Юродивый.

Холодно в комнате. Скучная у меня комната, тёмная, узкая и длинная, одно окошко, да и то с гулькин нос. Чуть повечереет – так и потемки в комнате. Одно хорошо – на запад. Да хоть и скверная моя комната, а люблю её. Говорят - любит и нищий свое хламовище. Да и тем хороша, что последняя в коридоре. В нашей комуналке их двенадцать. В коридоре разный хлам навален – велосипеды, лыжи, ковер рулоном, бечевкой связан, да и всего не перечислишь. Всё старое, сломанное - до кухни не пройдешь не зацепив какую – нибудь рухлядь. А в коридоре душно и пахнет дурно. Скорее всего, от кухни идет. Кухня у нас большая, обширная, светлая. Правда, по утрам чадно немного, когда рыбу или говядину жарят, да и нальют, намочат везде. В кухне у нас на веревках белье висит старое, а так как моя комната далеко от кухни, то и запах почти не доходит. Да и привык я к этому запаху, ничего - пожил и привык. А двор хороший – тополя растут. Давеча подошел к окну, постоял – под деревьями люди собрались, руками машут, суетятся... О чём? О футболе? О кино? Или о завтрашней погоде? За деревянным столиком в домино играют. Нет хуже, как по вечерам в окно глядеть – какая-то у меня обида на всех этих людей, а за что, и сам не понимаю... Тоскливо мне. Не то чтобы уныние, а скорее – безразличие ко всему. Соседи по квартире на меня с тихой насмешкой смотрят, а мне как-то, все равно. Участковый вот приходил, больничный мой в руках покрутил, да так и ушел молча. Холодно. Врач сказал, что у меня воспаление легких. И, правда, – жарко, кашляю, и никак согреться не могу. Бронхит у меня – сам себе диагноз поставил. Только долго тянется, вот уже три месяца. Соседка моя, говорит, что мне антибиотик нужен, а где его взять. Соседка у меня хорошая – тихая, за стеной живет, а я, ее и не слышу. С сыном живет. Мальчику лет семь-восемь, но тихий – весь в мать. Позавчера постучался в мою комнату, и пакетик протягивает, – мама сказала передать. А в пакетике – антибиотик. Немецкий. Где она его достала? Два дня я таблетки эти с чаем горячим на ночь пил - чувствую, легче стало. А на дворе уже Весна. Конец Марта, считай - Апрель. На улицу надо, думаю, завтра с утра и пойду. Куда? Да никуда. Просто по улицам похожу, свежим воздухом подышу. «А люди?», – подумал я. А что люди. Соседи. Их отношение ко мне, как больному. Как встречусь взглядом с кем либо, в коридоре, то сразу глаза отводят. Мол, что с него взять – больной. Живет, как затворник. Но не болен я
(бронхит – то чепуха), я ведь, наверное, с ума схожу... Что такое со мной творится, не понимаю... О нет, конечно, не так, как те, которых в Белые Столбы укатывают! Для соседей и общего спокойствия я совсем не опасный человек! Даже не алкаш. Лицо у меня спокойное – тихое лицо. Буйства во мне не больше, чем у воробья под осенним дождем ( бывает – слетаются ко мне на карниз.) С такими мыслями и лег спать, в предвкушении завтрашнего дня.

Повезло мне утром. В окно выглянул, а там солнце и небо голубое. Да по приемнику услышал – двенадцать градусов тепла.
Вышел я из подъезда и чуть не грохнулся от городского шума. Дом наш в конце Н-ского переулка стоит, в трёх кварталах от Лубянки. Оттуда и шум, считай от главной улицы города. А там людей, как муравьев, кто с кошелками, кто с портфелями, а большинство с сумками. Все куда-то бегут, галдят, в очереди встают за товаром. Подошел я к одной очереди, посмотреть, что продают. Бананы. А зачем за ними в очередь вставать? В любом продуктовом можно купить. Видимо, на улице дешевле. А рядом бочка с пивом – на разлив дают. Здесь очередь, в основном, из мужчин, а между ними несколько задерганных женщин. Да какой же сегодня день?
Воскресенье? Ну не будний же день. Не может быть столько праздных людей в рабочий день. Голова у меня закружилась от смрадного запаха пива. Отошел, как можно скорее и пошел вниз по улице. А куда пошел – не знаю. Так – куда глаза глядят. Прошелся немного, чувствую, устал уже. Свернул налево в бульвар и на первую ближайшую скамейку сел. Полегчало. Осмотрелся. Прямо, напротив, на лавочке молодая парочка резвилась. Смеялись, из бутылок пиво прихлебывали и курили тайком дурь. Оттого и смех не естественный был – понял я. Полицейский прошел мимо, даже и не взглянул на них. Прикрыл я глаза, как бы задремал, но не долго. Слышу шум непонятный, визг, хохот. Открыл глаза и вижу, как по бульвару мужчина в мою сторону идет, а за ним мальчишки тянутся, подпрыгивая, кривляясь, окурки бросают ему в спину, некоторые и камни маленькие. Взрослые проходили мимо, только усмехались, мол, ненормальный. И действительно, выглядел он немного странно – одежда старенька, вся в разноцветных заплатках, а на ногах тапочки старые с дырками, так, что пальцы видно было. Обе руки его были заняты. Одной на веревке дохлую кошку за собой волок, в другой фонарик старый, который горел тусклым светом. Сердце мое ёкнуло! Поравнялся он со мной и плюхнулся на скамейку радом со мной. Подвинулся я чуть.
- Что воняет?
- Да что Вы, - возразил я, - места больше будет.
- Мне хватит, я тут на краешке посижу. Отдохну и пойду дальше.
- Кошку хоронить? – серьёзно спросил я, - с фонариком.
- Ты меня случайно, не попутал с тем, который среди бела дня с фонарем по городу ходил?
- Нет, не попутал. Это Диоген был, людей с фонарем искал при дневном свете. А Вы, нет, не Диоген, хотя тоже людей ищите.
Внимательно посмотрел он на меня. Сердце мое опять ёкнуло, Но уже с большей силой. Неужели мне так повезло?! Юродивого встретил!! За что же мне такая благодать?! А в голове мысли, как молнии:
ЮРОДИВЫЕ
на Руси, аскеты, обладающие, по мнению верующих, даром прорицания. Одни из них выдавали себя за безумцев, другие страдали умственными расстройствами. Смело обличали царей, вельмож и др. В народе почитались святыми. Некоторые канонизированы Русской православной церковью. Наиболее известны: монах Киево-Печерского монастыря Исаакий (11 в.), в Москве - Василий Блаженный (16 в.), И. Я. Корейша (19 в.) и др.
- Как ты? – продолжал он наш разговор.
- Не знаю, вроде нормально.
- Нормально?! А как же эти двое на лавочке, - перстом указал на молодых, сидящих напротив.
- Полицейский только что проходил..., - попробовал оправдаться я.
- Вот всё у вас так – всегда третьего ищите. А сам то, что – промолчал?
- Так не поймут же! Да еще обругают ко всему.
- Слов боишься? А камней?!
- Да что Вы? Кто я такой? Я не святой Николай Саллос, который предложил царю Ивану Грозному отведать сырого мяса великим постом. «Я христианин и в пост мяса не ем», - возмутился царь. «А кровь христианскую пьешь», - последовал ответ святого. Царь был посрамлен и покинул город, в котором собирался учинить суровые расправы. Город был спасён!
- Значит, если не святой – всё попускаешь? Так что ли? Боишься? Пойдем к храму, а по дороге я тебе расскажу о страхе.
Хорошо, - согласился я.
Мы пошли к Собору Покрова Богородицы на Рву, который мы называем этот собор Храмом Василия Блаженного.
- Так вот о страхе- Люди боятся того, чего не могут понять. В мире, где всё поддаётся вычислению и анализу, не остаётся места божественному промыслу. Витиеватым движением шариковой ручки бюрократ направляет в дурдом тех, кто не вписывается в сухие рамки статистики. Психбольница – последнее пристанище Наполеона, Мессии и Андрея Юродивого современности. Там на них вешают ярлыки, рассортировывают по папкам личные дела с непонятными терминами в графе «Диагноз». Шизофрения, психоз, эпилепсия, паранойя – целый полигон для применения новых лекарственных препаратов, последних достижений современной медицины. И постепенно Наполеон перестаёт видеть чёрную треуголку на своей голове, превращаясь в полуживой овощ, а Мессия не слышит голоса Бога во сне. Но так было не всегда.

Интересно, в какую папку определили бы Иисуса, приди он сегодня? Шизофрения или мания величия? Кто станет внимать словам Бахауллы и Сиддхартхи в век анализа и вычислений? Кто сможет узреть послание Бога за витиеватыми движениями шариковой ручки?
Говорил он громко, а прохожие с изумлением и усмешкой смотрели на нас и на дохлую кошку, на веревке. Слышал, что кто-то предлагал вызвать полицию.
Но мы уже были на площади перед храмом. Устроились прямо на булыжниках, как бы полулежа. Скамеек на площади не было. На площади было много туристов и было слышно английскую, французскую, немецкую речь.
Мой собеседник, как бы и не видел их, продолжая разговор. Но я прервал его, спросив, - А как же все они, - спросил я, показав на суетящуюся толпу на площади, - как те прохожие, восклицающие о полиции. Они не понимают или злые?
- В мире нет злых людей, они просто спящие.
- И как их разбудить?
- Прежде всего, разбуди самого себя.
- Как?
- Истинному христианину не свойственно лицемерить и притворяться, он должен быть со всеми честен и открыт.
Нас прервали. Появились «они». Сначала мимо нас прошли двое, а потом трое. Остановившись возле нас, да и первые двое вернулись. Пятеро окружили нас плотным кольцом от туристов и просто праздных любопытствующих. Разговор был короткий. Вызвали «карету», в которую нас закинули играючи, кошку бросили, видимо, как «доказательство».

Всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвысится.
Евангелие от Луки.

Глава вторая.

Изначально юродство как особый вид христианского подвига возник в Византии в 6-м веке, однако наибольшую известность он приобрел в России, начиная с 14-го века.
Буквально слово «юродивый» означает «уродливый», «ненормальный», но эта «ненормальность», будучи «юродством Христа ради», призвана подчеркнуть истину, изреченную Спасителем: «Царство Мое не от мира сего», и граждане этого Царства кажутся «странными», т.е. странниками в мире сем.

Апостол Павел говорит: «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Господом». Высочайшей мудростью с христианской точки зрения является не светская ученость, а жертвенная любовь к Богу и людям. И юродивые, будучи Божьими мудрецами, возвышаясь над этим грешным и по-настоящему безумным миром своей духовной чистотой, не презирали его, а подобно Спасителю, снисходили до жертвенного служения ему.

Желая вразумить людей, юродивые становились как бы зеркалом для них.
Многие случаи показывают, как юродивые своим примером пытались вразумить людей, доводя до абсурда те пороки, которые свойственны многим из нас. Они, будучи очевидно святыми людьми, сподобившимися от Бога дара чудотворения, в карикатурной форме изображали мелочную обидчивость, зависть, сварливость, давая людям возможность посмотреть на себя со стороны. Посмотреть и устыдиться.

Не стоит видеть в поведении юродивых едкой сатиры. В отличие от карнавальных шутов, юродивые были движимы состраданием и любовью к заблуждающимся людям. Так блаженный Прокопий Устюжский, который считается первым юродивым на Руси, в один воскресный день начал призывать жителей Устюга к покаянию, предупреждая, что если они не раскаются в своих грехах, город постигнет Божий гнев. Люди смеялись над блаженным, говоря «он не в своем уме». Еще несколько дней после этого блаженный Прокопий со слезами на глазах умолял устюжан принести покаяние, но никто его не слушал. И лишь, когда вскоре грозное пророчество святого сбылось, и на город налетел страшный ураган, люди в трепете сбежались в соборный храм, где перед иконой Богоматери, теплой Заступнице рода нашего, слезно молился святой угодник Божий. Последовав его примеру, жители Устюга также начали усердно молиться. Город был спасен, но главное – были спасены многие души, получившие вразумление благодаря молитвам святого Прокопия.

Будучи великими молитвенниками, постниками и прозорливцами, юродивые избегали земной славы, притворяясь безумными. Блаженный Прокопий, проводя каждую ночь, не взирая на лютые морозы, в молитве на паперти соборного храма, утром мог заснуть на куче навоза, а святого Симеона, жившего в Антиохии, можно было видеть таскающим за собой по городу привязанного за ногу дохлого пса. Зачастую это приводило к тому, что святых осмеивали, ругали, пинали, а иногда и избивали. Их подвиг можно назвать добровольным мученичеством, причем, в отличие от мучеников страдавших единожды, юродивые ради Христа терпели скорби и унижения всю свою жизнь.

Ведя подобный образ жизни, юродивые боролись не только с грехами других людей, но в первую очередь вели невидимую брань с грехом, который мог погубить их собственную душу – с гордыней. Подвиг юродства, как никакой другой способствует развитию в душе подвижника добродетели смирения, иначе как юродивые смогли бы сносить выпадавшие на их долю скорби.

Но смирение не означает слабоволия и попустительства греху. Порой юродивые бесстрашно возвышали свой голос там, где другие боялись рта раскрыть. Так, псковский святой Николай Саллос предложил царю Ивану Грозному отведать сырого мяса великим постом. «Я христианин и в пост мяса не ем», - возмутился царь. «А кровь христианскую пьешь», - последовал ответ святого. Царь был посрамлен и покинул город, в котором собирался учинить суровые расправы. Город был спасён!
Христа ради юродивые исполнили слова апостола Павла: «Если впадет человек в какое согрешенье, вы духовные исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собой, чтобы не быть искушенным».

Блаженные подвижники избегали суетной земной славы, но своими тяжелыми подвигами они заслужили нетленную славу небесную и были прославлены Господом на земле многочисленными чудесами, совершающимися по их молитвам.

Мы безумны Христа ради … терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся … Мы как сор для мира, как прах всеми попираемый.
Послание святого Апостола Павла

Сергей Черняев. Апрель. 2012.

Юродивый.Свидетельство

Юродивый.
Свидетельство