекарь в задумчивости поводил узловатым пальцем по поверхности стола, словно что-то вычерчивая на нем, какие-то ему одному известные и понятные знаки. Затем поднял голову и проговорил:

– Вот только не в этом дело. Как, я надеюсь, ты понимаешь, одна только болезнь, даже если бы нынешней ночью наш губернатор и правда пережил особенно серьезный приступ, не могла произвести такого действия. Так просто от высокой должности не отрекаются...

– Что?! – я подскочил на стуле.

Глаза Макбара уставились на меня.

– Ты не знаешь, что губернатор отказался от своего поста в пользу Эдью?

– Н-нет... Я... Барталомей Эдью сказал мне, что господин губернатор отправляется в столицу на лечение, а он назначен всего лишь временным исполняющим его обязанности. Каким-то пост-губернатором.

– Интересно... Нет, на самом деле все было совсем не так. Губернатор явился ранним утром в ратушу, собрал всех, кто здесь был, включая меня и Эдью, и объявил, что отрекается от звания и должности в пользу своего первого советника. После чего приказал спешно собрать свои вещи и приготовить карету. И отбыл. Как будто за ним кто-то гнался. Или словно кто-то подталкивал его в спину.

Я потрясенно замер, вытаращив глаза и не веря собственным ушам.

– То есть так вот взял и ни свет ни заря уехал?

– Да.

– Ничего не понимаю! Но почему?

Доктор оторвал от подноса бутылочку, залпом проглотил ее содержимое и со звяком поставил опустевший сосудец обратно.

– Есть тому причина. Если ты не забыл, я не только доктор, но еще и немного астролог. И тут – моя боль и моя вина. Я чувствовал, что-то должно случиться! – он сокрушенно опустил голову и поджал губы. – Хотя... что я мог предпринять? Если разобраться, это еще не самое страшное! Ведь могли приключиться еще более ужасающие происшествия.

Я, ничего не понимая, уставился на Макбара. Старик, бывало, заговаривался... Как-никак, девяносто лет это девяносто лет. Все, что касалось лечения, составления всевозможных снадобий или, к примеру, гороскопов, по-прежнему оставалось безукоризненным, в этой сфере Макбару можно было доверять, но в иных вопросах старый доктор мог делаться удивительно рассеянным. Реальность, лежавшая за границами его профессии, не всегда виделась ему предельно четко.

Характерная, кстати сказать, особенность большинства гениальных людей! А кто бы мог усомниться в том, что доктор Макбар гениален?

Старик же, придвинувшись поближе и сделав знак наклониться к нему, прошептал.

– Здесь всему виной поразительное стечение природных явлений. Так сказать, шутки времени, в которое мы живем.

– Не понимаю тебя. Ты можешь просто сказать, что ты имеешь в виду? Не загадывать загадки?

Он еще сильнее сморщил дряблую кожу лица, растянув губы в улыбке, и патетически воздел указательный палец.

– Сынок, Альбрехт... нынешней ночью небесные светила заняли уникальную позицию. И это привело к тому, что, если на самом восходе солнца что-либо сильно пожелать... даже нет, простого желания здесь мало – возжаждать страстно, больше всего остального, то оно непременно исполнится. По моим подсчетам, это будет происходить три или четыре рассвета, ну, или самое большее до недели.

– А ты, Макбар, часом, не того? Ничего не путаешь? – я медленно откинулся на спинку шаткого стула. Конечно, гений есть гений... Но ведь девяносто лет это девяносто лет!

– Нет, все правильно. Такое происходит каждые триста одиннадцать лет. Тому причиной очень древние законы. Научно говоря, метафизические, метахимические, если проще – то астрологические. Немного есть даже из западной лженауки астрономии! Понимаешь... а, хотя, вряд ли ты поймешь.

– Да уж конечно...

– Альбрехт, не обижайся. В науке, оно как бывает? Если основ не познал, то и глубины не увидишь. Так что прими на веру, что... ну, скажем, просто звезды так удачно сложились.

– Хм... звезды?

– Конечно. Тут немного от судьбы, немного от случая. Просто повезло. Понимаешь, в небе идет непрерывный бал. И каждый бальный круг длится по нашим меркам около трехсот лет. Так уж вышло, что мы с тобой живем в то время, когда закончился прежний круг и начался новый.

Рассказ выглядел бредом. Верилось во всю эту звездную пляску с большим трудом.

Однако обстоятельства...

– Не искусителя ли это проделки? – осторожно заметил я, суеверно покосившись через плечо.

– Я более склонен полагать, что не искуситель, а Искупитель... Но в чем-то ты прав. Один дает шанс, другой – мешает его использовать. Или выворачивает все так, чтобы чудесный шанс был израсходован ни на что. Вот, например, как мне видится, Барталомей проснулся нынче на рассвете со страстной мечтой – сделаться новым губернатором Доркена.

– Да уж... Но разве такое возможно?

Макбар почесал подбородок.

– Почему нет? Для Искупителя нет невозможного. Ты все же не забывай, кто управляет небесным танцем. Кто творит времена и законы! Правда, самим звездам такие чудеса стоят жизни... Исполнение желания кого-то одного – всегда жертва для кого-то другого.

Я вспомнил, как упала звезда, лишь только я пожелал, чтобы Лорьен пришла ко мне, и непроизвольно с силой зажмурил глаза.

– Что такое? – поинтересовался Макбар. – Соринка в глаз попала?

Вот въедливый старик! Я поморщился.

– Вроде этого... Но ладно, тогда получается, я могу загадать что угодно, любое свое желание, и оно исполнится?

Он утвердительно качнул головой.

– А если я сильнее всего хочу... – я замялся, – не знаю, чтобы весь мир погиб? Как один из книжных злодеев?

– Ну, что поделаешь? Будет во вселенной одним миром меньше. Вот правда, такая досада, мир-то погибнет, да и ты вместе с ним. Так что особенно горячо таких вещей лучше не желать.

Я состроил гримасу. Никогда не поймешь, говорит Макбар всерьез или шутит. Однако задуматься его слова меня заставили! И задуматься всерьез, со скрипом мозговым, с шевелением чего-то густого и обычно неповоротливого внутри головы...

Вот так мечтаешь ты, казалось, о благом, с твоей точки зрения, а чем оно потом обернется?..

– Ты слышал, на севере война развязалась?

– Да, слышал, судачили.

– Как ты считаешь, не могло ли оно... Ну, я имею в виду, кто-то пожелал, чтобы одна правящая династия сменилась другой... Или кто-то давно замышлял переворот, и вдруг все, чего он хотел, исполнилось?

Старый лекарь поскреб подбородок и прокашлялся, глядя на меня из-под кустистых, низко нависших над глазами бровей.

– Я не знаю, сынок. Правда не знаю. Тут ведь как? Ты и в храм можешь пойти, вознести моление, но Искупитель ответит, нет – сказать трудно. Во всяком случае, взвесит, рассмотрит внимательно, кому от того чуда благодать будет, не будет ли кому горе. А здесь сам видишь, оно чудеса неподконтрольные. Опять же, искушение для нас, испытание. Кто чем живет, кто как мечтает. И кого куда мечты его приведут.

Весь последующий день я провел как во сне. Слова Макбара, его рассказ, не давали мне покоя. О, Искупитель! Если бы я только знал про этот небесный бал, я бы загадал совсем по-другому. Я бы загадал, чтобы моя Лорьен стала по-настоящему моей. Ведь всего-то и нужно было, перед самым восходом солнца, когда завершается танец звезд, страстно захотеть, чтобы Лорьен меня полюбила.

Наверное, это мое желание могло бы исполниться?

Она бы меня полюбила, и мы были бы счастливы. Наверняка бы были! А я пожелал так мало и так глупо...

Стоп! Но ведь звездочет сказал, что чудесное действие продлится еще как минимум несколько дней. Так что же мне запретит пожелать этого завтрашним утром?

Едва дождавшись вечера, я выбежал из здания ратуши. Снова холодный осенний ветер обнял меня и потащил куда-то... И в этот раз я не пошел сразу домой. В возбуждении и предвкушении чуда я обогнул храм и часовню и, пройдя коваными чугунными воротами, попал в городской парк.

Парк был обширен. Выбрав аллею потемнее, я ступил на ковер опавшей листвы. Та шуршала под ногами, навевая грустные мысли. Все вокруг увядало, источая тоскливые, прохладные ароматы поздней осени. Природа засыпала. Я поднял глаза к небу. В просвете между двумя рядами вековечных дубов исполняли свои па серебристые огоньки. По иронии судьбы они, призванные дарить свет, когда темно, указывать путь морякам и радовать своим танцем влюбленных, невольно стали причиной моего несчастья. Кто-то пожелал, чтобы Лорьен уехала от меня. Не напрямую, конечно, пожелал... вмешалась проклятая политика и дурацкая случайность. Искупитель мой, почему исполнение самых заветных желаний одного влечет за собой разрушение мечты другого? А что, если бы кто-то проснулся с мыслью о том, чтобы Лорьен стала его женой? Вдруг бы это желание пришло на ум больше чем одному мужчине?

Я передернул плечами. Нет, пропади оно пропадом такое время чудес! Ведь, если дать себе труд пораскинуть умом, станет по-настоящему жутко от мысли о том, какой хаос может прийти в мир от подобных смен небесных циклов.

О-хо-хо... нет, что ни говори, но такие мысли не для простого канцелярского секретаря! Мне бы чего попроще... Более мирного и приятного.

– Здравствуйте, господин секретарь!

Я обернулся на голос и увидел позади себя раскачивающуюся из стороны в сторону фигуру паркового служителя. Городской дурачок, которого наш губернатор когда-то давно из жалости пригрел на непыльной должности. Мужичок оказался и вправду смышленый, науку пересадки цветов и стрижки кустов освоил быстро и даже научился находить в этом радость. В результате сад приобрел заботливого работника, а сам работник – какое-никакое, но жилище и регулярное питание, а спустя пару лет и вовсе обзавелся подругой жизни из числа старых товарок, таких же слабоумных, как и он сам.

– А я иду и вижу, кто-то идет. Дай, думаю, пойду посмотрю, кто же там ходит по парку так поздно. Прихожу – а это вы идете...

– Да, решил прогуляться немного. А ты, часом, не выпил? – я внимательней присмотрелся к садовнику, невольно потянув носом.

Запах спиртного действительно витал вокруг. Тот потупился и торопливо сделал шаг назад.

– Не-е, ну что вы, добрый господин секретарь! Разве ж я бы мог? Вы так ко мне добры, и господин губернатор, и его дражайшая супруга... Разве ж я не помню, что питие на работе мне строго-настрого запрещено? Да ни в коем разе! Это я так... супруга моя заболела, я настойку ей делал с кореньями... ну вот и пригубил самую малость, дабы попробовать, как оно, то есть, на вкус. Но разве ж я мог пить? Нет, что вы, добрый господин! Никак невозможно! Все жена моя, будь она неладна! Хоть бы поскорее сдохла, развалина, дура старая!

– Ладно, ступай, – мне было не до него, и я махнул рукой, отправляясь дальше.

– Да-да, господин Альбрехт, я вот и говорю. Или я не понимаю совсем! Я ж понимаю! – он закряхтел и, сгорбившись, потрюхал в темноту боковой аллейки. И оттуда еще долго слышалось его несвязное бормотание: – Вот ведь дура престарелая. Надоела хуже некуда. Хоть бы уж и правда сдохла... из-за нее все беды. Из-за них они все... ой, беда...

Я вздохнул и пошел своей дорогой. Да, числился за нашим садовником такой грешок – стоило ему лишь губы намочить спиртным, как вся работа тут же вставала, а сам он с отрешенным видом принимался расхаживать по дальним углам парка и приставать к прохожим с дурацкими рассказами, расспросами или жалобами. А если поблизости не оказывалось прохожих – не брезговал и белкам, синицам и воронам. Сумасшедший, что с него взять? Добро хоть, что безобидный.

– Господин секретарь! Эй, куда вы? – спохватился старик, пытаясь поймать меня за рукав. – А, ладно. Все вы такие, никому нет дела до бедного человека. Правду говорят, должность портит человека!

Отмахнувшись от нетрезвого садовника, я углубился в темноту. Здесь, в сердце парка, деревья росли густо, почти закрывая небо от взора. Я съежился и, подняв воротник куртки, сунул руки поглубже в карманы, твердо вознамерившись пробродить всю ночь, мечтая о чуде и дожидаясь рассвета. Если небо вдруг стало ненадолго чуточку более сговорчивым, я полагаю, этим можно воспользоваться?

Наверное, моя любовь имеет право на то, чтобы меня хотя бы понимали и принимали таким, какой есть? Раз уж то же самое требуется от меня...

В кустах снова раздалось хмельное бормотание. Приближался полоумный садовник. Я скрипнул зубами и затаился, пропуская его мимо себя. Сразу испортилось настроение. Нет уж, с таким соседом не поразмышляешь, не погуляешь до утра, предаваясь мечтам. Не спится человеку! Ну что ему нужно на ночь глядя?!

Стараясь не шуметь, я прокрался сквозь увядающую зелень и, пройдя вдоль одной аллеи и перечеркнув шагами другую, вышел из задних ворот парка.

Дома я не раздеваясь прилег на постель – лишь отдохнуть и набраться сил перед рассветом. Но тут же провалился в сон. А когда проснулся, в небе стояло яркое солнце. И понял, что снова опаздываю на службу!

К счастью, пост-губернатора на месте не оказалось. Никем не замеченный, я прошмыгнул в свою каморку и, переведя дух, погрузился в изучение бумаг. Необходимо было доделать отчет, который вчера потребовал приготовить Эдью.

Работа меня отвлекла, и тягостные мысли ушли из головы. Звездный пляс и вся эта сумятица с исполнением желаний как-то позабылись. На некоторое время отошла на задний план и глухая тоска, с некоторых пор занявшая постоянное место в сердце. Город жил, как всегда, большинство его обитателей, похоже, так ничего и не заметили. Для большинства ничего и не произошло. А раз так, то, наверное, и мне стоило бы выкинуть все из головы?

Отменная, надобно сказать, идея.

– Так, все, хватит! – воскликнул я и испуганно поднял голову. Нет, к счастью, никого, чтобы принять меня за разом спятившего, в комнате не было. – Да, хватит. Никаких звезд, никаких исполнений желаний. Вообще никаких желаний больше!

Проговорив это, я почувствовал себя почти хорошо. Все нутро заполнила тихая уверенность, что все было сном, фантазией. Просто глупым стечением обстоятельств. Уехала Лорьен. Пусть. Это, в конце концов, тоже можно пережить.

Постучались.

– Да?

– Господин секретарь, новые бумаги... Примете?

Мелкий служка, просунувший голову в дверь, держал в руках пухлую кипу прошений, ходатайств и жалоб. Обычное дело. Со всем этим мне приходилось разбираться по долгу службы, сортируя: что в печку, что на стол господина губернатора, что в канцелярию, что казначею.

– Конечно, давай! Хоть отвлекусь немного.

Читать эти бумажки порой бывало весьма забавно...

Бегло просмотрев десяток и небрежно раскидав их по стопкам, я вдруг наткнулся на одно ходатайство. Смотритель городского парка сообщал, что нынешним утром померла жена паркового садовника, и просил городское казначейство рассмотреть возможность выделения малой толики денег на ее захоронение, так как означенная покойница относилась к разряду городских иждивенцев и поскольку ни ее законный супруг, ныне вдовец, ни парковая касса необходимыми средствами не располагают.

Я медленно разжал пальцы и выронил помятый листок бумаги.

«Хоть бы поскорее сдохла, развалина!» – слова полоумного старика-садовника громом отозвались у меня в мозгу. Я содрогнулся. Что же такое! Искупитель, как ты мог допустить, чтобы наши желания начали исполняться? Нельзя так! Нельзя давать в руки человека такое оружие. Нельзя его словам и мыслям придавать такую силу!

Неужели исполнение желаний кого-то одного действительно всегда оборачивается жертвой для кого-то другого? Я снова расправил лист с ходатайством, еще раз перечитал размашисто написанные строчки. Покачал головой и отложил документ в сторону. Все чувства и мысли, казалось бы, оставившие меня в покое, нахлынули с новой силой. Походив по кабинету взад-вперед и не сумев успокоиться, я направился в обиталище Макбара.

– Что, тяжело тебе далось знание тайн мира? – встретил он меня вопросом, по-видимому, прочитав все необходимое на моем лице. – Искус велик?

– Велик.

Он усмехнулся:

– Никак решить не можешь, что бы загадать?

– Мудрый ты, Макбар, – я покачал головой, – только на сей раз не угадал. Я размышляю не о том, чего бы загадать, а загадать ли вообще. Искус, ты прав, слишком велик. Но знаешь, вот смотрю я и не вижу, чтобы кому-то чудеса эти счастье принесли... я имею в виду, настоящее счастье. Прав ты оказался. Слишком высокая цена встает за исполнение желаний. Кому-то радость, а кому-то горе. Да и велика ли та радость? Один обман кругом. Один правителем пожелал сделаться, другому уйти пришлось, кто-то обогатился, а кто-то последнее потерял. Кто-то в запале «что б ты сдох!» не вовремя выкрикнул... Эх! Про себя уж и молчу... я по жизни нескладный.

Старик молчал, лишь кивая и задумчиво теребя бороденку.

– Мне очень хочется, чтобы мои мечты сбылись. Страстно хочется, страшно, до смерти. Мечты – они ведь как огонь. Горят внутри, жгут. Оплавляют все, что там еще осталось. И ты уверен – не получи желаемого, и все, наутро умрешь. А нет, продолжаешь жить. Так может, лучше и не желать уж вовсе?

Лекарь поднял глаза, после чего встал с места и подошел к столу. Набил трубку, закурил и снова вернулся ко мне.

– Скажи, – проговорил он, пуская кольца дыма и лукаво поглядывая на меня, – когда человек голоден, будет ли для него неправильно удовлетворить свое желание и плотно пообедать?

– Я не о том, – поморщившись, ответил я.

– Понимаю, – кивнул он. – Но если женщина, ожидая гостей, приготовила три перемены блюд, станет ли насыщение голода ее гостей жертвой для нее? Не радость ли это – подарить радость другому?

– А если этот другой той радости не хочет?

– Тогда, – улыбнулся Макбар, – это будет жертва уже для другого.

Я отвернулся и стиснул зубы.

– Вот именно. Именно этого я и хотел – попытаться сделать счастливым человека, который в этом вовсе не нуждался.

В глазах Макбара блеснули маленькие звезды.

– Хорошо, что ты это понял. Это значит, ты понял главное: чудесное исполнение желаний лишь тогда принесет счастье двоим, когда желания этих двоих едины.

– И что же мне делать?

Он глубоко затянулся и уселся поудобнее.

– Тебе решать. Если хочешь моего совета... Взойди на Холм, разожги костер, кинь в пламя благовоний. Вопроси Искупителя. Он всяко поумнее будет. Может, и придет мудрый совет. Или утешение... Кстати, завтра последний рассвет, когда исполняются желания.

Проснувшись на следующее утро, я первым делом выглянул в окно. Хоровод блестящих искорок в бархатном небе приближался к своему концу. Восток начинал зеленеть, от горизонта вверх и вниз словно потекло топленое молоко. Я вздохнул и улыбнулся звездам, занимающемуся рассвету и готовящемуся взойти солнцу.

Последний рассвет...

Искупитель мой! Но ведь не напрасно ты позволил мне жить в это время? Не случайно я узнал про то, в чем его секрет. Кто-то получил просимое как бы случайно, а кто-то просто сладко спал, не ведая об отведенной ему возможности. Искупитель... я хочу, чтобы...

Вздрогнув от собственной мысли, я крепко стиснул зубы и повернулся спиной к окну.

Нет. То, что я хочу, ничего не значит. Я не хочу, чтобы мое счастье построилось на насилии. Не важно: естественным, плотским или магическом, чудесном.

Но если уж так вышло, что я живу в эти дни и знаю, чем они особенны...

Я подставил лицо первому солнечному лучу и закрыл глаза.

– Я очень хочу, чтобы ее самые сокровенные желания исполнились. Самые чистые из них, самые светлые. Чтобы они исполнялись сегодня, завтра... всегда. Пожалуйста, пусть она будет счастлива. Это то, чего больше всего хочу.

Простояв какое-то время без движений, я наконец открыл глаза и начал собираться на службу.

Новый день оказался сумасшедшим с самого начала. Снова все носились из стороны в сторону, мешая друг другу и чуть ли не сталкиваясь лбами. На благо, я имел задание поскорее завершить свой отчет, и ради этого мог оставить без внимания другие дела. И всеобщая суматоха меня не коснулась. Я выловил пару канцелярских служек потолковее и разослал их по архивам за последними из необходимых мне документов. А сам уселся за работу, зажав уши руками, чтобы поменьше слышать трескотню и топот ног за дверью.

В полдень меня вызвал к себе пост-губернатор.

– Собирайтесь, Альбрехт. Через час мы выезжаем в столицу.

– В столицу?

– Вы стали плохо слышать? Да, именно в нее. Необходимо решить некоторые вопросы с правителем. Как ваш отчет?

– Только что закончил.

– Великолепно. Не забудьте захватить с собой. Я просмотрю его в дороге.

– Слушаюсь, господин пост-губернатор.

Он кивнул и велел мне поторопиться.

Когда мы добрались до места, начинало вечереть.

Столица встретила как всегда радушно. Пышность и великолепие города бросались в глаза, но не давили показной роскошью, как в столицах сопредельных стран. После тряской кареты я был просто счастлив немного передохнуть, прогулявшись и размяв мышцы в саду возле княжеского дворца. Барталомей отправился на аудиенцию к сюзерену, я же оказался на некоторое время предоставлен самому себе.

Сад был великолепен. Обильно позолоченная октябрем, но все еще благоуханная зелень настраивала на тихие думы и воспоминания. И я брел по присыпанным чистым песком тропинкам, воскрешая в памяти давно забытые истории, переживания и мечты.

В кронах чирикали, прощаясь с летом, певчие птицы, на замысловато выполненных клумбах пестрели астры, георгины и поздние розы.

Неожиданно за спиной раздался удивленный вздох:

– Альхи? Как ты здесь очутился?

Я резко обернулся на знакомый голос и замер. Позади меня стояла, кутаясь в огромную шаль, Лорьен. Ее глаза были широко раскрыты, а распущенные волосы полоскались на ветру.

– Только что приехали с Барталомеем, – ответил я, не в силах оторвать от нее взгляда.

– Ах, да. Ведь в Доркене теперь новый губернатор. Положено явиться ко двору... но я не думала, что он соберется так скоро. Обычно, говорят, через неделю-другую... пока суд да дело. Пока вникнешь в дела, чтобы верно все представить.

Я не нашелся, что ей ответить, и лишь развел руками. На то, чтобы вникать, секретари есть...

– Ну что, как дела в Доркене?

Я неопределенно пожал плечами.

– Хорошо. Было много работы, новый губернатор задал срочно подготовить отчет об управлении, по правде сказать, не было свободной минутки.

– Понятно.

Она поежилась и поправила шаль на плечах.

– Прогуляемся? – повернувшись, девушка медленно направилась вдоль узенькой дорожки. Я присоединился к ней, невольно касаясь рукой ее руки.

Долгое время мы оба молчали. Она о чем-то размышляла, наблюдая за тем, как под деревьями дерутся воробьи, которым кто-то бросил крошек, рассматривала цветы на клумбах и искоса поглядывала на меня. Я же просто молчал, не зная, что сказать.

Наконец она нарушила тишину:

– Ты по мне скучал?

У меня во рту все пересохло. Я мог бы много ей сказать, отвечая на этот простой, короткий вопрос. Вспомнить все слова, которые сотню раз проговаривал вслух и про себя, представляя, как разговариваю с ней, пытаясь оправдаться, пытаясь объяснить, что тогда, в нашу предпоследнюю встречу я совсем не то имел в виду, что ей показалось, что я вовсе не хотел ее обидеть или посмеяться над ней... Что все вышло совершенно случайно, по моей идиотской неосторожности и глупому неумению коротко и ясно все объяснить... По моему нетерпению и нежеланию молчать, когда это требуется... когда требуется столь ничтожно мало – просто-напросто промолчать. Сказать, что все последние три дня думал о ней одной... Рассказать о своих мечтах и о том, чего для меня стоило откровение об одной маленькой тайне нашего мира. Но я просто кивнул.

– Да. Я скучал, Лорьен. Очень...

Она остановилась и повернулась ко мне лицом. Заглянула в глаза, смущенно улыбнулась. И тихонько произнесла:

– Я тоже.

У меня прервалось дыхание.

– Знаешь, я проснулась сегодня утром, рано-рано… вышла во двор. А там звезды… И – только не смейся – мне вдруг страстно захотелось, чтобы ты оказался рядом.

Москва, январь 2007 г.

Просто звезды так удачно сложилисьПроза

Просто звезды так удачно сложились

Просто звезды так удачно сложились
Проза