Та *церковь* (Часть 9. А ведь я — такой же…).

Следующая наша встреча с Николаем вновь произошла при неожиданных обстоятельствах. Я сидел на сиденье автобуса, следующего в Краевой центр, и смотрел в окно. Рядом скрипнуло сиденье; обернувшись, я чуть было не вскрикнул от радости,
— Николай! Привет! Ты как здесь?!
— Да вот, еду в край. Дела…
— Дела, Рома, дела…, — напомнил я песенку, прозвучавшую при нашей прошлой встрече.
Николай улыбнулся и, усевшись поудобнее, спросил,
— Тебе еще не наскучили мои истории с продолжением? — и, уловив мое одобрение, заговорил, — Впервые с этой женщиной я встретился давно….

Встреча с нищенкой…

Шел я как-то по улице, время было вечернее, вдруг слышу тихий голос,
— Помогите мне, пожалуйста!
Оглядываюсь и вижу — стоит рядом молодая женщина. Высокая, лица не разглядел — сумерки, но показалось миловидным. Уловив мое удивление, женщина говорит,
— Вы могли бы дать мне два рубля, пятьдесят копеек?
Мало ли какая нужда у человека? Я достал деньги, отсчитал необходимую сумму и подал ей,
— Вот, возьмите, пожалуйста.
— Спасибо, — поблагодарила она и пошла своей дорогой.
Позднее встреча повторилась. Женщина так же подошла ко мне на улице и задала тот же вопрос:
— Вы могли бы мне помочь?
В тот день мое настроение не очень располагало к благотворительности и я, не глядя, вынув из кармана какую-то мелочь, сунул ей в руку монетки. За спиной мне послышался недовольный возглас, типа того, что «маловато будет». Недоуменно хмыкнув, я пошел своей дорогой. Долгое время мы не встречались.

Служение в миссии закончилось. Кто-то ушел домой, кто-то оставался в зале и продолжал беседу. Разговор зашел о благотворительности.
— Я никак не могу разрешить для себя, казалось бы, простой вопрос, — Николай, выждав паузу, обратился скорее к Инне, нежели к кому-то из окружающих, — вы, наверное, встречали в городе нищенку? Такая не очень старая женщина, скорее даже молодая. Она подходит и спраши-вает, — Вы не могли бы мне помочь?
В зале послышалось оживление. Похоже, что нищенку знали. Мало того, в общине определенно было мнение на ее счет. И мнение твердое.
— Она должна работать, — тон Инны не предполагал возражений, — Иисус говорил, что кто не работает, тот не должен и есть.
Николаю стало немного не по себе. Он ожидал укора за жадность, с некоторым стыдом вспоминая, как не очень щедро однажды одарил нищенку. Но прозвучало нечто противоположное.
— Мы же работаем, — к разговору подключилась совсем молоденькая сестричка — Дина. Помогая себе выразительными жестами рук, она так же выразительно поддержала позицию Инны, — Я не обязана ее содержать.
Николай кивнул головой и на этом разговор завершился. Уже подходя к дому, Николай вспомнил, что уже читал в Библии примечательные слова о благотворительности. Сбросив пальто, он достал Библии и перелистал страницы. Ага, вот оно,
— Милосердый будет благословляем, потому что дает бедному от хлеба своего.
А как же тогда с обязанностью или необязанностью работать и содержать неработающего? Вопрос не только не прояснился, но, наоборот, покрылся густым туманом. И в этом тумане так уютно расположилась лохматенькая мыслишка,
— Так ведь, сказано еще, — если кто не хочет трудиться, тот и не ешь.
Что-то здесь не то, что-то не так. Не укладывается как-то…. Николай еще полистал Библию, но ясности это ему не прибавило. Хорошо, — Николай невесело покачал головой, — осмыслю позднее, — и, убрав Книгу на полку, занялся домашними делами.

Школа…

Прошло несколько лет. В миссии объявили о начале занятий в группе по изучению Библии. Преподавателем назначили Лину.
Николай с недюжинным азартом окунулся в разбор Писания. Когда он работал в ночную смену, то стремился поскорее закончить с выполнением обязательного задания и усаживался за стол с Библией. За ночь Николаю удавалось исписывать по половине школьной тетради. Он «ходил» по ссылкам, старался найти в знакомом тексте что-то новое, неизвестное ему до сих пор. Несколько неожиданно его увлек вопрос о необходимости ношения платка в церкви. Дело в том, что в миссии никто из сестер платок на служении не надевал. Вначале Николай не обращал на это внимания, — мало ли кому как нравится? Но оказалось, что вопрос имеет весьма серьезную доктринальную основу. Николай узнал, что в Православном храме никогда не бывает женщин с непокрытой головой. Здесь же, наоборот, лишь несколько пожилых замужних сестер надевали платки, да и то, скорее, чтобы скрыть седину, нежели ради выполнения требования женщинам покрывать голову.
Тем не менее, «студенты» энергично двигались по главам Первого послания к Коринфянам. Наконец, добрались до одиннадцатой главы. Едва начали читать, как уже на пятом стихе более чем явственно прозвучало требование Апостола к молящимся женам, суть — сестрам.
— И всякая жена, молящаяся или пророчествующая с открытою головою, постыжает свою голову, ибо [это] то же, как если бы она была обритая.
Казалось бы, по прочтению этой строчки вопрос должен быть снят. Но не тут то было. Сестры поднимались с места одна за другой и начинали что-то говорить. Произнеся несколько фраз, садились на место, очень довольные собой. Николай никак не мог вникнуть в суть произносимых слов. Что они говорят? О чем можно рассуждать, когда более чем ясно написано:
— Ибо если жена не хочет покрываться, то пусть и стрижется; а если жене стыдно быть остриженной или обритой, пусть покрывается.
Вновь следует залп «выступлений с места». Вновь недоумение. Вновь вопрос — требование:
— Рассудите сами, прилично ли жене молиться Богу с непокрытою [головою]?
И тут последовал столь неожиданный пируэт, что Николай лишь долгое время спустя смог оценить его «изящество». Лина, победно возвысив голос, читает, — А если бы кто захотел спорить, то мы не имеем такого обычая, ни церкви Божии. И на этом заканчивает обсуждение.
Только через три года Николай понял, в чем заключалось «логическое» построение Лины. Явно и ясно выраженное отсутствие обычая СПОРИТЬ, она «виртуозно» причислила к обычаю надевать платок. Тот факт, что Павел на протяжении пятнадцати стихов терпеливо пояснял о необходимо-сти женщинам покрывать голову, она легко и непринужденно списала, заявив, что «мы не имеем такого обычая».

Иов.

- И вот разбирали книгу Иова. После того, как я восемь месяцев искал работу, после того чудесного проявления Божьей милости ко мне, я прочел эту книгу совершенно по-новому. Мне стала ясна суть фарисейства и буквоедства друзей Иова. Стало понятно, как мало значат слова, если за ними нет хотя бы маленького проявления участия действиями, делами. Знаешь, — Николай задвигал желваками и, выдержав небольшую паузу, повернулся ко мне, — Не будь со мной поддержки Христа, я, наверное, угодил бы в психушку. Когда утром в воскресенье ты слышишь проповедь о любви, а вечером в среду тебе говорят, — Ты лишний за столом, тебя не приглашали…. И, при всем при том, ты не имеешь на этот день и куска хлеба…, на тебя подают в суд иск о выселении из общежития. А за окнами зима….
Было видно, что слова даются Николаю с трудом. Рана в душе еще не затянулась и саднит, и кровоточит. Он обернулся к окну, словно высматривая в пробегающем ландшафте что-то важное для разговора, и продолжал уже спокойнее,
— Мне тогда пришла в голову мысль, которая на первый взгляд может показаться грубой, или даже кощунственной, но лишь на первый взгляд. Мне нет резона кого-то укорять в произошедшем. Какие есть, такие и есть. Не мне их исправлять. Так вот, — Николай, обернулся ко мне,
— Какая разница между проституткой, шлюхой и любимой женщиной?
Усмехнувшись моему недоумению, он проговорил уже мягче,
— Это не упрек, это некоторые наблюдения. Так вот. Проститутке платят деньги; шлюхе дарят подарки; а с любимой женщиной наслаждаются общением. К чему здесь это? Да, мне давали некоторые деньги; да, мне дарили некоторые подарки…; но никогда…, — Губы Николая задрожали, и он замолчал.
За окнами мелькали деревья, вдалеке показалась насыпь вновь строящейся магистрали. Облака, словно кудряшки маленьких ягнят, бежали по голубому полю небосклона. Автобус преодолел уже половину пути и пассажиры кто дремал, кто «эсэмэсился» по мобильнику, кто так же в полголоса вел неспешную беседу. Николай отвлекся от созерцания природы за окном и завершил начатое предложение,
— Никогда…; никто… не наслаждался со мной общением.
— Горе мне в моем сокрушении; мучительна рана моя, но я говорю [сам] [в себе]: "подлинно, это моя скорбь, и я буду нести ее.
Благодарно улыбнувшись, Николай чуть подвигался на сиденье, взглянул на часы и продолжал свой рассказ — исповедь.

Спор.

- Так вот, Лина повела занятия таким образом, что они просто-таки препарировали Иова, как лягушку. И я за него вступился. Ты представляешь? Мои аргументы, подкрепленные практическим опытом подобных (приблизительно, конечно) переживаний, были очень весомы. Ей это не понравилось. Потом у нас возникла дискуссия по стиху:
— Ты имеешь веру? имей ее сам в себе, пред Богом. Блажен, кто не осуждает себя в том, что избирает. А сомневающийся, если ест, осуждается, потому что не по вере; а все, что не по вере, грех.

— Ты хочешь сказать, что можешь делать все, что тебе заблагорассудится? И не осуждать себя при этом? — губы Лины начали слегка подрагивать.
— Зачем же ты так? — Николай старался сдержать охватившее его волнение, — Я говорю лишь о том, что мы должны доверять друг – другу. Если мы называем себя христианами; ведь мы одна семья. И мы, просыпаясь утром, молимся и просим Христа оградить нас от необдуманных поступков. Принимая те или иные решения, мы руководствуемся установлениями Библии, мы учимся поступать по Слову. И даже если мы и ошиблись, то нам нет причины терзать себя или того, кто ошибся у нас на глазах. Наши ошибки Господь всегда сумеет обратить нам во благо. Если мы спотыкаемся, То Господь показывает нам, где поступили неверно. И нам следует прибегать к покаянию, а не к самоистязанию. Вот о чем говорит Апостол. А если мы будем шарахаться при каждом нашем шаге, — а по Слову я поступил или не по Слову…; где же здесь благодать? Так и до нервного срыва недалеко.

Этот стих был серьезным аргументом в пользу того, что я говорил... Она пообещала молиться, чтобы Бог подсказал ей истину, а на следующий день она удалила меня с занятий. Исключила из школы. По мотиву — неуважительное отношение к окружающим.
Я попытался обсудить ситуацию с Инной, но без успеха. Что-то едва ощутимое, незримо встало между нами. Едва уловимое отчуждение зыбкое, словно туманное утреннее марево, повисло между нами невесомым занавесом.
Следующее занятие было последним. Школа закрылась. После летних каникул Лина больше не вела занятия.

А ведь я такой же…

Мягким осенним вечером Николай бодро шагал по тротуару.
— Вы могли бы мне помочь?
Голос нищенки прервал его размеренные размышления. Она стояла, опустив руки, отягощенные двумя сумками, и смотрела на него выжидающе. Николай хотел уже пройти мимо, как, вдруг, неописуемый стыд охватил все его естество.
— А ведь я такой же! — Николай остановился, не смея поднять голову, чтобы взглянуть на нищенку, — Ведь я такой же! Чем я лучше тех, кто вырвал у меня из рук кусок хлеба? Вот стоит человек, которому совершенно некому помочь. У меня-то есть работа, есть дом, есть родные, есть мои дети…. А что есть у нее?
Николай сунул руку в карман. Достал оттуда все, что там лежало и, протянув нищенке, быстро пошел по тротуару.
— Господи, прости меня!! Прости меня, Иисус!

Автобус подкатил к вокзалу. Наше недолгое путешествие закончилось. Мы вышли на перрон, пожали друг другу руки и разошлись каждый по своим делам.
До встречи, Николай!

Прит.22:9; Иер.10:19; Римлянам 14:22-23; 2Фесс.3:10; 1Кор.(11:5,6; 11:13; 11:16).

Та церковь (Часть 9. А ведь я — такой же…).
Проза

Та церковь (Часть 9. А ведь я — такой же…).