После Пасхи

– Христос воскресе! – Воистину воскресе! – от шёпота взаимных приветствий в церкви стоял гул, как от пчелиного роя. Уже давно началось Пасхальное богослужение, и приветствия батюшки громко и официально возносились под купол церкви: "Христос воскресе из мёртвых!", а люди всё шли и шли. Одни шли на праздник, чтобы причаститься духовной радости, которая неведомым образом, но могущественно заполнила всё вокруг, другие – просто, чтобы похристосоваться да дать пожертвование. В сей великий день даже самые скептически настроенные прагматики слушали утреню с особенной, непривычной для себя радостью, с дружелюбием и милосердным отношением к ближнему своему.
Когда закончилось богослужение, уже не шёпотом, а громко все приветствовали друг друга в церкви: "Христос воскресе!". – "Воистину воскресе!" и при этом многие спешили к выходу. Всё! Закончилось Пасхальное богослужение. Теперь до следующего года…
"Христос воскресе!.." – смотрел я на праздник – величайший праздник Церкви, – смотрел на украшенный храм, сверкающий начищенной медью и огнями свечей, и тёплая грусть наполнила душу. Вспомнилось детство, как в советское время мы праздновали Пасху у себя в деревне.
Накануне во всех домах в больших русских печах выпекали куличи (по незнанию мы называли их пасхами). Незатейливо украшенные розочкой и венчиком из теста, обмазанные сахарной глазурью, – какими сказочными и невероятно вкусными казались они нам, детям. В чугунках варили яйца в луковой шелухе, чтобы они были красными; готовили незатейливые блюда, такие, чтобы можно было есть в праздничный день холодными.
И вот – Пасха! Церкви в нашей деревне не было, да и верующих, в общем-то, не было: об Иисусе Христе никто толком ничего не знал, да и знать не стремился, но все восклицали: "Христос воскрес!" – "Воистину воскрес!" – и обнимались, и целовались, и застолье в каждом доме, и за каждым столом, провозгласив тост "Ну, за праздник!", чокались стопками с самогонкой. Мы же, ребятишки, с восторгом "чокались" подаренными крашеными яйцами и радовались конфетам, точно ещё раз встречали Новый год.
А на следующий день кому – на работу, кому – в школу, и о Пасхе помнили уже только мы, дети, да и то потому, что ещё остались недоеденные куличи да крашеные яйца. Вот вам и "Христос воскрес!", – "Воистину воскрес!".

Не от того, что в церкви было мало радости и благоговения, всплыла в памяти картинка из далёкого детства. Причина была гораздо глубже: я вдруг осознал, что и здесь, в храме Божьем, все мы, как и тогда, в далёком советском детстве, говорим и от других слышим слова, которые воспринимаются лишь как приветствие: положено так приветствовать, мы и восклицаем: "Христос воскресе!". А ведь Иисус Христос действительно воскрес, действительно победил смерть, но ни в себе, ни в ком другом не почувствовал я в тот день Христа воскресшего.
С такими мыслями, возникшими после Светлого праздника, пошёл я к отцу Павлу, предварительно договорившись о встрече.
Уединились у него в кабинете. Его кабинет совсем не похож на солидные кабинеты с дорогой мебелью. Всё свободное от рабочего стола, стульев и стеллажа с книгами место было завалено рюкзаками, палатками и прочим туристическим инвентарём.
Выслушав мою пасхальную исповедь, отец Павел встал, включил чайник, вытащил из ящика стола карамельки, – всё, что осталось от праздничного изобилия, заварил новый чай, подождал, пока он настоится, разлил по чашкам и начал рассказывать, – но не о Пасхе, а… о туристических походах, которые они с учениками воскресной школы совершали в прошлом году.
Как бы свидетельствуя об истинности его слов, пока мы чаевничали, время от времени в дверь просовывались любопытные детские мордашки: "О чём это говорят взрослые?" – ребята с нетерпением ждали счастливого дня, когда они пойдут в поход. Долгой сибирской зимой они готовились к нему, учились устанавливать палатку, разжигать костёр, варить на костре кашу, – много всяких премудростей нужно освоить не только умом, но и руками, чтобы тайга перестала быть чужой и враждебной, а стала доброй и заботливой. Но, самое главное, они учились товариществу, учились взаимопомощи и верности, учились вере. Да-да, учились азам веры: ибо не почувствовав доверия, не проявив жертвенности при преодолении трудностей похода, никогда не постигнешь и не оценишь любви и жертвенности Иисуса Христа. Согласитесь, уважаемые читатели, ведь в походе почти сразу высвечивается сердце человека, сразу видно, кто есть кто.
Отец Павел ходит в походы с приметливыми, чуткими ко всякой фальши ребятами-подростками, и по вечерам, под отблески и мирное потрескивание костра, рассказывает им об Иисусе Христе и Апостолах или о ветхозаветных пророках и царях, рассказывает об Отцах Церкви или о святых и мучениках за веру, живших в нашем краю (он и маршруты подбирает так, чтобы дети больше узнали об истории края, о святых местах)…
Незаметно подступает ночь, догорает костёр, все отходят ко сну, а в сердцах, в мыслях, в переживаниях юных туристов остаются рассказанные – именно к месту рассказанные, как притчи, те истории… Я весь погрузился в рассказ, словно сам оказался в обстановке тех походов. Уверен, что на всю жизнь запомнят дети те по-сибирски прохладные летние вечера, проведённые с друзьями-товарищами у костра. Запомнят и те истории: пусть забудутся детали рассказов, но душевное ощущение, духовная атмосфера тех походов, духовный настрой тех рассказов навсегда останется в их сердцах.

Мы пили чай – уже, наверное, по третьей кружке, – а отец Павел всё рассказывал и рассказывал мне про походы. Потом, словно опомнившись, вдруг остановился и, помолчав, уже спокойным тихим голосом добавил: "Я ведь действительно счастлив, когда занимаюсь с ребятами в воскресной школе, поэтому, наверное, и рад всякой возможности поделиться, рассказать об этом счастье".
– А ведь действительно, – подумал я, – рассказ батюшки увлёк меня, погрузил в атмосферу его переживаний, потому что он говорил со мной о тех, кого очень любил, и о том, что очень любил. Его слова исходили из самой глубины его сердца, поэтому они и вовлекли, погрузили меня в его радость.

Исходили из сердца, поэтому и достигли до сердца. Значит, и мои слова: "Христос воскресе!" – станут не просто приветствием, а достигнут до сердец тех, к кому я с ними обращаюсь, если я буду искренне любить и Иисуса Христа и любить людей, которых приветствую. Дело, оказывается, не в какой-то особой духовности, которой нужно достичь и достигать, а просто в любви.

Счастливый, с миром на сердце, я шёл домой и думал о том, как хорошо вот так запросто побеседовать с батюшкой. Не будь таких бесед, не будь простого человеческого общения, разве смог бы я отойти от религиозно-официального восприятия Церкви? Никогда. Она так и осталась бы в моём понимании организацией, исполняющей религиозные и просветительские требы.
И уважение, обретённое в непринуждённом искреннем общении, когда не только слышишь слова, а ещё и видишь, как живёт служитель, такое уважение не поколеблют ни сказки писателей, ни статьи в жёлтой прессе, – ничто не поколеблет, ибо я знаю настоящего, не сказочного батюшку.
Христос воскрес!!!

После ПасхиПроза

После Пасхи
Проза