Абонент недоступен

Я загадал: пропускаю еще пять электричек и, если она не появляется, ухожу. Сколько можно ждать!

Из невидимых динамиков по метрополитеновской платформе разлилась триоль, оповещающая о приближении поезда, который и вылетел из туннеля несколькими секундами позже. Пятый. Последний. Я глубоко вздохнул. Вышедший из вагонов народ рассосался по эскалаторам в город и к переходу на Кольцевую линию, и на какие-то полминуты на платформе стало свободно. Я поводил взглядом туда-сюда. Конечно же, Лолиты среди прочих не оказалось.

В сердцах я чуть не сплюнул прямо на пол, но вовремя сдержался.

И как это называется? Глупость? Нахальство? Самоуверенное и самовлюбленное наплевательство? Да, именно последнее. Плевать она хотела и на меня, и на мои чувства, и на мое время. Два часа! Битых два часа я прождал ее в метро. И ради чего? Чтобы, в конце концов, не дождавшись, с глуповатой улыбкой подарить двадцать пять роз первой попавшейся ошалевшей от изумления и неожиданности девчонке у эскалатора? Можно подумать, как раз этого мне и не хватало – бесцельно проторчать столько времени посреди платформы, с огромным трудом спасая букет от бурлящей вокруг толпы.

Шестой. Ну, может быть, а вдруг? Вглядываюсь в лица. Нет, чуда не произошло.

Ладно, все, надоело!

Господи, как же мне надоело ждать и догонять! Как надоели люди. Вот бы закрыть глаза – и всё. Никого не видеть, не слышать, не знать, что происходит. Как было бы хорошо, если бы они все взяли и разом исчезли! Провалились куда-нибудь все до единого, во главе с моей любимой супругой! Хотя бы немного отдохнуть... Не ждать ее по два часа, не волноваться, не тратить время и нервы... и не выслушивать на закуску дурацкие упреки.

Ей, видите ли, не нравится мой живот. Мой, как она выражается, аквариум с рыбками в пиве. Кстати сказать, сам царь Соломон писал, что «живот, как круглая чаша» это красиво. Конечно, я понимаю, можно поспорить, что есть круглая чаша, а что – золотая бочка... Но все же. Себе-то я нравлюсь! Да и потом, займусь я, к примеру, бодибилдингом, как давно собирался. Стану через десять лет этаким треугольным метановым монстром. Она меня будет больше любить? Или не она? Стоит еще подумать, будет ли она мне тогда по-прежнему нужна... Да и будет ли мне через десять лет с метаном вообще нужна женщина...

Елки, что я такое говорю? Откуда эта злость? Ведь могло что-нибудь случиться, и она не сумела приехать по вполне уважительной причине.

На часах значилось без десяти минут восемь. Да, час и пятьдесят минут я потерял. И ведь даже не позвонила! Неужели и мысли не возникло? Я вытащил мобильный телефон – может, это у меня не работает? Нет, не в этом дело, в верхнем левом углу экранчика значились три полоски – вполне уверенный прием. Я вздохнул и сел в подошедшую электричку – уже не глядя на лица выходящих из нее людей.

Все. Хватит. Домой.

В вагоне сидело около десяти человек, да и тех больше половины вышло на следующей остановке. К своей станции я подъехал в полном одиночестве. Шагнул на пустынную платформу, несколько минут постоял, затем неторопливо потопал к выходу. В вестибюле тоже оказалось непривычно пусто для раннего вечера. Большие лампы под потолком светили тускло, что только упрочило мое унылое состояние. Толкнув тугую стеклянную дверь, я попал на прохладную улицу. Ветер взъерошил волосы, я пригладил их и двинул к автобусу.

Смеркалось. В этом году осень наступила незаметно и быстро, без реверансов лету и нудного чередования теплых и холодных дней. Третью неделю погода держалась стабильно прохладная. Я зябко передернул плечами, повыше застегивая молнию, и подошел к остановке.

И здесь было пусто. Ну, по крайне мере, без толчеи доеду. Сев на лавку, я спрятал руки в карманы и приготовился к ожиданию. Скоро этот дурацкий день закончится, а завтра все будет по-другому, просто надо хорошенько выспаться, а проснувшись, не забыть улыбнуться. Скорей бы пришел автобус.

Еще один дурацкий день... Тяжелое пробуждение, ставшая уже традиционной короткая перебранка с женой на кухне, очередная нервотрепка на работе... Пока препирался с менеджером, пока выяснял отношения с начальством, пока то се, пятое десятое – пришла пора уходить, а я даже толком не брался за свои прямые обязанности. Короче, как всегда. Рабочие будни, чтоб они неладны! Вот вроде бы вечер обещал завершиться хорошо: в кои-то веки договорился с женой встретиться после работы в метро и пойти куда-нибудь посидеть; купил огромный букетище пышных роз... Не все же нам с ней скандалить, выяснять отношения и искать виноватых.

Ага, встретились, пошли, посидели.

Это все-таки закон. Если день не задался с начала – будет таким до конца. Кто как, а я в данной истине убедился на собственной шкуре, и не один раз. Веришь, конечно, в лучшее, ждешь исключений из правил. А имеешь то же, что и всегда. Не одно, так другое: не кредиторы достанут, так должники пропадут, выиграешь в лотерее – ограбят в парке. Подойдешь к пустой остановке – автобуса не дождешься...

А ведь, однако же, долго я здесь сижу. Взглянул на часы – двадцать сорок пять. Ничего себе! Что такое, где все автобусы? Ведь не поздно еще, должны ходить самое редкое раз в десять минут. Вытащив мобильник, я набрал номер жены. Тишина, затем длинные гудки и срыв. На экране высветилось: «СБОЙ ВЫЗОВА».

Ветер подул сильнее. Горизонт затянулся свинцовыми тучами, нахмурился и тяжело навис над землей. Я передернул плечами. Перевел взгляд на дорогу и прищурился, стараясь разглядеть в огнях свет приближающихся фар. Как бы ни так!

Автобуса не было. Маршруток не было. Такси не было. Милицейских машин, джипов, мотоциклов, велосипедов и тракторов – ничего! Пустынная, спокойная, бесшумная улица. Никакого движения! Но ведь так не бывает. Я не в полукилометре от глухой деревни на дорогу вышел, стою на автобусной остановке возле станции метро в спальном районе. Здесь обязательно должна бурлить жизнь. Кто-нибудь обязательно должен ждать транспорт вместе со мной, кто-то должен подниматься из метрополитеновского нутра, а по дороге обязательно должны сновать автомобили!

Осознание этого факта меня, мягко говоря, встревожило. Я заозирался, выискивая глазами хоть одного завалящего пешехода. И облегченно вздохнул. Вдалеке неверной походкой вышагивал одинокий припозднившийся гуляка. И ему я был несказанно рад! Мужичонка что-то бормотал себе под нос, отсюда было не слышно. Я помахал ему рукой, понимая, как нелепо при этом выгляжу. Меня не заметили, и тогда я заспешил наперерез. Человек продолжал свое движение вдоль дорожки, размахивая руками и что-то напевая. Через какие-то несколько минут мы поравнялись... Он явно был поглощен собой – по крайней мере, меня не заметил и после того, как мы столкнулись локтями. Лишь немного откачнулся влево и как ни в чем не бывало продолжил путь, не теряя скорости и не оборачиваясь. Я снова его окрикнул и вздрогнул – неожиданно его спина совершенно отчетливо замерцала и принялась медленно таять...

Спустя секунду полупрозрачный, как привидение, прохожий нырнул в густую тьму.

Тут мое чувство беспокойства в один миг превратилось в отчаянную панику! Сердце судорожно забилось, лоб взмок от ледяного пота, а ноги подкосились. За что-то схватившись обеими руками, я едва сумел удержаться и не упасть. Тяжело дыша и пытаясь хоть как-то унять взбесившееся сердце, я привалился спиной к афишному щиту.

Дожил, Ярослав Игоревич? Галлюцинации начались? Ничего, это бывает. Это все из-за того, что кто-то слишком часто пьет и слишком редко спит. Я энергично потряс головой. Привидится же... Но все-таки то, что кроме случайного забулдыги на всей улице никого больше не было, ненормально! Такого просто не может быть! И я, твердо вознамерившись это доказать, обежал ряд торговых палаток, прошелся вдоль дороги, посматривая по сторонам, свернул в ближайшие дворы.

Уличные фонари исправно горели, освещая путь. Светились лампочки в подъездах. В окнах же свет горел примерно в одном на два-три этажа. И опять-таки нигде никаких людей.

Все это стремительно переставало мне нравиться. Сначала Лолка не пришла на встречу, потом транспорта безрезультатно прождал целый час, людей нигде нет, лишь какой-то фантом прошелестел мимо, да и тот растаял. В домах практически не светятся окна, и тишина вдобавок ко всему стоит неестественная. Кстати, на отсутствие нормальных городских шумов я обратил внимание только сейчас.

Какая-то дикая смесь «Праздника непослушания» и «Один дома» для взрослых получается. Я снова набрал сотовый номер Лолиты. Линия была свободна, но никто не ответил. По домашнему то же самое. Повинуясь внезапному порыву, попробовал вызвонить одного за другим троих приятелей. С первыми двумя аналогичный результат, третий абонент для разнообразия оказался «временно недоступен».

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день...

Нет, порой действительно мечтаешь остаться один. Забыть о существовании семьи, работы, а заодно и доброй половины всех этих так называемых христиан, прихожан маленькой церкви на окраине Москвы... Дернуло же меня податься в их несчастную «общину».

Но, положа руку на сердце, не могу с уверенностью сказать, что когда-нибудь на самом деле хотел остаться по-настоящему один. Пусть и закрадывалась мысль. По правде сказать, я не переношу одиночества. Мне нужно, чтобы кто-то был рядом, гладил рубашки, готовил еду...

Правда, насчет готовки моя благоверная далеко не лучший кандидат. Как она тогда сказала? Я напряг память, и внезапно прошлое вернулось – ярко, резко и четко. И очень живо. С ароматом ее духов (он будет преследовать меня вечно?) и запахом подгоревших котлет.

– Если ты думаешь, что я нанималась к тебе в кухарки и домработницы – то жестоко заблуждаешься. Не нравится, как я готовлю – питайся в ресторанах.

– Да я уже давно ни на что не рассчитываю. Сколько можно жрать одни «Богатырские» котлеты с пельменями?

– Интересный вопрос! А для кого мне готовить что-то другое? Ты и так дома едва появляешься! Я, как ты знаешь, после шести не ем. И что, я должна сидеть до двенадцати ночи на кухне и ждать, соблаговолит ваша милость явиться или нет? И по двадцать раз все разогревать? Еще раз говорю: не нравится – найми домработницу.

– Ага, спасибо тебе, любимая. Домработницы мне как раз при живой жене и не хватало. Может, мне еще и любовницу завести?

– А что, еще не завел? Что ж ты так это упустил?

...От предательских воспоминаний меня отвлек резкий звякающий звук. Я вздрогнул и обернулся. Ничего особенного – просто ветер докатил до края тротуара пустую пивную бутылку и скинул ее на проезжую часть. Бордюр достаточно высокий, и звяк получился неожиданно громким.

А я ведь ехал мириться. Отсюда и огромный букет, и назначенная в метро встреча...

Я вернулся на дорогу. Здесь ничего не изменилось. Ждать автобус дальше становилось глупо. Сунув руки в карманы куртки, я отправился домой пешком. В общем-то, здесь относительно недалеко, шесть остановок. Пройдя четыре квартала, свернул на свою улицу и через десяток минут вышел к дому. Лифт работал. Уже хорошо. Я поднялся на свой этаж, отпер дверь и оказался в квартире.

– Лола? – зачем-то позвал я, заранее уверенный, что не получу ответа.

Прислушался. На кухне, вздрагивая и хрипя, работал древний холодильник. В комнате щелкали на стене кварцевые часы. Щелкали едва слышно, но я отчего-то их, тем не менее, услышал. Бред какой-то. Мистика и бред!

Не разуваясь – зачем? – я прошел на кухню. Из крана монотонно капала вода. Я открыл холодильник. Из съедобного в нем оказалось лишь полкастрюльки сваренной утром вермишели да майонез в початой пластиковой упаковке. Дверца холодильника захлопнулась, зубы непроизвольно скрипнули, а из груди вырвался усталый, с примесью раздраженности полустон-полувздох.

Усталый и подавленный, я выдвинул из-под стола табуретку, приставил ее к стене и тяжело опустился на сиденье. И только сейчас сообразил, что мобильник до сих пор почему-то находится у меня в руке. Оказывается, так всю дорогу до дома и прошагал, зажав его в кулаке. Я еще раз вывел на экран номер Лолиты, но задержал палец над кнопкой вызова, передумав снова ей звонить. Вместо этого пролистал строчки в записной книжке, нашел имя брата, живущего на Украине, и нажал «ввод». Некоторое время в динамике было тихо, затем механический голос вежливым тоном произнес: «Средств на вашем лицевом счете недостаточно для выполнения данной операции».

Кто бы сомневался!

Ни в чем не повинная трубка полетела в дальний угол, стукнулась о стену и развалилась на части. Крышка отскочила в сторону, аккумулятор вывалился и встал на ребро... Я коротко хмыкнул, подавил возникшее в первую секунду желание подобрать детали и все исправить.

Да уж... замечательная картинка: одетый и обутый мужчина, сидящий на собственной кухне, печальным оком глядящий в одну точку. Что-то мне оно напоминает. Что-то до жути пошлое и слезоточиво пафосное. Не хватает рядом жены, ждущей, когда надоевший муж справится с истерикой и, собрав вещички, уберется из дома. Или близкого друга в морге... когда трубка телефона лежит рядом, и из динамика слышатся короткие гудки, минуту назад бывшие голосом лечащего врача из городской больницы. Или...

Я через силу рассмеялся и потряс головой, стараясь разогнать дурацкие мысли. Собрал и включил сотовый телефон, положил его на стол. После чего направился в спальню и, раздевшись, залез под одеяло.

Сон долго не приходил. Я лежал, вслушиваясь в звуки ночного дома. Часы за стенкой явно сошли с ума и громыхали как стахановец-молотобоец, где-то, не то в ванной, не то на кухне, капала вода. В конце концов я не выдержал и, скрипнув зубами, встал, плотней задернул шторы, вынул батарейку из настенных часов, перекрыл во всем доме воду, лишний раз проверил входную дверь – закрыта ли, и снова лег, накрывшись с головой.

Утром первым делом прислушался, не слышно ли привычного хлопанья дверей, грохота лифта. Но в доме стояла полная тишина. Выглянув за окно, убедился, что с вечера ничего не изменилось. Робкая надежда на то, что проснусь, и все будет как обычно, не сбылась.

Поджарив вчерашние макароны, залил их майонезом и критически оглядел получившееся блюдо. Не вдохновился, но всё же нехотя позавтракал и зачем-то отправился на работу. К офисному зданию подошел с получасовым опозданием. Подергал дверь, она оказалась закрытой. Нет, за ночь в этом мире ничего не изменилось. Я повертелся перед подъездом, решая, куда идти теперь, и, ничего конкретного не надумав, побрел куда глядят глаза. Пройдя вдоль длинного корпуса, спустился обратно к дороге. Начал было ее переходить, намереваясь войти в располагающийся неподалеку парк, но на полпути передумал. Повернулся на девяносто градусов, да так и пошел вдоль проезжей части, шагая по белой разделительной полосе.

На перекрестке свернул налево. Неосознанно, необдуманно, с тем же успехом я мог повернуть направо или пройти прямо. Идти было хорошо, еще лучше – не думать, а просто шагать, посматривая по сторонам и уже не надеясь увидеть кого-нибудь из прохожих. Просто шагать по самой середине дороги и ни о чем не заботиться. Не бояться, что тебя собьет машина, остановит свистком милиционер, обматерит зорко следящая за правопорядком бессмертная скандалистка уличная старушка...

* * *

Возле скучившихся вместе трех цветочных киосков стояла, призывно маня приоткрытой дверцей, голубая «шестерка». Вероятно, хозяин ларьков не то привез свежий товар, не то явился снять выручку, да и испарился вместе со всеми. Мне живо представился тучный (почему-то именно тучный) армянин, с некоторым трудом выползающий из тесного нутра жигуленка и направляющийся к своим владениям, поигрывая брелком сигнализации. Даже нет, ключи он наверняка оставил в замке, чего бояться хозяину маленького клочка жизни в центре собственных владений?

Ради любопытства я подошел поближе и заглянул внутрь автомобиля. Ключи действительно торчали в зажигании. Я осмотрелся по сторонам, приблизился к киоскам, с полминуты поглазел на розы и герберы. А затем, повинуясь внезапному порыву, забрался в салон «Жигулей». Мягкое черное кожаное сиденье было теплым. Пахло цветами – живыми, не дезодорантом. И пахло вполне приятно. Я кончиками пальцев погладил пухлый руль, побрякал ключами, опустил и поднял стекло. Приоткрыв дверцу, начал было выносить левую ногу на асфальт, но почему-то передумал и снова захлопнул дверцу. Откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза и расслабился, настроившись на то, чтобы не торопясь все обдумать, попытаться хоть что-нибудь понять в сложившейся ситуации.

Однако это оказалось совсем не просто. Удивительно, наутро мозг категорически отказался воспринимать происходящее как нечто из ряда вон. Его, похоже, все устраивало: и неестественная тишина в городе, и отсутствие людей – вся эта ненормальная, киношная, кошмарная фантасмагория. Единственным беспокоившим меня чувством было элементарное любопытство: интересно, как далеко она распространилась? Смогу ли я добраться до границы фантазии?

Рука коснулась ключа легко и естественно. Машина завелась с пол-оборота, я включил первую передачу и тронулся с места. Проехав по пустынной улице, вырулил на Каширское шоссе. На его обочинах встречались припаркованные автомобили. На самом шоссе – ни одной. Идея насчет того, что все люди враз исчезли, вознеслись на небо или провалились под землю не находила своего подтверждения. Иначе где сотни разбитых машин, из которых в один миг пропали водители, где упавшие с неба самолеты? И, раз уж на то пошло, где голуби, собаки, кошки наконец? Я словно попал на другой слой своего мира. Не в иной мир, но в какую-то новую плоскость своей, родной реальности.

Что забавно, светофоры исправно работали. На пересечении с проспектом Андропова я по привычке затормозил перед красным светом, но тут же, оценив комизм ситуации, рванул с места, не дожидаясь зеленого. За несколько минут вылетел на Варшавку, перед Тульской свернул на Третье транспортное кольцо.

Кстати, а как радио, работает? Я включил магнитолу, понажимал на кнопки ячеек памяти, но по всем каналам была пустая, даже без статики и помех тишина. Погонял поиск вручную – тот же эффект. Дотянувшись до бардачка, пошарил в нем рукой. Нащупал какие-то диски. Держа руль левой рукой, высыпал найденные компакты на пассажирское сиденье, краем глаза пробежал по коробкам. Шансон, что-то из древней иностранщины, Алена Апина... Я сунул руку поглубже в бардачок. Больше дисков не было. Зато пальцы неожиданно наткнулись на холодный металл... Толстенький короткий ствол, мощный барабан... Да, отчаянный дядька владел раньше этим авто. Интересно: пневматика, газ или боевой? Наверняка и разрешение имеется. Я не стал вынимать находку, побросал обратно компакт-диски и захлопнул дверцу бардачка. Ладно, едем без музыки.

Нестись по пустым дорогам, с одной стороны, хорошо, никто и ничто не мешает, можно неплохо разогнаться и, отключив разум, расслабиться. Сто двадцать пять «шестерка» набрала запросто и неслась легко, без лишних всхрапов и завываний – хороший дядька владел раньше этим авто, следил за движком. С другой стороны – скучновато. Я любил погоняться, поиграть в шахматы с другими водителями, выискивая малейшие зазоры в потоках и молниеносно занимая их под отчаянные гудки и летящие из открытых окон проклятия.

Собственно, одна такая игра и стоила мне моего «Каравана». Вот уже месяц как толкаюсь в метро. И ведь обидно, десять лет машинка отъездила без единой царапинки, трех хозяев сменила. А я и года не прокатался...

Я съехал с кольца и двинулся по какому-то шоссе. Здесь пустых машин было чуть больше – аккуратно припаркованных вдоль правой обочины и никому не нужных.

Тьфу ты, блин! Сейчас бы и эту раскокал! Смотреть за дорогой надо, а не расслабляться от мысли, что ты на ней один и больше никого нет и не будет. Вот кто здесь бросил этот Камаз?! Встал на две полосы прямо за поворотом, так что я едва успел вырулить.

Вскоре закапал, а там и припустил со всей силы противный осенний дождь. Я включил «дворники» и сбросил скорость до восьмидесяти. Неожиданно автомобиль задергался и на очередном повороте заглох. Ну а как же, бензин всегда кончается в самый неподходящий момент! Рановато я похвалил прежнего владельца. Отказавший датчик топлива он благополучно прошляпил.

Просидев в умершем автомобиле минут сорок, пока не потерял последнюю надежду на то, что погода скоро исправится, я распахнул дверцу и, пригнув голову, нырнул под ледяные струи – в сотне метров от места моей вынужденной остановки располагался огромный торговый центр. Сидеть в тесноватом жигуленке и не иметь возможности стронуться с места было уже невыносимо. Дождь радостно ударил по моим плечам и спине, заставляя бежать поживее.

В универмаге было тепло, и я с удовольствием стянул с себя мокрую куртку, оставшись в не успевшей промокнуть рубашке. Куртка отправилась сохнуть на расположенный на входе старомодный калорифер.

Гуляя по пустынным линиям, вдоль отделов одежды, мебельных и сувенирных магазинов и магазинчиков, я лениво смотрел по сторонам. Торговые залы выглядели так, словно их только что подготовили к появлению гостей, но еще не успели открыть для входа. Все тележки аккуратно стояли в два ряда вдоль стены, полы были чисты, а товары на полках лежали первозданно-ровными рядами. Все это упорно представлялось мне какими-то декорациями, призванными на что-то намекнуть, создать определенное настроение. И такое настроение создавалось. Чувство, что вообще-то люди где-то есть, но разыскать их, докричаться, достучаться до них едва ли возможно.

Словно кто-то старательно прошелся по миру ретушью. Хотя, по большому счету, чем все это отличается от нормальной жизни? Если честно. Десяток родных и друзей, с большинством из которых далеко не каждый день видишься, какие-то фантомные знакомцы на работе, во дворе, имен двух третей которых не знаешь или не помнишь, безликие и безымянные привидения на улице или в транспорте. Или в огромном пустынном супермаркете, среди невостребованных товаров, рекламных вывесок и манекенов, которые уж точно не поднимут шума из-за пустяков и не создадут ненужных проблем.

Единственное, где было неспокойно, это в отделе бытовой техники. Здесь во всю мощь надрывались массивные напольные колонки, да светился плазменный экран – на нем крутился рекламный ролик. На полке возле телевизора лежал дистанционный пульт. Протянув руку, я выключил звук. Надоел. Остался один – так уж насладись в полной мере и одиночеством, и тишиной.

– Ты вообще меня хотя бы замечаешь? Или так и просидишь всю жизнь в своем кресле или за компом проторчишь? Ты вообще помнишь, что у тебя есть жена?

– Лолик, перестань. Как будто я дурака валяю. Я работаю...

– Ага, знаю я твою работу. Ты везде работаешь. И всегда! А в доме разгром полный. Год не можем ремонт сделать. Живем как в хлеву.

– А когда мне его делать? Я сколько раз предлагал кого-нибудь нанять? Давно бы сделали.

– Да уж конечно! Только и умеешь, что свои дела на других спихивать.

– Извини, а кому вдруг понадобился ремонт? Тебе или мне? Кто вообще задумал эту перестановку? Естественно, за шкафами обоев нет. Случайно не вспомнишь, кто сказал, что за мебелью можно не клеить?

– Скажи еще, что я!

– Не ты. Твоя мама. А детишки твоей подруги фломастерами все изрисовали. «Давайте оставим детей одних, они уже взрослые, ничего с ними не случится». Оставили? Теперь ремонт делать...

...Я не заметил, как догулял до небольшого узкого перешейка, где универсальный магазин кончился и начался продуктовый супермаркет.

Вот она, голубая мечта коммунизма – полки, ломящиеся от товаров и никаких очередей! Охранников с продавцами тоже нет, мечта коммуниста по совместительству стала мечтой воришки-наркомана. Я в задумчивости прошелся вдоль стеллажей. А ведь, пожалуй, здесь не только от дождя хорошо укрываться.

Взгляд упал на маленькую табличку: «В отделе ведется видеонаблюдение». Почему-то меня эта фраза рассмешила. Было бы кому сидеть перед монитором или просматривать записи! Было бы кому пресечь мое желание набрать полную тележку еды или устроиться на ужин прямо в торговом зале...

Что-то внутри воспротивилось этой идее, но разум признал, что другого выхода у меня нет. Да и в самом деле, то ли время и те ли обстоятельства, чтобы строить из себя законопослушного гражданина? Перед кем? Я вновь огляделся, пару раз обошел стеллаж кругом. Взял в руки пакетик сухариков, повертел упаковку чипсов, положил все на место. Задержался напротив мясных продуктов и покинул торговый зал. Нет, я не какой-нибудь ворюга...

Я подошел к стеклянным дверям, нерешительно выглянул на улицу. Дождь лил сплошной стеной, не намереваясь прекращаться. Ничего не оставалось, как, потоптавшись у выхода, снова вернуться в торговый центр. Куда мне идти? Ближе к вечеру найду подходящий диван и какое-нибудь одеяло. В общем, обустроюсь... Если ливень не кончится.

Кое-как задавив в себе чувство голода, я продолжил свою прогулку...

* * *

Мебельный салончик, обнаруженный мною на втором этаже, оказался вполне милым и уютным, а один из диванов как нельзя лучше подходил для ночевки. Только спать с ярко горящим светом как-то не очень... Выключатель в самом отделе я нашел без проблем, а вот с коридором оказалось потруднее. Но в конце концов за одной из служебных дверей я разыскал электрический щиток, и с четвертой попытки исправил ситуацию.

Лежать на магазинном диване, вальяжно забросив ноги на его спинку, а руки подсунув под голову – ни с чем не сравнимое чувство. Вокруг не раздавалось ни звука, лишь тихонько гудела где-то лампочка аварийного освещения.

В какой-то момент гудеж начал раздражать, и возникла мысль чем-то его перебить. Я встал и направился в отдел напротив, некогда торговавший музыкальными дисками. Выносить из него я ничего не собирался, поэтому никакой кражи ведь не получится, правда? Я остановился перед стойками. Попса западная, попса российская, сборники хитов... Не то. На какое-то время задержался перед коллекцией джаза, в нерешительности повертел в руках пару компактов, но все же положил их на место. Не то настроение, не тот антураж.

Дальше оказался стеллаж с русским роком. Новомодные «Шашки», «Пенопласт» и Василису отверг без сожаления. Чуть поколебался над Шевчуком и тут заметил «Зоопарк». Разодрал целлофан, вынул диск из коробки. Лоток проигрывателя гостеприимно выдвинулся и слизнул предложенный диск. Установив громкость примерно на четверть мощности, я вернулся на «свой» диван, закрыл глаза и расслабился.

Мария, я что-то не вижу

Нимба над твоей головой.

Наверное, мне будет неловко,

Если нас встретят вместе с тобой.

И все это кажется странным,

Но, как говорят, се ля ви.

А когда-то я был готов отдать все

За тень твоей любви...

Песня оказалась в тему. Есть такие люди, от которых порой решительно не знаешь, чего ожидать. С ними невозможно поговорить по душам – все сказанное тобой запросто может быть использовано против тебя. Причем в самый неожиданный момент, в большой компании, на деловой встрече... Бывает. И с теми, кого больше любишь – чаще всего.

Нравится мне Науменко. Было в его творчестве что-то такое... правдивое, что ли, настоящее? Что-то, утраченное теперь.

...Мария, меня любит другая,

Поверь мне, я не шучу.

Ты всегда знала, что мне нужно,

Она знает, что я хочу.

Она сняла бубенцы с моей короны,

Она сказала мне: «Живи!»

А когда-то я был готов отдать все

За тень твоей любви.

И почему мне чаще встречались Марии? Даже когда казалось, что мои желания исполняются словно по мановению волшебства. Наверное, все же есть разница между тем, чтобы выполнять желания человека и убедить его в том, что он желает именно того, что ему милостиво дают.

Теперь я, наконец, один. Не нужно «соответствовать», под кого-то подстраиваться, ломать собственные вкусы, взгляды, привычки. В кои-то веки не требуется никуда лететь, спасать мир, разбиваться в лепешку... Как будто я кому-то чем-то обязан. Все от меня чего-то ждали, просили, требовали. А я, добрая душа, делал. Просто так, иногда забывая напомнить о плате, иногда понимая, что никакой платы и быть не может. С немым возгласом: а ну вас, черти, нужен мне от вас этот «шерсти клок»? Буду я мелочиться... Нате, пользуйтесь, владейте. Моим временем, деньгами, квартирой. Надо – приезжайте, пойте о своих бедах, топчите грязными ногами кухню. Естественно, кто поймет, что фразы типа «не разувайтесь, не прибрано» совсем не нужно воспринимать буквально! Давайте, я добрый, все, что надо, сделаю за так, не жалко, не трудно. И делал. Помогал. Женщинам, друзьям, соседям. Благодарность в ответ и ту получал не всегда. И ведь главное, поначалу делал все совершенно искренне. С чувством неописуемой радости оттого, что могу послужить, в силах помочь, поучаствовать в чужих бедах и трудностях... Это уже потом, когда стало возникать ощущение, что меня элементарно используют, озлобился, вызверился... но все равно продолжал служить, помогать, участвовать. А попробуй не поучаствуй, на тебя столько пар глаз посмотрит, что сразу все про себя узнаешь – и кто ты, и какой ты.

Плохо, когда не умеешь говорить «нет».

«Ярославушка, ну ведь ты понимаешь... У моего-то руки совсем не из того места растут! – И смотрит так жалобно, как будто если Ярославушка не придет и не спасет, мир перевернется. – Загляни, а?» И ты заглядываешь, чинишь, а потом еще и чай сидишь пьешь, выслушиваешь какие-то бредни, откровения, воспоминания.

А на работе? Как надоела эта дурацкая работа, где без меня любимого тоже ну никак не обойтись! Выходной, проходной... Я им палочка-выручалочка? Меня выручать никто не спешил, когда была свадьба лучшего друга. Никого не нашлось на подмену. А Ярик – да, Ярик пожалуйста.

В церкви то же самое. Поехать что-то привезти – Ярослав. Разгрузить – Ярослав. Отремонтировать сантехнику, электрику, перенастроить мини-АТС или починить комп, который еще в прошлом веке нужно было отнести на помойку – угадайте, как зовут этого мастера-универсала. Вот эти-то могли заплатить. И хоть бы раз!

Хотя нет, вру. Один раз предложили оплату за ремонт в новой пристройке. Но там отдельная ситуация. Было достаточно раз взглянуть в глаза церковному завхозу, а по совместительству казначею, чтобы понять: уж лучше мне бы отказаться от сей скромной платы за мой труд во славу Божию. Надо было быть ослом, чтобы не проникнуться и не отказаться.

О, тогда я быстренько стал героем, жертвенным и верным христианином. Этот статус продержался за мной месяца два или три. Пока не встал выбор: ехать в какой-то лагерь для детей или на рыбалку с братом и друзьями. Естественно, кто кроме Ярослава смог бы отвезти за город всех желающих? Ведь у него такая удобная, большая машина! А сам он такой герой, жертвенный и верный христианин. Хотя, какой он верный и жертвенный, если рыбалка для него важнее дела Божьего? А то, что Ярослав пропахал на работе две недели без отдыха, никого не волновало. То, что брат из Херсона к нему приезжает примерно раз в три года, никому дела нет. Кого это волнует? Это только Ярослава должно волновать, что общине пришлось тратиться на аренду автобуса.

И то, что через пару недель машина разбилась до состояния, не подлежащего восстановлению, естественно, было воспринято едва ли не актом Божьего возмездия.

С тех пор я стал нечастым гостем в той общине. Да и по сути, что это за церковь?! Одна половина лицемеры, каких свет не видывал, вторая – барыги, неизвестно что делающие в религии. Они лишь болтать могут о Божьей любви, милости и прощении. А сами-то хоть знают, что это такое? Ох... Господи, хоть бы Ты уже что-то сделал. Ведь Ты же знаешь, как мне все это надоело. Видишь, что вокруг меня происходит – и молчишь. Как будто все, что я для Тебя делал, то, как Тебе служил, ничего не стоит? Словно я какой-нибудь язычник...

Диск кончился и отключился. Я полежал еще немного в темноте, под вернувшийся тихий гул от лампы, и вскоре заснул.

Проснулся я поздно, когда на часах было крепко за полдень. Помял в ладонях лицо, прогоняя остатки сна, и отправился на поиски туалета. Умывшись, почувствовал, как возобновилось и окрепло чувство голода. Пробежавшись по торговому центру, я убедился, что со вчерашнего вечера ничто не изменилось. Я выглянул на улицу. Дождь хлестал с прежней силой, за его сплошной стеной практически ничего не было видно. Так что пока никуда мне отсюда не деться.

Глубоко вздохнув и махнув рукой, я направился в гастрономический отдел.

Нет, все-таки есть определенная прелесть, когда вселенная принадлежит лишь тебе одному. Пусть даже она ограничилась, сжалась до пределов утонувшего в осеннем ливне универмага. Одежда и обувь на любой вкус и каприз, горы еды, техника и прочие удовольствия. Как в старом мультфильме: хочешь – пирожное, хочешь – мороженое. Жизнь – как у царя! Мысль же о том, что вполне скоро большая часть продуктов банально придет в негодность и ее станет нельзя употреблять в пищу, или наоборот, в самый неожиданный момент мое фантасмагорическое одиночество может завершиться, и я в один миг окажусь окруженным огромной толпой людей, в том числе магазинного персонала и сотрудников службы безопасности, я затолкал поглубже.

Выносить из торгового зала я ничего не стал. Прямо на месте наделал бутербродов, нашел электрический чайник и заварил крепкого кофе, выбрал пару яблок покрасивее и посочнее. И с удовольствием и без малейшего укора совести позавтракал.

А после завтрака снова отправился прошвырнуться по магазину, исследовать верхние этажи. Взбежав по широкой, под мрамор, лестнице, прогулялся по горбатому мостику, заглянул в пустынный и мертвый Ресторанный дворик. Дизайн здесь явно «слизали» с ГУМа...

За очередным поворотом располагался маленький парикмахерский салон. Пара кресел перед зеркалами, мощный бестеневой свет под потолком и декоративный торшер в углу, возле вазона с цветами. По стенам висели фотопортреты манекенщиц с якобы сделанными в этом конкретном салоне прическами. Задумчивая брюнетка посасывала локон, задорно улыбалась коротко стриженая блондинка, маняще вскинула ресницы рыженькая...

Я вздрогнул. Со стены на меня глядела Наташка! Я отвел глаза и зажмурился. Взглянул снова. Нет, показалось... А ведь как вылитая! Я поспешил отойти от витража.

Вот уж о ком я никак не хотел вспоминать, так это о Наташке Андреевой. Об этом рыжем кошмаре, ярой поклоннице мультфильмов про Симпсонов и безумной аквариумистке. Кстати, познакомились мы с ней все в той же маленькой церковной общинке. И познакомила нас Лолита. Они с Натальей не то в одной школе учились, не то вместе работали. В первый момент девушка меня очаровала. Помню, я увлеченно что-то рассказывал, что-то смешное и дурацкое о своей новой работе, а она слушала с открытым ртом.

Опасное это дело, когда женщина слушает тебя с открытым ртом. Особенно если поблизости ходит твоя жена. Кто-то превосходно подметил, что мужчина уже наполовину влюблён в каждую женщину, которая слушает, как он говорит. Это было как раз то, чего я не сумел получить от Лолиты...

Это больше походило на бред, но очень скоро я завел аквариум с мраморными гурами и купил штук пять дисков с Симпсонами. На расспросы жены ответил, что это любимый мультсериал моего любимого писателя-фантаста, и мне интересно понять, из-за чего. Лолка выгнула бровь дугой и, саркастически улыбаясь, ушла в ванную.

А когда Лолита уехала на неделю в Турцию на какие-то крутые курсы крутых бухгалтеров, я как бы ненароком попал к Наталье в гости. Нужно было захватить какую-то книжку о болезнях аквариумных рыбок. В общем, я остался у нее на три дня. После чего мы, разумеется, расстались. Не возникало желания снова увидеть ее, посмотреть в глаза. Она тоже куда-то пропала.

Я спустился «к себе» на второй этаж. Грустный добрел до дивана и завалился на него опять, на этот раз не утруждая себя разуться. Пролежал недолго – где-то в глубине души завелись шумные, беспокойные кошки, которые никак не давали успокоиться и забыться. Я порывисто встал и вышел в гулкий зал. Хотелось во все горло что-нибудь проорать, заплакать и упасть на пол, накрывши голову руками. Но я лишь набрал побольше воздуха и надолго затаил дыхание. Пока легкие не зажгло как огнем, а глаза не налились кровью. Тогда выдохнул и с силой встряхнул головой. Немного полегчало.

И все же нужно что-то делать. Первый затянувшийся ступор, сыгравший, слава Богу, роль хорошей анестезии, прошел, и я наконец лицом к лицу столкнулся с фактами. Мир вокруг меня изменился. Так или иначе, произошло нечто фантастическое и необъяснимое. Ключевое слово здесь – произошло. Это действительно случилось, и почему-то случилось именно со мной. Я загадал остаться один – и остался. Немыслимо, нелепо, но так и есть.

Морозец снова пробежал по моей коже, но быстро улегся. Кажется, за эти полтора дня мне удалось смириться с таковым положением вещей. В некотором роде, это хорошо, по крайней мере на данном этапе за психику можно не волноваться. Но в дальнейшем...

Не знаю, кто этот невидимый и безымянный благодетель, решивший подарить мне такой вот замечательный отдых вдали от всех... Конечно, спасибо ему! Но, как бы это сказать... Хочется верить, что это не навсегда. Когда-нибудь все кончится, и я опять проснусь в своей постели, и все будет по-прежнему.

На улице по-прежнему бушевала непогода. Остаток этого дня и весь следующий я провел на диване, в расслабленном, полудремотном состоянии. Дождь и сам по себе отличный повод успокоиться и побыть на одном месте, позволить себе небольшую передышку. Однако же, когда дождь заряжает на дни, в какой-то момент надоедает и он. Надоедает отдыхать, ты натурально устаешь от отдыха. Приходит скука и какая-то глубинная, немая и безликая тоска. И ты не знаешь, чего хочешь. Маешься, не находя себе места и дела, прислушиваешься к каждому шороху, но малейшее движение в поле зрения начинает тебя раздражать. И ты срываешься на самых близких тебе людей – хотя бы самых близких пространственно. Страшнее, когда на близких душевно, эмоционально... А когда срываться не на кого, ты срываешься просто так – на себя, на мир вокруг, на погоду, на Бога.

Это чувство не оставляет и во сне. Я проворочался всю ночь, пытаясь найти положение поудобнее, и никак не находил. Еле дотерпев до рассвета, поднялся и, нашарив ногами кроссовки, обулся и спустился вниз. К утру дождь, казалось, немного утих. Я пересек фойе и выглянул за стеклянные двери. Водяные потоки с неба действительно стали слабее.

Сквозь них я разглядел одинокую «шестерку». Вот бы где-нибудь раздобыть бензина... Повспоминал, где в округе я мог видеть колонку, но ничего конкретного на память не пришло. Собравшись с силами, я пригнулся и, зачем-то задержав дыхание, выскочил на улицу. И лишь там сообразил, что забыл накинуть куртку. Холодные струи снова приняли меня и вмиг сделали одежду мокрой насквозь. Я съежился и быстро пробежался вокруг торгового центра, выискивая взглядом автозаправку. Безрезультатно. Вернувшись под навес, нырнул обратно в тепло универмага. В ближайшем одежном магазинчике нашел себе сухую замену. Переоделся, побросав сырые вещи прямо на прилавок. И вспомнил еще один эпизод прошлой жизни. Еще один фантом... живой и почти осязаемый.

– Тебе не надоело жить в свинарнике? Разбросал все по всем углам.

– Могла бы и сама разобрать. Кстати, следить за тем, чтобы у мужа всегда была чистая и выглаженная одежда – забота жены. Живу как холостяк какой-то. Надеть утром нечего. Все или грязное, или мятое.

– Да я как на тебя взгляну, у меня все руки опускаются. Делать ничего не хочется. Ну вот что ты сейчас например лежишь?

– А что мне делать в выходной? На голове ходить?

– Да уж нашел бы себе, чем заняться. Из ведра вон со вчерашнего утра не выбрасывалось.

– Ладно, сейчас вынесу.

– А самому нельзя было догадаться? Все подсказки ждешь! Все вы такие...

– Лол, успокойся. Сейчас возьму да вынесу.

– Не надо. Я сама. Лежи, отдыхай дальше.

– Лол...

– Ну что тебе?

– Да ничего! Дай сюда мусор!

– Пусти!

– Да и... и фиг с тобой! Иди сама. Достала!

– Ах, это я тебя достала? А ты меня не достал?!

– Слушай... иди ты... мусор выносить!

– Придурок.

Весело мы живем... Жили. А ведь сколько зарекался: вот приду домой, выброшу мусор, перемою посуду...

Я поежился. Необходимо было отвлечься, найти более приятную тему для размышлений. Вот, кстати, еще один минус одиночества – появляется куча времени на мысли и воспоминания...

Правда, человечество давно научилось эту проблему решать. И телевидение с кино стали наиглавнейшим оружием в борьбе с опасностями одиночества. В маленьком отделе фирмы «Союз» я, не глядя на названия, подхватил стопку дисков и вернулся на полюбившийся диванчик. Туда же приволок проигрыватель и телевизор. Обживаться, так обживаться...

Уже на месте принялся анализировать добычу, вертя в руках коробки, рассматривая обложки и читая аннотации на обороте. Наконец выбрал какую-то космическую оперу. Вставил диск и нажал на кнопку воспроизведения.

Начиналась картина вполне реалистично, по земному. На заснеженной равнине стояла маленькая уютная церковь. Камера приблизилась, и стало видно, что внутри идет церемония венчания. Маленький священник закрыл книгу и коротко кивнул, разрешая счастливому жениху поцеловать невесту. Забавно, невеста чем-то похожа на мою Лолиту...

Эх... вот ведь угораздило выбрать кино! Отвлекся, называется. Все дальнейшее действие разворачивалось уже где-то далеко от меня. На экране проносились какие-то фантастического вида летательные аппараты, кажется, там кипела звездная война... Я же вернулся назад во времени, ко дню собственной свадьбы. Вспомнил чувства, овладевавшие мною тогда, вспомнил радость и страхи, что не смогу дать любимой всего того, что должен ей дать, вспомнил счастливую усталость от подготовительной суеты и беготни по магазинам и свадебным салонам. Воскресил в памяти щенячий восторг и тихую покойную радость, что нашел, наконец, ту, которая приняла меня таким, какой я есть, с кем я мог расслабиться и быть самим собой. Ту, которая навсегда выделила меня из толпы, разглядев то, чего прежде никто не видел.

Окончился фильм, я не глядя поставил следующий диск. Какие-то новые персонажи с придуманными судьбами и проблемами появились на экране, затем следующий диск... Звук в колонках я выключил, чтобы не мешал думать, вспоминать. Но диски в проигрывателе отчего-то менял исправно, до самого вечера. И также исправно просидел до самого вечера, глядя сквозь телевизионный экран.

Первый год в браке был счастливым и безоблачным. Потом что-то произошло. Вот бы понять что, попытаться исправить. Сделать так, чтобы вернуться в тот день и прожить его как-нибудь иначе... Если это возможно, если это принесет хоть какой-нибудь плод. Ведь понятно, что разлад между нами не произошел вдруг, не за один день. Мы вместе проделали много шагов на пути к нему.

– Опять ты за компьютером?

– Лольчик, извини, не сейчас. Работы очень много.

– А у меня работы мало? С семи утра на ногах. Кручусь, как белка в колесе. На работу бегом, с работы бегом, по магазинам тоже бегом. Сегодня опять полдня проносилась. Я, между прочим, тоже устаю как собака. Мне тоже отдых нужен.

– Я вообще-то не отдыхаю...

– Нет, конечно. Ты у нас работаешь. Это все остальные только развлекаются.

– Я так не говорил.

– А мне не надо, чтобы ты это вслух говорил. У тебя же все на лице написано.

– Угу, как в анекдоте, да? Сидишь, свинья, молчишь, всякие гадости про меня думаешь!

– Не смей надо мной смеяться! И отпусти меня! Я сказала, убери руки. Убери, слышишь? Раньше надо было обниматься.

– Это когда же, раньше?

– Сам знаешь когда. Иди себе работай!

Интересно, что же мы такое должны знать о наших женах? Каким образом и на каком языке читать их мысли, чувства? Наверное, я плохой муж. И со мной действительно тяжело жить. Но иногда так хочется переделать весь мир... И начать хотя бы с собственной жены. Сделать ее такой, какой бы сам хотел видеть идеальную женщину. Я пробовал. Не вышло. Устал бороться, устал всем угождать, стараться выглядеть хорошим, обходительным, приятным во всех отношениях парнем. Наверное, я действительно плохой человек. Плохой муж, плохой сосед, плохой друг. И все то, что со мной случилось, всего лишь запоздалая расплата. Мне не дали отдохнуть от общества людей, меня от него изолировали. Чтобы спасти его, общество, от такого, как я.

Нравится ли мне это – быть плохим? Чувствовать, что если бы меня окружали совсем другие люди, все было бы совсем иначе? Возможно, нравится – не совсем подходящее слово. Так удобнее, проще – настоять на своем, обвинить в проблемах кого-нибудь другого...

Проще до момента, пока ты не остаешься один.

– Закрой рот!

– Это ты закрой рот! Я тебе не сточная яма, выслушивать всю эту грязь!

– Дура! Уйди из моей комнаты и закрой дверь! Не мешай мне работать!

– Сам идиот! Прости меня, Господи.

Милость, прощение, терпение...

Обиды, унижения, нежелание понять и стерпеть...

Мы ссоримся, уходим, хлопая дверью, навсегда забываем людей, с кем час назад спокойно учились, работали, жили вместе бок о бок. Забываем людей... Но годами помним обиды, которые нам нанесли.

Назавтра мы остываем и жалеем о вчерашних приступах ярости. Назавтра нам все видится в другом свете. И мы понимаем, что сами бываем порой ничуть не лучше, чем «этот придурок», что наши ошибки и дурь тоже могут принести кому-то вред, причинить боль и страдание. Даже вчерашний ор. И мы каемся, просим прощения, приносим обеты и даем обещания. Больше – никогда! Ни-ни.

Ведь было бы так просто остановиться первым... это всегда не сложно. На худой конец вспомнить, что сам не ангел. Вспомнишь – и сразу появляются силы промолчать, стерпеть. Порой для того, чтобы сохранить мир, нужно совсем немного: держать при себе свое мнение. Смолчать, пойти попить чаю, сосчитать до десяти... до ста, до тысячи. Чтобы примириться – нужно и того меньше. Мы так устроены, что говорить нам всегда проще, чем молчать. Даже если мы говорим слова извинений.

– Прости меня, ладно? Вела себя как идиотка. Наорала на тебя...

– Да чего уж там. Я сам виноват. Это ты меня прости.

И на весь вечер, ночь и большую часть завтрашнего дня в доме воцаряется мир и взаимопонимание. А потом наступает послезавтра...

– И чего стоят твои постоянные извинения? Ведь ты совсем не хочешь меняться!

– А ты не лезь в мою жизнь! Кто ты такая?

– Да как ты можешь?!

– Я что тебе сказал?! Закрой дверь и чтобы я больше тебя не видел!

– Дурак!

– Дура!

Вопрос простой и сложный: что нужно, чтобы послезавтра не повторилась история из позавчера? Милость, прощение, терпение... Где их взять? Как их культивировать в себе?

Где взять милость, прощение и терпение, если нет самой малости, если нет самого главного – любви?

И куда она, любовь, девается? Почему вначале мы, затаив дыхание, вздрагиваем от единственного взгляда, теряем слова и счет часам, не спим и не едим, отдавая все своей любви, а по прошествии времени забываем то чувство? Почему перестаем ценить? Почему наши ближние буквально перестают существовать для нас? Почему мир пустеет, и нам в один миг становится не с кем поговорить, порадоваться или поплакать?

Почему мы сами делаем свой мир пустым, а себя одинокими...

Нестерпимо захотелось домой. Я выключил проигрыватель, выдернул шнур питания из розетки и в сердцах разбросал коробки с дисками. Надо ехать домой! Дождь там или не дождь, найду ли я транспорт или придется всю дорогу пройти пешком, застану я дома свою жену или нет... Лучше бы она оказалась там! Не важно, хороший я или плохой человек, не играет никакой роли, виновата ли она в моем перманентно-плохом настроении, она моя жена. Я ее люблю. Господи, пусть у нас все с ней будет хорошо. Как тогда, в первый год после нашей свадьбы!

В нерешительности я постоял возле дивана, задумчиво вертя в руках пульт управления от DVD-проигрывателя, а затем быстро спустился на первый этаж. Там пробежался вдоль витрин, за одной из них обнаружил длинный ряд мужских зонтов. Войдя внутрь, схватил первый попавшийся, вынув из заднего кармана бумажник, отсчитал шестьсот рублей – столько было указано на ценнике, бросил бумажки на прилавок и быстрым шагом направился к выходу. Там подобрал свою куртку, накинул ее на плечи и выбежал на улицу, на ходу раскрывая зонт.

Тугие капли забарабанили по куполу. Я, не обращая внимания на лужи, быстро зашагал в сторону дома. Пройти было нужно всего ничего – километров тридцать, тридцать пять.

Вскоре дождь пошел на убыль, а в небе рассветлелось. Когда лить с неба перестало совсем, сложил зонт и бросил его на стоящую при дороге скамью, чтобы не мешался в руках.

Я брел по улице, краем глаза наблюдая за окнами. Их свет казался таким далеким... Так иногда бывает, когда смотришь телевизор в темной комнате, а сам почти засыпаешь. И в какие-то моменты светящийся экран кажется тебе далекой-далекой точкой, внутри которой кто-то копошится, бегает, ездит на машинах, стреляет... Свет из окон словно подергивала туманная дымка или ровненький, тоненький слой идущего дождя – дождя, идущего теперь уже не во всем мире, а лишь в нескольких сантиметрах от стены дома и нигде больше. Или это не успевшие просохнуть на глазах слезы создавали такой эффект?

Но он был, этот свет в окнах, был там, где еще совсем недавно обитала тьма.

Я шел в сторону дома, и меня занимала одна-единственная мысль.

Лолита! Я просто обязан сделать так, чтобы, когда я доберусь до дома, она уже была там!