* * *
Не верь, что будет тьма сплошная,
Без луговых цветов и вод.
Пусть тучи... Все же звезды с нами,
А выше звезд всегда Господь.
Не верь – за зло не будет мщенья,
Сплошная будет тихость водь.
Господь завёт нас к причащенью
Добру, зовёт к любви Господь.
* * *
Чернеет старая листва,
К теплу стремится молодая,
Желание жизни порождая
Согласно правде естества.
Желтеет осени настил,
О скоротечности напомнив,
Питая молодые корни.
Но, правда, стоит ли грустить?
* * *
Не надо мерить жизнь батонами,
Мясо-колбасными изделиями,
Достоинства в том нет законного,
Но часто так ее и меряют.
Помимо соковыделения
Есть что-то слабоунавоженное.
Еда, конечно, дело стойкое,
Но все едой давить негоже.
ВСТРЕТИЛИСЬ
Прошли года, другой ты стала
От нескончаемых забот,
Которые летают стаей.
И вот мы встретились, и вот
Мы говорим о чем-то пресном,
Давно известном (неспроста).
Стоим на площади — нам тесно,
А площадь-то почти пуста.
Когда-то, помнится, ночами
Мы восхищались и клялись,
И времени не замечали —
Мечтами улетая ввысь.
Настроили воздушных башен,
Аж дух захватывало, аж...
Но временем живым погашен
Воображаемый пейзаж.
Все пролетело, промелькнуло,
Осталось в прошлом, во вчера.
Ты на часы свои взглянула
И извинилась: «Мне пора».
* * *
Листьев беспокойный рой,
Вечер зябкий и сырой,
В небесах полно заплат.
Скучный, серый был закат.
Пятый день — дожди-дожди,
И рассвет такой же жди.
Кончилась тропинка лета,
И кого винить за это?
* * *
Звезды падают,
Звезды падают,
Не задерживаясь
В нашей памяти.
Много времени
Им светить дано.
Упадут все равно,
Упадут все равно.
Этой участи
Не избегу...
Светляки догорают
В траве на лугу.
* * *
Ты полжизни прошел
И тебе известно,
Что из злости тоже
Возникают песня.
Песня будет сильной,
Рать построит к бою,
Но закроют взрывы
Голубое, —
Мчат дурные вести,
И для юных проседь.
Нет, такие песни
Пусть душа не просит.
* * *
Упала береза с кручи,
Ее подхватила волна.
К смерти себя не приучишь,
Пугает всегда она.
Чудесная жизни россыпь:
Ромашки, полет мотылька,
Лучи, дети радуги — росы,
Любимцы небес — облака,
Опушки, стога, дорога,
Мосточки, озерная гладь,
Свербига, тропинка у лога,
Ивы доверчивой прядь,
Краски живые рассвета,
Весенний восторг воробья...
Уйдешь, только надо, чтоб это
Осталось после тебя.
ХОЛОДНЫЙ ЧЕЛОВЕК
И живет холодный человек
В той стране, где множество калек,
В той стране, где грязные снега,
Где без рек остались берега,
Где зола в лесах и бурелом,
Где лесник — и хам, и дуролом,
Где в полях колючки да осот,
Где по небу тучей пыль несет,
Где родное тащат за «бугор»,
Где обида, зависть и раздор,
Где бездушия не окончен век...
Там живет холодный человек.
* * *
Я обиду не храню,
Я ее похороню.
Были солнце и цветы,
И была всех лучше ты.
А потом пошли слова,
Как пожухлая трава,
Как завьюженная мгла,
Как продрогшая скала.
Стали порознь пруд с луной,
Перед тропкой — лес стеной,
Ветер желтый лист несет...
Мы расстались, вот и все…
Я обиду не храню,
Я ее похороню.
Горечь пусть сгорит дотла.
Будь с другим всегда светла.
* * *
Полночь, глухая полночь,
Голос последний зачах.
Не запретишь помнить
Мне первых лучах.
Лист не качнется на ветке,
Темень и над, и под...
Только о чистом и светлом
Память всегда промелькнет.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Поэт и еврейский язык - zaharur На вышеприведённой фотографии изображена одна из страниц записной книжки Александра Сергеевича Пушкина, взятая из книги «Рукою Пушкина. Несобранные и неопубликованные тексты». — 1935г.
В источнике есть фото и другой странички:
http://pushkin.niv.ru/pushkin/documents/yazyki-perevody/yazyki-perevody-006.htm
Изображения датированы самим Пушкиным 16 марта 1832 г.
В библиотеке Пушкина была книга по еврейскому языку: Hurwitz Hyman «The Elements of the Hebrew Language». London. 1829
Это проливает некоторый свет на то, откуда «солнце русской поэзии» стремилось, по крайней мере, по временам, почерпнуть живительную влагу для своего творчества :)
А как иначе? Выходит, и Пушкин не был бы в полной мере Пушкиным без обращения к этим истокам? Понятно также, что это никто никогда не собирался «собирать и публиковать». Ведь, во-первых, это корни творчества, а не его плоды, а, во-вторых, далеко не всем было бы приятно видеть в сердце русского поэта тяготение к чему-то еврейскому. Зачем наводить тень на ясное солнце? Уж лучше говорить о его арапских корнях. Это, по крайней мере, не стыдно и не помешает ему остаться подлинно русским светилом.
А, с другой стороны, как говорится, из песни слов не выкинешь, и всё тайное когда-либо соделывается явным… :) Конечно, это ещё ничего не доказывает, ведь скажет кто-нибудь: он и на французском писал, и что теперь? И всё же, любопытная деталь... Впрочем, абсолютно не важно, была ли в Пушкине еврейская кровь, или же нет. Гораздо важнее то, что в его записной книжке были такие страницы!
