– Имя правителя, так мудро управляющего страной, должно быть увековечено! Я настаиваю на этом. И, пожалуйста, не спорьте со мной... Вы этого заслуживаете!
Спорить с начальником главной корабельной верфи действительно было бесполезно.
Иосиф покачал головой.
– Сдаюсь, сдаюсь. Что с Вами поделаешь...
– Значит, увековечим?
– Увековечим, увековечим.
– Красиво вырежем что-нибудь вроде этого: «Я ,Цафнаф-пенеах, спас землю Египетскую от голода.» Каково?
– А где Вы собираетесь это вырезать? – говоря это, Иосиф проходил мимо трудящихся в поте лица плотников, готовящих к завершению очередное судно.
– Везде, где это покажется уместным. Что-нибудь да сохранится для потомков.
– Давайте! Только текст немного измените: «Иосиф собрал много зерна в изобильные годы для прокорма во время засухи». Что-нибудь в этом роде.
– Кто такой Иосиф?
– Я. Это мое имя.
– Да?... Хорошо, как Вам будет угодно.
Иосиф вел себя серьезно и деловито. Управление такой страной, как Египет, требовало немалой энергии, выносливости и самопожертвования. Не было времени, чтобы отвлекаться по пустякам. Особенно сейчас. Подходил к концу седьмой год изобилия. Однако везде и всюду было необходимо проявлять снисходительность к слабостям других. Но не к своим собственным.
Вот он уже дома. Сидит на низеньком белом диванчике в глубине гостиной, низко опустив голову. Со стороны может показаться, что он погружен в свои думы. Но это не так. Иосиф ни о чем не думает. Усталость... Изнеможение... Истощение всех физических, умственных и духовных сил одолевает его.
Вернувшись с осмотра корабельных верфей, он сразу же встретился с министрами по внешней и военной политике, рассмотрел ряд документов и побывал на аудиенции у фараона. То одно, то другое. И так каждый день. Его рабочий ритм насыщен до предела, и он мало отдыхает. Его отрада, семья, тоже не дает ему необходимого расслабления. Он хотел бы уединиться для общения с Богом, как это всегда делал раньше... Но, возвращаясь домой ежедневно далеко за полночь, он валится с ног от усталости. А раннее утро неизменно встречает его новыми срочными делами. Лишь урывками, между всем и всеми, он возносит краткие молитвы к Всевышнему, поднимая глаза к небу... Ко всему прочему, что-то гнетет его. И с каждым днем все сильнее... Кончается последний год изобилия.
Неслышно подходит Асенефа. Она садится рядом с мужем и кладет подбородок ему на плечо. Он продолжает отрешенно смотреть в одну точку.
– Манассия и Ефрем очень соскучились по тебе и хотят тебя видеть, – тихо произносит она.
– Да, конечно... – отвечает он, потупившись.
– Ты выглядишь очень усталым последнее время. Тебя гложет какая-то серьезная проблема?
– Ты сама только что дала ей название: усталость. Обычное переутомление.
– Иосиф, ты не умеешь лгать, – говорит Асенефа, гладя мужа по руке.
– Неужели до сих пор не научился? – спрашивает он. Но непонятно, задает ли он вопрос жене или самому себе. – Среди лицемерия, фиглярства, порочности и коррупции, с которыми мне приходится сталкиваться каждодневно, начиная от фараона и кончая самым последним конюхом, неужели я до сих пор не научился хоть немного приспосабливаться? Это трагично.
– Ты сам не веришь в то, что говоришь. И ты знаешь, что твоя несгибаемость и неподкупность дороже золота.
– Я боюсь, Асенефа. Наверное, то, что так утомляет меня, это страх и неуверенность.
– Но чего ты боишься?
Иосиф какое-то время молчит, теребя в руках платок, но потом начинает говорить, и речь его льется почти неиссякаемым потоком:
– Ты забыла, что идет седьмой год изобилия? А сколько всего лет? Правильно, семь. Все мы так увлечены несметными щедротами, падающими дождем на наши головы, что начали сбиваться со счета. Иногда намеренно, иногда – нет. Мы забыли, что это – временно. Нам кажется, что семь лет будут тянуться намного дольше своего срока. Люди обезумели от жажды наживы. Скоплено множество зерна. Как песку морского*. Ему уже нет счета. Это и опасно. Теперь зерно растранжиривается направо и налево... И этим занимаются не только несознательные земледельцы, подкупающие сребролюбивых надзирателей, но даже сами надзиратели. Или просто воруют! В некоторых хранилищах обнаружены подкопы. Пришлось выставить военную охрану. А недавно один человек стал спорить со мной и доказывать мне, что сейчас идет только пятый год. И кто, ты думаешь, это был? Министр внешней торговли! Он тешит себя иллюзией, а сам тем временем... Короче говоря, это первый коррупционер, и многое совершается с его ведома... Люди не готовы встретить засуху. Возможно, безумия станет намного больше, когда она придет. Я сам спрашиваю себя: готов ли я? Знаешь, на фоне всего этого меня стали посещать всякого рода сомнения. Прямо голова идет кругом. Мне стало казаться, что годы засухи никогда не наступят. Но это вовсе не следствие привычки ко всяким благам. Хотя, сказать по правде, я тоже успел привыкнуть. Но это и не слепой страх перед грядущим испытанием. Дело намного серьезнее. Мне кажется, что я ошибся.
– В чем, Иосиф?
– В предсказании... годов изобилия и засухи. А вдруг восьмой год будет таким же продуктивным, как семь предыдущих? И Нил будет обильно разливаться, и колоски зеленеть? Что тогда?
– Это невозможно.
– Ты настолько в этом уверена?
– Я верю, что через тебя говорил Бог, чтобы спасти нас. И ты верь. По другому нельзя, Иосиф.
– Какая у тебя вера! А ведь ты даже не присутствовала тогда, когда все это было сказано! Хорошо. А если восьмой год будет, как обычный рядовой год, каких было много до годов изобилия? Как тогда? – Иосиф поднимает взгляд и смотрит на жену в упор. Она замечает на его лице болезненную бледность, а также четко обозначившиеся морщинки на лбу и между вздернутыми бровями.
– Вот то, что по-настоящему мучает тебя, – терпеливо отвечает она. – Подожди, любимый. Осталось ждать совсем немного. Скоро ты сам увидишь, как все, сказанное через тебя, исполнится в точности. Иначе быть не может. Потерпи. Ты увидишь.
– Хорошо. Я постараюсь...
– А также постарайся в ближайшее время поговорить с твоим Богом и спросить у Него обо всем, что тебя так мучает.
– Да, да... Постараюсь. Сегодня же. Несмотря ни на что. Спасибо, дорогая моя.
Дом Иосифа оглашался радостными детскими криками. По внутреннему дворику метались два маленьких пухлых комочка.
– Папа, папа! Мы здесь!
– Манассия! Ефрем! Как вы так смогли спрятаться, что я вас не нашел? – якобы запыхавшись, воскликнул Иосиф.
– Вот какие мы!
– Молодцы!
Иосиф поднял на руки своего младшего сына, Ефрема.
– Как ты вырос, мой малыш! Прямо гигант какой-то! Чем тебя мама кормит?
Вместо ответа Ефрем обхватил ручонками отцовскую шею и спрятал лицо у него на груди.
– Папа, и меня! И меня на руки!
– Манассия, сынок, ты же уже совсем взрослый! Тебе уже скоро пять лет!
Манассия захныкал.
– Ладно, ладно, не канючь! – продолжал Иосиф. – Иди сюда.
Он подошел к аккуратной лавочке и сел на нее. Потом посадил на одно колено Ефрема, а на другое залез Манассия. Иосиф обхватил сыновей обеими руками и прижал к себе.
– Родные мои...
Внутренний дворик был недавно вымыт, и источал смешанный дурманящий запах влажных листьев и политой земли в кадках. Иосифу было приятно видеть его свежий и опрятный вид, сознавать, что у него есть собственная семья, уютный очаг, служащий ему убежищем от жизненных бурь. Неважно, что этот очаг находится на чужбине. Она уже давно стала его вторым домом. Он плотнее прижал сыновей к груди.
Вошел слуга.
– Господин, Вас срочно вызывает фараон.
Иосиф недовольно посмотрел на него поверх двух курчавых головок.
– Имею я право хотя бы раз в месяц побыть со своими сыновьями?
Слуга молчал, не зная, что отвечать.
– Прости меня, Мишманна. Я не должен был этого произносить. Ты, конечно, ни в чем не виноват, – сказал Иосиф удрученно. Затем хлопнул ладонями по маленьким спинкам: – А ну-ка, детки! Бегите, узнайте, приготовил ли для вас повар какое-нибудь лакомство.
– Цафнаф-пенеах! Началось! – стоя в проеме двери, крикнул фараон идущему к нему по коридору Иосифу.
– Что Вы говорите, повелитель? Неужели? –встрепенулся Иосиф, подходя.
– Входи, драгоценный... Да!!! Только... Народ какой-то несознательный пошел. Прислали тут уполномоченных с жалобой... – фараон, садясь, промокнул платком вспотевший лоб.
– На что?
– На то, что вода в Ниле не поднимается, хотя уже сезон, начало лета... Поля засеяны... Не понимаю! Им же ясно было сказано: семь лет. Зерно запасено. Чего еще надо?
– Я это предполагал, – заметил Иосиф, неосознанно начав потирать виски. – Они привыкли к изобилию. Теперь же они должны будут привыкнуть к тому, что Нил с каждым годом будет все более оскудевать. За обильным изобилием идет «обильная» скудость. И только через семь лет все нормализуется. Была пора собирать и радоваться, а теперь – употреблять и размышлять.
– О чем, Цафнаф-пенеах?
– Обо всем.
– Эх... Прощай, дворцовые увеселения! Танцы и песнопения... Мои очаровательные малышки-проказницы... Другие времена начинаются... Так ведь?
Иосиф с безразличным видом пожал плечами.
– Это как Вам будет угодно.
– Знаю, что ты всегда был равнодушен к празднествам такого рода. Но скажи честно: разве плохо у нас тут все это организовано? По-моему – высший сорт!
– Вне всякого сомнения. Из каких областей пришли эти уполномоченные?
– С побережья Нила, выше города Ноф.
– Конечно! Там, где было больше всего краж и подкупов. Ненасытные! Кстати, они наверное, пришли с каким-то конкретным предложением? – усмехнулся Иосиф.
– Да. Они предлагают воздать активные молитвы Сету, а также особо богу Гапи, покровителю Нила, Исис, сестре и жене Осириса, покровительнице агрокультуры и, на всякий случай, всем остальным богам.
– Хорошо, если им больше делать нечего, то пусть идут и молятся. А нам необходимо проявить предельную бдительность, мой фараон, – говоря это, Иосиф подошел сбоку вплотную к сидящему фараону и, опершись одной рукой о спинку кресла, склонился над ним. – Этот, как Вы сказали, несознательный народ, – продолжал Иосиф приглушенным голосом в самое ухо фараона, – вскоре захочет самовольно завладеть собранным зерном, мой фараон. Мы должны быть к этому готовы. Бдительность должна стать нашим девизом. Нужно принять для этого все меры. Неожиданности необходимо полностью исключить.
– Что же делать, отец мой? – с очевидной долей боязни и неуверенности промолвил Беон.
– Во-первых, увеличить охрану. Пока вдвое. Во-вторых, предусмотреть все меры на случай возможных пожаров. Необходимо распределить между охранниками большие полотняные холсты, чтобы они тушили ими огонь до того, как он успеет разгореться во всю мощь. Этого будет вполне достаточно при наличии должной сознательности. Холсты уже запасены в огромном количестве. Все эти годы под моим руководством их производили несколько специально созданных ткацких цехов. Так что холстов хватит и на местное население. И еще... – Иосиф сделал паузу. – Надеюсь, фараон согласится со мной. Дело касается... воды. Нил уже перестал разливаться. Дальше он совсем обмелеет. Многие родники тоже пересохнут. Будет необходима жесткая экономия.
– Ну, как же можно ее сэкономить , драгоценный мой? – Беон удивленно поднял брови. – Вот я, к примеру. Моюсь. Как же без мытья? Это же насущно! Что ж, теперь прикажешь грязными нам всем ходить?
– А бассейны?
– Бассейны?... Я об этом не подумал. Действительно... – Беон потупился.
– Вот именно, – неумолимо произнес Иосиф. – Нужен указ, строго запрещающий использование бассейнов с сегодняшнего дня и до окончания засухи. То есть на семь лет. Богачам придется отложить водные развлечения до лучших времен. А бедные тогда хоть напиться смогут. Указ должен быть подписан лично Вами, фараон. Для большего влияния.
– Уж и не знаю, кто в Египте более влиятелен... Но я к тебе нисколько не ревную, золото мое. Все сделаю, как скажешь. Возражений нет. Что ж поделаешь? Надо, значит, надо... – скорбно заключил Беон. – Ну, а дальше что? – немного оживленнее спросил он. – Что потом делать будем?
Иосиф слегка улыбнулся:
– Господь пошлет нам мудрость на дальнейшие действия, мой фараон. Беспокойство излишне.
Со времени всемирного потопа** прошло шестьсот лет, и за весь этот долгий период землетрясения и наводнения уносили жизни людей. Разделение земли и ледниковый период навсегда изменили лицо земли, принеся с собой множество страданий. И вот, когда уже начало казаться, что катаклизмы прекратились, еще одно бедствие стояло на пороге. То была семилетняя засуха. С трудом верилось, что все это происходило наяву.
Нил-кормилец равнодушно нес свои изумрудно-синие воды мимо жаждущих, замерших в немом ожидани, полей. На этот раз у него даже в мыслях не было напоить их. Единственным, чем он теперь интересовался, был он сам. Он гордо тек к великому морю, красуясь по пути сам собой. До обмеления ему было еще очень далеко... И почему бы тогда не воспользоваться случаем и не передохнуть от житейских забот? Так щедрый Нил, недолго думая, превратился в закоренелого эгоиста.
Таким образом все, что носило зеленый цвет, постепенно желтело, потом бурело, а затем засыхало. Тут и там вспыхивали пожары. Граница между плодородными землями и пустыней, четкость которой поражала воображение, медленно, но верно отодвигалась, оставляя позади себя лишь растрескавшиеся почвы, заносимые песком, и сухие, умирающие кустарники. Из деревьев выживали только самые сильные, те, что своими мощными корнями тянули влагу глубоко из-под земли. Но даже и на них вскоре не осталось ни одного листа.
Человечество стояло перед огромной проблемой, уже однажды потрясшей мир: проблемой выживания.
Хотя источники, текущие из-под земли, продолжали дарить свой живительный нектар, запасы пищи уменьшались день ото дня. Но, к счастью, это не относилось к Египту. Прекрасный, воспетый веками, благословенный Египет мог сильно не волноваться. Он имел одного из самых мудрейших и благочестивейших правителей, когда-либо правящих государством.
Однако другим землям, где уже давно не выпадало ни капли дождя и, которые, по незнанию, не скопили себе зерна, приходилось довольно туго. На них надвигался ужас неминуемого голода.
Татьяна Осокина,
Буэнос-Айрес, Аргентина
Как велика любовь Господня!
Как высока и глубока!
Со всеми нами Он сегодня!
Простерта вновь Его рука! e-mail автора:tatosso@gmail.com
Прочитано 3739 раз. Голосов 2. Средняя оценка: 3
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
