В конце мая 1988 года, когда делались последние приготовления к празднованию 1000-летия крещения Руси (с которого и началась, по сути, свобода благовестия в нашей стране), получил я толстый пакет со многими сургучными печатями, которые были в ту пору неизменными атрибутами заказного отправления. Это было очередное долгожданное многостраничное письмо от Лилии Дубининой – дочери замечательного и благословенного многолетнего труженика на ниве Божией, Пантелея Федоровича Дубинина. В течение долгих четырех лет нашей интенсивной переписки с глубоким уважением, с пламенной любовью к своему покойному отцу, она, отвечая на мои вопросы, писала мне в своих письмах про необыкновенную жизнь этого необыкновенного человека. Сегодня пришло время рассказать про Дубинина всем.
Мир Вам, дорогой брат в Господе Владимир Иванович, и мир дому Вашему! Приветствую Вас любовью сроднившего нас Господа Иисуса Христа!
… Много милости Божией было явлено в жизни моего отца. Возможно, Бог видел его природный характер – терпеливый, рассудительный и добрый – и поэтому призрел на него ещё с 14 лет, когда он обрел веру в Бога живого, в то время, когда он еще не знал никого из евангельских верующих. Бог простёр над ним руку и провёл его по земному пути, который был не гладкий, но трудный и тернистый. Однако отец мой крепко верил в Господа и никогда не роптал на путь этот и на то, что он встречал в своей жизни, но он всегда радовался и благодарил Господа. Много летело стрел дьявольских в него со всех сторон. И когда ему было больно от них, он только к Богу приходил за помощью – и терпение его и кротость его побеждала всё с Божьей помощью при его рассудительности. Он всегда радовался. В моем присутствии люди разных понятий, характеров и сословий часто говорили про отца с удивлением, что такого верующего и поистине редкого человека Бог неизвестно за что в тюрьмы бросает… А я знаю, что и через эти скорби проходя в тюрьмах, в суровых карцерах и гонениях, он благодарил Бога и тихо улыбался с радостью, довольный, что он и там видел руку Господню, что Бог чудно его проводит над пропастью – и там, за стенами лагерей, преподавал людям водное крещение, ибо много каялось и добрых и злых пропащих заключенных людей, возникали и росли в узах христианские общины. Есть и сейчас еще в живых некоторые братья, которые сидели с ним в заключении, и они много об этом свидетельствуют. Так недавно посетил нас брат, который сидел пять месяцев под следствием с ним вместе – и там за пять месяцев около 18 человек уверовали, в том числе один из них следователь, а также сидевшие под следствием врач и художник.
Я видела его христианскую жизнь и христианскую смерть. Отец мой оставил нам добрый пример в жизни и смерти… Он умирал на моих глазах, и хоронить его пришли очень многие. И гроб с его телом несли и верующие и неверующие… 314
Пантелей Фёдорович Дубинин родился 25-го июля 1903 года в Брянской области (в то время это была часть Орловской), в селе Лапазня, Мглинского района.
Его родители: Дубинин Фёдор Федотович и Дубинина Александра Титовна. Семья у них была не маленькая было у Пантелея 4 брата и 3 сестры. Родители были православными христианами, причем очень ревностными и набожными. Отец Федор Федотович, обладая хорошим голосом, пел в церкви на клиросе в церковном хоре. Мать была также исключительно доброй и богобоязненной женщиной из очень набожной семьи и её два брата – дяди Пантелея – были священниками. Затем Фёдор Федотович уехал на шахты в город Юзовка (сегодня – Донецк), там участвовал в забастовках, привозил оттуда и активно распространял листовки и революционную литературу. Неудивительно, что периодически полиция устраивала в доме обыски.
Образование у братьев Пантелея было небольшое – закончили они начальную школу по 5 классов. Один только его брат Георгий Фёдорович имел высшее педагогическое образование, по специальности был он историком, но преподавал и географию и уроки права, Конституцию и рисование – а после, по переезду в г. Клинцы – преподавал математику и физику, был секретарем райкома партии, а позднее – и обкома партии в Гродно. Когда Пантелея судили, то его тоже довольно много таскали и допрашивали «компетентные органы». Во время войны закончил он Военное высшее танковое училище, попал на фронт, откуда и писал своему брату Пантелею фронтовые письма с просьбой молиться за него, уверовал в Бога и часто говорил впоследствии Пантелею: «Только по твоим молитвам я остался на фронте живой». В последние годы перед смертью ходил в собрания в церкви в г. Херсоне, называл себя верующим, собирался покаяться в церкви на Пасху. Не решился он сделать этого на утреннем богослужении, решил отложить, сказал, что вечером покается. А днем его больное сердце не выдержало – и он умер. Оставил он людям трагический урок – не откладывать таких важных вопросов даже на вечер…
Старшая сестра Пантелея впоследствии была верующей, как и ее дети. Один из ее сынов был диаконом церкви. Остальные вере не противились и даже называли себя верующими, но в грехах своих не каялись и не ходили в церковь. Однако весь род Дубининых славился тем, что были они людьми мягкими, добрыми, никто никогда не видел, чтобы они курили, пьянствовали или сквернословили. Осталась про этот род добрая память среди людей.
Незабываемый год 1917 повсеместно вздыбил Российскую империю разрушительной и опустошающей драмой революции. Но в отличие от больших городов, где бушевали трагические страсти революции, маленькая деревня Лапазня, в которой жил со своими родителями и родственниками Пантелей, была местом мирным и тихим.
Учился Пантелей в школе на отлично, получал круглые пятёрки. Но среди всех других уроков самым дорогим и интересным для него был урок Закона Божьего. Считал он этот урок особенным и святым, учил он Закон Божий старательно и с любовью, за что его многократно поощряли – брали его в церковь на праздник Пасхи и другие праздники священники, которые преподавали уроки Божьего закона и он, пятиклассник, в церкви зажигал свечи, открывал в церкви царские ворота, когда несли плащаницу, читал по-славянски отрывки из Священного Писания. С самого детства люди помнили его богобоязненным и благочестивым Однако, уверовал Пантелей в Бога по-настоящему в свои 14 лет, Никаких евангельских христиан не было тогда в тех местах и никто не слышал про них в Лапазне. И обращение Пантелея к Господу произошло очень необычным образом. Случилось это так. Старожилы хорошо помнят, что зимы тогда были очень морозные, вьюжные, снежные. Вокруг Лапазни стоял старинный дремучий лес, где росли, как сказочные великаны, огромные деревья, рвы и глубокие овраги перерезали этот лес. Небольшой дом, в котором жили Дубинины, стоял близко к опушке леса. В одну такую очень ненастную вьюжную и морозную ночь Пантелей проснулся. Все в доме крепко спали, а за окном чей-то голос звал его жалобно и протяжно по слогам: «Пан-те-лей… Пан-те-лей…» Он набросил шубейку, отцовские валенки и вышел во двор. Голос звучал дальше, где-то за углом. Пантелей прошел дальше, было очень холодно, ему становилось жутко. Хотел он вернуться домой, а голос звучит все громче и жалобней, в глубину сада ведёт. «Пан-те-лей.. Пан-те-лей…» Помолился Пантелей, собрался с духом, пошел. Страшновато. Вьюга завывает. Но вернуться назад Пантелей не мог, пошел вперед, проваливаясь по колено в снег. За садом виднелись кусты и там, в кустах, показалось Пантелею, вроде бы, что-то живое в снегу лежит. Добрался Пантелей туда через глубокий снег и жгучую вьюгу и увидел засыпанную снегом лошадь в сугробе, а на санях, уже засыпая, замерзал седоволосый старик, которого Пантелей никогда не видел раньше.
Попробовал мальчик лошадь вытащить, но не смог, потеряла лошадь силы тоже. Побежал Пантелей домой, разбудил всех, поднял на ноги. Общими усилиями с большим трудом вытащили лошадь из сугроба. Замерзающего старика внесли в дом, привели в чувство, отогрели старика, да и лошадь его тоже отогрели, укрыли в хлеву взятыми из дома тёплыми самоткаными одеялами и подстилками. Оказалось, что этот старик был глубоко верующим человеком из отдаленного села, и когда он был в пути, поднялась сильная пурга, в которой он потерял дорогу, сбился с пути и замерзал. Через некоторое время Дубинины с любопытством слушали повесть Евангельскую от этого спасенного им старика, который впоследствии рассказал, что принадлежит к евангельской церкви.
Глубокое впечатление произвело свидетельство спасенного старца на Пантелея. С тех пор стал он посещать этого старенького брата, который жил в отдаленном селе за 10 километров от них. Вместе они ездили на собрание в баптистскую церковь, до которой было еще 10 километров. Собрание было очень маленьким – всего несколько стариков и стариц, никого из молодежи не было в этой церкви. Но живое Слово Божие благодатно коснулось сердца сельского паренька – и Пантелей искренне и глубоко покаялся перед Богом, вручил ему свою жизнь в свои 14 лет и стал служить ревностно Господу Богу.
Дома его ожидали переживания и скорби. Его родители, обыкновенно кроткие и доброжелательные люди, решительно восстали против его новой веры, которую они воспринимали как «опасную, еретическую и изуверскую», никак не смогли смириться с тем, что их сын, на свою беду и на их родительский позор, попал в секту к «изуверам», как тогда изображало православное духовенство евангельское движение. Но особенно воинствовали родные дяди Пантелея – священники, они совершали молитвы, чтобы Пантелея освободить от злого духа, кадили в доме церковным ладаном, кропили и поливали святой водой вокруг дома, чтобы спасти его от этого наваждения. Домашние Пантелея прятали его одежду, чтобы ему не в чем было идти в собрания. Пантелей терпеливо переносил непонимание своей семьи и родителей, острые и едкие насмешки со стороны окружающих. Как добрый и послушный сын, он старался всё успеть сделать по хозяйству, помочь родителям управиться со всеми домашними делами, прежде чем он уйдет на собрание.
Однажды в марте месяце, когда вокруг еще был снег и талая вода, он нашел свою одежду, которую «заботливо» спрятали в сарае в сене его родные, и быстро заторопился на собрание в церковь за 20 километров от. дома. Выйдя за село, он переходил через узкую речушку по суковатой балке, которая служила узеньким мостиком, который в народе называли (еще во время моего детства) кладочкой. А позади Пантелея шел его сосед – за сеном шел на свое гумно. Был он человеком старым, но сильным и крепким, большим ревнителем православия и большим ненавистником евангельских христиан. Крутнул он кладочку круглую, обледеневшую – и Пантелей упал с кладочки в воду. Ни слова не говоря, вылил Пантелей воду из валенок -и в мокрой шубе побежал бегом на богослужение. По пути через 10 километров у своего друга-старика переоделся и дошел-таки до собрания.
Одежду его позднее высушили в печи, через время возвратился Пантелей в свое село. А в селе плач и рыдание, во дворе у соседа народ толпою стоит. Похороны, оказывается, в селе. Погиб сосед Пантелея – тот самый, который сбросил Пантелея с кладки в холодную воду, чтобы тот не пошел в собрание. И случилось это очень скоро. Набрав ворох сена, шел он домой и на обратном пути лаптем зацепился за сук скользкой перекладины (а самодельные лапти сделаны были из веревок), поскользнулся и упал, тяжелый тюк сена придавил ему голову – и захлебнулся несчастный старик в холодной снежной воде.
Потрясенные сельчане оставили Пантелея в покое, все больше и больше видя руку Божию, которая защищала и поддерживала его, а Пантелей все больше возрастал и укреплялся в вере. Вскоре он стал известным проповедником и очень много проповедовал, обходя многие селения вокруг за многие километры на Брянщине и в Белоруссии. Слушая вдохновенные проповеди Дубинина, люди повсеместно обращались к Господу, каялись, стали возникать и расти церкви. Рассказывали старые друзья Пантелея, как тогда они писали лозунги «Покайтесь и веруйте в Евангелие» и шли по деревням с пением евангельских гимнов. В некоторых местах им позволяли заходить в православные храмы, там они проповедовали, отвечали на вопросы, проводили диспуты о евангельской вере. Часто православное священство, вступавшее в такие диспуты, было постыжено, много людей приняли евангельскую веру. Неудивительно, что в других местах их гнали -где избивали палками, а где только палками пыль поднимали.
Благоприятное время для благовестия вскоре стало заканчиваться – и против проповедников Евангелия начались повсеместные восстания. Пантелея стали преследовать, запрещали проповедовать и затем предали суду. Неоднократно он попадал в тюрьмы на несколько месяцев, (сидел он по 3 месяца, 6 месяцев, 9 месяцев, 1 год) выходил на свободу и снова проповедовал. Как писала мне в конце 80-х годов в своих письмах дочь Дубинина – Лилия Пантелеевна, жила еще на Брянщине сестра-старица, член церкви баптистов, которая помнила ещё те годы, когда Пантелею было 17-20. Она была моложе его, уверовала через его проповеди и носила ему в тюрьму передачи в свое время. Говорила сестра-старица, что работали тогда заключенные вместе с Пантелеем на кирпичном заводе, и что мать её с горшочком картошки вареной посылала носить передачи Пантелею.
В 1924 году он женился (тогда ему и его жене было по 21 году от роду). Жена его Пелагея Филипповна была дочерью пресвитера церкви баптистов. Принялся Пантелей дом строить для своей семьи. Дом он успел закончить, но не успел переселиться. Дали ему новый срок – приговорили к 2 годам лишения свободы – а новый дом конфисковали и приспособили для сельской канцелярии.
Детей у них еще не было. После ареста Пантелея вернулась его жена в отчий дом дожидаться возвращения мужа из очередного заключения.
Однако Пантелея освободили из тюрьмы раньше – через полтора года его отправили в ссылку в Донецк, где была острая нехватка рабочих рук. Жена уехала к нему. В Донецке родилось у них четверо детей. Жили на частных квартирах, принадлежали к церкви баптистов.
Там он работал – вначале стрелочником, потом весовщиком вагонов и дежурным по станции города Сталино, как тогда назывался Донецк. По вечерам Пантелей учился, закончил железнодорожные курсы, о чем сохранилось удостоверение с отличными отметками по всем предметам. Потом на электротехника учился, тоже только пятерки стоят в аттестате. В то же время он был самоотверженно вовлечен в служение церкви баптистов, был регентом хора. На фотографиях, которые чудом сохранились, он запечатлен с хором и со струнным оркестром в Донецке. Потом был избран на служение пресвитера в этой же общине.
С пятидесятническим учением, которое в ту пору начинало проникать в Донецк, боролся долго и упорно, но потом неожиданно для самого себя однажды был исполнен Духа Святого и начал говорить на иных языках прямо на рабочем месте в стрелочной будке. Через какое-то время семья Дубининых присоединилась к пятидесятнической церкви, которая была основана союзным благовестником Союза церквей христиан евангельской веры B. C. Павловым, и в том же 1926 году брат Павлов рукоположил Пантелея Дубинина на пресвитерское служение в церкви города Донецк. Но и там его много раз арестовывали. Известно, что за всю свою жизнь Дубинин был арестован порядка 25 раз – на срок от нескольких недель до 25 лет. И везде в тюрьмах через его благословенную проповедь каялись многие заключенные, обращались к Господу и начинали новую жизнь. Там, в местах лишения свободы, преподавалось водное крещение по вере и совершалось хлебопреломление, святое воспоминание страданий и смерти Господа Иисуса Христа.
Лилия Пантелеевна в своих письмах рассказывала:
Ну, а какие чудеса в его жизни происходили, чудеса в тюрьмах! Как только бросают кого-либо новенького в камеру, а там ведь одни уголовники заправляют, бросаются на него, избивают до полусмерти… Так всех принимали, а к папе если бросятся уголовники, то кто-то из главарей сразу их остановит, поднимет руку, а потом все к нему большим уважением проникались… Видел он видения в тюрьмах. Однажды бросили его в карцер в Донецке. Круглый карцер, стены от плесени липкие, в потолке с тетрадный лист окошко и даже сесть негде. Одни мокрушки ползают, да иногда дверь откроют, ведро грязной воды выльют на пол, ноги беспредельно устали, сесть негде, на полу вода. Он свой пиджак в четыре слоя сложил на пол, преклонил колени, начал молиться. И вдруг как будто выключатель перед глазами щёлкнул, он открыл глаза. Смотрит отец – а вокруг кусты, трава и стежка узкая, не успев подумать, что он делает, подхватился, хотел бежать…
Ударился в стенку карцера – и исчезло видение, нет ничего. «Что это, Господи?» И тогда Господь говорит ему: «Свобода». И вскоре открывают дверь и говорят: «Дубинин, выходи». Вышел, вдохнул свежего воздуха, упал без чувств на землю…315
Последний раз проводил собрание Пантелей Дубинин в Донецке на своей частной квартире (они там снимали у сестры верующей маленькую мазанку во дворе, которые принято в Донбассе называть летними кухнями). Был поздний вечер. Лилия Дубинина вспоминает:
Отец во время богослужения сидел за столом, вдруг он увидел на двери, которая была занавешена одеялом черным, как будто на экране кино картину: идут два милиционера с овчаркой. Он говорит: «Братья, сейчас за мной придут. Я вижу, уходите». Несколько братьев по двое успели уйти. И тут совершилось то, что он видел в видении. Пришли два милиционера с собакой, его арестовали. Нас, детей, (все мы трое на год друг друга меньше) увели. Допросы… Его взяли. Ночью стали проводить допросы. Следователь вульгарно стал выражаться. Он с ним не стал говорить. Тот бил кулаками, злился. А он молчал, единственно только сказал: «На своё.» месте вы должны быть маяком среди тьмы, а вы вульгарный человек, и я не буду говорить с вами». В общем, один за другим следователи менялись. Второй пришел, -тот оскорблял верующих. Он и с ним не стал разговаривать. Тогда пришел следователь-еврей и ласково заговорил, вежливо извинялся за товарищей тех невоспитанных, говорил: «Наша недоработка» и т. д.
Но Господь внезапно исполнил отца Духом Святым, и он заговорил на еврейском языке. Следователь стал что-то отвечать ему. До последних своих дней на земле отец не знал, о чем он говорил тогда в те минуты и что отвечал ему следователь. Однако после этого следователь ушел, а папа остался один. Сидел он долго. Никто больше не приходил. Потом отец начал молиться и говорит: «Господи, что мне делать?» А ответ от Господа был следующий: «Встань и иди!» Он вышел из комнаты, стражи стояли у дверей за кабинетом, охрана была внизу у лестницы и на выходе, никто не сказал ему ни слова, не остановили его, не задали никакого вопроса. Когда отец выходил уже со двора НКВД, он увидел, что в дежурной комнате у проходной открытая дверь. За столом сидела девушка. Это уже было 8 часов утра. Папа обратился к ней: «Девушка, мне нужен мой паспорт». Она спросила фамилию и тут же отдала отцу паспорт. Вышел за проходную. И опять стал молиться Господу, что ему делать дальше. Господь сказал ему идти на вокзал. И он послушно пошел.
Пришел на вокзал, с ним не было ни копейки денег, ничего из вещей… Он стал на перроне около столба, снял шапку и стал молиться. Кто-то бережно взял его под руки, он открыл глаза и увидел двух женщин. Они сказали ему: «Мы видим, что вы верующий, браток, а мы вот спешим, вот наш поезд идет. Кто вы и откуда?» Он сказал, что только что вышел из-под следствия. Одна из сестер что-то стряхнула с борта его полупальто и убежали они к поезду на посадку. Отец остался один и снова продолжал свою молитву: «Господи, куда мне направить свой путь?» А Господь говорит: «В Гомель». А денег-то ведь нет.
Тогда папа задумался, как же так – и денег нет, и не выписан, и трудовая книжка осталась на работе, и семья остается в Донецке…. Но пошёл в здание вокзала, висело там расписание поездов. Полюбопытствовал он в расписании, сколько стоит билет до Гомеля. Это была сумма в 12 рублей с мелочью. А денег-то нет. А потом глянул он в верхний карман своего полупальто и обнаружил, что сестра не стряхнула что-то с борта его одежды, а сунула в карман ему деньги – и эта лепта сестры была точно такой, сколько стоил билет на поезд «Сталине – Гомель».
Так он очутился в Гомеле, нашел там верующих, получил временную прописку, выдали ему новую трудовую книжку. Мама некоторое время не знала где отец, дети болели корью, мама тоже жестоко переболела, одна наша маленькая сестренка умерла, голодовка была страшная. Потом через несколько месяцев отец переехал в г. Сураж, куда позднее переехали и мы с мамой.
Братья и сестры в Донецке очень молились за отца и много плакали о нем, очень хотели, чтобы он снова вернулся в Донецк. Но ему, ушедшему из-под следствия, возвращаться назад было нельзя…
Я помню, как мама делала очень красивые цветы из древесной стружки, зачастую до полуночи, и зеркала заливала – и на рынке продавала все это, зарабатывала на пропитание и жизнь, часто молилась и плакала. И помню я, как вместе с мамой часто пели мы такой псалом:
«Глубокая ночь над землёю.
Над городом сумрак залёг.
За грязной высокой стеною
В тумане чернеет острог. Все спят.
Лишь один заключённый
Не спит и не дремлет. Но, вот,
Отбросил армяк свой суконный,
В потьмах на колени встаёт».316
В Сураже с 1935 года был Пантелей Федорович пастором тамошней церкви. А на хлеб зарабатывал тем, что работал на целлулоидной фабрике «Пролетарий». Здесь его тоже несколько раз арестовывали, сидел по три недели, потом выпускали его на свободу снова. Так продолжалось до начала войны. Когда война началась, оставили Пантелея Дубинина на фабрике по брони, как важного и умелого специалиста. В годину общего испытания всем было понятно, что такому человеку можно доверять. Его назначили старшим электриком, затем сменным инженером, старшим инженером, потом, когда немцы подошли ближе, поручили ему эвакуировать фабрику. Под его руководством до последней минуты оставшиеся рабочие снимали моторы и станки, готовили предприятие к эвакуации в Сибирь. Но не все оборудование успели отправить в глубокий тыл Как это часто случалось на первом году войны, немецкие войска ворвались в город совсем неожиданно.
Когда с фабрики Пантелей Федорович пришел домой, на улице вокруг были уже немцы, которые методично прочесывали каждый дом. Вломились они и в дом, где жили Дубинины. Заметив, что в углу нет икон, как было принято в каждой православной семье, немецкие солдаты завопили, что это семья коммунистов и чуть было не расстреляли Дубинина на месте. С трудом ему удалось объяснить, что они – евангельские христиане. Дубинина отвели в комендатуру, где комендант его допросил и позволил идти с миром.
Спустя некоторое время, немецкие оккупационные власти, ознакомившись с вероучением церкви, предоставили верующим возможность собираться вместе и проводить свои богослужения. Для этого было выдано письменное разрешение, необходимые документы на русском и немецком языках для пасторского служения Пантелея Федоровича и даже церковную печать, при помощи которой Дубинин заверял удостоверения верующих -членов церкви. За годы войны церковь значительно выросла, много людей пришло к Богу, много раз проводились водные крещения.
В тех белорусских лесах, где действовали партизанские отряды, немецкое командование было крайне обозлено партизанскими действиями, практически никому нельзя было из деревни в город приходить, перемещение людей было строго ограничено, но верующие люди с удостоверениями, подписанными Дубининым, приходили каждое воскресение на богослужения даже из отдаленных деревень за 10 и даже 25 километров. Нужно также сказать, что такие удостоверения спасли жизни и некоторых партизан от неминуемой гибели на виселице, однако о своих заслугах перед Родиной Пантелей Федорович рассказывать не любил и никогда не жаловался на то, что Родина вместо наград «награждала» его гонениями и тюрьмами.
Неудивительно, что после победы Дубинина опять арестовали. Но люди дружно вступились за него, доказывая, что он никого никогда не предал и не работал у немцев, а зарабатывал себе на хлеб во время войны тем, что работал своими руками – стеклил окна, варил мыло, делал из алюминия ложки… Пантелея Федоровича отпустили, спустя какое-то время его направили восстанавливать энергопитание в Орел, а затем поручили восстанавливать разрушенные объекты в Сураже. Лилия Дубинина вспоминает, что, когда она приносила обед отцу, она видела, что на восстановлении работают почти одни только женщины под руководством Пантелея Федоровича. Затем последовал еще один арест, однако, через несколько месяцев Дубинина выпустили снова и назначили работать заведующим зеркальной мастерской.
Рассказывая о жизни Дубинина в трудные послевоенные годы, П. Д. Кобылинский, который хорошо знал этого мужа Божьего, упоминает про случай, когда Дубинин шел по дороге вдоль реки Ипуть. Навстречу ему неслась тележка, запряженная лошадьми. В тележке мчались двое мужчин. На повороте кони резко повернули и взяли в галоп в другом направлении так быстро, что он даже не смог рассмотреть, кто едет в тележке. Однако Дубинин заметил, что с тележки что-то упало. Подойдя ближе, он увидел, что на дороге валяется кассовый мешок с деньгами. Денег было много – полный мешок. Это была месячная зарплата, которую везли с банка для рабочих фабрики.
Дубинин завязал мешок, спрятал его в кусты и стал ожидать. Вскоре упряжка примчалась обратно и резко остановилась возле Дубинина. Двое мужчин спросили его, не видел ли он на дороге какого-то мешка. «Что было в том мешке?» – спокойно спросил Пантелей Федорович. Они честно ответили, что потеряли мешок с деньгами для зарплаты работникам фабрики. «Не беспокойтесь, – ответил он, – я этот мешок нашел, спрятал в кустах и ожидаю, пока кто-то приедет на его поиски». Тут же он достал мешок и они вместе приехали на фабрику, где в комнате кассира пересчитали деньги. Все деньги были на месте до копеечки. Пораженный кассир и вооруженный охранник – а именно они потеряли деньги – отсчитав свою зарплату, стали наперебой предлагать ее Дубинину, как вознаграждение за его честность. И как ни скудно жил пастор Дубинин, взять эти деньги он наотрез отказался, сказав что не позволит, чтобы их семьи терпели нужду, оставшись без средств.3’7 П. Д. Кобылинский заканчивает:
Кассир и охранник оказались евреями, они познакомили его с раввином синагоги. Все евреи узнали про Пантелея Федоровича, считали его очень честным и относились с большим уважением, а при встрече поднимали головной убор, склоняли головы, приветствовали как пастыря христиан веры евангельской.318
Так продолжалось до 1950 года, когда Дубинин был арестован в последний раз. Вместе с ним областной суд Брянской области судил еще 12 братьев. И срок Дубинину дали «характерный» для многих, максимальный -25 лет. Отправили Дубинина на далекий Север – в Воркуту.
В школах над нами смеялись: «Баптисты, штунды, батька – враг народа». И я замыкалась от всех детей. А сама всё думала, что мы тут временные гости, нам не родина эта земля… В это время было папе присуждено 25 лепи Реабилитировали его после смерти Сталина. Но я помню те времена, когда мы писали письмо Ворошилову. Мне было 16 лет. Я ездила на свидания. Маме свиданий не давали и никому другому тоже. А я приеду, иду к прокурору гражданскому, там посылают к военному прокурору, обхожу вокруг всех и всех прошу: «Хочу видеть отца, он не преступник, он просто верующий в Бога, он делал только доброе». И мне давали свидания в Брянске. Потом его переправили в Могилёв, затем перевели в Оршу, и там я прошла со своей просьбой тоже через всех начальников. Обратилась к начальнику тюрьмы, а тот из-за своего стола | позвонил, и в кабинет ввели папу из внутренних дверей – в кабинете в двух стенах двери были и третья, двойная, в коридор, за которой тоже часовой стоял на посту. Ввели папу в кабинет из подземелья. Он был лицом опухший, не бритый. Подойти не разрешили. В кабинете сидел он на стуле у одной стены, я – у другой стены, а за столом сидел начальник. И в те минуты папа говорил о силе Господа…
Потом его поместили в Ленинграде в страшной тюрьме. И оттуда – на Воркуту.
А, умирая, он не вспомнил даже этих застенков страшных, а радостно вспоминал, как каялись в тюрьмах люди, принимая Христа своим Спасителем. Это был его труд для Господа… Во время его этапа от Брянска до Воркуты привел он к Господу 50 человек…319
Нам неизвестны имена авторов большинства чудесных христианских песен и гимнов, которые были написаны в годы гонений и преследований в нашей стране. Долгие годы было неизвестно, кто написал потрясающую песню про Воркуту, пророческую песню, каждое слово которой впоследствии сбылось с поразительной точностью. Я знаю эту песню с раннего детства. Там, на Воркуте, провели много лет в заключении за свидетельство об Иисусе Христе мой дед и отец. Сейчас мы знаем и то, что автором этой песни был еще один узник, прошедший вслед за Христом через страшные лагеря Воркуты. Имя его – Виктор Иванович Белых.
ВОРКУТА
Земля бесплодная, пустынные просторы,
Угрюмый край, безлюдный, Воркута,
Ты приняла в железные оковы
За правду изгнанных свидетелей Христа.
Суровый край ты, Север, но проклятья
От Божьих слуг тебе не услыхать,
Зимы твоей холодные объятья
Мы добрым словом будем побеждать.
Бессилен ты пургою ледяною
В сердцах огонь Господень угасить,
И всей колючей проволокой стальною
Не можешь дух святых поработить.
Твоя суровая полярная стихия,
И тундра мертвая и буйная тайга
И вся страна огромная Россия
Услышит весть свидетелей Христа.
О, дальний Север! Видишь – на бесплодье
Уже растут святые семена!
И на твоем заброшенном угодье
Плоды пожнут в грядущие года.
Но день придет, и скажет Бог Всесильный:
«Довольно, Север, пленников отдай!
Весна пришла, посев созрел обильный,
Сынов моих на труд ты провожай».
Падут оковы, цепи разорвутся,
Христовы воины свободу обретут,
И силой Духа свыше облекутся
И Слово Истины в народы понесут.320
Это слово «Воркута» я впервые услышал в раннем детстве в нашем доме в разговорах между моим отцом и дедом, которые отбывали там в недоброй памяти сталинские времена большие сроки именно в те жестокие времена, когда отправили туда и Пантелея Дубинина, хотя лично с ним в страшном и огромном архипелаге воркутинских лагерей никогда они не встречались и знали его только понаслышке. От этого слова всегда на меня веяло каким-то жутким холодом полярной ночи, завыванием пурги и морозно звенящими снегами, плотно слежавшимися в бескрайней тундре, изредка поросшей карликовой убогой порослью. Я с детства знал, что Воркута – это места каторжных непосильных работ и место неисчислимых безвестных захоронений безжалостно обреченных на мучительную смерть неповинных людей. Все, что построено в Воркуте – построено на человеческих страданиях и костях. И только один Господь знает, сколько наших братьев навеки остались лежать там, в вечной мерзлоте. А еще я знал, что заключенных в Воркуте можно было и не охранять – бежать в этой бескрайней смертоносной тундре было просто некуда.
Мой дед вернулся из Воркуты – специальный сопровождающий привез его домой на Украину умирать. Господь дал ему прожить еще несколько лет, но здоровье его было навсегда изломано и до конца своей жизни он так и не смог поправиться. Я часто вспоминаю, как незадолго до своей смерти он пел свою любимую песню: «Расскажу я всем живущим, как Христос мой пострадал, как он всем, к нему идущим, мир и радость обещал». А про свои страдания он рассказывать не любил…
Мой отец вернулся из Воркуты. Но всю жизнь его подорванное здоровье будет напоминать ему про эти страшные годы. А работники компетентных органов еще десятилетия будут угрожать ему, что на Воркуту можно вернуться снова… Но никогда из его уст, а также из уст других христиан, которые прошли этими огненными дорогами, не срывались слова проклятия.
Когда уже меня посадили в тюрьму, – в 1984 году – однажды в камере услышал я скорбную «зэковскую» песню про Колыму. Песня эта душу рвет до боли, но все-таки как поразительно она отличается от песни надежды про Воркуту, которую написал христианин Виктор Белых! Эта известная «зэковская» песня называется «Будь проклята ты, Колыма». Есть в ней такие строчки:
Я помню тот Бакинский порт.
И вид парохода угрюмый.
Как шли мы по трапу на борт,
В суровые мрачные трюмы.
От качки стонали зэка,
Обнявшись, как родные братья.
И только порой с языка
Срывались глухие проклятья.
Будь проклята ты, Колыма,
Что названа чудной планетой.
Сойдёшь поневоле с ума.
Обратно возврата уж нету.
Пятьсот километров тайга.
В тайге этой дикие звери.
Машины не ходят туда,
Бредут, спотыкаясь, олени.
Там смерть подружилась с цингой.
Набиты битком лазареты.
Напрасно и этой весной
Я жду от любимой ответа.
Знать, горькую чашу до дна
Придётся мне выпить на свете…321
Пантелей Дубинин вернулся из Воркуты. И добрая память о его благословенном служении Богу и людям в воркутинских лагерях намного пережила его самого. Хотя он о себе рассказывать тоже не любил. Рассказывает его дочь и многие люди, которые его близко знали.
Прошу прощения, Владимир Иванович, что долго не отвечаю на Ваши вопросы ко мне. Я послала письма к брату, который был в лагере с ним и еще к одному брату, очевидцу. Они все подтверждают то, что нам известно про жизнь и служение отца на Воркуте. Вот и брат Николай Алексеевич Гущин говорит, что знал из писем очевидцев о чудесах Божиих в жизни моего отца, а после, когда он встретился с отцом моим лично, он обо всем расспрашивал у него и отец ему рассказал, как это было.
В то время, когда мой отец был старшим пресвитером по Брянской области, собирали для какой-то цели характеристики на него, некоторые из них сохранились. Одна такая характеристика написана одним братом из Грузии, бывшим узником одного из лагерей Воркуты. По профессии он врач, хирург, обратился к Господу в лагере через проповедь Пантелея Федоровича. После заключения папа с мамой были у него в гостях в Грузии. В своей характеристике он пишет, что брат Дубинин П. Ф. в узах в лагере пользовался большим авторитетом среди верующих различных исповеданий: баптистов, пятидесятников, субботников, и что все другие заключенные и даже начальство относилось к нему очень уважительно. Далее этот брат пишет, что и до прибытия папы там были верующие, но все они были отдельно друг от друга, небольшими кучками, а когда он прибыл, то баптисты, пятидесятники и субботники соединись все вместе, создали в лагере большую общину. И очень много там покаялось людей, из которых, как писал грузинский брат, я первый. Не смотря на то, что существовал очень строгий лагерный режим, там совершали крещения и хлебопреломления. В том лагере находились в своем большинстве политические заключенные, особы, которые все имели срока по 25 лет.
Но отец как-то делал зеркало для начальника лагеря, а другой брат, которого тоже забрали из Суража, Журавель Григорий Антонович (сейчас он живет в городе Запорожье), художник, в доме у начальника рисовал какую-то картину. Воспользовавшись моментом, они попросили начальника лагеря дать им разрешение на проведение крещения – и им разрешили совершить крещение там на речушке. И как будто целая община присоединилась в один день. А еще я помню, как больному старичку, очень желающему принять водное крещение, преподали его во дворе лагеря, возле бани в бочке с водой… Старик тот вскоре после этого тихо отошел в вечность.
Итак, когда папа прибыл в Воркуту, он объединил всех верующих, убеждая их не делить ризы Господни. И все соединились в любви Божией. Однако был там один брат, который праздновал субботу, и постоянно по этому поводу вел беседы с Пантелеем Федоровичем. И вот однажды шли они на работу, что-то там они строили, кажется, плотину на реке Печоре. Они шли вдвоем, беседуя, и оказались они последними в колоне узников. И, когда они подошли к берегу, все узники уже сели на какой-то паром или плот, на котором перевозили людей, оттолкнулись от берега и были уже близко к другому берегу. А они остались, – так заговорились, что опоздали и даже не заметили, как паром отошел от берега. И тогда они оба услышали голос, говоривший им: «Идите». И папа пошел по воде, а тот брат в нерешительности остался на берегу. Впоследствии папа рассказывал, что он не видел воды, а шел как бы по земле, видел вокруг кусты, а впереди дорогу. А людей, которые стали свидетелями того, как Дубинин идет по воде (рабочих-узников) было множество – человек приблизительно 1.000. И все кричали: «Воистину с ним Бог!» Так отец перешел всю реку и не видел воды, а когда, не доходя несколько шагов до самого берега, он увидел, что идет по воде, то провалился в воду, воды у берега ему было ниже колен. Одни люди кричали: «Истинно с ним Бог!» А другие говорили: «Он лунатик».
Много Господь проявлял свою силу через него, очень много. Многие люди там, в зоне, исцелялись. А бесноватые, встречаясь с ним, кричали: «Пантелей, не мучь нас».
За оградой лагеря был женский лагерь. Там была сестра, у которой случился рак груди. Она попросила всех верующих о ней молиться. Пантелей Федорович помолился над хлебом, передали ей этот кусок хлеба, она его приложила к груди на больное место, – и не осталось и следа от болезни. Много и сейчас живых свидетелей, которых Господь исцелил в те времена от различных болезней.
Папа был удивительно кроткий и спокойный человек, не торопливый в словах, выдержанный, и как-то удивительно у него очень клеились беседы и диспуты, всегда победа в дискуссиях была на его стороне. Я видела, как беседовал он с атеистами, которые преподавали в школе атеизма. Он спокоен, кроток, ласков. А те нервничают, трепещут, теряются, чувствуют свое поражение. А он им ласково так говорит: «Ну что же вы так?» «Да мы вот, – отвечают, – не готовились». «Ну, -говорит Пантелей Федорович, – мы с вами должны быть всегда готовы. Мы с вами работники каждый на своей ниве. А вот еще один хочу вам вопрос задать… Что же вы? Я ведь тоже не готовился…» И так с улыбкой, ласково, любезно.
И любили его все, всегда и везде- до могилы..322
После смерти Сталина что-то стало постепенно, очень медленно меняться с большим скрипом в огромной государственной машине, про жизнь в которой народ с горькой иронией говорил, что вот, дескать, живем в стране нашей, как будто в большом трамвае едем – половина людей сидит, а вторая половина ждет, пока место освободится… Наступала – нет, не весна еще настоящей свободы, а так, краткая оттепель. Стали братьев наших из тюрем постепенно выпускать – кого раньше, кого позднее. Вернулся домой и Пантелей Дубинин. На 20 лет раньше срока, который ему определили. И эти 20 лет дал ему Господь провести на свободе, проповедуя Евангелие и созидая церкви на Брянщине. Ко времени его возвращения многие церкви были уже объединенными, примкнули ко ВСЕХБ на основании Августовского соглашения. Примкнул к этому союзу церквей и Пантелей Федорович. Постепенно пришло к нему в объединенном союзе признание и уважение, как к мудрому и опытному служителю Христову. В 1958 году избрали его заместителем старшего пресвитера ВСЕХБ по Брянской области Якова Тимофеевича Спиридонова, затем короткое время служил он церквам Брянщины, как старший пресвитер. Трудным было это служение в объединенном союзе, где было много непонимания и с одной и с другой стороны, где власти старались все контролировать и требовали от служителей, в первую очередь – от старших пресвитеров, послушного выполнения их указаний. Время «оттепели» повсеместно и быстро заканчивалось. Такой старший пресвитер, как Дубинин властям явно не подходил, ибо на сотрудничество не шел, греховных компромиссов не искал. Ситуация обострялась все более В 1961 году, «в связи со слабым здоровьем», он вынужден был отказаться от своего большого и трудного служения, и трудился по мере сил только в поместных церквах (состояние здоровья и в самом деле давало о себе знать: долгие годы страданий, арестов, тюрем и лагерей даром не проходят – у него обнаружились очаги туберкулеза на лёгких, лежал он в больнице 2 месяца, подлечился, но состояние здоровья было уже плохое).
Очень много теперь появилось сил нечистых, разъезжают по клубам и кинотеатрам, показывают свое умение, разные чары демонстрируют бесовские маги и прорицатели. Помню, как на моих глазах происходили встречи таких людей с моим отцом – во многих случаях это были как бы случайные встречи в дороге, в вагоне поезда и т. д. В таких случаях сила Божия повергала их, некоторые начинали стонать и бесноваться, другие начинали говорить всякую всячину – что знают, как звали деда Пантелея Федоровича или какой масти была наша корова… И отец, помню, именем Бога запрещал им. Другие люди, одерзкимые нечистыми духами, приезжали к нам домой, отец молился за них, и нечистые духи выходили, люди получали освобождение от демонов. Иногда при таких молитвах наш дом просто колебался.
Нас недавно посетили братья Николай Гущин (Вы его знаете!) и Петр Картавченко, который присутствовал вместе со мной у постели отца, когда он умирал. И вспомнили братья, как однажды молились у нас в саду в бане над бесноватым человеком. И бес просился: «Ну, разрешите мне выйти в болото». Обычно никогда подобного не позволяли – только в бездну. Но человек невероятно изнемогал, настолько его мучил бес. Братья позволили. Бес вышел, и человек был полностью освобожден. А назавтра люди пошли на торфяное болото, где резали и лепили торф, а там – как будто смерч прошел, всё разорено, разбросано, повалено: и штабели торфяные, и инструмент, все в грязи, водой залито и перемешано. И заговорил наш маленький город, что на торфяном болоте прошел смерч, а несколько дальше за болотом у лесника взбесилась собака…
Помню, что жил в Сураже юродивый сын у добрых простых неверующих людей. Я его видела не один раз. Никуда он не выходил из-за своей калитки. Голова у него была огромная, плечи и руки длинные, а ноги короткие. В то время папа искал для коровы сена купить – отец юродивого, много лет знакомый с папой, предложил ему: «Придите, возьмите сена на пробу, если ваша корова будет есть, приезжайте и можете взять столько, сколько вам надо». Отец взял немножко сена и ушел. Когда он приехал взять больше сена, несчастные родители юродивого встречали его во дворе: «Ой, Пантелей Федорович, горе нам! Как только вы ушли, сильно кричал наш сын, заставил нас выскрести ножом то место, где вы стояли, сидели и держались за ручку двери. И вот сейчас, почуял ваше приближение и уже кричит, что подходит его враг, что уже сейчас будет открывать калитку… В это время юродивый выскочил во двор и громко закричал: «Не мучь меня! Не мучь меня!» Тогда отец именем Иисуса Христа повелел бесам замолчать и спросил у бесов, какое у них имя. В ответ он услышал: «Имя наше 17!»
Ещё, помню, одна сестра страдала от нападок диавола. Ночью приходил бес и душил ее черной лапой, оставляя на шее синяк. Папа пошел к ней с двумя братьями, которые физически были очень сильные: один из них бывший борец Иван Васильевич Чапаев, вторым был Иван Холод. Есть фотография, где они втроем на фото, папа посреди них выглядит очень худеньким, тоненьким. Сестра постелила им спать на полу, папа лёг спать в середине. Глубокой ночью распахнулась запертая дверь – и братья с большим страхом увидели беса – впоследствии Иван Холод нарисовал на бумаге, каким он его видел. Два силача здорово испугались и с двух сторон прижались к папе. А сестра его не видела, только почувствовала его присутствие. И вот там бес сражен был силою Духа Святого раз и навсегда. Когда во имя Иисуса Христа ему было повеление выйти и никогда не возвращаться, из окон высыпались стёкла. А утром, когда братья втроем шли домой, он бурей налетел, вихрем стал вокруг крутить. Братья втроём вцепились за что могли, снег кругом вихрем понесло, бело стало все вокруг. Папа почувствовал, что это тот дьявол и начал молиться и призывать имя Божие. С них сорвало шапки, раздался из вихря дьявольский хохот, и потом все исчезло.
В свои 16 лет я видела, как бес кричал через незнакомую женщину в трамвае: «Пантелей, не мучь меня, ты _ дитя Божье, я знаю! Ой, не мучь меня!» Он никогда не хвалился всеми этими историями, но многие знают, что Господь через его веру проявлял силу, исцеления, были у него чудные видения, откровения и пророчество. Я многое помню, но разве возможно все описать?! Не пересказать всего, как много Господь проявлял чудес и милости своей.
Многие люди получили исцеления от неизлечимых болезней и сейчас еще они живы. Исцелилась в Сураже сестра Домна от рака. Ей должны были делать операцию. Она лежала в Брянске при областной онкологической больнице. Попросилась перед операцией съездить домой и пришла прямо к отцу. Господь исцелил ее в тот же час во время молитвы. Вернувшись в больницу, она попросила врачей отложить операцию и сделать еще раз рентген. Врачи, естественно не хотели, рентгеновский снимок был у них на руках, и операция была необходима. Сестра настояла на своем. Пораженные врачи увидели чудо – опухоль исчезла так, что и следа от нее не осталось. Выписали сестру Домну домой, и прожила она после смерти папы ещё 12 лет и умерла она не от рака – эта болезнь никогда к ней не вернулась… Живет в Бела Березке недалеко от Брянска сестра Гудило Валентина Андреевна. Была она обречена на смерть, выписали ее врачи домой умирать, а она и сейчас живет. Многих других братьев и сестер врачи не могли вылечить, а Господь исцелил их через руки папы.
Много христиан подобных нашему отцу прошли тернистый путь до конца, оставляя кровавые следы на пути и никогда не роптали, были довольны, как и отец мой вспоминал милости Господни с улыбкой перед смертью. И не боялся он смерти, а радовался. Видя его жизнь и видя его смерть, я раз и навсегда уверовала в Господа, не так как в детстве, а зрелой, твердой верой. Везде был Господь с моим отцом, потому что он верил в него твёрдо, хотел жить, как Господь повелевает, был всем доволен, никогда не торопился гневаться, не спешил спорить. Бывало, выждет с терпением и кротостью, а потом и скажет своё понятие. И оно было победным. Враги оставались посрамленными. Не любил его сатана. Очень не любил и очень яростно ополчался. Но от него стрелы дьявола отскакивали назад, как от брони.
Всё дышащее да хвалит Господа! Аллилуйя. Слава Ему, нашему чудному Творцу и Художнику. А что человек? Сколько он сил и ума прикладывает для того, что-то вывести что-либо уже из уже готового. Всё есть у человека в лаборатории – и белки и весь химический состав, чтобы сделать зернышко точно таким, как оно есть… А жизни дать ему не могут, не даст оно ростка, нет в нём жизни. Поэтому, кому открылись глаза, тот видит Господа жизнедавца и чудотворца везде и во всём, -ив цветке, и в травинке, и в чудесах вокруг нас, и слышит голос Божий в говоре ручья.
Об одном сожалею – с трудом верят люди в чудеса Божий. Знаете, когда мы слушали христианские передачи по радиоприемнику, очень запомнились нам воспоминания матери брата Пейсти, как они вместе с мужем с маленьким ребенком шли по голодной Сибири. Пустынно и голодно было вокруг, нет близко никого, за много верст нет ни одного домика, дождь, холод. Голодная смерть угрожала ребенку, выбилась она из сил, села на камень, согнулась над ребенком, оберегая его от ударов капель холодного дождя, принимая дождь на себя. У нее уже не было сил идти, а муж ее, старший брат Пейсти, пошел вперед – и предстал перед ним человек в белом одеянии, дал ему узелок с тёплой манной кашей для ребенка. И – скрылся. Он вернулся, покормили ребёнка… Этому люди верят, – это ведь по приёмнику рассказывали. Но многим другим братьям Господь у нас показывал невероятные милости, творил великие чудеса – и не все в это верят… А таким неверием только хулится имя Господа.
Сейчас нас три сестры в. живых и два брата у нас есть. Мы помним. Господь был с отцом. Пока люди живы – есть живые свидетели таких чудных Господних дел, но с каждым годом их становится меньше..323
Умер Пантелей Дубинин 18 апреля 1974 года.
Я часто слышу, что трудно умирать весной, когда природа буйно и радостно пробуждается к жизни, распускаются деревья, появляются первые цветы… А мне думается, что для верующего человека это самое лучшее напоминание о том, что с физической смертью не заканчивается наша жизнь, что ожидает нас светлая весна новой жизни. Умирая, верующие люди уходят в вечную весну.
Уходил из этого мира Пантелей Федорович, как и жил – спокойно и не спеша Тело его все больше и больше ослабевало. Братья наняли лошадь и приехали за ним, чтобы отвезти его на богослужение в церковь. И там он в своей последней проповеди сказал: «Дорогие братья и сестры, последний раз с вами в этом собрании – я видел сон, призывает меня Господь в вечные обители». После этого он долго болел, не мог есть. Ослабел он окончательно и слёг. Говорил с удивлением Пантелей Федорович: «Ничего у меня не болит, а голова кружится. Не могу подняться – и всё тут». Родная дочь старалась сделать все, что было в ее силах, привозила она врачей к больному Дубинину. Врачи обследовали его и ничего не нашли, кроме того, что сердце у него было плохое. Спрашивали у него врачи, что у него болит И врачам отвечал он с улыбкой, что ничего у него не болит, что он совершенно здоров, но просто оставляют его силы и приходит время оставить землю и отойти в другой мир До самого конца жизненного пути Дубинина в доме его постоянно были люди – за многие километры, подчас, шли и ехали люди, которым он был дорог, братья и сестры во Христе Иисусе. При полном здравии беседовал с ними Пантелей Федорович, учил, давал наставления, ободрял и вдохновлял на служение Господу. В ясной памяти наизусть приводил многие места из Писаний, многим советовал прочитать те или другие места из Библии – и точно называл, где эти места в Библии найти. Однажды, незадолго до его смерти, пришла к нему вся церковь в полном составе – и взрослые и дети, по очереди стали прощаться, все плакали. Соратники Пантелея, свидетели его благословенной жизни н деяний, братья и сестры его во Христе просили Господа, чтобы он продлил его жизнь, однако Пантелей Федорович уже твердо знал, что приближается конец его жизненного пути и отзывает его Господь в вечные обители.
В ту пору далеко за пределами Латвии, где он жил, было известно о служении дарами Духа Святого баптистского проповедника из Елгавы Яна Бухальца. Зная, что Господь дал ему дары исцелений, братья из Брянска написали ему письмо с просьбой приехать и помолиться за Дубинина. Брат Бухальц в то время был уже очень пожилым человеком – было ему около 90 лет, он тоже был довольно слабого здоровья, и мало было надежды, что он сможет приехать. Тем не менее, к радостному удивлению своему, брянские братья очень скоро получили телеграмму, в которой было три слова’ «Едем. Встречайте Бухальц».
Встречать на вокзале такого важного гостя пришло 16 человек – и никто из них Бухальца никогда не видел. Но на вокзале к ним безошибочно подошел старец Бухальц со своей женой и, после приветствия, тут же на вокзале сказал, что не мог не приехать увидеться с Пантелеем Федоровичем. «Братья, – сказал Ян Бухальц, – я молился Господу за брата Дубинина и Господь сказал мне, что он скоро умрет. Но я знаю Пантелея, и очень уважаю его. Я сейчас никуда уже не езжу, кроме своей местной общины, но я приехал проститься со своим братом до того, как мы увидимся у Господа».
Трогательной была встреча ветеранов – работников на ниве Божией. Сильной и пламенной была их молитва, после которой Пантелей Дубинин сразу окреп, встал на ноги и пошел обедать со своими гостями. Пришли к нему силы и бодрость. Это было последнее укрепление его сил. Господом было суждено ему после этого прожить последние две недели, прощаясь с братьями и сестрами, давая им последние наставления хранить веру и жить достойной христианской жизнью, отвечая на письма и молясь за нужды народа Божьего.
В последний день его жизни были возле него три брата: брат Рублёв, брат Мельник и брат Петр Картавченко из Клинцов. И я с мамой. Они беседовали, я внесла два письма к папе. Он меня попросил почитать. Одно было из Вильнюса, где братья спрашивали: «Мы услышали, что Вы очень больны. Напишите, может быть, вам нужно что-то выслать, мы знаем, что в вашем городе ничего нет. А у нас в Вильнюсе все есть». Папа попросил меня ответить с благодарностью тут же, что ничего не надо. Второе письмо было от брата Бухальца, который приезжал к нам с женой. Я написала ему ответ, папа в конце письма подписал приветы хору и многим братьям и сестрам и сделал приписку: «Последние дни моего земного пути».
После этого он опять беседовал с братьями. И вдруг стал вверх вперёд смотреть, словно было что-то великое и прекрасное, что он увидел. Затем он сказал: «Я скоро, скоро! Как хорошо, чудный Сион». И он потянулся вперед к тому чудному и прекрасному, что он видел в своем видении. Он вздохнул, и его жизнь закончилась. Братья проверили пульс, держали 15 минут, не было пульса. Братья закрыли ему глаза, я упала на колени и стала плакать. Так прошло несколько минут. И вдруг папа потянулся, встрепенулся, глубоко вздохнул, открыл глаза. На его лице была улыбка, он тихо молился…
Я спросила отца: «Что ты видел, папа?» А он говорит: «Я поднялся высоко-высоко, а там так хорошо, меня там ждут и зовут, но я оттуда увидел всех своих детей и мне стало их очень жаль, особенно Лилю, она ведь одна, одна, как в пустыне, из-за неё я и остался». И он уснул.
Ночевать в нашем доме остались два брата – Рублёв и Мельник. Ровно в 12 часов ночи, когда по приёмнику били кремлевские куранты, папа проснулся и открыл глаза. Я была возле него. Он попросил пить, и мама подала ему. После этого он протянул руку, поднял ее и помахал на прощание нам и братьям. Он испустил дух, глаза его остановились. И, я их закрыла – и всё…324
Похоронили Дубинина на городском кладбище в городе Сураже. Закончились молитвы Пантелея, сына Федора…
Только след остался на земле – глубокий и отчетливый. И память о нем осталась – добрая и святая.
Рассказывала мне Лилия Дубинина и про своего свата – прославленного военного летчика, дважды Героя Советского Союза Камозина. Есть несколько книг, где о нем пишут, самая известная из них «Внимание, в небе Камозин». Он сам – брянский, из большой рабочей семьи, в которой было 9 детей. Во время кровопролитной войны с немцами прославился на фронте тем, что сбил очень много немецких самолетов, проявляя невероятную храбрость, отвагу и мастерство ведения воздушного боя. Еще при жизни героя установили в городском парке ему памятник. Названы в его честь улицы, школы, училища.
Разные судьбы у разных людей. И слава у них – разная.
А через 14 лет отошла к Господу верная и многострадальная жена Пантелея Дубинина – Пелагея Филипповна.
Теперь у меня моей мамы нет, ушла она к Господу в чудные обители Божий 16-го мая, роено в 7 утра. Ее прах был похоронен с благословением Божьим рядом с могилой отца. Когда я дала телеграмму в Сураж, что везу тело матери, то суражане сообщили об этом в Белоруссию и Клинцы – и верные и преданные в Господе друзья папы и мамы оставили все свои дела и заботы и прибыли на похороны.
Когда гроб был установлен во дворе, стало тесно от народа. Забор сняли, народ стоял на улице. Пришел на похороны и тот человек, который арестовывал в последний раз отца нашего – и он тогда в областном суде присутствовал, когда дали отцу 25 лет. Этот следователь сейчас уже старый человек, но подошел во двор, и сказал на похоронах: «Да, эта святая женщина будет с Богом. Она всё время, всю мою жизнь стояла у меня в глазах, с тех пор, как я видел ее на суде, когда судили ее мужа. Возле неё было четверо малых детей и один на руках совсем ещё малый, но она давала своему мужу наставление, чтоб не страшился и не изменил своему Богу. Эта картина навсегда осталась в моих глазах»…
Теперь я одна осталась, нет и мамы уже со мной. Когда умер отец, мне стало в жизни так пусто и грустно, что даже лес скорбел и шумел грустно, ведь в Сураже мы жили возле кладбища, и сосновый бор был вокруг нашего дома. Так мне казалось, будто лес перешептывается грустно, и птицы пели… Хотелось бы мне очень письмо папе написать, да некуда. Мама умирала в страданиях, я сама молилась и просила: «Господи, у отца ничего не болело, а у мамы так болят кости, забери её». А умерла мама – льются у меня слёзы…
Я стояла у ее кровати на коленях, и ее рука была в моей руке. Она была в полном сознании, всё понимала. И вдруг меня пронзило, как молнией с головы до пят. И было сказано пророческое слово громко и чётко: «Радуйся, счастливая душа, вот твои обители!» Она повернула голову ко мне, здраво, спокойно и внимательно выслушала, радостно заулыбалась, подняла голову и глаза вверх и сразу испустила дух…325
Святое Писание ясно и неумолчно говорит нам словами Апостола Павла из 13 главы Послания к Евреям: «Поминайте наставников ваших, которые проповедовали вам слово Божие, и, взирая на кончину из жизни, подражайте вере их». Да поможет нам Господь безропотно и достойно продолжать святое служение наше, продолжать идти дорогой наших отцов и дедов, продолжать их благородный и великий труд во имя Иисуса Христа. Для славы Христа.
Вот я выслала Вам фотографии своего отца. Это где-то, когда он был старшим пресвитером по Брянской области. А это он на дороге, когда посещал верующих в церквах. Им исхожено не перечесть сколько километров…
Очень много Господь проявлял милости к нему. Он их все считал с улыбкой на лице, вспоминая могучую руку Бога в своей жизни, когда я сидела у его постели, уже при смерти своей улыбался и считал. Но всё время папа мой говорил, ставя в пример многих святых людей из Библии, что многие из них не сделали никаких чудес, а тем не менее занесены Библией в число святых. Он называл их по именам. Какое чудо сделал Иов? Или Ной? Или Авраам? Или Лот? Или Иосия, Исайя, Иеремия, и многие другие служители Божий?..
Живи на земле, делай добро и храни истину в сердце твоём, сей доброе семя.
Ваша сестра во Христе Лилия Дубинина.326
Я написал эту повесть про Пантелея Дубинина в городе Атланта, в теплом и зеленом американском штате Джорджия, очень далеко от России, от лесистой Брянщины, где находится могила брата Пантелея. Последнюю точку в этой повести поставил я 12 апреля 2000 года. Через несколько дней мне суждено было вернуться домой, в свою церковь на Донбассе, вернуться на ту землю, где жил и проповедовал в свое время Пантелей Дубинин. Чтобы продолжать служение наших отцов и дедов.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Прекрасно знать,что на нашей земле всегда были и будут крепко любящие Господа нашего Его верные дети.Брат Пантелей добрый пример для всех нас!и пусть это свидетельство о Силе Божьей вдохновляет всех любящих Господа! Нам есть к чему стремиться!
Публицистика : Домашние Церкви - Николай Николаевич «Молитесь, чтобы не случилось бегство ваше зимою или в субботу, ибо тогда будет великая скорбь, какой не было от начала мира доныне, и не будет. И если бы не сократились те дни, то не спаслась бы никакая плоть; но ради избранных сократятся те дни. Тогда, если кто скажет вам: вот, здесь Христос, или там, — не верьте. Ибо восстанут лжехристы и лжепророки, и дадут великие знамения и чудеса, чтобы прельстить, если возможно, и избранных». (Матф.24:20-24)
Избранный это ты и я, если избранный. Об этом написано здесь: «Но вы — род избранный, царственное священство, народ святой, люди, взятые в удел, дабы возвещать совершенства Призвавшего вас из тьмы в чудный Свой свет; некогда не народ, а ныне народ Божий; [некогда] непомилованные, а ныне помилованы». (1Пет.2:9-10)
