Глава третья
Начало
Двадцать один год назад
26 декабря 1971 года
Вчера утром Андрей получил телеграмму: « Маша умерла приезжай тебя ждет дочь тетя Роза». Вечером он сел на поезд, а утром следующего дня уже стоял у двери коммуналки под номером 7, в приморском городке.
- Бог мой, как я давно здесь не был! – он погладил черный ободранный дерматин на двери, не решаясь прикоснуться к звонку. – А обивку я так и не поменял, хотя и обещал.
Андрей расстался с Машей, еще когда она была беременна. Он никогда бы в жизни не бросил ее, если бы она сама на этом не настояла. Ее можно было понять - она устала от нищеты. Ему, художнику с неоконченным средним специальным образованием нечем было возразить против столь веского аргумента. Он просто любил ее, но это были лишь чувства, которые он не мог выразить в материальной форме. У него не было красивых купюр разного достоинства с изображением вождя, шелест которых так ласкал слух его молодой жены. Заработка Андрея едва хватало, чтобы платить за коммунальные услуги и на более чем скромное питание. Он был так счастлив, когда Маша сообщила ему о том, что она беременна! Но счастье его длилось не долго, минуты две, пока жена не сообщила, что собирается сделать аборт. Она потребовала на эту процедуру денег. Денег Андрей ей не дал. Во-первых, из принципа, а во-вторых, потому, что у него их просто не было.
Тогда и появился на Машином горизонте «прекрасный принц» на черной отцовской «Волге». Он был благороден и что немало важно материально обеспеченный. Он взял беременную Машу к себе жить. Само смешное было то, что это был Колька, Андрея и Машкин соученик. Правда он учился на курс старше, в отличии о своих непутевых вышеупомянутых однокурсников училище закончил и успешно поступил в институт,правда не в художественный, а в экономический. С деньгами у него еще в училище было по-лучше, чем остальных ребят. У него были такие шмотки, которые другие ребята не видели и в кино, телевизор, бобинный магнитофон - отец Кольки мотался по загранкам. Колька заглядывался на Машку еще с первого курса. Потом начал откровенно ухаживать и дарить дорогие подарки, но она почему-то выбрала Андрея. Хоть и одет он был хуже всех, но было в нем, что-то такое, что завораживало всех девчат. Они ходили за ним табуном. Особенно они млели, когда он брал в руки гитару или начинал рассказывать анекдоты. По свое романтической наивности он никогда не злоупотреблял женским благорасположением к себе. Для него существовала одна единственная, сама прекрасная на свете девушка Маша.
Он чуть не потерял сознание от счастья, когда она, изрядно подвыпившая, залезла к нему в его окно общежития на втором этаже. Она отдала ему самое дорогое, что было у нее – свою девичью честь. Молодая была, отчаянная и глупая. Когда повзрослела и поумнела, то поняла, что одними песнями да поцелуями под луной сыт не будешь. «Любовь приходит и уходит, а кушать хочется всегда!» - любила она повторять, когда Андрей пытался оправдать отсутствие денег тем, что он очень-очень ее любит.
Вот и вспомнила Маша о своем воздыхателе Николае, когда поняла, что придется рожать, ведь со сроками она затянула. Ухватилась она за него, как утопающий за соломинку. Правда у того уже была жена и сын, но Маша хорошо усвоила народную мудрость: «жена не стенка можно и подвинуть». Маша была настойчива, и Коля не устоял. Андрея я же она выгнала и он уехал домой в столицу.
Вот прошло уже почти четыре года и он, изрядно повзрослевший, стоит у такой знакомой двери и не решатся прикоснуться к звонку.
- Вай! Кто это к нам приехал? Андрюша, шо это ты стоишь здесь, как не родной? – из приоткрытой двери показалась седая взлохмаченная голова Соломона Давыдовича Ципировича. – Я вот ведерко с мусором хотел вынести, а тут –ты, как снег на голову! Вот так встреча!
- Да, вот приехал, - Андрей нервно переминался с ноги на ногу, - тетя Роза мне телеграмму дала.
Соломон Давидович тяжело вздохнул:
- Крепись, Андрюша. Ничто под луной не вечно и никто не вечен. Все там будем рано или поздно. Хотя, когда умирают молодые, это – противоестественно. Ну, что же мы все на пороге стоим? Устроили сквозняк, понимаешь ли! Пошли Андрюша в дом, ведро подождет, ничего с ним не случиться. Самое страшное, что с ним может произойти это то, что оно завоняется.
- Дядя Сеня так, что же произошло? – Андрей шагал по заваленному всякой всячиной, коридору, за сгорбленным старым евреем с изумительно ясными, как для старика глазами. Они шагали сквозь баррикады из коробок, велосипедов, тазиков, ведер и детских ванночек. Андрей вдыхал давно забытый, но такой родной запах коммуналки.
- Конечно, ты же совсем ничего не знаешь, - дядя Сеня пропустил Андрея в огромную комнату. - Сейчас тебе все расскажу, мой дорогой. Только вот приготовлю перекусить и выпьем за встречу по чуть-чуть. Развеем миф о непьющих евреях? Я же все таки не чистокровный еврей: во мне течет украинская мамочкина кровь. Наверное по этому я получился такой красивый! А вот от папы я получил еврейскую мудрость, желание и умение жить скромно но со вкусом! – дядя Сеня, пытался оттянуть свой неизбежный и страшный рассказ.
- Ну, Соломон Давидович! – перешел на официоз Андрей.
Старый, мудрый еврей знал, что такой тон этого молодого человека, не предвещает ничего утешительного и бросил это грязное дело, заговаривать юноше зубы.
Он знал, что горькая правда всегда лучше всякой сладкой лжи. Ложь всегда есть ложь, даже если она во благо. Соломон знал, что ложь – грех, а он обязательно приводит к смерти. Старый еврей не любил смерть. Он любил жизнь во всех ее проявлениях. В юности Сеня Ципирович рисовал на Бога карикатуры в университетскую стенгазету, будучи прирожденным атеистом. Прошли годы, он заподозрил, что в атеистическом учении отсутствует всякий здравый смысл, и задумался о смысле бытия. Он попросил у Бога прощения за свои творческие вольности и купил на привозе Библию, из под прилавка за большие деньги, продав папочкин серебряный подсигар.
- Все, все, все! Я уже сейчас буду тебе говорить! Только не злись, Андрюшенька! Вот только рюмочку для храбрости выпью и уже говорю! Ну, давай! – дядя Сеня приветственно поднял старинную рюмку до краев наполненную янтарной, ароматной жидкостью. Он пил скромно, но со вкусом: еврейской кровь в нем все же преобладала. Именно поэтому «дешевки» не пил и всегда держал в серванте бутылочку «пятизвездочного» коньяка, на всякий пожарный случай. Вот сейчас был именно такой случай. – Когда ты уехал от нас, мальчик мой, Машенька задумала на себя руки наложить и повесилась в ванной. Мы с Розой, услышав грохот, подоспели во время и вынули ее из петли. После больницы девочка домой не вернулась, говорили, что ушла жить к какому-то Николаю. Не знаю, что там и как у них было, но без любви то, что за жизнь? Машенька ведь тебя так и не смогла позабыть, любила она тебя!
Андрей вспыхнул:
- Любила?! Так любила, что выгнала, а потом на весь город посмешищем сделала? Мы с этим Колькой учились вместе. Он еще тогда, в училище, клинья под нее бил, а она, спя со мной, ему глазки строила!
- Вай, Андрюша, да ты смотрю так и не смог Машеньку простить? Непрощение – грех. Ты прости и отпусти ее, Андрюша. Легче станет.
- Простить, говорите? Пытался. Сто раз пытался. Ничего не выходит! Как вспомню о ней, так всю посуду в доме перебить хочется, всю мебель переломать, а потом взять и удавиться!
- Ой, Андрюша, это все – эмоции! Надо в корень смотреть. Теперь уже ничего не вернуть и не исправить. Прости ее и его тоже прости. Облегчи душу и живи дальше. Теперь тебе есть ради кого жить. Доченька твоя Анечка - красавица и умница! Послушная, добрая, талантливая девочка - сущий ангел! Девочку ждет большое будущее, а для этого ей нужно познать любовь. Мы с Розой сделали все, что могли для нее и будем делать дальше, пока живы. Но без любви отца, твоей любви, она никогда не сможет стать по настоящему счастливой!
- Дочь!? – осенило Андрея и ударило словно обухом по голове. – Господи, как же я мог забить, ведь тетя Роза написала мне в телеграмме!
- Как Машенька не пыталась от ребенка избавиться: в ванной парилась, всякие настойки пила, выварку таскала и с лестницы прыгала, но девочка все равно родилась в срок и здоровенькая. Это – Божий промысел, а против него, Андрюша, не попрешь!
У Андрея засосало под ложечкой. Два совершенно не совместимых чувства страх и любовь боролись в молодом отце. « Дочка, доченька! У меня есть доченька!» - пела любовь в сердце. Страх переполнял разум: « Что ты можешь ей дать? Ни кола, ни двора! Где ты будешь с ней жить? Чем ты будешь ее кормить? Как ты будешь ее без матери воспитывать? У тебя ничего не получиться!»
- Андрюша, тебе нехорошо? – Соломон Давыдович заглянул в глаза молодому человеку. Они наполнились слезами. – Может выпьешь рюмочку? Тебе ведь еще предстоит общаться с Розочкой, - многозначительно вздохнул старик.
- Да, пожалуй надо выпить, – выдохнул Андрей и одну за одной выпил три рюмки. В нем не было ни капельки еврейской мудрости, он был русским по маме и украинцем по папе и поэтому боролся с непреодолимым желанием «опрокинуть» весь хрустальный фужер залпом.
Старый еврей изумленно, с сочувствием, молча сопровождал взглядом каждую рюмку, которую осушал его молодой друг. Нет, ему не было жаль дорогого конька. Ему было жаль Андрея. Ведь по молодости и неопытности тот еще не знал, что после бутылки дорогого коньяка голова болит намного больше, чем после бутылки дешевой водки.
- Ох, Андрюша! Разве так можно коньяк пить? Его надо сначала согреть ладонях, чтобы ощутить букет, вдохнуть аромат…
- Дядя Сеня, не до ароматов мне сейчас! Ну, что же было дальше? Рассказывайте, не томите душу! – Андрей изрядно охмелевший, немного расслабился и был готов слушать дальше горькую и страшную правду.
- С Машинным уходом наш дом опустел. Нет, она не бросила нас с Розой совсем. Она часто приходила в гости вместе с Анечкой. Машенька никогда не приходила с пустыми руками, ведь говорят, что этот Николай хорошо зарабатывает.
Спустя пол года Маша пришла к нам очень расстроенная и сказала, что поссорилась с Николаем, и он ее с дочкой выгнал. Она попросила оставить у нас Аню на пару дней, пока она уладит все свои дела. Мы были только рады ее возвращению. Хотя мы с Розой и не знали этого Николая, но он нам никогда не нравился. У нас появилась надежда, что Маша вернется к тебе, мы даже хотели тебе написать, но…
Она появилась лишь через неделю такая растерянная и несчастная, что мы Розой даже испугались! Машенька оставила нам очень солидную сумму в этих зарубежных деньгах. Ну, ты меня понимаешь?
- В долларах, что ли? Откуда они у нее взялись?
- Тише, тише, не кричи! У стен, тоже бывают уши, даже в коммуналке! Нам с Розой было нелегко, но мы сумели поменять эти заграничные деньги на наши советские рубли, по неплохому курсу. Ты знаешь, сколько там было денег? Нам с Розой, что бы столько заработать пришлось бы гнуть спину не один месяц!
Правда Маша стала появляться все реже, а денег стала приносить все больше. Анечка даже стала от нее отвыкать и называть Розу мамой. Так мы и прожили еще полгода.
Но бесплатным бывает только сыр в мышеловке. Когда к нам пришли товарищи из компетентных органов с обыском, то мы с Розой уже думали начинать сушить сухари. Они ничего не нашли. Ты же знаешь, что у меня есть особенное место для хранения ценностей? Какой же мудрый еврей будет хранить такую сумму под матрасом? Деньги должны делать деньги.
Эти товарищи сказали, что Маша стала блудницей, ну валютной проституткой, как бы это сказать. В гостинице, где она работала милиция устроила облаву. Когда испугавшийся не на шутку иностранец пошел открывать дверь по настоянию милиции, Маша выбросилась из окна номера. При ней обнаружили валюту, несколько сотен. Девочка просто испугалась, ведь ей грозила тюрьма.
- Убью, сволочь! Разорву кобеля похотливого на части! Он Машку мою попользовал и как тряпку выбросил! Это он ее убил! – рюмка хрустнула у Андрея в кулаке и кровь закапала на скатерть. Ярость переполняла сердце до краев.
- Вай, Андрюша, что же ты делаешь? Я тебе зеленку сейчас принесу и пластырь!
Андрей пытался зубами достать кусочки стекла из ладони. Перепачканное кровью лицо подергивалось от боли. – Извините меня, пожалуйста, я вам новую рюмку куплю и скатерть сейчас постираю!
- Ой, Андрюша при чем здесь рюмка? Хотя такой ты уже не купишь, это – антиквариат. А вот скатерть я сейчас замочу, а то Роза будет нас пилить! Бог с ним с тем Николаем. Только Он ему судья, а ты не суди и не будешь судим, а то каким судом судишь, таким и судим будешь! Если он виноват, то будет отвечать перед судом небесным. Прости его и о дочери подумай. Ей не сладко придется. если тебя посадят в тюрьму.
Поток любви переполнил раненое и измученное обидой сердце Андрея. Для страха места не осталось, ведь любовь изгоняет всякий страх. Любовь заполняла каждый уголок его израненной души, вытесняя из нее гнев, ярость, жажду мести, как струя чистой воды вымывает грязную чашку.
- Сколько же девочке лет? - пытался подщипать сроки в уме Андрей.
- Через четыре месяца, пять дней и двенадцать часов нашей малышке исполниться четыре года, сообщил Соломон Давыдович с подробной гордостью дедушки. - Нам, Андрей, предстоит оформить много документов, но это все – ерунда, формальности, я же – юрист и у меня есть много связей в этом мире! Главное - твое желание стать не только физическим отцом, а юридически!
- Но, как же я докажу, что это мой ребенок? Мы же с Машей не были расписаны…
- Но с Николаем, к счастью, они тоже не расписались. В этом случае все было бы куда сложнее. Он не признал Аню, как свою дочь, не захотел оформлять на нее отцовство и Маша записала девочку на свою фамилию. Аня Бедная – не звучит, а вот Анна Андреевна Хвыля, это - совсем другое дело! Андрюша, существует масса способов, чтобы доказать твое отцовство!
- Соломон Давыдович, я – не справлюсь. Ну, какой из меня отец? Может лучше…
- Ты хочешь, что бы Аню забрали в детский дом? Мы с Розой слишком стары, что бы оформить на нее опекунство! Кто мы? Мы – десятая вода на киселе! Роза двоюродная сестра второго мужа Машиной мамы, Царство ей небесное и пухом земля! Хорошая была женщина!
Не хорошо, что бы ребенок, при живом отце попал в детский дом. Ты же потом себе этого не простишь!
- Нет! Только не в детский дом, я сам в нем вырос!
- Андрей, она тебя так ждала!
- Кто?
- Аня.
- Откуда она знает обо мне?
- Маша рассказала ей что ты в полярной экспедиции и обязательно за ней приедешь, когда наступит весна. Аня спит с твоей фотографией и отмечает в календаре дни, считает, когда же наступит весна. Она очень смышленая и не по годам развита… Ну, давай перекусим?- дядя Сеня почувствовал, что сейчас расплачется, засуетился и пошел резать хлеб.
Послышался звук открывающегося замка, хлопнула входная дверь. Два голоса наполнили каждый уголок мрачной коммуналки. Один воркующий, такой родной, который Андрей узнал бы среди тысячи голосов, а второй детский чистый, как белый снег за окном. Его никогда Андрей не слышал, но от этого он был еще роднее. Сердце отца узнало бы этот единственный голос среди миллиардов других детских голосов даже на самом краю земли. Звонкий смех ударялся о грязный высокий потолок и обшарпанные стены, солнечным зайчиком, переливался всеми цветами радуги, чтобы наполнить светом, цветом и смыслом серый и скучный мир Андрея.
- Ой, ты ж, Боже ж мой! – бросилась тискать Андрея пышная, пожилая, но еще очень интересная дама, выкрашенная в цвет красного дерева. – Вы стало быть уже приезд отмечаете? Без закуски? Еще даже нету трех часов дня!
Андрей пытался вставить, хоть слово, но это было невозможно. Тетя Роза сама задавала вопросы и сама же на них и отвечала. Андрей с трудом высвободился из ее крепких объятий, почувствовав, что кто-то обнимает его за ногу.
- Ты мой папочка? Ты вернулся из северного полюса? Но ведь сейчас осень, а не весна? Боженька услышал меня и решил отпустить тебя из экспедиции раньше?! Папочка, правда ты больше никуда не уедешь? Ты же не бросишь меня, как мама?
Андрей стал на колени. Комната поплыла перед глазами. Он плакал, как малое дитя, прижимая самое драгоценнее в мире сокровище к своей груди. Свою маленькую принцессу. Именно такой он себе ее и представлял прекрасную с большими светло карими глазами, длинными, вьющимися каштановыми волосами, как у ее мамы…
Аня гладила рыдающего папу по голове, по взрослому рассматривая никогда раньше не виданное ею, но такое родное лицо:
- Не плачь, папулечка, я тебя люблю! Очень, очень люблю! Я послушная, я никогда не буду тебя огорчать и никогда тебя не брошу! Ты же правда приехал за мной и никому, никогда меня не отдашь?
- Правда, моя принцесса! Я никому и никогда тебя не отдам, ты – моя награда за все мои мучения! Я тебя больше жизни люблю!
Дядя Сеня и тетя Роза отправились на кухню готовить обед загадочно и довольно улыбаясь, тактично оставив Андрея с Аней на едине. Отец и дочь еще долго шептались обнявшись. Им было о чем поговорить, ведь они не виделись целую вечность.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
