Царская дочь

1.

С улицы раздавались радостные крики и пение.

Ну, что же они там так раскричались? Царице не хотелось вставать, но и понежиться в постели мешали вопли, доносившиеся с улицы. Еще один бессмысленный день. В последнее время дни слились в одну длинную нить из небеленой овечьей шерсти. Она струится в пальцах без остановки не принося ни радости, ни облегчения. Каждый следующий день ничем ни примечательней предыдущего. Как бы она хотела вовсе не просыпаться.

Она с трудом заставила себя встать и надела поданный рабыней халат, расшитый золотом. Нерасторопная Ривка опять подала ей холодную воду для умывания, не могла подогреть! Всыпать этой лентяйке, чтобы не забывалась.

Шум на улице не утихал.

И по какому же поводу поднялась вся эта суматоха, как будто весь город пришел в движение? Ах, да, сегодня будут переносить Божий ковчег, все ожидают чудес и благословений. Весной, когда почки на деревьях только распустились, царь оставил ковчег у Аведдара. Побоялся принести его в город. Что он там твердил ей о милосердии и благости Всевышнего? Он его боится. И поклоняется Ему тоже из страха, как все. Как еще можно задобрить богов? Страхом, молитвами и жертвоприношениями. И может тогда они сменят гнев на милость или хотя бы перестанут следить за каждым твоим шагом, грозя покарать. Царь надеется, что Господь услышит его песни и благословит его также как и этого гефянинина Аведдара. Еще неизвестно за что он получил это самое благословение. Что ж там видно будет...

Царица посмотрела на своё отражение в тусклом зеркале в резной оправе. Какие пустые, уставшие глаза. Красота, которой когда-то так гордился ее отец, отцветает, как роза в осеннем саду, о которой все забыли. А ведь она еще не старая, но ее ничего больше не радует: ни наряды, ни драгоценности, ни радостные звуки музыки, доносящиеся с улицы. Как долго она ждала всего этого, сколько вытерпела, но ее сердце от нанесенных обид и боли превратилось в камень. Оно замерзло, подобно тому, как воды ручья сковывает льдом. И некому отогреть его. Она бы с радостью отдала всё ради того, чтобы Давид хоть раз посмотрел на неё, как смотрел когда-то в юности. Но в его сердце больше нет места для неё.

Царица загадала, если сегодня, он придет к ней, то всё станет как прежде.

***
- Михаль, - услышала она голос матери, - Где ты пропадаешь? Беги скорей, дочка, нарядись, царь желает, чтобы ты сегодня танцевала перед ним.
Девочка бросив гусли, стремглав побежала во внутренние комнаты. Отец хочет, чтобы она снова танцевала перед ним. Конечно, она же танцует лучше, чем Мейрав. Надо поскорее нарядиться, чтобы он не рассердился. Царь не любит, когда его заставляют ждать. Ну, куда же мама положила шкатулку с драгоценностями? Как же она забыла, что сегодня отец пожелал праздновать новомесячие на женской половине?

Михаль быстро надела тяжелое золотое монисто и браслеты. Когда она вбежала в зал, вся семья была уже в сборе. Отец восседал на подушках и узорных одеялах за богато накрытым столом.
- Порадуй нас, дочь моя, спляши для меня, - обратился к ней отец.

Хорошо, что царь сегодня в добром расположении. Михаль поклонилась ему в знак покорности. Глаза пирующих устремились на нее. Под знакомую музыку она пошла в танце по залу, плавно разводя руками.

Как приятно, когда платье и косы развиваются от танца. Украшенья так чудесно звенят в такт плавным движениям. Когда она вот так кружится быстрее и быстрее, в глазах все сливается в красивую разноцветную полосу. Она могла бы плясать без остановки. На нее смотрят с восхищением отец, старшие братья, мать и даже Мейрав. Её неуклюжую сестру отец никогда не зовет бы плясать на празднике перед всеми.

Музыка смолкла. Девушка грациозно поклонилась, завершив танец под одобрительные возгласы отца и братьев. Интересно, что он ей подарит?

Царь посадил раскрасневшуюся дочь рядом с собой, ласково играя ее черными кудрями.
- Ты моя красавица, мой звонкий ручеек, Михаль, - царь положил перед ней целую гору фруктов, кормя ее с рук сладкой пахлавой. - Ну, проси, чего тебе хочется.

Она ласково обняла его за шею. Отец ей ни в чём не отказывал, когда она так ластилась к нему.
- Отец, я прошу только одного. Возьми меня с собой в следующий поход.

Царь рассмеялся, а вслед за ним и все остальные, только мать отчего-то покраснела. Михаль смущенно улыбалась им в ответ.
-Вот так просьба! - отец оттирал выступившие от смеха слезы. - Ну, и девчонка. Моя кровь! - Он с гордостью потрепал ее по голове. - Глупая, твое ли это дело воевать? Женщина должна сидеть дома и рожать детей мужу. А она в поход собралась!
Он достал серьги с рубинами и протянул ей.
- Вот возьми, за то, что порадовала меня.

Жаль, что она не родилась мужчиной. Она так редко видит отца и братьев. Они все время проводят на конюшне с воинами и охотниками. Они такие сильные, мужественные. Ничего не боятся. И они могут делать все, что хотят. Нянька рассказывала ей столько историй об их военных подвигах. Если бы только одним глазком она могла взглянуть на них. Конечно, немного обидно, что они посмеялись над ее просьбой, но ведь они не со зла. И даже приятно, что ей удалось развеселить их. Женщина рождена, чтобы дарить радость мужчинам, угождать им, быть украшением дома, приносить детей и воспитывать их.
Мать подозвала ее к себе.
- Глупая девчонка, что ты вздумала говорить такое отцу! Должна свое место знать, - она больно ущипнула ее за руку. - Не знаешь о чем просить, так и помолчала бы.
- Ну и насмешила, сестренка, - ехидно прошептала Мейрав. - Дай серьги примерить. А у меня есть браслет с точно такими же камнями.

Примеряя серьги, сёстры не заметили, как один из слуг, споткнулся о выщербленный каменный пол и пролил вино прямо царю на платье. Михаль оглянулась на звук разбитого сосуда и увидела, как слуга в страхе бросился осушать платье господина, вызвав еще больший гнев. От радостного праздничного настроения не осталось и следа.

Царь, схватив его за плечи, встряхнул несколько раз, а затем швырнул на пол.
- Как подаёшь? Раб, жалкий пёс.

Михаль ужаснулась его искаженному от ярости лицу и мутным, ничего не видящим глазам. В этот миг он не владел себя и не мог остановиться. Его тело тряслось от бешенства и негодования. Царь схватил попавшийся под руку кувшин и стал наносить удары по телу юноши. Несчастный вжался в пол, пытаясь закрыть руками голову. Кровь мешалась с вином. И это лишь раззадоривало царя. Никто не вступился за беднягу.

Ахиноамь поспешно увела дочерей во внутренние покои, подальше от звериного гнева мужа.

Михаль оцепенев от страха, судорожно сжимала руку сестры. А вдруг она чем-то вызвала негодование царя, и он сейчас придет сюда! Не дай Бог, попасться ему под горячую руку. Только бы больше никогда не видеть этой жуткой гримасы на его лице. Она все еще слышала, как жалобно стонал избитый ее отцом слуга. Глухие удары не прекращались, звенела разбитая посуда. Брань отца разносилась по покоям.

Мать тоже тревожно прислушивалась к тому, что творилось за дверью. Потом она метнулась в угол, где стояли ее терафимы, и стала горячо молиться богам.

Через несколько минут все затихло. Ахиноамь осторожно выглянула за дверь и, облегченно вздохнув, посмотрела на дочерей.
- Он ушел, не бойтесь.
- Мама, что с отцом? Почему он такой...? - бросилась к ней Михаль вся в слезах. - Я его никогда таким не видела.
- Тихо, тихо, - обняла ее мать. - Он не хотел. Он не виноват. Это все злой дух от Господа Бога возмущает его.

Она и прежде слышала это имя от няньки, прислуживающей матери. Старая Яэль, с потемневшей морщинистыми щеками, перед сном рассказывала им с сестрой о Господе Боге Израилевом. О том, как Он создал мир, как вывел народ из египетского плена. Слушая няньку, Михаль представляла Его суровым стариком, наказывающим грешников до седьмого рода. У ее матери другие боги, не такие страшные. Они были всегда рядом, под рукой. К ним можно было прикоснуться. Перед ними сжигались благовония, и комната, при этом наполнялась сладковатым запахом тайны и благочестия. А Господа Бога никто не видел, но все должны были бояться Его.

- Наш отец провинился перед Ним? Что он сделал?
- Только никогда не говорите об этом, заклинаю вас своим здоровьем, - мать чуть не плакала. - Йеси сказал мне, что ваш отец ослушался Духа Господня. Во время войны с царем Агагом, все маловажное и плохое он истребил, а все лучшее из волов и овец он взял, чтобы принести в жертву Господу Богу.
- Разве не этого ждут от нас боги?
- Я не знаю. Йонатан сказал, что ваш отец должен был истребить всё, чем владели Амаликитяне. Поэтому Господь Бог разгневался на Шауля и Дух Божий отступил от него. Теперь его терзает злой дух. Я посылала к прозорливцу Шмуэлю слуг с подарками, прося его избавить отца от этой напасти. Но Шмуэль даже говорить с ними не стал.

Михаль прижималась к матери. Бедный отец! Как умолить Господа Бога, чтобы Он простил отца, какие жертвы угодны Ему?

2.

Вот и сегодня весь этот шум и крик из-за Бога Израилева. Царица почувствовала, как в висках зарождается тупая, еще слабая, головная боль.
- Подай мне лавандового масла.
- Да, моя госпожа, - Ривка выскочила из своего угла, боясь разгневать царицу.
Царица открыла сосуд с ароматическим маслом и сама натерла виски, не доверяя рабыне ни капли драгоценного снадобья. По комнате разлился тонкий аромат цветущих весенних холмов.
- Ну, что ты глазеешь в окно? Принеси мне винограда и хлеба. Да смотри, чтобы был горячий.
Девчонка, пискнув что-то, мигом выскочила из покоев.

И эта девчонка туда же, чтоб ей провалиться. Небось вылезла сейчас на кровлю вместо того, чтобы позаботиться о своей госпоже. Нашла на что пялиться, деревенская дурочка. Надо потребовать, чтобы царь дал ей другую рабыню, а лучше две. А эту ленивую тварь непременно отправить на кухню или в прачки, там ей самое место.

Такая суматоха, непонятно из-за чего. Ну, принесут они сюда этот ковчег, и что он даст. Сколько раз она обращалась к Богу. Ответил ли Он на ее мольбы? Он так же глух и нем, подобно материнским богам. Давид всегда слишком ревностно поклонялся Ему. Он до сих пор празднует субботу, как много лет назад. Ему просто повезло, и Бог тут совсем не причем. А она слишком сильно любила Давида. Какой же глупой она была тогда.

***
- Давай поднимемся на кровлю. Оттуда виднее, - Михаль схватила старшую сестру за руку, увлекая ее по ступенькам. - Жаль, что нам не разрешают выходить из дома.
- Нам и на кровлю не позволено подниматься, - сопротивлялась Мейрав.
- Неужели ты хочешь все пропустить? Они вот-вот прибудут сюда.

Весь город пришел в движение, когда армия победителей вошла в городские ворота. Народ хлынул на улицы. Этой победы израильтяне ждали слишком долго. Наконец-то дети наедятся вдоволь молока и мёда, и мужчины вернуться домой. Слишком долго ждали их поля и сады. Их жёны почти забыли ласку и нежность. Теперь-то уж они вплетут в волосы разноцветные ленты и наденут золотые украшения. Они возьмут в руки тимпаны и зазвучит музыка. Радуйся, народ! Город встречал царя и его войско песнями и плясками.

Сестры-царевны, сидя на плоской крыше царского дома, старались разглядеть все это празднество, впитать в себя краски и звуки уличного торжества. Молва бежала впереди победителей. Люди, захлебываясь от восхищения, снова и снова пересказывали друг другу детали сражения, принесшего блистательную победу.
- Смотри, вон отец в паланкине.
- А там братья! Йеси на коне впереди всех.
- Слава богам, они живы. Посмотри, люди стелят перед ними пальмовые ветви. Как бы я хотела увидеть всё своими глазами!
- Подожди немного, сегодня вечером все узнаем. Мама уже, наверное, ищет нас, пойдем вниз.
- Мейрав, какая ты зануда. Разве ты не хочешь присмотреть себе жениха? Посмотри, какой тут обзор. Вон, глянь-ка, рядом с отцом - дядя Авнэр, разве он не хорош?
Мейрав густо покраснела, не умея скрывать чувства так хорошо, как сестра.
- Какая ты злая! Злая! И совсем он не хорош. Да и стар к тому же. Сама присматривай себе женихов, - и вдруг она с удивлением стала вглядываться в толпу. - Михаль, смотри, кто там, - махнула она рукой. - Это Давид.
- Давид? Да, точно, это он. Разве он ходил с ними на войну? Я думала, что отец отправил его домой.
Давид появился в их доме незадолго до войны. Авнэр нашёл его где-то в поле и привёл во дворец, чтобы царь насладился его игрой на гуслях. Слушая его незатейливые мелодии, царь приходил в доброе расположение духа. И напряжение, царившее в доме в дни отцовых припадков, рассеивалось. Можно было шутить и смеяться. Мать переставала кропить алтарь голубиной кровью и проводить все дни, бормоча молитвы богам. И всё благодаря удивительному дару молодого пастуха.
- Теперь ты снова будешь бегать в сад, подслушивать, как он играет для отца? Признайся, что он тебе нравится.
- Конечно, - Михаль дерзко сверкнула черными глазами. - Играет он очень хорошо. Вот если бы мне так научится! Может злой дух навсегда оставил бы наш дом.
- А ты попроси, чтобы Давид тебя научил, - рассмеялась Мейрав, ткнув сестру локтем в бок.
- А я попрошу, и ты тогда пожалеешь. Я слышала, как во сне ты шептала его имя.
- Ах, ты паршивка...
Весело смеясь сестры сбежали по лестнице.

Вечером в царском доме на пиру рядом с царем Шаулем возлегали его сыновья и самые отважные воины, чтобы разделить торжество победы и воздать хвалу Богу.

Михаль долго уговаривала сестру, спрятаться за занавеской неподалеку от царского стола, чтобы внимательно разглядеть все происходящее. Но Мейрав помогала матери готовиться к пиру и отказалась от рискованного предприятия, затеянного сестрой. Михаль потихоньку пробралась на любимое место. Отсюда она всегда с завистью смотрела на старших братьев. Давно в их доме не устраивали такого праздника, это была одна из немногих побед отца за долгое время. Как бы она хотела, чтобы им, женщинам, тоже позволяли участвовать в пиршестве. На низких столах, покрытых расшитыми скатертями, стояли запеченные целиком барашки, зелень, хлеб, сушеные фрукты, сосуды с маслом и вином, молоко и мед. Отец любил простую, но обильную еду.

Она вдруг с удивлением заметила, что Давид, этот скромный деревенский парень, сидит на самом почетном месте по правую руку ее старшего брата Йонатана. Похоже, что он был немного смущен. Йеси уделял ему явное внимание, похлопывая Давида по плечу и увлеченно рассказывая что-то присутствующим. Мужчины громко смеялись, много и аппетитно ели, отрывая куски пожирнее, сытно срыгивая, и еще больше пили, так что слуги едва успевали наполнять им чаши.

Разгоряченный вином Шауль приказал позвать танцовщиц и музыкантов. Зал наполнился веселой суматохой, звуками кимвалов, цитр и гуслей. Танцовщицы в пестрых нарядах и украшениях закружились по залу. Певцы без устали прославляли царскую доблесть и восхваляли Вседержителя.

Михаль напряженно вслушивалась, стараясь уловить каждое слово. "В собраниях благословите Господа Бога. Всемогущий рассеял царей по земле. Шауль победил тысячи, а Давид - десятки тысяч!"

Она не могла поверить своим ушам. Этот юноша, Давид, победил десятки тысяч? Так он не просто пастух, а великий воин? Какие у него золотистые волосы, и такая добрая приятная улыбка. Как он красив, с каким достоинством он держится среди царевичей. И ее брат и отец так жалуют его. Казалось, что ее сердце громко повторяет его имя "Да-вид, Да-вид", вслед за ритимчными всплесками тимпанов.

И тут она увидела отца. Его лицо побледнело, как молоко, и на мгновение исказилось в гневной гримасе, как бывало перед вспышками безудержной ярости. Михаль закрыла глаза, ожидая, что сейчас он начнет крушить все, что попадет ему под руку. Но пир продолжался, как и прежде. Царь встал, и вслед за ним поднялись все пирующие. Шауль лишь махнул рукой, знаком указав, чтобы все оставались на месте, и музыка не останавливалась. Отец вышел из-за пиршественного стола и направился в её сторону. Может, он заметил её. Михаль зажмурилась и затаила дыхание, чтобы не выдавать своего присутствия. К её счастью, отец прошел мимо.
- Давиду дали десятки тысяч, а мне тысячи, – донеслось до неё бормотание. - Ему недостает только царства!
Дальше последовала такая брань, что Михаль закрыла уши руками и в ужасе бросилась на женскую половину.
- Где ты была, - встретила ее сестра. - Ты еще не слышала, как Давид сразил великана?
- Нет, - Михаль покачала головой. Она все еще не могла отогнать от себя воспоминание о бешенстве, исказившем лицо отца, и его словах.
- Рабыни говорят, что он один вышел на бой против огромного филистимлянина. Этот ужасный человек сорок дней поносил воинство Бога Израилева, и все боялись сразиться с ним. Даже Йеси и братья. - Мейрав понизила голос, чтобы никто, кроме сестры ее не услышал. - Даже отец!
- А что случилось потом?
- Давид пришел к отцу и сказал, что хочет сразиться с силачом. Он даже оружия с собой не взял, представляешь, только пращу. И попал ему камнем прямо в лоб. Филистимлянин рухнул на месте. Давид схватил его же меч и одним ударом отсек ему голову. Представляешь? Вот ужас! Я бы от одного его вида упала без чувств.
- Но как ему удалось? И как отец позволил ему? Давид ведь обычный пастух.
- Не такой уж обычный, раз Сам Господь небесного войска помогает ему! Теперь отец точно оставит его при дворе! И еще... – Мейрав раскраснелась и приложила руки в сердцу. - Говорят, что отец обещал ему отдать меня в жены! Михаль, он так хорош собой, что сердце замирает. Да что с тобой?
Михаль пожала плечами и пошла в опочивальню. Ей не хотелось, чтобы кто-то видел ее чувства, даже сестра.
- Ты просто ревнуешь,- крикнула ей вслед сестра.

На другой день, заслышав звуки гуслей, Михаль поспешила в привычное укрытие под гранатовым деревом. Не успев, как следует, расположиться, она услышала пьяный голос отца:
- Что же ты остановился, сын мой, Давид? Сыграй нам новую песню, ту, которую распевают на базарных площадях все бабы. - рявкнул он. - Спой нам о том, что ты победил десятки тысяч!

Зазвенели сброшенные наземь сосуд с вином и золотая царская чаша. Сердце Михаль от страха запрыгало в груди.

Шауль, протянув руку, быстро схватил копье и метнул его в Давида. Рука стареющего царя все еще была крепка, и только выпитое вино заставило ее дрогнуть в последний миг. Копье пролетело мимо, едва не задев шею гусляра, и вонзилось в стену позади него. Давид вскочил. Лицо царя побагровело, вены на шее и лбу надулись. Промах придал ему злости. Он выхватил копье у стоявшего рядом воина. Только проворность Давида спасла его от смертельного броска.

Все произошло так неожиданно и быстро, что Михаль, не могла поверить глазам. Она закрыла рукой рот, чтобы крик ужаса не выдал ее присутствия. Беги, беги!

Мужчины тяжело дышали, стоя друг напротив друга. Стража не шелохнулась, ожидая приказа, чтобы расправиться с музыкантом впавшим в немилость. Вдруг Шауль обмяк, опустился на подушки, и, закрыв глаза, махнул рукой Давиду:
- Убирайся, отсюда, грязный пес! Бог отступил от меня. Пошел вон!

Давид медленно, не сводя глаз с царя, поднял гусли и ушел с террасы.

Задыхаясь от ужаса и рыданий, болезненным спазмом сжимавших горло, Михаль, боясь, что её кто-нибудь заметит, метнулась на женскую половину.

3.

Царица выглянула в окно.

Торжественная процессия еще не вошла в городские ворота. Люди возбужденно ожидали появления ковчега. Женщины оживленно судачили о чем-то, держа на руках чумазых пухлых младенцев. Дети постарше бегали взапуски друг за другом, поднимая клубы пыли.

У Мейрав уже пятеро сыновей и дочь. Если бы у нее были дети, то Давид относился бы к ней совсем по-другому. Уж, наверняка, она занимала бы первое место в его доме. И эта Ахиноама, наглая и напыщенная изреельтянка, не задирала бы нос, из-за того, что родила Давиду первенца. Она слишком много позволяет своему избалованному Амнону. Он уже считает, что ему все дозволено. И еще Ахиноама каждый день спорит с Маахой, дочерью Гессурского царя, о том, чей сын взойдет на Израильский престол после Давида. Жалкие отродья! И ей, дочери Шауля, первого Израильского царя, приходится ежедневно терпеть унижения этих низкородных служанок и иноземок, улыбаться, зная что за спиной они поносят её. Разве она могла себе представить, что ей придется делить ложе Давида и его любовь с другими женщинами?

Если бы она родила Давиду сына, то он навсегда бы прилепился к ней сердцем. Ее сын был бы уже почти взрослым мужчиной, красивым и отважным, как Давид, высоким и властным, как ее отец. Он был бы самым настоящим полноправным наследником. И тогда бы они все прикусили свои змеиные языки.

Если бы он был... Почему Бог не дает ей дитя?!

***

Больше двух лет после этого случая Давид не появлялся в их доме. Царь отослал его от себя, боясь мести. Однако, ценя его боевые заслуги, он назначил Давида тысячником и давал ему самые трудные и опасные поручения, втайне надеясь, что он погибнет от руки врага.

Царевны, как всегда, коротали долгий летний вечер за рукодельем. Мейрав вышивала подол новой рубашки, а Михаль развлекала ее, играя на гуслях любимую песню о горлице, ту самую, которую Давид когда-то пел для ее отца. Музыка, казалось, помогала ей коснуться его сердцем, редкие вести о нём сестры узнавали от Ханы, жены старшего брата.

Занавес распахнулся, и к ним вошла мать. Она подошла к Мейрав, обняла ее и радостно сказала:
- Доченька, счастье-то какое, отец хочет выдать тебя замуж. Он решил исполнить обещание, данное Давиду.
Мейрав посмотрела на сестру, не веря своим ушам. «Наконец-то!» - кричало ее сердце, но она, расскрасневшись от радости лишь тихо сказала: «Как будет угодно моему отцу», как того требовал обычай.

Михаль побледнела. Ее сестра станет женой Давида! Это просто ужасно! Ах, если бы только она была старшей дочерью. Теперь Давид станет ее братом, и она не посмеет больше любить его. И эта скромница смеет радоваться.
- Мама, отец уже говорил с... Давидом? Когда свадебный пир? - ее губы отказывались произносить эти слова.
- Царь послал за ним еще вчера. Он прибудет ко двору через несколько дней. А там и до свадебного пира недалеко. Ох, нам надо столько всего приготовить! А что это ты такая бледная? Уж не заболела ли?

Михаль покачала головой и вышла в сад к ручью, чтобы шум воды заглушил ее стоны. Гнев и досада поднялись из глубины души и заполнили всю грудь, ища выхода. Горячие сердитые слезы потекли по щекам, обжигая кожу.

Пусть Всемогущий, Господь Бог Давида, сделает так, чтобы эта свадьба не состоялась. Пусть Он сделает так, чтобы Давид обратил внимание на нее. Чтобы он стал ее мужем! Она на все готова ради этого, на любые жертвы, только бы ее возлюбленный принадлежал ей. Она исполнит все обеты, принесет сотню жертв.

Михаль вдруг почувствовала на себе чей-то взгляд. Поспешно вытирая слезы, она оглянулась. Давид! Уже здесь? А она в таком виде!

Давид подошел к ней и присел рядом, тревожно заглядывая ей в глаза:
- Госпожа, кто-то обидел тебя? Что случилось? Бог свидетель, тот, кто это сделал не уйдет безнаказно.
- Нет, нет, все хорошо. Я... меня просто укусила оса. Вот сюда в руку.

Она говорила с ним впервые. До сих пор она видела его лишь на расстоянии. Ее сердце почти выпрыгивало из груди. Она даже не смела посмотреть ему в глаза и едва могла что-то выговорить.
- Позволь мне помочь тебе. Я приложу глины из ручья к укусу. Вот так, тебе станет легче.
Он держал ее за тонкие пальчики. Его рука была сильной и теплой. Михаль будто захлестнуло горячей волной. Ей не хватало воздуха и хотелось, чтобы это мгновение никогда не заканчивалось. Михаль прошептала слова благодарности. Давид лишь улыбнулся в ответ, и пошёл дальше, не ведая, что навсегда украл сердце царевны.

На следующее утро она проснулась от глухих рыданий сестры. Мать принесла весть о том, что Давид отказался жениться.
- Он сказал, что бедному и незнатному воину, не пристало быть зятем царя, - рыдала Мейрав. - И отец, чтобы отомстить ему решил отдать меня за наместника Адриела из Мехолы. Он старый и у него уже есть две жены. Я не люблю его.
- Доченька, он уважаемый и богатый человек. Тебе будет хорошо в его доме, - уговаривала ее мать. – А любовь... Это ж только в песнях.
- Я умолю отца, в ногах буду у него валяться.
- Мейрав, ты же знаешь, если он что решит, ему никто перечить не может. Они подписали кетубу. Все уже решено. По закону ты принадлежишь Адриелу.

Михаль искренне жалела ее. В этом есть и ее вина. Ведь она молилась о том, чтобы свадьба расстроилась. И все же изнутри, подавляя гложущее чувство вины, прорывалась бешеная радость. Стараясь скрыть торжество, она целый день провела, утешая несчастную сестру.

Не прошло и месяца после свадьбы сестры, как отец вознамерился выдать замуж и ее, и снова предложил Давиду стать зятем.

И Давид не отказался. От нее он не отказался! Он даже готов был заплатить царю вдвойне. Ради нее он совершил этот подвиг, победил двести филистимлян. Михаль не сомневалась, что он с легкостью сделает это. Ведь он - Давид, "победивший десятки тысяч". Правда, по царскому дому ползли слухи, что царь пытался погубить Давида руками врагов. Но Михаль, готовясь к свадьбе, не стала обращать внимания на болтовню рабов. Что за глупость! Не стал бы отец своими собственными руками разрушать ее счастье.

***
Михаль проснулась от чувства переполнявшей ее радости. Она повернулась на другой бок. Нет, это был не сон. Все так, как она хотела, все, о чем она молила Бога, сбылось. И белое покрывало над их головами и разбитый на счастье кубок. И веселый свадебный пир. И аромат мирра, заполнивший комнату. И его восхищенный взгляд и слова любви, которые он шептал ей. Вот, он, Давид - ее господин, ее муж, стоит у открытого окна и молится. Каждое утро он встает очень рано и подолгу проводит время, молясь Господу. Его Бог, и правда, всемогущий.

Ах, как он красив, дух захватывает смотреть на него. Раньше она даже не смела взглянуть на него, а теперь он принадлежит ей, а она ему. Она постарается стать самой лучшей женой, и у них будут красивые дети, похожие на него. Она все сделает для него, она будет его госпожой и служанкой, дочерью и матерью, его богиней и станет сама поклоняться ему. Она заменит для него всех и все. Только бы он любил ее и смотрел на нее, как тогда после брачного пира, когда привел ее в покои. Любовь, переполнявшая ее сердце, была похожа на широкую полноводную реку, несущую волны к морю.
- Давид, я всегда буду любить тебя, - прошептала Михаль.
Давид вдруг повернулся, и, открыв глаза, посмотрел на нее.
- Что ты сказала? Повтори-ка еще разок!
- Я всегда буду любить тебя, - покраснев, прошептала она. Он все слышал!
- Твоему отцу это как раз и не нравится, - вздохнул он, подходя поцеловать молодую жену.
- А при чем здесь мой отец. Он же отдал меня тебе в жены.
- Он завидует и боится меня. Еще с тех пор, как я победил Голиафа.
- Но я думала, что он уже...
- Я тоже так думал, особенно когда он предложил мне взять тебя в жены. Но то, что ты любишь меня, пугает его еще больше.
- Не может быть! - Михаль была потрясена. Ее безоблачное утреннее настроение тут же улетучилось.
- Я должен кое-что тебе рассказать. Не смотря на то, что Шауль еще правит Израилем, Господь Бог уже отверг его за непослушание. Он знает это, и то, что пророк Шмуэль помазал меня стать вождем народа Израилева, и рано или поздно, когда будет на то Божья воля, я им стану.
- Я что-то слышала об этом. Но как же Йонатан?
- Ты знаешь, что я люблю Йонатана, как брата. Больше чем всех своих братьев. Мы заключили с ним союз и поклялись в вечной дружбе и верности перед Господом. Но Всевышний забрал царство из рук твоего отца и братьев. Йонатан тоже знает это. Он обещал всегда поддерживать меня.
- Это значит, что я стану царицей!
Давид усмехнулся:
- Царство принадлежит Господу, Михаль. Он владычествует над людьми. Я лишь служу Ему. Но если ты меня любишь, прошу, не говори об этом никому. Ты же знаешь, насколько жесток и мстителен твой отец. Я не хочу, чтобы ты пострадала из-за меня. Ты еще так молода и нежна, ты не сможешь вынести тяжелых испытаний.
- Давид, - она с нежностью обняла его, - я на все готова ради тебя. Я никому не позволю разлучить нас. Отец не посмеет. Если хочешь, я постоянно буду молиться твоему Господу за нас с тобой. Он сможет защитить нас.

После этого разговора в ее юном сердце созрела упорная решимость. Давид станет царем, и никто не сможет воспрепятствовать этому. Отец не посмеет разлучить их. Она будет гораздо осмотрительнее вести себя рядом с отцом, чтобы случайно не выдать то, что она узнала.

4.

Царица прислушалась, музыка явно становилась все громче. Шум на улице перерастал в бурную овацию, гулко отдаваясь в голове царицы. Наконец-то они здесь. Ковчег в городе Давидовом. Эта глупая чернь вопит, не переставая. Ноющая головная боль над правой бровью и в виске начала пульсировать в такт ударам кимвала. Царица прищурила глаза и массировала висок, как будто это могло победить боль. Она выглянула в окно. Ей хотелось закричать изо всех сил, чтобы они замолчали и дали ей хоть четверть часа тишины и покоя, иначе ее голова взорвалась бы на тысячу кусков.

Но то, что она увидела, потрясло ее. Вначале она даже и не поняла, что это царь. Ее Давид. Он шел впереди процессии, нет, он не шел, он плясал! Он прыгал, выделывал, что-то невероятное руками и ногами, как жалкий уличный комедиант, как раб, под веселые, одобрительные крики толпы. Многие, видя его, сами присоединялись к пляске, и вот он уже вел вперед целую пляшущую толпу. Взявшись за руки с людьми из толпы, он шел по пыльной улице, громко распевая хвалебные песни Богу. Он, должно быть, сошел с ума, или же он просто пьян! Он одет лишь в легкий льняной ефод, как жалкий простолюдин. Весь в пыли. Толпа смеется над ним! Какой позор! Как царь мог так унизить себя перед чернью? Ее отец никогда бы себе такого не позволил. Он был настоящим царем, а Давид, как был пастухом, так им и остался. Как она раньше этого не замечала? Так унижаться! У него никогда не было гордости. И за что это только все его так превозносят? Он унизил не только себя, но и весь царский род, всю семью.

Она никогда не понимала его самозабвенного поклонения Богу. Было время, когда он и ее учил молиться Ему. Это были первые самые сладостные дни их брака. Она тогда ловила каждое его слово. То, что Давид рассказывал о Господе, отличалось от историй ее няньки. Его Бог был милосердным и прощающим. Она никогда не видела, чтобы кто-то еще так говорил о Нем, слагал песни, как будто Он рядом и Ему есть дело до людей, живущих на земле. Все остальные, ее отец и мать, обращались к богам, когда они нуждались в их защите и помощи, их надо было ублажать, чтобы они не разгневались и не наслали несчастий. Но никто не вел себя так, как будто Бог их лучший друг. Давид обращался к Богу свободно. Михаль не раз видела, как он молился, или пел Богу, аккомпанируя себе на гуслях. Она очень любила слушать его. Давид свободно выражал чувства перед Ним, как если бы он говорил с ней. Он мог плакать, гневаться или петь о любви к Богу, не боясь показаться смешным. Да, он никогда не думал о том, что подумают о нем люди. Для него самым главным было, что о нем думает его Господь. Царица никогда не соглашалась с этим до конца. Слишком уж это... Она затруднялась подобрать слово. Лицемерно, что ли. Он не считается с людьми, так нельзя. Хуже всего, что он не считается с ней, первой женой, хотя всем обязан ей. Разве по-настоящему богобоязненный человек может быть таким?

***

Давид редко бывал дома, сражаясь с филистимлянами, которые то и дело нападали на границы Израильского царства. И она грустила в доме одна, ожидая его приезда. Михаль, взяв в руки гусли, играла любимые песни. Под музыку было легче мечтать, она как будто растворялась в медовых звуках, представляя, как будет царствовать с Давидом. Она обязательно заведет в саду павлинов, и каждый день, а не только по праздникам, к обеду ей подадут пахлаву. А еще она сможет присутствовать на пирах. Она будет воссидать рядом с ним в богатом, расшитом золотыми нитками платье, с изящными украшениями из золота и драгоценных камней, которые он привезет ей из дальних походов. А Давид будет самым великим и непобедимым из всех окрестных царей, ведь он уже стал прославленным военачальником. К ним приведут их детей. У них будет три мальчика и две девочки. К ним обязательно приедет Мейрав со старым мужем и детьми. Она будет умирать от зависти. Ведь все это могло бы быть ее, но Давид отверг ее. А она, царица Михаль, подарит ей целый сундук старых вещей. Ах, эти мечты так сладостны. Но когда Давид рядом, это намного лучше. Поскорее бы Господь Бог или боги ее матери усмирили этих непокорных филистимлян, чтобы ее милый мог проводить с ней больше времени дома.

Давид вернулся из очередного похода, привезя для Михаль красивый ковер из верблюжьей шерсти. Они никогда не забывал порадовать ее. Вечером, сидя за ужином, Давид рассказывал жене о войне, опуская кровавые детали. Вдруг занавеска раздвинулась, и к ним неожиданно вошел Йонатан, который не был частым гостем у сестры. Он выглядел обеспокоенным. Поцеловав Михаль в лоб, он приветствовал Давида и сел рядом с ним на подушки. Михаль вышла в соседнюю комнату, чтобы приготовить для брата угощение и не мешать разговору мужчин. Она прильнула ухом к занавесу, разделявшему комнаты, что послушать, о чем они говорят.
- Давид, мой отец хочет убить тебя. Он твердил об этом мне и слугам все утро, -послышался мрачный голос брата.
От неожиданности Михаль уронила кубок, который собиралась ему подать. Он зазвенел и покатился по каменному полу. Давид встал и, откинув занавеску, укоризненно посмотрел на нее.
- Ты все слышала?
Михаль побледнела и бросилась к брату:
- Йеси, что же нам делать! Поговори с отцом, он послушает тебя.
- Михаль, я сам все решу! - твердо сказал Давид.
- Я поговорю с ним, сестра. Давид, а тебе нужно укрыться где-нибудь на время. Я найду тебя и потом расскажу все, что он сказал.

Михаль уже не слышала их слов, ей казалось, что ее прекрасный хрустальный мир упал и разбился на тысячи осколков. И теперь их не собрать, не склеить. Она машинально начала складывать вещи Давида в походный мешок. В голове вертелся хоровод мыслей. Все еще обойдется, и Йонатан уговорит отца. Может, им надо бежать в Египет или в Сирию, куда угодно, лишь бы подальше от царского гнева.

Весь день, она не могла найти себе места, ожидая посланника от брата. Она то хваталась за шитье, то за гусли, но все валилось из рук. В мыслях она перебрала уже десятки вариантов того, что могло случиться с ее Давидом. И все они были один страшней другого. Михаль не могла сидеть на месте. Как львица, запертая в клетке, она ходила по комнате, чтобы хоть как-то справится с волнением и беспокойством. Страх, липкими холодными руками держал ее за сердце, не желая отпускать ни на минуту. Вечером, лежа в холодной постели, она не могла уснуть. «Только бы он был жив. Спаси его. Нас», - обращалась она в пустоту. Слышит ли ее Бог? Она ждала его до тех пор, пока не вышло все масло в светильнике. В темноте ее охватило отчаяние. Сколько можно ждать и не сойти с ума? Уже под утро, когда забрезжил рассвет, она не заметила, как провалилась в тяжелый черный сон без сновидений.

Михаль проснулась далеко за полдень. Открыла глаза, Давид стоял рядом, умывался, налив воду в медный таз.
- Ты вернулся?! Все в порядке?
- Йонатан прислал за мной. Он говорил с царем обо мне, и сейчас мы вместе пойдем к Шаулю. Царь пожелал, чтобы я как и прежде играл для него на гуслях, - вздохнул он. - Он не оставит нас в покое. Запри двери и молись. Господь благ, он не покинет нас.

Михаль упала к его ногам и крепко ухватилась за них:
- Давид, не ходи, прошу тебя. Умоляю, не ходи! Давай убежим вместе. Пока у нас есть время. Ты сам сказал, что он не оставит нас в покое, - рыдала она.
- Не могу. Йонатан ждет меня. Если я не пойду сейчас, царь разозлится еще больше. Не плачь, милая. Я знаю, что делать. Господь Бог со мной, ничего не бойся, - он с трудом вырвался из ее объятий и вышел из покоев.

Господь Бог с ним. Почему-то в ее голове все вертится строчка из его новой песни: "Храни меня Господи, ибо я на Тебя уповаю." Но как надеяться на Того, Кого никто не видел? Откуда он может быть так уверен? Что же делать? Нельзя так просто сидеть и ждать, надо что-то делать!

Уже смеркалось, когда Давид ворвался в комнату. Он быстро запер за собой дверь. Его всего трясло от негодования. Михаль попыталась обнять мужа:
- Что-то случилось?
- Он снова попытался убить меня, метнул копье. Хвала Богу, что мне удалось отскочить. Господь сохранил мою душу от смерти.
- Давид, - слезы душили ее, - беги отсюда. Если ты не спасешь своей души в эту ночь, то завтра ты будешь убит. Он теперь ни перед чем не остановится.

В дверь громко постучали. Михаль побледнела, как мел.
- Спрячься за занавеской. Я сама поговорю с ними. Я же царская дочь, мне они не посмеют ничего сделать.
Давид, не споря, скользнул за занавес. Она схватила стоявшего в углу терафима, подарок матери, засунула в постель, в изголовье положила шкуру козленка и накрыла одеждой Давида. Как будто это ее муж лежит в постели. Хорошо, что она не дала Давиду уничтожить его. Вот и пригодился. Стук повторился с еще большей настойчивостью. Она накрыла чучело узорчатым одеялом и пошла к двери. Откуда в ней появилось столько решимости? Единственное, что ее выдавало сейчас, так это мокрые ладони, но их никто не увидит.

Царская дочь открыла дверь. За ней стояли трое слуг Шауля.
- Царь послал нас за Давидом. Нам приказано сейчас же привести его во дворец.
- Скажите царю, что Давид болен, - ее голос даже не дрогнул. - Вон, посмотрите сами, он лежит в лихорадке. Завтра, когда ему будет лучше, он сам предстанет пред царем. И не смейте больше беспокоить нас, - дверь захлопнулась, не дав слугам возможности возразить.

Когда шаги за дверью стихли, Давид вышел из-за занавески. Михаль дрожала, не в силах справиться с вдруг охватившим ее волнением. Давид осторожно выглянул из окна.
- У нас есть несколько минут. Слава Господу, они не поставили здесь охраны. Скорее, рви простыни.

Все происходящее казалось Михаль дурным сном. Непослушными пальцами, она рвала ткань, не успевая оттирать слезы, которые наворачивались на глаза. Давид привязал веревку к решетке окна и проверил ее на прочность.
- Михаль, быстрее. Они вот-вот придут, - муж схватил ее за руку.
- Нет, милый, беги один. Спасайся. Я не смогу быстро бежать и нас поймают. Я останусь здесь и задержу их. И я умолю отца сменить гнев на милость. Меня то он должен послушать.
Давид колебался, она видела, что ему было больно принимать такое решение, он не хотел оставлять ее, но время на раздумья просто не было. Он порывисто обнял ее.
- Я заберу тебя. Михаль, чтобы не случилось, я найду тебя. Верь мне. Иди к Йонатану, он сможет позаботиться о тебе, пока меня не будет.
- Торопись, любимый. Пусть твой Господь хранит тебя.

Он поцеловал ее, и, забравшись на окно, быстро скользнул вниз по веревке в темноту ночи. Михаль едва различила, как его силуэт скользнул в сторону тайной калитки, ведущей из сада, окружавшего царский дом, за город прямо в поля. Теперь она не могла сдержать себя и с горьким рыданием бросилась на постель.

5.

Боги ревнивы и злопамятны. Они не терпят чужого счастья. Она убедилась, что Господь Бог Давида оказался таким же, ничем не лучше бессловесных терафимов ее матери. Зачем, зачем она обещала ему, что пойдет на любые жертвы, ради того, чтобы стать женой Давида? Как часто ее посещала эта мысль, когда она жила в Галиме. Нет, она там не жила, она существовала, она выживала. Царицу бросило в дрожь от одного лишь воспоминания об этом жалком городишке. Там пропали почти десять лет ее жизни, ее красоты и молодости. Сперва она просто хотела умереть, но обещание Давида заставило ее жить, не смотря ни на что, и ждать его. Сколько она молила Бога тогда, просила избавить ее. Он остался глух к ее мольбам. Он и пальцем не пошевелил, чтобы вытащить ее из этой помойной ямы. От Него она не увидела ни милосердия, ни справедливости, о чем так часто пел Давид. Этот Бог либо наслаждался, видя ее страдания, заставляя ее расплачиваться за несколько месяцев счастья, либо, как ей стало все чаще казаться в последние годы, Его вообще не существовало, и, тогда, все ее мольбы и рыдания были напрасны.

Давид просто смешон, до сих пор поклоняясь такому Богу. Богу, который наградил ее отца безумием и принес им столько страданий. Сейчас он, наверное, приносит своему Господу бесчисленные всесожжения и мирные жертвы, прославляя и хваля за все Его милости. Он все еще считает, что обязан Ему жизнью и царским троном. Глупец, он так и не понял, что если бы не она, то его убили бы прямо в ту же ночь. Если бы он не был женат на ней, на царской дочери, то Израиль не принадлежал бы ему по праву. Он все так же и оставался бы жалким крестьянином, восставшим против господина и незаконно захватившим власть. Он этого не понимает, или не хочет увидеть и понять. Раньше он не был таким. Они стали такими чужими друг другу.

***

Дверь слетела с петель от мощного удара ногой. В комнату ворвалась толпа вооруженных слуг. Они за мгновение перевернули комнату вверх дном. И не найдя Давида, они схватили и потащили к царю ее.
- Отец, Давид ни в чем не виноват, - Михаль, бросилась ему на встречу, вырвавшись из рук воинов.

Шауль, встав ей навстречу, влепил ей звонкую оплеуху, так, что она, не удержавшись на ногах, упала. Михаль отползла к стене и, застыв от ужаса, смотрела на отца. Злой дух! Божье проклятье! Что сейчас будет?

С перекошенным от бешенства лицом царь бросился к ней.
- Почему ты так обманула меня? - дико заорал он, замахнувшись, чтобы обрушить на нее удар.

Михаль, инстинктивно, как животное, попыталась схватить его руку, повиснув на ней и стараясь поцеловать ее. Царь уже не владел собой, его обуяла жестокая ярость. Он схватил ее за волосы, пиная ногами, не глядя, куда попадает. Михаль, старалась вырваться из его цепких пальцев, голова горела. Во рту появился вкус крови от разбитых губ и носа. Каждый удар отзывался жгучей болью внутри живота, как будто там что-то отрвалось.
- Жалкая тварь, осмелилась обмануть меня, своего отца! Дрянь! И ты заодно с ним. Убью! Зачем ты отпустила врага моего, чтоб он убежал? - хрипел он, осыпая ее пинками, ударами и неистовой бранью. Она знала, что он не остановится, пока не забьет ее до смерти. Никто не посмеет остановить его.

И вдруг все прекратилось. Какая-то сила оторвала отца от нее. С трудом подняв голову, она увидела, как Йонатан, схватил отца сзади и крепко удерживал его. Откуда он появился? Раньше никто не решался противостать царю.
- Вы все желаете моей смерти. Особенно он, это жалкий сын Йишая - вопил царь, не в силах вырваться. - Зачем, зачем ты сделала это?
Она почти физически ощущала его жгучую ненависть к себе и Давиду.
- Он сказал мне: отпусти меня, зачем мне убивать тебя, - простонала она. - Он не хотел причинить зла ни тебе, ни мне. Он ни в чем не виноват!

Через какое-то время Шауль обмяк, и Йонатан ослабил хватку. В бессильной злобе царь ударил сына. Могучий Йонатан смиренно принял удар. Шауль, плюнув в ее сторону, вышел из тронного зала, небрежно бросив слугам, которые послушно двинулись за ним:
- Запереть ее и поставить охрану.
Йонатан поднял сестру на руки и бережно отнес ее домой.
- Прости, я не успел... Я пришлю Хану позаботиться о тебе.
Она видела, что ему, этому мужественному человеку стыдно перед ней, то ли за отца, то ли за то, что он не смог предотвратить беды.
- Как он мог? - разбитые в кровь губы отказывались слушаться. Ее сердце разрывалось от обиды и боли.- Йеси, за что? Давид не желал ему зла. Я...
Йонатан целовал ее руки и лоб, покрытые ссадинами, и слегка покачивал ее на сильных руках, как ребенка.
- Он совсем лишился рассудка. Я найду Давида, - прошептал он ей на ухо. - Я сделаю все, чтобы примирить их с отцом. Ну, не плачь. Господь милостив. Он вам поможет.

Следующие несколько дней прошли, как в тумане. В животе горело огнем. Хана, жена Йонатана, не отходила от ее постели, пользуя ее травами и отварами, чтобы остановить кровотечение. Когда Михаль немного пришла в себя, Хана рассказала, что Шауль не нашел Давида и в ярости чуть не убил своего первенца и наследника. И после этого Йеси встретился с Давидом и, благословив, отпустил его.
Михаль осталась жить под покровительством старшего брата, ожидая, когда же Давид пришлет за ней.

6.

Тогда она и представить себе не могла, что это лишь начало ее бедствий. Царь не мог изловить Давида, но он нашел злодейский способ отомстить ему. Тогда она поняла, что отец не любил ее, что для него она всегда считал ее лишь разменной фигурой в своей игре. Он ко всем относился только так. Она могла простить ему избиение и даже то, что он разрушил ее семью и хотел убить ее мужа, но десять лет унижения она простить ему никогда не сможет. Царице не хотелось даже вспоминать об этом. С того дня она больше не видела отца. Он не дал ей проститься ни с матерью, ни с братьями. Он продал ее, как овцу.

***
Михаль очнулась от мерного покачивания, открыла глаза, но ничего не увидела, почувствовав, что ее лицо замотано тряпкой. Попыталась снять ее, но поняла, что ее руки связаны за спиной. Что произошло? Она ничего не помнила, голова тупо болела. Должно быть ее чем-то опоили. Она не знал где она, что с ней, сколько прошло времени. Она лишь слышала фырканье мула и скрип колес.

Через некоторое время движение прекратилось. Чьи-то руки понесли ее. Тряпку сняли с головы и развязали руки. Она оказалась в комнате, которая потом надолго стала ее тюрьмой. Рядом сидел полный немолодой мужчина, пыхтя и утирая пот, с лысеющей головы. Долгая дорога видно утомила и его. Он ласково смотрел на нее усталыми глазами.
- Хочешь пить, - он протянул ей мех с водой.
Царевна с жадностью опустошила его. Кто он? Что произошло? Где она?
- Я Палти, сын Лаиша. А это теперь твой новый дом, - махнул он рукой. - Царь отдал тебя мне.
Она не могла поверить своим ушам.
- Нет, это невозможно, вы ошибаетесь, - она попыталась вскочить на ноги, но ее голова закружилась, и чтобы не потерять сознания, она снова опустилась на ковер. - Это невозможно. Я замужем.
- Замужем за мной, - спокойно кивнул мужчина.
- Царь не мог так поступить, если только... он убил Давида! - Догадка огнем обожгла ее сердце. Только теперь до нее стало доходить, что произошло. Царь убил Давида и выдал ее замуж за этого жирного слизняка. Но почему тайком? Почему ее привезли сюда связанной? Нет! Давид жив! И ее отец пренебрег всем, чтобы сделать ему больно.
- Вы не можете быть моим мужем. Закон запрещает это. Мой муж - Давид. Он придет, чтобы забрать меня. Боги накажут вас.
Палти с укором посмотрел на нее.
- Боги сюда не заглядывают. А мне видать придется поучить тебя, уважать мужа, - усмехнувшись, сказал он. - Мы с царем ударили по рукам. И думать забудь о Давиде. Где он? - он присвистнул и развел руками. - Не бойся, я не обижу тебя. Ты такая молодая. Красивая. Ты станешь хозяйкой большого дома, царевна. Моя жена умерла при родах месяц назад, я живу с матерью и тремя детьми. Не упрямься, голубка моя. Мы с тобой поладим.

Он погладил ее по руке. Она с отвращением посмотрела на его толстые, волосатые пальцы c массивными золотыми перстнями, и отдернула руку, как будто прикоснулась к жабе. Палти вздохнул и вышел из комнаты, заперев ее. Она услышала стук засова. По крайней мере, она теперь одна. Комната была богато убрана коврами и шелковыми подушками, но свет и воздух проникали лишь через одно маленькое оконце под потолком, закрытое узорчатой решеткой. Убежать отсюда невозможно. Как жить, когда не осталось надежды? Она вспомнила лицо Давида перед побегом и его слова. Вернется ли он когда-нибудь? Она больше не плакала, у нее не осталось слез. Надо жить, во что бы то ни стало, ради Давида. Он заберет ее, раз обещал.

***

Палти выпустил ее из этой комнаты только через пару месяцев, когда ему, наконец-то, удалось сломить ее сопротивление, и он убедился, что она теперь никуда не сбежит. Да и потом, она еще несколько лет жила под пристальным надзором его матери. Она прожила с Фалтием почти десять лет, но так и не смогла привыкнуть к его липким холодным рукам. Ей пришлось смириться и научиться скрывать омерзение. Он был, по-своему, добрым человеком, и, наверное, единственным, кто относился к ней, как к дочери царя. Но кто заплатит ей за все то, что ей пришлось пережить? Кто ей заплатит за оскорбления его злобной старухи-матери, которая до самой смерти каждый день ругала и проклинала ее, как только могла. Михаль, по ее мнению, была виновата во всем: в том, что вела себя высокомерно и ничего не умела делать, в неурожае и непогоде, в том, что служанки колотили посуду и недоваривали еду, а более всего, в том, что Бог не дал ей детей. Его мать считала ее испорченной и проклятой, и не упускала возможности, чтобы показать ей отношение. А потом, когда лихие люди угнали их стада, убив пастухов, и они разорились, им пришлось продать все, чтобы расплатиться с долгами и выжить. Нужда заставила ее научиться выполнять всю черную работу в доме: готовить, мыть, стирать и штопать, обслуживать Палтия и старуху-свекровь, выполнять все прихоти этого похотливого, потного мула. Заботиться о его неблагодарных, грязных детях, которые платили ей взаимной неприязнью. Терпеть насмешки и унижения соседей, к которым он посылал ее занимать денег в долг. Конечно, в лучшие годы он всем раззвонил, что стал зятем царя. И теперь им доставляло удовольствие видеть ее позор. Хорошо, он хоть не продал ее в голодный год в рабство за долги и никогда ни разу не попрекнул ее ничем, потому что, по-своему, должно быть любил ее.

Она ждала Давида и год и два. Иногда она подолгу стояла на кровле, вглядываясь в даль, моля Господа Бога Давидова избавить ее от постылого мужа, и помочь вернуться к Давиду. Слова молитв с годами вспоминались все реже и реже. Она уже не могла вызвать в памяти образ мужа, как не старалась. Любимые черты стерлись. Она даже не знала, жив ли он еще. Новости не доходили в эту дыру, да они никому и не были нужны. Жители Галима только и думали о том, как бы потуже набить живот и наплодить побольше детей, а что происходит в столице, им было безразлично. Один царь или другой, какая разница, лишь бы их не трогали.

Она смотрела на свое отражение, когда ходила на речку стирать белье, и больше не узнавала себя. Даже если Давид вернется за ней, он больше не будет любить ее. Веселый ручеек пересох, Михаль больше нет. Она превратилась в жалкую крестьянку, наложницу толстого, лысого Палти из Галима. Даже его имя, Палтиель - "Бог - мое избавление" звучало, как насмешка. Может она никогда не дождется Давида? И все напрасно, все ее надежды не оправдались, о ней забыли, никому нет до нее дела. А может и ей надо забыть обо всем и просто существовать дальше, впрочем, как все живут здесь, без надежды. Отчаяние окутало ее с ног до головы непроницаемым покрывалом. Оно сквозило в ее голосе горькими нотками, все вокруг казалось пустым и бессмысленным. Свинцово-серое, низкое, тяжелое небо над головой, в которой пульсирует боль, где-то над правым глазом и в виске. Хоть бы все разразилось грозой и затяжным дождем, если нет надежды на то, что распогодится. Хоть что-нибудь, какой-то ответ, или знак, или новость. Хоть ЧТО-НИБУДЬ! Она стала жить, как тень Михаль, запрещая сердцу чувствовать. Слишком уж больно это было.

И вот когда прошло почти десять лет, неожиданно появился ее дядя Авнэр с вестью от Давида. Он пришел, чтобы забрать ее от Палти и возвратить к законному мужу. Она не верила своему счастью. Давид жив! Он наконец-то воцарился, и хочет вернуть жену. После стольких лет, это казалось невероятным. Она тут же собралась, брать ей было особо нечего, да и не хотелось, чтобы хоть что-то напоминало ей об этих проклятых годах. Палти шел за ними до самого Бахуррима, плача и прося вернуть ее, пока, Авнэр не пригрозил убить его. И Палти послушно отправился домой. Она даже не простилась с «тюремщиком» и не посмотрела ему вслед, он до тошноты надоел ей за эти годы. Всю дорогу она спрашивала Авнэра, каким стал Давид, ждет ли он ее. Но Авнэр, не привыкший общаться с женщинами, отвечал односложно, предпочитая отмалчиваться. Однако, она видела, что он относился к ней с должным почтением. Тогда она и узнала о гибели отца и братьев на Гелвуйской горе в битве с филистимлянами. Она с удивлением заметила, что ее сердце никак не отозвалось на эту печальную новость. Оно как будто засохло и умерло за последние десять лет.

Михаль настояла, чтобы перед встречей с царем Давидом ей дали отдохнуть и привести себя в порядок, он не должен видеть ее такой замарашкой. И тогда ее привели в женский дом. Когда она вошла, гарем жужжавший, как улей, умолк. Воцарилась тишина. Служанки вели ее через недружелюбные и любопытные взгляды жен, наложниц и детей Давида. Интересно, как скоро Давид женился, после их разлуки. И почему же он раньше не послал за ней? Мог же он разделять тяготы походной жизни с ними. Она же ждала его все эти годы. Ведь она страдала за него, а он значит развлекался. Вон у него сколько детей. Хорошо, что у нее есть своя комната, ей не придется постоянно общаться с этими блудницами и их выродками.

Михаль вошла в приготовленную для нее комнату и закрыла за собой дверь. Она не ожидала, что ей придется делить Давида и его престол с таким количеством женщин. Но это не так уж и важно. Она его первая жена, она здесь главная. Наконец-то она стала царицей. То, что еще вчера казалось таким далеким и неосуществимым воплотилось в жизнь. Она свободна от Палти, от ничтожной крестьянской жизни, от этой грязи и тяжелой работы. Ей больше не нужно готовить и выгадывать каждую копейку. Она вернулась в старый мир роскоши и удобства, для которого была рождена. Она - царица Михаль, и всех заставит считаться с этим. Теперь она возьмет свое сполна за долгие годы лишений. Михаль прижала к лицу, разложенный для нее наряд, и, вдыхая аромат драгоценного мирра, одновременно засмеялась от счастья и заплакала. Как долго она ждала этого момента. Ей нужно привести себя в порядок, чтобы встретиться с царем Давидом, ее возлюбленным, единственным, о котором она мечтала, находясь в липких объятиях Палти. Прочь все мысли о былом, теперь ее ждет счастье, которое она заслужила годами страданий.

7.

Как она мечтала о встрече с Давидом. Особенно в первые годы разлуки. Представляла, как это будет, что она ему скажет. Но когда она увидела его год назад, она растеряла все слова. Он возмужал, изменился. Морщины прорезали его лоб и легли вокруг губ, придав его красивому лицу мужественный и суровый вид. Да, ему тоже пришлось нелегко. Только глаза его по-прежнему остались такими же молодыми.
- Царь Давид, - она поклонилась ему.
- Михаль, - Давид порывисто встал и обнял ее. Его движения все также легки.
Она почувствовала себя неловко в его руках.
- Я благодарю тебя, что ты забрал меня оттуда, - запинаясь, сказала она.
- Я обещал тебе.
Они долго молча смотрели друг на друга, не зная, что сказать, как будто стараясь сравнить с образом, оставшимся в памяти. Казалось, что они оба ожидали чего-то другого.
- Ты...
- Изменилась? Постарела?
Он пожал плечами, но ничего не ответил. И его молчание как будто подхлестнуло ее.
- Ты даже не представляешь, что мне пришлось пережить ради тебя. Почему ты так долго ждал? Почему ты не прислал за мной сразу? Если бы ты любил меня...- она услышала себя, как будто со стороны.

Михаль не собиралась говорить этого, но она почувствовала, как поток горечи и злости вырывается изнутри, словно бурная речка, мутные воды, которой, смывают все на своем пути. Волны гнева захлестнули ее, и теперь она уже не владела собой. Каждое ее слово, как пощечина отражалось болью на лице Давида. Ну и пусть. Пусть он тоже почувствует, как ей было плохо.
- Я наконец-то смог отыскать тебя. Шауль погиб, и Господь поставил меня над Израилем. Божья воля совершилась.
- Ах, вот оно что! Я понадобилась тебе теперь только потому, что я - дочь Шауля, не так ли. Иначе, ты бы и не вспомнил обо мне. Быстро же ты утешился в объятиях других. Я тебе нужна только для того, чтобы все знали, что ты настоящий царь!
- Михаль, зачем ты так? Только через несколько лет я узнал, что произошло на самом деле. Твой отец скрывал от всех, где ты, все думали, что ты погибла от его руки. Авнэр, единственный, кроме Шауля, знал, где ты. Я послал за тобой, как только узнал правду. Ты не знаешь, что мне пришлось пережить. Господь... - он схвати ее за плечи.
- Не смей говорить мне о Нем. Я не хочу слышать, - она вырвалась и закрыла уши руками. - Все, что я получила от Него, это унижения и несчастья. Он разлучил нас с тобой. Он поломал мою жизнь. Я ненавижу Его. Его нет! - Почему-то эти слова полные горечи приносили ей странно удовлетворение. Наконец-то она впервые вслух сказала то, о чем думала долгие годы.
- Твой отец был причиной этому, а не Господь. Господь сохранил нашу жизнь. Ты теперь здесь, со мной... Неужели ты забыла, что твой отец хотел убить меня? Это он отдал тебя Палтиэлю! Он преследовал меня день за днем все эти годы.
- Мой отец не виноват. Это твой Бог лишил его разума, Он послал ему злого духа возмущать его. Лучше бы я умерла! - Чувства переполняли ее, и она разрыдалась. Впервые за много лет.

Давид крепко обнял ее, чтобы остановить истерику.
- Успокойся, Михаль, родная. Все позади, мы теперь вместе. Я не могу понять, как ты не видишь Божью милость к нам во всем этом?

Она смотрела на него сквозь слезы и не узнавала. Когда-то они были так близки, он был для нее всем. Как давно. Она почувствовала, что десять лет разлуки и Бог, в которого он так упрямо верил, встали между ними огромной стеной, которую ни он, ни она не смогут преодолеть.

***

За дверью раздались радостные возгласы и смех детей.
-Что там еще? - недовольно спросила царица Михаль.
- Царь пришел благословить жен и детей, - ответила служанка, быстро выглянув за дверь.

Нечасто он приходит к ней. В последнее время все реже. Как она не пыталась вернуть его любовь, ничего не получилось. Почти каждый раз их встречи заканчивались ссорой. Он сказал ей как-то, что ему холодно рядом с ней. Одинокая, бесплодная, нелюбимая. Больше года она живет здесь, сменив рабство на золоченую клетку. Зачем ей драгоценности и платья, если он ее больше не любит. Она боялась признаться себе самой, что и ее сердце охладело. Она стала царицей, о чем мечтала, когда-то в юности, но потеряла любовь. Он дал ей все, кроме себя. Любил ли он ее по-настоящему?

Им весело, как же, Давид пришел к женам, и каждая стремится угодить ему. А она здесь одна. Выйти к нему или нет? Если она останется у себя никто и не заметит ее отсутствия. Она не боится его, она может сказать ему все, что она о нем думает. Михаль достала лучшее платье. Она пойдет на этот праздник, чтобы поставить его на место, не смотря на то, что любой звук и свет вызывают тошнотворные приступы головной боли. Он никогда не станет великим царем, каким был ее отец, пусть все узнают об этом.

Никто даже не заметил ее появления, все занимались подготовкой к пиру. Давид сидел на коврах и шелковых подушках, окруженный детьми. Он целовал и благословлял их, и каждому дарил сладости. Все в той же пыльной простой одежде. Ему даже в голову не пришло переодеться, прежде чем придти сюда. Царица подошла ближе, шурша тяжелым платьем, расшитым золотыми нитками. Давид улыбнулся ей и встал навстречу, чтобы поцеловать и благословить ее:
- Царица Михаль, мир тебе! Радуйся, Господь благословил свой народ.
- Как отличился сегодня царь Израилев! - оборвала она, не дослушав. - Ты обнажился сегодня пред глазами рабынь слуг, как обнажается какой-нибудь бесстыдный глупец! - Она постаралась вложить в эти слова все презрение к его выходке. - Мой отец так никогда бы не сделал. Посмотри на себя, царь. Великий царь!
В комнате повисла тишина. Все смотрели на Давида, что он скажет в ответ, что сделает. Никто себе не позволял так говорить с царем! А она может. Как бы они хотели сейчас увидеть, как огонь с небес поразит ее!
Улыбка сошла с лица Давида. Он посмотрел ей прямо в глаза.
- Господь выбрал меня вместо твоего отца в его доме вождем народа Израилева. И я буду праздновать, и плясать перед Господом. - Тихо, но отчетливо сказал он. - Я еще больше унижусь, и стану еще ничтожнее в глазах моих, но служанки, о которых ты говоришь, будут гордиться мной!

Она хотела возразить, но не посмела ему больше ничего сказать. Как еще можно ответить на это? Гневные слова застыли на губах. Его взгляд, как будто проникал в самое сердце и больно жег. Вот и все. Больше между ними ничего не может быть. А было ли, вообще, что-то общее? Он всегда предпочитал ей Господа.

Они стояли, глядя друг на друга, как будто прощаясь в последний раз. В его глазах гнев и жалость, и бесконечная боль. Лучше бы он ударил ее, наорал, набросился с кулаками, чем вот так смотреть на нее. Его тихий голос и стальная сдержанность, просто бесили ее. Она видела, что если бы сейчас она упала к его ногам, моля о прощении, то он бы простил ее. Он такой, он бы забыл обо всем, и все шло как прежде. Но она знала себя. Гордость не позволит ей, царице, дочери великого царя Шауля, все забыть и так унизиться перед ним и его многочисленными женами и наложницами, которые смотрели на нее с ненавистью и отвращением. Ей не за что просить прощения. Она отвела глаза, не в силах больше выдержать его взгляд, подчеркнуто почтительно поклонилась царю, поцеловала его в плечо и с достоинством вышла из комнаты.

Здесь ее больше ничего не держит. Им будет веселее без нее. Пусть празднуют и поклоняются этому жестокому Богу. Она боролась с Ним и проиграла. Как и ее отец. Его он лишил разума, а ее сердца. Наверное, Он убьет ее. Пусть, так будет даже лучше. Лучше умереть, чем прожить так до старости, с черной, зияющей, дымящейся дырой вместо сердца. Теперь ей уже все равно. А если не убьет, то она попросит Давида отпустить ее. И уедет. К Мейрав. Будет помогать ей растить детей. Почему бы и нет? Там ей будут рады. А теперь больше не думать ни о чем. Голова такая тяжелая и в груди все ноет, и не хватает воздуха. Лечь, закрыть глаза, уснуть и забыть обо всем. И хорошо бы больше не проснуться...

Через четверть часа, она забылась тяжелым сном, засунув голову под подушку, чтобы не слышать музыки, смеха и песен доносившихся из залы. Ей снилось, что она снова танцует перед отцом. Им хорошо и весело вместе, и он кормит ее пахлавой. Она снова царская дочь.

Царская дочьПроза

Царская дочь
Проза