Наверное, только сейчас пришло время вспомнить и пережить те события снова, чтобы достоверно о них рассказать. В тот год весна явно запаздывала, и начало апреля напоминало больше конец тёплого ноября. Голые деревья, чёрная земля газонов, пасмурное небо, замёрзшие вороны и продрогшие бездомные собаки на центральных парковых аллеях города.
Проснувшись «от зимней спячки», в которую впадаю, обычно, в конце осени, называя это «анабиозом», и, обнаружив, что уже не могу с прежней лёгкостью двигаться и застёгивать свои джинсы, я в который раз открыла свой весенний сезон утренних, изнуряющих пробежек.
Нужно заставить себя подняться за пару часов до работы, практически затемно, в плохо отапливаемой в эту пору года, квартире. Быстро надеть приготовленную с вечера спортивную амуницию, вдохнуть полной грудью холодный воздух и шагнуть в мрачную реальность полусонного города.
Не буду вдаваться в подробности, скажу только, что мой оздоровительный бег правильнее было бы назвать очень интенсивной спортивной ходьбой, которую я довольно-таки быстро и легко освоила, со свойственной бывшим спортсменам скрупулёзностью и перфекционизмом. Для «непосвящённых» мои «скоростные заходы» были довольно интересным зрелищем, а бездомные псы при встрече спешили приветствовать меня громким лаем. Понятно, почему я выбирала для своих «марафонов» маленькие, глухие переулки, где бы не было раннего транспорта, случайных прохожих и спящих на голых газонах собак.
Но однажды я всё-таки столкнулась с такими бродяжками «лицом к морде» и любезно поспешила уступить им дорогу, сбавив скорость и перейдя на противоположную сторону тротуара. Собаки не обратили на меня особого внимания и поспешили к ближайшему мусорному контейнеру.
Я успела рассмотреть всех этих собак вместе и отдельно каждую. Когда мы приблизились к мусорному контейнеру, я немного замедлила ход и стала наблюдать, стараясь не выдавать себя шумным дыханием. Все собаки быстро и резво, прямо с разбегу, запрыгивали в контейнер в поисках чего-нибудь съедобного. И только одному псу это никак не удавалось. Он кружил вокруг ящика, слабо повиливая своим смешным хвостом – длинным, просто каким-то «крысиным», который, неожиданно, заканчивался колечком. Пёс был довольно большим, намного выше остальных собак, с крупными лапами, длинными свисающими ушами, чёрной, сбившейся на боках, шерстью и странными, почти человеческими глазами.
В его глазах отражалась грусть, безнадёжность, тоска и такая невероятная доброта. Лучше бы я тогда не посмотрела в его глаза! Но всё в этой жизни происходит не случайно. И эта встреча оказалась судьбоносной для нас двоих, в очередной раз, демонстрируя мне "изначальную целесообразность" жизни во всех её проявлениях.
Теперь я знала, что вместе со спортивной формой с вечера приготовлю для моего нового знакомого пакет со съестным. Надо будет захватить с собой и бутылочку воды. Дождя давно не было, и пить, наверное, ему хотелось ещё больше, чем есть. Но на следующее утро я на прежнем месте уже не встретила «своих собак». Оглядываясь и всматриваясь в ближайшие подворотни, заметила истощённую и обезвоженную собаку, которая, судя по состоянию её сосков, кормила щенков, открыла перед ней пакет с колбасой и косточками, она проглотила всё в «один присест» и в знак благодарности завиляла хвостом. В поисках чего-то подходящего под посудину, куда можно было перелить из моей бутылки воду, я близко подошла к высокому забору частного дома. Из калитки появился пожилой мужчина и спросил, что мне надо. Я всё объяснила, и он вынес выцветшую пластмассовую миску, в которую я вылила воду. Собака пила, не останавливаясь. Мужчина оказался разговорчивым. Воспользовавшись моментом, я спросила, не видал ли он тут неподалёку возле контейнера бездомную собаку – чёрную, с таким смешным хвостом - «колечком» и длинными ушами. Он задумался, а я высказала предположение, что пёс может быть немного похож на афганскую борзую. «Так это вот из этого двора!» - воскликнул мужчина. «Они его давно выгнали, у них кошка породистая окотилась, так прогнали со двора, чтобы стресса у неё, королевы, не случилось».
Так он и рассказал мне свою версию истории жизни этого бедняги. Его подарили хозяину на юбилей, но со временем что-то в экстерьере и характере ему не понравилось, и пса просто вывезли охранять загородную дачу. Там он оставался один, практически без еды и воды, жил в будке, его подкармливали сердобольные бабушки-дачницы и жители посёлка, поэтому охранника дачи из него не вышло. Когда он, чуть было не замёрз, забытый на даче, его отвязали местные ребятишки, и он убежал в город в поисках своего хозяина, и, представьте, нашёл дом. Тогда его хозяин вроде как-то смягчился и впустил его жить во дворе, в дальнейшем проявляя полное равнодушие к его здоровью и жизни. Ему не нравилось, что пёс раскапывал землю во дворе и всё время прятал и находил какие-то косточки, а охранять дом так и не научился, вилял своим хвостом-колечком и со всеми был дружелюбен, кроме их теперешней любимицы кошки. В это время в доме хозяйничала дорогая, породистая кошка, котята которой стоили «дороже денег».
Мужчина сказал ещё, что они, наверное, думают, что пёс давно уже издох, или его задрали собаки, слишком добрый нрав был у него. Как звали этого бедолагу, он так и не вспомнил. Заграничное имя какое-то…
Несколько дней подряд эта история не выходила у меня из головы. А ночью мне и вовсе не спалось от мысли, что этот замечательный пёс где-то умирает на помойке, зная, что хозяева, которых он с таким трудом разыскал, его просто выгнали на улицу. От подобных мыслей голова шла кругом. И тогда я решила поискать его не утром, а днём, во второй половине дня. И мне повезло! Я увидела его у той же самой помойки, но уже одного, без сопровождения собак. Он выглядел просто ужасно. Бока его сильно ввалились, он пошатывался на своих длинных ногах и дрожал от холода. Я стала звать его всякими собачьими именами, присвистывала, повторяя - на-на, на-на, пошли дорогой,- и он двинулся за мной. К сожалению, в кармане у меня было всего пару сосисок. Я отщипывала по кусочку и бросала ему, чтобы он только приблизился ко мне. Он заглатывал кусочек мгновенно и садился. Когда я попробовала его погладить по голове, он увернулся и с руки корм тоже не брал, подбирал с земли.
Какой благородный пёс! Его выпихнули на улицу, а он бережёт верность хозяину. Он закашлялся от быстро проглоченного кусочка, и я, уловив момент, погладила его по голове. Не знаю, что это было вообще! Я с детства боюсь собак, меня пару раз не слабо пугали цепные псины, а один раз даже укусила такая злобная… А тут, я как будто сошла с ума, я совсем не боялась: подходила близко, гладила, зазывала, давала еду с руки, постепенно приближаясь с ним к моему дому. Я тогда сама не знала, не понимала, что делаю. Просто его глаза… Я тогда увидела в них смерть. Мне показалось, что если сейчас не заберу его, не дам еды и воды, он этой ночью умрёт. Передвигаясь на тонких ногах не совсем уверенно, он всё-таки почти дошёл до моего двора, сосиски закончились, но он не уходил. Я позвала дочь, и это было моей главной ошибкой. Она прибежала, и, увидев его, такого грязного, несчастного, с такими грустными глазами, сказала твёрдо: « Знаешь, тебя зовут теперь Генри. Ты будешь моим другом!». Я расплакалась, понимая, что необдуманно сделала то, что не должна была делать. Когда мы шли с ним ко мне во двор, я хотела просто накормить и напоить его, подружиться, а потом пойти в дом к его хозяину и сказать, что за жестокое обращение с животным ему кое-что грозит, и он в ответе… и ответит… Короче, бред! Заставить любить собаку под страхом суда невозможно. А теперь предстояло подумать, что делать и как быть. Дочь проявила решительность и позвала Генри в дом.
Дальше всё шло, как будто по заранее написанному сценарию. Генри накормили, напоили, с помощью текстильного брючного ремешка пристегнули и повели в старую квартиру, где дочь-студентка пока ещё оставалась жить с пятнадцатилетним сиамским котом Самосой. Они выросли там, практически вместе, одновременно взрослели и мудрели. Они любили друг друга как брат и сестра. Маленьким беспомощным котёнком Симоша попал в руки шестилетней первоклассницы самым дорогим подарком к Новому году.
Когда однажды печатными буквами она вывела на белом листе бумаги: « Подари мне, Дед Мороз, братика», - и положила свёрнутый пополам листок в наш почтовый ящик. Тогда это сиамское чудо и стало единственным нашим спасением. Дочь уже выросла, а Симоша теперь стал грозным Самосой, немного своенравным, умнейшим котом-ветераном.
Он очень важно ходил в туалет на унитаз, звал, чтобы за ним немедленно смыли, просил поесть только одним прикосновением своей мягкой, но сильной лапы, знал волшебное слово «мама», которое произносил с лёгким кошачьим акцентом, виртуозно имитируя голос дочки. Он считал себя полноправным хозяином квартиры, где вырос и успел состариться. Когда пришло время переезда на новую квартиру, Самосу решили не травмировать - пусть живёт теперь хозяином, королём. Старую мебель, изрядно пострадавшую от его когтей, тоже не стали тащить в новую квартиру, так что для него ничего практически не поменялось. Разве что повышенное внимание к его персоне поначалу немного удивляло кота, потом он и к этому привык. А вот теперь его ждал настоящий, собачий сюрприз от Генри…
Ещё дочь мне пообещала сама всё объяснить отцу, надеясь, что человеческие глаза Генри растопят доброе его сердце, и он примет бедную собаку в нашу маленькую семью. Кот на удивление не проявил повышенного внимания к гостю, просто, на всякий случай, сел поудобнее, в свою любимую стойку «готовности дать отпор». Генри сразу почуял кота, немного заволновался, но предыдущий опыт общения с вредной кошкой, помог ему сдержаться, и он даже не залаял. Правда, запах кошачьей еды не давал ему успокоиться. И пока мы готовили ему ванну и созванивались с другом дочки, который мог бы помочь искупать собаку и дать полезные советы по уходу за ней, Генри прорвался на кухню и залез в кошачью еду. Мы узнали об этом сразу по визгу Генри и воплю Самосы, который отпустил пощёчину бесцеремонному псу своей когтистой лапой. Знакомство состоялось. Генри позже понял, что кормушка у него будет своя и намного больше, чем у кота. Надо сказать, что ел он очень много, с волчьим аппетитом и при этом всегда оставался голоден. «Это синдром хронического голода бездомных животных»,- объяснил прибежавший по звонку друг-собачник Денис. Он посоветовал сфотографировать Генри «до того», чтобы потом сравнить, каким он станет спустя время. Пытаясь определить возраст, он осмотрел зубы, лапы и суставы Генри, сказал, что пёс, вроде, не старый, но состояние его здоровья сейчас просто критическое, и выкарабкаться он сможет только при особом каждодневном уходе. Дочь понимала, что это на ней теперь будет и особый и каждодневный уход.
На нашего папу Генри произвёл такое сильное впечатление, что он запомнил это, пожалуй, на всю жизнь. Когда он вошёл и присел на диван, чтобы понять, наконец, что тут происходит, Генри подошёл тихонько и, положив морду на его колени, посмотрел ему прямо в глаза. Мы с дочкой сразу же начали реветь, а муж стал гладить его по голове, приговаривая, - хороший, хороший… Так Генри обрёл новую семью и хозяйку в лице моей дочки. Она покупала ему поводки, ошейники от блох и для прогулок, варила еду вёдрами, выгуливала, лечила.
Надо сказать, что большинство моих знакомых как-то странно, с лёгким осуждением говорили о таком необычном приобретении нашей семьи. А друзья и подруги дочери, наоборот, с юношеским энтузиазмом – «клёво»!. Теперь мои пробежки чаще всего были связаны с маршрутом «на старую квартиру», «к друзьям». Пока дочь была на занятиях, я успевала его накормить и выгулять. Генри много ел, хорошо спал, перестал беспокоиться во время прогулок, что его случайно забудут на улице. С котом они установили паритет: не лезть на чужую территорию и в чужую миску, и при его соблюдении всё было тихо и спокойно. Так, наверное, и дружит большинство мужчин…
Первые два месяца Генри гулял только во дворе, обычно мы обходили с ним территорию по периметру, потом он начинал прихрамывать и сильно упирался, когда предлагали прогуляться дальше и слегка пробежаться. Он быстро набрал вес, шерсть отросла и заблестела, колечко на хвосте упруго покачивалось. Теперь уже было очевидно, что это взрослый пёс породы «афганская борзая». Беспокойство внушали состояние его суставов и трофическая язва на левой передней ноге. Из-за неё он совсем не любил бегать, было заметно, что бег вызывает у него сильную боль. Хотя для этой породы показан ежедневный продолжительный бег, мы не настаивали, пусть живёт спокойно, пока не поправится. Слишком много довелось ему натерпеться, бедняжке.
Так незаметно пришло лето. Дочь в усиленном режиме теперь работала над дипломом, готовилась к экзаменам. Горячая пора наступила в её жизни, пришлось уже чередовать ночёвки дома и на старой квартире. Я была, конечно, всегда на «подхвате», старалась помогать: готовила еду для Генри, гуляла с ним, чтобы как-то разгрузить время дочки, помочь ей. Не знаю, как мы всё тогда успевали. Я - работать, она - учиться и ещё ухаживать за престарелым котом и больной собакой. Но Бог помогал и нам и нашим друзьям. Всё было хорошо.
Диплом специалиста на руках, усталость на лице,- желание хоть немного отдохнуть перед очередным новым витком жизни побороло все сомнения, и дочь уехала с друзьями на море.
Я же провела свой отпуск в заботе о Генри. Его язва на передней лапе снова открылась. Выполняя все рекомендации ветеринара, я промывала, смазывала, перевязывала. Генри терпел всё, спасибо ему. Иначе, я бы не смогла его лечить. Когда-то очень давно, именно из-за боязни крови и открытых ран, я ушла из практической медицины. Но знания пригодились в жизни и не один раз. Так что к возвращению дочки состояние здоровья Генри было стабильным. Он хорошо кушал, гулял медленно, не спеша и много спал. Лапа потихоньку заживала. Теперь отдыхать была моя очередь, но события, происшедшие вскоре, внесли коррективы в мои жизненные планы. Однажды, сентябрьским вечером, дочь со своим сокурсником, вышли на очередную прогулку с Генри. Когда они уже заканчивали свой традиционный маршрут «вокруг дома», возле них остановилась иномарка, из которой вышла молодая, хорошо одетая женщина и направилась прямо к ним. Она стала громко, привлекая к себе внимание прохожих, говорить, что это её собака, вернее, её родителей, которые сказали ей, что пёс сам убежал со двора и, скорее всего, умер уже от старости. Что ему уже больше одиннадцати лет, что зовут его… Дочь всё это время просто молчала, а потом тихо произнесла: «Я всегда хотела посмотреть в глаза тем людям, которые смогли так жестоко предать эту собаку, выгнать её умирать на улицу, да ещё, как оказывается, в таком преклонном возрасте».
Потом она молча отстегнула поводок от ошейника и сказала, обращаясь теперь только к Генри: «Выбирай, друг, ты свободен…».
Новоиспечённая хозяйка открыла дверцу машины и громко позвала его, непрерывно повторяя – ко мне, ко мне! Генри внимательно посмотрел на неё, медленно повернулся к дочке и, лизнув в руку, вдруг резко развернулся и рысью помчался к подъезду дома один без сопровождения. Растерянные от случившегося, ведь он никогда не убегал от них, тем более так быстро вообще не бегал, они последовали за ним. Генри не оказалось возле подъезда. Когда же дочь с другом поднялись на третий этаж, они увидели Генри, ползущего к двери квартиры: опираясь на две передние лапы, он подтягивал туловище, задние ноги бездействовали. Он лег на резиновый коврик у двери и грустными своими человеческими глазами посмотрел на всех. Дочь открыла дверь, Рома на руках занёс Генри в квартиру. Незваная гостья, стоявшая сзади, так же внезапно исчезла, как и появилась.
Больше Генри уже не поднимался, в тот вечер его парализовало. Он сразу отказался от еды и умер тихо, без видимых мучений, попрощавшись с нами своим долгим, грустным взглядом, полным благодарности и любви… О, Генри…
|
