Импровизированная камера на нижнем уровне все наполнялась и наполнялась.
Максимус вошел в темницу с высоко поднятой головой и легкой улыбкой на губах. Это теперь будет его новым домом, и ему еще не чему было печалиться, потому что Христос потерпел за него гораздо больше. В новом своем положении молодой доктор нашел даже что-то романтическое, и это необычное приключение, которое так предсказуемо началось, обещало много неожиданностей, по крайней мере, для Максимуса. Еще вчера, когда он был в безопасности в отцовском доме, решил во всех обстоятельствах доверять Господу и поддерживать в себе оптимизм до тех пор, пока это будет в его силах.
Глаза ни как не могли привыкнуть к полнейшей темноте, и он был вынужден долго стоять у дверей, всматриваться в черную пустоту. В подвальном помещении было довольно много людей. Об этом можно было судить по легкому гулу, наполняющем все вокруг, кто-то кашлянул, кто-то тяжело шаркая ногами перемещается, вздохи и смех. Если в слепую двинуться от дверей, то можно на кого-нибудь наступить.
- Если я от дверей пойду прямо, куда я попаду? – Полушутя спросил Максимус, когда ему надоело стоять возле входа истуканом.
- В Рай. – Тут же ответил ему хрипловатый голос.
Человек находился где-то совсем рядом, но доктор ни как не мог различить его в темноте.
- А куда бы вы посоветовали мне пойти? – Максимусу казалось, что он разговаривает с собственной тенью.
- Иди ко мне. Сядешь рядом, вместе будет веселее. Да, не бойся ты, шагай. Прямо, руки вперед, упрешься в стену, разворачивайся и садись.
Максимус сделал так, как ему было велено, но когда он коснулся скользкой заплесневевшей стены, то с отвращением отдернул руку и отпрянул.
- Ну-ну, юноша, более комфортабельного места тебе тут не найти. – Ободрил его собеседник, когда увидел реакцию Максимуса.
- Да я и не ищу лучшего, просто непривычно как-то… – Оправдывался тот, аккуратно присаживаясь рядом с еле различимой тенью. – Много ли здесь людей?
- Кто его знает, думаю человек тридцать наберется.
- Тридцать? То-то я чувствую душно как. – Максимус потянул носом воздух. Пахло плесенью и потом. Воздух был сырой и затхлый, дышать было тяжело, а пот заливал глаза.
- Это не из-за того, что людей много, это потому что помещение маленькое. – Шутил собеседник. – А вообще, это старый заброшенный склад. Он не предназначен, чтобы в нем долгое время находились люди: вентиляции нет, двери закрываются герметично. – Добавил он уже более серьезно.
- И как же долго нас будут здесь держать? – Заволновался Максимус.
- Пока не закончится компания, надо думать. – Собеседник на секунду задумался. – Может быть день или два. – предположил он.
- День или два. – Повторил его слова доктор, как будто чтобы лучше осознать смысл сказанного. – Через несколько часов у нас будут первые обмороки от кислородного голодания. – Рассуждал он вслух.
- Вы думаете? – Удивился сосед.
- Я в этом уверен. Более того, если в ближайшее время ни чего не изменится, то очень скоро, возможно уже завтра мы станем умирать от отравления углекислым газом. – Авторитетно заявил Максимус.
- Откуда вам все это известно?! – Подозрительно воскликнул собеседник, громче чем хотел, отчего вокруг все стихло. Люди прислушались к их беседе.
- Я – врач. – Тихо пояснил тот и замолчал на некоторое время, чтобы люди успокоились. После того, как вокруг опять восстановился устойчивый гомон, он спросил:
- Как вас звать?
- Мое имя Павел, я католический священник.
- Ясно. А я – Максимус, евангельский верующий.
- Проповедник? – Почему-то спросил тот.
- Нет, не проповедник. Я только учусь. Моего учителя зовут Ганс, может быть вы знаете его, он тоже должен быть сейчас здесь.
- Нет, я его не знаю. Но ни когда не поздно познакомиться. Ганс! Га-а-нс! Есть ли тут проповедник Ганс? – Крикнул он в темноту. Через несколько секунд стало ясно, что его тут нет. – Нет тут твоего учителя, парень. – С какой-то горечью и сожалением проговорил Павел.
- Он должен быть. – Смутился Максимус.
- Все городские служители уже здесь.
- Но он из рабов…
- А-а, тогда все понятно, - облегченно вздохнул тот – до него просто еще не добрались, ведь прежде всего чистят город, а в катакомбы спустятся в самый последний момент.
- Может быть, это спасет ему жизнь. – С надеждой вслух подумал Максимус.
- Даже если и так, то это будет всего лишь короткая отсрочка смерти. Поверь мне, мой мальчик, скоро мы предстанем перед нашим Чудным Богом, и не будем больше влачить этого жалкого существования на бренной Земле.
- А я верю, что Господь для Своих детей еще на Земле приготовил, что-то лучшее. – Упрямо заявил врач.
- Павел, мой тезка, писал, что для него водвориться у Господа было неизмеримо лучше, нежели остаться на Земле. – Словно не слышал его священник.
- Вот, когда я на Земле сделаю столько, сколько сделал апостол, то и мне возможно будет не так стыдно явиться перед Его Лицом. А пока я только новообращенный, скажите, зачем мне умирать?
- Возможно, чтобы прославить своей героической смертью Чудное Его Имя. – Предположил Павел.
- Возможно. – Нехотя согласился Максимус. – Но я все-таки не верю, что это есть воля Божья для моей жизни.
Собеседник сокрушенно покачал головой, пораженный упрямством юноши. Но Максимус не видел недвусмысленного жеста священника, и потому продолжал упрямо надеяться, что впереди его ждут еще великие свершения, откровения, Господни чудеса, и от этих мыслей на лице его невольно возникала блаженная улыбка. Он давно желал перемен в своей скучной жизни, и настоящее положение вещей принимал за ответ Божий на его молитвы.
Как Максимус и предполагал, скоро начались первые обмороки. В течении каких-нибудь пятнадцати минут три человека потеряло сознание, и еще несколько человек находилось в предобморочном состоянии. Люди выделяли в атмосферу помещения так много тепла, что прохладные каменные стены не справлялись с поддержанием приемлемой для существования температуры. Жара усиливала эффект кислородного голодания и среди собравшихся впервые за все пребывание здесь послышался голос ропота.
- Да как же можно, так издеваться над живыми людьми?! – Возмущался кто-то.
- За что только Господь так прогневался на нас? – Подхватывал другой.
«Если это не остановить, то ропот перерастет в эпидемию», - подумал Максимус и сильно застучал в дверь.
Некоторое время не было ни какой реакции, затем неожиданно дверь распахнулась и заспанный охранник недовольно пробурчал:
- В чем дело?
- Откройте, пожалуйста, двери, у нас тут люди от недостатка кислорода в обморок падают. – Попросил доктор.
Охранник смерил оценивающим взглядом наглеца, с сомнением глянул через его плечо в темноту.
- Не велено! – Грубо бросил он и захлопнул железную дверь. Хлестко щелкнул замок и тишина.
Максимус ожидал, что охранник прислушается к его смиренной просьбе, и неожиданный поворот событий привел его в замешательство. Кто-то сзади констатировал еще один обморок. В отчаянии юноша принялся снова колотить в дверь, но на этот раз ни какой реакции не последовало, сколько он не отбивал о железо руки и ноги. Несмотря на молодость он очень скоро выбился из сил и, тяжело дыша, опустился на пол, подперев спиной холодную стальную дверь.
Постепенно гомон в камере прекратился. Люди словно в забытьи расположились на полу, некоторые постоянно теряли сознание, другие, что посильнее, находились в заторможенном состоянии. Время для этих людей перестало существовать. В создавшейся ситуации всякий мыслительный процесс протекал туго и медленно, пробиваясь сквозь пелену бессознательного всплывали самые простые мысли: «Жарко», «Как хочется свежего воздуха», «Кто-то лег мне на ногу» и т.п.
Максимус все также сидел спиной к двери и тупо смотрел в темноту, когда до его слуха донесся отчаянный женский вопль. Когда этот звук повторился, пришла неожиданная мысль: «У кого-то сдали нервы». Но вслед за этим, он услышал сдавленный стон - звук, рожденный сильной болью, и в этот момент в нем проснулся доктор. Он тут же перестал жалеть себя и заставил свой мозг сосредоточиться, настолько, насколько это было возможно в данных обстоятельствах. Прежде всего надо было определить, откуда доносился стон. Он поднялся на ноги и, шатаясь, прислушался. Тут же крик повторился, и Максимус двинулся в его направлении. У противоположной стены на полу лежала кричащая женщина. Он наклонился и ощупал ее в темноте. Диагноз был очевиден – она рожала. Эта ясная мысль привела юношу в отчаяние.
Двое мужчин, что находились неподалеку, испуганно уставились на Максимуса.
- Что таращитесь?! Не видели, как дети на свет появляются? – Рявкнул тот. – Помогите перенести ее к дверям.
Недостаток кислорода превращал каждое движение в пытку. Уже через пару метров Максимус подумал, что до дверей не дотянет, а упадет без сознания, где-нибудь по дороге. Пот заливал глаза, колени тряслись и подгибались от малейшего напряжения. Путь через камеру, казалось, длился вечность. У самых дверей они аккуратно положили свою ношу. Женщина уже не кричала, видимо, сознание покинуло ее.
Максимус забарабанил в дверь. Несколько минут он отчаянно отбивал о железо кулаки, прежде чем в тусклом проеме возник раздраженный охранник.
- Тебе что, жизнь не мила?! – зарычал он угрожающе, узнав дерзкого юношу.
- Охранник, - Твердым голосом обратился к нему доктор – у нас тут женщина рожает, ее надо срочно в больницу.
Охранник посмотрел на юношу недоуменно, словно оценивая, наглец перед ним или безумец.
- Ты, что смеешься?! Или спятил?! – Все так же с угрозой продолжил он.
- Так, вот же она, под дверями. При чем тут спятил? – Максимус начал терять терпение.
- А мне-то какое дело? – Не мог взять с толк охранник. – По мне, так вы все уже смертники, какая разница, одним больше одним меньше.
Максимус строго посмотрел в сонные глаза уже не молодого человека и понял, что напрасно просит об госпитализации.
- Тогда, хоть дверь оставьте открытой. – Смиренно попросил он.
- Не велено! – Еще жестче произнес охранник и собирался опять захлопнуть дверь, но Максимус подставил ногу и задержал ее.
- Я – врач городской больницы. Когда все это закончится, я выйду от сюда и займу свое место. Запомните, будет рожать ваша жена, я позабочусь, чтобы для нее создали вот такие условия. – Максимус указал на женщину, которая стала приходить в себя.
Оба человека, и доктор, и охранник, знали, что все эти слова чистой воды блеф, но что не случается под солнцем, и в груди охранника, что-то екнуло и заволновалось. Этот молодой человек умеет убеждать, и хоть боязно было получить выговор от высшего начальства, все же охранник молча отвернулся от открытой двери, словно не замечает ее. Максимус облегченно вздохнул.
Роды были долгими и тяжелыми. В душной атмосфере даже открытая дверь стала слабым утешением. Как только люди почувствовали свежий воздух, сразу потянулись к дверям, и все увещевания, приказы, крики Максимуса не подействовали. Толпа интенсивно поедала окружающий кислород, и у женщины постоянно были признаки сильного кислородного голодания. Каждую минуту Максимус ожидал, что она умрет, но ее сердце оказалось сильным и, Господь явно решил благословить ее ребенком. Под утро, часов через шесть, камеру огласил звучный плачь новорожденного.
Рождение новой жизни в этом мрачном месте умилили даже грубого охранника. За эти напряженные часы, молодой доктор ни на минуту не оставлял свою пациентку, и только сейчас почувствовал, как сильно он устал. Он передал младенца счастливой матери и отошел в тень. Там он сел у самой стены и тут же заснул.
Разбудил его шум и непонятное движение в камере. Проснувшись окончательно, он увидел, что заключенных выводят из камеры. Несколько новых охранников в прямом смысле выгоняют всех в тесный коридор. Чтобы не испытывать твердости резиновой дубинки Максимус тоже поспешил на выход. Когда в камере уже ни кого не осталось, их повели серыми, унылыми проходами, мимо каких-то заброшенных шахт и ангаров. В конце концов, они очутились в ярко освещенном зале, который, если бы не свет, как две капли воды был похож на камеру, из которой их только что вывели. Пол дюжины вооруженных охранников представляли собой всю мебель комнаты. Посередине помещения в потолок уходила железобетонная опора, обхватив ее заведенными за спину руками, стоял скованный наручниками человек. В его сильно распухшем от побоев лице Максимус увидел что-то знакомое, родное.
В других обстоятельствах он бы ни когда ни с кем не перепутал своего учителя, но сейчас ему не хотелось верить своим глазам. За что можно было так изуродовать Ганса? Ведь он за всю свою жизнь и мухи не обидел. Ученик в отчаянии бросился к учителю, но наткнулся лицом на жесткий приклад и рухнул на пол без чувств. Он пришел в себя почти сразу. Сверху на него смотрел ухмыляющийся охранник.
- Смотреть надо, куда бежишь! – Надсмехался он.
- Что происходит? – Максимус сел. В голове шумело, из носа тоненькой струйкой вытекала кровь.
- Сейчас будет эпилог, парень. – Самодовольно пояснил человек с ружьем.
Лязгнул замок, и вошел новый герой, человек незнакомый Максимусу, но знакомый Гансу. Это доктор сразу понял, по снисходительной улыбке Ганса, которой он щедро одарил незнакомца. Тот невозмутимо подошел вплотную к проповеднику. Надменным взглядом стальных глаз он выражал превосходство над служителем. Между этими двумя людьми возник молчаливый диалог:
- «Ну, здравствуй Гог». – Выразительно и медленно моргнул глазами проповедник.
- «И тебе того же». – Деловито погладил рукоять пистолета Гог.
- «Давно не виделись, как поживают ребята их штольни?» - Укоризненно покачал головой Ганс.
- «Для своего положения ты задаешь слишком много вопросов». – Стальной взгляд презрительно скользнул по изуродованному телу. – Слабый всегда проигрывает. – Произнес он в пол голоса, но так чтобы его слышали все.
- Аминь! – Хрипло подтвердил проповедник.
Гог удивленно и сурово посмотрел старику в глаза.
- Наверное, ты спятил, коль радуешься поражению?
- Я – победитель. – Твердо заявил Ганс.
- Ха-ха-ха! – захохотал от души Гог, и охранники тут же подхватили. – Победитель! Ха-ха-ха!
Ганс продолжал невозмутимо смотреть из-под опухших, посиневших век.
- Кому нужна такая победа? – Спросил капитан, как только немного успокоился. – Тысячи людей не желают ни вас, ни вашей демагогии.
- Не правда. Тысячи людей просто не знают Бога и того, во что мы верим.
- Просто так, не приговаривают к смерти. – Гог ехидно улыбнулся. – А вас осудил целый город. Тебе не кажется, что это неоспоримое доказательство твоего заблуждения?
- Напротив, один мудрый человек времен Реформации сказал: «Дела человечества ни когда не обстояли настолько хорошо, чтобы мнение большинства соответствовало истине».
- Сегодня я хочу вам дать последний шанс. – Гог обратился ко всем. – У вас было время подумать и отказаться от глупого упрямства. Тут у меня бланки с клятвой городу. Всякий, кто подпишет ее, тут же отправится домой.
В среде заключенных наступила полнейшая тишина.
- Первым подпишет бумагу проповедник Ганс. – Выразительно произнес Гог и вынул из кармана ручку. – Освободите ему руки. – Приказал он охранникам.
Как только кандалы спали, Ганс попытался размять онемевшие руки.
- Зачем ты даешь мне это? – Искренне удивился проповедник. – Ты ведь отлично знаешь, что я не подпишу клятвы.
- Подпишешь! – Убежденно заявил Гог и достал из кобуры пистолет. – Что может быть страшнее смерти? – Спросил он и приставил холодный ствол ко лбу священника. Щелкнул предохранитель.
Ганс с улыбкой посмотрел Гогу в глаза и твердо произнес:
- Страшный Суд!
Мужественное поведение старика буквально выводило Гога из себя. Эта странная сила, ломала изнутри все его представления о слабости и силе, о добре и зле. Капитан догадывался, что тот откажется давать клятву, но страх перед смертью должно испытывать всякое живое существо. В душу стали закрадываться сомнения, и этого надо было избежать любой ценой. В какой-то момент он понял, что если сейчас не приведет намеченный план в исполнение, то, возможно, очень скоро уже не сможет сделать этого. Гог яростно спустил курок. Ганс грузно повалился у его ног. Сдавленный вздох прокатился по присутствующим, причем охранники были удивлены произошедшим не меньше заключенных. Можно было предполагать все что угодно, но такого оборота не ожидал ни кто. «Что-то сейчас будет?» - пронеслось у каждого в голове.
Тут надо отметить одно обстоятельство. Насильственная смерть в стенах этого города производила впечатление гораздо более сильное, чем подобное происшествие в нашем перенаселенном, преступном мире. Ко времени нашего повествования на Земле осталось так мало людей, что граждане города вполне справедливо почитали себя единственной надеждой рода человеческого. Город был защищен и достаточно автономен, чтобы без особенного труда пережить долгий период восстановления планеты, а потом благополучно заселить ее своими чадами. Жизнь в этих каменных стенах была священна, именно потому приговоренных не лишали ее, а просто изгоняли. Таким образом, ни чьи чувства не оскорблялись незримой гибелью замерзающих, а жизнь как бы оставалась неприкосновенной.
Гог повернулся и жестко посмотрел на осужденных, из ствола медленно вытекала струйка белесого дыма. Какая-то женщина в задних рядах жалобно заскулила и упала на пол в припадке истерики. В воцарившейся гробовой тишине раздался надтреснутый голос капитана:
- Что вы так смотрите на меня? Вы думаете, что я жестокий ублюдок, у которого нет ни чего святого? Может оно и так, но вы – мягкотелые слабаки у которых в этом инкубаторе мозги превратились в кисель и не способны отличить фантазию от реальности. Вам кажется, что я убил вашего проповедника, но я всего лишь благодетель и стараюсь для вас. Его и всех вас ваши сограждане еще вчера лишили жизни, лишили хладнокровно без колебаний. Ганс умер, но не успел почувствовать боли, вы будете часами замерзать на морозе и молить вашего Бога послать вам скорую смерть. Я привел вас сюда, чтобы открыть вам глаза, показать реальность. Вы должны хорошо себе представлять, что вас ждет, и пересмотреть принятое ранее решение. Я не желаю больше жертв, вот ручка и вы подпишите эти бумаги!
С этими словами он вновь поднял пистолет и, не выбирая, ткнул им в голову ближайшего человека. Другой рукой он протянул ручку его соседу.
Максимус, словно в тумане не отрываясь смотрел на мертвое тело учителя. Сознание отказывалось верить в происходящее, хотелось кинуться к проповеднику и помочь ему подняться на ноги, но собственные ноги не слушались, тело не повиновалось. Он смутно слышал голос страшного человека, и совершенно не понимал смысла сказанных им слов. Но когда он ощутил холодное прикосновение железа, сознание его на мгновение прояснилось, все представилось так ясно: мертвый человек в нескольких шагах, пистолет у его собственного лба и побелевший на курке палец капитана. Комната закружилась перед глазами в сумасшедшем танце, колени стали ватными, и последнее, что успел заметить Максимус, прежде чем сознание покинуло его, было лихорадочное движение седовласого человека к протянутой ему авторучке.
- Уберите это! – грозно рыкнул Гог и толкнул ногой бесчувственное тело юноши.
Нужда в оружии пропала, люди один за другим стали подписывать предложенные формы. Через пол часа от многочисленной группы людей осталось несколько человек упорствующих.
- Кто отец этого ребенка? – Спросил Гог дрожащую женщину, крепко сжимающую в руках новорожденного.
- Его отец погиб во время землетрясения. – Чуть слышно ответила та.
- Ну, что ж, ребенку совсем не обязательно разделять участь матери. Заберите дитя, город позаботится, чтобы из него вырос настоящий человек. – Сурово сказал капитан и один из охранников грубо вырвал ребенка из рук матери.
В безумном отчаянии женщина кинулась на охранника, и, наверное, разорвала бы его голыми руками, если бы не Гог. Он быстро встал между ней и ребенком, протянул ей листок бумаги в одной руке, а ручку в другой и красноречиво указал на них глазами.
- «Подпиши, и можешь забыть, что этот кошмар когда-то был в твоей жизни». – Говорили они.
Мать упала на колени и в безумии начала рвать на голове волосы и невнятно вопить какие-то слова. Иногда можно было разобрать «за что» или «как можно». Гог ждал. В конце концов, когда женщина немного успокоилась, он помог ей встать на ноги, а она с мраморным лицом неаккуратно чиркнула что-то на бумаге и посмотрела на Гога: «Это все?» - спрашивал ее измученный взгляд. Капитан удовлетворенно улыбнулся: «Верните ей дитя и проводите их в город» - распорядился он и повернулся к оставшимся.
- Продолжим! – Воодушевлено обратился он к нескольким мужчинам.
Глава 10 За стенами города.
Сухо щелкнул замок. Тяжелая дверь медленно подалась на скрипучих навесах. В слабо освещенном проеме показалась грозная фигура охранника.
Это было то, что Максимус услышал и увидел, приходя в себя. Затем пришли воспоминания. Неодолимая печаль наполнила сердце юноши. Как же он теперь будет жить без учителя? С кого он теперь будет брать пример? Кто теперь даст ему мудрый совет, утешит? Беспощадная реальность, казалось, готова была раздавить его на полу этой темной камеры, но какая-то надежда теплилась на задворках сознания и пыталась пробиться сквозь тьму. «Господь!» - В невыразимой тоске воззвал он к Богу. В этих необычных обстоятельствах у него не было слов для молитвы, но сердце понимало где находится источник спасения.
Господь не замедлил с ответом. «Теперь Я буду примером для тебя, потому что в твоей будущей жизни тебе не достаточно будет иметь человеческий пример. Тебе понадобится мудрость свыше и Мое утешение». – Прозвучало в сердце юноши, и он вспомнил слова Священного Писания: «Если пойду и долиной смертной тени не убоюсь зла, потому что Ты со мною. Твой жезл и твой посох, они успокаивают меня».
- На выход! – Пророкотал охранник.
Из темного угла поднялись три человека и медленно двинулись к двери. Максимус медленно поднялся и последовал их примеру. В слабом освещении сырого туннеля трое повернулись и удивленно уставились на него. Среди них Максимус узнал католического священника Павла. Двое других были ему не знакомы.
- Твое место не среди нас, парень. – Тихо проговорил высокий и костлявый мужчина с редкой козлиной бородкой. Его не добрые глаза оценивающе ощупали фигуру юноши.
- Откуда тебе занять, Мигель, где его место? – Возразил ему Павел. – Пусть идет за Христом и не потеряет награды своей.
Мигель презрительно посмотрел на священника, но ни чего не ответил.
Охранник грубо толкнул опешившего Максимуса.
- Вперед!
Группа из пяти человек двинулась по длинному коридору. Впереди шли трое мужчин, за ними не очень уверенно Максимус и замыкал шествие грузный охранник со свирепым лицом и ружьем на перевес.
- А куда мы идем? – Решил поинтересоваться Максимус у охранника.
- На свежий воздух. – С усмешкой ответил тот, и юноша его понял.
Этот длинный ход по пустым гулким коридорам был весьма символичен. Город, к которому молодой человек уже успел привязаться, который всегда был так добр к нему, сегодня показал ему свое истинное лицо. Теперь он видел его совсем с другой перспективы. Эти холодные мрачные стены, покрытые блестящей слизью подземелья, даже в кошмарных снах, никогда в жизни не встречались ему, а между тем они всегда были где-то рядом, готовили ему свое чрево, чтобы проводить в последний путь. Как это подло и жестоко! Сначала взлелеять и согреть, а потом вероломно растоптать… Что снаружи казалось таким великим и совершенным, внутри было сырым, прогнившим и мрачным. Как это похоже на человеческую душу, которую еще не осветил луч евангельской надежды. «Служи человечеству, нет ни чего благодатнее, чем патриотизм родине!» - Говорил его отец. О, отец, как же ты заблуждался! Вот она, человеческая благодарность за спасенные жизни, за бессонные ночи. Правильно говорил Ганс, что в этом деле важно верно расставить акценты. Если я служу людям, потому что люблю Господа, то ни когда не пожалею об этом, если же потому что люблю человечество, то рано или поздно разочаруюсь в нем. Почему же мне так тяжело воспринять предательство? Не потому ли, что я ошибся в своем уповании, и ожидал славы человеческой, и пренебрег славой Божьей?
- Стоять! – Прервал его размышления голос сзади.
Максимус осмотрелся. Тесное пространство, словно сжатое серыми стенами упиралось в металлические двери лифта. Маленькая кнопочка в камне тревожно моргала матовым светом.
Невидимый механизм шумно вздохнул и открыл двустворчатые двери. Охранник властно указал ружьем в лифт.
Через несколько секунд они оказались в широком проходе, упиравшимся прямо в блестящий огромный люк. Максимус много раз слышал о неприступных воротах города, но ни когда раньше не видел их собственными глазами. Тут было заметно холоднее, чем в городе, воздух был сух и жесток.
Рядом с большими воротами нетерпеливо переминался с ноги на ногу человек. Его черная, закутанная в густой мех фигура не очень гармонировала с этими каменными стенами, и, казалось, именно это не давало человеку покоя.
- Ну, где вас так долго черти носят! – Воскликнул он гневно, когда процессия холодно выступила из кабинки лифта.
- Все было сделано по приказу. – Несколько обиженно парировал охранник. – Открывай ворота.
Человек скривился, словно съел что-то кислое, но ни чего не ответил, а повернулся к маленькому пульту на стене и деловито закопошился.
Максимус посмотрел еще раз на стальной люк, на неподвижных троих мужчин, и зябко поежился. Ему вдруг стало так одиноко, как будто он один и нет с ним ни души. «Боже мой, Боже мой, почему Ты меня оставил?!» - Вспомнились ему слова Христа на кресте, и только сейчас он понял, что его Спаситель тоже должен был чувствовать подобное одиночество перед смертью, а возможно, и более того. Эта печальная мысль непонятно почему дала вдруг облегчение. И Максимус почувствовал – это еще не конец. Откуда пришло это чувство он не знал, но он был уверен в невидимом.
Дверь плавно скользнула в сторону, и в лицо людям ударил поток ледяного воздуха. Этот порыв пронизывал насквозь, обжигал легкие и высекал слезу из глаз.
- Закрой лифт, бездельник! – Крикнул человек в мехах толстому охраннику.
Тот поспешно повиновался, и сквозняк тут же прекратился.
- Когда замуруют эту шахту, постоянно происходят такие неприятности. – Ворчал себе под нос мужичок, выводя осужденных за ворота.
Что-то в голосе этого человека было Максимусу знакомым, но он не мог вспомнить, где он его слышал.
- А ты куда? – Крикнул почему-то удивленный охранник.
- Провожу их до выхода. – Невозмутимо ответил тот. – Их четверо, а там только двое постовых, мало ли что.
Охранник удовлетворенно кивнул и двинулся в обратный путь.
Песок под ногами сухо захрустел. То там, то тут из мелкого щебня торчали поржавевшие рельсы узкоколейки. Местами на каменных стенах виднелись островки инея. Воздух обжигал лицо и легкие, было трудно дышать. Даже звуки в этом месте были не такими, как в городе, или в подземелье. Все говорило о том, что тут граница живого, дальше будет мертвая пустыня.
Впереди замаячил яркий свет. То был выход за пределы города, выход, которого одни ищут, другие боятся.
- Осужденные на изгнание. – Громко произнес проводник у самого выхода. – Я буду сопровождать их до каньона.
Двое карабинеров безразлично проводили их взглядом.
Как только они скрылись за поворотом, проводник тут же обратился к христианам:
- Нам надо торопиться, иначе вы замерзнете.
Все четверо остановились и посмотрели на говорящего, явно ожидая объяснений.
- Да, я хочу помочь вам. – Продолжил тот. – Ночью, у каньона я спрятал для вас теплые вещи и немного еды, поэтому надо торопиться, чтобы не получить обморожений. – Сказав это, он уверенно шагнул вперед, чтобы показать дорогу.
Мужчины подозрительно посмотрели на него, но решили не отставать.
Максимус прибавил шагу и поравнялся с проводником.
- Скажите, почему вы это делаете? – Поинтересовался он.
- Потому что иначе моя совесть не дала бы мне спокойно жить и видеть счастье моего ребенка. – С этими словами человек снял меховую шапку, и Максимус узнал того человека, которого встретил на форуме во время принятия рокового закона.
- Так это вы?! – Удивился он.
- Да, доктор. – Сокрушенно признался тот. – Теперь я понимаю, что совершил большую ошибку, когда проголосовал за принятие того закона, но разве я мог думать…
- Не мучьте себя. – Перебил его юноша. – Знал бы где упадешь, соломинку бы подстелил. Больше греха на тех, которые этот закон придумали.
- Все равно, исполните мою просьбу, когда будите молиться Господу, помолитесь Ему за меня, чтобы не вменил Он мне греха этого. – Беспокойный взгляд человека показал Максимусу важность этой просьбы.
- Хорошо. – С готовностью согласился он. – Я непременно вспомню о вас.
- Спасибо. – Искренне поблагодарил человек и немного успокоился.
Вещи оказались совсем недалеко. То была большая куча теплой одежды и четыре небольших рюкзака.
- Откуда вы знали, что нас будет четверо? – Спросил Павел, спешно заворачивая озябшее тело в густой мех.
- Мне положено было это знать. – Уклончиво ответил тот.
- Нам бы не помешало оружие для охоты. – С сожалением пробормотал крепенький товарищ Мигеля.
- Оружию ведется строгий учет, его невозможно взять незаметно. – Оправдывался проводник.
- Так вы украли все это?! – Возмутился Мигель, и на его смуглое лицо исказила гримаса отвращения. – Чтобы я напялил на себя заклятое! Никогда!
С этими словами он стал поспешно стягивать с себя верхнюю одежду.
Изумлению проводника не было предела. Такая вопиющая неблагодарность оскорбила его до глубины души.
- По вашему, мне должны были предоставить эти вещи на блюдечке с голубой каемочкой?! – Возмущался он, собирая падающие на мерзлую землю шкуры.
Но праведный гнев Мигеля только больше распалялся от его слов.
- Вы забыли о грехе Ахана! – Обратился он уже к своим спутникам. Каждая следующая снятая им вещь бросалась к ногам проводника с большим отчаянием. – Бог ли не позаботится о верных своих?
С последними словами он швырнул прочь предназначенный ему рюкзачок с едой. Теперь он был вновь без теплой одежды, но гордый и непреклонный в своем решении.
Обиженный проводник подобрал вещи и пробормотал Максимусу:
- Идите на восток, может быть дойдете до свободных охотников.
И резко повернувшись, уверенно зашагал прочь.
Максимус был в замешательстве. Он с печалью смотрел на удаляющуюся фигуру человека и думал, неужели все действительно так сложно. Если эти вещи ворованы, значит ли это, что они прокляты Святым Богом, и их нельзя носить Его Детям? Но неужели Дьявол внушил этому человеку желание спасти нас, возможно, ценою своей жизни?
Юноша посмотрел на священника, но тот тоже был в замешательстве. Он часто посматривал на Мигеля, но встречая его твердый взгляд, тут же отводил свой.
Один только товарищ Мигеля восхищенно смотрел на него, явно пораженный высотой его героического поступка.
- Надо двигаться. – Поежился Мигель и быстро зашагал вперед. – Если идти достаточно быстро, то можно не замерзнуть, даже в более суровых условиях. – Сказал он сам себе, чтобы ободриться.
Только теперь, когда они начали свой путь, и когда Максимус решил по возможности не обращать внимания на причуды своих товарищей по несчастью, настало время обратить внимание на тот новый мир, в который, быть может навсегда вышли эти люди.
Они быстро шли по каньону. Большой разлом в скалах, на дне узкий проход. Вокруг каменные стены, но не такие как в городе, эти объяты неподвижным холодом, словно закованы в лед, припорошены снегом. Хмурый день, серое, как будто пыльное небо, холодное, как грязный снег на земле. Что-то хрустит под ногами, толи щебень, толи кусочки льда.
Постепенно каньон обмельчал и плавно перешел в долину двух пологих гор, за которыми открылось свободное пространство. Все пространство с лева занимал серый замерзший лес, а на право и прямо простиралась огромная ледяная пустыня. До самого горизонта тянулась голая равнина и терялась где-то далеко в сизой дымке. Путники остановились в нерешительности.
- Тот человек сказал, что надо идти на восток. – Вспомнил Максимус.
Мигель презрительно глянул на него.
- Неужели ты думаешь, что мы сможем пережить наступающую ночь, если направимся в пустыню. Вот лес. Разведем огонь, согреемся и переночуем.
Максимус посмотрел на его дрожащую фигуру и не смог возразить. И не вооруженным глазом было видно, что еще немного и этот человек замерзнет. Двинулись к лесу. Вдруг произошло невероятное, шедшие впереди Мигель и его товарищ остановились. Потом один снял свою обувь, вынул из нее меховую подкладку и отдал ее другому. Когда подошли двое других, то оказалось, что Мигель, чуть не отморозил ноги, поэтому был вынужден принять предложенные Марием подкладки. На протяжении следующего часа половина теплой одежды Мария перекочевало на телеса Мигеля, на том же самом основании. Теперь в их компании мерзло два человека, а те кто были одеты получше, были отправлены собирать дрова для костра.
- Скажите, священник, вы хорошо знаете этих двоих? – Спросил Максимус Павла, когда они отошли на порядочное расстояние.
- Я познакомился с ними в камере, и до этого ни когда раньше с ними не встречался. А почему ты спрашиваешь?
- Какие-то они странные.
- Не более, наверное, чем мы для них. – Глубокомысленно заключил священник, поднимая с земли мерзлые ветки. – Легко любить и понимать тех, кто любит тебя и согласен с тобою во всем, а вот попробуй вместить тех, кто не совсем разделяет твоих идей или даже совершенно равнодушен к тебе.
- Да, в этом вы конечно правы. – Максимус взвалил на спину большую охапку дров. – Но я как-то не очень уютно себя чувствую в их присутствии.
- Ничего, это скоро пройдет. Скоро общие трудности так сплотят нас, что мы не будем мыслить жизни друг без друга. – Ободрил его священник, и они вернулись на место стоянки.
Костер разожгли быстро. Проводник позаботился и об этом – в каждом рюкзачке кроме съестного можно было найти немного бумаги, спички и еще множество всяких полезных вещей, таких как компас, часы и т.д. Тепло от костра быстро подняло общее настроение. Из трех рюкзаков вынули равное количество хлеба и немного утолили голод. После этого четыре человека почувствовали, что жизнь не плохая штука, даже если она за пределами «великого города».
Ночь наступила быстро. Ее разбили на четыре смены, во время которых кто-то один должен был поддерживать огонь, чтобы остальные не замерзли во время сна. Первая смена досталась Максимусу, как самому молодому. Таким образом, он вообще избежал какой либо ответственности, потому что ни кто не собирался спать с семи до десяти вечера. Самое тяжелое время досталось священнику – ему выпало встречать рассвет.
Вечером, перед сном завязалась оживленная беседа.
- А я говорю, гореть им всем в Аду! – Запальчиво выступал Мигель.
- Но ведь у каждого из них есть свои основания для принятия такого решения, по-моему мы должны быть к ним более снисходительны. – Священник задумчиво стряхнул с горящей веточки остывающий уголек.
- Какая им польза от нашего снисхождения, если Бог поступит с ними так, как они поступили с Ним. – Впервые за вечер высказался Марий.
- Но мы же не можем занимать место Господа и судить их от Его имени. – Удивился Максимус словам братьев.
- Духовный судит обо всем. – Процитировал Мигель слова Апостола.
- История уже знает подобные примеры. Петр в свое время тоже отрекся от Христа, но после Господь построил на нем Церковь Свою.
- У вас, католиков, все упирается в Петра. Но стоит ли преувеличивать его роль в истории Церкви? Он был обычным немощным человеком, и не будь его, Господь построил бы Церковь на другом основании. – Мигель небрежно махнул рукой и подставил огню другой бок.
- Но не обязательно брать пример Петра. – Миролюбиво заметил Павел. – Были уже подобные споры во временя Константина.
- Вы имеете ввиду Донатистский конфликт? – Без особенного интереса поддерживал разговор Мигель.
- Именно. Тогда экстремальные сепаратисты во главе с Донатом проиграли дискуссию и остались в меньшинстве. – Священник же напротив, все более вдохновлялся беседой.
- О чем, собственно, разговор? – Вмешался Максимус, он плоховато ориентировался в истории, и сейчас испытывал некоторую неловкость от своего невежества.
Мигель со скучающим видом принялся рассказывать ему старую историю.
- Случилось, что во время гонений, которые воздвиг на церковь император Диоклетиан, большое число христиан под страхом пыток и смерти отреклись от Господа при людях, другие же устояли. Многие из верных оставили этот бренный мир в те времена. Но после того, к власти пришел Константин и узаконил христианство, вот тогда то и подняли головы те, кто в худшие времена предали Христа. Отступники быстро реабилитировались и многие из них стали служителями, проповедниками, а некоторые обрели саны Епископов. И тогда, истинные поклонники Божии, которые не поклонились ложным богам, возмутились такой несправедливостью, и вместе с Епископом Донатом стали за Истину. Они не признавали власти самозванцев, отрицали их причастность к церкви и не принимали их духовных авторитетов. Этих людей в будущем именовали «Донатисты».
- И чем же закончилась вся эта история?
- А закончилась она, как обычно бывает на Земле – хранители и борцы за истину остались в меньшинстве и были гонимы отступниками.
- Не все так мрачно! – Сморщился Священник, и добавил свою часть рассказа. – Нельзя оставить без внимания того факта, что в самый разгар этих споров на судейских местах восседали братья, которые не имели к произошедшим событиям ни какого отношения. То есть, они не принадлежали к партии Доната, и в то же время, не были отступниками. Это были те люди, которых по разным причинам не коснулись серьезные гонения. Они жили в те времена, и могли судить о ситуации более объективно, чем можем это делать мы. Есть все основания полагать, что Донатисты придерживались крайне сепаратистских взглядов, и в этом проявляли не мало жестокости. Пережитые ими испытания не сделали их сердец мягче и милосерднее, а значит, они мало чему научились от Господа за это время. Безусловно, были и такие, которые пережили тяжкие испытания, но после не пожелали примкнуть к движению Доната.
- Нравится же вам это слово «сепаратисты». – Тяжело вздохнул Мигель. – Но все равно, для меня этот вопрос ясен – всякий, кто публично отрекся от Христа – погибший. – Он невозмутимо посмотрел на спящего Мария. – Мой друг тоже молчаливо соглашается со мной. – Попытался пошутить он, но ни кто этого не заметил, потому что мысли их были заняты серьезным вопросом – вопросом спасения человеческих душ от вечного осуждения.
Тем временем дрова в костре весело потрескивали, и ласковое пламя создавало вокруг приятную атмосферу тепла. Когда Максимус последний раз отходил, чтобы набрать веток, то заметил, что с наступлением темноты температура воздуха значительно понизилась. Он подумал, как должно быть холодно сейчас среди снежной пустыни и порадовался тому, что они не отошли далеко от леса.
- Но я все-таки не верю, что для них уже все кончено. – Немного подумав, сказал Максимус. – Господь достаточно милостив, чтобы отнестись к каждому человеку с большим вниманием и заботой. Возможно они еще вернутся к Богу.
- Тебе так кажется, потому что ты один из них. – Неожиданно резко заявил Мигель.
Юноша от этих слов вздрогнул и изумленно уставился на мужчину.
- Как это можно понимать?
- Так и понимай, что если бы ты по своей слабости не грохнулся в обморок, то был бы вместе с остальными. – Мигель говорил все так уверенно, как будто констатировал факт.
Обида сдавила горло юноше, и от негодования сердце забилось в голове.
- К тому же, ты еще слишком зелен и неопытен, чтобы судить о таких серьезных вещах, поэтому я думаю, твое место в городе. – Продолжал невозмутимо Мигель. Он спокойно ворошил угли костра, и поэтому не мог видеть, какое действие производят его слова на молодого человека.
- Да как вы смеете говорить такое?! – Максимус кипел изнутри, кулаки его сжимались и разжимались, на лбу выступили капельки пота.
Мигель посмотрел на него удивленно, а потому рассмеялся.
- Посмотрите на него, он сейчас взорвется от негодования. Правда всегда так глаза колит, привыкайте, юноша. – В улыбки Мигеля было столько превозношения и пренебрежения, что Максимус не смог побороть приступ ярости и бросился с кулаками на обидчика.
Он ринулся на Мигеля прямо через костер, но священник оказался ближе к Мигелю и попытался остановить юношу. Испуганное лицо Павла вынырнуло из сумрака только на мгновение, как раз под руку Максимуса. Раздался глухой звук удара, и священник, словно подкошенный, упал на Мария. Тот тут же проснулся и бросился в общую кучу. Несколько мгновений и все было кончено. Парня скрутили, гнев его ослаб, и он понял, какую большую ошибку допустил. Вскоре он уже сидел по другую сторону от остальных и испытывал на себе их осуждающие взгляды. Он и сам понимал, что согрешил, но гнев его еще не остыл настолько, чтобы примириться с людьми и Господом. Незаметно для себя он заснул.
Утро разбудило его вернувшимся холодом. Он открыл глаза и попытался распрямить затекшие онемевшие члены. Взгляд его остановился на потухшем костре. В сумерках рассвета только несколько особенно крупных угольков все еще дымились. Вокруг не было ни души. Места, где еще вчера отдыхали его спутники, были пусты. Максимус вскочил на ноги и бросился из леса.
Поле встретило его бесконечным одиночеством. Три пары следов уходили на восток насколько можно было видеть их невооруженным глазом. Поле было чистым до самого горизонта. Значит, они ушли уже давно, и догнать их будет сложно. А нужно ли? Может быть, ему будет одному легче? Это ему предстояло выяснить.
Опечаленный, он вернулся к костру и стал собирать свои вещи.
В конце концов, - думал он – не все так уж плохо. У меня есть теплая одежда, мне оставили мой рюкзак, а в нем еда. Тот путь, который можно пройти втроем, можно преодолеть и одному.
Максимус наскоро перекусил и прикинул, что еды ему должно хватить дня на два, воды под ногами было сколько угодно, день только начинался, и все это вместе немного подняло его настроение.
Прежде чем отправиться в долгий, неизведанный путь, он смиренно встал на колени и попросил Господнего благословения на эту новую жизнь, которую он теперь начинает. Все впереди было как в тумане, не было ни чего, что привязывало его к жизни, но что-то подсказывало, что впереди еще долгий путь, важный и исполненный смысла.
Снег захрустел под молодыми ногами. Лес постепенно удалялся к горизонту и вскоре совсем растворился в далекой дымке. Максимус шагал и шагал по следам троих людей, иногда зачерпывал горсть грязного снега, чтобы утолить жажду, иногда гасил подступающий голод небольшой порцией еды, но не останавливался ни на минуту.
Солнце, почти не различимое сквозь серую пелену, медленно опускалось на западе. То там, то тут в поле стали попадаться невысокие кустарники. Ноги налились свинцом и с трудом повиновались телу. Каждая мышца ныла. Максимус не помнил, чтобы когда-нибудь он ходил так долго. От недостатка пищи холод сковывал все тело, а ход мыслей замедлялся, превращался в бред. Скоро стали сгущаться сумерки. Надо было побеспокоиться о ночлеге. Максимус окинул поле затуманенным взором. По пути глазу было не за что зацепиться, и лишь только в одном месте, далеко к югу виднелось изрядное скопление мерзлого кустарника. Пришлось оставить человеческие следы и сменить курс.
Расстояние оказалось больше, чем предполагал Максимус. Когда он добрался до кустов, было уже совершенно темно. Развести на ощупь огонь оказалось делом совсем не простым. В кромешной тьме он чуть не потерял рюкзачок, который снял, чтобы наломать побольше дров. Дрова в темноте ему тоже еще ломать не приходилось. Так что, когда, наконец он усталый и замученный улегся у костра, у него осталось единственное желание - забыться сном. Но тут возникла еще одна трудность, надо было решить, кто будет подкладывать дрова в костер, пока Максимус будет спать. Пораскинув затуманенными мозгами, он пришел к выводу, что дрова все-таки придется подкладывать ему, иначе он рисковал замерзнуть в этой пустыне. Достал из рюкзачка часы и завел будильник на два часа. Потому кинул в костер охапку веток и быстро заснул.
Будильник пищал долго и упрямо. Замерзшие веки не желали открываться, хотя мозг уже начал просыпаться от тяжелого сна. Максимус приоткрыл глаза и хмуро уставился на холодный костер. За два часа, все уже успело сгореть, а угли остыли, молодое тело замерзло так, что ноги не разгибались сами, и юноше пришлось разгибать их руками, мять мышцы до тех пор, пока не восстановилось кровообращение. Встать за дровами оказалось еще труднее. Потом он долго дул на холодные угли, в большой надежде, что не придется больше тратить спичек, но из этого ни чего не получилось. А когда он зажег новый костер, то ему пришлось просыпаться каждые пол часа, чтобы подкладывать дрова. Так что ночь выдалась крайне беспокойной, и под утро Максимус подумал, что он больше устал, нежели отдохнул этой ночью.
Утро встретило его изнемогшим, голодным с озябшими руками, ногами и обоженными пальцами рук. Лицо его закоптилось, брови обгорели, губы потрескались, щеки впали, под глазами появились темные круги. И чувствовал он себя под стать своему внешнему виду – тело ныло при малейшем движении, временами в глазах вспыхивали разноцветные круги, виски сдавливало словно тисками, колени дрожали. Ни что кроме окружающей обстановки не располагало к дальнейшему долгому пути пешком.
«Сейчас бы трамвайчик не помешал». – Подумал Максимус и превозмогая слабость зашагал на Восток. Минуты медленно стекались в часы, шаг за шагом собирался километр. Скоро Максимус уже не мог мыслить. Чтобы сэкономить силы он тупо брел вперед ни о чем не думая, а иногда даже закрывал глаза. Однажды он пересек следы своих бывших спутников, но теперь этот факт не произвел на него ровным счетом ни какого впечатления. Некоторое время он автоматически плелся параллельно им, но когда они стали отклоняться в сторону, он не сделал корректировку своего курса и скоро вновь потерял их из вида.
К обеду ему пришло неожиданно ясное понимание – если он не сделает привал, то очень скоро потеряет способность к передвижению. Максимус опустился на колени и расслабленно повалился лицом в мелкий снег. Холодом обожгло разгоряченное лицо. Он лизнул ледяной наст, капельки воды приятно пощекотали язык. Как хорошо было лежать без движения! Но несмотря на усталость, юноша осознавал, что сильно расслабляться нельзя. Он чувствовал, как ледяные щупальца пробираются сквозь его теплую одежду и едва различимо сковывают руки и ноги. Он знал, чем все это может кончиться. Усилием воли он заставил себя сесть. В рюкзаке оставалось еще достаточно пищи, он мог бы растянуть ее надолго, если бы продолжил употреблять ее в таких же незначительных количествах, как прежде. Но надо было что-то менять, потому что сил передвигаться уже не было, и если серьезно не подкрепиться, то дальнейшее существование потеряет всякий смысл. Что толку жить, если не можешь идти? В данных обстоятельствах понятия «движения» и «жизни» имели равноценное значение.
Максимус отделил третью часть хлеба, чтобы поглотить ее без сожаления, намазал его пластоном и посыпал солью, получилось очень даже ни чего. Поблагодарил Бога и съел весь кусок не задумываясь о количестве потребленного. Очень скоро он ощутил такой прилив сил и энергии, словно пища дала его телу новое рождение. Вернулась бодрость и ясность мышления, поднялось настроение, и будущее теперь казалось не столь мрачным. Он уверенно поднялся на ноги, пошатнулся от головокружения, сконцентрировал взгляд на Восток. Насколько хватало глаз, тянулась все та же ледяная пустыня. Ни ветерка, ни следа, ни единого движения вокруг. Убедившись в том, что он – единственная жизнь в этих снегах, он вздрогнул от холода и сделал первый шаг. Опять потянулся однообразный ландшафт, часы похожие один на другой.
Солнце вновь стало склоняться к Западу, надо было подумывать о ночлеге. Невдалеке маячили низкорослые кустики, их было не много, и они были слишком близко. До наступления темноты оставалось еще пара часов, значит, можно еще пройти километров семь. Но дальше могло не оказаться кустарника, а ночью остаться без огня было довольно страшно. Надо было принимать решение, останавливаться ли на ночлег прямо сейчас и больше отдохнуть, или попытаться пройти еще немного, что было более логичным и предпочтительным. Кто знает, может, до охотников осталось совсем немного. Вопрос решился сам собой. Обшаривая глазами горизонт в поисках более удаленного источника дров, он наткнулся взглядом на странный предмет впереди. Что-то небольшое и бесформенное валялось в снегу с лева по курсу. Максимус прикину, стоит ли отклоняться в сторону, но любопытство победило расчетливость, ведь в такой унылой пустыне, что-то необычное на вес золота.
Метров в ста от предмета в голове Максимуса мелькнула ужасная догадка: «Неужели человек». Он прибавил шагу, потом почти побежал. Силы быстро покидали его. Сердце бешено колотилось, легкие разрывались в адском пламени, нижняя одежда моментально промокла. Вдруг он заметил полосу таких знакомых следов. Человек лежал прямо на их пути. Еще несколько шагов и Максимус упал рядом с телом, судорожно переводя дыхание. Но времени отдыхать не было. Он перевернул человека на спину. Посмотрел в бледное лицо священника. Тело еще не задубело, значит, еще есть шанс. Доктор подставил руку к губам человека, ладонь тут же стала согреваться теплым дыханием. «Ну, Слава Богу!» - Воскликнул сквозь слезы Максимус и стал лихорадочно растирать священнику лицо и разминать мышцы. Верхней одежды на нем почему-то не было, и Максимус скинул свою теплую шубу и накинул на Павла. Когда юноша перешел с массажем на ноги священник вдруг вздрогнул и застонал. Глаза его широко открылись, и он резко вскрикнул от боли.
- Максимус?! Это ты, мой мальчик! – Посмотрел он на юношу мутным взглядом. – Оставь меня. Я теперь только лишняя обуза.
Максимус будто не замечал его слов. Он деловито закатал штанину и осмотрел ногу. Одного взгляда на опухшую голень было достаточно, чтобы понять – кость сломана.
- Я оступился и подвернул ногу. – Пояснял священник. – Наверное, растяжение. Я немного полежу, холод уже почти снял боль. Уверен, и опухоль уже немного спала?
- Где ваша одежда и пища? – Хмуро спросил Максимус, предчувствуя что-то недоброе.
- Мне теперь уже все равно не дойти. – Обречено простонал Павел. – А ребятам это еще пригодится.
- Как?! Они оставили вас без одежды и пищи умирать в холодной пустыне?! – Справедливо возмутился Максимус.
- Нет-нет. Что ты?! Я сам предложил им это. Более того, мне пришлось их долго уговаривать, чтобы они продолжили путь без меня. – Заволновался Павел.
- Я бы собственными руками казнил их за такую покладистость! – Скрипнул зубами Максимус.
Павел испуганно вытаращился на него.
- Опомнись, Максимус, не знаешь какого ты духа! – В этот момент если бы священник был в состоянии двигаться, то непременно отшатнулся бы от юноши, как от Сатаны.
Максимус пристально посмотрел на уже не молодого человека, решая, что же теперь с ним делать. В одном он был твердо уверен, что если бы тот даже стал сопротивляться, Максимус все равно не оставил бы его одного умирать.
Прежде всего, надо было оказать больному первую медицинскую помощь. По совету отца с некоторый пор он придавал большое значение клятве Гиппократа. Не обращая внимания на протесты священника, он перекатил его на свою шубу и потянул к кустарнику.
- Этого я понять не могу, - кряхтя от напряжения, бубнил он – люди, которые ради Христа пошли на верную смерть, впоследствии бросили умирать своего раненого брата, лишив его тепла и хлеба, человека, за которого тот же самый Христос некогда отдал Свою Жизнь.
Но Павел ему не противоречил, потому что боль в ноге не давала ему думать ни о чем другом.
Света было еще достаточно, и Максимус наломал прочных веток для шины. Снял с рюкзачка лямки и ощупал ногу больного.
- Сейчас будет больно. – Предупредил он и резким движением поставил кости в надлежащее положение.
Священник приглушенно вскрикнул и потерял сознание. «Тем лучше». – Подумал Максимус и более уверенно стал накладывать шину. Когда все было закончено, Максимус уже так замерз, что с трудом сгибал в локтях руки. Надо было срочно разводить огонь.
Ночью священнику стало хуже. Поднялась температура, он много бредил и не мог в достаточной мере позаботиться о себе, чтобы не замерзнуть. Максимус всю ночь не сомкнул глаз. Надо было постоянно поддерживать огонь и часто переворачивать больного с одного бока на другой, и следить чтобы он ни чего не отморозил. Под утро Павлу стало немного легче, он пришел в себя.
- Мы еще живы? – Были его первые слова.
- Трудно сказать. – Искренне ответил обессиливший Максимус.
- Как наши дела?
- У вас перелом, у меня упадок сил от недостатка сна. – Спокойно отрапортовал доктор.
- Да, неважно. – Согласился Павел. – Что же мы теперь будем делать?
- Либо вместе жить, либо разом умирать.
Священник от этих слов ласково улыбнулся.
- Оправдано ли это? – грустно спросил он.
- С точки зрения земной жизни - нет, с перспективы вечности – да. И вообще, - ободрился Максимус – надо бы поесть.
Жевали молча. Каждый думал о чем-то своем.
- Максимус. – Вдруг прервал молчание священник. – Я должен просить у тебя прощения.
Юноша вернулся к реальности и внимательно посмотрел на Павла. Тот немного смутился, но от своего решения не отступился.
- Да. Ведь мы тогда бросили тебя одного, предали. – Голос священника перешел на шепот. Максимус сразу понял, как сильно это тяготит спутника.
- Вы хотя бы оставили мне одежду и пищу. – Улыбнулся Максимус. – К тому же, я тогда говорил вам, что чувствую себя неуютно в этом обществе, так что, можно сказать, вы сослужили для меня добрую службу.
- Это ты хочешь успокоить меня. Теперь я понимаю, что был полным идиотом, когда согласился с Мигелем следовать вместе с ними без тебя. – Священник вздохнул. – Мне сразу не понравилась эта идея. До сих пор не могу понять, почему я тогда согласился.
- Пути Господни неисповедимы, каждый из нас проходит свою школу. – Максимус встал и стал собирать рюкзак. – Нам надо двигаться, иначе мы потеряем и без того слабый шанс на выживание.
- Но как же я смогу двигаться со сломанной ногой? – В отчаянии спросил себя самого Павел.
- Ты не сможешь двигаться сам, я буду двигать тебя. – Бодро заявил доктор.
Тут же в кустах Максимус сломал две ветвистые достаточно крупные ветки и, бросив на них шубу, положил сверху священника. Получились импровизированные сани. Покрепче обхватив руками два корявых сучка, Максимус наклонился вперед и напрягся. Сани медленно сдвинулись с места и плавно заскользили по снежному насту. Хотя этот метод передвижения не был идеальным, все же это было лучшее, что можно было придумать в данных условиях. Легче было тянуть ветки, нежели нести на себе вес всего тела Павла. К тому же, больной участвовал в своем передвижении самым активным образом – здоровой ногой он мог довольно часто отталкиваться и тем самым почти в половину облегчал усилие, которое прикладывал Максимус к саням, чтобы поддерживать постоянное движение. Каждые пятьсот шагов они останавливались на несколько минут, чтобы перевести дыхание, когда же Максимус теперь слабо защищенный от морозного воздуха начинал замерзать, они продолжали путь. Так прошло несколько изнурительных часов.
Ко времени обеда они проходили до привала уже триста шагов, потом сократили их до ста пятидесяти. Когда стало ясно, что дальше они двигаться не в состоянии, решили сделать обеденный перерыв.
Оба закутались в одну шубу и решили съесть все, что осталось, потому что если до вечера они не доберутся до людей, их ждет неминуемая смерть. Сил уже совсем не оставалось. Последнюю сотню метров священник уже не мог помогать Максимусу, потому что возобновились боли в ноге, и даже легкое сотрясение саней заставляло Павла вскрикивать.
После обеда незамедлительно отправились в путь. Скоро у Павла опять поднялась температура, и он впал в бред.
Дорогие читатели! Не скупитесь на ваши отзывы,
замечания, рецензии, пожелания авторам. И не забудьте дать
оценку произведению, которое вы прочитали - это помогает авторам
совершенствовать свои творческие способности
