«За что я люблю Россию? – говорит М.Задорнов, - пародист. За то, что ни в одной стране мира нет такого количества праздников. Практически каждый день, встречая кого-то, можно восклицать: «С праздником вас!» И никто уже не спрашивает: «с каким?». Просто сразу в ответ: «И вас также. С наступающим!». Более того, каждый день практически каждого можно спрашивать: «Ну как ты после вчерашнего?» И это понятно. Мы же теперь отмечаем и коммунистические праздники, и христианские, и демократические…. И по старому стилю, и по новому…. Видимо, мы такой народ – радостный! У нас душа постоянно праздника требует. Замечали, что делает наш человек в первую очередь, когда покупает календарь на новый год? Смотрит, не выпадают ли праздники на воскресенья? От этого зависит, хороший предстоит год или плохой.
Это верно. Святое дело для нас, православных, отпраздновать Рождество католическое. Тем более что половина из нас – некрещеные, половина – свежее верующие. Но поздравляют друг друга все. Кто как умеет.
– Алло! Вера Осиповна? С Рождеством вас! Как говорится, Христос воскреси! – Да бог с вами, Аллочка! Это же Рождество! А вы – воскреси. Он что у вас, мертвым родился? Каждый год рождается – каждый год умирает – с праздником!
Не успели опомниться от не нашего Рождества, уже Новый год на пороге. Наш, родной. Самый желанный для народа праздник, потому что сулит исполнение всех желаний. Шампанское, гороскопы, гадания, астрологи, елка… Стол ломится от блюд, душа – от надежд.
Есть примета: как проведешь первые дни нового года, так пройдет и весь год. Первые дни нового года у большинства людей – похмелье. Похмелье – это наш старинный народный русский праздник. Отмечается с утра. Празднуется несколько дней с остатками еды и надежд. За Похмельем сразу – наше Рождество, родное, православное. Оно плавно переходит в Старый Новый год. Наш родной Старый Новый год…. Еще один святой для всех праздник, поскольку не все в суматохе первого Нового года успели загадать все нужное. Снова шампанское, гороскопы, гадания, сонные астрологи, уставшая елка. И, конечно же, по телевизору фильм «Ирония судьбы…». Все смотрят то, что знают. Особое удовольствие для наших людей.
Все страны завидуют российским праздникам. Они сыплются из календаря, как горох: «День милиции, День Советской Армии, Международный женский день». О нем знает только наш народ. И не важно, что день – женский, поздравляют все и всех. «Пасха!» Святейший праздник на Руси. На крестный ход собирается вся тусовка. В этот день даже руководители бывшей партии, они же – нынешнего правительства, по церквам подсвечниками работают. Причем так усердно крестятся, что через каждые полчаса меняют руку. После чего жмут руку митрополиту и целуются с ним привычно затяжным православным трехкратным коммунистическим поцелуем!
Крестный ход незаметно для всех переходит в первомайскую демонстрацию. «– Как, вы опять к нам со своим делом? Кто же будет работать, если завтра День трудящихся! И хотя уже давно нет ни солидарности, ни трудящихся, «праздник отменить нельзя». У народа – рефлекс. Некуда будет слюну деть. Праздник отмечается по-пролетарски: водочка, селедочка, огурчики, помидорчики…. Первая зелень, первые митинги, первые кулачные бои и старинная русская народная забава «стенка на стенку»…
Кроме того, разрешили официально праздновать еврейский Новый год. В этот обычно моросящий сентябрьский денек все больше русских, желающих выпить, чувствуют себя евреями.
И еще в каждой тусовке непременно должны участвовать священники. Теперь без них ни одна тусовка не обходится. Всякую тусовку они сначала освятить должны. Священники тоже «крутыми» стали: под рясой – джинсы, «Мальборо», пейджер и пистолет.
На одной презентации подхожу к очень «крутому» епископу. Он в предыдущем конкурсе красавиц председателем жюри был. Перед конкурсом всех красавиц освятил. Подхожу к нему, а он на «а-ля фуршете» поросенка ест. Хотя на дворе – пост. Я ему говорю: – Владыка! Россия-то – на посту! Он на меня посмотрел и отвечает: «– Да храни ее Господь! И куском поросенка на вилке меня перекрестил. Поэтому давайте выпьем, господа, за нашу матушку Россию! Ну что вы опять не вовремя! Рождество на носу! В роддоме уже никого нет. Пускай потерпит, пока праздники кончатся. И вообще, молодой человек, послушайте моего совета – не время сейчас рожать, не время!»
Слово «праздник» происходит от «праздьнъ» свободный от дел, работы, только со временем появилось значение, связанное с весельем и торжеством. Слово «праздник» произошло от слов «праздно», «праздный». До тех пор пока мы не наймемся на работу в виноградник Божий, мы остаемся в положении «стоящих целый день праздно» - /Мат.20.3.6/; греховное состояние, хотя и является состоянием тяжкого рабского труда на полях. Однако поистине может быть названо праздным, ибо грешники делают пустое дело, пустое в смысле цели, пустое в сравнении с тем великим трудом, который они должны совершать в этом мире; пустое и в том смысле, что оно не будет зачтено нам. В евангельский призыв обращен к тем, кто «стоит на торжище праздно». «И сказал Господь Моисею, говоря: Объяви сынам, и скажи им о праздниках Господних…» - /Лев.23.1.2/. Это праздники Господа («праздники Мои»), которые нужно было соблюдать, чтобы почтить Его имя и проявить послушание Его повелению. Этот праздник означает жизнь без закваски порока и лукавства, жизнь «с опресноками чистоты и истины» - /1Кор.5.7.8/. Показывает, что всякое время для христиан есть время праздника, по преизбытку сообщенных им даров. Ибо для того Сын Божий сделался человеком и был заклан, чтобы ты праздновал, – не закваской ветхого Адама, и не жизнью, полной зла, или, что хуже, лукавства, ибо зол всякий, кто делает злое, а лукав тот, кто делает его с затаенной и коварной мыслью.
Довод, усиливающий это увещание: ...ибо Пасха наша, Христос, заклан за нас». Иудеи, после того как закалывали пасхального агнца, соблюдали праздник опресноков. Так должны поступать и мы, только в течение не семи дней, а всей своей жизни. Мы должны умереть со Христом для греха, будучи соединены с Ним подобием смерти Его, путем умерщвления греха, и подобием воскресения Его, путем хождения в обновленной жизни, как внутренней, так и внешней. У нас должны быть новое сердце и новая жизнь. Вся жизнь христианина должна быть праздником опресноков. Его обычное поведение и его жизнь в церкви должны быть святыми. Он должен очистить старую закваску... «и праздновать с опресноками чистоты и истины». Он должен быть непорочен перед Богом и людьми. Жертва нашего Искупителя это самый убедительный аргумент в пользу чистоты и искренности. Его искренность в заботе о нашем спасении доказывается тем, что Он умер за нас! А Его ужасная смерть доказывает, как отвратителен для Бога грех! Настолько отвратителен и ненавистен, что ничто, кроме драгоценной Крови Сына Божьего, не могло искупить его! Показывает, что всякое время для христиан есть время праздника, по преизбытку сообщенных им даров. Ибо для того Сын Божий сделался человеком и был заклан, чтобы ты праздновал, – не закваской ветхого Адама, и не жизнью, полной зла, или, что хуже, лукавства, ибо зол всякий, кто делает злое, а лукав тот, кто делает его с затаенной и коварной мыслью. Между Пасхой (которая символизирует наше искупление) и Праздником Опресноков (который напоминает о том, что мы должны жить в святости) нет никакого перерыва. Слово «праздник» заимствовано из старославянского языка, где оно было образовано от прилагательного праздный «ничего не делающий». Старославянскому языку праздный в русском языке соответствует слово «порожний» со значением «пустой». Праздник буквально – это «день, порожний от работ, т.е. не занятый делами». Означает день, лишённый каких бы то ни было тяжёлых работ. Синоним слова «праздник» – «торжество». Торжество – это большое, пышное празднество. Оно образовано от слова «торг», потому что широкие праздники первоначально проходили на рынках или ярмарках. В переносном смысле праздником называют радостное событие; что-то, приносящее удовольствие. Мы говорим: праздник жизни, праздник живота, праздник общения.
Праздные дни существовали задолго до принятия Русью христианства. Затем праздные дни механически стали переходить в христианские праздники, поскольку новые святые подчас подменяли деревянных богов.
«В русском человеке есть особенное участие к празднику Светлого Воскресенья. Он это чувствует живей, если ему случится быть в чужой земле. Видя, как повсюду в других странах день этот почти не отличен от других дней, – те же всегдашние занятия, та же вседневная жизнь, то же будничное выраженье на лицах, – он чувствует грусть и обращается невольно к России. Ему кажется, что там как-то лучше празднуется этот день, и сам человек радостней и лучше, нежели в другие дни, и самая жизнь какая-то другая, а не вседневная. Ему вдруг представятся – эта торжественная полночь. Этот повсеместный колокольный звон, который как всю землю сливает в один гул. Это восклицанье «Христос воскрес!», которое заменяет в этот день все другие приветствия, это поцелуй, который только раздается у нас, – и он готов почти воскликнуть: «Только в одной России празднуется этот день так, как ему следует праздноваться!» Разумеется, все это мечта; она исчезнет вдруг, как только он перенесется на самом деле в Россию или даже только припомнит, что день этот есть день какой-то полусонной беготни и суеты, пустых визитов, умышленных не расставаний друг друга, на место радостных встреч, – если ж и встреч, то основанных на самых корыстных расчетах; что честолюбие кипит у нас в этот день еще больше, чем во все другие, и говорят не о Воскресенье Христа, но о том, кому какая награда выйдет, и кто что получит; что даже и сам народ, о котором идет слава, будто он больше всех радуется, уже пьяный попадается на улицах, едва только успела кончиться торжественная обедня, и не успела еще заря осветить земли. Вздохнет бедный русский человек, если только все это припомнит себе и увидит, что это разве только «карикатура и посмеянье над праздником, а самого праздника нет». Для проформы только какой-нибудь начальник чмокнет в щеку инвалида, желая показать подчиненным чиновникам, как нужно любить своего брата, да какой-нибудь отсталый патриот, в досаде на молодежь, которая бранит старинные русские наши обычаи, утверждая, что у нас ничего нет, прокричит гневно: «У нас все есть – и семейная жизнь, и семейные добродетели, и обычаи у нас соблюдаются свято; и долг свой исполняем мы так, как нигде в Европе; и народ мы на удивленье всем».
Нет, не в видимых знаках дело, не в патриотических возгласах и не в поцелуе, данном инвалиду, но в том, чтобы, в самом деле, взглянуть в этот день на человека. Как на лучшую свою драгоценность, – так обнять и прижать его к себе, как наироднейшего своего брата, так ему обрадоваться, как бы своему наилучшему другу, с которым несколько лет не видались и который вдруг неожиданно к нам приехал. Еще сильней! еще больше! потому что узы, нас с ним связывающие, сильней земного кровного нашего родства, и породнились мы с ним по нашему прекрасному небесному Отцу, в несколько раз нам ближайшему нашего земного отца, и день этот мы – в своей истинной семье, у Него Самого в дому. День этот есть тот святой день, в который празднует святое, небесное свое братство все человечество до единого, не исключив из него ни одного человека.
Но на этом-то самом дне, как на пробном камне, видишь, как бледны все его христианские стремленья и как все они в одних только мечтах и мыслях, а не в деле. И если, в самом деле, придется ему обнять в этот день своего брата, как брата – он его не обнимет. Все человечество готов он обнять, как брата, а брата не обнимет. Отделись от этого человечества, которому он готовит такое великодушное объятие, один человек, его оскорбивший, которому повелевает Христос в ту же минуту простить, – он уже не обнимет его. Отделись от этого человечества один, несогласный с ним в каких-нибудь ничтожных человеческих мненьях,- он уже не обнимет его. Отделись от этого человечества один, страждущий видней других тяжелыми язвами своих душевных недостатков, больше всех других требующий состраданья к себе, – он оттолкнет его и не обнимет. И достанется его объятие только тем, которые ничем еще не оскорбили его, с которыми не имел он случая, столкнуться, которых он никогда не знал и даже не видел в глаза. Вот какого рода объятье всему человечеству дает человек нынешнего века, и часто именно тот самый, который думает о себе, что он истинный человеколюбец и совершенный христианин! Христианин! Выгнали на улицу Христа, в лазареты и больницы, на место того, чтобы призвать Его к себе в дома, под родную крышу свою, и думают, что они христиане!
Нет, не во спраздновать нынешнему веку Светлого праздника так, как ему следует воспраздноваться. Есть страшное препятствие, есть непреоборимое препятствие, имя ему – гордость. Она была известна и в прежние веки, но то была гордость более ребяческая, гордость своими силами физическими, гордость богатствами своими, гордость родом и званием, но не доходила она до того страшного духовного развития, в каком предстала теперь. Теперь явилась она в двух видах. Первый вид ее – гордость чистотой своей.
Уже и самого ума почти не слышно. Уже и умные люди начинают говорить ложь против собственного убеждения, из-за того только, чтобы не уступить противной партии, из-за того только, что гордость не позволяет сознаться перед всеми в ошибке – уже одна чистая злоба воцарилась на место ума.
Отчего же одному русскому еще кажется, что праздник этот празднуется, как следует, и празднуется так в одной его земле? Мечта ли это? Но зачем, же эта мечта не приходит, ни к кому другому кроме русского? Что значит, в самом деле, что самый праздник исчез, а видимые признаки его так ясно носятся по лицу земли нашей: раздаются слова: «Христос воскрес!» – и поцелуй, и всякий раз так же торжественно выступает святая полночь, и гулы все звонных колоколов гудят и гудут по всей земле, точно как бы будят нас? Где носятся так очевидно призраки, там недаром носятся; где будят, там разбудят. Не умирают те обычаи, которым определено быть вечными. Умирают в букве, но оживают в духе. Померцают временно, умирают в пустых и выветрившихся толпах, но воскресают с новой силой в избранных, затем, чтобы в сильнейшем свете от них разлиться по всему миру. Не умрет из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом.
«Из пришедших на поклонение в праздник были некоторые Еллины. Они… подошли к Филиппу и просили его, говоря: «господин нам хочется видеть Иисуса» - /Иоан.12.20.21/ Люди, выразившие Филиппу, просьбу видеть Иисуса, не желали довольствоваться толками, а потому сами хотели Его видеть. Возникает закономерный вопрос: почему эти люди желали видеть Иисуса, а не праздник?
В наше время, ничего не изменилось, и каждый христианин стоит перед выбором или видеть Иисуса или питаться толками о нём - праздником, которых в наше время более чем в другие времена.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
