На сборы ушло больше трех недель. Патриарху было нелегко тронуться с насиженного места и, чтобы хоть как-то компенсировать разлуку с Ханааном, он хотел взять с собой весь свой многочисленный скарб: громоздкие палатки, широкие ковры, постели, нескончаемую утварь... Никакие колесницы не могли вместить всего! Каждый раз, после очередного провала в сборах, приходилось все заново пересматривать и откладывать вещи наименьшей ценности. Руководил процессом, как всегда, он сам. Иакову было больно. Очень больно. Он знал по собственному опыту, что значит не иметь ничего и жить на чьем-то иждивении. Он нажил это имущество тяжелым, почти рабским трудом, и теперь?
Его воскресший Иосиф звал его к себе, призывая оставить все без сожаления, обещая дать лучшее из всей египетской земли и заботиться о нем до конца дней. Иаков и верил, и не верил. Если бы Иосиф сам приехал за ним, то насколько ему было бы легче!
Прошло более двадцати лет... Далекий Египет. Повзрослевший и, конечно, сильно изменившийся Иосиф, окруженный чужими ему, Иакову, людьми, вовлеченный в чуждые ему дела. Сыновья любовь не умерла, но все же... Он уже не первый год в правителях, но ни разу не захотел приехать... Привык. Сыновья любовь не умерла, но все же... Пощупать бы это уже сейчас, дотянуться через пустыню, разделяющую их, увидеть хоть одним глазком! Насколько ему тогда было бы легче!
В Египте, по словам Иосифа, пересказанным ему остальными сыновьями, он проживет, вернее доживет свою жизнь безбедно. Египет полон хлеба, и всего, чего пожелает душа. И все же... что же так мучает и гнетет его? Почему он упорно хочет увезти с собой каждую тряпку, каждую плошку, не желая расставаться с ними, как если бы они были живыми существами? Ведь он должен быть переполнен одной только радостью и лететь, словно птица, навстречу любимому сыну! Может, содеянное его подлыми сыновьями тревожит его так сильно? Да, конечно. С этим, еще одним кроваво-черным пятном в его семье, ему предстоит примириться в будущем... Но что-то еще... Что-то еще.
Да! Вот оно! Кажется, это оно. Он боится встречи с Иосифом. Вероятно, это так. В этом уже нет никаких сомнений. Не изменился ли его любимец настолько, что он не узнает его? Не произойдет ли так, что он должен будет обнять и прижать к своему сердцу чужого ему человека? Иосиф провел там больше половины жизни. А Египет, как известно, рассадник всякого порока и бесчестия. В юности его сын был так хрупок, так несмышлен, и порой так нетверд. Его характер и привычки сформировались там, в той среде, среди того общества! Иаков помнил его семнадцатилетним, а сейчас ему уже сорок. Подумать только! А его видения? Как тут быть? Египтяне – мастера на всевозможные чародейства. Какие только штуки они не вытворяют! Страна переполнена колдунами, ворожеями, гадателями! А в их богах, то есть идолах, легко запутаться! И через них они тоже чудеса творят. Может, наслали проклятье на всю землю, и все! А вдруг и он в этом замешан?
И как же среди всех этих мерзостей можно устоять, уцелеть и не совратиться?
Несколько дней назад Иаков пытался выведать у Вениамина его самые личные и глубокие впечатления от встречи с Иосифом. Вначале он намеревался по привычке обратиться к Иуде, но образовавшаяся между ними пропасть мешала ему это сделать. Его прощение пока было только на словах. Душа противилась примирению. И, кроме Вениамина, никого из сыновей он не мог видеть.
– Скажи, Вениамин, сыночек мой, каким тебе показался Иосиф? Расскажи мне о твоих самых глубоких впечатлениях от встречи с ним.
Розовощекий юноша полубезразлично пожал плечами и принял серьезный вид.
– Даже не придумаю, как сказать...
– А ты не придумывай. Ты скажи, как есть.
– Мне сложно... Ведь, как брата я его совсем не помню. Мне едва исполнилось шесть лет, когда он... его... Мои впечатления о нем остались очень смутными.
– Я прошу тебя поведать мне о твоих теперешних впечатлениях. Например, когда ты увидел его в первый раз, каким было твое самое сильное чувство? – Иаков взял Вениамина за руку.
– Страх.
– Не может быть! – Иаков отпрянул.
– А ты как думал! – в голосе Вениамина зазвучала обида, вызванная недоверием отца. – Симеона в тюрьму засадил на год. Меня потребовал. Да и братья нарассказывали про его жестокость и коварство. Я отнесся к нему с большим предубеждением.
– Помню, помню их рассказы.
– А ты как думал! Он для нас обед устроил, потчевал нас всякой всячиной, а потом кубок свой серебряный в мой мешок подсунул, и когда догнали нас на обратной дороге его лихии слуги, то обвинили меня в воровстве! Это тебе как?
– Я этого не знал! Зачем же Иосиф так поступил?
– Откуда я знаю! Мы уже подумали – смерть нам всем. Или рабство. Братья меня одного не бросили и такими покорными выглядели.
– А ты?
– А я – нет.
– Ну, а после всего он говорил с вами, Вениамин? Иуда пересказал мне его чудесные слова.
– Да, да, говорил. Я сначала ничего не понимал про продажу. Только потом до меня дошло. Очень искренним казался.
– Только казался?
– Ох, не пытай меня. Не знаю. Он, как никак, правитель Египта! То же, что фараон! А этот класс людей наверняка не так прост, как мы. Они как будто всегда чего-то недоговаривают.
– Твои братья на протяжении двадцати лет «чего-то недоговаривали». И какого же они класса?
– Ты их не простил, отец?
– Вроде простил.
– Прости их. Чего уж там...
– Ты думаешь, это так просто после того, что они совершили?
– ...
– Ты так мне ничего существенного про Иосифа и не рассказал.
– А нечего больше рассказывать. Он нас тут же отправил назад, за тобой. Братья его хоть помнят, а я... Ну, обнял он меня, поцеловал. Правитель! Долго плакал, можно сказать, рыдал. Мы все, кстати, тоже.
– Это я уже слышал.
– Тогда я не знаю, что еще сказать. А в чем дело? Переедем. Он поможет нам обжиться. Надо же, такая удача в такое время! Правитель Египта! Будем жить, забот не зная.
– Я только хотел узнать, остался ли он прежним...
– Вряд ли. Хотя я не помню, каким он был.
– Самым лучшим. А ты ни разу не назвал его Иосифом.
– Нет, что ты! Он – Цафнаф-пенеах, правитель Египта!
– Может, и я должен буду так его называть?
– Не думаю. Ты – его отец.
– А он – твой единственный брат, – Иаков посмотрел на Вениамина с сожалением. – Сын твоей матери. Понимаешь ли ты, что это значит, мой мальчик? Я помню, как Иосиф любил тебя, с какой нежностью относился. Не будь к нему равнодушным. Не будь черствым. На его долю выпало много испытаний... Не будь корыстным.
– Знаешь, отец, почему бы тебе все-таки не поговорить с Иудой, да и с остальными? Я – что?
– Да... Сейчас я вижу, какие вы с Иосифом разные. Во всяком случае, каким я его помню...
Когда все было готово к отъезду: сняты и уложены шатры, погружена остальная поклажа и все женщины и дети сидели в колесницах, Иаков до сих пор пребывал в плену нерешительности. Принадлежащие ему участки земли он не продал, а оставил на попечение верным людям, искренне надеясь когда-нибудь снова увидеть Ханаан. И уже сейчас эта непроданная земля тянула его назад. Он стоял посреди почти пустого поля, где в течение многих лет протекала его жизнь, и не сводил с него глаз.
– Обетованная земля... – прошептал он. – Обетованная земля! – повторил он более внятно. – Ведь это она была обещана Аврааму, а вовсе не Египет! Что же я делаю? – он, кряхтя, нагнулся, отковырнул кусок земли и, поднеся его к губам, поцеловал. – Нет, неправильно я поступаю, – произнес он, перетирая пальцами темные комочки. – Бог наверняка и здесь нам поможет, прокормит... Надо на Него уповать!
– А эти два года что же? – спрыгивая с колесницы, крикнул Иуда, теряя терпение. В первую очередь Израиль игнорировал именно его, хотя его вина была ничуть не больше, чем у остальных. Его неформальное, а затем формальное лидерство стало причиной такого отношения. – Мне помнится, что именно ты отправил нас в Египет. И в первый, и во второй раз.
Иаков заохал:
– Да что же это творится такое! Ох, действительно! И все же это – обетованная земля!
– А Иосиф? Ты про него забыл? Он ждет тебя в Египте!
– Разве он не сможет навещать меня здесь? Разве для правителя это так сложно? Разве он не сможет помогать нам тут?
– Он велел нам привезти тебя к нему немедленно. Это его слово. А ты, отец, все рассуждаешь!
Израиль ничего не ответил. «Господи, наставь меня на путь, как в молодые годы», – было его немой молитвой.
Пока он так стоял, Иуда и Вениамин, подошедши к нему с двух сторон, подхватили его под руки и отвели к колеснице. Иаков, выбившийся из сил, кротко повиновался. Сев на сиденье, он устало закрыл глаза и впал в забытье.
Через два дня они достигли Вирсавии. Вдохновленный этим местом, связанным с прошлым его предков, Израиль с помощью сыновей, вдруг отчего-то сделавшихся послушными, соорудил там жертвенник Господу и принес на нем жертву всесожжения. Долго и неподвижно стоя перед наскоро воздвигнутым алтарем, он пламенно благодарил Бога и одновременно вопрошал Его о том, что так мучало его.
Быстро надвигались неприветливые сумерки. Устройство на ночлег было крайне простым: все по-походному, под открытым небом. Для патриарха специально развернули его мягкую постель. Он привычно улегся на нее, а заботливая рука плотно укрыла его пледом. Но ему не спалось. Допоздна Израиль прислушивался к близким и дальним голосам, раздающимся в темноте, слушал тихие звуки гуслей. Когда последний отголосок смолк и ни одно движение больше не нарушало покой путешественников, он поднялся со своего ложа и принялся бродить между мирно спящими людьми. Вон они, его сыновья, их жены и дети, также слуги и рабы... Спят бок о бок беззаботным сном. Всех их вверил ему Господь. Каждого из них. Поэтому они так беззаботны. Им чудится, что они весь свой век будут пребывать под неусыпной охраной патриарха. А ведь он уже отходит. Ему уже сто тридцать. Сколько еще он протянет?
Размышляя так, Иаков ходил между спящими, заглядывая им в лица, поправляя их сползшие одеяла. Он подолгу останавливался возле каждого сына, смотрел на него и шептал молитвы, а потом целовал его в лоб.
Затем он тоже лег и уснул. И снилось ему как бы межзвездное пространство, и он парит в нем, как птица. Ему легко и свободно, и нет груза лет, ни бремени забот. Он почти не чувствует своего тела. И настолько реально все: ощущение простора, свободы... Вдруг появляется свет, который светит мягко, будто сквозь тонкий занавес. И звучит голос: «Иаков! Иаков! Он сказал: вот я. Бог сказал: Я Бог, Бог отца твоего; не бойся итти в Египет; ибо там произведу от тебя народ великий. Я пойду с тобою в Египет; Я и выведу тебя обратно. Иосиф своею рукою закроет глаза твои».*
После этого ему было показано видение, воскресившее событие, которое произошло с ним несколько лет назад: молодой купец в повязке под глаза, разворачивающий перед ним разноцветную тунику. Патриарх не в силах был оторваться от этих глаз... Как же он мог их тогда не узнать?
Всю ночь Израиль спал мирно и спокойно, а когда наутро проснулся, то первым делом достал свой драгоценный подарок и облачился в него.
Татьяна Осокина,
Буэнос-Айрес, Аргентина
Как велика любовь Господня!
Как высока и глубока!
Со всеми нами Он сегодня!
Простерта вновь Его рука! e-mail автора:tatosso@gmail.com
Прочитано 3240 раз. Голосов 2. Средняя оценка: 3
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
Ошибка. ч.1 - Оксана Тищенко - Осанна Осуждать - легко. Простить и изменить, спасти - трудно! " Спасай взятых на смерть" не к этому ли мы призваны? даже с "такими".
Поэзия : Судьба - лошадка . - Николай Зимин И чем дальше , тем хуже и злее .
И чем дальше , тем все холодней .
И чем дальше , дороже , роднее
Нам прошедшее жизни своей .
