Сразу после церемонии он повез ее домой на своем роскошном лимузине. Всю дорогу он как обычно был сосредоточен и молчалив. Сколько она помнила Фреда, он всегда был таким: слегка прищуренные глаза, высокий лоб, на который небрежно спадают несколько седых волосин, выступающий вперед подбородок с ямочкой и греческий нос, вся его внешность олицетворяла умеренную суровость и, как бы служила залогом будущей стабильности. Она очередной раз вздохнула, и в тишине это прозвучало как здавленное рыдание. «В конце концов, все ищут стабильности, - думала она – не я – первая, не я – последняя. Джули спрашивала о его счете в банке, как он повлиял на мое решение. Я впервые в жизни соврала ей. Может быть я пыталась обмануть себя? Возможно. Ведь я не люблю его, как должна любить невеста своего жениха. Наверное, мама права, когда говорит «стерпится - слюбится», но почему так тяжело на душе – вот это вопрос. Да, мама должна знать в какую пропасть толкает свою дочь, ведь она ни когда не любила папу по настоящему. Конечно, я помню тот случай, помню как сейчас наш с нею разговор. Это случилось, когда я в девятом классе полюбила в первый раз. О, это было как в книжках! Я прибежала со школы и закричала: «Мама, я влюблена! Если он сделает мне предложение, я обязательно выйду за него замуж!» «Что за сумасбродная мысль?! – остановила она меня, - Что ты знаешь о любви, девочка моя? Ты думаешь, это и есть то трепетное чувство, которое охватывает тебя, когда ты встречаешь смазливого парня, того самого на белом коне, о котором мечтала в своих снах? Нет, душечка. Чувства эти пройдут через пару месяцев, а останется только привычка, и чем сильнее было чувство, тем больнее будет разочарование от его утраты». Это должно быть правдой. Что удерживает моих родителей вместе? Дети, общее имущество, привычка и Божья заповедь – не разводиться. Без сомнения, страстью в нашем доме ни когда и не пахло. Они даже спят в разных комнатах, но когда наступает особенный день, то мама ложится спать позже всех, долго возится с посудой на кухне или занята чем-то еще особенно неотложным, а потом повязывает для молитвы свою любимую черную косынку и идет в папину комнату, словно в трауре, серьезная и печальная. Страшно. Она посмотрела на чужого мужчину за рулем и содрогнулась. Хорошо, что это только помолвка, а не свадьба, ведь она еще не готова к своей первой ночи. Но это и есть та суровая реальность, о которой ей говорили взрослые, когда она была еще подростком. Девушке в двадцать два пора уже выходить из детского возраста. Но как все-таки тяжело отказаться от своих сказочных иллюзий, когда ты молода, красива, когда хочется, чтобы на тебя смотрели мужчины, когда еще хочется краснеть от не скоромных взглядов, когда хочется услышать, хотя бы раз в жизни, горячие слова в ночном парке: «Я люблю тебя!». Но, нет, нужно держать себя в руках, скоро лучшие твои подруги будут завидовать тебе и твоему положению в обществе, - урезонивала она себя. Ведь все ищут стабильности».
Машина подъехала к старенькому дому. Завизжали тормоза. Френк медленно вышел и открыл дверь девушке.
- Прошу вас. – он любезно протянул ей руку, на что она едва заметно кивнула.
- Я заеду за вами в воскресенье, когда буду направляться в церковь.
Она едва расслышала его последние слова, потому что торопилась поскорее скрыться за ветхими дверями своего дома.
Мама встретила ее на пороге, счастливая и улыбающаяся, с перекинутым через плечо полотенцем, которым она тщательно вытирала только что вымытую тарелку.
- Ну, как прошло мероприятие? – Ласково пропела она.
- Не урони тарелку, мам. – Недовольно буркнула дочь, снимая в прихожей верхнюю одежду.
- Неужели ты не расскажешь матери, как все это было? – не меняя тона, продолжила та по дороге на кухню.
Снимая тесные сапоги, дочь еще больше нахмурилась.
- Мам, пожалуйста, оставь меня в покое! У Меня сейчас не то настроение, чтобы рассказывать о том, сколько стыда мне пришлось натерпеться, когда он знакомил меня со свекровью. Точнее сказать, когда он показывал меня своей маме. Она мне чуть в зубы не заглядывала, а под конец еще спросила, не страдаю ли я какими женскими заболеваниями, а то им, дескать, непременно нужен наследник фамильного имущества, и бесплодный вариант, видите ли, для них неприемлем. – Горечь, с которой были сказаны эти слова, слегка умерила материнский пыл, но не настолько, чтобы огорчить счастливую родительницу.
- Ничего, ты меня еще будешь благодарить, за то, что я настояла на этой партии. – Тихонько ворчала она себе на кухне. – Вот переедем в их огромный дом, посмотришь, что значит жить по-людски, тогда и поговорим об этом.
* * *
Утро следующего воскресенья выдалось сумасшедшим. Мать подняла дочь в половине седьмого и буквально втолкнула ее в ванну. Сонная девушка не могла понять, что же все-таки происходит, потому что такого еще раньше не случалось.
- Ты сегодня утром должна выглядеть свежей, а не заспанной. – Приговаривала мать выливая на дочь кувшин холодной воды.
- А-а-а-а! – закричала та, и одним прыжком выскочила в коридор. Сон как рукой сняло.
- Ты что, мам?! С ума что ли сходишь? Вода ж ледяная! – со слезами закричала она, всеми силами пытаясь сдержать истерику.
- Вода была комнатной температуры. – Невозмутимо парировала мать и, взяв с полочки махровое полотенце, направилась к испуганной дочери в коридор. – Ну зачем же, скажи на милость, стоять в коридоре в чем мать родила? – Ворчала она, заботливо растирая бледные пупырышки, которые густо покрыли все тело ее изумленной дочери.
- Мам, что случилось? – немного успокоившись, спросила она.
- Да, собственно ни чего такого и не случилось. Просто сегодня первый день, когда ты поедешь в церковь не на автобусе, и сидеть отныне будешь не там, где прежде, поэтому и выглядеть ты должна по особенному.
- Я что, кукла? – Фыркнула она в ответ, и направилась в спальню.
- Я желаю чтобы ты выглядела лучше всех, и всего-то. – И мать последовала за ней, чтобы прочитать мораль. – Разве я требую так много? А ты могла бы подумать над своим поведением, и тоном, каким ты разговариваешь с матерью. Как быстро дети забывают, что у них есть долг перед родителями. Теперь, когда ты можешь сделать мою жизнь радостной, согласившись принять свое счастье, верхом неблагодарности было бы вести себя, как капризный ребенок и испортить все то, над чем твоя мать так долго и упорно работала.
Девушка села на край кровати и, подкатив глаза, терпеливо выслушивала ставшие уже привычными нотации.
- Когда вы поженитесь, Фред повезет тебя в свадебное путешествие, покажет тебе разные заморские страны. Вы будете загорать на море, кататься на лыжах….- Пересказывая все прелести будущей семейной жизни своей дочери, мать мечтательно улыбаясь, она достала из шифоньера лучшее платье девушки и принялась его аккуратно проглаживать. - …И на этом балу ты будешь самая красивая.
- Ну хватит, мама! – не выдержала дочь. – Я не хочу быть самой красивой! Не хочу с ним загорать, плавать, кататься, танцевать или еще что-то там. – Она задохнулась от возбуждения. – Неужели ты этого не понимаешь? Я вообще не желаю иметь с ним что-либо общее.
- Замолчи!!! – И мать в ярости стукнула ладонью по гладильной доске. – Мало того, что мать твоя всю жизнь была оборванкой, отец – дармоед, под старость лет совсем на голову сел, так ты хочешь, по моему примеру, свою жизнь в помои закопать?! Не позволю! – на ее глаза навернулись слезы – Не для того я кормила, одевала и воспитывала тебя, чтобы спокойно потом смотреть как ты будешь влачить жалкое существование. На, одевай! – И она бросила на койку поглаженное платье.
Дочь печально посмотрела не него и медленно стала переодеваться. Она давно уже смирилась со своей участью, но время от времени, что-то в ней закипало, и тогда все ее существо бунтовало против такого положения вещей, но аргументов в свою защиту всегда не хватало, и приходилось подавлять в себе возмущение, хотя бы для сохранения терпимой обстановки в доме.
Фред задерживался. Богослужение уже начиналось, а его все еще не было. Девушка не любила опаздывать, но пойти сама не решалась.
Вдруг у ворот заскрипели тормоза. Тревожно загудел сигнал. Она сняла с вешалки пальтишко и принялась натягивать замшевые сапоги. Фред стал нервно сигналить.
- Ох, какой нетерпеливый. – шутливым тоном прокомментировала мать. Но девушка так угрюмо посмотрела на нее, что наигранную веселость, как рукой сняло.
Весенняя прохлада встретила ее ободрительно. В распахнутое пальто ворвался веселый ветер и затрепетал в подоле прелестного платья. Она стремительно сбежала по ступеням и, юркнув в распахнутую дверцу, оказалась возле водителя.
Он медленно повел машину по ухабистой дороге.
- Софья, - как то особенно официально обратился Фред к девушке. – разве тебя не учили родители, что опаздывать не хорошо? Почему я должен ждать тебя? Впредь, я хотел бы, чтобы ты была полностью готова к моему приезду. – И он посмотрел на нее холодным и решительным взглядом.
От неожиданности такого заявления она потеряла дар речи. От возмущения такой несправедливостью ком подкатил к горлу, а на глаза навернулись слезы. Разве это не он приехал с опозданием? Разве она не была готова? Неужели ей надо было пол часа париться в верхней одежде? Внутри у нее все кипело и клокотало, но она так боялась его, что была не в состоянии выдавить из себя ни единого слова.
- Да ты не расстраивайся, - смягчился он, видя ее выступившие слезы, - это не так страшно. Теперь я буду заниматься твоим воспитанием, и скоро мы сделаем из тебя настоящую леди.
Софья отвернулась и стала разглядывать мелькавшие за окном картины, пытаясь отвлечься от скверных мыслей. Самодовольное выражение на лице ее жениха раздражало ее, и она боялась перестать его бояться, потому что тогда непременно нагрубит ему. Она хорошо знала, какой у нее скверный характер. Вот уже несколько лет она каждый вечер в молитвах просит Бога изменить его. Несколько лет, но не последние дни. Теперь она не желала изменяться. Зачем? Для нее теперь все умирает. Она выполнит свой долг перед матерью, а потом пусть этот зануда помучается с молодой женой, у которой несносный характер. Она поймала себя на том, что эта злорадная мысль развеселила ее. Вдруг ей стало страшно – что же она скажет Господу, когда пастор спросит на венчании: «Любишь ли ты его?». С этой мыслью тоска опять вернулась в сердце и томительно защемила в груди.
Богослужение в этот день шло в обычном порядке, но для нее все было не так. Она теперь сидела на новом месте в элитной части большого зала и чувствовала себя не в своей тарелке. Люди вокруг нее утопали в роскоши. Пожилые дамы с обрюзгшими щеками кутались в норковые шубы, седовласые мужчины в строгих церемониальных фраках, напыщенные юноши с золотыми часами на женственных руках. Кое кто поглядывал на Софью с удивлением, кое кто с открытым презрением, но большинство вообще игнорировали, и когда она извинялась или здоровалась, то ее просто не замечали.
Молодой пастор немилосердно затянул проповедь, и когда люди в конце концов задремали вдруг неожиданно свернулся и сменил тему.
- Дорогие братья и сестры, - начал он с напыщенной торжественностью, чем естественно сразу привлек внимание слушателей, - у нас сегодня особенный день. Наш возлюбленный брат во Христе Френк и восхитительная сестра София решили пожениться. Давайте поприветствуем их! – И он отчаянно захлопал, побуждая зал последовать его примеру.
Глаза всех устремились на Софью. Ей вдруг стало невыносимо оставаться в зале, но так как выйти она не могла, то ей оставалось только съежиться в кресле как испуганному котенку.
Под шумные аплодисменты зала Френк поднялся и не глядя протянул ей руку. Она со страхом посмотрела на него но встать почему-то не могла. Мужчина бросил на нее испепеляющий взгляд и довольно грубо поднял ее за локоть.
Обычай требовал, чтобы они вышли перед всем залом. Когда же они двинулись по проходу Софья стала молиться, чтобы не грохнуться в обморок, или не разреветься, что тоже было возможным в ее теперешнем состоянии. Временами в ее глазах мерк свет, а люди расплывались в неясные тени, и тогда ей становилось немножечко легче.
Они вышли и встали перед кафедрой. Полторы тысячи человек радостно поздравляли их с чем-то, но она думала только о том, что сегодняшнее объявление в церкви равносильно ее смертному приговору. «Назад пути нет!» - твердил ее воспаленный разум, и радостное ликование зала вдруг стало для нее враждебным. Волнами накатывалась тошнота, и щеки предательски зарделись. Она слегка покачивалась на ватных ногах, в то время как пастор что-то задорно выкрикивал в микрофон. Без сомнения, такие мероприятия были ему по душе, и ни кто не имеет право судить его за это, но когда поздравление его затянулось, Софья подумала, что отойдет она раньше, чем выйдет замуж. Эта мысль как-то странно ее ободрила, и она смогла простоять еще пару минут, как раз столько, чтобы пастор завершил свою тщательно подготовленную речь, и зал вновь разорвался оглушительными аплодисментами, провожая их на места.
Продвигаясь между рядами, она еще знала что происходит вокруг, но стоило ей погрузиться в свое кресло, как мир перестал существовать для нее. Что происходило после этого, она так ни когда и не смогла вспомнить. Кто-то обнимал ее почти безжизненное тело в порыве пылкого поздравления и целовал ее разгоряченные щеки. Лица ветхих бабушек, мокрые от слез глаза, не знакомые мужчины проплывали мимо ее как во сне, и каждому от нее, что-то было нужно.
В себя она пришла только на следующее утро, когда открыла глаза в своей теплой пастели. Что же она делала целые сутки? Это была первая мысль, которая пришла ей в голову, когда она глянула на утреннее веселое солнце. «Наверное это был обыкновенный кошмар?» - с облегчением заключила она и томно потянулась под теплым одеялом.
Тут ее взгляд упал на скомканное платье, что небрежно было накинуто на спинку кровати. Внутри у нее все похолодело. Так значит, все это действительно было?! Солнце спряталось за маленькое облачко и в комнате сразу стало серо. Вместе с этим пропало и ее хорошее настроение. «Значит скоро свадьба», - уныло заключила она, и мир снова стал для нее необычайно реальным.
К завтраку вышла она не чесаная и не умытая с опухшим от долгого сна лицом. Мать встретила ее хмурым взглядом и молча поставила перед ней тарелку с супом.
- Умылась бы хоть. – Хриплым голосом пробормотала она себе под нос. – Совсем распустилась. Где это видано, чтобы молодая девушка вела себя так по свински.
- Мама, у меня страшно болит голова. – Простонала дочь.
- Еще бы, проспать больше суток, лентяйка. – Не унималась та, яростно шкрябая стол огромным ножом.
- Я ни когда раньше не спала так долго. Видимо, мне стало плохо вчера. – Пыталась оправдаться Софья.
- Вчера всем стало плохо! – С какой-то невыразимой горечью заявила мать. Софья непонимающе посмотрела на ее искаженное злобой лицо.
- Что ты смотришь на меня, как невинный ягненочек. Что ты устроила вчера в церкви?
- Что я устроила вчера в церкви? – Совершенно наивно спросила она в ответ.
Мать отвела от нее уставший взгляд и принялась вновь шкрябать стол. У Софьи и без того небыло аппетита, а теперь она вовсе забыла про суп и пристально смотрела на мать, ожидая от нее объяснений. Но та не торопилась давать их. Несколько раз она укоризненно посмотрела на измученное лицо дочери и, наконец, бросив нож в столешницу, села рядом с ней за стол.
- Ты стояла там как на эшафоте. – Сказала она и, заметив, что ни какой реакции не последовало, добавила, - Если бы пастор ни чего не говорил, то все бы решили что у тебя умер кто-то.
Софья все так же печально и безучастно смотрела на нее.
- А что говорил пастор?
Мать хотела сказать еще что-то и уже открыла для этого рот, но услышав этот вопрос, как онемела, и изумленно уставилась на свою дочь.
- Что с тобой? Ты что не помнишь, ведь в воскресенье было объявлено о твоей помолвке! – Наконец выдавила она из себя.
- Ах, это… да, я конечно же помню про это. Я подумала, что там было еще что-то. – С облегчением в голосе сказала Софья.
- Ты что же не помнишь, что свадьба назначена на середину лета? – Спросила мать и потрогала морщинистой рукой влажный лоб дочери, когда глаза той удивленно расширились от осознания этих слов. – Только не говори мне, что ты всего этого не слышала, не-то мне придется отвести тебя к психиатру.
Девушка уронила голову на руки и горько расплакалась. Мать только пожала в ответ на это щуплыми плечами и пошла хлопотать по хозяйству.
* * *
Май ворвался в их городок как полновластный хозяин, и сразу предъявил свои права на погоду. Разбежались хмурые тяжелые тучи, освободили место на небе для солнца. Столбик термометра послушно потянулся вверх, в ответ на что природа благодарно одарило всю округу буйством красок.
Хорошая погода в конце весны – прекрасное дополнение к хорошему настроению. Так думают все молодые люди, особенно если они на пятом курсе мединститута. Ник небыл исключением из этого правила. Плюс ко всему он сегодня сдал на отлично свой предпоследний экзамен, и с каждым днем все больше радовался приближению своей практики, как начала коренных перемен в своей жизни. В двадцать два человеку свойственен неудержимый авантюризм, передряги, треволнения, потрясения, победы и поражения становятся просто жизненной необходимостью в прямом смысле этого слова, а каждый день проведенный в институте, как две капли воды похож на другой. Это старит молодое сердце, поэтому руководствуясь инстинктом самосохранения, молодые люди с трепетом ожидают окончания учебы чтобы вырваться из рутины повседневности и глотнуть свободы полной грудью, а там будь, что будет.
Ник мечтал. Каждый день мечты его обновлялись, но это обстоятельство ни чуть его не смущало, он знал, что все будет самым замечательным образом, даже если не так, как в его мечтах, потому что все что ни произойдет в его жизни, произойдет по воле Бога, а это – залог успеха.
Первого Мая ровно в одиннадцать тридцать Ник ликуя выскочил из ворот студенческого городка с сияющим лицом и довольно объемной книгой под мышкой. Твердым шагом он направился в сторону ближайшего парка, чтобы там, в тишине, под теплым весенним солнцем насладиться чтением. Он уже давно не убивал своего свободного времени в общежитии, потому что весна позволяла очень часто проводить досуг под открытым небом, среди деревьев или в беседке, где нет шумного соседства, пьяных драк и назойливых праздных людей, какие в изобилии водятся в студенческом городке. К тому же свежий воздух благотворно влияет на самочувствие, это он знал задолго до того, как поступил в медицинский.
Парк встретил его мерным шорохом листвы и особенной умиротворенностью. Все тут было чинно и текло неторопливо, даже время, казалось, замедляло здесь свой неудержимый бег. Ник, поддавшись царившему тут настроению, тоже умерил свой быстрый шаг. Он прошелся по благоухающей тенистой аллеи и вышел к небольшому, затянутому ряской прудику. Это было его любимое место. Здесь было особенно красиво и тихо, самое подходящее место для человека, который хочет насладиться чтением понравившейся книги на лоне почти первозданной природы. Обычно он погружался в зелень и там находил одну из немногочисленных беседок укрытых среди ветвей от посторонних взглядов. Это позволяло ему оставаться наедине с самим собой и с Господом, и так как иного общества в эти часы он обычно не искал, то он мог беспрепятственно заниматься самыми интересными делами – молитвой, размышлением или чтением - оставаясь никем незамеченным. Он прошелся по молодой траве и уверенно шмыгнул в самую гущу листвы. Частый кустарник надежно скрывающий беседку сомкнул за ним свои ветви, открывая вход в маленькое плетеное помещение. Ник нетерпеливо помолился, сел на деревянную потертую скамейку и раскрыл принесенную книгу на первой странице. Эта была книга, которую ему посоветовал его друг библиотекарь – ветхий старичок, с трясущимися руками и острым орлиным зрением. «Это от того, - говаривал он, указывая на свои глаза, - что читать мне довелось очень много интересных поучительных книг, которые просветляют ум и облагораживают душу». На синей потертой корочке было написано крупными буквами имя автора «Виктор Гюго», а на первой страничке название «Отверженные». Конечно, Ник уже слышал это имя, и название казалось ему знакомым, но содержание книги оставалось для него тайным, но особенно привлекательным, потому что старый библиотекарь знает толк в литературе, в этом он убедился за последние четыре года. Раньше он читал только Библию, потом стал интересоваться церковной библиотекой, но когда поступил в институт, то вдруг открыл для себя новый мир, богатый и красочный, эту повесть человеческого существования, искания истины, блуждания во тьме и прорывы к свету. Великие Божие и отпетые негодяи заставляли его размышлять и шлифовали его душу, расширяли его сердце и открывали ему всю многогранность Божьей премудрости. Он жил вместе с героями великих классиков и в свете Библии реальность их жизни обогащала его полезным опытом.
Он быстро пролистал предисловие и углубился в чтение первой главы. Время летело незаметно. Иногда, прочитанное им место требовало особенного осмысления, и тогда он отрывался от чтения и подолгу всматривался в неведомую даль, часто моргая, что было признаком его крайней сосредоточенности и усиленной работы мысли. Вовремя одного из таких напряженных моментов его внимание привлекло какое-то движение на поросшей травой аллее прямо у самой воды маленького прудика. Он не мог понять, что заставило его отвлечься от своих мыслей и обратить внимание на странное существо, которое медленно продвигалось в его направлении, здесь, где обычно ни кто не ходит. То была восхитительная светловолосая девушка, с необычайно печальным выражением лица. Наверное, именно это и привлекло его внимание. В такой теплый и солнечный майский день нужны чрезвычайные обстоятельства, чтобы оправдать такое угрюмое состояние.
Сделав такой неутешительный вывод, Ник решил продолжить чтение. Но стоило ему сосредоточится и прочитать несколько предложений, как мысли его возвращались к опечаленной девушке. Пока она медленно приближалась к густому кустарнику, за которым имел честь скрываться наш юный герой, это неприятное происшествие приключалось с ним раз пять или шесть. Наконец, совсем потеряв надежду вернуться к своему излюбленному занятию, он сдался и стал с любопытством разглядывать молодую красавицу. С виду ей было лет восемнадцать. Но как только он подумал об этом, тут же вспомнил слова одного не глупого человека: «Есть женщины возраст которых в течении суток варьируется от шестнадцати до тридцати, и самое глупое, не благодарное занятие, которое только можно придумать рядом с такой женщиной это начать строить предположения относительно ее ветхости». Между тем, как она все приближалась, Нику все больше нравилось новое занятие. Ее стройная изящная фигура выгодно подчеркивалась великолепным темно-синим платьем. Распущенные волосы сверкающим водопадом спадали на ее изящные плечи. Еще не было видно цвета ее глаз, но Ник уже ясно мог различить темные выразительные брови над аккуратным носиком с греческой горбинкой. «Ну, надо же, - удивился Ник, - кто же мог так огорчить такое восхитительное создание?». Ему вдруг показалось, что он ни когда еще не встречал таких привлекательных девушек, и от этого ему стало не по себе. «Не хватало еще влюбиться в прохожую, а потом сохнуть по ней», - печально подумал он, и решил вернуться к чтению интересной книги. Он сосредоточился и на одном дыхании прочел несколько абзацев. «Интересно какого цвета у нее глаза», - ворвалась ему в сознание назойливая мысль. Он выглянул из-за кустов, но ни кого уже не было видно. Девушка пропала. Вместе с ней и испарилось желание читать книгу. Разочарованный Ник вышел из своего укрытия и стремительным шагом направился к выходу из парка. Не отдавая себе отчета, он все время оглядывался по сторонам, и его глаза постоянно искали что-то. Видимо он не встретил то, что искал, потому что стоило ему ступить за ворота парка, как он тут же умерил своей шаг и не спеша побрел в сторону своего общежития.
Мысли его путались. Он думал то о прочитанном в книге, то об экзаменах, то о девушке.
В комнате его соседи устроили ставший уже привычным шумный банкет. Как только Ник открыл дверь, в уши ему ударил надрывный крик магнитофона. Вокруг маленького столика в прихожей кучкой сидели несколько подпитых парней и оживленно пытались перекричать друг друга. С обреченным видом Ник прошел до своей кровати и грузно повалился лицом в подушку. Не глядя он взял с тумбочки большие наушники. Он давно уже усвоил это правило, если ты устал и хочешь вздремнуть немного, то для тебя вещь первой необходимости – наушники. Уши утонули в мягком каучуке, и вокруг сразу же стало значительно тише. «Сегодня слишком эмоциональный день», - подумал он закрывая глаза, и прежде чем он вспомнил, что не обедал сегодня, сон уже погрузил его в тревожное небытие.
* * *
- Я хочу, чтобы ты больше ни когда не одевала своего старого трепья! – сквозь зубы шипел Френк на Софью, - Если тебе мало тех вещей, что мы уже купили, то давай прямо сейчас заедем в магазин, и ты выберешь себе еще, чего тебе не достает. Только перестань позорить меня перед людьми. Они все смотрят на тебя, как на мою будущую супругу, и смеются надомной, когда ты появляешься в церкви в жалких лохмотьях.
- Да, но это последнее платье, которое подарил мне папа. Оно очень дорого для меня. – Робко пыталась возразить ему девушка, и тихие слезы катились по ее бледным щекам.
- А мне наплевать! – не удержался он, и Софья вздрогнув от неожиданности, и закрыла лицо руками.
Несколько минут они ехали молча. Софья плакала, а Френк успокаивался.
- Ну ладно, можешь зарыть эту реликвию в глубокий сундук, но только чтоб на тебе я ее больше в жизни не видел. – Более спокойно произнес Френк и натянуто улыбнулся в заплаканное лицо девушки. – Тебе надо не вставать с колен в благодарности Богу, что такие благословения сваливаются на тебя не заслуженно. Так бы и ела всю жизнь моченую редьку, если бы твое смазливое личико не зацепило такого закоренелого холостяка, как я….
Он все говорил и говорил, то важно раздувая щеки, а то самодовольно прищуриваясь. Софья давно уже его не слушала. Она впала в какое-то безмятежное забытье. Это было одно из тех опасных состояний, когда женщина перестает обращать внимание на свою внешность, когда ее растоптанная женская гордость уже не в состоянии реагировать на оскорбления, когда она уже не видит светлого лучика надежды впереди и с головой погружается в состояние безысходности с упоением подкармливая свой пессимизм фактами из горькой реальности. Мы можем увидеть это состояние души в глазах опустившейся женщины в переходе, на лице голодного пенсионера калеки, мы можем узнать его в горькой усмешке самоубийцы или в удрученной позе молодой матери готовящейся к первому аборту.
Мутный взгляд Софьи произвольно изучал проплывающий за окном ландшафт. Они проезжали ту часть города, где она почти ни когда раньше не была. Вдруг сквозь туман, в ее голове родилась мысль, о том, что недурно было бы прогуляться.
- Френк. – Неожиданно прервала она его излияния, - Останови машину, я хочу прогуляться.
Он удивленно посмотрел на нее.
- Ты что спятила, до твоего дома десять миль.
- Ну и что? Доберусь городским транспортом.
- Да, но что я скажу твоей матери?
- Тебе вовсе не обязательно заезжать к нам домой. Она подумает, что я поехала к тебе и задержалась.
С озадаченным видом он нехотя остановил машину. Она поспешно выскочила, и медленно зашагала по тротуару. Несколько минут машина ехала рядом с ней, и было видно, что Френк не знает, как поступить лучше. Она заметила его нерешительность и, быстро свернув с тротуара, юркнула в первый попавшийся магазин. Сквозь витрину она увидела, как машина почти остановилась, а затем быстро набрав скорость скрылась за ближайшим поворотом. Удовлетворенно хмыкнув, Софья огляделась. Это был заурядный продовольственный магазинчик, который не представлял для нее сейчас ни какого интереса. Скользнув взглядом по его полупустым прилавкам, она почувствовала, что должна рассчитаться с ним, за ту помощь, которую он оказал ей в трудную минуту, так гостеприимно укрыв ее под своей крышей. Она выбрала самое дорогое мороженое и с чувством исполненного долга проследовала на улицу.
Шагая по тротуару она оказалась на гребне пологого, довольно высокого холма, откуда открывался прекрасный вид на бóльшую часть города. Ей не очень то нравилось прогуливаться в этой чрезвычайно загазованной местности, и она решила выбрать более экологически чистое направление. Тут же на глаза ей попался достаточно обширный парк в низине с небольшим водоемом и несколькими церковными куполами. Это то, что мне нужно, подумала она и стала быстро спускаться по узенькой неровной тропинке к зеленому массиву.
В парк она вошла как белый человек – воротами. Хотя ее подверженной авантюризму натуре это было не свойственно, все же теперешнее расположение духа делало ее, как ей казалось, гораздо старше и разумнее.
Бархатная опьяняющая атмосфера заключила ее в свои объятия. Буйство природы поражало своим разнообразным великолепием. Напоенный цветочными ароматами воздух, казалось, сам просился в легкие, щекотал ноздри и, каким-то непостижимым образом облегчал душу. Ей понравилось тут с первой минуты.
Шаг за шагом она медленно продвигалась в глубь парка, не выбирая направления, а так, куда ноги несли. Она проходила чрез широкие поляны и пробиралась под густыми, поросшими мхом вековыми деревьями. Постояла на маленьком мосточке над весело журчащим ручейком, и не ощущая усталости поднялась по холму среди редких молодых каштанов. Прямо от сюда вилась вниз к прудику еле приметная грунтовая аллея, ей то она и последовала.
У воды было немного сыро. Она прошлась немного по самому берегу и опустилась за кустиком в мягкую траву у кромки воды. Маленький паучок водомер устремился от берега напуганный ее внезапным появлением. Мальки дружной стайкой брызнули было в сторону, но тут же остановились, успокоились.
Софья как зачарованная смотрела на водную гладь, и давно потерянное умиротворение стало наполнять ее сердце. Она закрыла глаза и помолилась: «Боже, мне так хорошо здесь и так плохо дома, почему бы Тебе ни оставить меня тут, если уж Ты не забираешь меня к Себе?»
Вдруг позади нее, что-то хрустнуло. Она обернулась. Прямо из густого кустарника, раздвигая ветви, буквально вывалился молодой человек, с довольно объемной книжкой в руке, и странным озабоченным выражением на лице. Он неуклюже поправил спадающий туфель и так быстро стал удаляться, как будто опаздывал на поезд. Минута, и все опять стало тихо. Это небольшое приключение почти развеселило Софью. Парень был так забавно неповоротлив и так тороплив, что бесспорно заслужил ее улыбку, хотя бы брошенную ему в след и им не замеченную.
Почти забытое уже хорошее настроение стало потихоньку возвращаться к ней. Вместе с настроением к ней вернулось и так присущее ей любопытство. Что же скрывает за собой этот кустарник? Почему тот юноша так долго скрывался там, а потом так стремительно скрылся? Должно быть, он видел меня, когда я приближалась. С такими мыслями она осторожно пробралась к кустам и, раздвинув ветки, опасливо заглянула в загадочную тень. И что же она увидела? Да, мой дорогой читатель, ты конечно догадался, что она увидела маленькую плетеную беседку, в которой так любил проводить свое свободное время наш общий знакомый – Ник.
«Хм, - озадаченно хмыкнула она – видимо, молодой человек скрывается здесь от посторонних глаз. Очень удобное и уютное местечко». Довольная своим открытием, Софья отправилась дальше гулять по парку, в надежде найти для себя еще что-нибудь интересное или веселое, чтобы хоть немного отвлечься от невыносимых будней, которые с каждым днем тяготили ее все больше и больше, и чем ближе подходил роковой день, тем меньше жизни она замечала в своей груди.
День пролетел как в сказке. Она пообедала в каком-то маленьком, но уютном кафе. Как в детстве, с особенным упоением стреляла в тире, представляя Фредом каждую мишень. Ходила босиком по колючей траве. Играла в футбол со школьниками из ближайшего квартала. А когда стемнело долго слушала пение хора в местной ортодоксальной церкви. И, наконец, измученная и голодная медленно плелась она по аллеям парка, не имея сил вернуться домой, и не имея желания звонить Френку.
Так шаг за шагом она добрела до пруда и неожиданно вспомнила о потаенной беседке. Безумная мысль пришла ей в голову, и как обычно это случается с молодыми людьми, полностью завладела ее умом. Софья пугливо озираясь осторожно пробралась сквозь густые ветви кустарника и оказалась в беседке. Она аккуратно присела на широкую скамейку и почувствовала под рукой что-то мягкое. Сюда не пробивался даже лучик полной луны и ей пришлось в полной темноте обследовать странный предмет подвернувшийся ей под руку. То оказался теплый драповый пиджак, по всей видимости забытый тут тем самым торопливым юношей. «Ну, что же, - подумала она обречено, - придется использовать его в качестве подушки». Сегодня вечерняя ее молитва была короче обычного. Острые грани решетчатого пола больно впивались в ее голые коленки, и она морщилась и переминалась с ноги на ногу, пока не приспособилась к таким непривычным условиям. «Мой любящий Боже, - зашептала она, - мне сегодня было так хорошо, спасибо Тебе. Я знаю, что огорчила мою маму, наверное она теперь сильно переживает за меня, но Ты то меня понимаешь, мне очень нужен был этот день и эта ночь. Прости меня, и утешь маму. Аминь».
После этого, счастливая и удовлетворенная она неловко пристроилась на твердой скамеечке, положив под голову аккуратно сложенный пиджак. Уснула она сразу и спала крепко, потому что день выдался тяжелый, а ночь - теплой.
* * *
В шесть звякнул будильник. Ник молниеносным движением выключил его, чтобы не разбудить соседей. В комнате послышалось недовольное ворчание, и тишину разорвали несколько отборных матов. Ник сморщился от этих слов и стал тихо одеваться. К восьми ему надо было быть в библиотеке, а он как на грех, вчера в парке забыл свой пиджак, а в нем читательский билет.
Парк открывается в шесть утра, поэтому он встал так рано. Надо успеть прогуляться за вещами, вернуться в общагу за книгами и в библиотеку.
Сказочное весеннее утро встретило его потоком теплого свежего воздуха. Он с восхищением подставил ветерку свое еще сонное лицо.
- Слава Господу! – Громко воскликнул он и весело припустил по еще тихой улочке.
Когда он приблизился к парку, то встретил старого сторожа открывающего ворота.
- Что, дядя Федор, опять проспали? – Радостно подзадорил он заспанного старичка.
- Что тебе не спится, сорванец? – Не злобно заворчал тот.
- Да шкуру свою позабыл я тут. – На бегу бросил Ник.
- Ага, дурная голова, ногам покою не дает. – Заключил дед и, прихрамывая, поковылял в сторону своего домика.
Не теряя даром ни минуты, Ник устремился к беседке прямо через поле по свежей росе. Буквально за минуту его ноги промокли до колен, но он не собирался обращать внимание на такие мелочи, главное – успеть ко времени в библиотеку. Поравнявшись с кустарником он уверенно шагнул сквозь его дебри, оказался на пороге беседки и остолбенел. На деревянной скамеечке, жалко свернувшись калачиком, спала та самая девушка, которую он видел у пруда. Зрелище было великолепным: по детски милое умиротворенное лицо уютно устроилось на изящной белой ручке, густые ресницы мелко вздрагивали во сне, а восхитительные шелковистые волосы в беспорядке спадали на скамейку.
Первые несколько секунд Ник пораженный невинной красотой не смел пошелохнуться или подумать о чем-то другом. Затем, словно проснувшись ото сна, он тряхнул головой и стал решать, как ему следует поступить. Между тем он не мог оторвать глаз от спящей девушки, и это чрезвычайно мешало ему думать.
Он думал о том, что будить девушку нельзя ни в коем случае. Почему он так думал? Если бы вы спросили его тогда об этом, то, думаю, он был бы не в силах дать вам сколько-нибудь вразумительный ответ. Это положение было аксиомой, не требующей доказательств или разумного объяснения. Он думал, что опаздывает в библиотеку, но его положение усложнялось тем, что милая девушка решила воспользоваться его пиджаком, как подушкой, а в нем во внутреннем кармане лежит сейчас читательский билет без которого Ника просто не пустят в библиотеку. Он не рассердился на девушку, за то что она без спросу взяла его вещи, нет. Более того, по непонятным причинам, ему казалось, что ее решение поспать на его читательском билете более законно, нежели его стремление спешно получить свои вещи обратно. Поэтому разбудить ее только ради того, чтобы потребовать себе свой собственный пиджак, в этой ситуации было бы для него невероятным кощунством, надругательством над нежностью природы, попранием самого начала добродетели – невинности. Из всех возможных альтернатив осталась только одна – ждать пробуждения этой парковой феи. «Прекрасно, - подумал он, тихо крадучись до края не занятой скамейки, - Господь учит меня не суетиться в начале нового дня. Видимо у меня будет еще сегодня время, чтобы спокойно почитать Библию и помолиться». Он достал из кармана брюк маленькое Евангелие, открыл его наугад и стал вдумчиво читать. Иногда он прикрывал книжицу и на несколько минут задумывался над прочитанным. Иногда взгляд его опускался на спящую радом девушку, и его сердце почему-то умилялось, а глазам становилось стыдно за нескромный взгляд и он снова углублялся в чтение. Так прошло около часа.
Наконец девушка зашевелилась. Ник понял, что момент пробуждения совсем близок и быстро спрятал в карман Евангелие. Вдруг открылись большие глаза, удивленно обследовали все помещение и остановились на Нике. Они оказались темными и глубокими, как две пропасти, а на их дне он увидел осколки чудесных ночных грез. В какое-то мгновение он понял, что проваливается в них и, боясь безвозвратно исчезнуть, отвел смущенный взгляд. «Добрая фея», - пронеслось в голове, и он не заметил, как произнес это в слух.
- Что вы говорите? – спросила вдруг девушка мягким бархатным голосом.
- Нет, нет, ни чего. – Поспешил ответить Ник, и вновь посмотрел на нее. Она немного смущенно улыбнулась и села, стараясь не смотреть на него.
Софья узнала в нем того парня, который вечером показал ей это место. Ей было немного стыдно, что он застал ее тут спящую, да и пиджак его она немилосердно помяла, что было до крайности дерзким поступком.
- Простите, - сконфуженно произнесла она возвращая свою подушку истинному владельцу, - я помяла ваши вещи.
Он машинально принял у нее из рук сложенный пиджак, не в силах оторвать взгляда от ее смущенного, порозовевшего лица. Она как виноватый ребенок что-то внимательно рассматривала на полу, ожидая, что же он ей ответит.
- Ерунда, - спохватился он, - это все мелочи. Вещи не имеют большого значения.
Она подняла на него свои виноватые глаза, и в его душе разгорелась такая жалость, что слезы чуть не брызнули из глаз. Он напугался. Таких бурных эмоций ему уже давно не приходилось переживать.
- А что же имеет значение?
Это было сказано так искренне, и в то же время так наивно, что краснеть теперь пришлось Нику. В миг он почувствовал, что уши его стали пунцовыми, и в других обстоятельствах он с радостью нахлестал бы себя по щекам за такое отсутствие мужества, но сейчас ему ни чего не оставалось, как только игнорировать это неприятное явление.
- Главное – человек! – сказал он значительно и попытался улыбнуться. Наверное у него получилось, потому что в ответ он получил ослепительную улыбку девушки.
Она вдруг вспомнила, что не причесана и не умыта и ей стало очень неуютно рядом с молодым человеком.
- Вы извините меня, - и она поднялась, - но у меня наверное ужасный вид, и мне пора уже идти.
Она отвела глаза в сторону и быстро вышла из беседки сквозь влажный кустарник. Ее бегство было столь неожиданным, что юноша не успел остановить ее. Но как только она скрылась, понял, что сейчас потеряет то, что еще не имеет, но мог бы иметь, и быть может это то, что он искал всю свою сознательную жизнь.
Он выскочил из беседки и крикнул ей в след:
- А как же три желания?
Она остановилась и он быстро догнал ее.
- Ну ладно, валяй, но только быстро. – решила она подыграть.
- Как насчет того, чтобы мне выпить чаю вон в том кафе с самой восхитительной девушкой на свете?
- Ну ты и хватил, парень! Да где ж я тебе найду красавицу в столь ранний час, они сейчас видят самые сладкие сны. Давай что-нибудь попроще.
- А ты разве не девушка?
- Если я девушка, то мы напрасно теряем время, простые девушки желаний не исполняют. А если я фея, то наверняка самая обыкновенная и в таком случае абсолютно не попадаю ни под одну из твоих характеристик. – Резонно заявила она и медленно продолжила свой путь. Он последовал за нею.
- Скажи а обычные феи пьют по утрам чай?
Она посмотрела в его лукавые глаза.
- Да. Но сначала они умываются, причесываются, и только затем приступают к утреннему чаю. Иначе ни как нельзя.
Его глаза просияли. Он выхватил из кармана мелкую расческу и, указывая на пруд воскликнул:
- Вот расческа, вон вода, что мешает нам выпить по чашечке чаю?
Она с сомнением посмотрела на его чахлый гребешок, на затянутую ряской воду и сказала:
- Была – не была!
Кое-как она привела себя в порядок, и они поднялись на холм к небольшому но уютному кафе с загадочным названием «Солярис».
Ник был вежлив и обходителен. Он открыл перед нею двери, усадил ее за маленький кругленький столик, и все вроде бы шло как по маслу, но когда он подошел к стойке, чтобы сделать заказ, то к своему глубокому разочарованию обнаружил, что денег у него кот наплакал и едва ли хватит на два стакана горячего чая. В отчаянии он выгреб всю мелочь из карманов и расплатился таки за чай.
- Это все? – удивленно поинтересовалась девушка, когда он с гордым видом поставил на стол только два стакана горячего чая.
- Не совсем, - ободрительно ответил Ник, - нам полагается еще по кусочку сахара и по чайной ложечке.
- А как же печенье, шоколад и халва?
- Бармен видимо считает, что спозаранку такие продукты могут обеспечить нам несварение, поэтому-то он и ограничился пока только чаем. – Бойко пошутил он, но краска стыда все же обагрила его предательские уши.
Она быстро встала и подошла к стойке. Некоторое время спустя Софья вернулась с охапкой всяких сладостей и высыпала их на столик.
- Вам не хватает женского обаяния, юноша. – Со знанием дела заявила она, грациозно присаживаясь на низенький стул.
- Да, - с готовностью согласился тот, - это и есть основной мой недостаток; к сожалению я совершенно холост.
- А при чем же тут ваше семейное положение?
- Если бы я был женат, то всюду водил бы за собой свое женское обаяние.
Это ее развеселило.
- Да вы оказывается шутник!
- Да, да. Это и есть мое полное имя – Шут-Ник. – Трагично заявил он и сделал первый глоток.
Она не совсем поняла, что он хотел сказать, но поняла то, что он сделал. Он ест не помолившись. Она только сейчас подумала, что этот милый молодой человек может оказаться неверующим. Значит ясно заранее, у них ни чего не получится. Ну, что же это может и к лучшему, ведь этот сон, который так замечательно начался, должен когда-то и закончиться, и тогда надо будет возвращаться в реальность, а там у нее жених, состояние, положение. На лицо девушки легла серая тень и она тяжело вздохнула.
Но Ник не заметил этого, потому что его тоже мучил вопрос: «Почему я не могу заставить себя помолиться перед едой?» С тех пор, как он отдал свое сердце Господу – а с этого момента прошло уже более десяти лет – он ни когда не испытывал трудностей с молитвой. Ему всегда было все равно, что скажут люди если увидят его молящимся. Более того, раньше он всегда испытывал чувство морального удовлетворения, когда молитвой мог засвидетельствовать свою веру в Иисуса. Но сегодня, что то произошло, и все изменилось. Что случилось он понять не мог, но и оправдания себе ни в чем не находил, от чего совесть заговорила с ним так сурово, что настроение стало стремительно падать.
- Скажи, а чем ты занимался вчера в той беседке? – спросила она с таким видом, как будто ей больше не о чем спросить.
Вопрос застал его врасплох и вырвал из глубокой задумчивости. Он перестал помешивать чай и взглянул на нее. Глаза их встретились, и его как током ударило. В их глубине он увидел ту невыразимую печаль, что не смог разглядеть вчера из-за кустов с большого расстояния. От этого взгляда его сердце в груди сдавило как тисками, и он тяжело сглотнул.
- Я люблю там читать. – Автоматически ответил он, но думал совсем о другом. Он спрашивал себя, почему так страдает эта милая девушка и терялся в догадках. Может это потому что в ее жизни нет Бога? А может потому что в ее жизни нет любви? Хотя наверное это одно и тоже. Я могу и должен ей помочь. Но если она сейчас поймет, что я верующий, подумает, что я один из «агитаторов», и я потеряю ее, так и не став ей даже другом. При мысли, что он может стать ее другом, сердце его почему-то забилось чаще.
- И что же вы читали? – так же уныло спросила она.
- Отверженных. – Поспешил ответить он, стараясь скрыть свою задумчивость. Надо действовать осторожно, не торопясь, убеждал он себя, решительно отправляя себе в рот кусочек зефира.
- И как? – продолжала допрос Софья.
- Что как? – не понял он.
- Ну отверженные ваши. – слегка разочарованно выдавила девушка. Видно было, что все это ей стало надоедать, и если не предпринять что-то в самое ближайшее время, то вернее всего, он и другом то ей стать не сможет.
Но Софьи вовсе не наскучило общество этого забавного парня. Более того, по непонятным пока для нее причинам, это общество нравилось ей больше любого другого, в которое ей непременно нужно вернуться, и как можно скорее. Это и есть то обстоятельство, которое ее угнетает. Всеми фибрами души она чувствовала необходимость немедленно покинуть это сказочное место, и возвращаться домой, к реальности. Иначе ее вскоре будут искать с милицией.
- А знаете что, давайте плюнем на это кафе и пойдем погуляем по парку! - вдруг горячо предложил Ник. – Я покажу вам самые красивые места. А если не хотите гулять, то мы займемся чем-нибудь еще, что было бы по душе нам обоим.
Но она в ответ только покачала головой.
- Нет, я не могу. – Тихо проговорила она. – Надо возвращаться домой, меня наверное уже потеряли.
- Я провожу вас! – с надеждой воскликнул он.
- Нет.
- Почему нет? – и от этого слова у него внутри все оборвалось.
- Потому что нельзя, чтобы нас выдели вместе. – Устало ответила она и поднялась из-за стола.
Ник почувствовал, что его как будто кто-то по голове хватил. В лицо ударила кровь. Но он тут же взял себя в руки. Как он смел думать, что у такой видной девушки ни кого нет. Видимо она не хочет, чтобы тот другой узнал об их встрече. А может быть у нее уже есть жених, и они уже без пяти минут как муж и жена, а я пытаюсь лезть ей в душу, и возможно тем самым порчу их взаимоотношения. Нет, мне надо быть поосторожней, чтобы по крайней мере ни кому не испортить жизнь. Он даже и не догадывался насколько близок к истине.
Он встал вслед за ней, и они молча вышли на свежий воздух.
- Могу ли я увидеть вас снова? – В отчаянии спросил он, когда они медленно шли длинными аллеями.
- А вам очень хочется увидеть меня? – Как-то грустно спросила она и посмотрела на него полными слез глазами.
Ник увидел эти блестящие озера слез в ее больших, милых глазах, и мир перевернулся. Он готов был разнести все и всех, кто явился причиной огорчения этого слабого существа рядом с ним. Жалость и нежность переполнили и разорвали его душу на множество мелких кусочков, и он едва удержал себя от того, чтобы не обнять ее и не прижать к своей груди ее голову. В голове его в один только миг родились тысячи ласковых слов, готовых вырваться наружу, как раскаленная лава покидает жерло вулкана, неудержимая и горячая до того, что холодные камни тают от ее прикосновения. Сейчас он не задумываясь умер бы, если бы это могло осушить ее слезы и вернуть ей хорошее настроение.
- У меня ни чего нет, но я отдал бы последнее дыхание, чтобы только увидеть вас вновь. – Тихо но уверенно произнес он, серьезно глядя прямо ей в лицо.
От этих слов девушка вдруг покраснела и стыдливо улыбнулась. Она ни чего не сказала в ответ, а только потупила в землю взор, но улыбка уже не сходила с ее губ.
Для Ника это было больше ответа. Порыв восторга в нем был на столько силен, что он кинулся руками на траву и метров десять прошел на голове.
- Да вы просто настоящий акробат! – Восторженно воскликнула Софья.
Он встал на ноги красный и счастливый, и заправляя выбившуюся рубаху заявил:
- А я и вас могу научить.
Она представила это впечатляющее зрелище и прыснула.
- Вы хоть при моей маме такого не скажите. – Смеялась она.
- Да что вы! При вашей маменьке я буду паинька. – Скаламбурил он, удивляясь своей находчивости, и уже серьезней добавил: - Я буду иметь честь познакомиться с вашей мамой?
- Кто знает. Пути Господни неисповедимы. – С хитрецой заметила она и указала на ворота. – Ну вот, мы и пришли. Дальше я пойду одна.
- Так когда же я увижу вас? – Взмолился юноша.
- Я никогда раньше не была в вашем сказочном парке, о милый принц, но мне понравилось тут, я бы осталась здесь навсегда, но обстоятельства бывают сильнее нас. Не скучайте. Верьте, и мы обязательно увидимся снова, в вашей сказке.
С этими словами она выскочила за ворота парка и тут же смешалась с толпой.
Ник стоял, как завороженный и смотрел туда, где среди людей затерялась она, и ему еще долго мерещилось то там, то тут, ее синее платье.
Дни потянулись бесконечной чередой. Погода испортилась: небо заволокло тяжелыми свинцовыми тучами, и стал моросить мелкий дождь. Один день сменялся другим, таким же хмурым и пасмурным. Бесконечная капель временами ожесточалась сильными порывами ветра и тогда на улице становилось особенно не уютно.
После последнего скандала в их доме воцарилось натянутое молчание. Мать целыми днями ходила чернее тучи, под стать испортившейся погоде. Она до сих пор была в ярости, после того, как на целые сутки потеряла из вида свою дочь. Положение осложнялось еще и тем, что девушка была на выдане, а жених прознал о ее фокусах, и теперь с нетерпением ждал от невесты вразумительного объяснения, чем она все это время занималась. НО с дочерью что-то произошло, и это было ясно по тому, что она на отрез отказывалась рассказывать правды, а с детской наивностью напридумывала баек, про то, как молодая целые сутки провела в большом парке, названия которого она даже не знает, развлекалась, осматривала достопримечательности, а за тем даже заночевала там на лавочке. Ну кто, скажите на милость, поверит в эту чепуху?
Теперь девушка была наказана. Ее мать терпеть не могла насилия, поэтому грубые методы воспитания ей были не свойственны. Но она знала как держать свою дочь в руках и собиралась сохранить ее чистой и непорочной, не только пред Богом, но и пред людьми, и поэтому строго настрого запретила ей выходить на улицу, кроме церкви по воскресеньям, куда ее будет увозить и привозить Френк. В качестве дополнительной меры предосторожности, она заперла всю пригодную для ношения Софьину обувь, а ключ от комода постоянно носила с собой.
Глупая девчонка плакала днями напролет. Оно и понятно, мать уязвила ее девичью гордость. Но золотая слезинка не выкатится, а поумерить спесь ни когда нелишне. Правда с того дня она ни разу не притронулась к еде, но и это не проблема – сбросить пару килограммов перед свадьбой ни кому еще не мешало, за то не огорчит мужа излишним весом. Были бы кости – мясо нарастет, успокаивала себя мать, когда ей казалось, что она в чем-то перегибает палку.
Сидя на подоконнике Софья слепо смотрела в плачущее окно. Ее слезы уже давно кончились. Прошло больше недели с того памятного дня, но за эту неделю все в этом мире стало во сто крат хуже. За то, что она раз не ночевала дома, мама стала относиться к ней, как с блудницей. Она постоянно стыдила дочь, а разговаривала с ней только тогда, когда это было необходимо для нее самой. Френка она видела только однажды в воскресенье, и в тот день он сказал ей только одно, что ждет от нее раскаяния и подробных объяснений, ее тогда чуть не стошнило в машине. Теперь, когда она оказалась пленницей в своем собственном доме, она очень жалела, что сдержала рефлекс и этого не произошло, сейчас бы она имела хоть малое утешение.
От голода лицо ее осунулось, а от нехватки свежего воздуха приобрело землистый цвет. От ежедневных переживаний темные мешки легли у нее под глазами, а взгляд потускнел, стал мутным и напуганным.
Все это время она думала о нем. Просыпалась и засыпала она с мыслью о забавном парне, который так хотел увидеть ее снова. Только когда она вернулась домой, когда увидела знакомые лица мамы и Френка, только тогда она поняла, что она не меньше него желает этой встречи. Но теперь она знала, что без него ее жизнь ни когда не будет радостной. Там в парке, когда она вышла за ворота, то невольно оставила там какую-то часть себя, и эта часть каждый день манила ее вернуться, манила ее все сильнее и сильнее, постепенно превращаясь в смысл жизни.
Она молилась. Долгими часами она лежала на полу рядом со своей кроватью и молила Господа о пощаде. Она устала молиться о новой встрече. Потом она перестала молиться о своей свободе. Затем она прекратила мольбы о его упорстве, и стала просить Бога, чтобы он забыл ее и не мучился. После этого ее вера угасла и уступила место всепоглощающему отчаянию.
На следующее воскресение, когда она ехала на собрание, то была похожа на бледную мумию. Она не отвечала ни на какие вопросы Френка, а только смотрела в одну точку впереди и безропотно выполняла все, что бы ей ни повелели сделать. Она послушно вставала и садилась, шла или останавливалась. Все движения ее были плавны, если не заторможены, а единственное проявление эмоций на какое она еще была способна были тихие слезы, которые иногда скатывались по ее мертвенно бледным щекам.
В церкви она сидела прямо, неподвижно, и не моргая смотрела в сторону кафедры на протяжении всего собрания. Никто не обращал на нее пристального внимания, а со стороны она вполне могла сойти за весьма внимательного слушателя, а этого было достаточно, чтобы не привлекать к себе особенного внимания.
Но эта некогда такая живая и веселая девушка, в этот день ни о чем не думала, ни чего не слышала и ни чего не желала. С виду она была еще жива, но внутри уже умирала.
* * *
Ник забросил учебу. Приближался его последний экзамен, но он не мог теперь думать. За несколько дней его жизнерадостность переродилась в ждущую непоколебимую надежду. Каждый день, с раннего утра он тщательно приводил себя в порядок: умывался, брился, чистил зубы и, помолившись одной и той же молитвой, отправлялся в парк. Как на производстве он дисциплинировано отсиживал в беседке свои десять часов, всматриваясь сквозь пелену дождя в длинную аллею у прудика.
Он уже давно не обедал, потому что боялся пропустить то явление ради которого приходил в парк, а когда возвращался в общежитие, то на ужин уже не оставалось сил. Он стал спать по двенадцать часов и наконец понял, что ослабевает. Это открытие убедило его каждый день по дороге в парк покупать себе булочку, но всякий раз он вспоминал о ней только вечером перед сном.
Такое неразумное поведение довело его до того, что он потерял счет дням недели и проспал в воскресенье до десяти часов. Когда же к одиннадцати часам он закончил свои утренние туалеты, то вдруг смутное предчувствие заставило его поинтересоваться у спящих соседей какой сегодня день. Сделанное открытие было чудовищным. Уже давно он определил для себя, воскресный день – Господу, и сегодня он впервые понял, что в своем безумии дошел до крайности. Чтобы хоть как-то исправить положение, он не задумываясь схватил Библию, к которой не притрагивался уже долгое время, и выскочил на улицу.
По дороге к церкви он понял, что захватив только конец богослужения, он ни в коей мере не исправит положение, не получит так необходимого ему назидания. Решение пришло само-сабой – он отправится в центральную церковь города, там служение с одиннадцати.
Хотя Нику ни когда не нравились большие скопления народа, он все же не раздумывая направил свои ноги к центру города. Пусть он не успеет на начало, но основную часть захватит точно.
Величественное здание церкви выросло перед ним неожиданно. Среди девятиэтажек оно казалось маленьким, потерянным, но вблизи это впечатление рассеивалось, и храм сразу же брал пальму первенства, как только вы начинали сравнивать его с произведениями современной архитектуры. Еще со двора Ник услышал звуки хорового пения. Пение хора было как раз кстати, Ник не спеша вошел в большой шикарно украшенный зал, и его вхождение ни кого не отвлекло от хода богослужения. Вся церковь стоя слушала исполнение великолепного гимна. Он пристроился возле колонны и отдался благоговейному настроению, которое царило вокруг. Дальше все пошло как обычно: проповедь, пение и т.д. Ник присел на свободное место возле входа и внимательно вслушивался в слова проповедника. Проповедь была о борьбе и о том, чем отличается пассивность от смирения. Одно выражение особенно запало юноше в сердце: «Тот кто от маловерия перестает бороться, прикрывает свою пассивность благочестивым словом – смирение».
Когда вновь зазвучало пение хора, Ник решил осмотреться. То, что он увидел потрясло его до такой степени, что он не мог поверить своим глазам. На противоположной стороне зала, там где размещалась самая элитная публика, в шикарном кожаном плаще чинно восседала его знакомая. Да, это была та самая девушка, которую он повстречал в парке, и от которой совсем потерял голову. Это была несомненно она, хоть вид ее теперь был несколько иным. Она была строга, серьезна, внимательна, и эта своеобразная сосредоточенность придавала ее лицу излишнюю худобу, а скудное освещение делало ее не естественно бледной. Но он тут же узнал ее, среди тысячи людей она была для него словно одинокая береза в чистом поле.
Вдруг ему стало все понятно: и эти опасения, что их могут увидеть вдвоем, и то, что она так и не появилась в парке – это была всего лишь игра.
Он тихо встал и медленно вышел из зала, так ни кем и не замеченный. Ноги сами понесли его по городу, и он шел среди множества людей, но ни кого не замечал.
Да, конечно же он ей не пара, и теперь это стало яснее ясного. Если бы он знал о ее положении в обществе, то и не надеялся бы, не приходил в парк так часто, и не смотрел в дождь с такой тоской. Да и что он может дать такой девушке, как она. Она привыкла ездить на машине, есть то, что душа пожелает, да и условия в которых она выросла, наверняка, совсем не те, к которым привык он. Если бы она полюбила бы его так же сильно как это сделал он, то для нее это было бы еще большим несчастьем, чем то, которое сейчас переживает Ник. Он не будет искать с ней встречи, не будет бередить не зажившие раны. Теперь когда ему стало все известно, когда он знает, где может найти свою возлюбленную, теперь когда он получил ответ на многие молитвы и наконец-то увидел дорогое лицо, осознать то, что он ей не пара! Уж лучше бы он ни когда ее не увидел.
Почему самые хорошие минуты в жизни человека бывают так коротки, а времена скорби – так бесконечны? Почему, живя здесь на Земле, человек смеет надеяться на счастье, когда вокруг видит так много горя? Почему любовь так часто безответна, а ненависть – обоюдна?
Всю следующую неделю Ник думал об этом и задавался подобными вопросами. Он с горечью вспоминал прекрасную фею днем, а по ночам она приходила к нему в сказочных снах. Но теперь он перестал забывать обедать и больше не дежурил в парке. Он вновь начал заниматься. К счастью было еще не поздно, и к последнему экзамену он успел подготовиться. Учеба помогала ему отвлечься от печальных мыслей и поэтому он сдал экзамен лучше других. Благодаря его превосходным оценкам он получил право самому выбирать место практики, и решил уехать от города как можно дальше, чтобы ни что ему не напоминало о ней. В одной из миссий он получил приглашение практиковаться в Южной Африке, в районах с самым низким социальным обеспечением. Это было то, что нужно – отдаться на служение Господу в оказании помощи людям, которые в ней особенно нуждаются. Он решил, что это будет лучшей возможностью объединить служение Господу со своей профессией и дал согласие. До отъезда оставалось чуть больше двух месяцев.
Он интенсивно начал готовиться, улучшая уровень своего английского, но не проходило и дня, чтобы он не подумал о той девушке, не вспомнил милые черты ее лица.
* * *
В нашей жизни случается порой такое, что тихий шепот слышен явственней, чем отчаянный крик. Вещи противоречивые на первый взгляд становятся совместимыми на поверку: человек засыпает в шуме, а просыпается разбуженный тишиной. Каждому из нас знакомо то, о чем я говорю, всякий встречает подобное в жизни.
Если бы в тот день молодой проповедник говорил о любви Божьей, то Софья, возможно, так и не вышла бы из своего коматозного состояния. Но когда она услышала то, в чем так нуждалась ее душа, то сонное состояние вдруг оставило ее. Она прислушалась. Проповедник призывал к активности, он побуждал пассивных искать свое служение, он призывал к борьбе с трудностями тех, которые сдались перед своими проблемами, опустили руки и происки Лукавого признали за Волю Божию. Он говорил остро, резко, но правдиво и обличающе. Каждое его слово действовало на нее как глоток свежего воздуха. К концу собрания она почти окончательно пришла в себя и стала замечать происходящее вокруг.
Когда пастор отпустил всех с миром Божьим, Френк наклонился к Софьи и прошептал:
- Нам придется остаться, с тобой желают поговорить братья.
Она удивленно посмотрела на него, но он тут же отвел от нее взгляд, как будто кто-то отвлек его от разговора с ней. Но ей не нужно было задавать вопрос, она знала Френка, это он был инициатором встречи.
- Но о чем же они хотят поговорить со мной?
- Откуда же мне знать? – Солгал он и опять спрятал глаза.
Братья собрались в небольшой комнате с низким потолком. Софью и Френка они приняли со всей серьезностью. Их суровые взгляды прозондировали двух членов церкви, и кое-кто даже озабоченно покачал головой с видом человека, которому все сразу стало понятно.
- Френк, мы думаем, что тебе было бы лучше оставить нас, мы больше хотели бы поговорить с Софьей, если ты не возражаешь. – Сказал убедительно пастор.
Тот безоговорочно повиновался и тихо вышел.
Натянулась неожиданная пауза. Софья вдруг почувствовала себя одинокой и беззащитной. Два десятка мужчин мерили ее серьезными взглядами и явно чего-то ожидали от нее, а ей от неведения становилось еще страшнее. По их взглядам она поняла, что в чем-то провинилась перед этими людьми, но в чем именно, это для нее оставалось тайной, и тем невыносимее для нее становилось это молчание.
- Ну, София, рассказывай. – Начал пастор.
Она удивленно уставилась на него.
- Что рассказывать? – В тон ему ответила Софья.
- О своих похождениях, о чем же еще. – Выпалил второй дьякон и тут же смутился от того, что сказал лишнего. Пастор угрюмо посмотрел на него.
- Что вы имеете виду? – Слегка покраснела девушка.
- Мы же не слепые София, - смягчился пастор, - мать твоя жалуется на твое поведение, Френк ходит сам не свой. Что происходит? Может ты просветишь нас?
- Так вы хотите, чтобы я рассказала вам о своей личной жизни?
- Ну, полноте, - не выдержал первый дьякон, - давайте будем воздерживаться от высокопарных слов. Если ваша личная жизнь, как вы выразились, касается жизни церкви, ее престижа, то это напрямую относится к нашему Господу, и все темное, что происходит в этих стенах порочит Его Святое Имя, и непременно должно быть вынесено на свет, потому что все явное свет есть.
Пастор одобряюще кивнул, и все глаза опять устремились на девушку. Она гордо подняла голову и сказала:
- Все дело в том, что я не люблю Френка и не желаю выходить за него замуж.
- Так зачем же вы объявлялись в церкви? – Поинтересовался самый молодой брат в совете.
- Так хочет моя мама. Она считает, что лучше знает, что мне нужно, поэтому и слушать не хочет о моих чувствах. Она боится, что из-за меня сорвется столь выгодное мероприятие и держит меня взаперти, даже на улицу не выпускает. Я у себя в доме, как в темнице! – Пожаловалась она.
- Конечно же, ты не можешь быть рабыней у своей матери, - ободряюще начал пастор, - но все же тебе надо помнить и про то, что у родителей большой жизненный опыт, и они не хотят, чтобы дети повторяли их ошибки. С чувствами вопрос еще сложнее, многие девушки так долго ждут особенных чувств, так много перебирают, что в конце концов остаются ни с чем. Другие руководствуясь чувствами, через месяц после свадьбы разочаровываются в них, а потом разводы, разбитые судьбы, сиротливые дети. Многие пары, в моей практике, сошлись без особенных чувств, но в последствии получились великолепные семьи, а потом появились и эти пресловутые чувства. Так что, все зависит от самих людей и от их желания построить собственное счастье.
Софья обречено слушала это наставление, и все в нем казалось пронизано логикой и правдой. Слова звучали так убедительно и веско, что от их осознания мир становился серым. Упрямые слезы навернулись на глаза.
- А как же любовь? – Хрипло спросила Софья.
Пастор с досадой поморщился:
- Девочка моя, тебе надо меньше читать любовных романов, они запудривают твои мозги, и ты не можешь жить реальной жизнью, потому что у тебя в голове одни иллюзии. Ну, кто тебе сказал, что такая любовь, о которой ты сейчас думаешь вообще существует?
- Она существует! – Упрямо заявила девушка.
- Откуда тебе знать?! – Начал терять терпение пастор.
- Потому что я сама влюблена. – Еле слышно произнесла Софья.
Но все услышали это. Воцарилась мертвая тишина. Наконец, оторопевший пастор выдавил из себя:
- Очень хорошо, почему же ты об этом сразу не сказала?
- Вы не спрашивали.
- Так, ну ладно. Кто же он?
- Я не знаю.
- Хорошо, как его зовут?
- Я не знаю. – Софья смотрела на свои туфельки и слезы бежали из ее глаз.
Пастор явно не понимал, что происходит.
- Он из нашей церкви?
- Нет.
- А из какой?
- Я думаю, что он не верующий. – Снова еле слышно прошептала девушка.
- Так, - озабоченно пробормотал пастор, - докатились. И где же вы «познакомились»?
- В центральном парке. – Не отрывая глаз от пола честно отвечала она.
- Чем же вы там с ним занимались? – Осуждающе толи спросил, толи заключил пастор.
Красная от стыда девушка только робко подняла голову и умоляюще посмотрела полными слез глазами в лицо отца четверых детей и пастора большой церкви. От этого взгляда внутри у него что-то оборвалось и ему стало невыразимо стыдно за свои последние слова. Наступила долгая минута тишины, во время которой пастор брал себя в руки.
- Ну, что ж, все кажется ясно. София, я думал, что вы девушка разумная и глупостей не наделаете, но теперь видя создавшееся положение, я понимаю, почему ваша мать посадила вас под домашний арест. По всей видимости, вы сами еще не в состоянии принимать сколько-нибудь важные решения, и чтобы не наломать дров, вам было бы лучше перейти из маминых рук в руки не менее надежного человека – брата Френка. Мне почему-то кажется, что через пару лет, вы будете благодарить свою мать, за то, что она за вас приняла важное решение и уберегла вас от великой глупости. Мы понимаем, как вам сейчас должно быть тяжело, но мы вынуждены будем советовать вашей матери продолжать бороться за вашу судьбу и не дать вам впасть в грех. Мы больше не будем вас мучить вопросами, надеемся, что вы перед Богом чисты и будете благоразумны примирившись с вашими близкими. Всего вам доброго. Пусть Бог благословит вас.
Софья заплаканная, униженная и разочарованная еле покинула злосчастную комнату. Ноги ее подгибались, в голове шумело и совсем не хотелось жить.
Френк заметив, что она сейчас потеряет сознание поспешил поддержать ее, и вовремя. Как только он взял ее под руку, она обмякла, и он едва успел подхватить ее.
* * *
В понедельник утром Ник покончил со всеми мелкими вопросами в городе и решил съездить на пару недель в деревню к своим родителям. Кто знает, увидит ли он их еще когда, если уедет на миссию в Африку. Поезд его был после обеда, вещей у него было не много, собирать нечего, поэтому он взял с собой заброшенных «Отверженных» и отправился в последний раз почитать в парк.
День выдался теплый. По небу мчались маленькие пухлые облачка время от времени закрывая солнце и отбрасывая на город причудливые тени. Легкий ветерок шевелил волосы и весело играл в зеленой листве. Все вокруг дышало молодой жизнью. С легкой грустью Ник шагал по знакомым улицам. Студенческие годы приучили его к этому городу и ему было тяжело расставаться с ним.
Парк был все тот же. Большой и тихий в будние дни он принимает у себя совсем не многочисленных посетителей, но зато с ними он бывает особенно приветлив. Он шелестит для вас листвой, машет вам серебристыми струями фонтана, он показывает вам, что такое умиротворение, наполняет ваше одиночество смыслом, вещает вам о величии Творца гармонией человека и природы.
Ник дошел до прудика, но не стал забираться в беседку. Ему захотелось остаться на ласковом солнце и присесть на одну из многочисленных скамеек расположенных вдоль зеленой аллеи.
Он сел, взглянул на обложку книги и вспомнил о той незабываемой встрече, которая произошла с ним при ее чтении. Грустная улыбка не смогла удержать его тяжелого вздоха, и чтобы не возвращаться к прошлому, он углубился в чтение.
* * *
Софья пришла в себя уже дома. Она была раздета и уложена в постель. Какой-то доктор в белом халате, стоя в дверях, разговаривал с мамой.
- Ей нужен абсолютный покой. – Убедительно настаивал он – Я боюсь, что у нее острая сердечная недостаточность. Побольше сладкого, поменьше стрессов, а сон - это лучшее лекарство. – Он посмотрел на нее, увидел что она пришла в себя и приветливо ей улыбнулся. – Я сделал ей несколько уколов, теперь она наверняка проспит до завтрашнего утра, но когда проснется, ей непременно станет легче. Не забудьте утром ее хорошенько накормить.
Когда врач ушел, мать пошла его провожать, девушка осталась одна и вспомнила все происшедшее накануне. Неприятные чувства вновь овладели ей, но почти сразу же начали притупляться, и она ощутила неодолимую сонливость. Она еще не успела испугаться этого непривычного ей состояния, как почуяла боль от укола и поняла, что это всего лишь действие лекарства и спокойно отдалась блаженному сну.
Проснувшись, она действительно чувствовала себя значительно лучше. Настроение было бодрым, ум был ясен как никогда, в груди горело созревшее решение. Она соскочила с кровати и сразу упала на колени: «Боже, сохрани меня от греха и благослови мою дальнейшую жизнь». Молитва была краткой, но от всего сердца. Она быстро причесалась и накинула халат прямо на ночнушку. «Надо найти маму, и выяснить ее настроение», - подумала она и направилась по комнатам в поисках родительницы. Она быстро обежала небольшое жилище, но к своему удивлению ни кого не нашла. На столе была записка.
«Доченька,
я ушла в магазин за хлебом, буду через пол часа. МАМА».
«Спасибо Тебе Господи, что благословляешь меня с самого утра!» - Горячо прошептала она и ринулась на кухню. Откинув штору, она выглянула в окно. На дороге никого! Отлично, значит у нее есть минут пять не меньше. Уверенно она шагнула к кладовке и сунула руку за старую занавеску. Корявая ручка древнего топора поцарапала ей ладонь, но она даже не обратила на это внимания. Схватив увесистый инструмент Софья ринулась в зал. Размахнувшись на бегу, она с силой опустила орудие на дубовый комод. Полетели щепки. Она била еще и еще, до тех пор, пока ревностный страж жалобно скрипнув не выплюнул язычок внутреннего замка и не открыл свой изуродованный рот. Девушка выронила топор и лихорадочно стала перебирать свои вещи. Она выбрала два самых любимых платья, запихала их в целлофановый пакет и, спешно нацепив черные туфельки, выскочила на улицу. Целый мир лежал перед нею, но бежать можно было только в одном направлении, в противоположную сторону от магазина. Еще минута и она затерялась в толпе прохожих, смогла сменить бег на шаг и немного успокоилась. Сердце стучало как молот, дыхания не хватало, но на душе было необычайно спокойно.
Глупо, скажет быть может мой дорогой читатель, как можно радоваться тому, что ты в мире один и тебе некуда идти. Молодость порой безумна в своих порывах и всякий раз она расхлебывает результаты своих скоропалительных решений. Но не думайте удержать ее от этого, чем крепче хватка, тем ожесточеннее ее борьба за свободу совершать свои ошибки, за личный опыт. Глупо, опять скажете вы, но она приведет вам сотню еще более неразумных поступков зрелости. Только зрелость способна довольствоваться худшим, отказываясь от поиска лучшего только лишь из страха перед нестабильностью. Она говорит: «То, что есть уже как-то приемлемо, и только потому незыблемо». Молодость ищет лучшего, зрелость – спокойного, и только мудрость может примирить и то и другое. Но там, где нет мудрости, естественно, царит глупость.
Она шла по оживленным улицам не ведая куда, а люди оглядывались на нее, красивую, но в халате, из под которого не скромно выглядывала ночная рубашка. Она свернула в один переулок, затем в другой, и только когда была совершенно уверена, что ее уже не догнать, задумалась: «Куда же мне теперь? Без денег и в халате ей далеко не уйти. Да и куда идти?» У нее не было таких друзей, которые могли бы ее понять. Единственная ее подруга Джули могла бы хоть чем-то помочь ей, и то пока не знает, что произошло.
Она осмотрелась. Джули жила совсем не далеко от сюда и если мама еще не позвонила ей, то у нее можно было хотя бы переодеться. Решено! Она ускорила шаг и через несколько минут уже нетерпеливо жала на кнопку звонка. Дверь открылась и на пороге показалась заспанная подруга. «Отлично, - обрадовалась Софья – значит, она еще ни чего не знает».
- Привет, Джули!
- Привет, Соня. – Хрипло пробормотала высокая не складная девушка.
- Кто из нас еще соня, - шутливо передразнила она подругу хрипловатым баском и юркнула под ее рукой в квартиру, - можно я у тебя переоденусь?
- Попробуй. – Хрипнула Джули и направилась шаркающей походкой на кухню ставить чайник. – Чаю будешь!?
- Нет, спасибо. Я очень тороплюсь. – В спальне подруги Софья быстро скинула с себя не нужные вещи, натянула подаренное папой платье и выскочила в коридор.
- Слышишь, Джули?
- Что?
- Займи десятку, а?
Джули переваливаясь вышла из кухни, и прошла до серванта.
- А, что твой Френк миллионер? Разве он так скуп? – С этими словами она вынесла в коридор деньги. – На, держи. После вашей свадьбы я обязательно скажу этому скряге все что о нем думаю.
Вдруг в зале загрохотал телефон. Джули хотела сказать еще что-то, но поспешила в зал, отложив это дело до лучших времен.
- Да. – Ответила она довольно грубо. – Да, она у меня.
Софья поняла, что речь идет о ней и не задумываясь выскользнула за дверь, оставив пакет с вещами в спальне. Кубарем скатившись по ступенькам, она выскочила во двор, затем на улицу. В это время к остановке подходил автобус, и она на бегу заскочила в его открывшиеся двери. Двери за ней захлопнулись, и она поехала подальше от этого места.
- Какой это автобус, не подскажете? – Спросила она полного лысоватого мужчину с длинным мясистым носом.
- Вы так спешили на автобус и даже не знаете на какой? – удивился тот.
- Право же мне все равно. – Невозмутимо объяснила она.
- Ну, если вы хотите просто удовлетворить свое любопытство, то это третий маршрут. – Любезно пояснил мужчина.
- Спасибо.
Но куда же она едет? Да, она, конечно же, задавалась этим вопросом, но ответ пока напрашивался только один – в парк. «Почему в парк? – спрашивала она себя, - Потому что там есть беседка, в которой можно временно остановиться и подумать, что делать дальше». Несомненно, была и другая более скрытая в глубине души причина, в существование которой Софья сама боялась себе признаться. Достаточно было и беседки.
Она доехала до конечной, пересела на трамвай и через двадцать минут была уже у ворот центрального парка.
С каким чувством она входила в эти ворота? Может быть это покажется смешным, но ей было невыразимо страшно. Ей было так жутко, что коленки у нее дрожали, а по спине бегали мурашки. Она шла по уже знакомым ей аллеям и приближалась к тому самому прудику. Она даже не спросила себя, почему идет именно в этом направлении, но знала точно, что беседка ее сейчас интересует менее всего. Когда же далеко впереди замелькала знакомая зеленая гладь, она напрягла зрение, и сердце ее упало. Там, возле самого берега, на лавочке сидел какой-то человек, и хоть он был не в беседке, она почти узнала его, пусть не глазами, а сердцем, но это был ОН. Она ускорила шаг.
* * *
Очередное событие книги было столь жизненно и отчаянно, что слезы душили его. Вдруг за своей спиной он услышал чей-то до боли знакомый голос:
- Здравствуйте! – тихо прозвучало у него в ушах. Непонятной природы волнение охватило все его тело. Он медленно повернулся. Рядом с ним, скромно рассматривая свои черные туфельки, стояла ОНА. Он не поверил своим глазам и встал, чтобы потрогать ее. Но вовремя опомнился, сообразив, как это наверное глупо выглядит.
- Здравствуйте! – С чувством ответил он, опуская протянутую руку.
Она подняла на него свои невыносимо прекрасные глаза, и между ними завязался молчаливый диалог.
- Вы сердитесь на меня? – Виновато вопрошали ее глаза.
- Я всю жизнь скучал без вас! – Отвечал его нежный взгляд.
- Я ни чего не могла поделать! – Отчаянно изгибались ее выразительные брови.
- Наконец-то вы пришли! – Разрывала тишину его счастливая улыбка.
Внезапно их разговор был прерван каким-то мальчиком на велосипеде. Он пролетел рядом с ними, как ветер и скрылся за ближайшими деревьями.
- Присаживайтесь. – Смущенно пригласил Ник девушку.
- Спасибо. – Она села и скромно сложила свои точеные ручки на коленях.
- Я все знаю, - начал после некоторой паузы Ник, - как-то раз я случайно попал к вам в церковь и видел вас там, где вы сидели. Я понимаю, почему вы не приходили сюда. Я всего лишь бедный студент, что я вам могу дать? Вы, наверное, привыкли к роскоши, у вас положение в обществе….
- Замолчите! – Ласково прервала она его монолог. – Вы ни чего не знаете. Я так же бедна, как и вы. Меня насильно хотели выдать замуж и все это время держали под домашним арестом, чтобы я не сорвала выгодной партии. Но сегодня мне удалось бежать, и Господь привел меня в этот парк, потому что это единственное место, которое не пугает меня и дает надежду на будущее.
- Так значит, вы теперь свободны?! – Вскричал парень.
- Я не могу вернуться домой, не хочу видеть своего жениха, мне некуда идти, значит, я свободна. – Почти счастливо заключила она.
- Вы говорите, что я ни чего не знаю? Ну уж нет, - и Ник лукаво улыбнулся, - я кое-что знаю определенно. Я знаю, что я безумно люблю вас, и я знаю, что хочу чтобы вы были моей женой. – Почти шепотом закончил он и окунулся в самую глубину этих преданных глаз.
- Если вы не побрезгуете беглянкой и бесприданницей, то можете забрать меня прямо сейчас.
Он кинулся к ней, схватил ее на руки и бешено закружил.
- Я люблю вас! – Кричал он.
- Я люблю вас! – Отзывалось эхо.
- И я люблю вас. – Шептала красная, как помидор девушка ему на ухо.
- Кстати! – Он поставил ее на бордюр, - Я не уточнил еще одну деталь.
Она удивленно вскинула брови.
- Как ваше имя, прекраснейшая из женщин?
- Софья. А ваше, принц?
- Ник.
Они взялись за руки и медленно направились к воротам, и им было о чем поговорить.
Когда они подъезжали к железнодорожному вокзалу, она, наконец поинтересовалась:
- А куда же мы отправляемся, если не секрет?
- Секрет? Отчего же, совсем нет. Мы едем домой в деревню.
- В деревню? Там живут твои родители?
- Абсолютно точно. Нужно же мне познакомить их со своей невестой. – От этих слов Софья покраснела до ушей.
- А потом? Что будет потом? – попыталась она переменить тему разговора.
- А потом…- наигранно задумался он, - потом мы поженимся и поедем на миссию в Южную Африку.
- В Африку значит? – недоверчиво спросила она, - К каннибалам?
- Обижаешь. – Сказал он, и добавил, - К самым настоящим!
Она весело рассмеялась все еще думая, что он шутит.
- И что же, мы больше ни когда не вернемся в этот город?
- Никогда!
- Жаль. – Грустно шепнула она.
- Почему? – Удивился он.
- Потому, что я прожила здесь всю свою сознательную жизнь, и буду скучать по этому месту…и по маме тоже.
Он промолчал, потому что ему тоже стало немножечко печально. Но впереди их ждало много интересных приключений, много тяжелого труда, заботы, радости, новые печали. Он подумал об этом и решил не возвращаться в воспоминания, а устремляться в будущее, как советует апостол Павел.
Поездка по железной дороге, потом попутным грузовиком по старым ухабистым дорогам, через лес, мимо озера, закончилась у небольшой деревушки, располагавшейся километров в шестидесяти от районного центра. Единственными благами цивилизации достигшими этих мест были электричество, старая полуразвалившаяся школа и подобная ей больница. Здания церкви в деревни конечно же не было. Церковный храм был в районе, а тут христиане собирались по домам.
Все это Софья узнала от Ника, пока они пробирались топкими занавоженными улочками к дому его родителей. Юноша заранее предупредил девушку, что придется преодолеть определенные миссионерские трудности, чтобы достигнуть намеченной цели – дома. Он был прав, ей еще ни когда не приходилось бывать в подобных местах, и будь она не в таком положении, то шок от увиденного был бы гораздо больше. Но будучи сама, как говорится «на птичьих правах», она не могла позволить себе и слова критики в адрес жителей этой деревни.
Вдоль заболоченной улочки, по самому краю оград, шлаком была выложена узенькая тропинка, по которой можно было пробираться от дома к дому, без особого риска погрузиться по колено в вековой навоз. Душный и смрадный воздух наполнен многочисленными насекомыми, каждое из которых пытается найти на лицах прохожих хотя бы временное пристанище. Они садятся на вас сотнями когда вы идете, и тысячами – когда замираете. Некоторые из них, например мухи, хотят одного – покоя, другие: слепни, мошки и прочие желают утолить свои платонические потребности. В связи с тем, что деревушка со всех сторон окружена лесом и не продувается ветрами, над улицами постоянно нависает марево испарений самого различного происхождения. Это придает особенный колорит всякой вещи под открытым небом, увлажняя ее липким конденсатом.
- Я же тебе говорил, что это платье не очень подходит к нашей деревне. – Пытался оправдаться Ник, глядя на то, с каким отвращением Софья оттягивает прилипшую к телу ткань.
- Я думаю, - улыбаясь, сказала она, остановившись, чтобы перевести дыхание на одной из немногочисленных сухих кочек, - я думаю, что это путешествие будет достойной тренировкой для нашего будущего миссионерского служения. – Тут же облако насекомых совершили на ней посадку. – Как можно жить с этими невыносимыми животными? – Взвизгнула она, с отвращением смахивая с лица шевелящуюся массу.
- Это явление здесь временное, - Успокаивал ее Ник, - тебе просто повезло, что ты его застала.
- Да уж! – Проворчала она, провалившись по щиколотку в зеленую густую тину. – Несказанно повезло! – С характерным чавкающим звуком нога освободилась, но черный туфель остался в плену. Софья наклонилась, чтобы отыскать пропажу, и увидела как вода быстро заполняет образовавшуюся ямочку. Девушка в нерешительности замялась. Ник снисходительно посмотрел на перекошенное отвращением лицо девушки и, сунув руку в грязь, вынул то, что осталось от ее обуви.
- Не расстраивайся, уже рядом. Придем домой постираем и будет как новенькая.
Софья с сомнением посмотрела, на то, во что превратилась ее вещь, и поспешно сняла вторую туфлю.
- Мне кажется ноги будет отмыть легче. – Уверенно заявила она и гордо двинулась дальше. Ник снисходительно посмотрел ей в след не в силах сдержать улыбки.
Домик оказался небольшой, деревянный, как будто наспех сложенный из потемневших от времени бревен. Но внутри производил совсем иное впечатление. Комнаты были хоть и не большие, но уютные. Чисто выбеленные стены, устеленные шерстяными половицами полы и идеальный порядок в прихожей – все не навязчиво говорило о качествах хозяйки.
На стук закрывающейся двери из смежной комнаты не торопясь вышла низенькая, уже не молодая женщина. Увидев вошедших, она уронила полотенце и со слезами кинулась обниматься.
- Никуша! Сынок! – причитала она, уткнувшись лицом в грудь сына. ЕЕ сухие плечики часто вздрагивали от рыдания, а он нежно по сыновьи молча обнимал их.
Софьи было немножечко неудобно, поэтому она тихо стояла в сторонке и пыталась улыбаться.
- Ну вы проходите, проходите. – Вдруг спохватившись, засуетилась она.
- Мама, познакомься – это Софья, моя невеста. – Без вступления выпалил Ник.
- Ах! – Всплеснула ручками женщина, - Софьюшка, значит. Да вы не стесняйтесь, проходите, будьте как дома. Не обращайте на меня старую внимания. Этот шалопай ни когда не имел привычки посвящать меня в свои планы, поэтому не удивляйтесь моей реакции. Я вас уверяю, для меня это полная неожиданность. Если бы я знала, то хоть пирожков бы напекла. – И она укоризненно посмотрела на сына, как бы говоря: «Эх ты, все то у тебя не так как у людей!»
- А где бы мне ноги помыть? – Тихо как мышонок спросила девушка.
- Да ты что! – Глянув на ноги девушки изумленно воскликнула мама, - Где ж тебя так угораздило то? Сейчас, Сейчас, я принесу тазик.
Это «тебя угораздило» весьма рассмешило Софью, «Как будто, чтобы провалиться здесь в грязь необходимо особенное невезение», - подумала она, едва сдерживая смех.
Очень скоро появился тазик с теплой водой, и все самые злободневные проблемы были решены.
Сразу же с дороги они приступили к столу и до сыта наелись самой здоровой деревенской пищи о которой в городе приходится только мечтать. На столе появились как по мановению волшебной палочки: молоко, сметана, масло, творог, соленые огурцы, вареная картошка, запеченная в печи свиная грудинка, холодец, каравай душистого свежего хлеба и, конечно же, большая сочная луковица. Все началось после краткой молитвы. Софья по началу ни как не могла взять в толк, как могут сочетаться столь разнообразные продукты, и с чего начинать, а чем заканчивать, чтобы потом не было расстройства желудка. Но Ник подал ей пример, и она быстро освоилась с новыми условиями. Оказалось, что на стол обычно выставляется все, что есть, а человек сам подбирает себе меню, сообразно своему вкусу. Ник уверенно оторвал себе кусок грудинки и запихнул ее в рот, откусил от вареной картофелины, закинул в рот кусочек лука и с деловым видом налил себе полную кружку молока. Все было ясно, и его примеру смело последовала Софья.
После того, как с трапезой было покончено, наступило время чая. На столе появился самовар и сладости. За чаем, как обычно, завязался долгий разговор обо всем и не о чем. Больше всех говорил Ник, рассказывая маме об их дальнейших планах, о свадьбе, о миссионерской практике. Когда та узнала о предстоящей новой разлуке, то серая печаль наползла на ее сияющее лицо, но по всей видимости, она была сильной женщиной, и очень скоро лицо ее вновь осветилось радушием. Софья все больше молчала, и скромно отвечала только в тех случаях, когда в этом была необходимость.
Мама Ника с первых же минут признала Софью дочерью и оказывала ей столько внимания и почтения, сколько ей не оказывала ее родная мать. Девушка сразу же почувствовала, как неодолимо ее тянет к этой доброй и сердечной женщине, и ей даже не было необходимости интересоваться ее именем, потому что с первых же слов она стала называть ее мамой. Для самой Софьи это было чрезвычайно странным происшествием. С тех пор, как из девочки она превратилась в девушку и стала мечтать о будущем муже, ее волновал один вопрос, как сможет она называть мамой чужую для нее женщину, которую она раньше ни когда не видела и которая для нее лично еще не сделала ни чего такого, что обычно делают матеря для своих дочерей.
Мама рассказывала им о трудностях, которые им пришлось пережить за последний год. Она то смеялась, то плакала, отдаваясь воспоминаниям. Атмосфера в доме была настолько теплой, что Софья чувствовала себя так, как будто жила здесь всю жизнь. Все не хорошее, казалось, осталось позади. О городе не хотелось и вспоминать, и это притом, что она думала, что будет скучать по нему и стремиться назад.
Вечером пришел с фермы отец и принес с собой в мешке бычьи потроха.
- Ха! Ха-ха! Блудный сын вернулся, - завопил он приметив одежду сына на вешалке, - Ану, пойди-ка сюда сорванец, батька прижмет тебя к своей могучей груди.
Ник выскочил заслышав отца и кинулся ему на шею, как маленький мальчик.
- Здорово, батя! – сдавленно крикнул он в крепких как тиски мужских объятиях.
- Ну, какие новости ты нам привез на этот раз?
- Невесту себе привез, отец. – Без вступления выпалил он.
- О! Похоже на этот раз ты превзошел самого себя! – Прогрохотал восхищенным басом огромный бородатый мужчина, когда заметил вышедшую в коридор смущенную Софью.
- Дай-ка я и тебя обниму, дочка! – Широко улыбаясь, прохрипел он, и нежно заграбастал хрупкую девушку в свои могучие лапы. – Пусть Бог благословит вашу жизнь, дети. – Он немного отстранил от себя девушку, чтобы получше ее рассмотреть. – Я всегда знал, что мой сын – не промах, но чтобы до такой степени!…- И он громко одобрительно расхохотался. – Ну, ступайте, дети мои, вам наверняка приятнее вдвоем, чем в обществе дряхлого седого старика, к тому же в конец выжившего из ума. – И он крякнул снимая с себя грязный сапог.
Отец Ника оказался на удивление милым и добрым человеком. Софья от такого радушного приема не могла удержать слез. «Почему я раньше не знала этих людей? – спрашивала она себя. – Я бы уже давно убежала бы из дома, возможно с самого детства».
Он прошел сразу на кухню, чтобы покушать. Видимо это была семейная традиция – с улицы сразу за стол. Софья не решалась судить хорошо это или плохо, но в глубине души эта простота ее восхищала. Она решила помочь маме с посудой, пока та накрывала на стол. Отец сильно прихрамывая прошел от умывальника за стол, и поймал на себе озабоченный взгляд девушки.
- Ерунда, - мягко сказал он, показывая на свою левую ногу, - зимой неудачно скатился со скирды и лодыжку поломал. Врачей в деревне нет, вот и срослась не ровно.
Он взял с полочки затертую Библию и сел за стол. Рядом подсела и мама. Теперь Софья поняла, почему мама так мало кушала вместе с ними, она ждала прихода мужа. Это открытие почему-то ее так умилило, что она чуть не разрыдалась.
Отец открыл книгу и перед едой они прочитали несколько стихов и в двух словах помолились. «Вот по истине семейная идиллия! – изумилась девушка. – А я то глупая, ни когда не могла понять, как это пища может освящаться Словом Божьим».
Она быстро домыла посуду и ушла с кухни, чтобы дать им поговорить. Ника в доме она не нашла, потому решила выбраться во двор и поискать его там.
На дворе теплый воздух растрепал ее распущенные волосы. Насекомых уже не было в воздухе, но они казалось были по всюду: Сверчки трещали под бревнами, цикады разрывались разными голосами в траве и в деревьях. Бесшумная ночная птица мелькнула в свете фонаря. Как ей не понравилось здесь по началу, точно так же теперь ей здесь нравилось все.
Во дворе у самого сарая, под тусклой лампочкой она увидела Ника. Огромным топором он отчаянно колол дрова. «Какое тут умиротворение!» - подумала с восхищением Софья, невольно сравнивая деревню с парком. Но с таким же успехом можно сравнивать куклу с живым ребенком, и радость приносимая ими не сопоставима.
Для нее началась совсем иная жизнь, только теперь она вполне осознавала это.
Дни полетели один за другим. Софья старалась с пользой проводить время, и ее жизнь ни когда не была такой насыщенной. Она училась доить корову, косить и скирдовать сено, собирала ягоды и грибы в лесу, а потом вместе с мамой консервировала их на зиму.
В среду они всей семьей пошли на деревенское собрание верующих. Как узнала Софья позже, всякое собрание деревенских христиан было явлением уникальным. Во первых, собирались всякий раз на новом месте – «сегодня у нас, завтра у вас». Во вторых, не было ни какой определенной формы проведения этих встреч, то были чтения Библии, вечера песни, дни рождения, дискуссии, вечери, молитвенные часы и т.д. Все зависело от ведущего, который назначался по желанию, или выбирался по жребию. Он брал на себя организационные вопросы, а все остальное делалось сообща.
После первой вечери, которая к стати сказать, с евхаристией не имела ни чего общего, Ник познакомил Софью с здешним пастором.
- Вот, - сказал он с гордостью, - моя будущая половина! Знакомьтесь. Софья, это Владимир Никифорович. Владимир Никифорович, это Софья.
- Очень приятно. – Ровным голосом произнес пастор и мягко пожал девушке руку. – Добро пожаловать! Мы очень рады видеть такую очаровательную сестру в наших рядах.
Софья, непривыкшая к комплиментам, покраснела и еле заметно улыбнулась в ответ.
- Я смею надеяться, что вы снисходительно отнесетесь к нашему невежеству в отношении качества проведения богослужений. – Скромно заметил он.
Будучи человеком уже далеко не молодым, пастор казался воплощением простоты, открытости и целеустремленности в одно и тоже время. Лицо его сильно изъеденное оспой производило бы отталкивающее впечатление, если бы не добрые располагающие глаза, в которых даже не искушенный наблюдатель без труда узнает ту чистоту души, которая присуща только Святым людям.
- Да что вы говорите? – Удивилась она, - Все было великолепно! Мне действительно очень понравилось. Я еще ни где не видела такого сплоченного коллектива.
- Я все-таки думаю, что вы немного преувеличиваете. Однако, это приятно.
- Что приятно? – не совсем поняла девушка.
- Приятно получить ободрение от человека свежего. – Он ей как-то по свойски подмигнул и изящным жестом пригласил их: - Пойдемте ко мне, моя лучшая половина сегодня шанежек напекла. Заодно и поговорим, обсудим ваши семейные дела. – С этими словами, он по свойски обнял Ника за плечи и крепко встряхнул его. – Раз ты привез с собой молодую, то чувствует душа моя, венчаться ты желаешь здесь. – Толи спросил, толи повелел он.
Ник только сконфуженно кивнул.
- Это большая честь для нас, Ник. – Совершенно искренне и без насмешек продолжил пастор. – Я помню тебя с самого детства, когда тут еще не было ни одного верующего, и твой отец первым пришел к Богу, я подумал, что этот маленький сорванец, который сегодня так шумел во время моей проповеди, приведет еще многие души ко Христу своим безупречным поведением и искренней верой. По-моему я не ошибся.
- А по-моему еще слишком рано заводить такие разговоры. – Запротестовал Ник, но пастор остановил его и сказал:
- Помяни мое слово, Ник, у тебя будет прекрасная семья – это я вижу в твоем детстве и в ее глазах. А хорошая крепкая христианская семья – это лучшая церковь на этой бренной Земле.
Слова пастора Софья поняла только когда в этот вечер оказалась у него дома. Его жена оказалась воплощением кротости и радушия. Есть люди общение с которыми возвышает вас до чистоты ангела. Эта милая женщина, как раз и была таким человеком. Тетушка Марфа, как шутя называл ее сам пастор, была безупречной хозяйкой. Хозяин же называл ее домашним пресвитером. Когда удивленная Софья все же осмелилась спросить, кто же в таком случае в доме он, то пастор без малейшего колебания ответил:
- Я в доме – бог.
Тетушка Марфа, накрывая на стол, при этих словах только ласково улыбнулась мужу.
Их дети уже давно выросли и были теперь миссионерами где-то далеко на севере. Старики конечно по ним очень скучали, да и дети постоянно звали их к себе, но они оставались здесь, потому что были счастливы. Они любили людей этой деревни, и люди вовсе не были безответны. Здесь было их служение – их место, они знали это.
Перед едой хозяин прочитал двадцать второй псалом и помолился.
«Так вот, наверное, от куда пошла эта интересная традиция!» - подумала Софья, но пастор, как будто прочитав ее мысли отметил:
- Этот добрый обычай произошел из старой Англии, когда отцы аристократических семей перед каждым приемом пищи посвящали некоторое время Богу, семье и Библии.
На некоторое время все сосредоточились на еде, слышно было только постукивание приборов о посуду, но вдруг хозяин нарушил тишину:
- Ну так когда же, Ник, ты намереваешься венчаться?
- В самое ближайшее будущее. – Не переставая жевать, просто ответил тот.
- Есть ли какие проблемы на вашем пути?
Теперь настало время отвечать девушке.
- Да, пастор, проблемы есть, - стараясь сохранять хладнокровие, начала она, - дело в том, что я убежала из дома. – Владимир Никифорович удивленно уставился на нее и перестал жевать. – И это еще не все. В моей церкви все думают, что я выхожу за муж за другого. Я была помолвлена с одним человеком и убежала с Ником за месяц до свадьбы.
Пастор нахмурился и задумчиво продолжил есть. Софья поняла, что ее рассказ нуждается в некоторых разъяснениях.
- Дело в том, что я ни когда не любила этого человека, а к этой партии меня принуждала мама, потому что он очень богат, и тем самым наша семья смогла бы поправить свое материальное положение.
- А что же думают по этому поводу в церкви?
- В церкви считают, что сейчас не то время, чтобы выходить замуж по любви.
Пастор изумленно вскинул брови.
- Так говоришь, братья знали, что ты не любишь этого человека, и одобряли свадьбу?
- Мало того, что они знали про это, они еще поощряли мою маму держать меня под домашним арестом, чтобы я не вырвалась, «не натворила глупостей», как они выражались.
- Очень интересная история! – с иронией заметил он. – Мне кажется, дети мои, что прежде чем просить у Господа благословение на этот брак, мы должны съездить в город и попытаться примириться с церковью и поговорить с братьями.
- А нельзя ли так, чтобы больше их не видеть? – напугано спросила девушка.
Пастор покачал головой.
- Нет. По другому нельзя. Потому что иначе, мы можем послужить поводом к соблазну. Написано: «Если возможно с вашей стороны, то будьте со всеми в мире». Я думаю, что мы будем чисты перед Богом, если сделаем все возможное, чтобы примириться со всеми, и объяснить что происходит. Тот, кто не захочет понять нас, тот уже не будет нашей виной, но понесет на себе свое бремя.
В воскресный день пастор, Ник и Софья приехали в город.
Собранье началось как обычно с молитвы. Необычным было то, что люди уделяли Софьи так много своего внимания. Многие из тех, кто заметили ее в начале, все последующее время богослужения не переставали оглядываться на нее, некоторые с удивлением, а некоторые с открытым осуждением в глазах. Замечая все это вокруг себя, Софья все больше убеждалась в правоте слов пастора, если сейчас не объясниться, то возможно эти люди будут всю свою жизнь вспоминать ее, как негативный пример для своих послушных детей. Она понимала, что те слова, которые ей надо будет произнести перед собранием будут стоить ей пол жизни, и поэтому все служение молилась, чтобы Господь послал ей сил и смелости сказать все и ни кого не обидеть. Пастор ободрил ее и сказал, что в братскую комнату он отправится вместе с ней. Это было максимум, что он мог сделать для нее, но этого было достаточно, чтобы она не боялась этой встречи, как грешник смерти.
Френк заметил ее еще в самом начале слежения. Если бы не его привычка опаздывать, то он смог бы встретиться с ней еще до начала служения, и тогда конечно бы заметил, что она не одна, но в обществе двух мужчин. Сейчас же он только увидел ее на противоположной стороне зала и изредка косо поглядывал в ее сторону. Она же старалась делать вид, что вовсе его не замечает.
Мама, как обычно приехала одна и сидела в первых рядах, потому что у нее было слабое зрение. Она не видела, да и не могла видеть своей дочери, поэтому сидела спокойно, не оборачиваясь.
Когда же собрание подходило к концу, и пастор объявил, что настало время передавать приветы, Софья встала и сказала, что у нее есть объявление для церкви. Она не спеша вышла вперед, встала лицом к людям и после небольшой паузы заговорила:
- Дорогие братья и сестры, наверное обо мне уже ходят много разных слухов, и сегодня я пришла, чтобы прояснить обстановку. Дело в том, что я совершенно не люблю Френка как мужчину, поэтому считаю, что брак с ним - дело не возможное, и разрываю нашу помолвку. – По залу прокатился тихий шелест голосов, а Софья продолжала: - Тем не менее, я хочу заверить вас, что Френк прекрасный человек, он тут ни в чем не виноват и ни одно из его качеств не послужило поводом для моего решения. – После этих слов мать девушки демонстративно встала и быстро вышла из зала. – Я прошу прощения у Френка и его родителей, за то, что обманула их надежды или не оправдала доверия.
После этих слов она довольно спокойно прошла на свое место, сопровождаемая многими взглядами.
Завершив собрание молитвой, пастор пригласил Софью на встречу с братьями. Она уже ждала этого, и так как долгое время готовилась к встрече, то не потеряла сознания от этого приглашения. Она поймал себя на том, что ее охватывает, какой-то детский иррациональный страх, природу которого она даже Нику объяснить не смогла.
После окончания собрания Френк куда-то исчез. Софья хотела подойти и еще раз лично извериться за происшедшее, но не найдя его даже обрадовалась, что ей не надо будет с ним еще раз встречаться.
В братскую они пошли вдвоем с Владимиром Никифоровичем. Братья уже готовы были к разговору, Софья это поняла по тому гулу, который звучно разносился по коридору. «Мой вопрос обсуждают», - подумала она у самых дверей братской комнаты. Когда они постучали в дверь, шум сразу прекратился.
- Да, да. – Услышали они.
Дверь перед ними распахнулась, и они оказались лицом к лицу, по меньшей мере, с двадцатью мужчинами. Надо отдать должное деревенскому пастору. Он держался уверенно и абсолютно спокойно, не смотря на то, что единственным знакомым для него человеком в этой комнате была Софья.
Тут же все глаза хмуро устремились на эту пару. Владимир Никифорович в ответ мило улыбнулся.
- Мир Вам братья. – Спокойно сказал он и слегка поклонился.
Кое-кто в ответ робко кивнул, но ни кто не осмелился традиционно по братски поприветствовать вошедших.
- Здравствуй, Софья. – Обратился к девушке пастор. – Вообще-то я приглашал на беседу только тебя, - с нескрываемой досадой в голосе сказал он – но раз уж ты пришла не одна, то познакомь нас, будь добра.
От такого строгого приветствия девушка опешила.
- Я простой деревенский пастор, - пришел ей на помощь служитель, - зовут меня Владимиром. – И он опять приветливо улыбнулся, хотя его улыбка снова утонула в холодности и официальности.
- Чем мы можем быть вам полезны, пастор Владимир?
- Да вы не беспокойтесь, мне ни чего от вас не нужно. – И он все так же улыбаясь немного отступил назад и пошутил: - Я просто буду представлять Софью на суде.
Шутка явно пришлась пастору не по вкусу, но он проглотил эту пилюлю и натянуто улыбнулся.
- Видимо, вы не совсем ясно себе представляете, для какого разговора мы пригласили сегодня Софью.
- «Возможно». – Кивнул головой тот.
- Так вот, как вы понимаете для нас решение Софьи о расторжении помолвки было совершенно неожиданным. – Деревенский пастор от этих слов поморщился, как от зубной боли. Но говорящий сделал вид, что не заметил этого. – И нашим естественным желанием было узнать мотивы такой перемены настроения.
Софья поняла, что теперь она должна говорить что-то:
- Вы же знаете, что я люблю другого человека. – Единственное, что нашлась сказать она.
Пастор, тут же изменился в лице и как будто подобрел.
- Неверующего? – Почти ласково произнес он и посмотрел на реакцию Владимира Никифоровича. Но тот стоял совершенно спокойно и казался безучастным к происходящему.
- Он оказался верующим. – Робко пояснила девушка.
- Вот как? – с сомнением переспросил второй дьякон.
- Это истинно так. – Вновь вмешался Владимир Никифорович, - Я самолично крестил его уже с десяток лет тому назад.
- Ну и что? – Возмутился пастор, - Что из того, что – верующий! Есть ведь элементарные нормы приличия, уважение к родителям, в конце концов. Опозорить прекрасного человека, разбить сердце матери… Ты ведь убежала из дома, если мне не изменяет память? Где же твоя девичья честь теперь? Где ты была целую неделю? Что могут подумать люди? А ты не подумала, какое великое поношение на церковь теперь будет, когда неверующие узнают об этом?
Софья, под градом сокрушительных вопросов, стояла подавленная, вся в слезах, не смея поднять на людей своих прекрасных глаз. Деревенский пастор уже не улыбался. С каждым новым обвинением он хмурился все больше. Теперь он стоял и ждал когда наступит его время говорить. И оно конечно же пришло. Когда братья сделали небольшую паузу, для того, чтобы Софья обдумала заданные ей вопросы, он вступил в разговор.
- Дорогие братья, я не знаю, да и не хочу знать истинных причин происходящего, но хотелось бы напомнить, что в церкви главный – Господь, а Он, насколько я могу судить, эту девушку любит не меньше чем вас или меня. Поэтому, я думаю, что если Он все еще в этой комнате, то Ему очень неприятно видеть то, как вы издеваетесь над ней. – Удивленные братья уставились на него, а он невозмутимо продолжал: - У меня тоже к вам есть несколько вопросов и прежде всего к пастору. Скажите на милость, если бы дело дошло до свадьбы, как бы вы, зная то, что девушка не любит этого мужчину, в присутствии Господа, при великом таинстве бракосочетания, смогли бы спросить ее любит ли она жениха? А если бы она сказали при всех что не любит его, продолжили бы вы венчание? А если бы она солгала, вынужденная совершить этот грех своей верующей матерью и пастором церкви, кто понес бы ответственность за это? Вы говорите о поношении на церковь, кто бы пошел молиться в вашу церковь, если бы узнал, что для вас любовь – это не самое главное в жизни человека, что это лишь приходящее чувство, которое хорошо в юности, но бесполезно в зрелом возрасте? И как же вы, братья, могли позволить, чтобы член вашей церкви сидел под домашним арестом? Кто вы такие, чтобы вам решать за других людей? – Голос его был твердым, а взгляд решительным. – Я приехал сюда, чтобы перед Богом решить все возможные недоразумения, но встретил тут только амбиции. Мне искренне жаль, тех людей, которые принимали активное участие в этом надругательстве. Прощайте братья, я надеюсь, что нам не придется встретиться на небесах, Иначе мне пришлось бы усомниться в справедливости нашего Бога.
Он деловито взял Софью за руку и они вышли в коридор. Ник ожидающий у дверей, как только увидел заплаканное лицо девушки аж покраснел с досады и хотел было сам поговорить с братьями, но пастор удержал его:
- Не стоит, Ник. Дело сделано, на самом деле ни каких проблем вовсе и не было.
Они быстро собрались и отправились к Софьи домой, чтобы поговорить с матерью и узнать что она думает о происходящем, даст ли свое благословение на брак.
Мать встретила их враждебно.
- Ну что, явилась? Набегалась? – обратилась она исключительно к дочери, как бы не замечая гостей. – Ты сама не представляешь, как глупо ты сегодня закопала свое будущее!
- Мама, подожди! Я хочу познакомить тебя с моим женихом.
- А зачем мне с ним знакомиться? Ты наверняка уже сама все решила, без матери. Вижу, он молодой, красивый, но наверняка штаны в заплатах.
Софья посмотрела на Ника в страхе от того, что он может обидеться, но он только снисходительно улыбался.
- Идите, не хочу вас больше видеть. – Устало сказала она и заторопила их к выходу. – Делайте что хотите: женитесь, разводитесь, раз это ваше дело, только меня не трогайте.
Софья хотела еще что-то сказать, но Владимир Никифорович нежно положил ей руку на плечо:
- Не надо. Все уладится. Не стоит раздражать родителей. Я думаю, скоро ее настроение переменится. – С этими словами он положил на телефон свою визитную карточку.
Они отправились назад в деревню. Надо было еще многое сделать: уладить дела с Загсом, с миссией, со свадебным пиром и т.д.
Господь обильно благословлял молодых, поэтому все шло как по маслу. В государственных инстанциях двери открывались как по волшебству, и бесчисленное количество людей желающих хоть чем-то помочь молодым встречалось на их пути.
За два дня до свадьбы с города приехала мама.
Вечером, когда природа уже погрузилась во тьму, неожиданно раздался стук в дверь. Софья, оказавшаяся ближе всех, открыла.
- Мама! – Вдруг вскричала она. Все домочадцы тут же высыпали в коридор. Счастливая мать обнимала свою не менее счастливую дочь, а потом были реки слез и долгое чаепитие всей теперь уже большой семьей. В этот вечер все были счастливы, как ни когда.
- Дорогой наш брат Ник, любишь ли ты эту девушку и согласен ли ты прожить с ней всю жизнь, почитать и беречь ее, заботиться о ней и любить ее до тех пор, пока смерть не разлучит вас? – В создавшейся тишине слова пастора звучали громко и торжественно.
- Да! – Хриплым от волнения голосом ответил юноша.
- Дорогая наша сестра Софья, любишь ли ты этого молодого человека и согласна ли прожить с ним всю жизнь и делить с ним все радости и печали, время отдыха и заботы, быть верной ему женой и любить его до тех пор, пока смерть не разлучит вас?
- Да!
- В таком случае, властью данной мне от Бога, я объявляю вас мужем и женой! Пусть Бог благословит вас, дети! – С этими словами пастор прослезился.
То что обычно следует за этим, и чего обычно больше всего ожидают старички, заставило покраснеть молодую чету. Пастор заметил это и громко сказал.
- Можете при людях не целоваться, это не для них.
И все в зале заулыбались, а молодые покраснели еще больше.
Через два дня после свадьбы надо было уже вылетать на миссию. В аэропорту собралась вся семья. Родители Ника только молча утирали слезы, но Софьина мама не переставала давать наставления:
- Как приедешь на место, сразу же сообщи нам ваш адрес, не забудь. Грязные фрукты не ешь и воду обязательно перед употреблением кипяти…
Подали трап. Молодые молча поднялись по ступеням, и прежде чем закрылась за ними дверь, помахали на прощание всем своим родным, и родной земле. Кто знает, вернутся ли они когда-нибудь на эту землю.
Маленький самолет медленно развернулся, набрал ход, оторвался от земли и скоро скрылся за облаками.
Начиналась новая жизнь, но это совсем другая история.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Слава Богу! Очень понравилось)) Комментарий автора: Решил просить всех, кому понравилось подвизаться в молитве, за издание книг в печатном формате. Нет издателя, который бы печатал мои книги.
Ирина Фридман
2011-11-07 15:05:07
Хорошый рассказ, особенно назедательный для матерей и отцов.
Есть маленький недосмотр. Нигде не упоминается о документах Софьи. В момент, когда она бежала, она может и без них справиться, но не в подготовке и оформлении брака. Во время встречи девушки с матерью, после собрания с разборками, мать протолкнула гостей побыстрее за порог. И дальше замечательная развязка.
Благословений вам в творчестве.
Yelena Bryk
2012-01-12 06:38:43
Господь не опаздывает. Чудесная история жизни! Спасибо автору! Да благословит Вас Господь обилием мира, любви и радости!
