Константин Петрович Воловник

Константин Петрович Воловник родился 27 марта 1924 г. в с. Рождестка Тернопольской области в семье греко-католиков. У родителей было 6 детей. С детства воспитывался в христианских обычаях. В восьмилетнем возрасте встретился с братьями-пятидесятниками из соседнего села Ивановка и отдал свое сердце Господу Иисусу Христу. Братья призвали к молитве, мальчик Костя преклонил колени и стал молиться как умел. Он признал себя грешником и стал громко просить прощения у Бога. Мать после этой встречи решила купить в храме Библию, начали читать и обсуждать с пятидесятниками, пока не убедились, что так написано в Библии. Господь исцелил мать от рака груди. В селе образовалась церковь христиан веры евангельской, членами которой стали тетя и родители Кости. В доме постоянно проходили собрания. По церквам не было пресвитеров, были только руководящие братья, а пресвитер был один на весь район. Церкви входили в Союз ХВЕ под руководством Г. Шмидта.

С 14 лет Костя начал проповедовать. Первую проповедь в церкви сказал на любимое место из послания ап. Павла к Филиппийцам: «Для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение». Слушавшие плакали. Константин Петрович впоследствии говорил: «Это слово меня испытало, будет ли Христос жизнью и смерть приобретением».

Поляки-католики гнали евангельских христиан, а церковь была исполнена Духом Святым и любовью.

В июле 1941 г., ночью для молодежи церкви пресвитер Заровайский преподал водное крещение. Среди них был Константин. Вскоре многих из них фашисты угнали в Германию.

29 ноября 1942 г. Константин женился на Марии Патриловой, сочитывал их районный пресвитер Заровайский. В конце января 1943 г. К. Воловника взяли в немецкий лагерь, а жену собирались отправить в Германию. В лагере просидел больше четырех месяцев, после чего решил бежать, чтобы спасти жену от отправки в Германию. За побег фашисты забрали сначала мать, потом отца, а Константина приговорили к повешению. Тем временем Костя 10 дней укрывался с женой на берегу реки в камышах. Все же, ради своих осиротевших братьев и сестер, он решил вернуться в лагерь, но без жены. Бог чудным образом избавил его от смерти, Константин был брошен в камеру, где его продержали до осени на скудном пайке: 200 г хлеба в день, а через два дня давали тарелку супа. В октябре снова бежал, спрятался в штабелях угля на территории лагеря и через подкоп сбежал. Так Костя со своей семьей прятался до прихода Советской Армии.

24 марта 1944 г. был мобилизован и отправлен на торфяные разработки, на которых пробыл до 1946 г. В 1945 г. областной служитель А. Теслюк, по избранию церкви, с согласия районного пресвитера, утвердил Константина на пресвитерское служение со священнодействием без рукоположения, потому что в Тернопольской области рукополагал только Теслюк, а его приезд для рукоположения в церковь задерживался. К. Воловника шесть раз вызывали в НКВД и в 1946 г. арестовали. После ареста бросили в подвал с водой, избивали резиновым прутом с металлическим наконечником, избивали в кровь, больше всего били в живот, пищи почти не давали, кроме 200 г хлеба и тарелки супа, передачи не разрешали из-за того, что он отказался подписать нужные НКВД бумаги о сотрудничестве.

26 октября 1946 г. был приговорен военным трибуналом к десяти годам лишения свободы с конфискацией имущества и поражением в правах на пять лет. Его дочери тогда еще не было годика. Жену приговорили к ссылке в г. Осинники Кемеровской области, где она должна была работать в шахте на разгрузке угля. Известие о ссылке семьи в Сибирь застало Константина в узах. В Тернопольской тюрьме просидел семь месяцев. Бог был с ним и поддерживал его, чтобы он не изнемог. Из Тернополя отправили в лагерь около Медвежьегорска в Карелии. У жены его, под давлением трагических событий, пошатнулась нервная система. Пережив столько потрясений, она перестала узнавать даже самых близких людей. До 1949 г. Костя получал письма от жены, а затем он получил от матери письмо со словами: «Сынок, крепись, твоя Мария сошла с ума». Когда он получил это письмо и прочел эти слова, с ним случился паралич. Жену отправили в Томск, в психбольницу, девочку определили в детдом.

В 1955 г., после девяти лет заключения, К. Воловник получил решение Верховного Суда о признании его невиновным. После лагеря К. Воловник пережил еще две ссылки по пять лет, всего десять лет. Во время ссылки с 1955 г. по 1966 г. К. Воловник и А. Стеблик руководили церквами и по откровению священнодействовали по месту ссылки в Сибири. Там он и забрал жену с дочерью к себе. Несколько лет ухаживал за больной женой, со слезами молился о ней. В какой бы церкви он ни был, везде просил молиться, и однажды пришел день, когда по молитвам узника и молитвам святых его жена Мария была исцелена. Утром она встала и сознание полностью вернулось к ней, впервые после своей болезни она узнала мужа: «Костя, это ты?.. Где мы?»

Трудные годы прошли. Мария Дмитриевна стала верной помощницей своему мужу. Дочь выросла доброй христианкой и до сего дня служит Господу, часто сопровождает Константина Петровича в поездках.

В 1969 г. К. П. Воловник переехал в г. Шахты Ростовской области, где встретился с епископом А. И. Бидашом, там он и остался на жительство. В 80-е годы исполнял служение старшего пресвитера Ростовской области.

17 июля 1989 г. епископами И. А. Левчуком, И. И. Южаковым, В. Г. Прудниковым и С. Г. Костюком был рукоположен в епископы.
С сайта «Домостроитель»

------------------------------------------

2.ДЛЯ МЕНЯ ЖИЗНЬ - ХРИСТОС
Нельзя сказать, что путь христианина - это легкий путь. Нельзя сказать, что путь христианина - это тяжелый путь. Всё зависит от того, с какой точки мы смотрим и как взвешиваем жизненные христианские ценности. Любой, искренне любящий Господа христианин, в конце своей жизни может сказать, как сказал когда-то Давид: «Межи мои про¬шли по прекрасным путям.
Брат Константин Петрович Воловник прошел длинный жизненный путь. 21 год жизни он провел в заключении за веру в Иисуса Христа. В настоящее время он является епископом Ростовской области. Тяжелый путь или легкий, пусть вывод сделает читатель.

«Это было в 1938 году. Тогда мне было 14 лет. Подошел к нам, четырем юношам, старший брат в нашей церкви и сказал: «В следу-ющее воскресенье будете говорить проповедь». Я стал думать и вы-бирать тему для моей первой проповеди. Размышляя над Словом Божьим, я выбрал место из Священного Писания: «Ибо для меня жизнь - Христос, и смерть - приобретение» (Фил. 1:21).
Позже, в течение всей своей жизни, я сильно был испытан этим словом. На самом ли деле будет для меня жизнью Христос, и будет ли смерть приобретением?
Моя тетя уверовала в Господа в 1932 году. Наша семья тоже счита-лась верующей, мы регулярно посещали католическую церковь, где мои родители считались примерными христианами. И вот однажды моя тетя пригласила меня к себе домой в день, когда к ней должны были приехать братья из другой деревни. Это было послеобеденное время. Она созвала всех соседей. Я слушал проповеди братьев очень внимательно. Мне нравилось, как они говорили о страдании Христа, о Его смерти и воскресении.
Во время этой беседы пришла моя мать и как ревностная католич¬ка стала разгонять всех собравшихся: «Нашли себе церковь под со-ломенной крышей! Вот там церковь, - она указала рукой, - туда и идите!» Приезжие братья стали потихоньку успокаивать ее, разъяс¬няя места из Священного Писания. И я вижу, что ей нечего сказать, хотя другим людям переспорить мою маму было очень сложно. Но мама не знала Евангелия, а только заученные молитвы. Братья гово¬рят ей: «Мы сейчас будем молиться Тому Иисусу Христу, Которого родила Мария, И, если вы верите в Этого Иисуса Христа, то прекло¬ните колени вместе с нами и молитесь».
Стоя в стороне, я наблюдал эту сцену вместе с моим другом. За¬тем и мы с ним встали на колени и начали молиться. Во время мо¬литвы я открыл глаза и увидел, что мой друг стоит в стороне и смеет¬ся. Я решил тоже встать с колен. Пытаюсь оторвать ноги от пола - не могу. Как ни стараюсь - не получается. Тогда я закричал: «Господи, грешник я, прости меня!» Когда закончили «Отче наш», я встал и бегом бросился в дверь. Бегу домой и думаю: «Что же на это отец скажет?» Отцу я рассказал все подробно, а в ответ услышал: «Чтобы ноги тво¬ей не было больше в том доме!» Позже пришла домой мама и ба¬бушка. Мама достала Библию и стала читать, а потом говорит: «Эти люди говорили все так, как здесь написано. Значит, Библия одна». Так уверовала наша семья в Господа.
Прошли годы, я принял водной крещение; это было во время вой¬ны. Затем меня призвали в армию, но я отказался принимать присягу и брать в руки оружие, поэтому меня и еще четырех братьев отдали под суд. По каким-то причинам суд не состоялся, и нас отправили работать на торф. Это было с 1944 по 1946 год.
В 1945 году в нашей местности было открытие церквей. Мы тоже открыли церковь, братья рукоположили меня пресвитером. Но вско¬ре всех братьев арестовали. Всем нам дали по 10 лет, и мы пошли в лагеря. Я был под Архангельском, около Беломорканала.
В 1947 году я получил письмо от моего отца, который сообщил мне, что мою семью, жену и грудную дочку, сослали в Сибирь в октябре месяце. В эшелоне началась эпидемия, и никто из детей не выжил, за исключением моей дочери и еще одной девочки.
Позже я получил письмо от жены, над которым горько плакал. Она писала, что по прибытии на место их выгрузили прямо в снег, дочка заболела и находится при смерти. Поселили их в овощехранилище, где сыро и холодно. Спят на нарах. Жена с дочкой не доедают, спать ложатся голодными. Вместе с ними жили 8 человек, все неверую¬щие. Кушать готовили на керосинке, которая была одна на всех. Моей жене не давали возможности приготовить что-то даже для ребенка. Она готовила поздно ночью, когда все уже спали. А рано утром под-нималась и шла на работу. Мое сердце разрывалось от каждого про-читанного слова. Я молился и просил сил у Господа.
В 1949 году я снова получил письмо от отца. Он утешал меня и просил укрепиться в Господе. Но сообщение потрясло меня: моя Ма¬рия сошла с ума. Едва я дочитал письмо до конца, как меня сразу ударил паралич, левая сторона полностью отнялась.
Мою Марию отправили в Томск в психбольницу на 4 года. Трехлет-ний ребенок остался один, никому не нужен, выброшенный из бара¬ка на улицу. В детские дома детей заключенных не брали. Ночевать ей приходилось под деревом. Потом мне написали, что ей перемени¬ли фамилию и отдали в детский дом как подкидыша. Я узнал адрес верующих в той местности и написал им письмо, слезно умоляя при-смотреть за моей дочкой, чтобы не затерялась, а жену взять к себе, так как знал, что в психбольнице очень плохо обращаются с больны¬ми.
Так шли годы. В 1953 году умер Сталин, и была объявлена амнис-тия, но нас, верующих, эта амнистия не касалась. На свободу выпус¬кали воров и убийц.
И вот однажды меня вызвали и говорят: «Сдавай вещи, забирай документы. Ты идешь на свободу». Я не верил в это чудо.
Получив документы, я сразу же поехал в Сибирь искать свою се¬мью. Прибыв в тот город, я нашел дом, где жила семья, приютившая мою жену. Уже смеркалось, когда я постучался к ним. На стук вышла хозяйка. Когда я представился, она как закричит: «Мария, Костя при-шел!» Я ждал, что сейчас выбежит моя жена и бросится ко мне на-встречу. Этого не произошло. Хозяйка проводила меня в комнату Ма-рии. Она лежала на кровати, отвернувшись к стене, и повторяла одно и то же: «Мой муж сидит в тюрьме. Мой муж сидит в тюрьме...» В этот момент у меня потемнело в глазах. Вот такая встреча произош¬ла у меня с женой после долгих лет разлуки.
На следующее утро хозяин повел меня в детский дом, где находи-лась моя дочка. Встреча с дочерью еще больше ранила мое сердце. Я пытался объяснить ей, что я отец, но она испуганно закричала и бросилась бежать прочь. Я каждый день приходил в детдом, прино¬сил гостинцы, старался лаской приучить дочку к себе. По воскресе¬ньям мне разрешали брать ее домой.
Господь нам помог, и через короткое время мы получили барак, а потом нам дали квартиру, и я забрал жену и дочку к себе. Марию нельзя была оставлять без присмотра ни на минуту. Мы с дочерью постоянно наблюдали за ней. А иногда приходилось привязывать ее к кровати. В то время я работал в шахте. Господь усмотрел, и через два года мы купили домик.
Однажды к нам в церковь приехали муж с женой, и я пригласил их к нам на обед. Увидев мою жену, они спросили: «Брат, почему ты не молишься за жену?» Я ответил, что молюсь и много молюсь за нее. Тогда они предложили в церкви взять пост и молитву за эту нужду. В течение недели церковь несла эту нужду к Господу. Никакого резуль-тата не было. Уезжая в Ташкент, они заручились моим согласием, чтобы поститься и молиться за мою жену всей поместной церковью.
Жизнь шла своим чередом. Никаких изменений не было. Возвра-щаясь с работы из шахты, я находил жену все такой же. На все бого-служения я вел ее за руку,
Как-то утром сквозь сон я услышал, что Мария встала и вышла из дома. Я решил немного подождать, а потом идти за ней, чтобы не ушла далеко. Но слышу: скрипнула дверь, открываю глаза - стоит моя Мария надо мной и говорит: «Костя, ты вернулся?» Тут она упала на меня и в слезы!
Так Господь исцелил мою жену».
К.П.ВОЛОВНИК, епископ.

Журнал «Свет и жизнь»№4, 2002.

-------------------------------------------------

3....И Бог был с ним

Сегодня по всей России, в каждой области, республике, есть Церкви Христиан Веры Евангельской. Многие из них уже имеют собственные молитвенные дома, куда на богослужения приходит много верующих людей, наших братьев и сестер во Христе. Сегодня мы можем свободно славить нашего Господа и Спасителя Иисуса Христа, свободно проповедовать Слово Божие. Но не всегда так было.
Еще совсем недавно, всего несколько десятилетий назад, в бывшем Советском Союзе Церковь Божия проходила тяжелые испытания, совершала великий подвиг веры. Тогда не было молитвенных домов, а христианские общины состояли всего из нескольких человек. И эти люди за имя Христа шли в тюрьмы, в ссылки. Многие из них отдали свои жизни за Божие имя, но остались верными Иисусу. Советская власть хотела уничтожить Церковь. Но она не знала о том, что как железо закаливается в горниле огня, так и Церковь становится крепче и сильнее в испытаниях. И то, что сегодня в России многие души обретают спасение, заслуга тех людей, которые когда-то были «переплавлены» в огне испытания. Мы – их наследие!
Предлагаем вашему вниманию свидетельство Константина Петровича Воловника, рассказанное им на молодежной конференции в апреле 2005 года в городе Пензе.

Я смотрю сегодня на Церковь Божию и вижу, как много молодых лиц: веселых, улыбающихся, счастливых. И невольно возвращаюсь памятью в прошлое, когда я был молодой, когда Церковь гнали. Я вспоминаю то время, когда из семей верующих забирали мужей, отцов, сыновей, братьев. Тогда в наших домах стоял плач. Помню, как за нами наблюдали соседи, которые знали, что с нами делают власти, и смотрели, сможем ли мы перенести все эти трудности. Но Бог давал силы! Слава Ему!
И сегодня в нашей стране есть тюрьмы, есть высокие заборы с колючей проволокой, есть нары, на которых лежат люди. Но сегодня наших братьев и сестер не сажают в тюрьму за веру в Бога, и наши жены и дети не стоят страдальцами под заборами тюрем! Нам Господь дал свободу! За это слава Ему!
Мне было 22 года, когда за веру в Иисуса Христа меня отправили в лагерь под Архангельском (это был 1945 год). И почти сразу же я серьезно заболел. Поставили диагноз – плеврит. Выкачали у меня из легких где-то 2 литра жидкости. Я был при смерти, но выжил.
Условия, в которых мы там находились, были ужасные. Все голодали, так как неделями не давали хлеба. За водой ездили за 8 километров от лагеря. Люди зимой снег ели, потому что была постоянная нехватка воды. Мерзли из-за сильных морозов. Было очень много смертей.
В 1947 году я получил письмо от моего отца, который сообщил мне, что мою семью, жену и грудную дочку, сослали в Сибирь в октябре месяце. В эшелоне началась эпидемия, и никто из детей не выжил, за исключением моей дочери и еще одной девочки.
Позже я получил письмо от жены, над которым горько плакал. Она писала, что по прибытии на место их выгрузили прямо в снег, дочка заболела и находится при смерти. Поселили их в овощехранилище, где сыро и холодно. Спят на нарах. Жена с дочкой не доедают, спать ложатся голодными. Вместе с ними жили 8 человек, все неверующие. Кушать готовили на керосинке, которая была одна на всех. Моей жене не давали возможности приготовить что-то даже для ребенка. Она готовила поздно ночью, когда уже все спали. А рано утром поднималась и шла на работу. Мое сердце разрывалось от каждого прочитанного слова. Я молился и просил сил у Господа.
В 1949 году я снова получил письмо от отца. Он утешал меня и просил укрепиться в Господе. Но сообщение потрясло меня: моя Мария сошла с ума. Едва я дочитал письмо до конца, как меня сразу ударил паралич, левая сторона полностью отнялась.
Мою Марию отправили в Томск в психбольницу на 4 года. Трехлетний ребенок остался один, никому не нужен, выброшенный из барака на улицу. В детские дома детей заключенных не брали. Ночевать ей приходилось под деревом. Потом мне писали, что ей переменили фамилию и отдали в детский дом, как подкидыша.
И вот однажды, лежа на полу в камере, я думал о жене, о дочери: как они там (тогда мою семью уже выслали в Сибирь). И забыл, что я в тюрьме, голодный. Вдруг захотел подняться на ноги и не смог. Тогда сказал Богу: «Господи, я умираю! Но Ты помоги мне! Ведь я должен вернуться!»
Ответа не пришлось долго ждать. Вскоре один человек меня спросил: «Ты можешь работать топором, рубанком» – Я ответил: «Могу». И меня приняли в бригаду столяров делать табуретки. Мы работали с восьми утра до двенадцати ночи. И когда уже весь лагерь был накормлен, нашей бригаде отдавали остатки еды. А мы потом эту еду отрабатывали.
Однажды случилось так, что не осталось брусков, из которых делали ножки для нар и табуреток. Никто из нашей бригады не умел это делать. И вдруг бригадир спросил у меня: «А ты не можешь пилить?» – Я сказал: «Могу». Дали мне инструменты. Я попробовал, и у меня получилось. Тогда бригадир приказал, указав на меня пальцем: «Чтобы он всегда был сытый». И когда нам вечером давали ту самую добавку, то моему товарищу наливали пол-литра, а мне – два литра, полный котелок. Я еще мог делиться той едой.
Проработал я там недолго. Случилось так, что мне в стопу ноги вошло три гвоздя. Меня госпитализировали: хотели даже ногу отнять, но все обошлось.
Через некоторое время отец прислал мне в стационар посылку. И я попросил дневального сварить мне немного супа. К нам на зону, в стационар, часто приходила наша начальница со своей дочкой. Муж ее с фронта пришел без обеих рук, и они питались в лагере. Ее маленькая дочка зашла в нашу палату. А я ем как раз тот самый суп. Девчушка встала около меня. Я посмотрел на нее и подумал, что у меня где-то такая же маленькая дочь есть. А она говорит: «Дай мне мисочку». Я ей налил супа. Она стала кушать. Вдруг заходит начальница и как закричит: «Да вы что!» Хватает дочку, уводит ее от меня, а ребенок плачет. Я подумал про себя: «Ведь я плохого ничего не сделал». Потом начальница возвратилась и сказала: «Зачем вы это делаете? Ведь вам самим есть нечего!» Но все-таки суп тот взяла и унесла к себе, чтобы докормить девочку.

Эта женщина о том случае не забыла. Через некоторое время она нашла меня и спросила: «Какое ваше образование?» Я ответил. «Латынь знаете?» – «Знаю». – «Мне нужен в третий стационар фельдшер. Пойдете работать фельдшером». У меня не было специального медицинского образования, но мне пришлось поработать фельдшером.
Третий стационар располагался в здании бывшего завода. Больные лежали там прямо на полу. Начальница перечислила все мои обязанности. Я должен был выдавать больным по рецептам лекарства, следить, чтобы они не меняли хлеб на табак, должен был водить их в столовую, получать для них хлеб и так далее.
Это было послевоенное время. В лагере почти не было лекарств. Дизентерию лечили марганцовкой, сердце – бромом. Это и были все наши лекарства. Но даже их частенько не хватало. Я собирал разные бутылочки, наливал в них воды, в некоторые добавлял немного марганцовки или брома, чтобы смотрелось, будто у нас есть разные лекарства. Для бутылочек я сделал специальные полочки и расставил их там. Больные в определенное время подходили и вставали в очередь за лекарствами. Иногда мне приходилось уговаривать их разойтись, потому что лекарств вообще не было, даже марганцовки.
Однажды ко мне подошел один пожилой человек и попросил: «Сынок, помоги. У меня дизентерия. Я могу умереть». В лагере таких слов: «сынок», «помоги» – не услышишь. Там только мат, крик, ругань. Мое сердце расположилось к этому человеку. И хотя у меня не было того, что он просил, я почему-то сказал ему, чтобы он пришел попозже. Он ушел. Когда я закончил свои дела, позвал его к себе. Взял стакан и стал наливать в него из разных бутылочек, в которых в основном была вода. Что-то добавил «для вкуса». И сказал: «Пейте». Он выпил, утерся рукавом и ушел. На другой день пришел ко мне опять: «Сынок, благодарю тебя. У меня все прошло!» Этот человек мне рассказал, что он по специальности военный повар, и если выздоровеет, то его возьмут работать на кухню. Он обещал мне, что если это произойдет, то не забудет о моей милости. Через некоторое время подошел ко мне другой человек с просьбой: «Костенька, у меня так сердце болит. Дай что-нибудь!» А у меня как раз только марганцовка была, а от сердца ничего не было. Мне стало жалко этого человека. Я понимал, что ему надо хоть что-нибудь дать. Он жить хочет! Я сказал, чтобы он пришел попозже. Когда он пришел, я ему так же налил из своих разных бутылочек. И добавил туда несколько капель марганцовки. Я решил, что марганцовка не помешает, но будет «для вкуса», чтобы больной подумал, что лекарство там есть. Он выпил. После пришел благодарить: «Костенька, спасибо! Ты знаешь, я выпил, и у меня сразу же сердце перестало болеть». Через некоторое время пришел еще один больной и уже говорит: «Доктор!» Ну а я?! Какой же я доктор?! Но делать нечего. Если просит, значит надо помочь. Я сделал все то же самое. Он выпил, ушел. Возвратился, чтобы поблагодарить, протянул мне пайку хлеба. А я не отказался, сказал: «Бога благодари».
Я не понимал, почему люди вокруг меня выздоравливали, пока однажды не услышал разговор нескольких больных. Они посылали очередного тяжелобольного ко мне и говорили: «Ты иди к нему. У него все есть!» Тогда я взмолился: «Господи! Благодарю Тебя! Кругом люди умирают, а Ты являешь такую милость!»
Позже к нам поступило распоряжение, чтобы больных кормили в стационаре. Потому что были случаи, когда тяжелобольные не доходили до столовой, умирали. Меня поставили на раздачу.
Прошло время, и военного повара взяли работать на кухню. Неделю отработал – все по-прежнему. Другую – все также. Потом смотрю, он стоит на раздаче. Подошла моя очередь. Он дал мне все, как и другим. А в конце говорит: «Сынок, вас три стационара. Ты старайся приходить за едой всегда последним. Тогда все остатки будут твои». Я так и стал делать. Вместо половины бачка мы стали приносить с кухни полный бачок еды. Бог давал мудрость, как поровну разделить еду. И в течение дня каждый больной съедал дополнительную порцию.
Но однажды произошел такой случай. Среди больных были люди, которые хотели заставить меня давать им добавки больше, чем другим. Я отказывался. Тогда они написали на меня депешу. Что якобы я им недодаю еды. Меня вызвали, пытались выяснить этот вопрос. Но так как я не мог рассказать о том, что у нас каждый день еды бывает больше положенной нормы, то решил просто отказаться от раздачи. На мое место встали другие люди. День – не хватило еды. Другой – не хватило. Они на кухню: «Вы нам недодаете». – «Все отдаем!» Через несколько дней меня, по просьбе больных, опять поставили на то же место, ответственным за раздачу пищи.
Так Господь спасал меня и людей, которые были рядом со мной, от голода и смерти. В этом стационаре я был около двух лет. Потом меня перевели в Ярославскую область. Но и там Бог не оставлял меня. Как сказано в Писании: «...но Бог был с ним» (Деян. 7:9). От глубины души скажу: «Да, там, на дне жизни, Бог был со мной!»
Сегодня мы с вами живем в свободное время. Но это не означает, что в жизни людей, которые согласились идти за Христом, не будет тяжелых дней. Вера каждого из нас будет испытана. И дай Бог, чтобы в день злой, когда он настанет, мы смогли бы все преодолеть и устоять в вере Христовой.
Ссайта «Мир с Богом»

Константин Петрович ВоловникСвидетельство

Константин Петрович Воловник

Константин Петрович Воловник
Свидетельство