Размышления о монашестве и монастырской жизни.

…Я, пытаюсь продолжить цикл статей об основах христианской веры в форме вполне и сознательно ненаучной, без библиографии и ссылок на источники цитат. Такую форму размышлений о вере и христианстве я назвал бы народным богословием, подразумевая, как раз ненаучный характер моих писаний. Пытаясь сформулировать своё отношение к вере, к Богу и к господу нашему Иисусу Христу в такой сознательно упрощённой форме, я надеюсь, что мои жалкие попытки систематизировать мои рефлексии по поводу христианства как феномена веры, найдут отклик в душах и головах простых читателей, далёких от академических богословских дискуссий, и которые, в свою очередь, поделятся своими переживаниями и чувствами о Боге, Иисусе Христе и его учении – христианстве.
В этом смысле я себя представляю продолжателем и почитателем традиции, восходящих к Иоанну Златоусту, а из современных богословов я считаю себя почитателем проповедника и экзегета Митрополита Антония Сурожского...

Эпиграф:

«Иногда приходится слышать утверждения сторонников литературоведческого подхода к Новому Завету, что тексты представляют собой "самостоятельные литературные миры", со своими собственными законами и архитектурой, и так и следует их анализировать... Но это вовсе не литературные труды, чуждые по своей природе каких-то интересов и нацеленные на удовлетворение эстетических чувств...
Тексты Нового Завета в высшей степени отражают определенные интересы. На богословском уровне все они нацелены на то, чтобы читатели приняли Иисуса из Назарета как Мессию...
На самом глубинном уровне они отражают религиозные, а не эстетические чувства. На социальном уровне они могут пониматься как средство создания институциональных и символических ниш, в которых могли бы найти смысл перед лицом враждебного окружения те общины, для которых они и были написаны. Относиться к этим произведениям как к самостоятельным литературным мирам означало бы, по-видимому, забыть о той жизни, которая их и породила»
Ф. Экслер

Иисус Христос говорил: «Не мир, но меч принёс я на землю... И брат встанет на брата, а сын на отца...»
И это одно из самых загадочных месть Библии! Как кроткий Иисус, который в другом месте говорил: «Если ударили по левой щеке – подставь правую», мог быть так противоречив в своих словах? И ведь апостолы запомнили эти противоречия, потому что они бросались в глаза, а потом цитировали их не решаясь что – либо изменить в словах Учителя...

Некоторое время назад, обдумывая эти кажущиеся противоречия, я вдруг предположил, что Он в этих словах, этими выражениями, говорил о Революции, но о Революции, которая должна была произойти внутри слушающих и верящих в него людей – в каждом из нас. Он надеялся на перемену в нас, которая заставит наконец выбрать одну сторону, одно направление в этой жизни – выбрать сторону добра, любви и сострадания, противостоящей стороне, на которой стоит сильное, победоносное, инстинктивное зло, привычно окружающее нас в этой жизни.
Именно выбор добра и правды – был тем путём к Богу, на который наставлял неустанно Иисус Христос своих учеников и слушателей...

Множество привычных понятий и представлений надо разрушить в себе до основания, чтобы решиться и последовать за Мессией в противостоянии бытовому, кажется вечному и неистребимому в нас самих и наших близких, злу.
И только тогда, когда мы сможем этому противостоять в себе не на словах, а на деле, только тогда, мы можем сказать и людям и себе, что мы дети Христовы, что мы пытаемся по мере наших сил следовать Его Заветам. Следовать, в том числе и в сторону вечной жизни, в сторону «царствия... не от мира сего».
Думаю, это самое трудное в подлинном христианстве и, кто решается на это, наверное предчувствует, что может быть, следуя этим Путём, придётся погибнуть в тяжелейшей борьбе, в этой внутренней Революции, которая заставляет подлинных христиан взяться за “духовный меч”, и в этой битве с силами зла, олицетворением которого был библейский Сатана, не щадить ни себя, ни близких...

Безусловно, подлинные ученики Иисуса из Назарета, в физическом противостоянии с «обыденным злом» были обречены на гибель, и тому доказательство насильственная смерть всех апостолов, за исключением Иоанна, и ещё мучительные смерти бесконечного количества святых и праведников, во все времена становления Христова Учения.
Но Иисус Христос, словно поддерживая нас в этой изнурительной борьбе, помогая преодолеть страх смерти, говорит: «Кто погубит тело своё, но душу спасёт – тот останется жить вечно...»
Обобщая, можно сказать, что пока силы привычного, инстинктивного зла являют себя в законах этого мира, то считающие себя последователями Христа будут с «мечом» Его Заповедей противостоять греху и гибнуть один за одним в этой вечной Революционной борьбе любви и самопожертвования, против животного инстинкта эгоизма и себялюбия, порождающего алчность, сластолюбие и неизбывную гордыню людской плоти.

Удел христианина, который предначертал Иисус – это «отвергнуться мира и нести свой крест...», но делать это любя и прощая грешников, противостоящих заповедям Христовым, невольных рабов противника Иисуса, Сатаны - «владыки смерти».
Чтобы изменить этот мир, «лежащий во зле», мы и будем противостоять своим братьям и своим отцам, восклицая, как воскликнул Иисус, в ответ на призыв своих родных одуматься и вернуться в семью, в мир: «Кто матерь моя и братья мои!? - вопрошал он своих учеников и слушателей, и Сам же отвечал: «Вы мои братья и сестры... – подразумевая, что Апостолы и ученики – и есть подлинные, после приобщения к Новому Завету, братья и сёстры Его, не по телу, но по духу... Хотелось бы в связи с этим отметить, что подлинное христианство стоит на единстве духа и веры, но никак не на родственных связях, и в этом его настоящая революционность. Но именно в семьях верующих, мы можем видеть подлинную любовь и поддержку друг друга, среди кровных родственников...

Новый Завет, Евангелия, рисуют нам картину непризнания Мессии, и попытки остановить Его в служении людям и Богу. Вспомните, как негодовали его земляки из Назарета, когда выслушав проповедь Иисуса, с раздражением говорили «он плотник, и сын плотника», и что зная его с детских лет, ничего особенного в нём не видят и потому не верят его словам. Поэтому, с горечью, Иисус подтверждает слова известного изречения - «Нет пророка в отечестве своём!».
Для многих, призыв Иисуса «нести свой крест» - равносилен отказу от всех целей и смысла обыденной жизни. А гибель в борьбе с привычным и потому кажущемся неодолимым, злом, является сумасшествием. Призыв Христа не сдаваться в противостоянии злу, но если надо, то пожертвовать собой, многими воспринимался и особенно воспринимается сейчас, как безусловная гибель...

Но мы должны помнить и должны понимать, что погибнуть, в данном случае, значит часто, погибнуть для мира, для рутинного, обыденного бытия, в котором мы все пребываем по многолетней привычке.
При этом надо помнить, что в отличие от иудеев, Иисус Христос верил в первоначальную доброту человека и потому призывал своих учеников и сторонников «быть как дети», неиспорченные обыденностью зла и нелюбви. Только вырастая и впитывая «законы» грешного мира, мы становимся испорченными и злыми.
Поэтому, читая наставления Иисуса, невольно можно сделать определённые выводы о природе человека, как её видел наш Господь...

Человек рождается добр, каким и создал нашего прародителя Адама, сам Великий Творец. Однако после грехопадения, сама жизнь человека изменилась и изменила его характер и природную сущность. И потому, взрослея и впитывая в себя привычки и отношения падшего мира, мы становимся такими как все и забываем свою первоначальную доброту и безгрешность. И вырастая, мы невольно соглашаемся с правилами и законами этого мира, то есть становимся больше плотскими, чем духовными существами. Иначе говоря, мы становимся «плотью», и все наши беды, грехи и страдания происходят от этого...

Первохристиане стремились, по словам Учителя, преодолеть в себе грехи, и потому противопоставляя себя обыденности, старались соответствовать Его Заветам. Они объединялись в общины, в которых жили по своему уставу, пытаясь противостоять напору внешнего мира. Об этих общинах коротко рассказывает Апостол Павел, в своих Посланиях.
Но уже и в этих общинах появились и честолюбцы и развратник и потому апостол Павел подбадривая и ругая, старался восстановить христианские отношения в этих человеческих сообществах...

...Но вот прошли времена отъединения христиан от языческого мира, и при императоре Константине христианство стало государственной религией. Толпы новообращённых устремились в храмы, и та жизнь, которой в ранних христианских общинах, жили немногие, подлинно верующие, вдруг стала доступна для толпы.
В силу диктата государственной власти, точно так же, как христиан гнали в Римской империи в течении долгой, почти трёхсотлетней истории, так стали гнать противников христианства, ставшей государственной религией. Еще и поэтому появились в эти времена много псевдо христиан, людей неискренних, привыкших приспосабливаться и маскироваться под сторонников Нового Завета Иисуса Христа. Тут можно процитировать пророка Исайю, который говорил о таких людях:
«Вы чтите меня только своими языками ...»
Так наверняка было и во времена признания христианства Константином Великим и потому из называвших себя христианами в те времена немногие были подлинными христианами...

И конечно, источник христианского благочестия, богопочитания замутился и общий уровень нравственности и религиозности упал, может быть, на самый низкий уровень.
Можно, наверное, образно сказать, что, наконец, Христианская Революция победила, но сторонников прежних верований оставалось так много, что члены ещё недавно преследуемых и уничтожаемых христианских общин, остались в меньшинстве, и они, подобно зёрнам веры, затерялись во множестве плевел, то есть неверующих...

И конечно, праведники не исчезли, но жить вместе с неофитами для них стало невыносимо.
Отсюда и возник мощный поток монашества – людей устремившихся вон из больших городов и малых человеческих поселений. И стали они, эти люди, стремящиеся сохранить в неприкосновенности Заветы Учителя о праведной жизни, уходить в пустынные места, в горы, в леса и организовывать сообщества, стремящиеся через праведную жизнь достичь жизни вечной и последовать вслед за Иисусом Христом на небеса.
С тех пор монашество, уединение, уход от суеты этого мира, стало своеобразным зеркалом, глядя в которое большинство людей, считающих себя христианами, могли видеть осколки подлинного христианства, а обитателей скитов и монастырей стали чтить как верующих, которые во всём устройстве своей материальной и молитвенной жизни старались походить на первых учеников и Апостолов Иисуса из Назарета.
Появились и великие Учителя монашеской жизни, которые и сами подвизались на этом героическом саможертвенном поприще, и помогали другим ищущим подлинно Христовой жизни обрести молитвенный мир и внутренний покой...

Атоний Великий, Василий Великий и ещё несколько знатных имён, открываются нам как учителя аскетизма и молитвы и они же писали и утверждали, в реальной жизни монастырей больших и малых, законы монашеской и монастырской жизни...
Вот несколько правил из той монашеской жизни, которые привлекают внимание и сегодня...
Всё ниже рассказанное, я вычитал в замечательной книге, изданной ещё в 1892 году и называется она:
«Древние иноческие уставы». Все нижеприведённые цитаты, оттуда...

... Монашество – это каждодневное, ежечасное воспитание и самовоспитание себя в духе Христовом. Об этом постоянно напоминает Василий Великий:
«И когда каждый после всякого испытания людьми, способными благоразумно изведывать подобные вещи (когда человек живший в «сраме греха» сам себя делает обвинителем) признан как бы сосудом благодати.»
Попробую перечислять содержание уставов, но, не соблюдая какой–то особой очерёдности...

Начну с работ монастырских...
Работы монастырские должны быть простые, не угождая роскоши и страстям человеческим. Вот что об этом пишет Василий Великий:
«Заниматься подвижнику надобно работами приличными, которые свободны от всякого корчемства, долговременных развлечений и непозволительного прибытка – которые можно большей частью производить не выходя из под своей кровли. А если по необходимости должно было производить работу на открытом воздухе, то и она не воспрепятствует любомудрию...»
Выбирать себе послушание монах сам не должен. Должен монах работать не то что нравится, а то, к чему и него, по определению старца есть способность. Вообще, устав древних обителей о работах, учит нас быть работящими и ответственными. Если такая традиция переходит в общественное сознание, тогда вокруг растёт совестливость, благообразие и бытовая устроенность, помогающая каждому члену сообщества жить достойно. Василий Великий говорит об этом: «К работе своей каждому надлежит быть внимательным, заботиться о ней с любовью и тщательностью с внимательным попечением, как бы наблюдает за нами Бог».
Цель, какую надо держать в сердце при работе: «То, что занимающийся трудом, должен работать... чтобы исполнять заповедь Господа... не о себе заботиться, а поставить цель помощь нуждающимся. Ибо Господь говорил: «Делая одному из братии Моих меньших, для Меня делаете.»
Рабочие должны заботиться об орудиях своего труда: «Ибо хоть употребление орудий труда частное, но польза от работ общая».

Особо заботятся в монастыре, чтобы продажей трудов, занимался старец, по опыту жизни честный...
И ещё одно правило:
«Подвижник должен и низкие работы брать на себя с великим старанием и усердием, зная, что всё делаемое для Бога... велико, духовно и достойно небес».

Отношения между братией.
Василий Великий говорит:
«Не всем всё дозволено, но каждый должен пребывать в собственном своём звании и тщательно исполнять вверенное ему Господом...»
Основное правило монастыря:
«Послушание и покорность настоятелю – беспрекословная!»
Полный закон послушания монаха состоит:
«Всем власть предержащим повиноваться, то есть требует повиновения мирской власти». Апостол говорит, что даже в самой малости противящийся «закону», противится Богу.
Далее Василий Великий поясняет, что если закон Божий требует повиноваться «законам» власти мирской, то каково надо слушать тех, кто поставлен над нами Богом:
«Надо подражать Святым в их покорности перед Богом». Наставник – это посредник между нами и спасителем.
Мы не способны, сами видеть себя и правильно судить о себе, потому что самолюбивы – говорит Василий Великий. Только другой, только внимательный и опытный наставник способен рассказать о нас правду. Он пишет:
«Истинное и совершенное послушание подчинённых наставнику высказывается в том... чтобы без его воли не делать даже и самого похвального... потому что награда за послушание важнее награды за преуспеяние в воздержании».

Ещё одно из самых важных правил общежития:
«Тех, кто враждует против заповедей Господних... нужно отсекать, как член тела испорченный до конца, чтобы не повредить тело до смерти, попустительством для непокорных... Человеколюбие к таким людям близко к невежественной снисходительности... Это ложная снисходительность к закореневшим в пороках».
Объясняя это в общем-то жестокое правило, Василий Великий поясняет:
«Малая закваска всё тесто квасит» и потому «согрешающего пред всем обличат», чтобы «прочие страх имели» (Тим. 5, 20)

Потребление пищи.
«Потребление пищи, пусть будет соразмерно потребности» - сказано в уставе Василия Великого. Ещё точнее указывается мера пищи:
«Не выше и не ниже силы».
Потребности же определяются так:
«Нужно иметь власть над чревом; потому что обуздывание чрева есть подавление страстей; а подавление страстей, это безмятежность и тишина души; душевная же тишина – самый обильный источник добродетелей».
По поводу собственно постов, в уставах монашеских говорится, что:
«Желать большего по сравнению с другими, даже и в самом хорошем, есть страсть состязания, происходящая от тщеславия». Лучше, как сказал Апостол:
«Едите, или пьёте, или ещё что делаете, - всё во славу Божию делаете»
«Неумеренное же пощение, особое, простираемое до того, что не остаётся уже сил исполнять послушание, совершенно осуждается...»
Интересное замечание:
«Но поскольку человек «двояк», то и упражнение в добродетели должно быть «двоякое», состоящее в телесных трудах и душевных подвигах. Трудами же телесными надо называть не праздность, а работу... Гораздо лучше и полезнее иметь крепкое, а не расслабленное тело, и содержать его в деятельности для добрых дел, а не доводить произвольно до бездействия...»
Вообще, тело предписывается держать в строгой дисциплине, изнурять его и истончать, отрекаясь от всякого телесного успокоения... Тело и душу иногда сравнивают с конём и с возницей. Возница, управляя конём, может приехать куда хочет. И наоборот. Если конь (то есть тело) диктует куда ехать, то и до беды, для обоих недалеко!..

Работы по монастырю.
«Надобно ли заниматься рукоделием? Господь наш Иисус Христос говорит, что не просто всякий и во всяком случае достоин пищи своей, но делатель» (Мтф – 10, 10)
В деяниях Апостолов говорится:
«Говорю вам, что подобает работающим заступаться за немощных». (Дея. 20.35)
Василий Великий прекрасно понимал значение труда в нашем воспитании, в нашей жизни вообще:
«И какое зло – праздность, нужно ли говорить о сём, когда Апостол ясно повелевает не делающему даже и не есть...» (2Сол. 3, 10)
Интересно, что и правила жизни в человеческой коммуне, взято из Библии - «Кто не работает, тот не ест!» - это ведь из Соломона. Сам Господь видел в людях сочетание лености с хитростью и потому сказано:
«Кому многое дано, с того много спрашивается». (Лук. 12, 48)
Церемония приёма в монастырь или пострижения в монахи сопровождалось отречением от прежней жизни гласно перед настоятелем и братией. Менялись также имя и одежда, и давался наставник, какого сам изберёт, для научения монашеской и монастырской жизни.
Древние иноческие уставы – учитывают сложность и разнообразие пороков и соблазнов преследующих человека и в миру и в монастыре. Этот тонкий психологический документ, полный важных деталей подробностей и нюансов. Вот, например, по поводу отношения к одежде и внешнему виду монаха:
«Но если кто от дорогой одежды отказывается, в рассуждении же дешёвой одежды и обуви домогается, чтобы она была ему прилична, то очевидно, что таковой обуян желанием нравиться людям или человекоугодием и через то, удаляется от Бога, и в самых маловажных вещах, высказывает недуг суетности; ибо всё, что предпринимается не ради потребности, а для прикрасы, подлежит обвинению в суетности...

Поездка в монастырь.

…В один из ясных сентябрьских дней, в воскресенье, после службы в кафедральном соборе, все желающие, собрались на площади перед собором, сели в заказанный заранее автобус и поехали в православный греческий монастырь, основанный старцем Софронием, в конце пятидесятых годов, в небольшом посёлке, недалеко от Кембриджа…
Мы долго выезжали из Лондона, по переполненным машинами улицам и приехали в монастырь, чуть опоздав к началу службы. Приветливая монахиня в чёрном, встретила нас у ворот монастыря, показала место где поставить автобус, а всех нас сопроводила в новый храм – служба уже началась.

По дороге, мы осматривали разукрашенные мозаикой и росписями на библейские сюжеты, стены невысоких построек, окружённых зелёными деревьями и кустарниками. Через небольшое, застеклённое преддверие, вошли в храм, наполовину заполненный прихожанами. Нас приехало около сорока человек и потому, в храме стало тесно и жарко.
Войдя внутрь, в тесноту сосредоточенного молчания и молитвы, я с интересом всматривался в лица монахов. Невольно вспомнился Достоевский и его описание монастыря, в романе «Братья Карамазовы».

Вокруг горели свечи и на греческом непонятном для меня языке читали торжественную службу, которая была посвящена старцу Силуану - Афонскому насельнику, о котором, основатель монастыря, иеромонах Софроний, близкий духовный сподвижник старца, написал книгу. Я эту книгу читал и помню цитаты оттуда, в проповедях Владыки Антония Сурожского, где он ссылался на духовный опыт старца Силуана.
Протиснувшись внутрь, я остановился в середине полутёмного помещения, наполненного народом, и как то долго и неловко старался найти положение тела, при котором никому бы не мешал, да и сам мог бы хотя бы без помех креститься.
Сладковато и приятно пахло ладаном, и, сквозь широкие царские врата виден был престол, горящие свечи, большой золочёный фигурный крест и священник, расположившийся к нам спиной и что – то приготовляющий там.
При входе в храм, стоял на подставке большой портрет, видимо старца Силуана, а может быть отца Софроний, основателя монастыря, к которому подходили, крестились и целовали изображение, а точнее руки изображённого старца…

За спиной, на хорах, стояли монахини в чёрном и в клобуках, оставляющих лица открытыми и потому, в полутьме, лица ярко белели на чёрном и казались бесплотными иконами, освещёнными только металлической большой люстрой, подвешенной к потолку посередине, с огоньками горящих свечек,
Вошедший вслед за мной большой мужчина стоявший за спиной, тяжело и хрипло дышал и что – то бормотал почти вслух, о тесноте и духоте.
Справа у стенки сидели пожилые женщины на раскладных стульях, а прямо передо мной, расположился худой мужчина в сером костюме, который держал перед собой коляску, в которой поместился больной ребёнок лет десяти.
Он, ребёнок, иногда вдруг начинал громко и длинно стенать, и отец нервно гладил его по стриженой голове и сжимал маленькую ручку, тоже поглаживая своими пальцами его худенькую ладошку.
От алтаря к выходу, вдоль прохода выстроились монахи в черном, тоже в клобуках, с седыми длинными бородами на измождённых лицах. Они что – то пели протяжно и заунывно по-гречески, и я невольно подумал, что Иисус Христос был рождён на Востоке, да и сами греки более восточные люди, чем европейцы, и потому, исконно христианский колорит, в первые века христианства был особенно ощутим.
Израиль и тогда и сейчас был и остаётся западной окраиной Ближнего Востока, и неудивительно, что сразу после возникновения магометанства, богословы считали его христианской ересью, хотя сегодня об этом почти не вспоминают и противопоставляют Христианство Исламу.

Во всяком случае мне, это монотонное, завораживающее пение, переливами голосов в унисон, напомнило Восток. Я стал думать о тех переменах, которые произошли с христианством за долгие тысячелетия после распятия и воскрешения Христа.
В этот момент люди в храме зашевелились и вслед за идущими по двое монахами, начали медленно выходить на улицу, во двор храма. Во главе процессии стоял высокий седобородый игумен Кирилл, с длинным золочёным посохом.
Наконец мы вышли на воздух, вслед за монахами обошли церковь вокруг - людская цепочка протянулась за игуменом и вновь соединилась у входа.
Монахи несли на руках портрет Силуана и по окончанию крестного хода остановились, и верующие стали по одному подходить к изображению и целовать руки сурового «картинного» старца.
Напряжение в толпе прихожан нарастало и над понурыми фигурами повисло трагическое, как мне казалось молчание.

«Это немножко напоминает похоронную процессию – думал я изредка поднимая голову и осматривая суровые лица вокруг.
– Но наверное первоначальное христианство таким не было. Было много восторга и вдохновения. Были вопросы и ответы, которые помогали людям поверить, что жизнь с Богом, разительно отличается своей светлой радостью от суетливой и трагической жизни без Бога.
Почему же сегодня, никто светло не улыбнётся друг другу и все, как загипнотизированные заунывным пением, мрачно смотрят в землю, избегая встречаться друг с другом глазами.
Невольно вспомнились слова Иисуса о фарисеях, которые постятся и мрачно пророчествуют напоказ, вместо того чтобы радоваться жизни, в которой появилась цель, в которой Бог всегда с нами, любящий и радующийся взаимной любви вокруг…

«Эта мрачная атмосфера службы только разъединяла всех нас, - размышлял я – заставляя верующих, по привычке, погружаться в атмосферу траура и скорби».
А тут ещё ребёнок - инвалид вдруг тонко и пронзительно заныл, качая головой из стороны в сторону, а безутешный отец, почти в исступлении затряс руками, словно изнемогая от нервного напряжения, странно не доверяя, не веря в сострадание окружающих…

Мне хотелось его успокоить, погладить по плечу, сказать, что все понимают его состояние и сочувствуют и вовсе не надо так беспокоиться о том, что это кому-то мешает слушать службу - думаю что многие, так же как и я, ничего не понимали ни в пении, ни в текстах службы на греческом.
Служба между тем шла своим чередом и во время чтения Евангелия, отрывки зачитывались на пяти языках: на греческом, на русском, на французском, на итальянском и на английском…

Рассказывают, что из двадцати семи монахов в монастыре, есть несколько греков, несколько русских, несколько англичан и в общей сложности около десяти национальностей. Со времён основания обители, старец Софроний, требовал от своих подопечных знания нескольких языков и потому, монахи и монахини (а монастырь состоит из двух половин – мужской и женской) учили языки в качестве монастырского послушания.
Долгая служба подвигалась к концу, и после елеосвящения, я вышел на улицу, освободив место в храме для других прихожан.

На дворе были тёплые чистые сумерки, и над крышами монастырских зданий вставала серебряная, почти полная луна и ветерок шумел листвой многочисленных деревьев окружающих дома. Чтобы размяться после длительного стояния на одном месте, мы сходили, посмотрели замечательно большой и ухоженный монастырский сад, в котором ровными рядами росли яблони вишни и сливы.
Возвратившись, зашли в книжный киоск, в котором, к сожалению, книг на русском языке вовсе не было, хотя продавались иконы и Алёша - мой друг и попутчик в этой поездке - купил икону старца Силуана.
Позже мы вновь подошли к храму и стояли слушая службу уже с улицы в открытые двери преддверия . Там, с двух сторон от входа стояли большие иконы Божьей Матери с младенцем Иисусом и самим Иисусом Христом, подсвеченные снизу ярким пламенем свечек…

Я слушал службу, смотрел на тёмное небо с загорающимися на нём звездами и пытался представить себе, как живут и молятся в обычные дни монахи этого монастыря.
Вновь вспомнился Достоевский и послушник Алёша Карамазов, идущий в свой монастырь с вздохами облегчения, после страстей и перипетий суетного мира.
Думаю, что и здесь так. Ведь в обычное время, когда нет церковных праздников, все здесь заняты своими делами: послушанием, молитвами, чтением книг, тихими беседами о Боге и о себе – о прошлом, настоящем и будущем…
Я вспомнил монастыри, в которых побывал в последние годы. Одним из них был Маульброн – старинный монастырь в окрестностях Гейдельберга, который описал в своей книге «Игра в бисер» немецкий писатель Герман Гессе…
Ещё, монастырь, ставший одним из религиозных символов Испании – Монсеррат, находящийся в горах, издалека похожих на зубы Дьявола. Там ежедневно бывают тысячи и тысячи верующих и неверующих и там же храниться скульптурное изображение Черной Мадонны с Младенцем, которую по легенде вырезал из дерева ещё Евангелист Лука, а в Испанию доставил Апостол Пётр.

Там в, диких горах подвизались в монашеской строгой жизни уже многие столетия и потому вокруг монастыря вырос целый город, состоящий из храмов, келий, пещер отшельников, садов и скверов…
Замечательно красив и суров монастырь цистерцианцев, тоже в горах, в окрестностях французского города Гренобля, в знаменитом на весь мир горном урочище Шартрез.
Кстати, знаменитый зелёный тягучий ликёр «Шартрез» произошёл отсюда, из монастырских стен. Здесь много лет назад, впервые его сделали и рецепт приготовления такого ликёра, стал достоянием братии…
Тут тоже, уже около тысячи лет живут монахи, которых я увидел в толпе праздных туристов. Они живут за монастырскими стенами, похожими на крепостные, тихо и уединённо. Однако вокруг, почти круглый год шум, суета и праздность - тысячи и тысячи туристов посещают эти места, как мировую достопримечательность…
Монахи там, ходят в белых балахонах с капюшонами и во время молитв закрывают ими голову, отъединяясь от окружающего мира и оставаясь один на один с Господом Богом…

Кельи их не малы и не велики. Есть лежанка – постель, есть место для утренних и ночных молитв, есть письменный стол, на котором они работают, изучая и комментируя священные книги. В углу медный таз на подставке и кувшин с водой, для мытья перед ранними утренними службами, которая проходит в гулкой прохладной церквушке с рядами резных сидений вдоль каменных стен, где, так пронзительно и тревожно звучать мощные звуки органа.
Раз в неделю монахи выходят на прогулки из монастыря и тогда, общаются, разговаривают между собой, дышат воздухом горных долин и даже веселятся, а если предоставляется случай, то не проч скатиться по снежной тропке или искупаться в ледяной воде горной речки текущей по высокогорной долине.
Монахи здесь, в качестве послушания исполняют работы на пилораме, на мебельной маленькой фабричке, на швейном производстве, где шьют сами себе рясы и подрясники, ухаживают за стадом дойных коров, пекут хлебы для монастырской трапезной. Коровы, ухоженные крупные животные, пасутся тут же на луговине, рядом с монастырём. Наверное, утреннее молоко на завтрак, именно от них…
Вспомнились мне и российские монастыри…
Однажды лет двадцать пять назад, я был в Москве, зимой, внутри, за стенами Новодевичьего монастыря и помню ужасный, до костей пробирающий холод, в неотапливаемой церкви и картину, изображающую «лествицу» человеческих грехов.
В этой своеобразной иерархии, на одном из первых мест – грех гордыни человеческой, что тогда меня немного удивило. Только потом, размышляя, я понял, что самый лютый враг для монаха, воспитывающего в себе самоуничижение – это эгоистическая гордость…
Помню Валаамский монастырь и теплоход, доставивший нас туда. Помню золоченые купола первой церкви, стоящей на берегу, на горке, над пристанью; помню жаркую, пыльную дорогу, через сосновый бор. Всплывает в памяти замечательная картина синего и холодного ладожского фьорда, на берегу которого стоит красивый и суровый монастырь, где ещё совсем недавно был не то дом инвалидов, не то подростковая колония…

Тогда, только начинали реставрировать полуразрушенный монастырь и всё выглядело не очень уютно. Запомнились ещё комментарии экскурсовода, о богатстве многочисленных хозяйств Валаамского монастыря, перед Революцией, исчисляемого миллионами рублей, золотом.
Она об этом говорила с гордостью, а я подумал, что лучше бы они, монастырские настоятели, это богатство раздали бедным людям – может быть тогда, и Революция была бы менее жестокой и антицерковной.
В одном месте мы небольшой компанией поднялись на колокольню скитской церквушки, откуда открывался замечательный вид на леса острова и на окружающее озеро. При всей красоте пейзажа, работы по возобновлению монастыря тогда было непочатый край – всё было в запустении или совсем разрушено…

… Наш монастырь в Англии, выстроен тоже долгими и утомительными трудами и потому, он благолепен и уютен и сегодня напоминает тихое поселение, расположившееся под сенью высаженных монахами деревьев, чуть в стороне от немноголюдной английской деревни. Будучи в миру профессиональным художником, отец Софроний, расписывал все строения собственноручно или делал эскизы для мозаик, украшающих стены зданий и внутреннее убранство храма и трапезной…

… Служба закончилась уже в ночной темноте и продолжалась около четырёх часов.
Теперь, улыбаясь, все выходили из храма и кто – то уходил домой в деревню, а мы вместе с монахами и монахинями пошли в трапезную, где уже были накрыты столы.
Для нас, гостей, накрыли отдельно, так как нам надо было скоро уезжать назад в город. Еда была вкусная, постная и со множеством сладких блюд и орехов, как наверное, это бывает в монастырях Греции. Приготовлено всё было с любовью и очень искусно и я с удовольствием завершил поздний ужин сочным яблоком из монастырского сада…
Но для меня поездка в монастырь на этом не закончилась…

С полгода назад, я неожиданно узнал, что одна наша знакомая девушка, дочка наших московских приятелей, лет двадцать назад приехала в Англию, вместе с родителями. Её приемный отец был англичанином, и позже погиб от несчастного случая в Индии.
А она, после нескольких лет учения в школе и университете, вдруг ушла в монастырь, здесь, в Англии. И перед поездкой я надеялся, что в этом монастыре смогу с нею увидеться и поговорить – меня её загадочная судьба очень заинтересовала…
Как только мы приехали, я стал расспрашивать монахиню, встречавшую нас, об этой знакомой и действительно узнал, что она здесь и уже давно.
Со дня нашей единственной встречи с ней, которая произошла в Москве - в Доме на Набережной, где жила её семья, прошло уже двадцать семь лет и конечно, я уже не мог её узнать, но увидеться и сказать ей слова почтения и уважения очень хотелось.
Я несколько раз спрашивал монахинь о ней и наконец, после ужина вдруг увидел худенькую девушку в очках, которая неловко скользнула по мне взглядом и я понял , что это и есть моя знакомая, которой, когда мы виделись в Москве, было всего шестнадцать лет.
Я подошёл, поздоровался, представился ей и стал расспрашивать о жизни и судьбе.

Вокруг было много людей и она, наверное не ещё закончила трапезу и потому, её ответы были коротки, иногда по взгляду можно было догадаться, что ей отвечать на мои вопросы не очень удобно. Она, сказала, что помнит наше с Сюзи посещение их квартиры в Москве, сказала, что жила некоторое время у моей жены в лондонской квартире.
Я со своей стороны, рассказал, что наша дочь Аня окончила Кембридж, и сейчас учится уже по другому профилю по медицинскому, в Кингс - колледже.
А Максим - наш младший, поступил в университет и уехал совсем недавно учиться в Лидс. Когда я говорил это, мне почему-то было неловко и потому, я старательно зазывал её к нам в гости и в конце разговора, дал «матушке» Серафиме свой домашний телефон…

… Наконец, уже около девяти вечера мы погрузились в автобус и поехали назад, в Лондон. Перед отъездом монахини пригласили всех желающих брать с собой монастырские яблоки стоявшие в ящиках на выходе из трапезной. Все «наши», набрали себе по несколько килограмм, памятуя, что яблоки особенные, почти волшебные, выращенные по монастырскому уставу и согласно послушанию.
В автобусе, Миша - руководитель поездки и певчий в хоре, прочёл благодарственную молитву и все в душе поблагодарили его за интересные беседы в автобусе, о истории создания монастыря и его создателях и покровителях.
До самого конца путешествия, все обсуждали увиденное и услышанное в монастыре. Для многих такое посещение было впервые и впечатления сильные и запоминающиеся надолго...
Когда ехали в монастырь, то, помня причину сегодняшней монастырской литургии, все дружно пели акафисты в честь преподобного Силуана. Длинная служба на непонятных языках, для многих не была так утомительна – все более или менее понимали о чём в ней идёт речь…

... Старец Силуан – одна из тех религиозных фигур в русском православии нового времени, которая обновила понимание простым народом христианства, как пути единения с Богом и пути спасения в этом бренном мире.
Сам происхождением из крестьян, старец Силуан, уверовал вдруг и навсегда, после одной из кулачных драк, которые были так обычны для русских людей ещё сто лет назад. В этом бою, он сильный и молодой боец, чуть не до смерти покалечил другого человека и когда пыл схватки угас, он понял, какое преступление перед Богом и людьми мог совершить в этой схватке. И тогда, он тяжело задумался о своём настоящем и будущем существовании…
И эти размышления привели его в церковь, а потом и на Афон, где старец Силуан пользовался авторитетом и уважением, но в конце концов ушёл в затвор и общался только с монахами, которые искали у него духовной поддержки в своей жизни…

Высказывания его часто были настолько темны, что часто приходилось, как бы переводить его речения. Этим неожиданно для самого себя занялся старец Софроний, подружившийся с старцем Силуаном, найдя в беседах с ним, ответы на многие непростые вопросы монашеской, молитвенной жизни и общения с Богом.
Сегодня насельники монастыря под Кембриджем, продолжают духовную традицию служению делу Христову, помнят Афон и в нашей сложной жизни, чтят память этих замечательных старцев, русских по характеру, но разных по своему происхождению и своей судьбе.
В Афонском монастыре, монашество тоже объединило разных людей – стариков и молодых, аристократов и крестьян в одном порыве найти цель и смысл человеческой жизни…

... Завершая рассказ, хочу сказать, что эта поездка в монастырь, встреча с монахами, разговор с Юлей - в прошлом обычной московской школьницей, а ныне уже семнадцать лет пребывающей в монастыре, ещё и ещё раз заставили меня задуматься о судьбах людей, о христовой вере и о судьбах русского православия здесь, в Англии.
Эта встреча с монастырём, приоткрыла мне новую страницу человеческого бытия, теперь уже русского эмигрантского бытия и заставила размышлять и над собственным будущем…

25. 09. 2007 года. Лондон.

Монастырь в Шартрезе.

…На следующий день, мы отправились в Национальный парк Шартрез, который располагался по другую сторону хребта служившего правой границей для реки Изера.
Преодолев путаницу пригородных дорог, свернули круто налево и потянулись в гору, в следующую долину.
Виды во все стороны открывались замечательные и я подумал, что монахи и во Франции, и в России, для своих монастырей выбирали всегда замечательно красивые места.
Дорога, петляя постепенно поднималась всё выше и выше по кромкам широких лесистых долин и иногда под нами проносились крутые, многометровой глубины ущелья, по дну которых играя белопенными бурунами, скакал и пенился речной поток. А над нами, то слева, то справа, вздымались горные скалистые пики, меняя местоположение в зависимости от того, по какому берегу долины мы проезжали…

Густой хвойный лес, со всех сторон окружал дорогу, но иногда, перед нами проплывали зелёные покосные луговины, где стояли большие фермерские дома или лесные гостиницы в которых останавливались французские и иностранные туристы.
Горный массив Шартрез в Альпах, на сегодня один из самых известных и популярных во Франции, и даже в Европе. Погода здесь хорошая и летом и зимой, а чистейший воздух и вода, вкупе с замечательными видами и современным сервисом, создаёт все условия для отдыха, для занятий лыжным спортом и туризмом…

До городка Сент - Пьер Шартрез, доехали за полтора часа и остановившись здесь, смешались с толпой туристов, обошли центр города, полюбовались на старинные здания, площади и церкви, позвонили из автомата детям в Лондон и зашли в центр информации, где расспросили служащих о дороге к знаменитому на весь мир шартрезскому, картезианскому монастырю.
Нам дали карту горного массива и показали на ней самый короткий путь.
Собственно монастырей в этом месте два, но один служит музеем, а во втором живут в тишине и молчании монахи.
Таких монастырей на сегодня, около двадцати и разбросаны они по всему миру от Америки, Северной и Южной, до Германии, Англии и Италии...

Доехали мы до монастырской долины быстро и поставив машину на оживлённой стоянке перед музее, отошли немного в сторону и усевшись на скамейке, вкусно пообедали – мы с собой берём всегда сумку – холодильник, в которой хранятся продукты и вторую сумку с тарелками, вилками, стаканами и большим термосом, наполненным кипятком.
Место для монастыря - замечательно красивое и уютное - выбрано его основателем, Святым Бруно, в одиннадцатом веке.
Со всех сторон долину окружают серо - меловые отвесные обрывы скал, а под дальним склоном протекает невидимая в чаще густого леса, река.
Раньше монастырь наверняка был отделён от человеческих поселений густым лесом и уединённость была полной…

Поэтому, монахи всё делали в монастыре сами: строили здания и крепостные стены, пилили лес на дрова и на деловые постройки, пасли коров и овец, ковали подсвечники и если надо то и оружие, для защиты монастыря.
Монастырь на протяжении многовековой истории неоднократно горел и перестраивался, часто почти заново. Но одно в их жизни оставалось неизменным – вера в Господа Иисуса Христа и служение ему послушанием и молитвой.
В бывшем монастыре, сегодня работает музей, где посетителей знакомят с жизнью и бытом теперешних и давно умерших монахов.
Кстати, когда мы подъехали к музею, то увидели трёх пожилых монахов, коротко стриженных и в светло-серых одеяниях до полу. Они медленно шествовали через толпу и туристы с любопытством оглядывали их, а иногда и о чём то спрашивали.
Старший из них, высокий пожилой человек в очках, очень напоминал университетского профессора, и если бы не длинная сутана с просторным капюшоном, то можно было бы подумать, что маститый наставник объясняет что-то своим студентам.

Музей очень интересен для меня, потому что некоторое время назад, я всерьёз собирался затвориться от мира в монастырь, но так и не решился.
Однако, меня по сию пору интересует всё связанное с монастырской жизнью и потому, музейные экспонаты меня удивили. В миниатюре была воссоздана монастырская жизнь с монашеской кельей, библиотекой, инструментами, которыми пользовались монахи во время работ.
Здесь экспонируют даже старые «самогонные» аппараты, при помощи которых, монахи этого монастыря занимались дистилляцией знаменитого зелёного ликёра Шартреза.
Этот ликёр, начали изготовлять в монастыре четыреста лет назад и продолжают делать это до сих пор…

Замечателен распорядок дня монахов, тоже мало изменившийся.
Затворяются в келье на ночь около одиннадцати часов, но в течении короткого сна, монахи несколько раз встают с постели и молятся у себя в келье перед маленьким алтарём. И днём молитвы, как совместные в монастырской церкви, так и личные происходят часто. Таким образом монахи привыкают не расставаться с именем и образом Иисуса ни днём, ни ночью.
Как верно заметил один из древних мыслителей: «Человека и его характер, делает система».
Монастырь и является тем местом, где монахи воспитывает в себе постепенно отрешённость от земной суеты и бессмыслицы, приобщаются к Богу, а значит к небесному смыслу…
Монашеские кельи не содержат ничего лишнего: стоит кровать в форме закрытого с трёх сторон ящика, письменный стол, умывальник с кувшином воды и тазиком, молитвенный алтарь похожий на школьную парту, за которым монах читает молитвы ночью, становясь на колени перед изображением Иисуса Христа.

Орден картезианцев – католический. Монахи живут и жили в монастырях, носили и носят светлую длиннополую сутану с накидкой сверху и с капюшоном, который надевают на голову, когда хотят помолиться или удалиться от толпы.
Голову они бреют - сегодня наголо - а раньше выбривали тонзуру на затылке, оставляя венчик волос кружком, на уровне ушей.
Современные монахи, выглядят вполне цивильно и многие в очках, хотя конечно правило их земной жизни, их суточный распорядок очень отличаются от жизни обычных людей.

Главное в их жизни, я уже говорил об этом – служение Богу и поклонение Иисусу Христу, посвящение себя служению Господу…
После музея мы зашли в монастырский магазинчик сувениров, и там купили несколько маленьких подарочных бутылочек ликёра – Шартрез. Подливая в чай, вы можете пить его, как натуральное лекарство от многих болезней.
Легенды говорят, что рецепт ликёра монахи держат в тайне и что он настоян на ста тридцати горных лекарственных травах и растениях…
После музея, пошли в сторону действующего монастыря, где сегодня, живёт около сорока монахов.
Вокруг монастыря высокая крепостная стена сложенная из камня, со сторожевыми башенками круглой формы, по углам.
В таком виде, здешний монастырь напоминает Соловецкий, где я был лет двадцать назад и где тоже необычайно красиво и таинственно…

Вход в монастырь, посторонним воспрещён.
Вне монастыря стоит четырёхэтажная гостиница, в которой живут светские гости монастыря и родственники монахов.
Монастырские «насельники» и по сию пору стараются жить независимо от мира и делают всё необходимое для жизни своими руками: ткут полотно для одежд, пасут стадо породистых коров, рубят на собственные строительные и реставрационные нужды лес, делают мебель, пекут хлебы.
Дисциплина общежития очень строгая и настоятель наказывает тех, кто нарушает ежедневный распорядок жизни и молитв…

В стенах монастыря часто звонит храмовый колокол собирая монахов на очередную, общую молитву.
Все монахи делятся в зависимости от заслуг и времени пребывания в монастыре на «отцов» и «братьев».
Посвящению в «отцы» предшествует пятилетний срок жизни и послушания в стенах монастыря. За порядком приглядывает отец – настоятель, каковых за почти тысячелетнюю историю здешнего монастыря, сменилось уже более сотни.
Монастырь, обнесённый каменной стеной, стоит в глухом лесу, окружённый высокими горами с серыми скальными обрывами, с густым лесом у подножия и отдельными деревьями, чудом удерживающихся на многометровых обрывах.
Вид во все стороны из монастыря - на лес и на горные хребты – замечательный. Невольно благоговеешь перед создателем такого мощного, величественного ландшафта, издавна приютившего горстку служителей вечного Бога и его Сына, Иисуса Христа пришедшего на землю чтобы своими страданиями искупить грехи человеческие!

Монашество во всём мире, в назидание человечеству, посвящает себя служению заветам Иисуса и поэтому, как пример праведной жизни, способствует праведной жизни остальных людей – мирян!
Этот монастырь, за свою историю переживал порой трудные времена, но постоянно восстанавливался с божьей помощью, а современный вид приобрёл с семнадцатого века.
Сегодня, несмотря на размеры, которые позволяют принять несколько сотен монахов, за его стенами скрывается всего несколько десятков.
Рассматривая красивые многочисленные здания внутри крепостной стены я думал, что сегодня, во Франции как и во всём мире, подлинная вера переживает упадок, но эти сорок подвижников, самоотверженно и достойно несут на своих плечах тяжёлую ношу сохранения христовой веры…

В России, монашество конечно было немного другое, более суровое и аскетичное, но смысл монастырской подлинной жизни везде один и тот же: молчание, уединение, молитва, признание в любви Богу – Отцу, Иисусу Спасителю и Святому Духу…

Уезжали из монастыря уже под вечер и солнце садилось за дальний зубчатый хребет неторопливо и спокойно, посылая прощальные тёплые лучи обитателям монастыря и нам грешным, успокоенным и немного грустным после встречи с примерами праведной жизни…

Монастырь Маульброн и «игра в бисер».

… Проснувшись утром, я увидел, что солнце уже поднялось над лесом и теплое, чистое утро встаёт над горой. Порадовавшись очередному погожему деньку, мы быстро позавтракали и поехали в знаменитый цистерцианский монастырь Маульброн, основанный, как говорят исторические хроники, в 1140 году и достроенный окончательно только к 1500 году.
Жаркое солнце и синее небо повисло над нами, когда, наш «Фордик», в бесконечном и бессчётном потоке машин нёсся на северо-восток, оставляя позади и долину Рейна, и долину его большого притока Некара на котором, совсем недалеко от автострады, стоит университетский городок Гейдельберг.

Городок Маульброн описал в своей книге, «Игра в бисер» немецкий писатель Герман Гессе, рисуя его как обитель монахов – мудрецов, членов интеллектуального ордена игроков в бисер, чьей основной задачей было отыскание и хранение вечных истин, в этом неспокойном, меняющемся мире.
…Монастырь Маульброн открылся неожиданно внизу, под горкой, с серыми, крепостными стенами, двуглавой надвратной башней с обширным садом на рукотворных террасах, окружённый крестьянскими домами .
Оставив машину вне монастыря, пройдя через большие ворота – башню, прошли
внутри стен, где была мощёная камнем площадь, залитая жаркими солнечными лучами.
Высокие, до пяти этажей, традиционной немецкой постройки дома по краю площади – это гостиницы для гостей и непосвящённых посетителей. Тут же ратуша, магазинчики, кафе, киоски с книгами и монастырской «экзотикой».
В одном из них, – ретроспектива книг Германа Гессе, его фотографии разных форматов и в разном возрасте. Вот на фото, молодое ещё, гордое лицо мечтателя – романтика. А на другой картинке, то же лицо, но постаревшее, ставшее строго – сердитым, от всего пережитого и передуманного. Личная судьба Германа Гессе, полна трагических событий и разочарований, и всё это отразилось в переформировании его лица.

О нём, с полным основанием можно повторить известный афоризм: «Лицо – это зеркало души». Старея, мы невольно проявляем таившееся, скрывавшееся в нас начало.
У одних лица становятся злее, безобразнее, расплываются в бесформенную маску. У других наоборот, лица наполняются светом доброты, покоя и примирения. И наша душевная суть, со временем, проявляется всё резче.
У Гессе, на мой взгляд, это проявилось в сторону озлобления, усыхания добрых порывов. Это часто бывает с романтиками…

…Войдя под своды монастыря, стоящего в правом углу площади, где жили когда то до ста монахов, мы попали в мир тишины, сумрака, прохлады и покоя…
Сюда не проникала ни солнечная жара на площади, ни суета и болтовня в кафе и магазинчиках снаружи. Замечательно, что в монастыре совсем нет служителей, которые в обычных музеях отвлекают внимание своим сонно усталым равнодушно – ленивым видом.
Здесь остаётесь только вы и это каменное, мрачно – спокойное великолепие прошлого. Каменные стены и гулкие переходы, искусно – резные деревянные алтари и вокруг, сиденья для монастырской братии чёрные и матовые от времени, потолки и полу стёршиеся картинки – фрески на стенах и стрельчатых потолках, простота планировки и каменная тяжесть, как отражение каменного незыблемого однообразия монашеской жизни.
Сложность религиозных понятий и вдохновенная лёгкость прозрений, скрыта под серыми и чёрными рясами, под тёмными капюшонами – наголовниками, в сердцах и умах множества поколений монахов, живших здесь добровольной коммуной, но умиравших поодиночке, как это бывает и с простыми людьми…
Внутри монастырских стен и крыш зелёный, квадратной формы садик с одиноким деревом посередине, подле журчащего фонтана в котором монахи перед совместной трапезой, споласкивали руки.

Вода в нём прозрачная и холодная льётся с тихим плеском и звоном капель вот уже несколько столетий; и так же «лилась» жизнь монахов в монастыре – день за днём, год за годом: волнующаяся молодость, гордая зрелость, грустная старость, печальная, всегда неожиданная смерть…
К сожалению, кельи монастыря закрыты, и я не мог увидеть детали и бытовые подробности поучительной для всех монастырской жизни. Вспомнилась почему – то Оптинская пустынь, жизнь старцев в почёте и преклонении, толпы ежедневных паломников, атмосфера молитвенности и ожидания чуда.
И рядом скиты, в которых с утра до вечера, иногда и ночью коленопреклонённые молитвы, одиночество, привыкание к вечности, озарения внезапного понимания жизни как мига, искорки бытия в необозримых пространствах космоса, в котором пребывает Бог!
… Закрытые двери келий притягивали взгляд и захотелось попасть туда, в монашескую жизнь личную и внутреннюю, в атмосферу молитвенной надежды, отошедшей в прошлое и оставившей после себя эти молчаливые стены, тень внутреннего дворика, очарования и разочарования, гул монастырского колокола, медленное физическое угасание…
Снова вспомнился Алёша Карамазов, так выпукло описанный Достоевским в романе «Братья Карамазовы», его походы в привычный монастырь к старцу Зосиме и «побеги» назад в яростный, но прекрасный мир живых людей…

Здесь, в Маульброне, наверное всё было иначе: звон колокола заменяющего часы, общие службы в холодной монастырской церкви, монотонное бормотание молитвы, бессонные ночи в келье, долгие размышления о трагическом смысле жизни, необоримая дремота по утрам, длинные дни заполненные молитвами и исполнением ритуалов…
Мне после таких раздумий, вдруг показалось странным, что монастырь, как «дом Бога» умер, а существует только как «музей Бога».
«А куда подевались монахи?» – спрашивал я себя. И вспомнил Валаамский монастырь, пока робкое, тихое возрождение живого монашества, - больше строительное «послушание», чем молитва и размышления…
Сегодня, в России идёт постепенный приток в русские возрождённые монастыри молодых, страждущих смысла и встречи с Богом, новых Алёш Карамазовых…

В России, заканчивается время нравственной разрухи и потому, понятно стремление лучших отдать, посвятить свои силы и жизнь Богу.
Здесь, в Германии всё иначе: благополучие, состоятельность, мещанство при воспитанной с детства самодисциплине в делании дела, в зарабатыванию денег.
Всё это не оставляет времени, для «праздных» рассуждений и мечтаний об «отвлечённых» вещах.
Может быть потому и «умер» монастырь Маульброн; может быть потому и разрушился орден искателей тонких и глубоких истин – игры в «бисер»; может быть поэтому, на лице стареющего романтика Германа Гессе и проявился этот мрачный пессимизм?

… Время подходило к вечеру, когда усталые и немного грустные, мы сели в машину и отправились назад в наш, затерянный среди лесов, маленький и уютный кемпинг.
По пути остановились около большого «Лидла» - магазина дешёвых товаров, набрали себе продуктов на два дня, всего за двадцать евро.

Я ходил по магазину, разглядывая множество товаров на витринах и на столах – холодильниках и думал о том, как переменилась наша жизнь за последние сто, даже за пятьдесят лет сделавшись материально богаче, рациональней, проще, но и бессмысленней и монотонней, когда люди привычно прячутся в суете буден, как за ширмой прикрывающей мрачную развязку.
И ведь все эти магазины, магазинчики, дешёвые распродажи, кафе, рестораны – всё это для тела. А где же «продукты и промтовары» для души, где лекарства от страданий жизни, от бессмысленного бытия?
Об этом, я продолжал думать всю долгую дорогу домой, а когда приехали, то быстро собрался и ушёл в лес…

…В добавление к уже написанному, хочу поместить несколько новелл, описывающих монастыри и монастырскую жизнь не только в христианстве, но и в буддизме, и в индуизме:

О китайской традиции, чань-буддизме и монастырях:

Монастыри в Шанхае.

Храм «Нефритового Будды» – это недавно реставрированный громадный храм расположенный в нескольких уровнях. Обнаружили что довольно большой Будда действительно сделан из глыбы нефрита!
Храм весь в чёрном цвете с китайскими садиками, с тронами в которые можно самому сесть, с золотыми Буддами большого размера, намного больше человеческого роста, в резных «медальонах». А Нефритовый Будда сделанный из глыбы серого нефрита «восседает» в отдельном здании, потому что это святыня для всех китайских буддистов!

Храм посещает много иностранных туристов, которые с восторгом фотографируют и снимают буддистские реликвии. А в специальном магазине продают изделия из нефрита, янтаря, золота и серебра.
Тут в храме, глядя вокруг наглядно видишь удивительное сочетание нового и старого, потому что храм соседствует с многоэтажками, а за его стенами неостановимым потоком катят автомобили!

После осмотра, в одном из уголков храмового двора нашли «чайную», где сели за стол и выпили «белого» и цветочного чая. Любезные хозяева принесли специально заваренный по древним рецептам чай с маленькими пиалами, сладким фруктовым желе в вазочке с деревянной ложечкой – чай был сварен в прозрачной джезве.
Такое чаепитие превратилось в настоящую чайную церемонию. Тут я начал понимать, китайскую традицию, когда чай пьют чтобы подчеркнуть свой статус и показать знакомство с культурой потребления!

…Из храма Нефритового Будды, поехали в храм Джинан, который стоит в самом центре Шанхая. Храм весь золотой и фигуры Будды тоже золотые. Рядом, стоят стражи нравственности - воины, которые всегда наказывают грешников и потому, имеют свирепые лица, мечи, копья и ручных драконов.
Ещё в Японии я удивлялся тому, что буддизм имеет таких защитников нравов, что не вяжется с мирной проповедью Просветленного.
Но может быть, а скорее так и есть, что это уже поздние добавления к реальному, а не теоретическому, первоначальному буддизму.
Эволюция буддизма, похожа на эволюцию всех религий, которые меняют и добавляют наставления и заветы Учителей, чтобы встроить их в реальный мир полный зла и насилия! Вспомните слова Иисуса из Назарета: «Царствие моё не от мира сего».

…А какая в Джинане деревянная резьба на дверях и алтарях? А какие огромные колокол и барабан - три метра в диаметре - размещённых в симметрично расположенных барабанном и колокольном павильонах.
И все это работает. Колокол звонит, а барабан звучит.
Вообще в Китае поражает красота реставрированных храмов и мастерство строителей, скульпторов, архитекторов и инженеров - участников реставрации!
И все эти церковные святыни и драгоценности сверкают, блестят, играют золотыми отсветами, после восстановления разрушенного и обветшалого, именно коммунистическими властями!
Вот это особенно удивляет.
Шанхай в этом смысле тоже может служить примером для подражания российским столицам: Москве и Питеру, да и Лондону есть чему поучиться у китайских мастеров.
Ещё в Шанхае поражают объёмы строительных работ за последние тридцать лет. За эти годы, выстроены сотни небоскрёбов по всему городу, работает замечательное метро, которому по красоте, удобству и просторам, тоже нет равных в мире.

В городе много парков выстроенных на примерах национальных парков, где восстановлены элементы традиционного садового искусства. Гармоничное сочетание элементов неба и земли присущи искусству китайских парков и садов, уже много столетий.
Очарование этих парков и садов в разнообразном сочетании природных элементов, в отсутствии плоской симметрии, в художественном символизме, в котором отражены особенности национального характера китайцев, религиозной и философской культуры.
При виде такой красоты, невольно замираешь в экстазе спонтанной медитации, когда хочется сесть в тихом месте установить дыхание и сосредоточенно думать о вечном.
Этим свойством - думать о непреходящем - обладали все древние китайские мудрецы, выдающимися представителями которых стали Конфуций и Лао-Цзы. И конечно Будда, чьим учением пользуются и по сию пору миллионы верующих.

Именно их я вспоминаю, когда попадаю в такие парки, потому что с молодых лет я был увлечён китайской философией и искусством философских садов, которое культивируется и в Японии.
Японцы, во многом стали продолжателями древнекитайских традиций в этике и эстетике и очень интересно наблюдать эту преемственность, но и своеобразие японских парков, тоже связанных с разновидностями буддизма – китайским чань и японским дзен. Учение Просветлённого, со временем стало главным религиозно-философским авторитетом во всей северо-восточной Азии и конечно, прежде всего в Китае и Японии.
Именно этим и объясняется несчитанное множество изображений Будды, как в городских, так и в древних пещерных храмах, о которых я расскажу позже.
Что касается огромного количества и часто гигантских размеров «портретов» Учителя, то тут срабатывает древняя традиция, по которой чем известней был человек, тем в большем количестве появляются его скульптурные изображения, возглавляемые гигантских размеров статуями Будды.

Отчасти эта традиция умножения и увеличения размеров изображений вождей, сохранилась и сегодня – посмотрите сколько картин и скульптур посвящены выдающимся людям во всех странах мира, невзирая на религиозную принадлежность или их социальный статус.
Эта традиция поддерживается не только в Азии, но и в Европе, и в Америке, где основателям Соединённых Штатов Вашингтону и Линкольну поставлено множество монументов разных размеров. Иначе говоря, количество и размеры определяют уровень авторитета того или иного деятеля в той или иной стране и части света!

Буддизм сильно повлиял на национальные народные характеры стран в которых он до сих пор сохранил влияние. И любовь к красоте мира, чистоте и опрятности - ставшая одной из основных принципов буддизма, сегодня сохранилась и в Китае, и в Японии.
И все буддистские храмы, будь то в «замусоренном» Непале, или в «вычищенном» Китае и тем более в Японии, отличаются красотой, соразмерной эстетикой, порядком и аккуратностью.
И эта любовь к чистоте и порядку сказывается в характерных деталях народного, национального быта. В Китае, люди на улицах не хотят даже плюнуть под ноги и стараются сделать это в мусорные урны, которые тоже сделаны с эстетическим разнообразием.

Где вы в России или даже в Европе увидите человека, который поднимает на улице брошенную кем – то бумажку или даже окурок и кладёт их в мусорную урну? А здесь, я видел это несколько раз и по хорошему позавидовал такой черте народной культуры.
В китайских и японских городах вы не увидите на асфальте городов черных пятен раздавленной жевательной резинки, а в Европе, особенно на центральных улицах больших городов, часто приходится соскребать эти пятна или смывать их струёй воды…

О красоте и чистоте китайских метро и вокзалов я уже писал…

И все это пришло из буддизма, сохранившего свои эстетические основания и в народной культуре. И в этом случае, люди верят не в богов или Бога, а в человека - Будду Шакьямуни, который стал нравственным учителем для миллионов и миллионов своих почитателей!

…В Суджо, довольно большом городе, в новом отеле оказался комфортабельный номер - просторный и прохладный, а во внутреннем дворике китайский садик с прудом и золотыми рыбками. Устроившись, поехали в знаменитый сад «Скромного служащего». Такие абстрактные названия – традиция в Китае.
Сад этот очаровывает с первых шагов. Озера, острова на них, павильоны в китайском стиле, лотосы на воде, скалы из песчаника, дорожки выложенные камнем и бамбуком.
И ещё замечательный сад Бансай, с сотней старых, небольшой высоты деревьев в глиняных больших кадках. Обычный возраст метрового дерева – семьдесят лет, но есть дерево трёх метров высотой, которому четыреста лет!

Я был в полном восторге, потому что в молодости увлекался японскими садами, в том числе и садами камней, но видел их только в книгах. И только после недавней поездки в Японию, о которой я тоже написал книгу, вживую убедился в эстетической и философско-символической силе таких пейзажей, сделанных руками человека.
Но как уже говорил, в Китае, я понял, что японские сады – это продолжение во времени китайских садов, которые как всякий первоисточник, вызывают уважение и почтение.
В этих садах, проявилась душа народа, склонной к сосредоточенности и философствованию. Примером такого отношения к жизни, служат Конфуций и Лао-Цзы. Скромность и отстранённость китайцев, резюмировал Учитель Лао, говоривший глубокие слова: «Знающий молчит – говорящий не знает». В этом парадоксальном афоризме отражается загадочная сущность китайской народной души!

…После завтрака поехали в ещё один сад «Рыбака искусного в рыбалке», который говорят стал прототипом китайского сада в «Метрополитен», в Нью Йорке.
Сад сравнительно небольшой, но интересный своим философским содержанием. Каждый павильон сада носит символическое название, например павильон «Для медитаций».
В начале двадцатого века в этом саду жили два брата – художника , которые написали двенадцать пейзажей с тигром, а моделью для картин служил молодой тигр, живший в клетке, рядом со студией.
…Очарование китайских садов, которые продолжили свое развитие в Японии, заключено в сочетании символов природных ландшафтов, которые загадочным образом передают эмоции и чувства человека философа и отшельника.
А философами, таких людей делает близость к природе и понимании её вечной отстранённости от нужд и желаний человеческих. Иначе говоря –это образ восприятия жизни через мысли, а не через действия. В этом, пожалуй заключена суть буддизма, который безусловно повлиял на формирование народного характера китайцев.

В китайском искусстве поражает чистота и ювелирная точность в резьбе по дереву, камню и в отливках из бронзы и керамики. Здесь, во всех сделанных вещах, включая и чисто бытовые утилитарные, просматриваются особенности китайской культуры.
После «Рыбака…» поехали осматривать сад, в котором бывали многие высокопоставленные чиновники из разных стран.
Тут стоит пагода в девять этажей и высотой до пятидесяти метров. А чуть дальше – два ритуальных здания, расположенных по обе стороны от красивого, почти круглого озера.
В этом парке сочетается красота природного ландшафта и творение рук человеческих, в том числе и пагода, совсем недавно реставрированная и восстановления из руин.
Мосты и мостики, пещеры и гроты, водопады и ручьи покрывают парк сетью водных пространств; уединённые беседки и извилистые ровные дорожки, окружённые деревьями и луговинами дают возможность оценить организованные человеком пространства…

Парк названный «Местом прекрасного вида» начинается с этой величественной пагоды, на которую мы не рискнули взобраться, ввиду жары и уже общей усталости. За десять дней этой поездки мы проходили каждый день не менее пятнадцати километров и спали не более семи часов в день.
Потом, обошли парк по периметру и даже взобрались на остатки реставрированной, некогда длинной городской стены, с которой виден город. Под стеной проходит большой канал, по которому плывут прогулочные катера и маленькие джонки.
Забавная деталь: на верху стены был буфет и мы выпили там по стакану сока.
А неподалёку, на подставке сидела птица величиной с голубя и когда буфетчица спрашивала её: - Есть хочешь? - то птица подавал голос, довольно приятный, но громкий.

Виды парка, их многообразие в этом райском месте, поражают воображение. Может быть потому, что некогда на месте нынешнего парка, располагался известный в древности буддистский монастырь на развалины которого натолкнулись строители. А значит, это чудное место привлекало людей с давних пор!

Парк имеет символические название «Место прекрасного вида» и название вполне соответствует тому, что мы здесь увидели.
Интересно, что у входа, стоит статуя большого вола, который по легенде работал здесь от начала и до конца своей трудовой жизни. И этим памятником, строители увековечили этого трудягу…
Одной из особенностей Китая, национального характера китайцев – это умение делать красивые вещи и украшать свой повседневный быт не жалея времени.

Встали в семь часов утра и поехали смотреть Лейфенг - пагоду.
Приехали и издалека увидели громадную круглую башню - пагоду, поднимающуюся на холме в полнеба.
Купили билеты и поехали на эскалаторе ко входу. Вошли в основание пагоды и там увидели раскопки древней пагоды девятисотых годов прошлого тысячелетия – нынешнюю реставрировали в 2001 –ом году.
Потом, на лифте поднялись на самый верх пагоды, откуда открылся замечательный вид на озеро, на окрестности и на большой буддистский храм стоящий на склоне горы, напротив.
После, спускались вниз по этажам, обходя каждый уровень по кругу, охая и ахая от восхищения, глядя на картины которыми расписаны стены. Я подумал, что такому совершенству формы пагоды и содержанию картин в ней, можно удивляться и завидовать. И главное - для создания этой особенной красоты, никто не жалел ни времени ни денег!

…Все что мы видели здесь, покрывает печать красоты, немеркнущей и вечной. Пагода была реставрирована после столетий разрушений и сегодня, стала краше чем была когда-то. И это можно видеть во многих местах Китая, когда реставрированные святыни выглядят лучше, чем в древние времена!
После пагоды, спустившись по саду к дороге, перейдя её, стали подниматься к храму, который тоже поражает пропорциями и красотой, обновлённой архитекторами и строителями. Особенно хочется отметить символизм, содержащийся даже в бытовых вещах, а не только в сады, прудах, деревьях и камнях. Например здесь даже мусорные урны сделаны с фантазией и тщательно исполнены.
Философствование Будды, стали главной составляющей храмового искусства, но проявляются и в рутине жизни.
Постепенно поднимаясь к большому храму, мы осматривали замечательный монастырский сал с уютным прудом. В углу у монастырской стены - павильоны с неизменными золотыми Буддами, фигурами его учеников и охранителей нравственности верующих.

Осмотрев все вокруг, наконец поднялись по высокой лестнице в главную святыню монастыря.
Высота главного храма, с учётом купола, достигает тридцати метров. И внутри этой громады, на троне из лотоса, сидит большой золотой Будда. Его доброе величавое спокойствие завораживает и напоминает об одном из главных принципов буддизма, о недеянии.
Об этом монастыре можно с восхищением говорить долго, но мы последовали дальше, по пути зашли в туалет и потом в столовую, где вкусно пообедали вегетарианскими блюдами.
Мне некстати вспомнилась дискуссия о туалете в Храме Христа Спасителя, в Москве и клир решил, что туалеты надо вынести за территорию храма, и даже сделать их вне площади. Они утверждали, что туалеты оскверняют храм. Странный взгляд на святость и пренебрежение к естественным нуждам человека. Ведь верующие отстаивают в этом храме на службе несколько часов.
Вообще, пренебрежительное отношение к верующим, отсутствие скамеек в российских храмах удивляют и настораживают. Службы идут долго и немногие могут их отстоять на ногах!
Но это уже немного о другом и об этом поговорим в другом месте…

Но в одном ресторане, в буддистском храме, в Гуйлине, нам понравилось. Еда вся вегетарианская – буддисты мяса не едят. И выбор был из более чем тридцати блюд расставленных вдоль прилавка, потому что самообслуживание.
На кассе перед едой берут определённую плату, двадцать девять юаней, Но с условием: на тарелках ничего не оставлять, то есть кушать умеренно и с собой ничего не брать! Надо ещё отметить интерьер ресторана – столовой, где едят и монахи из монастыря - фигуративные рисунки на стенах и светильниками – китайскими фонариками из бумаги с красивым рисунком, под потолком…

Чуть не забыл – в мусульманском квартале были в древней мечети, первую из которых основали чуть ли не в седьмом веке! Нынешняя мечеть это смесь китайской и арабской культурных традиций. Она занимает целый квартал за высокой стеной - внутри почти сад, павильоны среди деревьев и флагов, а из главной мечети, по радио слышен голос читающий суры Корана. Эта старинная мечеть красива своей древностью в китайском стиле, и вместе наполненную арабской символикой.
Уже уходя, поговорили с двумя симпатичными мусульманами из Пакистана. Вежливые, трезвые - в смысле современные верующие, молодые мужчины говорящие по-английски, а значит с хорошим образованием. Ещё раз убедился, что ислам, без агрессивности фундаменталистов – вполне приемлемая современная религия Востока…

Приехали в Луянг и устроившись в гостинице сразу поехали в буддистские пещеры существующие с шестого века нашей эры. За это время здесь создано около ста тысяч изображений Будд. Знаменитые непальские «тысячи Будд» меркнут перед этим вырубленным в скалах пантеоном Просветленного и его последователей.
Эти пещеры – ниши, расположены на двух берегах большой реки Йи. Самые интересные и привлекательные для туристов Статуи на левом, крутом берегу реки. Там же самая большая статуя пантеона – это Будда высотой в семнадцать метров - только голова его размерами около четырёх метров по вертикали.
К сожалению, здесь часто можно увидеть изуродованные скульптуры с отломанными руками и головами. Это дело рук «гробокапателей», которые продают такие раритеты в частные коллекции или даже в музеи мировой известности.
Размеры большого Будды поражают и несмотря на то, что вокруг клубится народ, не хочется уходить из этого места. Определённая энергетическая аура здесь присутствует!

Береговой крутой склон, весь покрыт змейками металлических лестниц, по которым можно добраться до следующей «порции» изображений Будды в камне. Материалом для этого служит песчаник, который со временем тоже медленно разрушается под воздействием непогоды.
Здесь, прежде всего поражает масштабы работ над памятниками.
Но в буддизме, как и в любой религии, святость кумира определяется древностью, размерами и количеством памятников.
В Европе это были картины Христа, Богоматери и его Апостолов, которые сегодня заполнили множество музеев мира. В России это были древние иконы, стиль исполнения которых пришёл из Византии. И сегодня, все православные храмы, имеют своеобразные галереи изображений Христа и святых, которые называют иконостасом.

В исламе, где запрещено фигуративное искусство святость Аллаха и его пророка Мохаммеда увековечивают через орнамент и надписи упоминающие их имена и имена святых сподвижников и наследников пророка Мохаммеда.
Во всем этом здешнем многообразии, ещё много сохранившегося язычества, но любая вера всегда стоит на определённом мифе!

После банков, решили немного отдохнуть от «религии денег» и зашли в красивый храм городского Бога, привычно состоящий из собственно храма и павильонов, ну и конечно ворот, которые выявляются лицом и символом известности храма.
Все было как обычно выполнено в китайском стиле: изогнутые крыши, старые плакучие ивы, а Бог был похож на Будду и «стражи города», на сторожей нравственности.
Но очень хороши двенадцать статуэток животных из знаков Зодиака, расположившиеся на постаментах, попарно, один против другого, вдоль центральной аллеи. Здесь, как и в большинстве китайских храмов восхищают работы резчиков по камню и по дереву, удивляют многофигурные картины и рисунки на стенах павильонов с жанровыми сценами из жизни старого Китая, выполненные в символическом стиле.
Все это заставляет задуматься о том, что все предметы этих ремёсел, отсутствуют в ритуальной практике русской православной церкви. Только иконы, некие подражания стилю византийских икон. Что в этом больше - сознательного аскетизма, или неумение работать с камнем, да и с деревом?
Но ведь в современных храмах, например в московском храме Христа – Спасителя в Москве, или в кронштадтском Никольском соборе присутствует и великолепная живопись, и символическая архитектура! Тут есть над чем задуматься.
Потом, мимо древней стелы девяти драконов, пошли в храм Конфуция. Один из павильонов этого храма, старейшее здание города – ему около восьмисот лет!
. Показаны помещения, где строгие наставники принимали экзамены у студентов, претендующих, после удачной сдачи экзамена на чиновничьи государственные должности.
В определённом смысле, это ещё музей ремесел и науки, потому что рядом с классами - выставка древних орудий труда и транспорта. Здесь же в деталях показан процесс изготовления бумаги, которая впервые появилась, тоже в Китае. Есть даже диорама показывающая жизнь первобытных, а точнее древних людей!

Весь храм посвящён образу Учителя – Кун Цзы. Для Китая он действительно был и остался одним из главных основателей китайских традиций и китайской культуры, которому и сегодня поклоняются и чтят, как живого бога.
И он этого заслужил - можно говорить, что Конфуций заложил основания образовательной системы и подготовки класса интеллигенции – джентри в Китае. Сословие джентри были государственным чиновничеством во все времена, начиная со времён, когда ещё был жив Учитель...
Для России, такая система обучения и сдачи экзаменов на звание чиновника, сегодня очень бы пригодились. Слишком много дилетантов – самоучек, занимают места, которым совсем не соответствуют.
Храм красив особой красотой древности: краска местами облупилась, деревянные круглые колоны потрескались. Но все это можно восстановить, хотя после реставрации, храм потеряет часть своей самобытности.
Здесь, в одном из павильонов, рядом с Конфуцием стоит Лао Цзы - древний мудрец, старший современник Конфуция, который по легенде, даже встречался с ним.
Для меня, Лао Цзы – это не только основатель направления, которое можно назвать философией жизни, но ещё и Учитель, обращаясь к творчеству которого, можно найти советы в трудные моменты жизни!
Я часто рассказываю знакомым притчу о встрече Конфуция и Лао-Цзы:

«Учитель ехал в повозке мимо поля, на котором работал улыбающийся, благообразный старичок. Конфуций сошёл на землю и подойдя к старичку, которым и был Лао-Цзы, спросил: - Учитель, чему вы радуетесь?
И Лао-Цзы ответил ему: - Есть как минимум три причины моей радости. Я мог не родится, но родился. Я мог родиться женщиной, но родился мужчиной. Я мог умереть в младенчестве, но дожил до седых волос и в полном здравии…
Конфуций поклонился старцу, сел в коляску и уехал, размышляя по дороге над сказанным Лао Цзы…

Переночевали в Датонге и утром поехали на такси в буддистский монастырь, расположенный в горах. Ехали полтора часа и за это время, приехали в горную местность, красивую и состоящую из высоких скал, посреди которых в узкой долине текла река. Сам Датонг стоит на равнине.
Когда приехали на стоянку, вдруг увидели много людей, хотя по дороге встречали не так много машин. Все люди шли в одну сторону и мы, купив билеты, последовали туда же.
Завернув за громадную скальную кулису, увидели на отвесном склоне, повисший над пропастью, небольшой монастырь, выглядевший издалека, как ласточкино гнездо, прилепившееся к скальному обрывы, на высоте метров в сто.

Зрелище потрясающее, потому что до этого мы ничего подобного не видели! Даже европейские средневековые замки на скале, не так удивляют, как удивило это сооружение. Надо думать, что и монахи строившие его, как и обитатели замков, тоже старались обеспечить свою безопасность.
Мне, издалека казалось, что это модель деревянной, почти плоской постройки, приклеенная к камню каким-то чудесным клеем.
А неподалёку, тоже из отверстия в отвесной скале, падал шумный водопад, а ещё дальше, слева, стояла стометровой высоты плотина, запирающая реку далеко вверху ущелья!
Вслед за остальными, мы, пошли по тропе и она пришла к мостику, преодолев который, стали подниматься к монастырю, по крутым ступенькам узкой лесенки, едва вмещающей двух человек стоящих рядом…
Войдя в монастырь, тяжело дыша, долго стояли на первой смотровой площадке, испуганно любуясь окрестностями.
Потом, по ещё более узкой лестнице, стали переходить из одного уровня монастыря на другой. Здесь, в камне были вырублены небольшие кельи, в которых традиционно сидел золочёный Будда и рядом, слева и справа от него, приближенные ученики.

Кельи были темными, крошечными и войти внутрь не было возможности. Перед кельями были узенькие площадки, которые вновь сменялись лесенками, ведущими вверх. Двигаться по лесенке можно было только в одну сторону, и потому, посетители обходили монастырь по кругу, один за другим – назад повернуть уже нельзя.
Несколько раз мы останавливались перед каменными мешками – кельями, на площадках повисших над пропастью и чтобы посмотреть вниз надо было прислониться к стене – от опасной высоты захватывало дух! После такой паузы, снова мы поднимались на следующий, более высокий уровень…

Я высоты не боюсь в и юности, когда работал на строительстве ЛЭП, залезая на тридцатиметровой высоты опору, повисал там на одной руке, проверяя свою выдержку.
Но здесь, я старался двигаться осторожно как и все, ещё и подбадривая Су. Но в какой-то момент, она уже побоялась идти дальше, и оставив её ждать, я стал подниматься выше. Поднявшись на самый высокий уровень постройки, я стал спускаться в обратном небольшой направлении и в какой-то момент, пришлось проходить через полукруглый, неосвещённый тоннельчик, с покатым полом, где ноги иногда соскальзывали и сердце замирало!
…Наконец, спустившись на площадку где ждала Су, мы постояли и полюбовались на луговину внизу, на горную речку, образованную водопадом, на огромные обрывистые скалы, торчащие над стенами ущелья...

Спускаться было уже легче и спокойно, обмениваясь впечатлениями, мы пришли к нашему такси.
Таких монастырей, наверное нет больше нигде в мире и потому, сюда едут туристы из многих стран мира. Сейчас монастырь превращён в музей и он стал одной из значительных достопримечательностей Китая…

Почему монахи построили этот крошечный монастырь так далеко от людей, спрашивал я себя? И сам же ответил: «Наверное потому что здесь совсем не было людей и ещё потому, что подняться сюда могли только свои»!
Таксист ждал нас на стоянке, - мы наняли его на целый день – и сев в машину, мы поехали смотреть другое чудо света – буддистские пещеры, из которых, сегодня тоже сделали музей под открытым небом.
Войдя в музей, мы хотели не спеша погулять и тщательно все осмотреть в парке, предваряющим пещеры.

Но, перед посещением этих пещер, мы попали в страшную грозу и нам повезло, что буквально за пять минут до неё, мы купили полиэтиленовые, тонкие плащи, которые одевались через голову.
Я позже шутил, что добрый дух этих мест помог нам с приобретением этих плащей, потому что дождя никто не ожидал и торговец плащами уже сворачивал свою торговлю.
Когда началась гроза, мы спрятались в маленькой беседке, уже в плащах. Но ветер был такой силы, что вода падающая с неба настоящим потоком, достала нас и здесь. Когда через полчаса гроза закончилась. Мы были почти все мокрые до пояса, но верх остался сухим.
Дальше мы пошли через храм – павильон, в котором иногда проходили службы и были монахи. Храм красив, как и все буддистские храмы. Пройдя сквозь него, мы по дорожке вышли к знаменитым пещерам, тоже вырубленными монахами из песчаника, в скальном обрыве речного берега.

В этих пещерах, изваяно всего около пятнадцати тысяч Будд, разной величины. Но особое внимание привлекают несколько изображений громадных Будд, метров по десять - пятнадцать высотой, стоящих и сидящих внутри огромных пещер, отделённых одна от другой каменными перегородками.
Пещеры с Буддами, похожи на огромные тронные залы во дворцах царей и королей. Эмоциональный эффект увеличивала раскраска этих изваяний, стен и потолков, придававшая своеобразие и индивидуальность всему, что мы видели. Краска сохраняется уже триста лет, а пещеры и эти Будды, сделаны в течении полутора тысяч лет!

Реставраторы, красиво и архитектурно изыскано решили все подходы к пещерам и восстановили храм, стоящий на острове. Вокруг стен храма, по спокойной воде плавают утки и гуси, а искусственное озеро, сделали отведя воду из недалекой реки.
В пещерах, мы уже забыли про недавнюю грозу. Огромные Будды, производили неизгладимое впечатление, напоминая нам о тщете жизни и мелких её неудобствах. К таким неудобствам относилась и недавняя гроза!
Из пещер уехали назад в город и были в отеле только вечером.

Гора Тайшан – святое место Китая.

…Городскому храму – Темпл - Дай и его структурам более двух тысяч лет. Последний вариант выстроен около девятисот лет назад. По Временным масштабам Китая это ещё совсем нестарое строение. На месте Темпла, около двух тысяч ста лет назад было ханьское святилище, а нынешний Храм даосский. Здесь много громадных каменных черепах со стелами, закреплёнными на спинах. Кажется, что черепаха – это символ медленно текущего времени, а может быть символ жизни спокойной и размеренной.
На стелах - древние надписи. Рядом красивый и очень спокойный храм со стеной и с великолепными воротами, какие бывают только в Китае. И стена и ворота использовались в древности для защиты храма. Во дворе стоят древние кипарисы, возрастом тоже по несколько сот лет!

Забавно, что здесь, в довольно большом городе, в Информационном бюро сидит несколько человек и никто из них не говорит по-английски.
В древнем Тайане бывал и первый император Китая, который правил в третьем веке до Нашей Эры.
Ещё раньше, со святой горы Тайшан, Конфуций произнёс афоризм: «Мир не велик, но мал!» Узнавая это, начинаешь ощущать старину и чувствуешь прикосновение вечности. Гору видно из города, лежащего у подножия горного хребта…

Гора Тайшан для Китая и китайской цивилизации, в духовном смысле значит тоже, что в материальном для Египта – Нил!
Это духовный центр Китая, здесь жил Конфуций, со временем ставший философом китайской государственности, коим остаётся и по сию пору.

Тайшан издревле была горой святых и соответственно – чудес. Множество храмов и часовен. Есть большой храм Конфуция.
Всюду, в специальных бронзовых жаровнях жгут ритуальные свечи и дым поднимается к небу, иногда клубами. Есть место, где в ритуальный огонь, как в большой «камин» бросают охапками не только свечи, но и золотые кораблики, свёрнутые из золотой бумаги.
Много позолоченных Будд разных размеров, от огромных до самых маленьких. В каждом храме несколько скульптур разного рода Будд – Будды будущего, настоящего и прошлого.
В Храмах, на скульптурных и рисованных изображениях - стоящих на постаментах и сидящих на троне - в числе избранных можно видеть и Конфуция с широким лицом, усами и длинной бородой. Я уже говорил, что он был и остаётся главным философом - государственником и главным патроном китайского образования и школы.
По его системе раньше принимали экзамены у послушников, которые затем становились государственными чиновниками.

«Вот бы и в России такое» – подумал я.
Редко, но встречаются скульптуры Лао-Цзы, от которого я без ума. В определённом смысле он и мой великий Учитель!

Вообще, в китайских храмах, будь то буддистские, даосские или конфуцианские, везде по фронту, если смотреть от входа, как правило стоят три скульптуры. Будда всегда «золотой» и рядом с двух сторон его сподвижники или его воплощения...
Они стоят на «алтарях» храмов и павильонов и центральная фигура всегда самая крупная. Рядом, перед этими фигурами и по обе стороны лежат разного рода приношения, часто в виде фруктов и цветов. На боковых стенах павильонов, часто размещены красивые, реалистически выполненные росписи, с эпизодами из жизни священных лиц. Вход всюду свободен и обязательно через высокий порог.
Таких красивых храмов и павильонов великое множество в Китае. Власти к религии и ритуалам относятся терпимо, в отличии от времён правления Мао…

Но возвратимся к горе Тайшан.
Это святилище занимает большую территорию и покрыто дорожками и тропинками.
Есть несколько мест, где громадные камни - части скал испещрены святыми текстами, вырубленными в камне. Китайцы, как и везде любопытны и не скрывая интереса, наблюдают за нами – иностранцев в Китае и тем более на этой горе, очень мало…

Японские храмы и сады.

Сегодня едем в Северный район монастырей. Стоит отметить, что монастыри здесь в основном Дзен, и ранних сект буддизма. Выясняется, что «ортодоксальный» буддизм, мало кого устраивал и устраивает в Японии.
Девятое сентября на дворе. Первый монастырь куда мы приехали назывался Нандзерджи. Громадные ворота из толстых деревьев и монастырь построили на месте императорской дачи, бывшей здесь в тринадцатом веке.
Ворота производят впечатление своими масштабами и представляется, что раньше здесь молились и жили сотни и сотни монахов. Дерево из которого строили храм, потемнело от времени, выгорело и покрылось мелкими трещинами, но по-прежнему крепко и устойчиво. Наверху, метрах в двадцати от земли, под изогнутой крышей, покрытой черепицей – смотровая площадка.
Туда поднимались по крутой лестнице и конечно изумились открывшемуся на город виду. Обошли смотровую площадку по кругу и на севере от монастыря, увидели крутые склоны холмов, покрытые лесом. Киото городок сравнительно с Токио небольшой и вся его слава и богатство – в прошлом!

Но сам храм и сад при нём – чудо эстетики. Осматривая сад, я невольно вспомнил тайгу в Забайкалье, горные реки и курумники,- лавины больших камней - покрывающих русло ручьев и речек по берегам, и покрытых толстым слоем зелёного мха. Игра света и тени, в этих влажных местах, создают незабываемые картины!
Но здесь, похожие сады в монастырях, сделаны руками человека и ухаживают за ними сами монахи.
Эти сады, через символы, отражают красоту и величие земли.
На клочке земли, часто не больше теннисной площадки огороженной каменными стенами, древние садовники старались, через камни заросшие мхом, через траву и небольшие, но старые деревья, через воду в пруду и ручейки вытекающие из них, показать все величие и красоту природы, окружающую человека, способного эту красоту отличить от безобразия первородного хаоса!

В этом монастыре находится известный всему миру сад камней и мха, по имени «Прыгающий тигр».
Я ещё в далёкой молодости видел фотографии этого сада в книгах и потому, сев и сосредоточившись, стал медитировать, думая о роли красоты в жизни и воспитании человека - монаха!

…Человеческое одиночество и оторванность от коллектива, требуют компенсации и эти сады, на которые, мы смотрим, как смотрели и они, древние монахи с старых деревянных галерей окружающих сад, невольно заставляют задуматься о смысле жизни, о красоте природы, выраженной в буддистских символах. Камни - это горы и скалы. Вода - это моря и океаны. Деревья – это леса, а мхи – это трава и кустарники…

Уходил из монастыря, от этого магического сада в восхищении, потому что воочию увидел этот памятник религиозного поклонения природной красоте и человеку!
Пройдя, под десятиметровой высоты акведуком, доставлявшим воду в монастырь с гор, пошли по разбитой дороге через лес в, сторону монастырского кладбища.
На кладбище, обычные саркофаги из прямоугольных гранитных колонн над могилами. Но есть и совсем свежие, богатые захоронения.
Тут совсем не было людей и мы посидели, отдохнули в тишине, слушая пение птиц.

Понравилась могила, сделанная из полированного чёрного гранита в стиле модерн, совсем недавно, в 2013 –ом году, сыном для отца, который был автомобильным магнатом…
Потом пошли ещё выше и вышли к красивому водопаду, над которой стоит пещера, где жили и молились древние монахи старцы-отшельники.
Тропа все время шла вверх по крутому берегу потока и привела нас к водопаду, падающему белопенным потоком с обрыва, высотой метров в десять. А ещё выше, куда надо было подниматься по каменным, вырубленным в горе ступенькам – пещера с буддистским алтарём и горящими свечками, зажжёнными здесь паломниками.

Огибая эту пещеру, тропа поднимается по правому берегу реки ещё выше, через лес, на гребень хребта. Тропа завалена буреломом и редкий прохожий сюда поднимается. Но там, вверху, на вершине горы стоят несколько маленьких монастырей, куда к сожалению мы не смогли попасть – дело было к вечеру и нам пора возвращаться в город!
Устроившись на буреломе, мы достали «пикник» и перекусили, думая каждый о своём, под шум бегучей, быстрой воды…
Потом спустились вниз и пошли осматривать монастырь Эйкондо, который был основав в одиннадцатом веке. В монастыре тоже был садик и два горбатых мостика над прудом и ручьём. А вокруг сада, стояли кельи монахов и в монастырском зале проходила конференция - слышались гортанные голоса говорящие по-японски.
Потом голоса запели и в этом воодушевлённом религиозным сознанием хоре-единении человеков, я различил часто повторяемое слова Амитабха - то есть земное воплощение Будды!
Сумерки медленно спускались с гор в долину и этот хор, казалось славил ещё один прожитый нами день!
Сад в этом монастыре был объединением обычного и сада камней. Где-то это был гравий, расчёсанный под волны, а с другой стороны стоял пруд, и располагался сад мхов. В пруду медленно плавали большие рыбы и при нашем приближении, они приплывали к нам, ожидая кормления….
А хор все продолжал петь, завораживая однообразием ритма отбиваемого деревом о дерево!
Вообще, японцы не только хорошие каменщики, но и замечательные плотники. Все древние монастыри, сделаны из громадных деревьев и половицы шириной по полметра и длиной метров в пятнадцать иногда достигают десятисантиметровой толщины.
Интересно и удивительно, что этим монастырским половицам уже несколько сотен лет!
Надо отметить, что как и при входе в дома, японцы, входя в храм, снимают обувь и остаются или босиком или одевают специальные тапочки и сады обходят по деревянным галереям, прикрытых сверху краями изогнутых крыш…

Я уже отмечал, что японские города и особенно территории храмов необычайно чисты и ухожены. Это национальная черта, традиция точно такая, как палочки для еды, которые здесь заменяют вилки, как велосипеды на улицах, как множество дзенских монастырей, особенно в старых городах!

Помимо храма Тодойджи есть синтоистские храмы.
Но главная достопримечательность Нары – это полуторатысячное поголовье оленей, которые стали со временем святыми животными и заполнили все рощи и даже проспекты города.
По пути к Тодойджи, мы видели их сотнями и они совсем не боясь людей: ходят, лежат и пасутся часто посередине проезжих путей. Увидев, как пожилой японец кормит их орехами, мы тоже в этом поучаствовали и покормили с руки доверчивых животных. Ощущения запоминающиеся!
Храм Тодойджи громадный и старинный, выстроенный около тысячи трёхсот лет тому назад. И главной достопримечательностью храма, является статуя сидящего внутри зала на бронзовых лепестках лотоса, громадно-чёрного бронзового Будды!
А по сторонам от этого древнего Будды, расположены статуи его покровителей: Всевидящего и Всеслышащего.
На входе в храм, нас встретили гиды – добровольцы и один из них рассказал, что дорожка к храму недаром состоит из трёх цветов. В середине - большая дорожка-линия которая означает родину Будды – Индию. А по бокам от неё отличаясь по цвету две другие: одна означает Китай, а вторая уже собственно Японию! Ещё он говорил, что столицу перевели в Киото из-за внешней незащищённости и больших наводнений, по временам случавшихся здесь, в Наре.
Громадность храма, его внутреннее убранство оставляет неизгладимое впечатление. Мы обошли его по кругу и восхищались сохранности и чистоте вокруг…
После этого храма, по пешеходной дорожке мы прошли дальше и побывали в ещё нескольких храмах, поменьше, но не менее красивых. Но обо всем не расскажешь!
Вскоре, пришли к храму синтоистскому, на территории которого растут тысячелетнего возраста громадные деревья. И тысячи золотых светильников в этом храме, тоже производят впечатление. Эти светильники – символ памяти поколениям предков. А почитание предков и старших – одна из основных черт национального характера японцев.
Народу в этом городке с утра до вечера очень много и в основном это приезжие.
Нара, своими великолепными старинными храмами и ручными оленями, притягивает туристов со всех концов света и конечно из Японии.

Надо заметить, что перед тем как прийти к Тодойджи, мы, психологически настраиваясь, вошли в ещё один дзенский сад.
И как всегда, при виде его красоты, философские настроения захватили меня.
Сидя на насыпном холме с беседкой наверху, осматривая сад сверху, я стал размышлять о том, что Будда при жизни был, что называется «эстетом» и потому, в его учении красота форм вмещает, выражает внутреннюю красоту мира и человека.
Любование красотой лежащей вокруг человека не чуждо буддизму, в отличии от трагического аскетизма первоначального христианства.
И вместе, современный буддизм сохранил любовь к отсутствию вещей. И здесь, красочная православная служба в русских храмах, иногда напоминающая парад одетых в расшитые золотом мантии священников, разительно отличаются от строго «пустых» и просторных дзенских монастырей и храмов.
Так и сады в этих монастырях поражают скромной красотой и выбором многозначительных символов, по сравнению с европейскими, тяжеловесными парками, изукрашенными стриженными шпалерами кустарников, разноцветными клумбами и скульптурными фонтанами…

Уже ближе к вечеру, пройдя через синтоистский храм, состоящий из комплекса строений и череды ворот своеобразной формы, окрашенных в оранжевый цвет, пошли в сторону вокзала…
И тут начался розовый закат, словно отмытый от дневных туч, с ярким солнцем посередине, под лучами которого и здания, и зелень вокруг заиграли яркими красками!

Пагода, на входе в комплекс храмов, пятидесяти метров высотой, с пятью «этажами», как –то особенно торжественно и величественно предстала перед нами, во всей своей причудливой сложности и философской многозначительности.
Мы долго стояли рядом рассматривая это творение древнего зодчества, а потом подошли к колокольне очередного храма, где висел большой с рост человека колокол и рядом подвешено «било», кусок круглого бревна на цепи, с обмотанным кожей, торцом. Было пять часов вечера и монах раскачивая било, стал ударять этим торцом в край колокола.
Мощный, плотный звук разносился по окрестностям и какая-то его часть улетала в далёкое небо, тревожа слух небесных жителей! Показалось, что и внутри нас что-то стало настраиваться на благостный лад, от этого вибрирующего всепроникающего звука издаваемого колоколом.
Возникло чувство сопричастности всему увиденному и услышанному здесь!

После завтрака, поехали на автобусе смотреть знаменитый Золотой павильон – храм на берегу круглого озера, который не так давно сжёг какой-то монах - фанатик. Его судили и казнили, но он утверждал, что сжёг этот храм, защищая древние устои буддистской веры.
Недавно его реставрировали и он стоит во всей красе, сверкая золотым отражением в водах пруда.
Этот храм, являющийся хранителем мощей Будды, окружён дзенским садом с ручьями, мхом на камнях и кривыми японскими соснами с шапками хвои на вершинах.

Мы приехали туда к открытию и тем не менее уже несколько сотен туристов, в большинстве школьников, поделённых на отряды в различной униформе, толпились перед воротами, ожидая открытия. Они уже давно ждали когда отворят ворота и после открытия, потоком хлынули внутрь, мешая сосредоточится и остановившись, обдумать увиденное здесь.
Но, несмотря на многолюдье, мешающее рассмотреть детали и подробности этой буддистской реликвии, сад храма, произвёл на нас сильное впечатление, хотя пришлось, почти проталкиваясь идти в толпе нетерпеливых туристов!

По пути услышав русскую речь в группе туристов, что здесь не так часто случается, познакомились. Оказалось, что это русские люди из Хабаровска, которые в Японии уже во второй раз и им здесь все нравится: и богатство городов и деревень, и чистота на улицах! И они естественно хотят, чтобы и в России так стало! Об этом и поговорили, качая головами и вздыхая…
После осмотра «Золотого павильона», (хотя внутрь никого не пускают), пошли в соседний храм Руанджи, где находится знаменитый сад «Пятнадцати камней».
Этот сад, я тоже, не один раз видел в книжках об Японии – настолько он знаменит!

И вот здесь, присев на край помоста в тени от кривой крыши, я углубился в медитацию рассматривая этот сад, славящийся своими идеальными пропорциями и загадочным расположением больших и малых гранитных глыб, среди «волн» не крупной, серой гальки, «расчёсанной» специальными граблями.
Эти камни, словно острова в океане жизни и расположены они группами.
На меня этот сад действует как медитативная музыка. Я углубляюсь в себя, начинаю думать о суете и тщете жизни, сожалею об упущенных возможностях или бездарно и суетливо проведённых годах, утекающей жизни…

В этот момент мои глаза автоматически смотрят в одну точку видимого пространства, мышцы расслабляются и я, начинаю дышать глубоко и ритмично…
Первое время присутствие праздных и шумных людей вокруг отвлекают и раздражают, но потом, перестаёшь их замечать и реагировать на них. Я остаюсь наедине с собой и мысли ровным потоком текут в голове.
Вдруг, в шуме разговоров вокруг, различил русскую речь, а потом моё сосредоточение прервал китаец-фотограф, долго кликающий затвором аппарата у меня под ухом.
Подумалось, что китайцы, по сравнению с выдержанными японцами, напоминаю индейцев из северной Америки. Многие из них шумливы, невоспитаны и даже грубы.
А дзен, в этом смысле, сделал из японцев особую нацию…

Район Киото - Дайтокуджи, где мы живём, заполнен храмами. Но в отличии от других храмовых мест, здесь, особенно по утрам совсем нет туристов и монахи спокойно варят себе «мисо» на кухнях и завтракают, не отвлекаясь.
Некоторые храмы закрыты для посетителей, а несколько – открыты от рассвета до заката. И здесь, все подлинно старое – дерево строений почернело от солнца и половицы пола поистёрлись под ногами монахов и туристов. И тут, без суеты и толкотни, можно временами ощутить настоящий дух «дзен».
Медитируя здесь, я размышлял о том, что религиозная жизнь делает существование человека осознанным и неспешным, а атеизм возвращает человека в животное состояние спешки и суеты, когда человеком начинают править инстинкты.
Конечно, животное начало сидит в каждом человеке, но важен процесс изживания в себе этого затаившегося животного!
И религиозные идеи, дают человеку эту возможность осуществлять, с разной степенью успешности!

Неподалёку от нашего пристанища, стоит большая школа и в тихие дворики храмов, иногда доносятся крики детей, и стук теннисных мячей. А рядом, кладбище, тихое и ухоженное.
И кругом, удивительно много работ, сделанных руками человека за время существования города. Тут и каменные водоводы, и ограничивающие территории монастырей каменный стены, но главное старинные храмы сделанные из дерева!
Вот и на кладбище, могилы настоятелей огорожены каменными стенами и на входе сделаны деревянные ворота с небольшим навесом.
Кладбища – это место тишины и покоя и вместе - показатель существования культа предков, характерного для национальных традиций азиатских народов.
Из этого вырастает культ семьи, крепкие родственные связи и уважение к старшим. А теплота таких отношений спасает человека от одиночества…

Осматривали храм Дайсонджи – храм основанный в начале шестнадцатого века как подхрам Дайтокуджи. Тут замечательные дзенские сады, рядом с которыми хочется сесть и медитировать никуда не спеша и ничего не решая…
Здесь чудное сочетание цветов: серый цвет расчёсанной граблями гальки, разнообразный зелёный цвет мхов и старых деревьев. Но главное камни, источенные временем, торчащие из земли как прообраз скал, вечно пребывающих в водах мирового океана!
Есть тут камень со следами ног Будды – углублениями в гранитной поверхности; есть окаменелое дерево с хорошо видными следами годичных колец на срезе ствола.
…При сосредоточенном рассматривании таких садов, возникает ощущение прикосновения нашего сознания к вечности. Жизнь вокруг становится на время чем то внешним, а энергия личности сосредотачивается на временности драмы пребывания в этом бренном мире!

Храмы Монголии.

…В Улан-Баторе, поехали в Гандан – монастырь.
До революции этот монастырь состоял из десяти дацанов и пятисот монахов. Интересно, что в те времена количество монахов мужчин, доходило почти до половины мужского населения Монголии. Становится понятным, почему после революции, монастыри разогнали и заставили монахов работать. Такое «гонение» на монастыри, периодически происходили по всему миру, в том числе во Франции, в Англии и в России после Революции!
Но сегодня, религии реабилитированы и в монастыре Гандан, около девятисот монахов.
Мы ходили по монастырю, заходили в дацаны, слушали службу, а потом, уходя, зашли в храмовый вегетарианский ресторан и пообедали в тишине, окружённые красивыми интерьерами, под монгольскую тихую музыку!
Монастырь Гандан расположен на холме и к нему ведёт аллея из небольших деревьев. Надо отметить, что парков в Улан-Баторе почти нет и вообще деревья здесь, особенно на равнине – редкость. Всюду холмистая степь и потому пастбищ для скота хватает.
С окружающих долину холмов, как и с холма, на котором стоит Ганадан, виден город с одинокими небоскрёбами в центре и новостройками по окраинам.
Монголия строится, как и её столица и есть надежда, что через несколько лет страна обретёт действительно уютный и благоустроенный вид.
Здесь, монголы – буддисты ходят по храмам и крутят цилиндры кармы. Тут суеверия шаманистов, смыкаются с желаниями людей иметь в жизни покровителей – существ высших и потому способных совершать чудеса. А монахи, это часто бездельники, выбравшие жизнь без риска действий и забот о хлебе насущном…

Четыре колледжа, стоят рядом с главным храмом. В больших залах, где-нибудь с краю, сидят монахи и о чём-то весело беседуют. Глядя на них – весёлых и довольных жизнью, невольно начинаешь понимать значение слов: «Религия – это опиум для народа!»
Интересно, что большой Будда, поставленный в храме Гандан восьмым Богды-ханом в надежде излечить слепоту – следствие заболевания сифилисом.
Не удивляет, что в Тибете и в Монголии, в конце девятнадцатого века, буддистские монастыри стали прибежищем для тысяч и тысяч молодых мужчин, а число дацанов в небольшой Монголии, перевалило за тысячу. В маленьком по количеству людей народе, эти тысячи и тысячи «молитвенников», показывают стремление людей избавится от труда и тем самым, не помогать развитию страны. Я понимаю действия Генриха Восьмого в Англии, революционеров во Франции и в России, которые разогнали монахов и разрушили монастыри, чтобы пополнить в стране приток молодых, сильных рабочих рук…

Буддистский монастырь в Японии.

…Первые впечатления всегда самые сильные.
После канатного подъёмника на гору Койосан, на автобусе доехали до поселения и сошли на перекрёстке.
И тут, были поражены, рядами стоящих вдоль улицы храмов - монастырей. Мы будем жить в монастыре Хонгакуин, который увидели сразу, как сошли с автобуса.
Поселение стоит на вершине горного хребта, в густом старом лесу. Гостевой дом монастыря, расположен позади, закрытого воротами и каменной стеной, двора.
В приёмной нас встретила женщина, объяснила где, что находится в доме и показала нам нашу «келью», с окнами, выходящими в небольшой японский садик с прудом и плавающими в нем крупными разноцветными карпами.
Все в монастыре хрустально чисто и отдельные тапочки есть даже в туалете. Женщина объяснила нам, что если мы ходим участвовать в утренней службе, то надо уже в шесть часов утра быть в молельном зале…

В нашей комнате, традиционно по-японски нет ничего лишнего. На полу татами и два кресла без ножек рядом с низким обеденным столиком. Футоны-матрацы расстилаются только на ночь. Широкое окно задернуто кружевной занавеской. Свою обувь оставляем на полках в прихожей и у нас у каждого свои тапочки для дома…
В шкафу – японские халаты-кимоно запахивающиеся и подвязываемые поясом на талии. Я сразу примерил и стал похож на самурая - пенсионера.
После размещения, под дружные охи и ахи – «мы в буддистском монастыре» – вышли на улицу и пошли в центр Койосана, знакомиться с окрестностями.

Соседние монастыри, тоже прячутся за высокими воротами, но с улицы видны чудные монастырские садики и старые деревья стоящие здесь, уже несколько сотен лет.
Выйдя из своего «темпла», мы пошли вдоль широкой улицы в центр посёлка и найдя информационный центр, взяли там карту поселения, по которой в дальнейшем и передвигались, знакомясь с комплексом храмов.
В центре Койосана довольно людно и в основном встречаем туристов – европейцев.
Купили билеты на посещение храмов и пошли в ближайший.
В первом же храме, увидели просторные церемониальные залы, похожие на зал для приёмов в киотском замке Сегунов.
Сад камней, как и везде был великолепен.
Здесь, мы впервые увидели монастырскую кухню с котлами для еды и печами, рядом с которыми хранились дрова в поленницах.
В английских замках, посещение кухонь входит в экскурсию, а здесь мы впервые столкнулись с бытовой стороной храмовой жизни!

В аннотации на английском, было написано, что монах Кукай, тысячу двести лет назад, нашёл это место странствуя по стране и основал здесь первые монастыри для буддистов-эзотериков.
В Японии, монахи, как в России, в Европе или Латинской Америке, искали и находили красивые, удобные и малопосещаемые места и основывали там монастыри.
В Японии, таким местом оказалась гора Койосан. Со временем, сюда устремили со всей страны монахи и построили здесь свои монастыри – убежища от суеты жизни.
Вокруг чудная дикая природа, нежаркий климат, густые хвойные леса японского кедра, из которого и стали делать первые монастыри. Со временем здесь сформировался национальный центр буддизма, связанный с древними столицами Японии: Нарой и Киото.

Сегодня, здесь стоит комплекс монастырей, куда как в Мекку едут паломники и туристы со всего света. Условия тут конечно аскетические, - комната стоит около пятидесяти фунтов за ночь, что довольно дорого, даже для Англии.
Но пребывание здесь и знакомство с монастырями и жизнью буддистских монахов того стоит - живя здесь, начинаешь понимать и проникаться духом буддистского учения и монастырской жизни. Хотя три дня – это конечно мало чтобы привыкнуть и оценить тишину и многозначительность ритуалов и законов монашеской жизни.

В первый день в Койосане, пошли по правой стороне главной улицы поселения и увидели множество красивейших, древних храмов и пагод. Среди них есть совсем скромные, окрашенные в красный цвет. Есть небольшие строения-часовни и колокольни. Есть большие храмы, реставрированные около ста лет назад. Но есть, совсем недавно реставрированные, замечательно красивые и чистые. Много деревянных и каменных столбов с вырезанными на них непонятными нам иероглифами.
Есть и большой пруд, выкопанный уже ближе к окраине Койосана, называемый Лотосовым, в котором раньше, действительно росли лотосы. Но потом они стали гнить и их убрали.
Однако, самое замечательное, что эти храмы и часовни стоят в первозданном старом мощном лесу, где есть высокие деревья в несколько обхватов и возрастом до четырёхсот лет!
В храме Конгобуджи, мы видели срез дерева толщиной три метра в диаметре. Срез покрыт плотным прозрачным лаком и видны все годовые кольца - кажется, что ему было не меньше тысячи лет!

Ходили по Койосану более трёх часов и часам к шести на окрестности опустились тихие сумерки, а монастыри закрыли свои громадные ворота. Откуда-то, из скрытых в зарослях дальних рощ ашрамов, раздались, мелодичные голоса монашеских хоров поющих молитвы и славящих несравненного, мудрейшего Будду и его земные воплощения!
Уже в темноте, пришли в свой монастырь, переоделись в японские кимоно и вскоре нам принесли ужин.
Еду принёс монах, почти мальчик, который робко стучал в ширмы входа, а войдя кланялся припадая одним коленом к полу и складывая руки перед грудью в приветствии. Он знает только несколько слов по-английски и не понимая наших слов, кланяется и смущенно улыбается. Еду он принёс на шести лакированных столиках-подносах, вставляющихся один поверх другого, по три подноса на человека...
Тут были чашки, чашечки и блюдца с разнообразными, вовсе нам незнакомыми вегетарианскими блюдами. Я узнал только одно блюдо – суп мисо.
Всего мы насчитали восемь разных блюд, иногда с виду самых экзотических! Запомнились овощи в тесте, виноград с вынутыми косточками и мы стали гадать - из чего сделана остальная еда и как её есть?!
Я совсем плохо справляюсь с палочками для еды и у Су в сумочке нашлась пластмассовая вилка, которая меня очень выручила! Сервировка была японская, чашки и чашечки иногда с крышками…

Мы, посмеиваясь стали есть все по очереди с первого подноса, потом со второго, а потом уже десерт с третьего. Случился и небольшой казус – мы сначала накладывали варёный горячий рис из большой чашки в маленькие – чайные.
Уже в конце ужина, тоскуя, я вспомнил вчерашний нормальный вечерний чай с мёдом и плюшками. Но известно, что в чужой монастырь со своими диетами не ходят и в конце концов я смирился и стал смаковать диковинные блюда.
Ели мы сидя на подобии стула без ножек, с красивой плоской подушкой на сиденье, но со спинкой и мне приходилось вытягивать ноги по сторонам от низкого столика. Было не очень удобно но я постепенно привык и перестал охать и ахать от неудобной позы.
А японцы, молодые и старые за такими столиками сидят на коленях и вполне удобно себя чувствуют!
Чуть не забыл: через окна в комнате и в коридоре, видны участки дзенского сада с камнями, мхами и деревцами-бансай. Однако, выйти в сад невозможно и я любовался им через стекло, сожалея о том, что нельзя посидеть в этом благолепном покое!
После ужина, по звонку пришёл тот же монашек и забрал посуду, перед этим расстелив футон - матрасик на полу, «изголовьем к востоку».
Длинный день с переездами и осмотром храмов, заканчивался!
Я уже привык спать на током футоне на полу и потому, спал хорошо.

Встали по будильнику, в половине шестого. Пока помылись и оделись в цивильное, сбросив пестрые кимоно, зазвонил храмовый колокол, призывающий к молитве.
Зевая, пошли в молельный зал – небольшую комнату с алтарём и статуей сидящего Будды, перед которым сидел на коленях настоятель храма, в присутствии ещё двух монахов.
Войдя в комнату, где в полумраке горели свечи и светильники с яркими абажурами, мы с женой сели на стулья, стоящие у стены, а остальные гости – уселись поджав под себя ноги на полу, на циновках…
Началась молитва после удара в котёл с толстыми стенками, стоящего на алтаре.
И настоятель, сидя лицом к Будде и спиной к нам, по этому сигналу запел заунывные стихи, часто повторяя слово «ом»!
Потом в унисон запел и второй монах с модуляциями и переливами, от которых внутри все стало настраиваться и согласовываться.
Потом, закончив «настрой всех органов», настоятель стал читать молитвы на японском, каждый раз по окончанию очередного стиха, ударяя по маленькому колоколу…
Я сидел расслабившись и думал о том, что все религии, закрепляя учение учителей - будь то Будда, Иисус или пророк Мохаммед - придумывали торжественные ритуалы для последователей их учений, через которые пропагандировали новые идеи, доводя их до сознания сторонников в сакрализованном через ритуалы, виде.

Так и в буддизме, ритуал стал проводником учения! Мелькнула мысль, что можно попробовать написать повесть о жизни и учении Будды, исходя из того опыта, который будет здесь приобретён…
Ближе к концу службы, второй монах, жестом пригласил гостей стать участниками службы, а потом сам встал на колени перед алтарём, взял щепоть ладана из чаши и посыпал на тлеющий огонёк, горящий в другой золотой чаше!
Вслед за остальными приглашёнными, я все сделал так же и почувствовал себя приобщённым к сообществу буддистов!
Внутри, по духу, я таковым и был в молодости, когда увлекался индийскими спиритуалистами-учителями. Это был примитивный буддизм неофита и непосвященного, но я читал много разных книг по буддизму и о Будде.
Конечно, больше меня интересовала Йога и возможность овладеть сверх способностями. Но потом я понял, что главное в учении Будды Гаутамы состоит в том, чтобы отвлечь человека от суеты жизни, называемой по-индийски «майя». А сверх способности, часто только мешают нам отрекаться о суетливой и тщеславной жизни-майи.
Смысл учения Будды заключён в том, что преодолевая путь страдания, мы должны избавится от последствий судьбы и стать подобными богам!
В юности, жизнь часто бывала мне противна, хотя больших страданий я не испытывал и все-таки пытался найти оправдание и успокоение в ней!
Да и счастья – цели человека освободившегося от череды перерождений, я не испытывал, хотя хотел быть счастливым. Поэтому я и увлёкся буддизмом понимая его как «лекарство» от негатива и неудовлетворённости жизнью!
Со временем, я отошёл от этого экзотического увлечения – надо было проживать и переживать подлинную, отнюдь не монастырскую жизнь. Тут мне помогло трезвое христианство – ведь я был крещённый в детстве, а со временем стал понимать плодотворность, красоту страдания и вместе - красоту этого «яростного мира»!

…Служба продолжалась около часа и возвратившись в свою «келью» мы увидели, что футоны убраны, а на столике стоит завтрак на двух подносах, а на третьем стоял горячий рис в чаше и чайник с зелёным чаем.
Завтрак состоял из разного рода семян и растений, но с рисом и с «мисо». Правда не было ничего сладкого и это меня немного огорчило.
Равнодушно прожевав все принесённое, запил все зелёным чаем, а потом сел писать дневник за столик у окна…
Я помнил, что впереди у нас было три интересных дня в этом монастыре.
После завтрака, пошли в музей буддизма в Койосане. Статуи королей Зла страшны и агрессивны и это показалось мне странным - как призывающий к терпимости буддизм, эволюционировал в сторону устрашающих демонов, спрашивал сам себя? Здесь, даже король Знания пугает - может быть это потому, что ещё древний Соломон в своих притчах говорил, что «многие знания – многие печали!»

Шингон - буддизм, эзотерическая ветвь дзен буддизма, будит многие вопросы, на которые трудно ответить. После нескольких часов проведённых в музее, возникло ещё больше вопросов, на которые экспозиция и экспонаты не смогли удовлетворить любопытства.
После, обсуждая увиденное пошли обедать и поели: я жареное мясо с разного вида соусами, а Су – шримпс, то есть креветки с овощами.
Потом, осматривали мавзолей Токугавы и его сына – первого Сегуна из семейства Токугавы. Мавзолей стоит на краю поселения, его реставрируют и потому, внутрь никого не пускают.
После мавзолея пошли смотреть городские ворота Койосана, этого города монастырей, монахов и кладбищ…
Ворота сделаны из дерева и поражают воображение своими размерами.
Выйдя за ворота, увидели перед собой вплоть до горизонта, горные вершины покрытые густыми лесами. За дорогой, сразу начинается лесистый склон, ведущий в глубокую долину - вид открывается замечательный ещё и из-за таинственных шапок тумана, окружающих горные пики и сползающих в долины…
Дороги здесь, сделаны в основном совсем недавно и потому, всё блестит и ехать по ним одно удовольствие. Машинки в основном небольшие и с фургончиком, где можно перевозить разные грузы. Но и этих «фургончиков» не так много и поэтому городок тихий, можно сказать пешеходный.
В Койосане около пятидесяти храмов и монастырей, не говоря уже о знаменитом, древнем кладбище, но мы пока осмотрели не более десятой части…

После, спустились назад в город и пошли на службу в Информационный центр. Проводили службу два священника в темном, почти пустом зале. Монотонное пение этой службы «приобщения к буддизму» да ещё в полутёмном помещении, ввергли меня в «ступор»: слушая и стараясь понять смысл слов незнакомой речи я отключился от действительности и кажется, мир вокруг перестал существовать и я слышал только голоса, которые в начале пели, а потом стали рассказывать о жизни Будды и местного святого Кукая.
Потом, монахи вышли из алтаря и мы получили из рук одного из них сертификаты о том, что прошли «курс молодого буддиста».
Когда мы вышли из этого центра было уже почти пять часов вечера. Но мы решили дойти и посмотреть знаменитое кладбище Койосана.
Кладбище это – действительно удивительно большое, древнее и расположено в лесу с огромными старыми деревьями. Таких больших деревьев, такой высоты и мощи мы не видели нигде, кроме как в американском Йосемити с его гигантскими секвойями, кажется пришедшими на землю ещё в доисторические времена…

Вдруг начался дождик и мы решили продолжить осмотр в следующий раз и поспешили домой.
Перед ужинов, я сходил купаться в «онсен» - небольшой мелкий бассейн с горячей водой из минеральных источников. Перед погружением в онсен, все мылись под душем, а потом долго сидели потея и наслаждаясь расслабленностью и покоем.
Я вспомнил горячие радоновые источники в Сибири, на БАМе, куда я ходил каждый день и зимой и летом. Я работал тогда техником на сейсмостанции и жил в деревянной избушке, на берегу речки Кавокты, неподалеку от этих природных источников.
Тогда я был спокоен и здоров, часто жил в избушке один почти как монах-отшельник, выправляя работу за двоих. Кругом стояла дремучая тайга из которой раньше, на источники приходили лоси, олени и медведи.
Но это было до того, как в тайгу на вертолётах залетели первые строители БАМа. Первым делом, эти молодые энтузиасты, выкопали землянки в склоне, а на источниках сделали баню, где мылись и грелись после тяжёлой работы.
Те времена я вспоминаю с грустью и тихим сожаление, что такое уже никогда не повторится ни в моей жизни, ни в жизни страны. Байкало-Амурскую Магистраль, тогда называли стройкой века и молодёжь собиралась туда со всего Союза!

…После онсена, снова был экзотический ужин и снова мы, уже без вчерашних смешков и улыбок ели «типичную пищу буддистского монаха».
Назавтра, проснулись в пять тридцать и пошли на службу. Спал, как обычно на новом месте плохо, ворочался и потел под тонким одеялом. Элемент завораживающей новизны постепенно исчез и появились мысли о похожести всех больших религий.
Вспомнился афоризм Тертуллиана: «Каждая человеческая душа – христианка!» Но в Азии и в Японии в частности, могут говорить, что «каждая душа – это буддистская душа». А в арабских странах, с такой же уверенностью могут утверждать, что душа – «мусульманка».
Можно предположить, что особенности религиозного сознания, определяются особенностями национального характера, личным темпераментом и даже географическими и природными условиями. Трудно представить, чтобы швед или русский - представители северных народов - беззаботно уверовали в неистового Мохаммеда, а жители знойной пустыни – арабы, уверовали бы в христианское учение непротивления злу насилием.
Поэтому наверное, даже в больших религиях идет постоянное разделение на секты и направления – ведь люди разные и понимание святости и даже добрых дел, без которых «вера мертва», тоже разное.
В христианстве есть католицизм, православие и протестантизм и множество сект с национальными оттенками.
Нечто похожее происходило и происходит с буддизмом, и с исламом…
Направления буддизма, тоже в большей мере разделяются национальными или этническими границами.
Но одно становится ясно, на примере развалившегося атеистического государства СССР – что человеку для своей души, для своего разума, нужно иметь какую-то большую цель, осенённую великими авторитетами религиозных подвижников, поклоняющихся Богу или Богам...
На мой взгляд, именно поэтому, религия стала тем общеупотребимым общественным регулятором, который позволяет людям, сообществам и государствам жить по законам общежития, несоблюдение которых строго карается не только гражданскими законами выросшими из табу и разрешённого, но и самой жизнью!
В буддизме, как ни странно, при его корневом отрицании обыденной жизни, как некоей иллюзии элемент красоты, эстетики, занимает высокое место в шкале ценностей. Горящие ярким огнём свечи, золото сосудов и украшений, резьба по дереву и камню, искусно сделанные статуи – все это служит для привлечения верующих в храмы.
Таким образов, в храмовых службах, забывается, пусть на время службы об отречении от жизни - как страдания!
Таким образом, происходит переход от эзотерики для сугубо посвященных, к обыденному восприятию неофитов, превращение высокой «теории» в жесткий реализм практики. И такие процессы, присущи всем основным религиям мира!
И ещё одна мысль - при посещении мавзолея Токугавы я подумал о мавзолее Ленина в Москве. Рано или поздно, прах Ильича надо будет сжечь, но и оставить его в мавзолее.
В Париже есть усыпальница героя французского народа Бонапарта. Есть нечто похожее на мавзолей по величественным масштабам и святости содержимого и в Америке, в Вашингтоне. Это «современный алтарь» для верующих в американскую мечту, созданный по древнегреческим образцам монумент для увековечивании памяти президента Абрахама Линкольна.
Наверное, нужно и мавзолеи Ленина и Сталина оставить, убрав тела и оставив прах, как памятники великих перемен и великих побед Советской России!

…Назавтра, снова пошли на кладбище и любовались на величественные могилы сделанные несколько столетий назад и восхищались громадностью и несокрушимой древностью деревьев, которым «отроду» уже по несколько сотен лет!
На кладбище есть пышный мавзолей Кукаю, тому самому «апостолу» Будды, который стал основателем буддизма в Японии и основал Койосан. И есть, совсем незаметная, сделанная недавно «ступа» в которой хранятся частицы мощей Будды. И здесь, почти никогда не бывает паломников, в отличии от мавзолея Кобо Даиши – это второе имя Кукая, где сутками горят свечи испуская ароматный дым и толкутся тысячи поклонников этого буддистского святого.

Кладбищенская роща японских кедров стоит особого описания. Тут растут гиганты у основания в три метра диаметром и высотой около пятидесяти метров. Возраст деревьев от двухсот до шестисот лет и всего таких кедров здесь, около тысячи трёхсот…
Говорят, что это кладбище основал сам Кукай, почти тысячу двести лет назад.
…Сидя напротив мавзолея Кобо Даиши, я думал, что простой народ, часто верует не в Иисуса Христа, не в Мохаммеда или Будду, а в его адептов - «переводчиков» творчества основателей религий на общеупотребимый и усреднённый язык символов и образов.
Так и в Японии, верят больше Кукаю и почестей ему воздают намного больше и цитируют чаще, чем самого Будду.
Этот феномен заметен и в России, где вера в «святых», иногда затмевает веру в Мессию. Часто, даже поклонение местному иерарху становится ближе верующим, чем поклонения Иисусу Христу. Тут конечно присутствует момент профанации веры и приспособление её к современным нравам царящим в обществе!
Уходя от ступы с мощами Будды, я думал обо всем этом и настолько отвлекся, что выходя на дорожку где был высокий порожек, упал, прямо в лужу и намочил одежду. Потом, я шёл и ругал себя в слух за рассеянность, которая иногда становится оборотной стороной сосредоточенности!

Здесь, уже второй день идёт дождик и температура около двадцати градусов и это хорошо - в Токио было жарко, в Киото было жарко, а здесь - божья благодать и мне становится понятно, почему Кукай выбрал для монастыря именно эти горные кряжи. Хотя рассказывают, что он, ещё учась монастырской жизни в Китае, бросил ваджру – символ доблести и силы - в сторону Японии, а после приезда разыскивая, нашел её в Койосане!
И кажется не зря «ваджра» упала именно сюда!
…Прямо с кладбища, по узкой тропинке, перейдя невысокий лесистый гребень, оказались в соседней долине, на современном кладбище и идя дальше, вошли в лес. Тут я нашёл несколько изумительно красивый и чистых грибов - маслят. Была бы возможность их приготовить, я бы набрал их на настоящую жарёху.
Вспомнился большой белый гриб, который я нашел в Киото когда мы после посещения Золотого храма и шли по дороге, вдоль крутого склона, закреплённого каменной подпорной стенкой, Здесь я и увидел его на обочине и долго любовался им…
В лесу, повсюду были пешеходные дорожки сделанные руками людей, с ступеньками на особо крутых склонах. Подумалось, что японцы заботятся не только о чистоте, но ещё и о удобстве гуляющих по лесу.
Мы пробыли в лесу около часа, и вдруг, из долины пришёл влажный туман и закрыл все горизонты…
А мне вспомнился Крым и мой поход напрямик от Ялты, вверх к уровню плоскогорья.
Тогда я чуть не погиб, когда поднявшись до белых известняковых обрывов, минуя скальные кручи и даже водопады ни разу не оглянулся назад…
Я лез и лез вверх, жалея, что на мне обычные городские башмаки, сильно скользящие на кручах. На границе со скальными обрывами, закрывающими яйлу передо мной, я всё-таки оглянулся, посмотрел вниз и обомлел.
Сзади, вслед за мной поднимался туман и уже закрыл все детали склона, по которому мне предстояло спускаться. Я стоял и решал, что делать – ждать пока туман рассеется, значило ночёвку прямо здесь на склоне, а спускаться в тумане было смертельно опасно!
Но я, каким-то образом запомнил мой путь наверх и спускаясь, старался его повторить. И мне это удалось, хотя из тумана, иногда совсем близко, слышался звук падающих водопадами ручейков, рушившихся с многометровых скальных уступов!
Когда я спустился на берег к морю и вышел наконец из полосы тумана, то перекрестился, и поблагодарил Бога за своё спасение!

…А тут, пройдя в тумане несколько километров, мы вышли к дороге и через час уже были в Койосане…

…Восемнадцатое сентября – последний день в этом святом месте. Нас уже влекут новые места. Религиозный, пусть и небольшой опыт, полученный от путешествия сюда, размышления над увиденным и прочитанным, надеюсь помогут мне написать книгу о Будде, а точнее о метаморфозах и опыте жизни Принца Сакиа Муни – названного Просветлённым…
Утром проснулись рано и пошли на службу. Служил один монах и впечатление от увиденного намного менее сильное, чем в первый день.
Сегодня на службе присутствовало тринадцать паломников. Я жалел, что не знаю японского языка и не могу подпевать монаху во время службы, тем самым активно участвуя в ней - в вере, очень важно быть участником ритуалов, а не свидетелем или просто зрителем!
…Утром, около десяти часов утра, поклонившись настоятелю храма, уехали из Койосана и через череду пересадок, снова оказались в Киото…

Не могу не рассказать о храмах в Непале.
Там тоже много буддистских храмов, но есть и индуистские. В одном из них мы побывали.
Этот храм расположен на берегу святой реки и в отличии от буддистских, закрыт для иностранцев.
Индуизм, пожалуй древнее буддизма и потому в нём сохранились многие языческие традиции, например кровавые жертвы во время праздников.
В Катманду, в одном из храмов, через открытые ворота, мы видели убитых жертвенных телят лежащих в луже крови со связанными ногами.
А по приезду, проезжая на такси по городу, видели как прямо на тротуаре, на глазах у прохожих разделывали жертву – собаку. Нас это конечно поразило!

В районе индуистского храма, куда нас не пустили, расположены места – площадки для сожжения трупов умерших индуистов. Дым стелется от этих костров вдоль долины реки и запах жжёного человеческого тела, застревает в горле…
А рядом, на другом берегу реки, в небольших ступах ночуют аскеты йоги, днём сидящие на набережной в ярких жёлтых одеждах с гирляндами цветов на шее. Они вежливо и с улыбками просят денег за возможность сфотографироваться рядом с ними…
Перейдя по мосту реку, мы прошли вдоль набережной и рядом с тем местом, где сделаны бетонированные, круглые по форме святилища для погребальных костров.
На одном из них, горел большой костёр и специальный служитель, длинным шестом поправлял полусгоревшее человеческое тело. Когда он поправлял этим шестом нечто в костре, мне показалось, что я увидел длинную берцовую кость ноги! Впечатления не для слабонервных!
Когда костер прогорит и тело умершего превратиться в пепел, то служитель, останки тела и оставшиеся угли, сметает в реку, по которой они поплывут в сторону «бессмертия».
Кстати сказать, эта святая река, как и индийская Ганга не очень чистая, и ниже по течению видны островки мусора, большую часть которого составляют полиэтиленовые пакеты…

Мы жили в Катманду неподалеку от знаменитой ступы, самой большой в Азии.
И целыми днями вокруг ступы ходят «хороводы», верующих буддистов, которые таким обходом вокруг ступы приобретают долголетие и счастье. Мы тоже обошли ступу по кругу и по пути крутили цилиндры, шепча про себя славословия Будде. Рядом со ступой, часто можно увидеть бездомных собак, спящих на асфальте и прохожие обходят их стороной. А ночами, в городе постоянно слышна собачья грызня лай, и вопли побеждённых бродячих псов! В такое время страшно выходить на улицы, владетелями которых становятся эти собаки!
В этом же районе, мы познакомились в одном из такси с интересным человеком с открытым добрым улыбчивым лицом и ясными светлыми глазами. В разговоре, он рассказал нам, что уже подростком познакомился с учителем – гуру, который и стал его наставником в аскетизме и святости отшельников. В возрасте двадцати лет, гуру предложил ему уединиться в горных лесах, в пещере, где этот человек провёл в одиночестве семь лет. К его пещере, местные крестьяне приносили еду и однажды он видел близко подошедшего леопарда…
Но потом, гуру посетив его в пещере, предложил ему выйти в мир и ухаживать за престарелыми родителями. Поэтому он и устроился таксистом и этим зарабатывает необходимые для пропитания семьи деньги.
Я до сих пор помню его характерное лицо с доброй улыбкой и ясными доброжелательными, спокойными глазами, человека долго жившего в одиночестве, далеко от суеты человеческого мира!
Но подробнее о жизни в Катманду и путешествии по Непалу, я расскажу в очередной книге…

Февраль 2020 года. Лондон. Владимир Кабаков

Остальные произведения Владимира Кабакова можно прочитать на сайте «Русский Альбион»: http://www.russian-albion.com/ru/vladimir-kabakov/ или в литературно-историческом журнале "Что есть Истина?": http://istina.russian-albion.com/ru/jurnal

Размышления о монашестве и монастырской жизни.Публицистика

Размышления о монашестве и монастырской жизни.

Размышления о монашестве и монастырской жизни.
Публицистика