Лестница

Всем, поспешающим написать имена свои в книге записи на прием к правящему архиерею, надлежит знать, что превосходнейший путь к оному есть принцип: кто рано встает, тому Бог подает.
Вот и у нас появилась необходимость посетить епархиальный центр и лично решить с владыкой некоторые неотложные дела, для чего, собственно, нам и понадобится аудиенция у его высокопреосвященства.
Начинать подготовку к этой волнующей встрече лучше с вечера, предвкушая столь радостное восшествие по ковровым дорожкам к кабинету архиерея, проверьте, достаточно ли вы мотивированы, в должной ли чистоте ваше платье, почищены ли ботинки и, что очень важно, испытайте свой позвоночник: достаточно ли он гибок и готов к поклонам, легко ли тянутся в подобострастной улыбке уголки рта, неплохо это проверить, глядясь в зеркало.
Когда в ранний час будильник разбудит вас, не вздумайте уговаривать его поспать еще пять или десять минут, ибо если вы проспите, Бог простит вас и будет ждать столько, сколько вы назначите, а вот архиерей ждать, увы, не будет. Задача весьма усложняется, ежели вы сельский священник и личного транспорта не имеете, ведь добираться в областной центр из села- вовсе не безобидное для ваших одежд и обуви занятие, к тому же нервы, потраченные вами в пассажирском транспорте, как известно, не восстанавливаются, а, нерастраченные, они могли бы вам очень пригодиться в сей день.
Пропустим тяготы вашего путешествия- они общеизвестны. Вот вы подошли к зданию епархиального центра. Не забудьте истово перекреститься на надвратную икону Божией Матери, много лучше, если это ваше молитвенное предстояние будет просматривться с четырех сторон: справа и слева, откуда на вас оценивающе глядят ваши коллеги; сзади, откуда вас видно благочестивым мирянам и спереди- сверху, где, скорее всего, томится ожиданием преосвященнейший владыка, выглядывая из окна второго этажа, не идет ли достопочтимый отец Н., разлуку с которым так тяжело было пережить любящему архиерейскому сердцу.
Итак, вдоволь потерпев на себе испытующие взгляды ожидаемых наблюдателей, шагнем уже за тяжелые двери епархии. Нашему взору открывается удивительная многоярусная картина: вся лестница, ведущая на второй этаж, к приемной архиерея, занята посетителями, начиная от самого входа в помещение, где, немного слева, стоит письменный стол и молодой, но знающий себе цену семинарист осуществляет отбор желающих попасть на прием: «Кто вы? Представьтесь. Из какого прихода? По какому вопросу хотите обратиться к владыке?» Постарайтесь многозначительно надуть щеки и сделать независимый вид, отвечая молодому человеку, иначе еще на первом мытарстве вашей мечте будут вставлены палки в колеса. Кузница кадров работает без сбоев, не зря же протирает штаны и рукава форменного кителя не по годам деловитый малый. Наконец, ваше имя внесено в книгу записи и теперь вы можете присоединиться к длинной очереди просителей, посетителей, служителей и даже искусителей рода человеческого.
Вот, спиной к вам, стоит тоненький диакон, редкая бороденка словно приклеена к острому подбородку, глаза серого цвета говорят об абсолютной покорности их обладателя, руки, привычные к орарю и служебнику, полусогнутые, замерли на неопределенное число лет, вплоть до очередного «аксиос», ежели оно когда- нибудь будет спето.
На одной ступени с диаконом стоит черноволосый, цыганского вида, мужичина с огромными заскоруслыми руками в имевшем виды подряснике. Это сельский священник, от него пахнет лошадьми, а к платью прикрепились сухие травинки. Взгляд из- под густых черных бровей наводит на мысли о благодарности к Богу за то, что внешность бывает обманчива и такого страшного мужика можно было бы на свою беду встретить в глухом темном лесу скорее, чем в церкви.
Выше переминается с ноги на ногу молодой батюшка со скудной растительностью на лице и нервно бегающими глазами, лицо его покрывается от волнения фиолетовыми пятнами. Встретившись взором с кем- либо, он начинает что- то исступленно шептать и закатывает глаза, как блаженненький. За ним внимательно наблюдает цыганский поп из- под своих страшных бровей. Видя это, молодой едва ли не умирает от страха и вот- вот готов забиться в судорогах, но, вдруг, мужичина добродушно осклабившись, подмигивает ему и «блаженнейкий», едва найдя в себе силы ответить взаимной вымученной улыбкой, постепенно успокаивается. Рядом с ним монах с отсутствующим выражение глаз мерно перебирает засаленные четки и, похоже, время для него остановилось.
Двумя ступенями выше разбавляет черную однородность служивых дородная бойкая казачка, скорее всего, староста какого- нибудь сельского прихода, приехавшая просить о назначении на приход священника, желательно немногодетного, «подешевше».
Выше ждут продвижения священники- соседи двух сельских приходов и тихо толкуют о ценах на пшеницу, молоко и мясо. Их незатейливую речь прерывает громкий разговор трех батюшек в рясах греческого покроя и наперсных крестах софринского золочения. “Вы знаете, что сделал отец К., - спрашивает один из них, улыбаясь,- Он предал анафеме главу сельсовета. Представляете, прямо в общественной бане! Тот аж протрезвел в момент, бедный, еле дождался понедельника, отложил планерку и прочие дела и приехал с жалобой к архиерею. Теперь отца К. вызывают на ковер…»
Лестничную площадку потряс взрыв хохота. Один из батюшек зашелся в смехе, крестясь и утирая слезы, приговаривая: «Господи, прости!» Рассказчик же явно доволен собой. Повернувшийся на шум сухощавый протоиерей укоризненно смотрит на возмутителей спокойствия поверх своих учительских очков и качает головой. На его рясе красуется засиженная жвачка, которую некий молодой повеса безалаберно оставил на сидении автобуса, пока она не нашла самого достойного адресата. Священник сосредоточен и напряжен, он держит в руке издание местного печатного епархиального органа и думает о том, достаточно ли убедительной будет для архиерея его просьба об уменьшении епархиального налога в связи со строительством здания воскресной школы. Увы, напрасны все жертвы: и проданный «москвич», и пол-дня ожидания, и даже злополучная жвачка, которая сегодня же вечером дополнит меру разочарования сельского законоучителя, когда он повесит на гвоздь свою рясу.
Далее разговоры идут о благопристойных мирских вещах, слышно, что обсуждают тему мобильных телефонов и тарифов, марок автомобилей. Временами тема меняется и можно услышать, как встретили владыку на приходе, чем кормили, как проводили, когда вновь ожидают и заканчивается все тем, кого, когда и чем наградили и куда послали.
Выше мелькают крупные фигуры городских священников. На их животах, как на церковных аналоях, лежат наперсные кресты с украшениями. Представители этой прослойки духовенства немногословны и благообразны, их лексикон составляет десятка три правильных слов и словосочетаний, таких, как «Слава Богу», «Бог в помощь», «Воля Божия», «Помоги, Господи», «Спаси, Господи» и т.д. По всему видно, ставки высоки…
Вот открывается входная дверь, расступается толпа просителей и видно, как по лестнице тяжелой походкой заслуженного митрофорного протоиерея взбирается полный человек, к нему навстречу бросается тот самый удачливый рассказчик и на мотив песни «Ка-ки-е люди!» членораздельно и торжественно выводит: «О-тец Ге-ор-гий!» Идущий наверх останавливается, протягивает руку молодому выскочке, силясь вспомнить, кто перед ним, затем они трижды лобызаются. «Ну как вы?»,- раболепно вопрошает молодой и заглядывает протоиерею в глаза. Тот важно отвечает: «Слава Богу, так… работы много, стройка, так- то…вот, владыка ждет» ,- и продолжает движение наверх. Он уже далеко наверху, а облагодетельствованный маститым проторукопожатием и целованием все еще с восхищением и благодарностью смотрит ему вслед и повторяет, как магическое заклинание: «О-тец Ге-ор-гий, пастырь добрый…»
Непрестанно звонит мобильник у одного, совсем юного, сельского пастыря. Из аппарата доносится тонкий эмоциональный и властный голосок, а батюшка каждый раз уговаривает свою жену словами: «Успокойся, матушка. Скажу, непременно скажу. И это тоже. Я все понимаю. Успокойся и доверься мне, все я сделаю правильно. Я понимаю, да, да… Городской приход, да… Прошу, успокойся»
Другой молодой батюшка, курносый, с веснушчатым лицом школьника, живо интересуется у сослуживцев, как более правильно и вовремя подать владыке пожертвование на содержание епархиального центра, находится несколько добровольцев посвятить его в сию тайну, другие криво усмехаются с мыслью на лице: «Далеко пойдет!»
В томительном ожидании проходит какое- то время, затем заметное движение вверху ломает ряды живой очереди и все видят какого- то раскрасневшегося священника, спешащего вниз. Вдогонку ему летит гневное слово секретаря епархии: «И поскромнее себя впредь веди на новом приходе!» Законоучитель роняет газету, молодые батюшки оживляются, лелея в душе надежду на благой поворот событий и провожают презрительными взглядами несчастного бывшего городского, а ныне опального сельского священника. Едва не сбив старостиху- казачку с ног, бедняга пробирается к выходу. Даже «блаженненький» задерживает дыхание, чтобы не «заразиться» несчастьем от него и отводит в сторону глаза. Семинаристу приходит на память картина Микеланджело Буаноротти «Изгнание из Рая», которую он видел в семинарской библиотеке в одной из книжек про эпоху зрелого ренессанса, где Ева изображена безобразно толстой, как все жены этих надоедливых попов.
Опальный пулей вылетает наружу и на минуту воцаряется препротивная тишина, как будто только что вниз снесли в гробу покойника.
Все же постепенно народ продвигается к архиерейской приемной, хотя, временами, это движение задерживается то и дело подъезжающими viр- персонами из городской мэрии, департаментов образования и внутренних дел. Этих принимают радушно, грозный епархиальный секретарь выходит навстречу этим высокоименитым господам с прелюбезнейшей улыбкой на лице и, широко расставив руки, принимает их в свои объятия и провожает прямо к владыке. Ближе к обеду тот же секретарь выходит к просителям и объявляет: «Все, отцы, на сегодня прием окончен, приходите завтра!» Видно, как вниз спускается белобородый седовласый архиерей, раздает благословения и, не задерживаясь на лестнице, выходит из здания. Затем он садится в автомобиль на пассажирское место и его увозят в архиерейские покои, а не удостоившиеся сегодня высочайшей аудиенции мысленно составляют планы на предстоящий вечер, изыскивают возможности переночевать у знакомых или же в дешевой гостинице. Все быстро покидают здание и двор епархии, задерживая на мгновение свои взгляды на одиноко сидящем на скамейке у фонтана и никому не известном священнике в старом подшитом подряснике, читающем 23-ю главу святого благовествования от Матфея, и недоуменно пожимают плечами, будто все, что написано там, не о нас.
Не о нас ли?

ЛестницаПроза

Лестница
Проза