Цена спокойной совести

- Рикардо! Рикардо-о! – донеслось с улицы сквозь приоткрытое окно.
Рик приоткрыл тяжелые веки, прислушался. Затем, сонно промычав что-то себе под нос, отвернулся к прохладной стене и натянул на голову покрывало.
- Ри-кар-до!!! – не унимался голос.
Рик откинул покрывало и сел на кровати. С минуту просидел он в сонном раздумии, а затем накинул на плечи просторную рубаху и быстро подошел к окну.
- Ну, наконец-то! – воскликнул кто-то из-за деревьев, - сколько можно тут надрываться?!
- Что тебе нужно Мартино, в такой ранний час?
Толстоватый, приземистый юноша немного неуклюже вышел из тени деревьев и туповато уставился на взъерошенного, недовольного друга.
- Ты слышал, что приехал цирк?
- Когда?
- Сегодня ночью.
- Как я мог слышать, когда я спал?! – раздраженно буркнул Рикардо.
- Сегодня после обеда будет первое представление. Пойдешь?
- Какой цирк, Мартино! Ты в своем уме? Сегодня последняя исповедь года, потом причастие, надо подготовиться.
- Исповедь вечером, еще успеем помолиться, поразмышлять.… Не будь же ты лучше всех, пол города сегодня будет на представлении.
Рикардо немного замялся и, через секунду ответил:
- Ладно, посмотрим… Я еще подумаю. – он плотно затворил окно и скрылся в доме.

В этот день, за обедом отец долго молился и благодарил Христа за благословения этого года. Когда приступили к приему пищи, за окном послышался шум тяжелых телег и веселая музыка. Вся семья уже знала, что это заезжие циркачи возвещают о своем прибытии.
- В нашем маленьком городке не нужно делать так много шума, чтобы о тебе узнали все, – заметил отец и, удовлетворенно хмыкнув, отправил в рот очередной кусок говядины. – Утром сосед рассказал мне об этом цирке занятные вещи, будто бы шут этой труппы самый ужасный урод Италии. Стоит посетить представление только ради того, чтобы увидеть это диво.
- Не кажется ли тебе, отец, что такие представления могут испортить предпасхальные настроения? – вкрадчиво произнес Рикардо, не отрывая глаз от своей тарелки.
- Одно другому не мешает, - раздраженно рявкнул отец и добавил – А слишком впечатлительных мы оставим дома.
Рикардо сделал вид, что не услышал последних слов, погрузился в свои размышления, не обращая внимание, на дальнейший разговор за столом. «На самом деле – думал он – веселье ни когда не вредит человеку, а унылый дух сушит кости. Почему, когда нам хочется чего-то, мы всегда должны отказывать себе в удовольствии. Там, где нет греха, нет и осуждения. Поэтому отец прав, когда считает, что я слишком часто полагаюсь на свои чувства. Мне нужно быть более рассудительным, каким подобает быть мужчине в 17 лет».
В два часа пополудни, Рикардо веселый и счастливый уже приближался к дому своей любимой девушки. Густые заросли перед домом великодушно приняли его под свою защиту от жаркого солнца. Он подошел к двери и дернул за шнурок. За дверью мелодично пропел колокольчик. В окне мелькнуло дорогое личико Виолы, вскоре брякнул замок, и дверь гостеприимно отворилась. Виола пропустила Рика в прихожую, украдкой выглянула за двери и бесшумно затворила их.
- Только тише, - зашептала она на ухо юноше – бабушка спит. Ее оставили меня сторожить, чтобы я не пошла на представление. Я ей долго читала, чтобы усыпить. Она всегда засыпает, когда я ей читаю.
- Так ты не пойдешь на площадь? – с неожиданной для себя радостью спросил Рик,- я останусь с тобой, и мы прекрасно проведем время.
- Нет, что ты! – удивилась Виола и слегка отстранилась от него, чтобы лучше видеть его лицо в полумраке прихожей. - Ко мне приходил Мартино. Он сказал, что все пойдут, и ты тоже. Я подумала, что пока моих родителей нет дома, смогу незаметно отлучиться на пару часиков и посмотреть с тобой представление. Разве ты не хочешь пойти? - Она немного озабоченно посмотрела ему в глаза.
- Нет, все нормально. Я с удовольствием схожу. – Успокоил он ее, и, через несколько минут, они уже быстро шагали по направлению к площади, откуда доносились звуки музыки и гул собравшегося народа.
Площадь была уже забита людьми. Разношерстная толпа волновалась и шумела. Временами раздавалась ругань, а кое-где вспыхивали мелкие потасовки, когда кто-то особенно дерзкий пытался пробиться в первые ряды. Среди площади возвышался грубо сколоченный амфитеатр. Вход туда был строго за деньги, и несколько могучих мужиков оттесняли толпящуюся у входа нищету. Молодая пара обошла площадь по периметру и оказалась у платного входа.
На трибунах было поспокойней. Солидные горожане, по большей части семьями, располагались на удобных местах. Несколько разодетых подростков, с чопорным видом, неумело подражая взрослым, делали серьезные лица и переговаривались между собой шепотом.
Свободные места еще заполнялись, и поэтому основная программа должна была начаться немного позже. Чтобы занять пришедшую публику, полураздетая женщина гарцевала по арене на прекрасной вороной лошади, исполняя всевозможные акробатические элементы.
Представление началось неожиданно появлением большой группы жонглеров. Оно сразу же захватило внимание публики. Один номер сменялся другим, поражая зрителей своей неповторимостью. Восхищенный Рикардо, даже забыл о своей девушке, и вместе с остальными зрителями восторженно вскрикивал и надрывался, приглашая на бис.
Время шло, и все уже порядком утомились от шума и эмоций. Внимание публики стало ослабевать, когда был объявлен последний номер, которого все с нетерпением ждали. На арену вышли двое ряженных в пестрые одежды, высоких и коренастых мужиков. Они некоторое время рыскали по арене, как будто в поисках чего-то, веселя неуклюжими движениями разгоряченный люд. Но так как их поиски видимо не дали ожидаемых результатов, то они в негодовании ринулись за ширму и выволокли из-за нее маленького человечка. Карлик плакал, кричал и сопротивлялся, пытаясь вырвать свои спутанные волосы из цепкий пальцев одного громилы. Изодранная в лохмотья, грязная одежда едва прикрывала его тщедушное тельце. Зрелище было настолько забавным, что вся публика пришла в неописуемый восторг, ряды наполнились свистом и улюлюканьем. Представление продолжалось, влекомый к центру арены человечек так отчаянно сопротивлялся, что другому верзиле пришлось подпинывать его сзади, отчего карлик казался зрителям живым мячиком. Один из ударов, видимо, оказался слишком сильным, потому что человечек вырвался, оставив добрый пук волос в руке у мучителя. Люди на трибунах от неожиданности загудели громче прежнего. Карлик стал носиться по арене, с удивительной ловкостью уворачиваясь от гигантских шутов. На его лице было столько ликования, сколько негодования было на лицах неуклюжих мужиков. Он проскакивал у них между ног, под руками, носился кругами, весело размахивая коротенькими кривыми ручками. Люди хохотали до упаду. Этот гнусный уродец с огромной головой и корявым маленьким телом выглядел так мерзко, и вместе с тем так забавно, что вся публика повставала со своих мест и, держась за животы, хохоча, с нетерпением ожидая развития событий. Между тем, громилы, вероятно, не на шутку рассердившись, стали вынимать из-за пазухи помидоры, шкурки от бананов и бросать в карлика. Но тот был настолько ловок, что ни один брошенный предмет не попал в него, и когда у них закончилось все, что можно было бросить, он громко рассмеялся и запрыгал, размахивая ручками. Разгоряченной публике, эта победа уродства над полноценностью показалась весьма оскорбительной, и со всех сторон в карлика полетели всевозможные объедки, шкурки, огрызки. Двое верзил тем временем предусмотрительно скрылись за ширму и закрыли за собою двери. Публика гремела и рокотала, в исступлении заходилась безумным хохотом, когда чей-то метко брошенный огрызок попадал в лицо маленькому человечку. Тот прикрывал голову ручками, невыносимо вопил, но улыбка с его лица не сходила. Последний фактор действовал на публику особенно сильно.
Кто-то сунул в руку Рикардо вареное яйцо. Увлеченный всеобщим настроением, он размашисто метнул его в презренную тварь. Раздосадованный своим промахом и подстрекаемый меткостью соседей, он стал оглядываться в поисках нового снаряда. В этот момент, кто-то протянул ему увесистый камень. Не долго думая он схватил его и тщательно прицелился. Камень описал в воздухе дугу, и, когда улыбающийся карла повернулся к Рикардо, ударил его прямо в лицо. Удар был так силен, что человечек упал навзничь. Вопль, свист и крики одобрения достигли апогея. Ревностные участники сцены озирались вокруг, ища взглядами того молодца, что так умело поразил цель. Разгоряченный Рик не понял, что произошло. Один из соседей одобрительно похлопал его по плечу и крикнул в самое ухо:
- Молодец! У тебя острый глаз, амиго.
Юноша посмотрел вокруг и увидел толпу, которая неистовствовала вокруг него. Он видел подростков, которые отчаянно бросали на арену песок и гальку, видел пожилых уже людей, которые широко и удовлетворенно улыбались, видел матерей с горящими глазами, которые держали на руках заплаканных и перепуганных детишек. Он взглянул на арену и вдруг увидел ЧЕЛОВЕКА. Человек был маленький, беспомощный и несчастный. Он пытался подняться на свои маленькие ножки, но у него недоставало на это сил. Человек, покачиваясь, сел на грязном писке и поднял свои глаза к небу. По его изуродованному глубокими шрамами лицу стекали слезы и кровь. Над правой бровью обильно кровоточила глубокая рана. Карлик посмотрел на окружающих людей и встретил взгляд Рикардо. В этот момент юноша узнал в нем не только несчастного человека, он увидел страдающую ДУШУ. Какой-то непонятный пламень возгорелся в его груди, когда он увидел этот утомленный, отмеченный печатью одиночества, взгляд. Несколько секунд человек просидел покачиваясь, и вдруг, встал, осиял всех присутствующих ослепительной улыбкой, и, сделав круг по арене, скрылся за ширмой. Представление окончилось, и публика стала расходиться.
Поздно вечером старый священник по обыкновению обходил храмовые помещения и гасил светильники. День сегодня выдался тяжелый. Так бывало всегда в канун Пасхи. До самой ночи грешники приходили к исповедальне, чтобы получить последнее в этом году отпущение грехов. Свой обход он всегда заканчивал центральным залом. Внутри было тихо и спокойно. Величественная обстановка вселяла в душу благоговейный трепет. Неожиданно внимание Священника привлек какой-то бесформенный предмет, что лежал на полу рядом с исповедальней. «Этот, наверное, последний на сегодня», - подумал он и бесшумно проскользнул в исповедальню.
- Облегчи душу свою, дитя мое! – обратился он к лежащему из-за бархатной занавески.
- Я страшный грешник, падре… - хриплый голос сорвался, и опустевший храм наполнился звуками рыданий.
Священник сделал небольшую паузу и продолжил:
- Печаль мирская производит смерть, сын мой. Принеси покаяние Господу, и Он даст успокоение душе твоей.
- Я согрешил не только против Господа, но и против одного человека… Он мне ни когда такого не простит…
- Ты уже разговаривал с ним?
- Нет, я не могу… Я не смогу взглянуть ему в глаза.
- Ты причинил ему боль?
- Не только… Святой отец, я унизил его перед людьми и смеялся над ним…
- Сын мой, это действительно страшный грех. Завтра Святое Причастие, у тебя еще есть время примириться с этим человеком. Помнишь, что говорит Святое Писание: «… Оставь свой дар пред жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим».
- Мне стыдно, падре…
- Стыд эта та малая цена, что Господь просит у души за спокойствие совести, а спокойствие совести дороже жемчуга. Ступай, сынок, да поможет тебе Господь предстать перед Священным Таинством с чистым сердцем.

Рикардо шел по темным переулкам города. Внутри его терзали сомнения, но он отгонял их. С каждым шагом он приближался к площади. Путь казался необычайно долгим. Весь этот вечер он набирался мужества, и вот глубокой ночью все же решился поступить как подобает поступать мужчине в 17 лет. По дороге к цирку он придумывал слова, которые должен сказать, жесты, которыми он украсит свое покаяние. Но чем ближе он подходил к площади, тем сильнее и сильнее охватывало его гнетущее волнение и страх. Мысли в голове путались, а ноги становились ватными и отказывались повиноваться.
В тупике, неподалеку от колодца нагромоздились цирковые повозки. Кругом царила тишина. Одна из повозок была открыта. Из ее глубины в бархатную ночь лился мерцающий свет. Рикардо тихо подошел и заглянул во внутрь. Какая-то пожилая женщина сидела у свечи и что-то увлеченно шила. Рику вдруг очень захотелось вернуться домой. Он бы непременно сделал это, если бы хриплый старушечий голос не позвал его:
- Заходи, сынок, расскажи, что привело тебя к нам в столь поздний час.
Рикардо вздрогнул от неожиданности. Подумал. Молчание стало натянутым, и он покорно вошел в кибитку.
- Мне нужна ваша помощь, я ищу маленького карлика, - с трудом произнес он, - я пришел просить у него прощения.
Старуха отложила в сторону шитье и внимательно посмотрела на юношу.
- Это очень интересно. Еще ни разу, ни кто не приходил просить прощения у шута. Ты разве не видел какой он мерзкий и противный. Он уродлив и безобразен до неприличия. И ты сейчас хочешь пойти к нему, пасть перед ним на колени и смиренно просить у него прощения?
Рикардо виновато опустил голову и утвердительно кивнул.
- Да, это действительно интересный случай! – усмехнулась она, - Ну что же, тогда слушай, я расскажу тебе историю об одном прекрасном мальчике и его ужасной судьбе. В одной крестьянской семье родился дивный мальчуган. Семья его была достаточно обеспечена, так как отец занимался тяжелым и опасным занятием – добычей угля. Восемь лет он прожил окруженный заботой и вниманием любящей матери. Но однажды приключилось большое несчастье, его отца завалило углем, и когда его откопали, он был уже мертв. Мать очень любила своего мужа, и от такого горя ее парализовало. Мальчику ни чего не оставалось, как идти работать на их семейную угольную жилу, чтобы прокормить себя и свою больную мать. Прошло еще немного времени, и новое несчастье постигло эту семью. Всякий раз, когда заканчивался трудовой день, мальчик грузил телегу углем и отправлялся домой. Он взбирался на телегу, направлял лошадь к дому и, намотав вожжи на руку, дремал всю дорогу. Так было и в этот раз, но по дороге, что-то произошло, и лошадь понесла. От неожиданности он не смог удержаться в телеге и на кочке вылетел под колеса. Наверное, все было бы не так страшно, если бы не вожжи, которые он намотал на руку. Мальчика очень сильно помяла телега с углем. Где-то на крутом повороте потертые ремни не выдержали, он оторвался и скатился в мусорную канаву. Там он пролежал несколько месяцев, пока срастались его поломанные кости. Он ползал в груде мусора в поисках пищевых отходов, и не было человека, который оказал бы ему помощь. Его кости срастались неправильно, причиняя ему невыносимые боли. Но эти боли были ничто, в сравнении с тем, как болела его душа. Каждый час и каждую минуту он думал о матери, которая умирает от голода, беспомощная, несчастная. Пришел время, когда он смог проделать долгий и мучительный путь домой. Но он не нашел своего дома на прежнем месте. От соседей он узнал, что мама ослабла и заболела какой-то заразной болезнью, и по смерти была сажена вместе с домом. Так он остался без жилья, родных и здоровья. Выполнять тяжелую работу, он уже был не в состоянии, и, кроме того, он имел настолько ужасный вид, что всякий видевший его содрогался. Несколько лет бродил он из города в город, ища пропитания и крова. После несчастного случая он больше уже не рос. Росла только его голова, от чего он становился еще безобразнее. Однажды он услышал, что королю требуется новый шут, то была возможность хоть на какое-то время обеспечить себя пищей и одеждой. Но было одно жестокое условие, судьба ни чего не уступает даром, всякого королевского шута лишали языка. Его взяли во дворец. В течении двух лет над ним издевались придворные, а когда же он наскучил им, то был выброшен из дворца. Год назад его подобрала наша труппа при дороге. Он был уже без сознания от голода и измождения. Он необычайно несчастен, единственное, что он может делать – это писать. Он пишет замечательные стихи о добре, красоте и любви.
Рикардо слушал, и слезы текли у него из глаз. Он чувствовал себя полнейшим ничтожеством. Как бы он хотел помочь этому человеку. Как бы он хотел его увидеть.
- Могу я с ним поговорить… - он запнулся, - увидеться?
- Увидеть можешь, но только если пообещаешь, что не станешь будить его. У него завтра опять будет трудный день.
По щекам Рикардо с досады опять потекли слезы.
- Неужели я не смогу попросить у него прощения? Когда вы уезжаете?
- Мы едем завтра утром. – Женщина указала ему следовать за ней и подвела его к тяжелой занавеске. За занавеской, свернувшись калачиком, спал карлик. Вид у него был как у маленького ребенка. По его лицу не переставая текли слезинки и пропитывали собой подушку. Время от времени, он горько всхлипывал, и тогда смотреть на него было невыносимо. Рикардо отвернулся и быстро вышел на свежий воздух. Старушка поспешила за ним.
- У меня закружилась голова, - виновато пробормотал он. – Я останусь тут до утра и буду ждать, пока он проснется.
- Не стоит, лучше тебе отправиться домой, а я утром ему все расскажу. Он не держит на тебя ни какого зла. Это чудесный человек, он помолится о тебе Господу.
- Почему он плачет?
- Потому что днем он вынужден смеяться, когда его душат слезы. Видимо, ему снится жизнь, а во сне, сам знаешь, люди не носят масок.
Причастие в это утро было вполне обычным, но не для Рика. Он все время думал о маленьком человечке. Его мучили сомнения, простил ли тот его.
Священник подносил чашу по порядку каждому прихожанину, и неизменно приближался к Рикардо. Когда подошла его очередь, священник спросил, как спрашивал у всякого: «Сын мой, в мире ли ты с Господом и с людьми?»
- Я не уверен, падре. – Почти шепотом сказал Рик.
Священник изумленно уставился на него.
Рик выступил вперед и произнес:
- Я Рикардо Минелло – самый страшный грешник. Вчера я оскорбил самого достойного человека на свете и не смог просить у него прощения.
Народ возмущенно загудел.
- Вчера многие из нас одобряли побиение невинного человека!
Гул усилился, и кто-то крикнул, чтобы его вывели из храма.
- Вы думаете, что я сошел с ума! Вы правы! Но вы думаете, что вы в своем уме! Вы ошибаетесь! – он кинул взгляд на возмущенную толпу, - Вы ошиблись оба раза: вчера, когда за маской уродства, вы не заметили человеческую душу, страдающую, одинокую, и несчастную; и сегодня, когда за маской своего благочестия не замечаете нераскаянного сердца.
Из среды народа вышел возмущенный Мартино и прямо в глаза, веско ему заявил:
- Не ты ли ушиб урода огромным камушком?
Эти слова как плеть стеганули юношу, и мысль которая не давала ему покоя с новой силой перехватила ему горло: «Нет мне теперь прощения…» Рикардо выскочил из храма и помчался, сам не ведая куда. Он бежал пока силы не оставили его. Далеко за городом он упал в придорожную траву и горько-горько зарыдал. Когда не осталось сил, он впал в забытье и лежал, лежал, лежал…
Скрип и стук деревянных колес вернули его к жизни. С замирающим сердцем он поднял голову на дорогу и увидел проезжающий цирк. На одной из подвод сидела его знакомая старая женщина. Когда она увидела его, то позвала кого-то. К ней подполз маленький человечек, и она указала ему на Рика, что лежал у дороги. Маленький человек ласково посмотрел на юношу, приветливо ему улыбнулся и, кивнув ему на прощанье, кинул маленький цветочек. Рикардо смотрел вслед удаляющейся повозке, и его сердце наполнял мир и покой. Он понял, что прощен. Он понял цену спокойной совести.

Цена спокойной совестиПроза

Цена спокойной совести

Цена спокойной совести
Проза