Божья коровка

- Папа, меня в школе дразнили сегодня!
- И как же тебя дразнили, доченька?
- «Рыжая».
- Ну, что же тут обидного? Я называю тебя «златовлаской» , но ты же не обижаешься.
- Но они со злом дразнили. Они специально обзываются, нашу толстую Вику называют «Жануарией».
- Это верх неприличия — смеяться над физическими недостатками. Не обращай внимания, Леночка, просто помолись за таких людей.
- Папа, а как бабушку дразнили в школе?
- Она училась не в школе, а в интернате для сирот. Но мою маму все любили и назвали ласково «божья коровка», так что это не дразнилка.
- А почему?
- А это ты у неё самой спроси, когда поедем в деревню.

Приехав в деревню на каникулы, Лена первым делом поспешила к бабушке в расспросами.

- Ты ещё маленькая, чтобы рассказывать тебе такие вещи. Подрастёшь — расскажу.

Но Лена продолжала приставать:
- Бабуль, ну, расскажи, пожалуйста, я умею хранить секреты.
- Хорошо, слушай, нынче многое стали говорить, что раньше нельзя было. Нынче ведь перестройка.
- Родилась я в этой деревне, в Ериловке. Но в 37-ом моего папу посадили, как «врага народа», была такая 58-ая статья. Тогда много невинных сажали. Моя мама от переживаний заболела и через три года умерла. Попала я в Елецкий интернат. Было мне тогда 13 лет. Твой прадедушка, мой папа, из тюрьмы не вернулся. Имею бумагу, что умер он на строительстве «Беломорканала» от туберкулёза.
В интернате я никогда не воровала, потому что так меня воспитали родители. А другие беспризорные девочки и мальчики многие промышляли кражами. Поэтому меня поставили работать на хлеборезку, тогда и хлеб перестал пропадать.
- А ты уже тогда была христианкой?
- Нет, Леночка, к сожалению, я, как и большинство детей в ту пору, была неверующей. Была я пионеркой , потом вступила в комсомол. Везде я ходила в красной косынке, может, поэтому и приклеилось ко мне это прозвище. Маленькие наши детки встречали меня песенкой:
Божья коровка, полети на небо!
Принеси нам хлеба.
Однако за месяц до войны меня из комсомола исключили. Однажды на собрание актива пришёл человек из НКВД и сказал, что в ленинском комсомоле не место детям политзаключённых. Он много говорил о том, как предан делу партии. Однако, его «преданность» была от слова «предавать». Когда пришли немцы, он помогал им вылавливать коммунистов, комсомольцев и просто сочувствовавших советской власти. Меня тоже схватили.
- Но ты же уже не была комсомолкой. За что?
Немцам не хватало рабочей силы, своих мужиков они поголовно в Германии ставили под ружьё. В 41-ом я должна была закончить интернат, но помешала война. Нас хотели эвакуировать в Ташкент, но мы не успели, станцию разбомбили, и мы застряли в городе. Немцы хозяйничали в Ельце всего 3 дня, наши выбили их уже 9-го декабря, но за это время всю молодёжь, которая могла работать, затолкали в вагоны и отправили в рейх. Конечно, попрятались многие. Но меня выдал тот самый провокатор.
- Страшно было?
- На войне всегда страшно. Много народа в моём вагоне умерло от голода и болезней. Мне каждую ночь снилось, как я нарезаю хлеб. Когда, наконец, меня привезли в Баварию, я уже не могла ходить. Меня и несколько полуживых девушек на станции города Аусбург перебросили из вагона в телегу и повезли на ферму фрау Декерманн.
- Тебе было холодно?
- Да, мы очень мёрзли в вагоне, кто только их назвал «теплушками»? Дуло изо всех щелей. А когда нас везли в телеге на свиноферму, с неба на падал мокрый снег.
- А эта немка с вами хорошо обращалась?
- Довольно сносно. Нам жилось не так уж плохо по сравнению с другими ост-арбайтерами. Так немцы называли пригнанных из Восточной Европы рабочих. На других фермах, я слышала, ост-арбайтеры ели ту же ботвинью, что и свиньи. Хотя если кто-то ленился, фрау сразу отправляла в концлагерь неподалёку. А там были эсэсовцы с железными палками. Поэтому гнули мы спины от зари до зари. Теперь только осознаю, насколько Господь оберегал и заботился обо мне. Если бы я попала на хим-завод, то умерла бы через месяц.
- Это тогда ты уверовала в Бога?
- Фрау была женщиной набожной и каждое воскресенье водила нас в кирху. Это немецкая церковь. К началу 45-го года я не только говорила, но и читала по-немецки. Единственной книгой, которую мы могли читать, была Библия. Другие читали из-под палки, а я решила, что если уж делать что-то, так делать с душой, и полюбила Слово Божие. И Бог обильно начал благословлять меня.
- В феврале, когда уже война шла к концу, на ферме появился твой дедушка.
- И ты вот так сразу в него влюбилась?
- Не перебивай, пожалуйста. К тому времени ни на нашей ферме, ни на других не осталось ни одного мужика, кроме ветхих стариков. Даже безусых юнцов рекрутировали в Гитлер-югенд. Так произошло и с парнишкой Уве, который состоял при фрау кучером. Барбара Декерманн считала ниже своего достоинства, чтобы кучером у неё была женщина, и каким-то образом вытребовала себе пленного французского лётчика. Его звали Огюст Вернье.
- Со мною работали 3 молдованки, 2 польки, сербка и украинка. И все мы были от него без ума. Высокий, красивый, всегда чисто выбритый, одним словом, кучер, каких не было во всей Баварии. Он носил галстук, и пахло от него не лошадьми, а одеколоном — фрау подарила ему целых 2 флакона. А я, я ничем особым не выделялась. Ещё в интернате я переболела оспой, и оспинки, как видишь, остались.
- Но ты всё-таки ему понравилась, бабуль?
- Я понимала, что тягаться красотой с другими девушками не могла. К тому времени я уже окончательно уверовала и не стала ни флиртовать с Огюстом, ни красить губы, ни наряжаться, (Даже сама фрау обновила свой гардероб модными платьями, а девушки все строили французу глазки — мы-то не могли приодеться, все ост-арбайтеры ходили в полосатых арестантских робах). Вместо этого я усердно молилась Богу, имея упование на Него и христианское долготерпение. Настал день, когда ненавистный флаг со свастикой над входом в ратушу Аусбурга сменился американским флагом. В тот день Огюст пришёл ко мне с букетиком цветов и сделал предложение. Я была очень удивлена и спросила, не ошибся ли он.
- А на каком языке?
- Мы все общались друг с другом на немецком. Даже с украинкой мы не могли переброситься совами на русском, родные языки строго возбранялись в нашем общении, такая была политика по германизации.
Смущаясь и краснея, на ломанном немецком Огюст объяснил, что он не ошибся, ему очень понравилась моя скромность, то, что я не кокетничала с ним. Огюст на отрез отказался венчаться в немецкой кирхе. Нас сочетал армейский капеллан американских ВВС — Огюст ведь был пилотом и быстро нашёл себе друзей среди авиаторов союзников.
- А у дедушки было прозвище?
- На ферме мы его называли Жюль Верн, наверное, из-за сходства фамилий, а может, потому, что Огюст Вернье был неисправимый мечтатель. А вот американские лётчики называли нас Анной и Чарльзом Линдберг. Был такой знаменитый американский лётчик-рекордсмен, а жена его известная писательница. Она ещё жива.
- Как интересно!
- Американские друзья Огюста даже подарили мне свадебное платье. У немцев не хватало еды, и янки выменяли платье у разорившегося портного на 12 банок тушёнки. Мы достали дешёвенькие кольца, сделали фотографии на память и даже резали свадебный каравай — это уже был подарок от моих подружек по несчастью. Однако наш медовый «месяц» длился очень недолго - всего неделю. После знаменитой встречи на Эльбе меня передали в советскую оккупационную зону, Огюсту было предписано возвращаться во Францию, короче, всё как в песне: «Дан приказ ему на запад, ей в другую сторону...»
- И ты его больше никогда не видела?
- Нет, Леночка, никогда. Хотя молила Бога о встрече каждый день. Я вернулась в полуразрушенный Елец, работала на восстановлении станции, а в начале 46-го года родился твой папа. Так что мальчика мы назвали Ваней (Огюст просил назвать Жаном, если родится мальчик - в честь его отца) — имя русское, а вот отчество: Августович.
- А ты пыталась искать дедушку?
- Да, хотя меня все отговаривали, но когда Ване исполнилось четыре годика, я не вытерпела и отправила запрос в МИД, приложив копию свидетельства о браке, которое мне выдал капеллан. Через 2 недели меня арестовали.
- Но за что? Ведь ты же не сделала ничего плохого.
- Мой папа тоже не сделал ничего плохого, но из тюрьмы не вернулся. Время было такое, везде искали шпионов. Я молилась, и Господь сделал так, что Ваню не забрали в интернат, как меня. Его взяла на воспитание моя тётя. И сидеть в пятидесятых было всё-таки легче, чем в тридцатых. Но и я, внученька, тоже хлебнула лиха.
- Тебя тоже направили строить Беломорканал?
- Нет, канал уже построили, слава Богу, но только легче от этого не стало. Мы строили железную дорогу в Казахстане, как потом выяснилось, к месту будущего космодрома Байконур. Помню такой случай. Возили мы тачки с щебнем.
- А что самосвалов тогда не было?
- Это после войны-то? Люди на коровах пахали, а то и сами впрягались. Разруха была такая, что лебеду вместо хлеба ели. Короче, умаялась я, а день был жаркий. Легла я под перевёрнутую тачку после обеда, думала на минутку вздремнуть, а проспала до вечера. На вечерней перекличке меня хватились и начали искать, нашли под тачкой, думали, что я убежать хотела, дали пять суток карцера.
- А что это такое?
- Это плохое место, лучше тебе не знать, потом расскажу как-нибудь.
- Но я молилась, и Бог вывел меня из этого места через 2 дня. На строительство пригнали каток — тогда из Германии поступала разная техника, как репарация, его обслуживал механик из ГДР, который не говорил по-русски, и меня поставили переводчицей к нему. С тех пор я стала ходить на тайные богослужения, которые проводили в лагере сёстры-баптистки. Их было много у нас.
- А когда вас выпустили?
- В марте 53-го умер Сталин, летом того же года расстреляли Берию, а осенью меня и многих других политзаключённых выпустили без всяких объяснений. Три с лишним года я не видела сыночка. Как я славила Господа, что дожила до этого дня!
- А дедушку ты больше не искала?
- Мне все советовали забыть о нём. Но я молилась и укреплялась духом. После 57-го года Сталина убрали из мавзолея и началась хрущёвская «оттепель». Я попробовала написать письмо в международный «красный крест» с запросом о судьбе лейтенанта Вернье.
- А что они ответили?
- Ответ пришёл, но не из «красного креста», а из КГБ. Мне настоятельно рекомендовали не пытаться разыскивать военнослужащего буржуазного государства.
- Неужели тебя можно напугать, бабушка? Ты же у нас такая смелая.
- Со Христом ничего не страшно. Бог даёт дерзновение, но я боялась вновь потерять сына. Тогда многих братьев и сестёр сажали. Хрущёв обещал показать по телевизору последнего верующего, но по милости Божьей мы пока не исчезли, а вот сам он уже отошёл в вечность. А когда началась перестройка, твой папа всё-таки написал во французский «Круа Руж» - это у них так «красный крест» называется. Ему ответили, что отставной полковник ВВС пятой республики Огюст Вернье скончался в 1979 году и похоронен в родном городе Нанси.
- Как грустно. Значит, я никогда не увижу дедушку.
- Почему же? Мы все, уповающие на Христа, обязательно встретимся на небесах.
- Но я бы хотела увидеть его сейчас.
- Нет ничего проще. Его сестра прислала мне недавно фотографию, смотри.
- Ух ты, какой красавец. Похож чем-то на Антуана де Сент-Экзюпери. Я недавно его книжку «Маленький принц» читала.
- Тоже пилот и тоже мечтатель. Твой дедушка мечтал, что увезёт меня во Францию, там было в те годы много русских эмигрантов. Мечтал, что меня полюбят его родители и станут моей новой семьёй, чтобы мне не быть больше сиротой. Мечтал даже, что станет первым во Франции лётчиком-космонавтом. Мечтал, что мы будем жить долго и счастливо и умрём в один день.
- Как в сказке! Почему люди умирают? Жалко.
- Не тужи, внученька. В Библии сказано: «Господь обновляет лицо земли». Вот ты родилась в том же году, когда умер твой дедушка. Нашему поколению нужно доживать свой век и освобождать место под солнцем. Настанет день, когда и я тоже «улечу на небо».
- А ты принесёшь нам хлеба?
- Конечно, умолю Боженьку, и ваше поколение не будет голодать, как мы.

Божья коровкаПроза

Божья коровка
Проза