Оленька.

"Бог гордым противится, а смиренным дает благодать.» (1 Пет.5:5) (Иак.4:6)

Маленькая белокурая девушка, Оля не знала войны, Живя в крохотной деревушке в тылу.Она несла воду из колодца домой, когда налетели немцы и как саранча покрыли землю. Они схва-тили ее и потащили в грузовик, битком набитый солдатами. Бу-дучи проездом в этой местности, они взяли себе служанку, кото-рая обстирывала бы и обшивала их взвод. Хохоча и что-то, бор-моча на немецком, они бросили ее на пол кузова.
Она понимала кое, что из того, что они говорили, так как учи-ла немецкий в школе. Оля услышала, как один из солдат сказал другому, что она миленькая. Они как-то подозрительно перегля-нулись, и сильная рука, оскаленного немца потянула ее за полу платья. Она в ужасе пыталась уцепиться за гладкий пол кузова, но не за что было ухватиться. Здоровенный немец схватил ее, встав, коленом на землю рядом с ней и хотел поцеловать... Она опиралась, но была намного слабее великана по сравнению, с которым казалась крохотной.

-Отставить!- прозвучал крик лейтенанта, вставшего над на-сильником строго указывая нападающему на место. - Это рабси-ла, а для «остального» ищите себе. Не трогать!- прозвучал при-каз. И громадный немец сел, искоса поглядывая на девушку. А она плача отползла к борту грузовика и уткнулась лицом в коле-ни, растирая слезы грязными руками.
Она работая где останавливался их взвод. Моя полы, стирая одежду солдат, подшивая воротники, чистя сапоги всех, кто не хо-тел их чистить. «Бог гордым противится, а смиренным дает благо-дать», - частенько повторяла про себя утомленная девушка.
По - вечерам Оля так уставала, что ей казалось, что руки кто-то побил огромным молотом. Она просто падала на лавку, отделенную для нее и засыпала.

Однажды ночью, сквозь сон, девушка услышала чей-то плач. Ей показалось, что это снится, но плач не прекращался. Оля встала, не открывая глаз, и буквально заставила их открыться.
Молоденький солдатик, которому на вид не больше 17-ти лет, горько рыдал, закрывшись подушкой изредка вдыхая воздух вместе со слезами.
-Что случилось? Что с тобой?- спросила Оля, присев рядом с кроватью, и положив руку ему на плечо.
Он испугался и сел, быстро вытирая слезы. Поняв, что это Оля - не командир и не кто-нибудь из солдат, он расслабился.
-Чего тебе?
-Хочу тебя утешить и не знаю как.
-Никто не в силах это сделать, тем более ты...
-Я не воин, я тоже жертва.- Она опустила глаза, сдерживая сле-зы, но они сами потекли, оставляя, блестящие тропинки на ще-ках.
-Не плач хватит что я... гм - м - поправил он себя, - у меня в бомбежке мама…Он снова заплакал, не в силах сдержаться. - Знаешь, я ничего не знаю о своих, совсем ничего. Я живу на чужой земле, не вижу никого из своих родных, даже из своего на-рода. Живу как в тюрьме, иногда не видя даже солнца. Благодари Бога, ведь ты среди своих, благодари за живых из своей семьи. Это надо пережить, это надо простить, это просто война. Она не спросила у нас, хотим мы ее или нет.
-У тебя есть родные?
-Брат маленький, мать и отец. А у тебя?
- Ма -… Отец и две сестры. Они живы.
-Ну, вот и ладно. Ложись, ложись и мечтай о том, как ты встре-тишься с ними, о будущем для них и для себя. Тебе надо отдох-нуть , не знаешь, что случится завтра.
Она укрыла его одеялом и посмотрела на его задумчивое ли-цо. Их глаза встретились: »совсем мальчик «, - подумала Оля «Она должна бы меня ненавидеть, а она улыбается" - он закрыл глаз – ему стало стыдно за всю войну.
Он проводил ее взглядом, пока она не спряталась в своем отда-ленном уголке: »Господи, пусть они останутся живы - сестры и отец, пусть Господи…И ее тоже…пожалуйста, сбереги… - Я прощаю войну, я прощаю это…, как Оля простила меня. " - Он вспомнил, как ударил ее по лицу, чтобы молчала и с другом за-бросил в грузовик. Это была его инициатива, его идея: взять «стряпуху». Теперь живой человек, не ариец, но человек, стал рабом из-за него.

Он часто наблюдал как, напившись, ее толкали и били его со-служивцы, и ни разу он не вступился за нее: »она же русская - не немка" - оправдывал он себя и пренебрегал ею, не считая ее че-ловеком, не уважая ее, как личность: "прости меня Оля " - сказал он в своем сердце даже от себя пряча эти слова.

Очень скоро молва о добром сердце русской фройлян обле-тела всех солдат, на которых работала девушка. И кто тайком, кто не боясь, они стали подходить к ней просто поговорить, получить хоть какую ни будь отдушину между боями. И даже те, кто прихо-дил ни на что, не надеясь, уходили сильнее, получив утешение и мир, радость среди ужасов смерти. Люди начинали видеть все по-другому. По-новому стали относиться друг к другу и, даже, к сво-ему врагу.
Однажды в дом, где жила Оля, ввалился пьяный великан, ко-торый в первую их встречу пытался взять ее силой. Он частенько напивался, ища любую возможность напиться, Она не знала при-чины этому, и пробиться к его сердцу, казалось, было невозможно. Даже с друзьями он был скрытным и жестоким.
На сей раз, он пришел, когда в доме никого не было. Ее сердце яростно забилось при виде человека, внушавшего страх даже со-служивцам.
-А-а русская шлюха,- протянул великан,- ты еще жива? - Он по-шел к ней, шатаясь, подняв руку к ее лицу. И вдруг он споткнулся и грохнулся бы на пол, но девушка подбежала и подставила свое плечо, чтобы удержать его от падения.
Оля подвела великана к креслу и усадила. Она наклонилась к ногам и стала снимать сапоги - один второй… В голове хмельного немца будто прояснилось. Он давно разучился плакать, но какое-то непонятное чувство налегло на сердце. Горло сдавила сладкая нежная боль. Он смотрел на нее, не отрываясь, следя за худень-кими ручками. И впервые за всю войну ему стало стыдно, а когда он поднял свою пятерню, то за ней он не видел маленькую рус-скую фройлян. По сравнению с его ладонью ее рука выглядела как ложка против лопаты.
Он встал с кресла и, как нашкодивший кот, пошел на свою кро-вать, а когда лег, молча достал фотографию и подал ей. На фото была красивая женщина с мальчиком лет семи.
-Она изменила мне и ушла к другому, когда я пошел воевать. Она забрала моего сына. Шлюха!- он стукнул кулаком в стену, так что та задрожала. - Вернусь и убью, убью.
- Убей. Но… скольких ты уже убил?
Он взглянул на нее.
-Тебе ведь не стало легче, наоборот… Она будет лишь одной из них. А если ты любишь по настоящему, ты должен попытаться вернуть ее. Ты ведь не знаешь, что случилось, не знаешь причи-ны.
-А если она рассмеется мне в лицо, то-то будет потеха.
-А если нет? Если она только и ждет твоего прощения и чтобы ты позвал ее, потому, что сама не может простить себя.
Немножко помолчав, она отдала ему фото.
-Знаешь, если ты останешься таким же злющим, как сейчас, она просто будет бояться тебя и к сыну тебя не подпустит. Оставь свою обиду – только сильные люди умеют прощать навсегда.
Он резко повернулся к ней - эти слова задели его. Все это время он чувствовал неимоверную силу в своем теле - ненависть давала ему способность успешно побеждать в сражениях, ухо-дить от пуль, но после боя он чувствовал себя слабым и разби-тым, в глазах все время стояла картина измены, которая вытяги-вала из него все вилы. Чтобы спрятать свою слабость он рвался снова в бой, заливался спиртом, затуманивая картины из про-шлого, пытался за маской злобы спрятать наготу своего сердца. Все было бесполезно. Начинался новый день - снова боль, снова обида, снова гнев, ярость, хмель. Он не знал выхода, он не имел цели.
Но эта маленькая девушка, которую он готов был задушить вначале, помогла ему понять, в чем суть его боли, почему он в тупике и так слаб.
-Что мне делать?- он искал выход, любую возможность вы-браться из этого круга.
-Тебе надо простить тогда и ты сам получишь прощение, ведь ты тоже сделал немало такого, о чем сейчас жалеешь. От Бога не спрячешься.
В памяти встали солдаты, дети, изувеченные женщины, кото-рых он лишил жизни.
-Бог?!- глядя куда-то в пол, спросил он сам себя, вспомнив, как плакала его мать, когда Гитлера он называл богом. – Будет ли Он меня слушать?
-Будет. Говори. Расскажи Ему и попроси простить, Он умер за тебя,- уверено произнесла девушка.
Она встала и пошла в свой уголок, который отделили ситцевой занавеской, где она могла побыть одна. Он молча отвернулся к стене и начал говорить: один за другим вспоминались случаи, ко-гда он изменял доброте и любви, которой учила его мать, когда он убивал даже тех, кто просил о пощаде. Будто огромным ков-шом с его сердца снималась грязь и мусор, мерзость, которую он так давно собирал и маскировал сам того не понимая, что хоро-нит свое живое сердце.
-И вот, пришел черед его жены. Он вспомнил как бил ее в поры-ве ревности, когда с ней кто-то говорил, как после ссоры или, на-пившись, брал ее силой, как боялся его - отца его собственный сын…
«Виновен!- кричал он Богу,- виновен! Прости. Прости за мать, за сына, за любимую прости. Ты подарил мне самое ценное, что у тебя было, а я топтал бил и ругался,… Прости меня! Виновен! Прости, Господи, я виноват, что она ушла, я толкнул ее сбежать от меня. Я, только я. Я прощаю ее. Даже если не вернется. Я прощаю ее. Я очень ее люблю. Верни мне ее если можешь, если хочешь, верни…”
Он ощутил горячие потоки слез, стекающих на подушку. Он удивился и, поймав пальцем слезу, попробовал ее на вкус: "Гос-поди, я еще живой, сделай меня другим, помоги мне! Я не могу так жить. Помоги”. - Он уткнулся в подушку, под которой лежало драгоценное фото любимой и сына.
К великому удивлению для всех, устрашающий и вечно хмельной великан, стал человеком, человеком с большой буквы. И очень скоро, его даже повысили в звании. При любой возмож-ности он старался помочь своей маленькой благодетельнице.
Он написал письмо домой: матери и жене. Не зная ее адреса, он просил мать передать письмо любимой, прося прощения за все печали, причиненные ним матери с самого детства и доселе. И к своему великому удивлению, в ответ он получил два письма - одно от матери - другое от жены. Он боялся открывать второе, по этому, нашел фр. Оленьку (как ласково называли ее солдаты), отдал ей письмо, отвернулся к стене и, заложив руки за спину, сказал: «Читай». Оля раскрыла письмо и прочла:
«Мой дорогой муж, если позволишь мне тебя так называть. Получив твое письмо мне трудно было поверить в то, что ты мог так сильно измениться, но твоя мама, у которой я живу уже почти 6 месяцев, убедила меня написать тебе ответ. Ты просишь меня, простить тебе все прошлое… Ты никогда не просил прощения! Наверно ты действительно стал другим. Я прощаю тебя потому, что все еще люблю только тебя одно-го. Как это ни странно.
Ты пишешь, что простил меня, но я все же прошу: прости, прости, что не удержалась. После жестокости которую я ви-дела от тебя, тот другой казался ангелом, пришедшим меня спасти. Но сын… он всегда помнил отца. И я… просто не мо-гу полюбить другого. Мне нужен ты.
Если ты передумаешь, напиши, когда приезжаешь домой, чтобы мы уехали и не мешали тебе. Я не снесу больше твоих пощечин.

П.С. Пап, приезжай скорее, мы ждем тебя.»

Когда этот великан повернулся и схватил ее головку своими ру-чищами, Оля прищурилась, не зная чего ожидать. А он, с разго-на, чмокнул ее в макушку, взял письмо и вышел со словами: «Мое маленькое спасение».
Она уселась на свою кровать и глубоко вздохнула, переводя дух. На сердце у девушки было тепло и радостно, среди миллио-нов кошмаров войны она улыбалась, светясь изнутри ярким, со-гревающим светом

За всем происходящим наблюдал командир взвода - лейте-нант, когда-то спасший ее от насилия. Он ни разу не заговорил с Олей, от него она слышала лишь приказы и указания. Он всегда смотрел на нее свысока, кичась своей арийской кровью. Но в по-следнее время он стал замечать что, что-то странное происходит с его подчиненными. И причиной всему эта русская девушка, це-лый день копошащаяся то на кухне, то со стиркой… Он иногда по долгу наблюдал за ней, но ничего предосудительного в ее пове-дении не находил. Все солдаты очень хорошо отзывались о ма-ленькой »рабыне». Тогда он решил, что они пользуются ею, но никогда, ничего похожего не замечал. Ему хотелось выяснить, чем приворожила парней белокурая пленница, но заговорить с ней он считал ниже своего достоинства.

Вечером, когда все улеглись спать, Оля ложилась последней, а лейтенант, сквозь блеклый свет свечи, наблюдал, как она сме-тает последние пылинки со стола.
Она распустила волосы, расчесывая их перед осколком разби-того зеркала.
Он зажмурил глаза. Горячий, обжигающий поток прошелся по груди: «Что это? Она же не немка, сердце, что с тобой? Замол-чи!» - он снова взглянул на нее с ясным желанием и целью – не-навидеть, ненавидеть. Но она была такой хрупкой. Нежные тон-кие руки скользили по белокурому шелку волос…
«Кого ненавидеть? Некого здесь ненавидеть», - отвечало ему сердце.
Оля задула свечу и зашла за свою ширму.
Лейтенант лег на спину и закрыл глаза, но перед ним все еще стояла золотистая волна ее волос. Он не мог уснуть до утра: ее лицо, руки, глаза, растрепавшиеся локоны не уходили из памя-ти…
На утро он решил предложить ей стать его любовницей. И с нетерпением ждал, когда никого не будет рядом, чтобы погово-рить наедине. Он вошел в дом, когда из него вышел последний солдат. Оля месила тесто, и руки ее были испачканы мукой. Она не слышала, как он вошел и стал рядом с ней. Продолжая свое дело, она тихонько мурлыкала, какую то песенку.
-Гм - м,- послышалось сбоку. Она остановилась и взглянула в сторону звука.
-Лейтенант,- сказала она почти шепотом. Он начал свою речь, которую сочинял целое утро:
-Мне, как арийскому офицеру, неприлично даже разговаривать с врагом немецкого народа. Но я, учитывая некоторые обстоятель-ства, предлагаю тебе, русская фройляйн, сожительство, вслед-ствие чего ты будешь получать дополнительный паек, и мое по-кровительство и защиту.
-Оля могла ожидать чего угодно, но только не этого. Уже давно ее сердечко трепетало при виде его строгой фигуры или от звука его голоса… Он всегда так суров, что ей и в голову не пришло бы, что он не равнодушен к ней. Но сожительство… Никогда, да-же под пытками, она не согласилась бы стать чьей- то временной женой. Оля опечалилась оттого, что он так низко думает о ней и так высоко ценит себя.
-Что ответишь? Я жду. - Сурово спросил лейтенант, держа плеть за спиной и перекатываясь с носков на пятки. Она чувство-вала себя вещью, которую хотят купить и дают самую низкую це-ну.
-Я не вещь,- еле слышно ответила девушка,- я не продаюсь…- Оля закрыла глаза, увидев, как рука с плетью поднялась над ее головой, но вместо удара, она услышала громкий стук двери, за которой скрылась фигура отверженного покровителя.
«Что теперь будет? От него здесь зависит все. Меня расстре-ляют…- плакала Оля, но больше всего ей причиняла боль мысль о том, что для него она человек второго сорта,- Господи, пусть меня расстреляют…»
Три дня он не мог показаться ей на глаза. Избегая встречи, он шел на любые уловки, вплоть до того, что посылал солдат за си-гаретами под его подушкой, когда в доме была она. Когда же Оля выходила, он прятался, совсем не замечая хихиканья солдат у него за спиной. Он не мог понять, почему ему так стыдно за свое предложение: «сколько таких…- думал он,- а таких ли,- отвечала совесть.»
Он не мог ни спать, ни есть, все время думая о том, каким глуп-цом может быть офицер арийской нации и каким достоинством и честью обладает маленькая, бессильная русская пленница.
Спустя три дня, был отдан приказ расстрелять всех пленных. Немецкие войска, отступая, уходили в глубь Германии и избав-лялись от любого балласта, который может мешать двигаться.
Взвод собрали во дворе дома, где они жили. Восьмерым приказали взять оружие, остальные просто стояли в стороне. Многие даже не знали, для чего их собрали. Все стало ясно, ко-гда к стене поставили Оленьку. Немец, рангом старше по званию скомандовал: расстрелять,- и лейтенант построил солдат для казни.

Она не смотрела на них, чтобы не вызывать к себе жалости, чтобы и их не казнили вместе с ней. Оля подняла глаза к небу и молча, произнесла свою последнюю молитву: »Господи, прости их, прости их всех, они хорошие, это просто война. Прими мою душу в свои руки. Аминь».
Лейтенант старался держаться изо всех сил. Он поднял руку, чтобы отдать приказ и посмотрел ей в лицо… Рука сама опусти-лась без команды «огонь».
«Она не немка»,- говорил ему разум,- «любимая»,- противилось сердце. Он взглянул на нее еще раз, чтобы запомнить ее навсе-гда и… снова не смог отдать приказ. Капитан налетел на него с криком и угрозами разжаловать и отдать под трибунал, но он, как контуженый отошел в сторону.
Капитан поднял руку, приказав приготовиться к стрельбе, и вдруг, тот же молоденький солдатик, лет 17-ти, опустил винтовку и, бросив ее на землю, подошел и стал перед Олей, закрыв ее от пуль. Затем великан, который стоял, отвернувшись к другой сте-не, повернулся, подошел и встал рядом с юношей, положив ла-донь на плечо юноши. Он закрыл глаза, в ожидании выстрелов, но вместо залпов послышался грохот падающего оружия. Весь взвод, как один человек, стоял рядом с Оленькой, так, что ее да-же не было видно за плечами солдат. И только один остался на месте. Он не знал всего, что произошло за последние месяцы, так как был в госпитале после тяжелого ранения.
Тогда взбесившийся капитан приказал принести автомат. Он вложил его в руки рядового и приказал: » Стреляй! Стреляй, или встанешь рядом с ними. Убей этих изменников, стреляй!»
Но солдат и не собирался готовиться к стрельбе. Он смотрел то на автомат, то на пацанов, с которыми прошел пол войны…
-Мою сестру изнасиловали и убили, прямо во дворе нашего до-ма.- Не громко произнес он.
-Вот именно, отомсти за нее,- эта русская тварь подвела под пулю целый взвод!
-То были звери, а я - человек,- сказал солдат и бросил автомат на землю.
-Что?!- бесновался капитан, как вдруг подошел старший по зва-нию, наблюдавший за всем происходящим, и приказал:
-Отставить. Дайте ей еды и пусть идет.
Солдатики ликовали: кто плакал, кто обнимался.
-Ты будешь жить!- сказал ей молоденький воин, похлопав по плечу.- Жить, слышишь!
Оля прислонилась к стене и медленно сползла вниз к холод-ной земле, в которую еще минуту назад могла попасть. Она си-дела и плакала, благодаря Бога за неожиданное и чудесное спа-сение. Кто как мог солдаты утешали ее, кто словом, кто похлопы-вая по плечу, воздавая добром за утешения, полученные ими ко-гда-то от маленького ангела с белокурыми волосами.
Лейтенант стоял и смотрел на нее. Ноги будто залитые свин-цом не хотели подойти к ней. Он даже не мог утешить ее, не мог найти хоть одно слово доброты и заботы. Он просто смотрел, как другие делали то, что всем естеством хотел сделать он.

Ей собрали полный вещмешок еды и спехом отпустили: »Лишь бы не убили»- думал каждый из солдат, отпуская ее на-всегда.
Он видел – она уходит. Он знал что, возможно, никогда больше не увидится с ней, но ничего не мог с собой поделать. Его упрямство и гордость вцепились его руками в деревянный забор, сквозь ворота которого она только что прошла, ноги не слушались и били дерево так, что оно рассыпалось от ударов ли-тых сапог. Стиснув зубы, он вопил, его сердце разрывалось меж-ду его гордой арийской кровью и той единственной, к которой оно прилепилось как никогда ни к кому другому раньше.
«Господи,- вопил он внутри себя,- Господи, если ты действи-тельно существуешь, сделай что - ни будь со мной, забери эту любовь или эту арийскую мерзость. Сделай что - ни будь! Я люб-лю ее! Люблю!- кричал он в глубине своей души, но слышны бы-ли только стоны».
Долгое время в нем шла война. Война на смерть: или любовь или ненависть. Но главное, что ему удалось понять с первой ми-нуты их разлуки - это то, что если уйдет любовь, то он вознена-видит себя, он станет мертвым трупом, будучи живым.
И вот настал тот момент, когда война была проиграна: война наций и война разума и сердца. Он твердо решил найти ее во что бы то ни стало: »Будь что будет - без нее мне не жить». Он стал искать, он заглядывал в лица любых прохожих женщин, хоть не-много похожих на Оленьку. Куда бы он ни шел, куда бы его ни послали, он искал и вглядывался даже в лица нищенок. Каждый раз, когда ошибался, он просил: » Господи, помоги мне, я знаю, что ты о ней заботишься. Дай мне ее найти, даже если она от-толкнет меня, позволь мне ей помочь. Я знаю, Ты меня слы-шишь».

Оля бродила улицами уставшая, ослабевшая от голода, ища хоть какую - ни будь работу. Боясь, что ее, русскую, не примут, она молчала или отвечала коротко и на немецком языке, чтобы не слышен был акцент.
Тот день был четвертым днем, прожитым ею, без какой либо пищи. Оля шла по улице немецкого городка, еле передвигая ноги от ослабления. Окончательно потеряв силы, она упала на землю. Старый немец, вышел на улицу, чтобы закрыть свой магазин, увидел ее на тротуаре и хотел, было скорей уйти, но услышал стоны и шевелящиеся губы дали ему понять, что девушка жива.
Он втащил ее в дом и напоил водой. Мало помалу придя в се-бя, Оля услышала вопрос:
-Кто ты?
Она не знала, как отвечать и опустила глаза, покачиваясь от голода.
Старики накормили ее и дали ей ночлег. На утро, еще до рас-света, Оля убралась на кухне и принялась мыть пол. Привыкшая работать на целый взвод, она не могла долго спать. Все получа-лось у нее несколько медленно, так как она была еще слабой, но аккуратно и мило.
Старики были приятно удивлены идеальному порядку, кото-рый навела Оленька в их жилище. Видя великое трудолюбие де-вушки, даже ворчливая хозяйка дома похвалила ее, а хозяин предложил ей работу в магазинчике и сказал, что не будет про-тив, если изредка, Оля будет убираться и у них дома.
Оленька заплакала от радости. Старушка обняла ее, сказав, что Бог никогда не оставляет одиноких без поддержки. Девушка задумалась: где ее мама и брат? Жив ли отец? Она ничего не знала о них вот уже скоро целый год. Помнят ли они Оленьку или уже похоронили?

В один из летних вечеров, Оля подметала тротуар у мага-зина, в котором работала. Мимо проезжали грузовики и броне-транспортеры, усаженные солдатами без погон и оружия. Она не поднимала голову, пытаясь не привлекать к себе внимание, и вдруг…
-Оля!- раздался громкий крик сквозь рев моторов. Она подняла голову и посмотрела на колонну проезжающих машин.
-Оля!- Я вернусь,- кричал кто-то из грузовика, махая ей рукой,- Оля!- послышалось в последний раз.
Старик наблюдал за происходящим из окна своего дома, дверь которого была рядом с дверью в магазин.
Вечером, когда они сели ужинать, хозяин был угрюмым и молчаливым. Оля подала на стол и хотела идти на кухню, но… он позвал ее по имени. Она остановилась…
-Иди сюда,- сказал он командным голосом. Старушка с ужасом смотрела на девушку.
-Ты русская? – спросила она дрожащим голосом.
-Да,- ответила Оля, впервые за все время пребывания у них, ответила голосом, не жестом и не действием.
Старушка зарыдала, оставив вилку и закрывшись платком.
-Сядь,- скомандовал старик таким же ледяным тоном. - Двое наших сыновей погибли на войне с русскими, и ты посмела прий-ти сюда и обмануть нас?!
Оля молчала.
-Отвечай! - крикнул он.
Ей хотелось плакать, но она старалась сдержать слезы.
-Что вам отвечать? То, что ваши солдаты украли меня из дома, привезли сюда. Я работала для них, обшивая и обстирывая весь взвод, будучи рабсилой, как назвал меня один из ваших офице-ров. Потом меня отпустили, и я работала, где придется. Я не об-манывала вас: четире дня я не ела, когда вы нашли меня на ули-це. Я просто умерла бы под вашей дверью, если бы Бог не сми-ловался надо мной. Нет моей вины в том, что я здесь, в Герма-нии, а не дома. Нет моей вины в том, что была эта война, ведь я не солдат и никого не убивала.Если бы Ваш сын был на моем месте, как бы Вы сказали поступить с ним людям, встретившим его?
Она встала, чтобы уйти, взяла свой мешок…
-Тебя никто не отпускал!- старик схватил ее за локоть и затол-кал в чулан. Оля не сопротивлялась. Он запер дверь, положив ключи себе в карман.
«Что ж, снова я не человек,- опечалилась девушка,- Господь, делай со мной, что Тебе угодно, но прошу тебя, не наказывай их ни за что, - они были добры ко мне. Им просто очень больно. Я не знаю, что он задумал,- Ты знаешь, прости его и меня. Пусть будет твоя воля, Отец».

Оля смиренно ждала своей участи, сидя в чулане, как зверек в клетке, получая свою порцию еды в железной миске, постав-ленной на пол.
-Пусть вернется тот, который кричал, пусть сами с ней разби-раются.- говорил старик своей жене,- военным виднее.

Время шло. Почти неделю Оля сидела в душном и тесном чу-лане без света, без общения, без дела. Она по нескольку раз на день переставляла вещи на полках, стирая пыль, пытаясь хоть чем-то себя занять.
Послышался звонок. Его девушка слышала, а разговор – нет.
-Здравствуйте, я ищу хозяина соседнего магазина,- произнес высокий мужчина в плаще.
-Это я, здравствуйте. Хотите что-то купить?- услужливо спросил старик.
-Нет, спасибо, возможно в другой раз…Неделю назад у вас ра-ботала девушка, она подметала улицу. Где она?
-Мало ли кто на меня работает,- уже проворчал старик, - а за-чем вы ее ищете, вы ей кто?
-Я… Это долго рассказывать… Я очень виноват перед ней. Мы украли ее из дома, понимаете, война. Но… конечно, это меня не оправдывает. Скажите, где она?
-Вы военный?
-Да, я лейтенант бывшей армии Фюрера.
-Так ваша девушка русская?
-Да. Но почему вы расспрашиваете? Что с ней?
-А что нужно делать с врагами арийского народа?
-Война закончилась, нет больше врагов арийского народа, есть просто люди.
-Что ты будешь делать с ней,- спрашивал старый немец, при-щурив глаз, не желая сдаваться.
-Если она захочет, отправлю ее домой. Сейчас вывозят русских обратно…
-А если нет?
-Это мое дело. Я приказываю вам сказать, где русская!
-Жаль, жаль, что у меня нет пистолета, я бы вас - одной пу-лей…- жалел старик, открывая дверь чулана.
Увидев дневной свет, Оля прищурилась.
-Боже мой, сколько она здесь просидела? Как вы можете, это же не животное!
Ее волосы были аккуратно расчесаны старой вилкой, най-денной в чулане, которую, выйдя из заточения, она положила на стол. Пришелец еще что-то хотел говорить против стариков, но Оля успокоила его:
-Не надо, они тоже многое пережили… Господь наш судья.
Наконец ее глаза привыкли к солнечному свету, и она смогла разглядеть, кто пришел за ней и спас от продолжительного за-ключения.
-Вы?!- удивилась девушка, видя перед собой лейтенанта, ко-торый совершенно по-новому необычно выглядел в гражданской одежде.
-Я. Прости меня, Оленька. Я везде искал тебя…
-Давайте уйдем отсюда.- Они вышли на улицу, а вслед полетел Олин пустой вещмешок. Она хотела поднять его, но он не по-зволил ей.
-У тебя будет новая жизнь. Другая, слышишь!- не стесняясь ни стариков, глазеющих в окно, ни прохожих, ни проезжающих, он встал перед ней на колени,- Оленька, если ты согласишься быть моей женой, моей законной женой - даю слово, что никогда не обижу тебя. Я довольно боли причинил тебе.… Прости меня Оленька, я не достоин тебя…
-А если я не соглашусь?- ее сердце трепетало: » изменись, не будь таким как раньше, миленький, пожалуйста»- умоляло серд-це.
Он опустил голову и, глубоко вздохнув, ответил:
-Ты свободный человек. Я помогу тебе в любом случае, но не…
-Я согласна.
-Ты!... – Он схватил ее на руки и закружил, легкую, как пушинка, свою любимую.
-Если бы ты знал, как давно я люблю тебя…- прошептала она ему на ухо.
Он поставил ее на землю и крепко-крепко прижал к себе: »Гос-поди, спасибо Тебе, спасибо Тебе!»- слезы стекали с его лица на ее шелковистые волосы. Ощущая неимоверную радость полноту и счастье, ощущая благодать до глубины потаенных уголков сво-ей души, он готов был всю жизнь простоять вот так, обняв свою любимую, долгожданную, желанную.

Вскоре они узнали, что к старикам вернулся один из сыновей: он был в плену, и какая-то русская женщина приносила им ржа-ные лепешки, говоря, что ее сын тоже воюет и, что может быть и ему кто кусок хлеба подаст. А старушка нашла Оленьку и проси-ла прощения за то, как они поступили с ней.

Свекровь - мать Олиного мужа не принимала ее, как невестку, пока не убедилась в преданности и трудолюбии избранницы сво-его сына: «она аккуратная, как немка,- заметила свекровь,- только щедрости поубавить надо,- что ж, я приму тебя в семью, но с условием, что имя первому внуку выберу я.»
Оля написала письмо домой, но так и не отправила его, узнав о репрессиях в России и для тех, кто был в плену. Чтобы не под-вергать опасности близких, она сама изолировала себя от роди-ны.

Никогда не забывай, что всевидящее око Всевышнего всегда наблюдает за тобой - будь ты в чулане или на троне. Никогда не забывай, что всесильная рука Всемогущего в любой момент мо-жет унизить тебя или возвысить. Всегда помни о той любви, ко-торую проявил к тебе Бог, чтобы любить других и не пускать в свое сердце обиду и злость.

Оленька.Проза

Оленька.
Проза