Феликс. Глава сорок восьмая.

Глава сорок восьмая

Феликс очутился в своём доме в гостиной, где в последний раз ужинал с матерью. Было темно, только в камине едва тлели берёзовые поленья. Наташа спала прямо в кресле, накрывшись пледом, и раскрытая Библия вывалилась у неё из рук и лежала на паркетном полу. Юноша позвал мать, но она его не слышала, и Феликс понял, что находится в другом измерении, из которого ему показывают события, происходящие у него дома.
Руки и ноги его оказались вдруг крепко связаны, и сам он примотан верёвками к какому-то столбу, хотя зрительно находился посреди своей гостиной. Входная дверь отворилась, и в комнату ворвался морозный воздух, а вместе с ним вошли три фигуры, одной из которых оказался Рул в маскарадном костюме палача, две другие – оборотни из бывшего клана Мурены, который Сесах передал во владение своему телохранителю. Феликс похолодел. Он окликнул Рула, но безрезультатно, тот его не слышал. Юноше была уготована роль зрителя. Он видел всё происходившее в доме даже с закрытыми глазами. Рул-палач вытащил из-за пояса топор и взмахнул им над матерью Феликса. Над ухом раздался голос Программиста:
– Всё имеет свою цену. Ты не захотел принять чужой крови, а теперь смотри как проливается кровь выносившей и родившей тебя женщины.

***
Первый раз за свою длинную жизнь получеловека-полуволка Рул ослушался своего хозяина, которого инопланетянин почему-то называл Программистом. Хозяин повелел оборотню убивать мать Феликса как можно медленней, чтобы юноша сполна истерзался её предсмертными мучениями. Бессчётное количество раз Рул таким образом наказывал врагов хозяина и своего господина – Сесаха.
Но сегодня оборотень мучился сомнениями, поскольку находился в своей человеческой сущности. С одной стороны он точно знал, что Сесах не желал для своего друга-инопланетянина чрезмерных переживаний, хотя от господина на этот счёт никаких указаний не поступило. А с другой стороны Рул никак не мог забыть того, что Феликс вернул к жизни Сесаха, вдохнув ему в ноздри свою силу. Эта невероятная силища в инопланетянине и пугала оборотня и притягивала одновременно. Волчья часть его до одури ненавидела Феликса и страшилась, а человеческая часть восхищалась юношей и склонялась перед могуществом и величием его духа. И поскольку человеческое начало в данный момент возобладало в оборотне над звериным, то он точным, коротким и сильным ударом вонзил острие топора в висок матери инопланетянина. Она умерла так и не проснувшись.

***
Крепкие и сильные руки подхватили Наташу. Она обернулась назад и с удивлением разглядывала, как далеко-далеко внизу в доме, подаренном ей Феликсом, трое каких-то людей кромсают на куски её тело. Затем перевела взгляд на Человека, Который поддерживал её за плечи.
– Так вот что это значит «выйти из тела», да?
Человек ей улыбнулся.
– А как же мой сын? – встревожилась женщина. – Он ведь сильно расстроится, когда это увидит.
– С ним всё будет хорошо, – успокоил её Человек, и Наташа Ему поверила.

***
– Ни с места! Ты арестован!
Феликс в маскарадной одежде католического монаха сидел в луже крови посреди частей тела матери. Рядом с ним лежал топор Рула и растерзанная Библия. Был день, и юноша щурился: глаза не хотели привыкать к свету. Какие-то люди заломили ему руки за спину и выволокли из дома. Тотчас заработали фото и кинокамеры: репортёры заполонили собой всё свободное пространство. Перепачканного кровью Феликса люди в полицейской форме затолкали в джип и увезли.

***
Он оказался один в абсолютно белой кафельной палате. Помимо железной кровати здесь был ещё стол со стулом и умывальник в углу. Юношу переодели в бесформенный светло-серый костюм, похожий на пижаму, с завязками вместо пуговиц, и обули в больничные тапки.
Феликс потерял всё: мать, друга, приятелей, дом, имущество.
Рана в груди саднила.
Создатель, за что?
Где он оступился? В чём его вина?
Феликс помнил всю свою жизнь до мельчайших подробностей. В палате у него появилось время просмотреть её точно в замедленном кино. Лишь эпизоды с матерью он прокручивал на скорости, а их оказалось много – большая часть его жизни.
Вот, Программист в первый раз возле детской кровати Феликса. Пришёл за ним. Но у гостя нет полномочий. Что это значит: жизнь Феликса вне юрисдикции Программиста? И почему Феликс назван «заведомо добрым семенем»? Затем Человек со шрамами на ступнях дал Программисту полномочия с оговоркой не касаться Феликса до четырнадцати лет, и точно в оговорённый срок Программист появился у него в комнате.
Потом была игра, Сесах, работа в братстве, служение в лиге, победы и поражения, но побед несравненно больше. Феликс честно служил Сесаху и не знал за собой ни единого промаха.
Он вернулся к последним событиям. Карнавал-маскарад. Тоскующий взгляд Сесаха. Друг его догадывался о том, что произойдёт и что Феликс откажется принять смерть из золотого ковша. Сесах отвернулся от него. Или ему что-нибудь угрожало? Может, смерть? Нет, вряд ли. Кто могущественней Сесаха? Разве что Программист.
Феликс понимал, что для бывшего друга важнее всего, и, возможно, даже важнее собственной жизни, была созданная им Вселенская Лига, а также Всемирное Братство, мечта о Новой Мировой Империи (духа) и цель – создание сверхчеловеческой расы – Homo novus. Сесах бредит мировым господством, и Феликс не сомневался, что тот достигнет своей цели, сколько бы времени ему для этого ни потребовалось. Он переступил через Феликса, как переступит ещё через многих других. Но, несмотря на это, юноша не переставал о нём сожалеть: всякий раз при воспоминании о Сесахе у него сжималось сердце.
Нет, не думать о матери, не думать, иначе боль становилась невыносимой. Всякий раз перед Феликсом разверзалась бездна отчаяния, и он понимал, что если хоть толику предастся воспоминаниям, то отчаяние поглотит его и не отпустит, пока совершенно не растерзает.
Юноша закрыл глаза и поднял лицо к потолку.
– Я хочу говорить к Тебе, что бы со мной ни случилось.
Он помолчал, собираясь мыслями.
– Ты попустил искушать меня, и я не знаю, зачем Тебе это понадобилось. Ни разу Ты не открылся мне, хоть я и просил. За что Ты наказываешь меня? В чём я провинился пред Тобой? В том, что родился? Но ведь это случилось по Твоему допущению. Из-за меня погибла моя мать, – спазм сдавил его горло, – а ведь она верила в Тебя. Разве так велика вина её, что Ты позволил этому случиться? Быть может, я чего-то не понимаю, тогда объясни мне. Только не молчи.
В палате сгустились сумерки, лишь в углу под потолком краснел огонёк видеокамеры.
Тишина.

Феликс. Глава сорок восьмая.Проза

Феликс. Глава сорок восьмая.

Феликс. Глава сорок восьмая.
Проза