Пасха

Весна. Воздух полон ароматов распускающихся древесных почек и талой земли. Кругом слышно деловито-ворчливое карканье грачей и суетливое чириканье воробьев. Две девочки лет двенадцати, в ярких курточках, направляются по узкой протоптанной тропинке к небольшому домику, стоящему в глубине вишневого сада. Домик когда-то был выкрашен голубой краской, а на окнах имел резные наличники с деревянными голубями и цветами.

Ту девочку, что повыше ростом, в голубой красивой курточке, зовут Олечкой. Умница-отличница, аккуратная во всех отношениях девочка. Следом за ней шла ее подружка и одноклассница - Машка. Соседка по парте. Далеко не отличница, вовсе не аккуратница. За девочками, метрах в трех позади семенит мальчонка-карапуз лет пяти, в такой же яркой весенней курточке «на вырост». Олечкин младший брат. В руках у всех увесистые пластиковые пакеты, наполненные чем-то наполовину.

Девчушки останавливаются у калитки палисада и с нетерпением поджидают малыша. Притопывая от возбуждения ножкой, Олечка голосом, не допускающим возражения, с досадой выговаривает ему: «Взяли тебя на свою голову. Паси теперь. Не столько дело делаем, сколько тебя ждем. Побыстрее не можешь?» Мальчик наконец поравнялся с девочками, тяжело вздохнул и понуро уставился в землю.

- На кого только ты стал похож! Лицо грязное, шнурки развязались. Куртку хоть застегни правильно. - после нескольких неудачных попыток мальчик виновато опустил руки.
- Ладно, пошли, чего там. - смилостивилась девочка. - Последний дом - и хватит. Надоело уже, да и не мы одни такие. - Олечка царственным кивком головы указала всем на калитку.

Машка подталкивает калитку палисадника, та с легким скрипом распахивается и вся команда направляется ко входной двери дома, гулко стуча каблуками по досчатому тротуару. Переглянувшись и не говоря друг другу не слова, обе девочки по-хозяйски начинают нетерпеливо по ней стучать.

Через пару минут на стук появляется миловидная, средних лет женщина и вопросительно, с некоторым удивлением смотрит на ребят небесного цвета глазами, которые сквозь толстые стекла очков в черной роговой оправе кажутся еще синее и больше. Из-за внушительной оправы очков женщина напоминает своим видом школьную учительницу.

- С праздником, тетенька, Христос воскрес! - почти хором говорят ей подружки.
- С праздником, милые, с праздником. Воистину воскрес! - напряжение и удивление сходят с лица женщины.
Возникает небольшая пауза, во время которой девочки начинают переминаться с ноги на ногу, теребить хрустящие пластиковые пакеты и дружно сопеть. В наступившей тишине слышно, как стоящий несколько поодаль мальчонка ритмично шмыгает носом.

В это время за их спиной, по улице мимо домика веселой гурьбой пробегает стайка ребят, примерно такого же возраста, что и девочки. Слышится задорный смех и веселые выкрики, адресованные, видимо, этим подружкам.
- С праздником, Христос воскрес! - еще раз, но уже не так бойко восклицают девчушки и дружно краснеют.

В других домах после такого приветствия им безоговорочно выносили и насыпали в подставленные горстью ладошки конфеты в разноцветных хрустящих обертках, крашеные луковой шелухой и сваренные «вкрутую» куриные яички, а тут хозяйка непонимающе хлопает глазами и, видимо, не собирается ничего такого подобного делать.

- А кто он, этот «Воскрес?» - громоздкая роговая оправа очков скрыла промелькнувшую в глубине голубых озер добрую улыбку.
- Ой, тетенька, что вы! Он не «Воскрес», а Христос. Это фамилия такая. А зовут - Иисус. Он не русский. А «Воскрес» - потому что так говорят в этот день. Так надо. Мы Вам так говорим, а Вы за это нам дадите конфет и крашеных яичек. Все так делают. Да-а-а...! Мы с утра по домам ходим. Вон уже сколько набрали!

Девочки разом ожили и наперебой начали объяснять правила этой, для них во многом непонятной, но приятной игры, показывая для убедительности свои драгоценные, как выяснилось, ноши-пакеты.
Выпалив все это скороговоркой, девочки в ожидании притихли, вопросительно глядя на непонятливую «учительницу».

- А... Он... наверное, знаменитый человек, раз я должна при упоминании его имени давать вам конфеты?
- Ну-у-у… да-а-а... он... это... Он - Бог, вот! - Олечка, чуть подавшись вперед, выпалила последнюю фразу как ответ у школьной доски и, подняв до уровня груди пакет с конфетами, снова густо покраснела.

- Бо-о-ог!? В глазах у женщины промелькнул неподдельный интерес.
- Ну да, Бог! Я вспомнила! Мне двоюродная сестра рассказывала. Она в какую-то воскресную школу ходит, и их там всему про Бога учат. А она мне на прошлой неделе рассказывала. Вот я и вспомнила. Его плохие люди убили, а Он назло им взял, и воскрес, ожил, то есть. И стал всем говорить, что драться нехорошо, нужно любить друг друга, слушаться родителей и не ссориться, и все такое. Им стало стыдно и они стали хорошими. Вот с тех пор и есть такой праздник.

При последних словах о любви друг ко другу и о послушании родителям мальчик, стоящий поодаль, как-то тяжело вздохнул и с удивлением посмотрел на говорившую девочку.
- Ну, если любить друг друга и родителей слушаться!..- до «учительницы», похоже, что-то стало доходить.
- Да, слушаться! - как бы для закрепления материала пискнула Машка, остроносенькая, с маленькими, шустрыми и хитренькими глазками, девочка.

Женщина согласно и удовлетворенно кивнула головой: «Я сейчас. Подождите, хорошие мои». И исчезла за дверью.
- Ну вот, давно бы так. Мучает и себя, и нас. Что тут непонятного? Как будто мы первые к ней приходим за конфетами. Пора бы и запомнить такие вещи. - И девчушки тихонько захихикали, а малыш в недоумении стал переводить взгляд с одной на другую.

Но вот дверь дрогнула и на пороге показалась хозяйка, держащая в руках такой же пластиковый пакет со вздувшимися боками.
- Вот, - каким-то виноватым тоном произнесла женщина. - Ждала в гости семью сестры с Камчатки. Приготовила гостинец племяннице, Юляшке. Ей примерно столько же лет, как и вам. А ее с аппендицитом неожиданно в больницу положили. А у родителей отпуск не резиновый, да и с деньгами не всегда густо, билет сейчас оттуда «золотой» будет. - Закончив свою исповедь, женщина спохватилась: «Да что же это я вас мучаю! Берите прямо с пакетом, а потом разделите на всех«.

У девчушек от удивления и радости пропал, что называется, дар речи.
- С-с-пасибо, тетенька. - и уже опомнившись: «Спасибо, большое спасибо! С праздником! Христос воскрес!»
- С праздником, дорогие мои, с праздником! А все же, для чего Иисус воскрес? Только лишь для того, чтобы напомнить плохим людям, что драться нехорошо?

- Ну-у-у... это.. да, то есть... вобщем, нет, ну-у-у... Он взял с Собой... или нет, сейчас! - Олечка с усилием пыталась составить фразу из тех скудных знаний, которые у нее остались после общения со своей двоюродной сестрой.
- Ага! Он взял на Себя все грехи! - торжествующе произнесла Олечка.
Женщина ласково взглянула на подружек, на одиноко стоящего чуть поодаль малыша и сказала: «Да, милые мои, именно для этого и приходил в этот мир Иисус Христос - Сын Бога живого. Он взял на себя все наши грехи, все ошибки, все болезни и добровольно пошел на смерть. Будучи невиновным, Он понес на Себе нашу вину для того, чтобы мы, веруя в Него, могли после нашей земной жизни продолжить радостную жизнь в Его вечном Небесном Царстве!»

у девочек после таких слов слегка приоткрылись от удивления рты, а мальчик перестал шмыгать носом, весь обратившись в слух. «Меня зовут Анастасия Николаевна, я работаю учительницей в воскресной школе. В той, куда, по всей видимости и ходит твоя двоюродная сестра. Ее, случайно, не Наденькой зовут?» - женщина обратилась сразу ко всем, но перевела взгляд на Олечку.

Та ничего не ответила, только торопливо кивнула головой, сглатывая в волнении и смущении какой-то комок, так некстати появившийся в горле. «Если хотите поподробнее узнать, кто такой Иисус Христос, как и для чего Он прожил Свою жизнь среди людей - приходите на занятия к нам, в воскресную школу, будем рады всех вас там видеть!» - продолжила женщина и обратила внимание на мальчика: «А ты, малыш, как тебя зовут?» Она наклонилась к мальчику, по-матерински, ласково стерла с его щеки полоску грязи, заботливо застегнула пуговицу на куртке.

- Шурик, - важно представился тот, и на всякий случай также приподнял свой пакет.
- Ты тоже про Иисуса что-то знаешь?
При этих словах девочки незаметно переглянулись и замерли в напряжении, всем своим видом как бы говоря: «Ну вот, вляпались!»
- Мне бабушка Катя сказала, что Иисус живет на небе и больше всего на свете любит маленьких детей.
- Миленький ты мой! - у женщины почему-то на глазах выступили слезы. Она раскрыла пакет и достала оттуда большую шоколадку: «Возьми-ка!»

Шурик потянулся было за ней, но по пути наступил на развязанный шнурок и грохнулся плашмя на дощатый тротуар. Женщина испуганно охнула и стремительно кинулась поднимать Шурика, растянувшегося у ее ног. Не менее стремительно девочки с обеих сторон бросились к ней: «Давайте, мы поможем!» - и ловко перехватили у нее из рук пакет с конфетами и большую шоколадку.

Когда рев Шурика утих и его наконец-то привели в надлежащий вид, девочки заторопились: «Мы пойдем, спасибо Вам, до свидания!»
- До свидания, дочки, берегите Шурика!
Женщина беззвучно, одними губами что-то шептала и смотрела вслед удаляющимся детям до тех пор, пока те не скрылись за поворотом.

«Уф-ф-ф! Ну наконец-то!» - Олечка плюхнулась на скамейку около водяной колонки. Рядом попадали ребята. Олечка опять обратила внимание на Шурика: «Ну ты, боженькин любимец, вечно с тобой одни неприятности. Что, не мог спокойно уйти со двора? Вышел бы на улицу, там бы и падал себе на здоровье. Позоришь нас всех перед людьми. Из-за тебя, неряха, тетка про нас подумает плохо!» - выговаривала Олечка насупившемуся Шурику, отряхивая и без того чистенькую и нарядную курточку.

«Ну он же маленький еще» - попыталась заступиться за Шурика Машка. «Маленький, да удаленький. Пакет-то, вон, не меньше наших таскает! Ну-ка, что там у тебя» - с этими словами Олечка выхватила у мальчика пакет и заглянула в него. Немного покопавшись, выбрала из россыпи конфет себе те, что пришлись ей по вкусу и переложила в свой пакет. «Ну О-о-оль... отда-а-ай...» - плаксиво затянул Шурик. «Отда-а-ай!» - передразнила его сестра: «Это мне за сегодняшний утренний риск. Банку варенья разбил?!» «Ты сама взяла» - Шурик беспомощно захлопал пушистыми ресницами. «Взяла-то я, а разбил - ты. А мне пришлось строить из себя защитницу. Ведь губы-то и руки у тебя, неряхи, были измазаны в варенье. А я сказала маме, что это я разбила нечаянно, когда искала в буфете соль. Мама, глядя на твою измазанную физиономию, конечно же мне не поверила, и наказала меня за то, что я тебя выгораживаю. Пострадала, конечно, за правое дело, но все равно - обидно. Так что за тобой – должок».

Шурик, так видимо ничего и не поняв во всех этих дипломатических ходах своей сестры, все же притих, чувствуя в глубине души Олечкино превосходство над собой. Машка слушала с интересом и одобрением, уважительно поглядывая на подругу.

- Ну ладно вам спорить, давайте лучше остальные конфеты разделим, - предложила она в конце Олечкиной «проповеди».
- И то дело, - оживилась Олечка, - нечего время тратить на мелочь.
После дележа и некоторых пререканий со стороны Машки и Шурика, Олечка спохватилась: «А где шоколадка!?» - и грозно посмотрела на Шурика. Тот испуганно расширил и без того большие глаза и беспомощно стал переводить взгляд с Олечки на Машку и обратно.
- Я...не брал...
- А кто брал? Может, она? - и Олечка кивнула в сторону Машки. Та съежилась и ничего не сказала. Лишь как-то равнодушно посмотрела по сторонам и нервно зевнула. До Олечки что-то стало постепенно доходить.
- Ты!?...
- Ну... я! Ты-то вон сколько нагребла, да еще у Шурика забрала. Не обеднеешь!
- Да ты... да я..., я же…чтобы все по-честному! Ну и вредина ты, Машка. А я еще тебе по алгебре списывать давала! Не дождешься теперь!
- Ну и не очень-то надо! Переживем как-нибудь!
- Вон ты какая!...
- Да, такая вот! Да и ты, как вижу, не лучше. В школе паинька, правильная вся, тетке вон про любовь да про дружбу песни какие пела, а сама Шурика в воровство втянула, да еще и пользуешься этим. Санта..., шатна... шанта-жистка! - последнее слово Машка выговорила по слогам, но с чувством.
- Ах, так! - Олечка вскочила со скамейки, пакет свалился с колен и конфеты разноцветными брызгами полетели в разные стороны по грязной земле.

Машка тоже вскочила на ноги. Некоторое время девочки обменивались испепеляющими взглядами сверху-вниз и снизу-вверх. Затем Машка крутанула рыжей метелкой волос, торчащих из-под вязаной шапочки и решительно рванула по тропинке вдоль забора: «Пока, Шурик. Оставайся тут с этой... »

Олечка хотела было что-то сказать в ответ, даже открыла рот, но тут увидела рассыпавшиеся по земле конфеты, Шурика, сидевшего на скамейке с испуганным лицом и чем-то похожего в этот момент на выпавшего из гнезда птенца и медленно опустилась рядом.

Свинцовая тяжесть придавила плечи, заползла под красивую курточку и сжала железный кулак в груди, там, где было сердце. Некоторое время Олечка даже не дышала, так было тяжело и больно. Но вот волна возмущения, обиды, горечи и досады накрыла с головой и ее соленые брызги потекли по щекам девочки все сильнее и сильнее, до тех пор, пока не превратились в судорожные рыдания.

- О-о-оль... ну, О-о-оль.... ну, хочешь, возьми все мои конфеты, только не плачь, не плачь, ну, О-о-оль...
От таких слов, разбивших в груди железный кулак обиды и зажегших там до сих пор не ведомый огонь стыда и раскаяния, рыдания Олечки сделались еще громче и судорожнее.

- Ну, хочешь... я маме скажу, что не ты банку разбила, а я?!
От этого бесхитростного утешения и искреннего сочувствия со стороны Шурика, всхлипываний и рыданий на скамейке заметно прибавилось. Редкие, крупные капли слез, выступающие иногда из-под прижатых к лицу кулачков девочки превратились в два заметных ручейка, проложивших себе путь на побледневших щеках.

Не понимая до конца, что происходит, Шурик тоже потихоньку пустил слезы и стал методично размазывать их по лицу грязным кулаком. Постепенно рыдания на скамейке стихли, остались одни лишь всхлипывания и сморкания, сквозь которые можно было расслышать слабый, но внятный Олечкин голос: «Шурик, прости меня, пожалуйста, за все - за все! И перед Машкой я завтра в школе извинюсь. Пусть ест свою шоколадку. Прости меня, ладно?»

Шурик перестал шмыгать, посмотрел полуиспуганным, полувопросительным взглядом на старшую сестру и прерывающимся от радости и волнения голосом почему-то прошептал: «Ладно, и ты меня прости, за все-за все! Я тоже... буду шнурки завязывать! Всегда-всегда!»

Солнце перевалило за полдень. В воздухе все еще стоял птичий гомон, пахло распускающимися древесными почками и прелой землей. Изредка хлопали защелки на дворовых калитках и звонкие детские голоса вдалеке произносили: «Здравствуйте! С праздником! Христос воскрес!»

Христос воскрес!

ПасхаДля детей

Пасха
Для детей